Текст книги "Океан. Выпуск одиннадцатый"
Автор книги: Евсей Баренбойм
Соавторы: Юрий Федоров,Юрий Дудников,Святослав Чумаков,Юлий Ворожилов,А. Мирошников,Владимир Матвеев,Александр Баюров,Гавриил Старостин,Николай Портенко,Александр Осин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)
Рано утром, войдя в кабинет, оберштурмфюрер приказал позвать Вальтера.
Не прошло и трех минут, как в дверях появился штурмфюрер.
– Как провела ночь интересующая нас особа?
– Как черная пантера из лейпцигского зоопарка. Ходила из угла в угол. Ни разу не прилегла и не присела.
– Очень хорошо. Поведение подтверждает, что она новичок. Опытный разведчик, получив неожиданную передышку, тотчас бы завалился спать. Во всяком случае, прилег бы, чтобы сохранить силы, хотя бы физические, для предстоящего допроса. Что ж, вызывайте ее в студию.
Комната, куда ввели Ирму, выглядела необычно: квадратная, без окон, стены и потолок окрашены белой масляной краской. Слева, в полуметре от стены, небольшой диванчик. Над ним вырезы, какие обычно делают в аппаратной кинотеатров. У самого пола два динамика. Рядом с диваном стол, за которым в кресле сидел вчерашний оберштурмфюрер. Справа маленький столик, на нем кофе, бутылка коньяка и сигареты.
– Заходите, пожалуйста, фрейлейн, присаживайтесь. – Офицер поднялся и жестом показал на диван. – Коньяк, кофе?
Ирма села на жесткий диванчик, зябко передернула плечами, хотя в комнате было тепло.
Гестаповец вышел из-за стола. Налил в чашечку кофе и пододвинул к ней.
– Не стесняйтесь, прошу.
Она взяла чашку и поставила на стол. Затем обеими руками, одной за блюдечко, другой за ручку чашки, поднесла ко рту ароматный кофе.
Офицер присел рядом и закурил.
– Вы обратили внимание, что мы не задавали вам никаких вопросов? Не так ли?
– Я ничего не знаю, меня задержали по недоразумению. Вы ошибаетесь, принимаете за кого-то другого, – начала Ирма.
– Не будем об этом. Так вас ни о чем не спрашивали. Почему? Да потому, что, как ни тривиально звучит, мы действительно все знаем. Вам зачитали документы и сообщения. На хуторах вы не были и так далее. Не будем терять времени. Нам известно многое, но, к сожалению, разумеется для нас, не все. Нам неизвестно, куда ушел отряд и где он сейчас. И вы нам это скажете.
– Я ничего не скажу. – Ирма запнулась. – Я просто не знаю. Мне ничего не известно ни о каких моряках.
– Зачем же так поспешно и неуклюже: то не скажете, а уж потом не знаете. И почему о моряках? Я же упомянул об отряде! Не собираюсь ловить вас на слове. Я уверен, вы сообщите, куда делся отряд подводников, – теперь я говорю, что это моряки.
– Я ничего не знаю. А про моряков мне сообщил вчерашний офицер, – попыталась вывернуться Ирма. – Можете делать со мной все, что хотите, мне безразлично.
– Это уже хорошо, что вы заговорили. Но не стройте из себя Жанну д’Арк, вам далеко не безразлично. Опять же, к великому сожалению, теперь уже для вас, фрейлейн, все то, что говорят о нашем учреждении во всем мире, – правда. Больше того, преуменьшенная. Мы применяем такие изощренные пытки, от которых застыла бы кровь в жилах у самых отпетых инквизиторов средневековья. Они были дилетанты, а мы вооружены последними достижениями науки и техники. Все, что известно о зверствах в гестапо, – правда. Боль для каждого гомо сапиенса остается болью, а Муция Сцеволы из вас не получится.
Ирма почувствовала мелкую дрожь во всем теле, перехватило дыхание, закружилась голова.
