Текст книги "Божественные истории (ЛП)"

Автор книги: Эйми Картер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Тяжело сглотнув, я замечаю ракушку рядом с тем местом, где только что была его левая нога. Я поднимаю её, промываю в океане и сжимаю в руке, будто в ней содержится ответ на вопрос, когда вернётся Арес. Но это просто ракушка, у неё нет никакого ответа. Тем не менее, я забираю её с собой в грот.

Я провожу ночь в слезах, хоть это и расстраивает Эроса. Когда он плачет, я просто рыдаю сильнее и прижимаю его к себе так, будто от него зависит моя жизнь. В каком-то смысле так и есть. Ареса нет, даже если только временно, и у меня есть один лишь Эрос. Я снова стала простой бессмертной, ждущей, когда жизнь вновь загорится во мне. По крайней мере, Арес дождался родов. По крайней мере, он знает, что я не выдержу одиночества.

Это само по себе доказательство того, как сильно он меня любит, и я заставляю себя помнить об этом.

* * *

Каждый день на закате я хожу на пляж, ожидая его возвращения. Строю планы, чем мы займёмся, когда снова будем вместе. В плохие дни я даже подумываю вернуться на Олимп, просто чтобы узнать, как у него дела. Но со мной рядом Эрос – я смотрю, как он взрослеет, и это возвращает мне волю к жизни.

– Не так быстро! Эрос! – весело смеюсь, я бегу за своим малышом по пляжу. Солнце согревает нас сверху, а нежные волны ласкают ступни. Идеальнее этот день могло бы сделать только возвращение Ареса.

Эрос останавливается возле какой-то горы деревяшек неподалёку от пещеры, которую мы изучили уже вдоль и поперёк. Опустившись на колени, он что-то выискивает среди брёвен и верёвок – похоже, течение принесло к берегу разбитый плот. Я присаживаюсь рядом с ним.

– Что ты там ищешь?

Он не отвечает мне, но тут вдруг его лицо озаряется, и он достаёт что-то из кучи веток.

– Ракушка! – объявляет он и кладёт бело-коралловую спираль на мою ладонь.

Из всех ракушек, что мы нашли на пляже за это время – по одной за каждый день отсутствия Ареса, – эта самая прекрасная. Я кручу её в руках, восхищаясь её совершенством. Как же я скучаю по нему. Безумно. И хотя мне удаётся скрывать это от Эроса, маленькая ракушка вызывает слишком сильные эмоции. Любовь к сыну – не то же самое, что любовь к Аресу. Мне нужны те чувства.

Пока я изо всех сил стараюсь не разрыдаться перед сыном, сам Эрос снова поднимается на ноги и бежит к пещере. У меня перед глазами всё плывёт от слёз, я вытираю их, поднимаясь.

– Эрос, маленький мой, не ходи туда без меня.

Он, естественно, не останавливается. Я следую за ним. Он бессмертен, ничто не может ему навредить. Но он может потеряться, а я этого не хочу.

Догоняя его, я замечаю следы на песке. Не маленьких ножек Эроса, а какие-то неровные и большие, как у взрослого человека. Мужчины.

Убрав ракушку, я поднимаю Эроса на руки и прижимаю к своему бедру. Он вскрикивает, сопротивляясь, но я целую его в макушку и иду дальше в пещеру. Следы вскоре становятся шаркающими, будто кто-то не мог перебирать больше ногами под тяжестью своего веса. Мог ли Арес вернуться, не сказав мне? Но зачем ему разбитый плот и почему он пошёл сюда, а не в наш грот за водопадом?

Нет, тут явно кто-то ранен. Арес никак не мог пострадать в войне между смертными. Это не он.

– Ау? – зову я, проглатывая разочарование. Мне никто не отвечает. Я заглядываю в пещеру. Она меньше размером той, где мы живём, и мне приходится щуриться, чтобы разглядеть что-либо в темноте. – Здесь кто-нибудь есть?

Резкий кашель. Я прижимаю Эроса крепче к себе и взмахиваю рукой. Огонь загорается посреди пещеры. Свернувшись в ближайшем уголке, в лохмотьях сидит мужчина. Он весь тёмный: угольно-чёрные волосы, щетина на щеках, даже кожа у него загорелая.

До меня доходит противный запах, я морщу нос. Кровь. Запах войны и жестокости. Не отпуская Эроса, я приближаюсь к скорченной фигуре. Тени танцуют на стенах пещеры, из-за чего его силуэт сложно разглядеть, но я всё же рассматриваю его.

