Текст книги "Божественные истории (ЛП)"
Автор книги: Эйми Картер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Он стоял в незнакомом мне ручье, ловил рыбу в сети. Я смотрела на него, оставаясь невидимой. Видеть его – свободного и счастливого – уже достаточно для меня, чтобы улыбнуться. Четыре месяца – это не вечность. Когда-нибудь он наскучит Афродите. Но не мне. Рано или поздно его смертная жизнь подойдёт к концу, и тогда он навсегда останется со мной. Афродита не сможет даже приблизиться к нему в Подземном царстве.
Позади меня кто-то хихикнул, и ледяная волна ужаса обрушилась на меня, смыв всё тепло, расцветавшее в груди. Сейчас ведь были его четыре месяца свободы, и я видела доказательства того, что он не любил её, но несмотря на всё это, из леса с заправленным за ухо цветком вышла Афродита.
– Адонис! Вот ты где? – она шагнула к нему в ручей и положила руку на его обнажённую спину. – Есть улов?
Он покачал головой.
– Был близок, но нет.
– Ну, я тогда попрошу нимф приготовить нам ужин, – пробормотала она. – Умираю с голоду.
Поднявшись на носочки, она поцеловала его в губы, рука скользнула ниже. Её голод уж точно никак не был связан с едой.
Я убью её.
Это время Адонису полагалось провести на своё усмотрение, а не опять с ней. Почему он позволил ей? Он же мог просто отказать ей и уйти.
Скорее всего, по той же причине, почему он не ответил на вопрос Зевса. Смертные, у которых есть инстинкт самосохранения, не перечат богам. Даже таким слабым, как Афродита.
Я не колебалась ни секунды. Просто перенесла своё тело через пространство, как сделала это почти год назад, и на этот раз Афродита не выглядела удивлённой ни на грамм.
– А я всё гадала, когда же ты сунешь свой нос не в своё дело, – прощебетала она, приобнимая Адониса за талию. Он побледнел при виде меня и даже попытался отшагнуть от Афродиты, но она держала его крепко. Естественно. Не может же она допустить, чтобы её игрушка имела собственное мнение. Оно может уязвить её самолюбие.
– Ты не обязан проводить эти месяцы с ней, – обратилась я к Адонису, стараясь говорить максимально ровно. – Ты же это понимаешь?
Он кивнул и отвёл взгляд. Рыболовная сеть уже никого не интересовала.
– Прости.
– Не извиняйся, – ответила ему, прожигая взглядом Афродиту. – Уверена, это была не твоя идея. Так почему же ты с ней?
– Не могла же я просто бросить его посреди зимы? – театрально округлила глаза Афродита.
– Он должен был провести эти четыре месяца один. Таков был уговор.
Она наклонила голову вбок и фальшиво улыбнулась.
– Разве? А мне помнится, папуля сказал, что Адонис может провести эту треть года по своему желанию. И голодной смерти он предпочёл остаться со мной.
Хитрая стерва. Я подняла руку, чтобы ударить её, но какая разница, если она всё равно не почувствует боли?
– Так вот почему ты так легко уступила мне первые четыре месяца… Чтобы потом обманом провести с ним остаток года.
Она рассмеялась.
– Естественно. Слушай, он же всё равно не может пойти к тебе, так почему бы ему не провести время со мной? Он любит меня.
– Не так, как меня, – огрызнулась я.
– Да неужели? Адонис, расскажи Персефоне, как сильно ты меня любишь.
Он скривился, избегая встречаться глазами с нами обеими. По крайней мере, он вырвался из хватки Афродиты, и, взяв сети, молча вышел на берег.
Ладно. Если он не хочет говорить за себя, то я выступлю в его защиту.
– Вот видишь? Он даже не отвечает тебе, – я выпрямилась в полный рост. – А меня он любит без всяких уловок. Если бы я только могла остаться здесь…
– Но ты не можешь, – перебила Афродита. – Неужели не понимаешь? Гефест знает о моих интрижках. Он знает, что мне это нужно, чтобы оставаться самой собой, и принял эту часть меня задолго до нашей свадьбы. Но не Аид. Несмотря на всё, что ты ему сделала, он любит тебя. Любит так давно, что эти чувства стали такой же частью его самого, как и Подземный мир. Но даже имея его безусловную, безграничную любовь, ты просто берёшь и отворачиваешься от него, причиняя боль самым что ни на есть жестоким образом.