– Если я не узнаю, куда ушел отряд, вам будет очень плохо. Да и в протоколах мы отметим, что вы нам все рассказали. Это для ваших. Они вас проклянут. Если же вы скажете нам, где моряки и когда с ними встреча, я отпущу вас на все четыре стороны, уничтожив следы пребывания в нашем заведении. А сейчас разрешите продемонстрировать небольшой фильм, причем документальный. – Вайс вернулся к столу, сел и нажал кнопку.
Погас свет, остался лишь голубой плафон над диваном. На стене засветился яркий прямоугольник. Застрекотал аппарат. На белом полотне появилась точно такая же, до мельчайших подробностей, комната. Распахнулась дверь, и два обнаженных по пояс здоровенных гориллоподобных мужчины втолкнули в комнату молоденькую белокурую девушку в простеньком летнем платьице – фильм был цветной. В ее больших голубых глазах на показанном крупным планом хорошеньком личике застыл страх, пухлые губы полуоткрыты, слышалось частое, свистящее дыхание – фильм был озвучен. Дальше началось нечто невообразимо кошмарное. Казалось, самое больное воображение садиста-маньяка не смогло бы создать ничего подобного. С девушки сорвали одежду, выкручивали ей руки и ноги, ломали пальцы, рвали волосы, прижигали самые чувствительные места раскаленным железом. Из динамиков неслись душераздирающие вопли, стоны и хрипение, хруст костей и бульканье крови. Камера выхватывала из этой изуверской сцены одну за другой детали. В ярком свете все выглядело как что-то находящееся за пределами человеческого восприятия.
Когда Ирма пыталась отвернуться или закрыть глаза, заткнуть уши, стоящие рядом брали ее голову за подбородок, отводили пальцы от ушей, принуждая смотреть и слушать.
Если она теряла сознание, что было неоднократно, Вайс нажимал кнопку, фильм останавливался. И едва ее приводили в чувства – все продолжалось дальше.
Ирму тошнило. Ее била судорога. Она была на грани помешательства, не владела собой, снова теряла сознание. Очнулась она от сильного запаха нашатырного спирта. Тело как ватное, лицо, спину и грудь заливал пот, дрожали руки и ноги.
Комната была освещена. Аппарат молчал, световой прямоугольник на стене исчез.
Ирма обвела окружающих мутным взглядом и задохнулась от ужаса: в дверях стояли, ухмыляясь, те самые палачи-эсэсовцы, которые только что на экране истязали девушку.
– Вы меня слышите? – Над ней наклонился оберштурмфюрер. – Откройте глаза, вот так. Теперь все зависит от вас. Или скажете, где и когда встреча с отрядом, или молодцы проделают все то, что вы наблюдали в этом чудесном фильме, но героиней будете вы. Я жду ответа немедленно.
– Я скажу, – прошептала Ирма, – только оставьте меня хоть на час, на полчаса в покое…
Когда за ней закрылась дверь, вошел Вальтер. Вайс, довольно потирая руки, сказал:
– Вот как надо работать. Это называется психологической обработкой высшей степени. Между прочим, я не первый раз смотрю фильм, и всегда создается впечатление, что это действительно человек, а не муляж, – очень талантливо сделано. Вы видели ее реакцию? Приняла все за чистую монету. Исполнено со знанием дела, даже у меня пробегает мороз по коже. Дайте в ее камеру приглушенно звуковое сопровождение фильма. Мы сняли с коры ее мозга зрительные раздражители, а слуховые оставим…
Глава 7. БРОСОК ЧЕРЕЗ ФРОНТТретий день отряд подводников пробирался к линии фронта. После того как покинули замок Эльзелот, прошли в глубь леса на юг километров тридцать. Потом повернули на восток, выбирая самые глухие звериные тропы, обходя стороной одиноко стоящие хутора и деревеньки, стараясь держаться подальше от шоссейных и грунтовых дорог. Не обошлось и без происшествий.
На вторые сутки утром моряки залегли на опушке рощи, выжидая, когда спадет движение по шоссе и можно будет перескочить его одним махом.