Его поза совершенно не естественная. Ноги искалечены – просто чудо, что он вообще оставил хоть какие-то следы. Часть груди вогнута, будто на него упал огромный булыжник, и дыхание тяжёлое. Но, по крайней мере, он дышит. Живой.

– Эрос, – я опускаю сына на землю, – мне нужно, чтобы ты сделал в точности, как я говорю. Мы сейчас вместе пойдём. Ты не будешь никуда сворачивать или убегать, обещаешь?

Эрос серьёзно кивает, каким-то образом осознавая тяжесть ситуации, несмотря на свой юный возраст. Он обнимает меня за ногу, а я тем временем взмахиваю руками. Это даётся мне непросто, и мужчина стонет, но его искалеченное тело поднимается в воздух.

Я выношу его из пещеры, и через три секунды на солнце он теряет сознание. Уж не знаю, от боли или от потрясения, что он висит в воздухе без какой-либо поддержки. Как бы то ни было, хорошо, что мне не придётся отвечать на неудобные вопросы.

Я понимала, что Аресу это не понравится, если он узнает, но всё же переношу молодого человека в наш грот. Он стонет, когда я опускаю его на подушки. На его руках засохшая кровь. Это плохо. Это очень, очень, очень плохо.

Я усаживаю Эроса в углу рядом с корзиной цветов и поручаю плести венки. Мне нужно, чтобы никто меня не отвлекал сейчас.

«Аполлон?»

Я посылаю мысленный зов в небо изо всех сил. Скоро заход солнца, как и на Олимпе, который вечно пребывает между днём и сумраком, и это стирает границу. Если только Аполлон не гуляет где-нибудь по земле. Его сложно назвать домоседом.

Я задерживаю дыхание. Не то чтобы мне вообще нужен кислород, но это заставляет верить, что при достаточном напряжении всё сработает. Проходит десять секунд, затем пятнадцать, двадцать. Я уже собираюсь попробовать снова, как вдруг…

«Афродита?» – мысль окрашена лёгким удивлением. – «Что случилось? Ты в порядке?»

Я облегчённо выдыхаю.

«Я нашла смертного. Он при смерти. А я не умею исцелять».

Проходит ещё несколько секунд.

«Зевс наблюдает за мной. Если я сейчас отправлюсь к тебе, он узнает, где ты».

Я колеблюсь, оглядывая наше с Аресом тайное жилище. Если Аполлон придёт сюда, нам, возможно, придётся отказаться от всего этого. От обустроенного дома, от счастливых воспоминаний, связанных с этим местом… Возможно, даже от Эроса. Кто знает, позволит ли папочка забрать его с нами на Олимп. Я могу потерять всё ради одного смертного.

Мужчина в углу издаёт тихий болезненный всхлип, от которого у меня разрывается сердце. К чёрту всё. Даже если папа меня найдёт – пускай. Он никогда не отнимет у меня семью.

«Мне всё равно. Ему нужна твоя помощь», – я мысленно посылаю ему образ острова и направление до него от Олимпа. Солнце уже почти село. – «Скорее».

Пока жду Аполлона, я сажусь рядом с мужчиной и касаюсь его щеки – единственный участок его тела, который не пострадал. Его дыхание становится рваным, но он по-прежнему не приходит в сознание. Я подозреваю, что ему очень больно и вообще не понимаю, как можно пережить всё это и остаться в живых.

Ночные звуки леса прерывает шорох листьев. Наконец, в грот заходит мой брат. Он приседает рядом с незнакомцем, отгоняя меня в сторону. Я сажусь на корточки и встревоженно наблюдаю. Прошло уже слишком много времени. Но Аполлон не колеблется. Он водит руками над пострадавшим, от его ладоней исходит золотистое свечение. Я впервые смотрю, как он кого-то исцеляет. Я знала, что он это умеет, но тут такой тяжёлый случай… Это вообще возможно?

Эрос подходит ко мне и обнимает пухлыми ручками за шею. Я притягиваю его в свои объятья, утыкаюсь лицом в его волосы. Его кудри точно такого же оттенка, как и у Аполлона. Глупо думать о таком, когда на моих глазах человек балансирует на грани жизни и смерти, но это приносит мне некое утешение.

