Текст книги "Том 7. Стихотворения"

Автор книги: Федор Сологуб

«Обольщенья и печали…»

 
Обольщенья и печали,
Отойдите от меня.
Вы не раз меня венчали,
Чаровали, величали,
Слаще ночи, ярче дня.
 
 
Ваши ласки были жгучи,
Как лобзания бича, —
Но пора! Иные тучи
Надо мной, дорога круче, —
И к чертогу нет ключа.
 

«Почему не подчиняться?…»

 
Почему не подчиняться?
Почему не заблуждаться?
Есть ли где закон чужой?
И не я ли всё объемлю, —
Небо, пламя, воду, землю,
Созидающей душой?
 
 
Наслажденья и мученья,
Заблужденья и прозренья,
Всё свершаю только я,
Воздвигаю все стихии,
Все уделы роковые,
В самовольстве бытия.
 

«Равно для сердца мило…»

 
Равно для сердца мило,
Равно волнует кровь —
И то, что прежде было,
И то, что будет вновь,
И тёмная могила,
И светлая любовь.
 
 
А то, что длится ныне,
Что мы зовём своим,
В безрадостной пустыне
Обманчиво, как дым.
Томимся о святыне,
Завидуем иным.
 

«Светлой предутренней грёзой…»

 
Светлой предутренней грёзой,
Очерком тонким и нежным,
Девственно-белою розой
Светится в сердце мятежном, —
 
 
Нет, не земною женою,
Нет, не из дольных селений!
Это – туманной порою
Небом потерянный гений.
 

«В светлый день похоронили…»

 
В светлый день похоронили
Мы склонившуюся тень.
Кто безгласен был в могиле,
Тот воскрес в великий день, —
 
 
И светло ликует с нами,
Кто прошёл сквозь холод тьмы,
Кто измучен злыми снами
В тёмных областях зимы.
 

Иван-Царевич

 
Сел Иван-Царевич
На коня лихого.
Молвил нам Царевич
Ласковое слово:
 
 
«Грозный меч подъемлю,
В бой пойду я рано,
Заберу всю землю
Вплоть до океана».
 
 
Год проходит. Мчится
Вестник-воин бледный.
Он поспешно мчится,
Шлем иссечен медный.
 
 
«Сгибли наши рати
Силой вражьей злобы.
Кстати иль некстати,
Запасайте гробы.
 
 
Наш Иван-Царевич
Бился с многой славой». —
«Где ж Иван-Царевич?» —
«В битве пал кровавой».
 

«Давно в степи блуждая дикой…»

 
Давно в степи блуждая дикой,
Вдали от шумного жилья,
Внезапно благовест великий,
Соборный звон услышал я.
 
 
Охвачен трепетным смятеньем,
Забывши тесный мой шалаш,
Спешу к проснувшимся селеньям,
Твержу: «Товарищи, я – ваш!»
 
 
Унынье тёмное уснуло,
Оставил душу бледный страх, —
И сколько говора и гула
На перекрёстках и путях!
 

«Клеветники толпою чёрной…»

 
Клеветники толпою чёрной
У входа в город нам кричат:
«Вернитесь! То не звон соборный,
А возмущающий набат».
 
 
Но кто поверит лживым кликам?
Кому их злоба не ясна,
Когда в согласии великом
Встаёт родимая страна?
 

«В толпе благим вещаньям внемлют…»

 
В толпе благим вещаньям внемлют.
Соборный колокол велик,
Труды бесстрашные подъемлют
Его торжественный язык.
 
 
Он долго спал, над колокольней
Зловещим призраком вися,
Пока дремотой подневольной
Кругом земля дремала вся.
 
 
Свободный ветер бури дальней,
Порою мчась издалека,
Не мог разрушить сон печальный,
Колыша медные бока.
 
 
И лишь порою стон неясный
Издаст тоскующая медь,
Чтобы в дремоте безучастной
Опять бессильно онеметь.
 
 
Но час настал, запрет нарушен,
Разрушен давний тяжкий сон,
Порыву гордому послушен
Торжественно-свободный звон.
 

«Слепой судьбе противореча…»

 
Слепой судьбе противореча,
Горит надеждами восток,
И праздник радостного веча,
Великий праздник, недалёк.
 