Я открыла рот, чтобы возразить ей. Ярость закипала во мне быстрее, чем я могла бы выплеснут её, но Афродита не унималась. Она подходила всё ближе и ближе ко мне, уже чуть было не касаясь меня носом, и я едва держалась, чтобы не накинуться на неё.
– Ты эгоистка, Персефона. Самое эгоистичное существо, которое я когда-либо встречала. Из-за тебя страдает Деметра. Из-за тебя страдает Гермес. Из-за тебя так сильно страдает Аид, что от него осталось лишь бледное подобие того бога, каким он был до того, как ты вырвала его сердце и бросила на съедение псам. Ты причиняешь боль окружающим снова и снова. И хуже всего то, что тебе плевать. Можешь сколько угодно кричать на весь мир, как ты любишь Адониса, но ты никогда не сможешь быть с ним полностью. И однажды ты заставить его страдать так же, как и всех остальных своих близких. Я этого не допущу.
Я молча смотрела на неё распахнутыми глазами. Все слова, которые я хотела бросить ей в ответ, растворялись на языке. При всех её недостатках Афродита хорошо разбиралась как в любви, так и в людях. Она видела и хорошее, и плохое, могла взвесить их на чашах весов, прежде чем судить. И если такой меня видит самая лояльная к чужим недостаткам богиня…
Может, всё дело в нашем соперничестве. Может, она видела мою ненависть к ней. Может, она просто хотела победить. Но как бы то ни было, она бы не стала говорить всего этого, если бы искренне так не считала.
Тяжесть её слов обрушилась на меня, и теперь я стола перед ней – дрожащая, раскрытая, уязвимая – и не знала, что ответить. Совет тоже видит меня такой? И Аид? А мама… она тоже так считает?
Может, они и правы?
– Я… Мне лучше уйти, – в горле застрял ком, но я нашла в себе остатки сил, чтобы добавить: – Ослабь поводок, Афродита. Дай Адонису свободу. Если ты правда его любишь…
Не договорив, я покачала головой и, не оставляя шанса продолжить сыпать соль на раны, переместилась обратно в Подземное царство. Обратно к Аиду.
В мир, которому я принадлежу.
* * *
Я провела в обсерватории остаток ночи, не возвращаясь в свои покои. Аид всё равно не заметит. Даже если бы вдруг он решил зайти ко мне, что вряд ли, я не хотела его видеть. Мне нужно было побыть одной.
Я прокручивала слова Афродиты в голове снова и снова, без остановки. Она была права, и я ненавидела себя за это. Ненавидела себя за всё. Но в то же время она не понимала… Не видела всей картины – той жизни, на которую я была обречена, и всех вещей, которых я была лишена. Она была любима всеми вокруг, куда бы ни пошла. А я… Я была той, кого все боятся, – царицей Подземного мира. Никто не хотел меня видеть. И в те редкие моменты, когда я поднималась в мир людей, они все бежали прочь от меня. Кроме Адониса.
Для Афродиты он был не более чем необыкновенно красивой игрушкой, но для меня он олицетворял всё, чего я была лишена прежде. Афродита не понимала этого – куда уж ей, если её мир преисполнен любви? Она никогда не останется одна. Ей не грозит вечность в одиночестве с разбитым сердцем. А для меня это реальность. И как бы хорошо она ни умела судить других, мою трагедию ей просто не понять.
К наступлению утра больше всего на свете я хотела защититься, оправдаться. Несколько минут я спорила сама с собой, стоит ли возвращаться на поверхность, чтобы высказать ей всё, но в итоге решила, что ни к чему хорошему это сейчас не приведёт. Мне нужно, чтобы она поняла меня. А для этого мои аргументы должны быть безукоризненными.
Я заставила себя прийти в тронный зал к назначенному времени. Когда вошёл Аид, я уже сидела на своём месте. Судя по его взгляду, ему известно, что я провела эту ночь не в своих покоях. Я сделала мысленную заметку прояснить этот момент позже. Он заслуживает знать правду. Заслуживает извинений.