Наконец, Аполлон отстраняется. Не знаю, сколько прошло времени, но Эрос уснул у меня на руках – от него исходит любовь, словно он чувствует, что мне это сейчас нужно. Может, так и есть. У моего сына есть дар, который я только начинаю понимать. Я прижимаю его крепче к себе.

– Он будет жить?

Аполлон мрачно кивает. Он бледен, словно вложил всего себя в исцеление этого незнакомца.

– Я сделал, что мог. Ему ещё понадобится время.

– Он может остаться здесь, – едва произношу это вслух, как сама слышу беспокойство в своём голосе. Но ни один смертный не посмеет причинить вред богине. И даже если он попытается, я просто выброшу его в океан. Однако что-то мне подсказывало – наверное, его расслабленное выражение лица, после того как Аполлон избавил его от боли, – что он не станет вредить нам.

– Арес не будет против? – уточняет Аполлон. Я пожимаю плечами.

– Ареса здесь нет.

У меня будет одной тайной больше.

Аполлон дотрагивается до моего лица. Даже его глаза потеряли все краски.

– Мне тебя не хватает, – признаётся он. – Если ты не знала, то мы все на вашей с Аресом стороне.

Я слабо улыбаюсь. Как-то не особо верится. Артемида, Афина и даже наши тётушки – все считали нашу любовь безрассудной. Но она настоящая, и я готова терпеть их неодобрение, если это цена моего счастья. Пусть остаются на Олимпе рядом с папой, одинокие, несчастные, покрытые плесенью и паутиной до конца своих дней.

– Останься на ночь, – приглашаю я.

Он не спорит и вскоре засыпает в другом углу. Пламя потихоньку догорает, оставляя лишь угольки, но я сижу всю ночь неподвижно. Слишком напуганная. В любой момент папа может найти меня. В любой момент Арес может вернуться. В любой момент незнакомец может открыть глаза.

В любой момент моя жизнь изменится навсегда. Если только это уже не случилось.

Я заставляю себя расслабиться. Пока что мне ничего не грозит, и у меня есть Эрос. Папа не отнимет его у меня. Даже не станет пытаться, зная, что тем самым причинит мне боль.

Всё будет хорошо. Я должна верить в это. Ради Эроса, ради этого незнакомца и ради самой себя.

* * *

Когда Аполлон уходит на закате следующего дня, незнакомец всё ещё спит. Пока нимфы присматривают за ним, я набираю воды, трав, ягод, чтобы ему было чем питаться. Надеюсь, этого достаточно. Я не знаю, как много едят смертные.

Впервые с того дня, как Арес ушёл, я не ходила на пляж. Идеальная ракушка, которую нашёл Эрос, пополнила коллекцию из сотни таких же у входа в грот. Но я почти не думаю об этом, пока рядом незнакомец. Пропустить один день нестрашно. Смертному нужна моя помощь больше, чем Аресу – мои страдания.

То, что сделал Аполлон, впечатляет. Тело мужчины было выпрямлено, самые серьёзные из ран заживлены. Остались кое-какие синяки и царапины, но сердце уже бьётся ровно. Это немало.

Вскоре после захода солнца дыхание незнакомца внезапно изменяется. Оно становится быстрее, тяжелее, и здоровая рука начинает ощупывать землю в поисках чего-то.

– Не двигайся, – говорю я, дотронувшись до его костяшек. – Ты можешь навредить себе.

Он с трудом открывает опухшие глаза. У него тёмная внешность, но радужки – светло-серые, цвета камней.

– Кто… – он запинается и облизывает губы. Очевидно, ему больно говорить, но я знаю, что он хотел спросить. И не могу сказать правду. Он всё равно не поверит.

– Друг. А ты кто?

Он пытается сесть. Из его груди слышится какой-то хрип. Я мало что знаю о человеческой анатомии, но это явно какой-то нехороший звук.

– Ляг обратно, – я мягко надавливаю на его плечи. Он не в том состоянии, чтобы сопротивляться. К счастью, он даже не пытается. Я принесла воду и еду, если хочешь.

Он вновь облизывает губы, и я расцениваю это как согласие. Вливаю струйку воды ему в рот, и хотя он начинает кашлять, ему удаётся всё-таки проглотить большую часть.

– Где?.. – его голос уже не такой хриплый, но его слова всё ещё сложно разобрать.

– На моём острове. Здесь ты в безопасности, обещаю.

– С тобой.