 
Он куплен кровью наших братий,
Слезами матерей омыт,
И вопль враждующих проклятий
Его победы не смутит.
 

Время битвы

 
Наше злое время – время лютой битвы.
Прочь кимвал и лиру! Гимнов не просите,
Золотые струны на псалтири рвите!
Ненавистны песни, не к чему молитвы.
 
 
О щиты мечами гулко ударяя,
Дружно повторяйте клич суровой чести,
Клич, в котором слышен голос кровной мести,
Клич, в котором дышит сила огневая.
 
 
Песни будут спеты только после боя,
В лагере победы, – там огни зажгутся,
Там с гремящей лиры звуки понесутся,
Там польётся песня в похвалу героя.
 
 
Над телами ж мёртвых, ночью после сечи,
Будет петь да плакать только ветер буйный
И, плеща волною речки тихоструйной,
Поведёт с лозою жалобные речи.
 

Гимны Родине

 
О Русь! В тоске изнемогая,
Тебе слагаю гимны я.
Милее нет на свете края,
  О родина моя!
 
 
Твоих равнин немые дали
Полны томительной печали,
Тоскою дышат небеса,
Среди болот, в бессильи хилом,
Цветком поникшим и унылым,
Восходит бледная краса.
 
 
Твои суровые просторы
Томят тоскующие взоры
И души, полные тоской.
Но и в отчаяньи есть сладость.
Тебе, отчизна, стон и радость,
И безнадёжность, и покой.
 
 
Милее нет на свете края,
О Русь, о родина моя.
Тебе, в тоске изнемогая,
  Слагаю гимны я.
 

 
Люблю я грусть твоих просторов,
Мой милый край, святая Русь.
Судьбы унылых приговоров
Я не боюсь и не стыжусь.
 
 
И все твои пути мне милы,
И пусть грозит безумный путь
И тьмой, и холодом могилы,
Я не хочу с него свернуть.
 
 
Не заклинаю духа злого,
И, как молитву наизусть,
Твержу всё те ж четыре слова:
«Какой простор! Какая грусть!»
 

 
Печалью, бессмертной печалью
Родимая дышит страна.
За далью, за синею далью
Земля весела и красна.
 
 
Свобода победы ликует
В чужой лучезарной дали,
Но русское сердце тоскует
Вдали от родимой земли.
 
 
В безумных, в напрасных томленьях
Томясь, как заклятая тень,
Тоскует о скудных селеньях,
О дыме родных деревень.
 

Неурожай

 
Над полями ходит и сердито ропщет
  Злой Неурожай,
Взором землю сушит и колосья топчет, —
  Стрибог, помогай!
 
 
Ходит дикий, злобный, хлеб и мнёт, и душит,
  Обошёл весь край,
И повсюду землю гневным взором сушит, —
  Стрибог, помогай!
 
 
Губит наших деток неподвижным взором
  Злой Неурожай.
Голодом томимы, молим хриплым хором:
  Стрибог, помогай!
 

«Не доживу до светлых дней…»

 
Не доживу до светлых дней,
Не обрету тебя, свобода,
И вдохновенного народа
Я не увижу. В мир теней,
Как от пустого сновиденья,
Я перейду без сожаленья
И без тоски. Но всё же я
Из тёмных недр небытия
Хотел бы встать на час единый, —
Перед всемирною кончиной
Изведать ясность жития!
 

«О как мы слабы и ничтожны!..»

 
О как мы слабы и ничтожны!
Мы и смеёмся и рыдаем.
Слова и взоры наши ложны,
И правды мы не знаем.
 
 
Блажен могучий и покорный.
В нём есть терпенье и решимость.
Пред светлым днём, пред ночью чёрной
Он сохранит невозмутимость.
 

«Розы битв жестоких…»

 
Розы битв жестоких
На полях далёких,
Алой крови розы
На полях чужбины.
 
 
Матерей томленье,
Слёзы и моленье
Льются, льются слёзы,
Слёзы злой кручины.
 

Жарким летом

 
Безумно душен и тяжёл
Горячий воздух. Лютый, красный,
Дракон качается, – напрасный
И безнадежный произвол.
 