Мы приступили к вынесению приговоров. Эти обязанности уже давно превратились в рутину. Обычно мы выслушивали смертных, не веривших в загробную жизнь или веривших, но слабо её представлявших. Среди взрослых иногда встречались и дети – решать их судьбу было тяжелее всего, ведь они даже не успели толком пожить. Когда-то давно мы с Аидом сошлись во мнении, что им всегда будут дарованы счастливейшие воспоминания, даже если сами они считали, что достойны гореть в аду.
Тронный зал сегодня был забит полностью, и к вечеру мы едва успели выслушать половину пришедших. У меня и Аида были и другие обязанности, разумеется, но мы никогда не прерывали слушания. Я украдкой бросила на него взгляд, пытаясь отыскать признаки усталости, но он как всегда держался стойко. Я же была слишком взбудоражена ссорой с Афродитой.
К месту, через которое прошло бесчисленное множество душ, подошла женщина с длинными вьющимися волосами. Её руки дрожали, когда она нерешительно смотрела на нас.
– Я знаю, что за свои проступки я должна вечность танцевать на раскалённых углях с самим дьяволом, – произнесла она голосом таким же дрожащим, как и её руки. – Но молю о милосердии… Я делала это ради любви.
– О каких проступках ты говоришь? – произнёс Аид своим глубоким голосом. Женщина сморщила лицо.
– Я… предала своего мужа. Но, ваше величество, он не был добр ко мне. Он не любил меня. И за долгие годы нашего брака я поняла, что не могу больше любить того, кто не отвечает мне взаимностью. Я хранила ему верность так долго, как могла, но… Затем я встретила того, кто любил и ценил меня…
Она разрыдалась, а я посмотрела на Аида. Первой мыслью была, что это он подстроил. Но его брови были сведены вместе, а руки сжимали подлокотники трона из чёрного бриллианта. Нет, он сам этого не ожидал.
Наши взгляды встретились, и он тут же отвернулся. То есть он тоже уловил иронию. Не то чтобы измены были такой уж редкостью, но история этой женщины зацепила меня. Может, из-за Афродиты. Может, из-за Адониса. Как бы то ни было, я сочувствовала ей.
– Этот другой мужчина… – заговорила я, и женщина посмотрела на меня, отчаянно заламывая руки. – Он сделал твою жизнь стоящей?
– Да, – прошептала она. – Я была счастлива. Он дал мне почувствовать, каково это – быть любимой.
– Но ты нарушила клятву верности своему супругу, – сказал Аид. – Ты считаешь, что поступила плохо, несмотря на свои чувства?
Её глаза были полны слёз.
– Д-да.
– Но в чём смысл хранить клятву, если она лишает её шанса на хорошую жизнь? – я резко развернулась к Аиду. – Что важнее: несколько слов, сказанных перед семьёй и друзьями, или счастье всей жизни?
– Ты скажи мне, Персефона, что важнее, – ответил он, – сохранение добродетели или потакание эгоистичным желаниям?
Я сжала зубы. Опять это слово: эгоистичный. То есть он тоже считает меня такой.
– Как ты можешь называть ей эгоистичной, если она просто хотела немного радости в жизни?
– А как ты можешь не думать, через какую боль и унижение прошёл её муж?
– Может, если бы он прислушивался к её желаниям, она бы не искала счастья на стороне.
– Может, если бы она дала ему шанс, она могла бы стать счастливой и не пришлось бы нарушать клятвы.
Я ударила кулаком по подлокотнику.
– А может, будь у неё изначально выбор…
Двери внезапно распахнулись, и мы с Аидом одновременно подняли глаза на вошедшего, как и все души, собравшиеся в тронном зале. На пороге оказался Гермес. Под взглядами всех присутствующих он покраснел и бегом бросился к нашему помосту.
Аид вздохнул и откинулся на спинку трона.
– Что стряслось, Гермес?
Гермес посмотрел на меня, сжав губы. Он колебался.
– Прошу прощения, что прерываю…
– Ближе к делу, – перебил Аид. Я бросила на него неодобрительный взгляд, но он смотрел строго перед собой. Козёл.