Это не прозвучало как вопрос. Хотя я для него просто незнакомка, он смотрит на меня не как на возможную угрозу, а как на спасительницу. Может, для него я и есть спасительница. В том, как он смотрит на меня, есть какая-то мягкость, будто бы он понимает, что жив благодаря мне, и это чувство согревает меня изнутри. Я нежно сжимаю его руку. Он счастливчик. Если бы его нашёл Арес, то в его жизни появилась бы новая угроза.

– У тебя есть имя? – спрашиваю я.

Молчит. Просто смотрит на меня своими светлыми глазами и молчит. Я прикусываю губу. Я привыкла к тому, что на меня все пялятся. Мне льстит подобное внимание. Но что-то в его взгляде создаёт впечатление, будто он видит не только то, что на поверхности, и это заставляет меня внутренне сжаться.

– Отдыхай, – это всё, что я могу ему предложить. – Я буду рядом, пока ты спишь.

Его веки снова закрываются, и я даже чувствую некое облегчение. Понятия не имею, кто он и откуда, но эти серые радужки не дают мне покоя. Он выжил не просто так – мойры не оборвали нить его жизни по какой-то причине. И какой бы она ни была, я прослежу, чтобы он об этом узнал.

* * *

Вот уже шестнадцать дней незнакомец молчит.

Я наблюдаю за ним, пока Эрос находится под присмотром нимфы, которой я доверяю больше всех. Про себя я называю незнакомца Киром. Давать ему имя с моей стороны было не совсем правильно – почти наверняка его зовут иначе, да и я никогда не обращаюсь к нему вслух. Но в моей голове «незнакомец», «мужчина» или «смертный» – это слишком обезличенные понятия, тогда как Кир – живой человек, спасти которого, рискуя своим будущим, я была только рада.

Папа так и не появился. Ни в первый день, ни во второй, ни спустя половину лунного цикла. Поначалу я всё время была настороже, готовая в любой момент снова топнуть ногой и сказать «нет», если придётся. Но то ли папа не обратил внимания на Аполлона, то ли по какой-то причине он решил не выслеживать меня. Надеюсь, что первое. Потому что мне больно думать о том, что ему может быть плевать.

Кир поправляется медленнее, чем я ожидала, но вскоре он уже может сидеть. Он есть и пьёт всё, что я ему даю, но никогда не просит большего. Я постоянно переживаю, что ему этого мало. Знаю, еда очень важна для смертных, чтобы быстрее выздороветь, но не могу понять, сколько именно ему нужно. Иногда я даю дополнительную тарелку ягод, и он съедает их все. А выздоровление всё равно идёт медленно.

Его молчание нервирует меня, и я часто ловлю на себе его взгляд, но любовь, которую он испытывает, выбивает меня из колеи. Я всегда чувствовала любовь в других, но это… Не та любовь, к которой я привыкла. В её основе не огонь и желание, как у Ареса. Она мягче. Нежнее. Он словно бы хочет позаботиться обо мне, хотя это я выхаживаю его. И хотя я люблю Ареса и всё ещё жду его возвращения каждый день, я невольно потихоньку поддаюсь этому чувству. Ничего не могу с собой поделать – это мой дар. Я не могу получать любовь, не отдавая взамен. Но что-то мне подсказывает, что даже без всякого дара, он мне не безразличен, и с каждым днём моя привязанность растёт. Он добр – добрее, чем Арес когда-либо был, – и его присутствие дарит мне спокойствие, даже когда мне кажется, что папа вот-вот придёт сюда.

Впрочем, это неважно. Он смертный, и даже если я позволю ему остаться со мной до возвращения Ареса, он может умереть задолго до этого. В лучшем случае, это временная любовь. Осознание этого в какой-то мере облегчает моё чувство вины. И упрощает принятие растущей привязанной между нами, даже если Кир не говорит ни слова.

На шестнадцатый день – я знаю это, потому что каждый вечер Эрос приносит мне по одному камешку, найденному на берегу, – Кир садится и внимательно смотрит на меня. Его глаза по-прежнему не дают мне покоя, хотя у меня и было время привыкнуть к ним.

– А есть мясо?

Первые его слова с тех пор, как он очнулся, спросил, где он, и замолчал. Я почувствовала облегчение.

– Эм, типа… кролика? – спрашиваю я. Мне даже в голову не приходило убить и приготовить кролика. Нимфы были бы в ярости.