 
Долину сонную объемлет
Изнемогающая лень,
И тишина в полях, и дремлет
  Лесная тень.
 
 
Не отдыхает в поле жница.
Её бичует лютый зной.
Не раз невольною слезой
Её увлажнена ресница.
 
 
С серпом сгибается она,
Не видя грозных нив лазури, —
Но близость бури, милой бури,
Её томлению ясна…
 
 
И ярой бури ждёт долина,
И неподвижно вся молчит,
И только робкая осина
Тихонько листьями дрожит.
 

«Ожиданья дни жестоки…»

 
Ожиданья дни жестоки.
Истомилася любовь.
На враждующем востоке
Льётся братьев наших кровь.
 
 
И, о мире воздыхая,
Слёзно Господа моля,
Вся от края и до края
Стонет русская земля.
 
 
Слёзы матери печальной!
Кто ведёт вам поздний счёт?
Кто стране многострадальной
Утешенье принесёт?
 

«Для чего этой тленною жизнью болеть…»

 
Для чего этой тленною жизнью болеть
И к утехам её мимолётным стремиться?
Есть блаженство одно: сном безгрёзным забыться
  Навсегда, – умереть.
 
 
Вот волна набежала на влажный песок,
Прошептала прощальный привет и разбилась;
Вот в далёком окошке потух огонёк,
  Вот звезда, догорая, скатилась.
 
 
В умираньи, в безропотном этом мельканьи
Для души, безнадёжно отравленной, есть
Благодатная тайна, – о вечном созданьи
  Вожделенная весть.
 

«Высоко я тебя поставил…»

 
Высоко я тебя поставил,
Светло зажёг, облёк в лучи,
Всемирной славою прославил,
Но от склонений не избавил,
И в яркий жар твой я направил
Неотразимые мечи.
 
 
Горишь ли ты над небосклоном,
Иль утомлённый клонишь лик,
Мои мечи с тяжёлым звоном
Тебя разят, – и долгим стоном
Моим ответствуя законам,
Ты к алым областям приник.
 
 
И уж напрасно хочешь целым
Остаться ты, надменный Змей,
Святым, торжественным и белым, —
Я волю дал восстаньям смелым.
Стремись же к пламенным пределам,
И, тяготея, пламеней.
 

«Я печален, я грешен…»

 
  Я печален, я грешен, —
Только ты не отвергни меня.
Я твоей красотою утешен
В озареньи ночного огня.
 
 
  Не украшены стены,
Жёлтым воском мой пол не натёрт,
Я твоей не боюся измены,
Я великою верою твёрд.
 
 
  И на шаткой скамейке
Ты, босая, сидела со мной,
И в тебе, роковой чародейке,
Зажигался пленительный зной.
 
 
  Есть у бедности сила, —
И печалью измученный взор
Зажигает святые светила,
Озаряет великий простор.
 

«Как тучки в небе, в сердце тают…»

 
Как тучки в небе, в сердце тают
Желанья гордые мои,
И голоса мечты смолкают,
Как на рассвете соловьи.
 
 
Забыв надменные порывы,
Ловя попутную струю,
Стремлю в покойные заливы
  Мою ладью, —
 
 
И там, где тёмной тенью вётел
Я буду кротко осенён,
Всё то, чем душу я заботил,
Отвеет непробудный сон.
 

«Тихая дорога…»

 
Тихая дорога,
И над нею сосны.
Отдохнём немного,
Комары несносны.
 
 
Смотрят дети хижин
В тихом нетерпеньи,
Но залив недвижен,
Лодки в отдаленьи.
 
 
Видишь, – на закате
Тихо и багряно.
Стёкла в дальней хате
Светятся румяно.
 

«Птицы ранние чирикали…»

 
Птицы ранние чирикали, —
  Ты надела сарафан,
Не тебя ли это кликали
  За ночной туман?
 
 
Чуть прикрыта тканью тонкою,
  Без платка и босиком,
С песней радостной и звонкою,
  Ты проходишь под окном.
 
 
Над тобой ветвями сочными
  Зашумел зелёный сад, —
За мечтами непорочными
  Очи весело глядят.
 
 
Дали всё ещё туманятся,
  На траве ещё роса, —
Щёки нежные румянятся,
  Развевается коса.
 