Неожиданно четыре грузовика, полные солдат, свернули к противоположной обочине. Гитлеровцы, переговариваясь, высыпали на дорогу, полезли в кусты, стали ломать ветки для маскировки машин. Несколько человек схватили ведра и помчались к ближайшей речонке за водой. И вот тогда у кого-то из ребят не выдержали нервы. Над примолкшим шоссе грохнул одиночный выстрел. На мгновение замерли немцы и притаившиеся моряки. Секунду спустя ударил уже залп, в фашистов полетели гранаты, застрочили автоматные очереди. Подводники бросились на врага. Солдаты заметались среди грузовиков, пытались забраться в кузова, где оставили оружие, но везде их настигали пули. Часть гитлеровцев побежали вдоль дороги вперед, другие пытались укрыться в лесу или между колес автомобилей. Отряд перешел шоссе и углубился в чащу, оставив на дороге четыре горящих машины и полтора десятка трупов солдат. Правда, чья-то оплошность не обошлась для подводников безнаказанно: трое были убиты и пять ранены. Но самое главное, они обнаружили себя.
В полдень остановились на привал. На небольшой полянке среди высокой, в рост человека, травы стояла заброшенная рига, к которой подступал буйно разросшийся ольховый подлесок. Костров не разводили, закусили сухарями и мясными консервами и кто где мог примостились отдыхать.
Командир сидел на плащ-палатке и задумчиво грыз соломинку. Еще прошлой ночью они видели в той стороне, куда шел отряд, сполохи артиллерийских взрывов, и оттуда доносился глухой отзвук канонады. А сейчас они подошли к передовой вплотную. Ольштынский с нетерпением ждал, когда возвратятся разведчики во главе с лейтенантом. Долматов лежал рядом, опершись на локоть согнутой руки.
Наконец из кустов показались разведчики.
– Наконец-то! – Ольштынский вскочил и смахнул приставшую к брюкам солому. – Докладывайте, что там делается! Или лучше прямо изобразите вот здесь, на обороте карты. Рассказывай, штурман.
– Мы подошли почти к самому переднему краю… – Лейтенант карандашом нарисовал маршрут разведчиков и позиции противника. – Тут, чуть восточнее того места, где мы находимся, очевидно, стык двух частей. Кругом болота, почти непроходимая топь, камыши, руку поднимешь – не видать. Дальше на песчаных взгорках окопы, линии укреплений, проволочные заграждения, а в лесу доты и артиллерия. Танков поблизости не заметили. Вот здесь склады боеприпасов. Очень много ящиков, в каких обычно хранят патроны и снаряды. Охрана хотя и сильная, но впечатление такое, что с этой стороны немцы ничего не опасаются, все внимание вперед, где проходит оборона. Вот здесь блиндажи, а дальше, сдается, уже позиции наших. Огневая активность слабая: бросят десяток мин или снарядов с обеих сторон и молчат. Изредка завяжется короткая перестрелка – и опять затишье. Ничейная полоса метров двести, местность ровная, открытая, избитая воронками, – прямо лунный ландшафт. Днем не проскочить. Наши ничего не знают, и мы можем оказаться между молотом и наковальней. Вот дислокация огневых точек и график смены часовых. Мое мнение: прорываться именно на этом участке. Спуститься той же дорогой, какой мы подбирались. Скопиться в лощине, подстраховывая друг друга, и вперед. Бушлаты на проволоку – и баста. Но делать это следует ночью – днем все как на ладони, щелкай на выбор.
– Ну что ж, сведения полные. Какой талант, штурман, потеряла войсковая разведка в твоем лице! – засмеялся капитан-лейтенант. – Молодцы, идите отдыхайте, а мы потолкуем кое о чем с комиссаром…
Офицеры и старшины собрались в дальнем углу риги. Подняв тучи отдающей прелью пыли, чихая в ладони, уселись на брошенные на солому бушлаты.