– Или рыба, – он говорит так тихо, что мне приходится напрягать слух

– Рыбу можно организовать, – и нимфы, наверное, не будут так возмущаться. – Пойду попрошу дядю.

– Дядю?

Краснею. Точно, он же не знает, кто я.

– Эм, да. Скоро вернусь.

Я бегу к океану – пляж находится неподалёку от грота. Посейдон спокойно даёт мне несколько рыбок для Кира. Я не очень хотела просить его о помощи – он вполне может рассказать папе, где я нахожусь, – но сама я понятия не имею, как ловить рыбу. Но если это поможет Киру быстрее поправиться, то риск того стоит.

Я возвращаюсь со связкой рыб, от которой прямо-таки ужасно воняет, но не нахожу Кира в гроте. Сердце пропускает удар. Я роняю рыбу и выбегаю из пещеры.

– Ау! – кричу. И почему я не спросила, как его зовут на самом деле, когда была такая возможность? – Ты где?

Он не мог уйти далеко. Я осматриваюсь в поисках каких-нибудь следов, но вижу только свои собственные. Это ужасно. Он хуже Эроса. Мечусь из стороны в стороны несколько секунд, как вдруг…

Смех. Я останавливаюсь, чтобы прислушаться. Водопад заглушает все звуки, но да, я определённо слышу мужской смех. Проходя на цыпочках между деревьев, я иду на звук. Над чем может смеяться Кир? С кем он там смеётся? И как он покинул грот?

Я выглядываю из-за широкого ствола, и у меня отваливается челюсть. Эрос сидит посреди поляны, которую он уже давно назвал своей личной поляной, и плетёт цветочное ожерелье. Кир сидит рядом, прислонившись к дереву, чтобы не упасть, и помогает ему.

Кир смеётся не один. Эрос тоже хихикает – тонкий детский голосок почти полностью тонет в хриплом хохоте Кира. Я ещё не видела, чтобы Эрос общался с кем-то, кроме нимф. Три первых дня его жизни, когда Арес был с нами, едва ли считаются. Но Эрос выглядит счастливым. По-настоящему счастливым. И Кир тоже.

– Что вы здесь делаете? – шутливо спрашиваю я. Не хочу, чтобы они подумали, будто я их ругаю. Мне стоит опасаться Кира, особенно, когда он рядом с моим сыном, но все дурные предчувствия насчёт него уже давным-давно прошли.

– Мама! – Эрос поднимает своё ожерелье – хаотичный переплетение красочных бутонов. Я присаживаюсь рядом с ним и целую в макушку.

– Какая красота! Это для меня? – спрашиваю я, но Эрос мотает головой. Не успеваю сказать ещё что-либо, как он протягивает своё творение Киру.

– Те! – объявляет Эрос.

Я уже думаю, что Кир сейчас откажется – Арес бы никогда не надел ожерелье из цветов, кто бы ему его ни подарил, – но Кир принимает подарок.

– Спасибо, – благодарит он, надевая цветочную гирлянду на шею. – Ну как?

Эрос хихикает, я целую его в пухлую щёчку.

– Это так мило с твоей стороны, – хвалю его. – Ты у меня такой умница!

– Это точно, – соглашается Кир. – Тебе повезло с ним.

Я слабо улыбаюсь.

– Да, повезло.

Кир завязывает последние стебельки.

– Спасибо, – говорит он. – Я обязан тебе жизнью. Даже не знаю, чем отплатить тебе за проявленную доброту. Но начать бы хотел с этого небольшого подарка, – он протягивает мне венок из цветов. – Знаю, это немного, но это всё, что у меня есть.

Губы приоткрываются от удивления. Я колеблюсь, но в итоге всё-таки осторожно беру венок. Очень аккуратная работа: он накручивал стебли на один более толстый и тщательно закреплял. Я коснулась лепестка. Ни один мужчина не преподносил мне таких подарков – сделанных своими же руками. Арес дарил мне драгоценности, шелка, всё самое лучшее в мире. Но он не смог увидеть красоту в чём-то столь обыденном.

– Спасибо, венок чудесный.

– Как и ты, – тихо добавляет он. – Я ещё не встречал никого, кто был бы так же красив внутри, как и снаружи.

Я поджимаю губы, чтобы удержаться от улыбки, но щёки всё равно вспыхивают.

– Давай я отведу тебя обратно в грот. Тебе нужно набираться сил. Я принесла рыбу.