«Тропинка вьётся…»

 
  Тропинка вьётся,
  Река близка,
И чья-то песня раздаётся
  Издалека.
 
 
  Из-за тумана
  Струясь, горя,
Восходит медленно и рано
  Моя заря.
 
 
  И над рекою
  Проходишь ты.
Цветут над мутной глубиною
  Твои мечты.
 
 
  И нет печали,
  И злых тревог, —
Росинки смехом задрожали
  У милых ног.
 

«Прохладная забава…»

 
Прохладная забава, —
Скамейка челнока,
Зелёная дубрава,
Весёлая река.
 
 
В простой наряд одета,
Сидишь ты у руля,
Ликующее лето
Улыбкою хваля.
 
 
Я тихо подымаю
Два лёгкие весла.
Твои мечты я знаю, —
Душа твоя светла.
 
 
Ты слышишь в лепетаньи
Прозрачных, тихих струй
Безгрешное мечтанье,
Невинный поцелуй.
 

«Прозрачный сок смолистый…»

 
Прозрачный сок смолистый,
Застывший на коре.
Пронизан воздух мглистый
Мечтаньем о заре.
 
 
Скамейка у забора,
Далёкий плеск реки.
Расстаться надо скоро…
Пожатие руки…
 
 
Ты скрылась в тень густую
В замолкнувшем саду.
Гляжу во мглу ночную,
Один в полях иду.
 
 
Застенчивой весною,
Стыдяся белых ног,
Не ходишь ты со мною
Просторами дорог.
 
 
Но только ноги тронет
Едва-едва загар,
Твой легкий стыд утонет
В дыханьи вешних чар,
 
 
И в поле ты, босая, —
В платочке голова, —
Пойдёшь, цветкам бросая
Весёлые слова.
 

«Опять заря смеяться стала…»

 
Опять заря смеяться стала,
Про ночь забыли небеса,
И переливно задрожала
На свежей зелени роса.
 
 
Ты гордый стыд преодолела,
Ты победила сонм тревог,
И пышных платьев не надела,
И не обула нежных ног.
 
 
Конец исканиям мятежным.
Один лишь путь, смиренный – прав.
К твоим ногам, в лобзаньи нежном,
Приникли стебли тихих трав.
 
 
И свежесть утренней прохлады
Тебя лаская обняла.
Цветы душисты, птицы рады,
Душа свободна и смела.
 

«Прикосновенье сочных трав…»

 
  Прикосновенье сочных трав
К твоим ногам и ласково, и нежно.
Смиренный путь спасителен и прав,
  А ты бежал его мятежно.
 
 
  Теперь, спокойный и простой,
Ты вышел на простор и рад простору.
И небо так спокойно над тобой,
  И так вся даль доступна взору.
 

«Убитые камнем дороги жестоки…»

 
Убитые камнем дороги жестоки.
Лесная прохлада, обвей, очаруй.
Кто вброд переходит лесные потоки,
Тот знает, как сладки лобзания струй.
 
 
Омытые ноги высоко открыты,
Целуя колени, ликует волна.
От света, от ветра не надо защиты,
Смеяться не станет в лесу тишина.
 

«Вдали от скованных дорог…»

 
Вдали от скованных дорог,
  В сиянии заката,
Прикосновеньем нежным ног
  Трава едва примята.
 
 
Прохлада веет от реки
  На знойные ланиты, —
И обе стройные руки
  Бестрепетно открыты.
 
 
И разве есть в полях цветы,
  И на небе сиянье?
Улыбки, шёпот, и мечты,
  И тихое лобзанье.
 

«Люби меня ясно, как любит заря…»

 
Люби меня ясно, как любит заря,
Жемчуг рассыпая и смехом горя.
Обрадуй надеждой и лёгкой мечтой
И тихо погасни за мглистой чертой.
 
 
Люби меня тихо, как любит луна,
Сияя бесстрастно, ясна, холодна.
Волшебством и тайной мой мир освети, —
Помедлим с тобою на тёмном пути.
 
 
Люби меня просто, как любит ручей,
Звеня и целуя, и мой, и ничей.
Прильни и отдайся, и дальше беги.
Разлюбишь, забудешь, – не бойся, не лги.
 