Гермес переминался с ноги на ногу. Его брови сошлись на переносице, а взгляд был приклеен к мраморному полу. Вся моя распалявшаяся злость испарилась, и сердце сжалось. Гермес явно принёс плохие новости.
– Адонис. Он мёртв.
Часть третья
Естественно, это была вина Афродиты.
Нет, она не сама его убила, но почти. Это сделал Арес, известный своей ревностью, – стоило только Афродите отлучиться, как он натравил на Адониса кабана. Не знаю, почему она не предвидела такой поворот событий. Важнее то, что она, зная характер Ареса, осознанно поставила жизнь Адониса под угрозу.
Впрочем, ничего уже не исправить. Теперь Адонис стал подданным моего мира.
Я сидела, застыв на месте, и слушала, как Гермес рассказывает о произошедшем. Аид велел оставшимся душам покинуть зал. Напряжение между нами возросло как никогда. Я рассматривала лица уходящих душ, но Адониса среди них не было. В этом нет на самом деле ничего удивительного. Лишь небольшой процент наших подданных нуждается в правосудии.
– Прости, – добавил Гермес под конец своего жуткого рассказа. Адонис истёк кровью на берегу реки. К моему горлу подкатила тошнота, как только я представила, как вода окрашивается красным. Как долго он умирал? Насколько жуткими были его раны? Стоял ли Арес там, наблюдая, как жизнь покидает тело соперника?
– Не извиняйся, – сказал Аид. – В этот раз ты не виноват. Персефона?
Первый раз он обратился ко мне за всю эту зиму. Я подняла глаза на него, сморгнув слёзы. Нет смысла плакать. Мои слёзы не смоют боль, которую испытал Адонис. Теперь он, по крайней мере, в безопасности от игр Афродиты.
– Я в порядке, – прошептала я. – Мне нужно выйти.
Он сжал губы в тонкую линию, но даже догадываясь, куда именно я собираюсь пойти, он всё равно кивнул.
– Хорошо. Только ненадолго.
Я встала и, не прощаясь, перенеслась к Адонису. За эту долю секунды в моей голове промелькнула сотня образов, какой может оказаться его загробная жизнь. Берег, где мы впервые встретились. Мамин коттедж. Может даже его дом детства, который я никогда не видела, но о котором он мне рассказывал. Какие у него были любимые воспоминания? В каком счастливом моменте он хотел бы оказаться навеки?
У меня перехватило дыхание, как только ноги вновь коснулись твёрдой поверхности. Вместо зелёного леса, который я ожидала увидеть, вокруг кружило что-то белое, мягкое и холодное. Снег.
Мои ноги утонули в сугробе. Над головой было серое небо, а снежная пелена такой плотной, что я едва видела свои ладони. Здесь что-то не так.
– Адонис! – позвала я. Наверное, я случайно оказалась на границе с посмертной территорией какой-то другой души. Надо сделать всего один шаг в нужном направлении, и это всё растает, а я окажусь в каком-нибудь знакомом месте. – Это я. Где ты?
Тишину нарушил чей-то стон, и моё сердце скакануло к горлу. Я продиралась сквозь сугробы, непривычная к такой погоде. Летом вокруг маминого коттеджа снега не было.
Запнувшись обо что-то, я упала вперёд, приземлившись на руки и колени. Чуть было не уткнувшись носом в сугроб, я увидела багровый след, ведущий к небольшому возвышению в нескольких шагах от меня. Сквозь снег едва удалось разглядеть знакомые золотые пряди.
Нет. Не может быть. В груди резко похолодало. Я заставила себя подобраться ближе. Расчистив снег, я увидела разодранный торс, который медленно заживал, и сердце нервно сжалось.
– Адонис, – прошептала я, стряхнув снег с его лица. Его щёки были белыми, как пейзаж вокруг нас, губы синими, а взгляд пустым. Он медленно моргнул, словно это стоило ему титанических усилий, и я осторожно помогла ему сесть.
– Пер… Персефона? – хрипло выдавил он.
– Да, да, – я смахнула оставшийся снег с его лба. – Идём. Я вытащу тебя отсюда.
– Нет, – его взгляд слегка прояснился, он стиснул зубы и попытался отодвинуться от меня. Но он всё ещё был слишком слаб, а я не собиралась его отпускать. – Ты… должна…
– Что я должна? Бросить тебя здесь?