Он кивает и медленно поднимается на дрожащих ногах. Похоже, ему уже лучше, чем я думала. Я ищу хоть какие-то признаки, что ему больно, но он направляется обратно к гроту без особых проблем, лишь иногда морщась. Я беру Эроса за руку и иду следом.

Вечером мы ужинаем рыбой. Я притворяюсь, что тоже голодная, а Эрос охотно надкусывает пару раз и потом заявляет, что объелся. Кир же уминает целых три рыбины в одиночку, и я делаю мысленную пометку. В следующий раз, когда найду раненного смертного, буду запасаться рыбой.

К тому времени, как Эрос засыпает у меня на коленях, солнце уже садится. Я пододвигаюсь ближе к Киру, и мы вместе смотрим на костёр. Впервые, с тех пор как ушёл Арес, я не чувствую себя одинокой.

– Как тебя зовут?

Он наклоняет голову, искоса глядя на меня.

– А тебя?

Качаю головой. Я не могу ему сказать. Когда-то наши имена держались в тайне, но теперь смертные поклоняются нам, и моё имя слишком известно. Кир может подумать, что родители назвали меня в честь богини, но мне кажется, что он достаточно повидал в жизни и сумеет сложить два и два. Да, я доверяю ему, но не хочу, чтобы он привёл на остров других.

– Я уже мысленно окрестила тебя Киром, – признаюсь ему. – Не знаю почему.

– Киром? – его губы изгибаются в улыбке. – Хорошее имя. А можно я тоже тебе выберу?

Киваю.

– Только постарайся.

Он смотрит на меня несколько секунд, его серые глаза отражают пламя костра, и в итоге произносит:

– Ава.

Ава. Это имя вызывает у меня мурашки по коже, моя рука скользит по полу и касается его ладони.

– Оно идеально.

– Как и ты, – шепчет он. Наши взгляды встречаются, и время словно бы останавливается. Я не вижу никого, кроме него. Не чувствую ничего, кроме нею. Все звуки, запахи и ощущения связаны только с ним, и я хочу попробовать его губы на вкус.

Может, это просто моё одиночество. Может, дело в том, как он смотрит на меня. Может, это из-за его улыбки, смеха и множества других мелочей. Но несмотря на свою любовь к Аресу, я наклоняюсь к Киру и прижимаюсь к его губам.

Это лёгкий поцелуй, без сжигающей страсти, как обычно с Аресом, но в нём много нежности. Он сладок и полон любви. Любви, в которой есть обещание заботы друг о друге. Любви, от которой ему интересно, как прошёл мой день. Любви, благодаря которой он видит не только внешнюю красоту, но и внутреннюю.

Я жажду этого. Это лекарство от ран, оставленных Аресом. Кир – не Арес и никогда им не будет, но в этот самый миг я благодарна ему за это. Я не хочу той любви, что дарил мне Арес последние несколько лет. Я хочу вот эту любовь, которую предлагает мне человек передо мной, которую я могу увидеть, услышать, вдохнуть, потрогать и попробовать на вкус. Возможно, Кир не осознаёт этого, но его чувства ко мне для меня физически ощутимы, они обволакивают меня. Этот поцелуй – его дар мне, который я хочу принять.

– Кхм.

Я отскакиваю назад, отталкивая Кира. На входе, в лучах закатного солнца, стоит тот, кого я ожидала увидеть меньше всего.

Арес.

– Вижу, ты не теряла времени даром, – выплёвывает он слова, как яд. Часть меня ощетинивается, но другая не может винить его в этом. – Кто это?

– Я… – сглатываю и пытаюсь сесть ровно. Арес сам бросил меня, оставив жить в одиночестве долгие годы. Чего он ожидал? – Это Кир. Его плот разбился, и волны выбросили его на берег. Я помогла ему залечить раны.

– То есть так, по-твоему, лечат раны? – Арес сощуривает глаза, его пальцы обхватывают рукоять его жуткого меча на поясе. Замечательно.

Кир сжимает мою ладонь. Мне стоило бы отдёрнуть руку, но мне нужна его поддержка. Очевидно, от Ареса я её не получу.

– Это твой дядя? – спрашивает Кир. Это настолько абсурдное предположение, что я фыркаю.

– Дядя? – Арес подходит ближе, свет от костра играет на его лице. – Это ты ему наплела?