Командир после сообщения о данных разведки объяснил план прорыва. Отряд разбивался на три части. Первая во главе с лейтенантом подбиралась к складам, без шума снимала охрану, и склад взрывали. Вторая – основная группа, которую вел командир, – ударяла напрямик с тыла по блиндажам, забрасывала траншеи гранатами и, выскочив на ничейную землю, залегала на ее середине, прикрывая прорыв остальных. Группа Долматова должна была подстраховать первую группу и потом прорываться вместе с ней. Выступление назначили на двадцать три часа, когда, по словам разведчиков, до смены караула остается совсем немного и уставшие часовые не столь бдительны. Сигнал к прорыву – белая ракета.
Едва стемнело, случилось непредвиденное событие. К командиру прибежал матрос из второй группы и сообщил, что боевое охранение их группы задержало трех человек, одетых в советскую форму. Их захватили, когда они пробирались к немецкому складу и столкнулись нос к носу с нашей засадой. Неизвестные оказали яростное сопротивление, и лишь благодаря внезапности нападения на них и явного преимущества моряков обошлось без потерь и относительно бесшумно. Задержанных доставили к Ольштынскому.
Перед ним стояли трое ребят в пятнистых плащ-палатках и касках.
– Кто вы такие и как сюда попали? – строго спросил командир у солдата, из-под каски которого выглядывал кусок грязного бинта.
– А вы кто? И тоже как тут очутились? – вопросом на вопрос ответил неизвестный.
– Сейчас я вас спрашиваю, а не вы меня, тем более говорите с офицером советского флота.
– А чем докажете? Море отсюда эвоно, ого-го где. – Боец передернул связанными руками. – А любую форму нацепить дело недолгое.
Его друзья засмеялись.
– Вот мои документы. Я капитан-лейтенант Ольштынский, командир подводной лодки «Щ-17», прорываюсь к своим. Ясно?
– Теперь ясно. – Солдат повернулся к товарищам. – Свои это. Ну а мы, – обратился к командиру, – из десятого амфибийного батальона, случайно отбились в лесу во время десанта. Обнаружили склад фрицевский, взорвать намеревались, а тут ваши навалились.
– Развяжите их, – приказал Ольштынский, – верните оружие, и пусть поступят в распоряжение штурмана, в ту группу, которая пойдет взрывать склад, – ребята, видно, толковые.
Солдатам развязали руки, и они, тихо переругиваясь с моряками, очевидно вспоминая не совсем вежливое обращение, скрылись в кустах.
– Сейчас же начать подготовку к прорыву, – приказал командир. – Все делать, как наметили раньше. Если есть вопросы, задавайте…
Когда совсем стемнело, группы вышли на исходные позиции. Над линией фронта то здесь, то там взлетали в черное небо ракеты. Как гигантский стебель цветка, они замирали, затем стебелек гас, а сам цветок, озаряя округу серебристым светом, устремлялся к земле.
Ольштынский подполз к Долматову и осторожно тронул его за плечо:
– Коля. У меня к тебе, понимаешь, просьба. Все может случиться, поэтому обещай, пожалуйста, если со мной что произойдет, позаботиться насчет Ирмы. Настоящее ее имя Ирина Калнинь. Наведи справки, в общем, разберись и, если надо, помоги. Добро?
– Обещаю, командир. Но мне кажется, что ты сам этим займешься, после того как к своим проскочим.
– Спасибо, ты настоящий друг. Давай начинать?
Не успел замполит отползти и сотни метров, как из того места, где они только что беседовали с командиром, с глухим хлопком, шипя взмыла белая ракета.
Разорвалась, шарахнулась, раскатилась в разные стороны тишина. Дружно застрочили автоматы, яркими вспышками стали лопаться взрывы гранат, замелькали фигуры бросившихся на врага моряков. Разрывы, выстрелы и крики слились в один протяжный гул.
Спустя несколько минут там, куда ушла группа штурмана, поднялся огромный столб огня. Волнами заколебалась земля, по ушам ударил тугой грохот.
Долматов облегченно вздохнул и, вскочив на ноги, крикнул:
– Вперед! Отходить к своим!
Моряки поднялись и, прыгая через воронки, побежали туда, где залегла, прикрывая их огнем, группа капитан-лейтенанта.