– Я заслужил это, – он рухнул на меня. – Пожалуйста.
– Нет, ты не заслуживаешь такого. Никто не заслуживает.
– Неправда. Я… причинил… боль тебе. Афродите. Вашим семьям, – он сделал судорожных вдох, кровь продолжала течь рекой из его ран на слишком медленно исцеляющемся теле. Почему он в таком состоянии? – Я видел реакцию Аида…
Внезапно раздался рёв, и огромный белый медведь вышел из снежной пелены. Он скалился, шерсть была в красных пятнах. Он попытался расцарапать меня когтистыми лапами, но это не причинило мне вреда. А я больше не допущу, чтобы Адонис пострадал.
– Убирайся, – приказала я. – Я царица Подземного мира, и ты обязан мне подчиниться.
Медведь снова взревел, поднимаясь на задние лапы.
– Прошу, оставь меня… – прошептал Адонис, но я только притянула его к себе.
– Нет, – в моём голосе звучало отчаяние. – Ты не заслуживаешь такой участи. Это была не твоя война, слышишь? Пожалуйста… Ты можешь выбрать условия получше. Ты контролируешь эту реальность.
Медведь снова напал, на этот раз его когти рассекли моё лицо. Я закричала, но не от боли, не от страха, а в гневе. На себя, на Афродиту, на это чёртово место… Нет, Адонис не может провести здесь остаток вечности. Не может.
С этой мыслью я перенесла его из его участка в Подземном мире во дворец, оставив медведя позади. С нас посыпался снег, когда мы приземлились в тронном зале. Адонис в моих руках застонал. Его раны мгновенно зажили, и краски вернулись на его лицо – он казался почти живым, но лицо всё ещё кривилось от боли.
– Персефона, – Аид вскочил с трона. – Что ты творишь?
– Он истязал себя, – пояснила я, помогая Адонису сесть. Его лицо ничего не выражало – он даже не удивился тому, что внезапно оказался во дворце. Немногие души понимают, где они оказались, но Адонис-то должен знать.
– И ты вытащила его из его посмертия?
Я обхватила Адониса руками, защищая.
– У меня не было выбора.
– Это был его выбор.
– Медведь раздирал его на куски посреди метели, – выпалила я. – Мне всё равно, что говорит его религия. Что он сделал, чтобы заслужить такое?
Аид оставался до жути равнодушен.
– Человек имеет право верить, что интрижка даже не с одной, а с двумя замужними богинями может быть вполне достаточным основанием для вечного наказания.
– С ним я счастлива, – слова давались с трудом, я, как могла, цеплялась за Адониса. Я не уступлю Аиду, только не в этом вопросе. – Мы должны это как-нибудь исправить.
– Ты знаешь правила. Если смертный не просит нас направить его, то мы не вмешиваемся в его загробную жизнь.
– Мне плевать на твои грёбаные правила! Адонис важен для меня.
– А я? – тихо спросил Аид. Боль, ослабшая за тысячелетия относительного мира между нами, промелькнула на его лице. Первый намёк на эмоции на его лице за последние несколько месяцев. – Ты просишь меня пойти против своих же законов, потворствуя твоей интрижке.
– Я прошу тебя поступить правильно. Ты когда-то говорил мне, что больше всего на свете хочешь, чтобы я была счастлива. Это всё ещё так?
Молчание. Долгая пауза и кивок.
– Я счастлива рядом с Адонисом. Счастливее, чем с тобой, Гермесом и кем-либо ещё. Не потому что он красив, но потому что мы две половинки одного целого. Я нашла своего человека, Аид. И мне жаль, даже словами не могу описать, как сильно мне жаль, что это не ты. Но так уж получилось, что это Адонис. И я готова пожертвовать всем, чтобы с ним всё было хорошо. Даже если это означает, что я никогда больше его не увижу. Моё сердце будет разорвано на миллионы кусочков, но я готова пойти на это, чтобы спасти его, – я помедлила. – Пожалуйста. Я умоляю тебя… Сделай что-нибудь.
Аид закрыл глаза. Его лицо исказилось. Впервые я увидела, чтобы он был на грани того, чтобы проронить слезу. Он долго ничего не отвечал. Гермес переводил взгляд с него на меня, словно не мог решить, стоит ли ему вмешаться.