«Настало время чудесам…»

 
Настало время чудесам.
Великий труд опять подъемлю.
Я создал небеса и землю,
И снова ясный мир создам.
 
 
Настало творческое время.
Земное бремя тлеет вновь
Моя мечта, моя любовь
Восставит вновь иное племя.
 
 
Подруга-смерть, не замедляй,
Разрушь порочную природу,
И мне опять мою свободу
Для созидания отдай.
 

«Жизнь проходит в лёгких грёзах…»

 
Жизнь проходит в лёгких грёзах,
Вся природа – тихий бред, —
И не слышно об угрозах,
И не видно в мире бед.
 
 
Успокоенное море
Тихо плещет о песок.
Позабылось в мире горе,
Страсть погибла, и порок.
 
 
Век людской и тих, и долог
В безмятежной тишине,
Но – зачем откинут полог,
Если въявь, как и во сне?
 

Змеиные очи

 
Лес, озарённый луною,
Ждёт не дождётся чудес.
Тени плывут над рекою.
Звёзды сияют с небес.
 
 
В поле, в одежде туманной,
Ходит неведомый сон.
В сон, непонятный и странный,
Лес, как душа, погружён.
 

«Под черёмухой цветущей…»

 
Под черёмухой цветущей
Я лежал в июльский зной,
И вероники ползущей
Цвет увидел голубой.
 
 
Стало весело. На небе ль,
На земле ли, – я не знал.
Я сорвал ползучий стебель,
И листки поцеловал,
 
 
И, покрыты волосками,
Были нежны те листки,
Словно я прильнул губами
К локтю девичьей руки.
 

«Плеснула рыбка под водой…»

 
Плеснула рыбка под водой,
И покачнулась там звезда.
Песок холодный и сырой,
А в речке тёплая вода.
 
 
Но я купаться подожду, —
Слегка кружится голова, —
Сперва я берегом пройду.
Какая мокрая трава!
 
 
И как не вздрогнуть, если вдруг
Лягушка прыгнет стороной,
Иль невзначай на толстый сук
Наступишь голою ногой!
 
 
Я не боюсь, но не пойму,
Зачем холодная трава,
И тёмный лес, и почему
Так закружилась голова.
 

«Как согласно сердце бьётся…»

 
Как согласно сердце бьётся
С полуночной тишиной!
Как послушно подаётся
Прах дорожный подо мной!
 
 
Ночь светла, мне сны не снятся,
Я в полях иду босой.
Тихо травы серебрятся,
Брызжут на ноги росой.
 
 
Речка плещет и струится
Там, за тихою горой,
Чтоб со мной повеселиться
Смехом, пляской да игрой.
 
 
Как отрадно окунуться,
Брызгать тёплою водой!
Только ты не смей проснуться,
Водяной, старик седой!
 

«Твоя печаль осенена…»

 
Твоя печаль осенена
Сосною мрачной да берёзой.
К тебе лесная тишина
Прильнула с ласковою грёзой.
 
 
Сегодня поутру лоза
Твоё лобзала жадно тело,
А здесь – последняя слеза
С твоей щеки сейчас слетела.
 
 
И жгучий стыд, и боль, и страх
Уже забыты понемногу, —
Ручей звенит, и луг в цветах,
На воле ты, – и слава Богу.
 

«Забелелся туман за рекой…»

 
Забелелся туман за рекой.
Этот берег совсем невысок,
И деревья стоят над водой,
И теперь я совсем одинок.
 
 
Я в кустах поищу хворостин,
И в костёр их на берег сношу,
И под ними огонь воскрешу,
Посижу, помечтаю один.
 
 
И потом, по теченью реки,
Потихоньку пойду босиком, —
А завижу вдали огоньки,
Буду знать я, что близок мой дом.
 

«Ночь усмирила меня…»

 
Ночь усмирила меня,
Нет голосов и огней.
Только желанием дня
Будит мечты соловей.
 
 
Только пред тем, чтобы спать,
Полная светит луна.
Лечь-то я лёг на кровать, —
Глаз не отвесть от окна.
 