– Товарищ старший лейтенант! – сквозь шум боя донеслось до Долматова. – Товарищ старший лейтенант! Командира ранило!
– Что командира? – обернулся он на голос.
На краю воронки, держась обеими руками за живот, стоял на коленях Ольштынский.
– Командир? Как же это ты? – Долматов схватил его за плечи.
– Коля, выводи людей… – Капитан-лейтенант повалился на бок.
– Как же ты не уберегся? Эй, ребята, бери командира – и бегом! Бегом, черт возьми! – закричал Долматов. – К своим, живо!
Несколько матросов, продев жерди в рукава застегнутого бушлата, осторожно уложили капитан-лейтенанта и, прикрывая его собой, побежали к советским окопам.
Глава 8. НОЧНОЙ ЕРАЛАШОт узкого оранжевого пламени коптилки – сплющенной гильзы с вставленным в нее фитилем – к бревенчатому потолку поднималась длинная, как тоненькая черная змейка, струйка копоти. В блиндаже было прохладно и сыро, резко пахло влажными сосновыми опилками и мокрой одеждой.
У самой двери, примостившись на ящике из-под патронов, солдат в ватнике возился с фонарем «летучая мышь». В углу, за сколоченным из неструганых досок, покрытым синей засаленной клеенкой столом, опустив голову на сложенные руки, сидел майор. Он спал. Очевидно, усталость свалила его во время работы. На столе лежали испещренная разноцветными линиями карта, карандаши, раскрытая полевая сумка, какие-то бумаги, стояли котелок с остатками ужина и жестяная кружка. Легкий сквознячок проскальзывал сквозь завешенную плащ-палаткой дверь и еле-еле шевелил то ли седые, то ли просто выгоревшие на солнце волосы. Тишину нарушало кряхтенье лежащего в противоположном углу на нарах под двумя шинелями лейтенанта, старшего адъютанта отдельного батальона 130-го Латышского стрелкового корпуса.
Неожиданно где-то наверху загрохотало. Послышались отдельные выстрелы, сухая дробь автоматных и пулеметных очередей. Из щелей между бревен на потолке посыпался песок.
Резко качнулось и вытянулось параллельно столу красноватое пламя. В узкую дверь блиндажа протиснулся пожилой солдат. Остановился, щурясь от света, кашлянул, прикрыв ладонью рот, и шепотом произнес:
– Товарищ майор? А товарищ майор?
Офицер даже не пошевелился. Боец, колдовавший над фонарем, приподнял голову, вытаращил глаза и приложил палец к губам.
– Ну, кто там еще? – Лейтенант сбросил шинели, привстал и вытер со лба испарину. – Не видишь, – он кивнул на майора, – совсем измотался человек! Что тебе?
– Тут от командира первой роты пришли, говорят, их, – он кивнул на комбата, – спрашивают. С докладом небось. Пропустить или как?
– Зови. Да тише сапожищами-то. Минуты отдохнуть не дадут.
Солдат высунулся из блиндажа и бросил в темноту:
– Слышь, славянин, заползай. Да костылями не греми!
В проеме двери показался сержант – посланец от капитана, командира роты, занимавшей оборону неподалеку от блиндажа.
– Давай докладывай. Только тихо, тихо. – Лейтенант встал, постанывая и держась за стойки, подошел к столу.
– Велено лично, прямо им, майору, – начал боец.
– Говори мне. Не буди человека. Двое суток глаз не смыкал. Да и меня малярия треплет, сил нет, зуб на зуб не попадает.
– Капитан сказали, что у фрицев ералаш какой-то происходит.
– Что еще за ералаш?
– Не знаю, так и передали. «Ералаш, – говорят, – начался, срочно сообщи комбату: так, мол, и так».
– Ну а все-таки? – Майор неожиданно поднял голову. – К атаке готовятся, что ли?
– Кто знает? Суетятся. Стреляют, а в кого – не ясно. Навроде промеж собой.
– То есть как это промеж собой?
– Неизвестно. Больше ничего передавать не приказывали. Доложи, мол, и точка.
– Хорошо. Сейчас сам приду. Как там дождь-то – перестал или льет?