– Прости, – слабым, измученным голосом ответил Аид. – Ты не хуже меня знаешь, что ничего нельзя сделать. Единственный, кто может что-либо изменить, это сам Адонис.
– Тогда… тогда как заставить его изменить решение? Можем ли мы вразумить его? Объяснить, что это моя вина, а не его? Может, ты мог бы… простить его или…
Аид отвёл взгляд, свет факелов отражался в его увлажнившихся глазах.
Нет, он не простит Адониса. Моё лицо загорелось от стыда за то, что я вообще могла такое предположить. К тому же не Адонис провинился перед ним. А я.
Я коснулась носом шеи Адониса, укачивая его на своих руках. Я не могу вернуть его обратно. Я готова отказаться от всего: от свободы, от люди, от собственного существования, лишь бы только он никогда туда не вернулся. Но что мне сделать, чтобы он перестал считать себя виноватым?
– Прости, – прошептала я. – Прости, что не могла быть рядом. Но прошу тебя, не делай этого. Умоляю… Разве нет ничего, чего бы ты хотел больше, чем наказать себя?
Он взял меня за руку, поглаживая большим пальцем мою ладонь.
Меня. Он хотел меня. Даже посреди той пурги он позвал меня, позволил мне спасти его, когда, казалось бы, это уже было невозможно.
У меня в голове мелькнула идея – настолько абсурдная, что я тут же её отмела. Но она возвращалась снова и снова, не давая мыслям утечь в другом направлении, закрепившись на месте и отказываясь уходить.
Это же безумие. Даже говорить не о чем. Я пыталась придумать что-нибудь адекватное, но та идея не давала мне покоя.
Я могу это сделать, если получу разрешение Совета. Это перевернёт всё, и пути назад не будет. Но если всё получится – если Адонис любит меня так же сильно, как я его, – этот бредовый план может сработать.
– Гермес, – я старалась, чтобы мой голос звучал твёрдо, насколько это возможно в моём нынешнем состоянии. – Можешь отвести Адониса в одну из гостевых комнат и побыть с ним? Мне нужно поговорить с мужем наедине.
– Конечно, – пробормотал Гермес и помог Адонису подняться на ноги. Адонис шатался, но всё-таки смог принять вертикальное положение. Он до последнего не отпускал мою руку. И даже когда они вдвоём направились к двери, его прикосновение продолжало гореть на моей коже.
Да. Я сошла с ума. Совершенно свихнулась. Я слишком сильно любила его, чтобы не попытаться.
Как только они ушли, я встала и разгладила платье.
– Сядь, – тихо сказала Аиду. Он нахмурился, но подчинился. Я сделала глубокий вдох. Сейчас или никогда. – Я хочу отказаться от бессмертия.
Его серебряные глаза распахнулись, нижняя челюсть отвисла. Но прежде чем он возразит, я поспешила продолжить:
– То, что ты испытываешь ко мне… То же самое я чувствую к Адонису. Я люблю его. Он вдохнул в меня жизнь, и я не хочу ничего сильнее, чем провести вечность с ним. Ты бы отдал за меня свою вечную жизнь. Я в этом уверена. И я не могу выразить словами, как много это значит для меня. Как много ты значишь для меня, даже если я не показываю это так, как ты бы того хотел. Но я бы хотела сделать это для Адониса. И мне понадобится твоя помощь.
Аид смотрел на меня, не отрываясь, несколько самых долгих минут в моей жизни. Он не моргал, не дышал, даже его сердце перестало биться. Молчание повисло между нами, бесконечное тяжёлое от груза невысказанных слов. Я протянула руку и коснулась его ладони.
– Это величайший подарок, который ты когда-либо мог мне дать, – тихо произнесла я. – Я провела большую часть своего бессмертного существования, живя не так, как мне бы того хотелось. Я бесконечно благодарна тебе за то, что ты сделал для меня, но мы никогда не будем счастливы вместе. Не так, как я счастлива с Адонисом, и не так, как ты того заслуживаешь. Я ужасно поступала по отношению к тебе и никогда не смогу искупить свою вину. Нарушила столько обещаний, что уже и не сосчитать. Но если ты сделаешь это ради меня, если поддержишь перед Советом и дашь разрешение сложить свои обязанности, я буду любить тебя, пока солнце не погаснет и от меня ничего не останется.