– Что? Нет, – быстро возражаю я и разворачиваюсь к Киру: – Это мой… Это отец Эроса.

Хватка Кира ослабевает, и теперь уже я спешу сжать его ладонь. Не хочу, чтобы он отстранялся.

– Ох, – выдыхает он. – Прошу прощения. Я не знал, что она была…

– Она всё ещё моя жена, – перебивает Арес. – Моя. Отойди от неё, черт подери, пока я не разорвал тебя пополам.

Вопреки моим стараниям удержать его, Кир высвобождает руку и медленно пятится к ложу с подушками.

– Я прошу прощения, – повторяет он. – Я бы никогда…

– Не туда! – рычит Арес. – Не в нашу постель!

– Арес, он ранен, – вмешиваюсь я. Эрос у меня на руках начинает хныкать. – Он не может уйти.

– Мне плевать, – рявкает Арес.

– А мне нет, – я встаю вместе с Эросом. – Ты не имеешь права врываться сюда и требовать что-то после того, как бросил нас! После того, как пропустил всю жизнь Эроса!

– И поэтому ты решила найти мне замену, – Арес подходит вплотную ко мне. Он стал выше, сильнее, чем прежде, и на его доспехах остались следы крови. Всё ещё влажные. – Возможно, мама была права. Похоже, ты всегда была и всегда будешь просто шлюхой.

Кулак Кира прилетает из ниоткуда. Вот только что Арес стоял передо мной, но уже лежит на полу у костра. Ахнув, я отступаю назад. Кир с трудом удерживает вертикальное положение на трясущихся ногах, но ещё никогда я не видела у него такого каменного выражения лица.

– Имей уважение к матери твоего сына! Или проваливай.

Арес поднимается на ноги, одновременно ошеломлённый и ещё более взбешённый, чем был до этого. Он обнажает меч, направляет на Кира, но не нападает, будто бы ждёт, когда противник даст повод.

– Как ты смеешь? Да ты знаешь, кто я?

Кир ничего не отвечает. Его руки сжаты в кулаки, он смотрит на Ареса так, будто они равные. Но это не так. Арес – бог, а Кир – смертный. Чудо, что Арес до сих пор не убил его, но у Кира все шансы получить сейчас билет в один конец в царство Аида.

– Пожалуйста, не надо, – умоляю я. – Он уйдёт, как только поправится, хорошо? Не трогай его.

Мои слова ничего не меняют. Они продолжают прожигать друг друга взглядами, будто ведя безмолвную войну, а я не знаю, что мне делать. Крепче сжимаю Эроса, он начинает плакать. Но я никак не могу успокоить. Я совершенно беспомощна.

Как вдруг злость Ареса пропадает, и он взрывается смехом. Но это такой горький смех, опустошённый, загнанный даже, который и смехом-то не является.

– Ты! – обвиняет он. – Больной, спятивший засранец. Афродита даже не догадывается, да?

Хмурюсь.

– О чём не догадываюсь?

Арес качает головой, не сводя глаз с Кира.

– Сам скажешь ей, или мне это сделать?

Я жду, что Кир сейчас скажет всё отрицать, мол, он не понимает, о чём речь… В конце концов, я провела с ним шестнадцать дней. Арес же появился несколько минут назад. Но вместо этого лицо Кира приобретает сокрушённое выражение, он поворачивается ко мне.

– Прости меня, пожалуйста, за этот обман.

– Какой обман? – я перевожу взгляд с одного на другого, сердце громко стучит. – О чём вы вообще?

Арес убирает меч.

– Он никакой не смертный. Он лгал тебе всё это время. Правда, брат?

Я стою с открытым ртом. Ледяная волна ужаса накрывает меня с головой, настолько сильная, что я начинаю дрожать, впиваясь взглядом в Кира.

– Брат?

Арес ухмыляется.

– Я подожду снаружи, пока вы тут разберётесь. Но, надеюсь, что когда я вернусь, его уже здесь не будет.

Он выходит из грота, оставляя нас с Киром одних. Нет, не Киром. Никакого Кира никогда не было.

– Гефест, – шепчу я, он опускает глаза в пол. – Ты солгал мне.

Любой другой стал бы отрицать. Формально он не врал, просто не называл своего имени. Никогда не выдумывал новую биографию. Но и правду не сказал. Притворялся, что не знает меня. И весь этот образ смертного – не что иное, как намеренный обман.

Гефест кивает.

– Прости.