– Кончился, товарищ майор. Кое-где звезды высвечиваются. К утру, должно, распогодится. Можно идти?
– Ступай.
Сержант скрылся за плащ-палаткой.
– Пойдем и мы, лейтенант, на месте-то оно виднее. – Майор встал, набросил на плечи шинель и направился к двери. – Автомат захвати и гранат пару. Посмотрим, что там за ералаш.
– Слушаюсь. – Лейтенант взял оружие и, слегка покачиваясь, пошел за комбатом.
Их сразу же окутала густая темнота. Только справа, метрах в пятидесяти, частыми белыми черточками проступали во мраке стволы березок и слева, за линией окопов, изредка вспыхивали малиновые зарницы и доносился шум вялой, будто затеянной нехотя перестрелки. Дождь перестал, но воздух до предела был насыщен влагой. Прямо за порогом разлились огромные лужи.
Узким ходом сообщения, затянутым сверху маскировочными сетями, скользя по чавкающей под ногами вязкой глине, офицеры добрались до командного пункта роты, расположенного у самой опушки небольшой рощицы.
– Привет, капитан! Что, зашевелились там? – Майор подошел к прильнувшему к стереотрубе командиру роты. – Обычно ночью в последнее время они активности не проявляли.
– Черт знает, извините. Все было тихо, лишь ракеты пускали для порядка, как водится. Потом стрельба началась. Получается, как бы между собой перегрызлись, друг друга колотят. Пули к нам не залетают. Создается впечатление – до нас им вообще дела нет. Во, слышите? Темень еще эта проклятая… Когда нужно, так ее нет. А сейчас…
Он не успел договорить, как за немецкими окопами взметнулся к небу огромный кроваво-красный сполох. Через секунду дрогнула под ногами земля, так что со стен траншеи покатились комья глины.
– Здо́рово! – восхитился комбат. – Наверное, склад с боеприпасами рвануло. Света тебе не хватало – получай.
– А что свет? Все равно ничего не видать. Важно понять, что же они затеяли. Отвлекают внимание, может, специально, чтобы разведку пропустить? – предположил капитан.
– От них сейчас всего можно ждать – обложены со всех сторон, как медведь в берлоге. Прижали их к морю. Одна мысль осталась – как бы морем смыться, шкуру свою дырявую унести. Да напакостить напоследок побольше, – отрывисто сказал майор.
Внезапно стрельба усилилась. Подряд ухнуло несколько взрывов гранат. Словно горох по железной крыше, рассыпались очереди, небо прочертили разноцветные трассы, и на фоне разгорающегося пожара в глубине гитлеровской обороны на ничейную землю прямо перед окопами выскочили какие-то фигурки.
– Так и есть – разведка боем. – Капитан снял трубку телефона. – Восьмерка? Я – третий, приготовиться к контратаке. Товарищ майор, как подойдут к первому ориентиру, разрешите открыть огонь из минометов? А?
Опять с немецкой стороны взвился целый букет белых ракет. Ровное поле перед нашей обороной осветилось мертвым голубоватым светом. Длинные тени от бегущих преломлялись на взрытой и перепаханной снарядами и гусеницами танков земле. Снова с шипением взмыли ракеты, и в их свете отчетливо обозначились люди.
– Во весь рост жмут, гады, даже не пригибаются. Пьяные они, что ли? – Комроты потянулся к телефонной трубке. – Сейчас мы их встретим, живо отрезвеют.
– Подожди, не торопись. – Майор придержал капитана за плечо. – Здесь что-то не то. Если бы это была разведка, не стали бы они освещать нам цель.
– Знаем мы эти штучки-дрючки, всяко бывало. – Капитан опять потянулся к трубке.
– Отставить! Прислушайся. Слышишь? Кричат.
Сквозь шум боя со стороны противника доносились отдельные возгласы: «Не стреляйте, свои… Идем на прорыв… Не стреляйте…»
– Слышишь? По-русски кричат.
– А может, это перебежчики? – вставил лейтенант. Вчера как раз в этом районе бросали листовки. Вот и идут сдаваться.