Единственная слеза сбежала из уголка его глаза, скользя вниз по щеке и останавливаясь у краешка губ. Тени тронного зала танцевали в свете факелов, и целую вечность мы с Аидом смотрели друг другу в глаза, пока он пытался отыскать в моих что-то, чего не найдёт никогда.
Аид накрыл второй рукой мою ладонь и прошептал.
– Хорошо. Если это сделает тебя счастливой, то я отпущу тебя.
Я коснулась его щеки, стирая блестящую дорожку с его кожи.
– Спасибо.
Он кивнул и встал, безмолвно проходя мимо меня. Ровной походкой он направился в сторону выхода, но, не доходя до дверей, растворился в воздухе по пути.
* * *
Менее чем через час Совет был в сборе. Не знаю, что Аид им сказал, но они все явились незамедлительно. С другой стороны, такое дело – никто ещё никогда не отказывался от бессмертия.
Я стояла посреди тронного зала на Олимпе, окружённая четырнадцатью членами Совета. Моего собственного трона не было. Зевс встал, когда к нам присоединился последний член совета – мама. Моё сердце заколотилось. Она даже не смотрела в мою сторону.
– Дочь, – обратился ко мне Зевс, и я склонила голову перед ним, пытаясь выразить ему своё уважение, хотя последнего во мне было немного. Ведь как раз из-за него и сложилась вся эта ситуация. – Наш брат сообщил нам о твоём желании сложить с себя обязанности Царицы Подземного мира и отказаться от вечной жизни ради смертного.
– Да, – ответила я, бросив взгляд на Афродиту. Её глаза превратились в узкие щёлки, и костяшки побелели оттого, как сильно она сжала подлокотники своего трона. Вот и хорошо. – Хоть меня и ранит до глубины души мысль о том, чтобы покинуть вас, я всё же прошу позволить мне покинуть мир живых. Адонис – смертный, которого я люблю, – обречён на вечные муки в Подземном царстве, и это единственный способ помочь ему обрести счастье в загробной жизни.
– Ты уверена, что это сработает? – спросила Афина.
Я покачала головой.
– Боюсь, что сказать наверняка невозможно, но я считаю, что шансы достаточно высоки, чтобы попытаться.
– А если всё ж не получится? – продолжила Артемида, откинувшись на спинку своего трона и глядя на меня с хорошо знакомым выражением. Она всегда так смотрит на Афродиту, когда та без умолку рассказывает о каком-то своём новом возлюбленном.
Я засомневалась. Действительно, а что, если не получится? Что, если моя жертва будет напрасной? Пути назад уже не будет. Как только я потеряю бессмертие и жизнь, я стану не более чем одной из миллиардов подданных Аида. Потерявшая силу и могущество, одинокая, навечно запертая в Подземном мире…
А сильно ли это отличается от моей нынешней жизни?
Я распрямила плечи.
– Я люблю Адониса. Люблю его больше, чем свою вечную жизнь, и верю, что он чувствует то же самое ко мне. Я понимаю последствия возможной ошибки. Я понимаю, что теряю в любом случае, и тем не менее готова рискнуть.
– Ты покинешь нас?
Мамин голос проник в самую душу, пробираясь до тех уголков, до которых никто никогда не мог достать. Ни Адонис, ни Аид, ни кто-либо другой. Я посмотрела на маму, и увидела агонию в её глазах….
В горле застрял ком. Я даже не подумала, что этим решением причиню боль кому-то, кроме Аида, потому как сомневалась, что маме всё ещё есть дело до меня. Она ушла от меня. Я тысячи раз говорила ей, как несчастна в Подземном мире, но она никогда не слушала и продолжала твердить, что потом станет лучше. Но лучше так и не стало. Не так, как она хотела. И в итоге я была уверена, что потеряла её навсегда.
Возможно, я не потеряла её тогда, но, видя, как её сердце разбито на бесконечное число осколков, я знаю, что потеряла её теперь.