 
Встал бы, пошёл поскорей
Там, по траве, по сырой.
Нет, на подушке моей
Сон над моей головой.
 

«В безмолвной пустыне…»

 
В безмолвной пустыне,
Где жаркий песок и гранит,
Где небо безоблачно-сине,
Где жгучее солнце блестит,
 
 
Стоит под скалой одиноко
Забытая арфа и ждёт,
Что ветер, примчась издалёка,
Тихонько в струнах запоёт.
 
 
Встречает пустыня нагая
Нагие, горючие дни.
Над арфой немой пролетая,
В ней звуков не будят они.
 
 
И ночи летят торопливо, —
На их молчаливый полёт
Молчание смотрит ревниво,
И струн им задеть не даёт.
 

Золушка

 
  Радостно-чистый
Образ простой красоты,
Милый, как ландыш душистый, —
Это, смиренная, ты.
 
 
  Вечно в загоне,
Вечно в тяжёлых трудах.
Сестры – ленивые сони,
Дом у тебя на руках.
 
 
  Чем тебе плотят?
Брань да попреки всегда,
А иногда поколотят!
Ты говоришь: «Не беда!»
 
 
  Только немного,
Если уж станет невмочь,
Плачешь, таясь у порога,
О, нелюбимая дочь.
 
 
  Ясные глазки,
Золушка, вытри скорей,
Верь в исполнение сказки,
Жди утешительных дней.
 
 
  Скоро хрустальный
Будет готов башмачок,
И повезут тебя в дальний,
Раззолочённый чертог.
 
 
  Радостно-чистый
Образ простой красоты,
Милый, как ландыш душистый, —
Это, смиренная, ты.
 

Выбор

 
На перепутьи бытия,
Томясь таинственной тревогой,
Стоял и долго думал я,
Какою мне идти дорогой.
 
 
И появились предо мной
Два духа: светлый дух мечтаний,
Сиявший горней белизной,
И строгий дух земных исканий.
 
 
Надежды радостный фиал
От духа нежного я взял,
И на фиале надпись: «Слава».
Не отрываясь, грёзы пью, —
И вот холодная отрава
Сгущает быстро кровь мою.
 
 
Я вижу, – выбор был ошибкой, —
И кубок падает, звеня,
А гений жизни от меня
Летит с презрительной улыбкой.
 

«Живи и верь обманам…»

 
Живи и верь обманам,
И сказкам и мечтам.
Твоим душевным ранам
Отрадный в них бальзам.
 
 
И жизни переменной
Нектар кипучий пей,
Напиток сладкопенный
Желаний и страстей.
 
 
За грани жизни дольной
Очей не устремляй,
И мыслью своевольной,
Природы не пытай.
 
 
Вещают тайну тени.
Для смелого ума
В них смертные ступени,
Предсказанная тьма.
 
 
О, смертный, верь обманам,
И сказкам, и мечте,
Дивись мирским туманам,
Как вечной красоте.
 

«Навек налажен в рамках тесных…»

 
Навек налажен в рамках тесных
Строй жизни пасмурной, немой.
Недостижимей звёзд небесных
Свободной жизни блеск и зной.
 
 
Одной мечтою в час досуга
Я обтекаю вольный свет,
Где мне ни подвига, ни друга,
Ни наслаждений бодрых нет.
 
 
Томясь в завистливой печали,
Слежу задумчиво тогда,
Как выплывают из-за дали
Деревни, степи, города,
 
 
Мелькают лица, платья веют,
Смеются дети, солнце жжёт,
Шумят стада, поля пестреют,
Несутся кони, пыль встаёт…
 
 
Ручья лесного нежный ропот
Сменяет рынка смутный гул.
Признания стыдливый шёпот
В базарных криках потонул.
 

«Уйдёшь порой из солнечной истомы…»

 
Уйдёшь порой из солнечной истомы
  В лесной приют, —
Но налетают жалящие гномы,
  И крови ждут.
 
 
Лесной тиран, несносная докука,
  Комар-палач!
Твой тонкий писк томителен, как скука,
  Как детский плач.
 

«Голос наш ужасен…»

 
Голос наш ужасен
Нашим домовым;
Взор наш им опасен, —
Тают, словно дым.
 