– Во, во. И все горланят с рязанским акцентом. Не похоже на переход. Нет.
– А если власовцы?
– Вряд ли. Да и не было их на этом участке фронта.
– Скомандуй-ка, капитан. Быть готовыми, но не стрелять. Наблюдение усилить. А минометы пусть отрежут эту группу от немцев.
Капитан передал приказ комбата. Почти тотчас в воздухе засвистели мины – и на окопы врага обрушился огонь.
– Прикажи саперам открыть проход в заграждении. Через бруствер перелезли несколько солдат и поползли выполнять приказ.
Уже было отчетливо видно, как метрах в пятидесяти от КП по равнине, пригибаясь и укрываясь в воронках, бежали несколько черных фигурок.
– Дьявольщина! Да они же в своих палят! – Капитан посмотрел на майора. – Ну точно в своих!
– То-то и оно. А ты говоришь «разведка»! Здесь другое.
– А что именно?
– Подожди, разберемся…
Саперы открыли рогатки в заграждении, и в траншею стали прыгать люди.
– Матросы! Мать честная! – протянул кто-то удивленно. – Откуда же они, господи?
Трое моряков, заляпанных с головы до ног грязью, осторожно с рук на руки передали в окоп сделанные из жердей носилки с лежащим на них человеком.
– Эй, славяне! – крикнул один из них. – Доктора сюда, да живее шевелись – это наш командир.
…В блиндаже против майора сидел человек в форме морского офицера с усталым, почерневшим и небритым лицом. Из-под сдвинутой на затылок фуражки выбились рыжие вихры. Правую, нервно подергивающуюся щеку пересекала глубокая кровоточащая царапина. Он пытался прикурить от коптилки предложенную комбатом папиросу. Пальцы дрожали. Наконец ему это удалось. Моряк глубоко затянулся, но тут же, поперхнувшись, закашлялся, выпустил изо рта дым и, подняв на майора синие, с покрасневшими белками глаза, немного хрипловатым голосом произнес:
– Я заместитель командира по политической части подводной лодки «Щ-17» старший лейтенант Долматов Николай Николаевич. Моряки – это то, что осталось от нашей команды. Нас было шестьдесят, сколько прорвалось – сейчас доложат. Командир, капитан-лейтенант Леонид Сергеевич Ольштынский, тяжело ранен.
– А как вы сюда попали? – Майор поставил локти на стол и пристально взглянул на офицера. – Мы от берега в тридцати километрах. – Он кивнул на карту. – Даже в тридцати двух…
Долматов рассказал обо всех их злоключениях и в конце рассказа попросил комбата:
– Там в Кайпилсе – это недалеко отсюда – видимо, была захвачена гестаповцами наша разведчица-радистка, эта самая Ирма. Может быть, еще не поздно ей чем-то помочь?
– Кайпилс вчера взят нами. Этим ударом завершилось полное окружение столицы Советской Латвии. Сегодня утром мы нанесем удар по ее западной окраине.
– У меня к вам просьба, товарищ майор. Сообщите, пожалуйста, в разведотдел, что их радистка Ирма Линдус, скорее всего, находилась в кайпилсском гестапо. Нужно что-то срочно предпринять, надо действовать.
– Доложу сейчас же. Не беспокойтесь.
– Где у вас медсанбат? Туда понесли нашего командира, я его должен видеть, узнать, как он там.
– Я дам вам провожатого – это рядом, вас отведут…
– Вы спрашиваете об офицере-моряке, недавно доставленном к нам матросами? – с сильным акцентом спросила дежурная сестра. – Я сейчас узнаю, одну минуточку. – Она встала и вышла в соседнюю комнату.
В сопровождении сестры появился пожилой врач в больших роговых очках.
– Это вы интересуетесь моряком-капитаном?
– Я, доктор, я. Как у него дела? – Долматов снял фуражку и вытер ладонью лоб.
– Четыре проникающих пулевых ранения в область брюшины. Умер на операционном столе.
У Долматова перехватило дыхание.