– Если Совет удовлетворит мой запрос, я буду только счастлива видеть каждого из вас у себя в гостях, если вы, конечно, пожелаете прийти, – неуверенно произнесла я. – Я продолжу существование, просто в ином качестве, и нам не придётся прощаться, пока ты сама этого не захочешь.
Мама ничего на это не ответила. Сидящая рядом с Зевсом Гера прочистила горло.
– Ты любишь его больше, чем Аида? – спросила она девчоночьим голосом.
Я нахмурилась. Неужели Гера не в курсе наших отношений с Аидом? Или просто хочет услышать подтверждение?
– Аид – мой друг. И всегда им будет. Но мы не пара. Мы пытались ужиться друг с другом на протяжении тысяч мучительных лет. Я не могу полюбить его так, как он того хочет. И тот факт, что я вынуждена быть рядом, но моё сердце бесконечно далеко, – сущая пытка для него. Я не хочу причинять ему больше боли, чем уже причинила, и единственный способ это сделать – сложить с себя полномочия и окончательно уйти от него.
Все члены Совет повернулись к Аиду, который стойко держался на своём троне. Гера поджала губы, но я могла бы поклясться, что заметила намёк на улыбку.
Почему? Потому что кто-то наконец так же несчастен, как и она?
Впрочем, это неважно. Пусть думает что хочет, лишь бы согласилась меня отпустить.
– Это непростое решение для меня, и мне ещё никогда не было так страшно. Но я обязана это сделать ради Адониса. Мои чувства не играют роли, когда на кону его вечность в загробном мире. Пожалуйста… Я знаю, что это беспрецедентный случай. Знаю, что из-за этого может начаться хаос. Но если вы позволите, со временем раны заживут. А если нет – они будут гноиться, пока от нас с Аидом не превратимся в прах.
– И ты согласен с этим, брат? – спросил Зевс.
– Да, – пустым голосом произнёс Аид. – Я видел достаточно, чтобы понять, что она говорит правду. И желаю ей исключительно счастья. Прошу вас всех о том же.
По залу пронеслись шёпотки. Зевс поднял руку, призывая к тишине.
– Хорошо. Мы проведём голосование. Учитывая значимость вопроса, я попрошу, чтобы решение было принято не анонимно, – он обвёл круг собравшихся взглядом, задержав внимание на каждом. – Кто согласен удовлетворить запрос Персефоны?
Я задержала дыхание. Один за другим члены Совета закивали. Первая была Гера, затем Арес, Гефест, Артемида, Аполлон, Афина, Гестия, Посейдон, Дионис. И даже Гермес. И Аид.
И хотя её глаза блестели от непролитых слёз, мама тоже кивнула.
Но несмотря на единодушие остальных, Афродита сидела неподвижно. Секунды сменяли друг друга в тишине. Молчание прервал Зевс:
– А ты, дочь моя?
– Нет, – она так сильно стиснула зубы, что жилы на её шее выступили вперёд. – Я против. Она едва знает Адониса. Увела его у меня, в очередной раз предала Аида и пошла против воли Совета. Я не вижу ни единой причиной вознаграждать её за это.
Я открыла рот, чтобы поспорить, но Зевс снова поднял руку, и я промолчала.
– Это все твои возражения, Афродита?
– А этого недостаточно? У меня ещё много.
Зевс нежно, как он разговаривал только с ней, пробормотал Афродите:
– Возможно, ты так это воспринимаешь, потому что ревнуешь и скорбишь? Он погиб всего пару часов назад.
– Да, – подтвердила она дрожащим голосом. – А всё потому, что она настаивала, чтобы я покинула его. Она просто отказывалась признавать, что он, возможно, любил меня сильнее.
Ярость забурлила в моей груди, горячая и неутихающая. Если она будет настаивать на этой своей игре, то чёрта с два я стану молчать.
– Мне плевать, кого он любит сильнее. Как ты не понимаешь? Это не имеет никакого отношения к тебе. Он страдает. Они истязает себя, и это наша вина. Пусть даже он ненавидит меня. Я люблю его слишком сильно, чтобы бросить его в вечном аду, и я готова пойти на всё, чтобы избавить его от этой участи, даже если для этого нужно отказаться от всего, что у меня есть. Даже если мне придётся провести остаток вечности в одиночестве.