 
И русалки знают,
Как мы, люди, злы, —
Вдалеке блуждают
Под защитой мглы.
 
 
Нечисть вся боится
Человечьих глаз,
И спешит укрыться, —
Сглазим мы как раз.
 

«Небо жёлто-красное зимнего заката…»

 
Небо жёлто-красное зимнего заката,
Колокола гулкого заунывный звон…
Мысли, проходящие смутно, без возврата,
Сердца наболевшего неумолчный стон…
 
 
Снегом занесённые, улицы пустые,
Плачу колокольному внемлющая тишь…
Из окошка вижу я кудри дымовые,
Вереницы тесные деревянных крыш.
 
 
Воздух жгучим холодом чародейно скован.
Что-то есть зловещее в этой тишине.
Грустью ожидания разум очарован.
Образы минувшего снова снятся мне.
 

«Вот у витрины показной…»

 
Вот у витрины показной
Стоит, любуясь, мальчик бедный.
Какой он худенький, и бледный,
И некрасивый, и больной!
 
 
Блестят завистливо и жадно
Его широкие глаза.
Порой сверкнёт на них слеза,
И он вздыхает безотрадно.
 
 
Вот нагляделся он, идёт.
Вокруг него шумит столица.
Мечтаний странных вереница
В душе встревоженной растёт.
 

«Я ждал, что вспыхнет впереди…»

 
Я ждал, что вспыхнет впереди
Заря, и жизнь свой лик покажет
  И нежно скажет:
    «Иди!»
 
 
Без жизни отжил я, и жду,
Что смерть свой бледный лик покажет
  И грозно скажет:
    «Иду!»
 

«Вчера в бессилие печали…»

 
Вчера в бессилие печали
Я был угрюмо погружён, —
Слова докучные звучали,
И чьи-то тяжкие шаги.
 
 
Из-за угла за мной следили
Глаза неутомимых жён,
За мной по улицам ходили
Неумолимые враги.
 

«Настроений мимолётных…»

 
Настроений мимолётных
Волны зыбкие бегут
И стремлений безотчётных
Пену мутную несут.
 
 
Сменой их нетерпеливой
Как душа утомлена!
Как тревогою ревнивой
О промчавшемся полна!
 
 
Лаской, негой, песней звучной,
О, волшебница любовь!
Задержи полёт докучный
Исчезающих часов.
 
 
Оборви рукою нежной
Ту связующую нить,
Что из сердца в мир безбрежный
Я, безумец, вздумал свить!
 
 
Отгони своим дыханьем
Звуки жизни, жизни сны,
И повей очарованьем
Расцветающей весны.
 
 
Очаруй мой дух унылый,
Утомлённый и больной,
Грёзой девственной и милой,
Небледнеющей мечтой.
 

«…Не рождена притворством…»

 
…Не рождена притворством
Больная песнь моей тоски:
Её жестокие тиски
Ни трудовым моим упорством,
Ни звонкой радостью весны
Не могут быть побеждены.
 
 
Её зародыши глубоки,
Её посеяли пороки,
И скорбь слезами облила,
И солнце правды беспощадной
Дарует жизни безотрадной
Довольно света и тепла.
 

«Цветы роняют вешний аромат…»

 
Цветы роняют вешний аромат,
Слова теряют смысл первоначальный,
Сменился юный пыл досадою печальной,
И песни прежние докучливо звучат, —
 
 
И лишь позор нагого преступленья
  Заманчив, как всегда,
И сладко нам немое исступленье
  Безумства и стыда.
 

«Полон дикими мечтами…»

 
Полон дикими мечтами,
Устремил я взоры в твердь,
Где лазурными очами
И блестящими лучами
Улыбается мне смерть.
 
 
Там прозрачно тучи тают,
Там покорно и мертво,
Там багряно умирают
Грёзы сердца моего.
 
 
На лицо моё упали
Беспощадные лучи,
Как могучий вопль печали,
Безотрадно горячи.
 
 
Укоризненно и строго
Ими смерть мне шлёт отказ:
«Жди, – не кончена дорога,
Не настал ещё твой час».
 
 
Вся горит и вся сверкает
Залитая солнцем твердь,
Где в пустой дали сияет
Утешительница-смерть.