– Но… почему ты смертный? – потрясённо спрашиваю я.

– Я не прекращал искать тебя с тех пор, как ты покинула Олимп. Обошёл весь мир в поисках этого места. И попасть сюда можно было, только будучи смертным. Я знал, что мой плот может разбиться. Знал, что может быть больно. Это была рискованная затея, но ради тебя… – он прочистил горло. – Пожалуйста, прости меня.

– Я не… – запинаюсь на полуслове и смотрю на него так, будто впервые вижу. В каком-то смысле так и есть. – Зачем ты здесь?

Он кривит лицо.

– Я хочу показать тебе, что ты заслуживаешь лучшей жизни. Я не умею подбирать красивые слова, но я люблю тебя, Афродита. Любил всю свою жизнь. Не из-за внешности, не из-за договорённости с отцом, но потому что я вижу, какая ты на самом деле. Ты вся светишься изнутри. Ты само солнце. Одним своим существованием ты делаешь мир ярче. Я вижу красоту твоей души, вижу, как сильно ты умеешь любишь – в мире нет ничего более вдохновляющего. И то, что ты сделала ради меня на этом острове… – он покачал головой. – Рискнула своей безопасностью, чтобы исцелить меня. Пошла на крайние меры, хотя любой другой на твоём месте бросил бы меня умирать. Ты даёшь надежду отчаявшимся, и за это я тебя люблю. И лишь мечтаю, чтобы ты дала мне шанс доказать это.

Я открываю и закрываю рот, потеряв дар речи. А что я могу на это сказать? На что он рассчитывает? Что я сейчас возьму и брошу всё, вернусь на Олимп, только потому что он разыскал меня и обманом вынудил позаботиться о нём?

– Ты же понимаешь, что это ничего не меняет? – дрожащий голос выдаёт меня с головой. – Я по-прежнему люблю Ареса.

– Даже если Арес любит себя сильнее, чем когда-либо любил тебя?

Я отшатываюсь.

– Не говори того, чего не знаешь.

– Я знаю, что он оставил тебя одну с младенцем на руках. Я знаю, что его долго не было, и ты чувствовала себя одинокой и преданной.

– Ты не знаешь этого, – бормочу я.

– Я видел твою реакцию на его появление. Если ты по-настоящему любила его так, как утверждаешь, то смотрела бы совсем иначе, – заявляет он. – Знаешь, сердце не обязательно отдавать кому-то одному.

– Я люблю Ареса. Только Ареса, – чеканю каждое слово, будто пытаюсь убедить в этом не только его, но и себя. Он хмурится, кажется, тоже заметив это.

– Любовь – это не только страсть, пыл и громкие заявления, – произносит он. – Любовь – это то, что ты чувствуешь к Эросу. Любовь – это то, что я испытываю к тебе. Ты же видишь, что происходит со мной всякий раз, когда ты оказываешься рядом. Любовь бывает тихой, терпеливо ждущей подходящего момента. Но она всегда рядом с тобой. В отличие от Ареса.

Теперь мой черёд отводить взгляд. То, как он говорит о моих отношениях с Аресом… будто это что-то временное, а не лучшее, что я могла иметь… в голове не укладывается.

– Афродита, – Гефест касается моей руки. Не успеваю я отдёрнуть ладонь, как он проводит подушечками пальцев по моим костяшкам. – Любовь – это не слова, а поступки.

– Не надо мне рассказывать, что такое любовь, – слёзы душат меня. – Я богиня любви. Я разбираюсь в этом лучше кого бы то ни было.

– Тогда докажи это! Пойдём со мной. Или скажи Аресу, что не хочешь больше его видеть. Мы можем вернуться на Олимп, можем остаться здесь или… Если ты этого хочешь, я оставлю тебя в покое. Только прошу, не позволяй ему поступать с тобой так. Он уже причинил тебе достаточно боли. Ты достойна кого-нибудь получше. Потому что ты сама лучше.

Перед глазами всё плывёт, я уже не вижу его лица. Только пронзительные серые глаза, которые на самом деле не его.

– Нет, неправда, – шепчу я. – Это мой дом. Мой дом там, где Арес.

– Твой дом там, где любовь, – возражает он. – Я могу дать тебе этот дом, если позволишь. Я всегда буду рядом с тобой и Эросом. Не когда мне захочется, а каждую минуту каждого дня, пока я жив. Позволь мне любить тебя. Пожалуйста.