Текст книги "Океан. Выпуск одиннадцатый"
Автор книги: Евсей Баренбойм
Соавторы: Юрий Федоров,Юрий Дудников,Святослав Чумаков,Юлий Ворожилов,А. Мирошников,Владимир Матвеев,Александр Баюров,Гавриил Старостин,Николай Портенко,Александр Осин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)
Двое суток «Щ-17» маневрировала в заданном оперативном районе. На карту были нанесены три позиции. Периодически меняя их, лодка создавала впечатление, что на коммуникациях действуют несколько лодок.
Вчера под вечер в первом квадрате торпедировали танкер противника. Правда, судно не относилось к разряду крупнотоннажных, но его груз – бензин – в блокированном порту был необходим как воздух. После атаки оторвались от преследования противолодочных катеров и сторожевиков, перешли в другой район, где у самого входа в порт вот уже около четырех часов, притаившись, ждали, когда появятся дымки судов.
Время от времени командир поднимал перископ. Сквозь линзы он видел большой порт, через который осажденные гитлеровцы получали технику, продовольствие и горючее из Штеттина и Ростока. Вход на рейд был плотно затянут плавучими бонами. Возле них, попыхивая дымком из длинной черной трубы, суетился маленький буксирчик.
Город почти на две равные половины разделила широкая река, в устье которой порт и был расположен. По обеим берегам виднелись шпили кирх, ажурные стрелы башенных кранов, склады. Белые и серые домики с островерхими красными черепичными крышами просвечивали сквозь зелень деревьев. Когда лучи солнца пробивали тучи, панорама гавани и города преображалась, линии обретали контрастность, блеклые тона уступали место более ярким и сочным. В такие минуты порт издали напоминал рождественскую цветную открытку. Не хватало разве какой-нибудь по-немецки сентиментальной надписи, исполненной золоченой готической вязью.
В лодке было душно, чувствовалась нехватка кислорода. Каждый с нетерпением ждал ночи, когда можно будет всплыть и всласть надышаться свежим, прохладным воздухом.
– Товарищ командир! – раздался голос акустика. – Справа девяносто слышу шум винтов крупного судна. Очень крупного.
– Есть. Поднять перископ! – Ольштынский взялся за ручки перископа и развернул его туда, куда указал акустик.
В перекрестие медленно наплывал силуэт большого транспорта. Два охотника, очевидно считая свою миссию по охране судна оконченной, были уже у бонового заграждения.
– Боевая тревога! Торпедная атака!
Команда расставила моряков по боевым постам.
Высокобортный транспорт, тысяч на десять водоизмещением, окрашенный в черный и шаровый цвета, развернулся и лег на входные створы, ведущие в порт. Пузатенький буксирчик стал торопливо разводить боны. Цель находилась сейчас как раз между гаванью и подводной лодкой, полностью закрывая ее от своих катеров.
– Аппараты товсь!
Напряжение на корабле достигло предела.
– Пли!
Две торпеды выскользнули навстречу обреченному транспорту. Промахнуться в таких условиях было почти невозможно.
– Полный вперед! Право на борт!
Командир убрал перископ. Лодка дернулась, но в тот же миг глухой удар обрушился на корму. Ее сильно подбросило. Послышался дробный стук металла о металл. Одновременно прямо по носу раздался взрыв – торпеды попали в цель.
Двигатели замолчали, вибрация и стук прекратились, но лодка, не слушаясь руля, продолжала по инерции быстро идти вперед, приближаясь к тонущему судну.
– Механик! В чем дело? – крикнул Ольштынский.
– Рули и винты заклинило. В седьмом отсеке фильтрация корпуса. Видимо, на мину напоролись.
– Товарищ командир! Глубина всего двадцать метров… – доложил штурман.
И будто в подтверждение его слов, под днищем сначала слабо, потом сильнее и сильнее что-то заскрежетало, точно кто-то царапал корпус гигантскими когтями. Наконец лодка остановилась, накренившись на борт. Сверху сквозь толщу воды доносился глухой шум. Слева ухнуло несколько взрывов. «Щ-17» подбросило так, что люди еле устояли на ногах.
– Товарищ командир! Бомбы, очевидно, бросает самолет. Шума винтов сторожевиков нет, – доложил акустик. – До транспорта пятьдесят метров.
– Штурман! Глубина у транспорта? – Ольштынский повернулся к замполиту. – Сходи взгляни, что там у механиков.
– Глубина по карте десять – двенадцать метров!
– Осмотреться в отсеках! – раздалась команда.
Торпеды угодили судну в носовую часть. Оно почти полностью ушло носом в воду. Над поверхностью возвышалась похожая на гигантскую краюху черного хлеба корма, на которой белела надпись: «Герман Геринг», а несколько ниже порт приписки: «Гамбург». Медленно продолжали вращаться щербатые лопасти винтов. Сорванные с походных креплений грузовые стрелы, обрывая такелаж, раскачивались из стороны в сторону. Правый борт захлестывали волны. По наклонившейся палубе в воду сыпались какие-то ящики, бочки и обломки. К небу поднимался столб черного дыма. Надстройки закрыли облака пара. Несколько человек пытались спустить шлюпки, но шлюпки взрывами выбросило из кильблоков, и они, свисая с бортов, раскачивались, как огромные рыбины.
Из порта к транспорту торопились сторожевики и катера. Над ним большими кругами летал самолет.
Весь личный состав «Щ-17» собрался во втором отсеке. Моряки разместились вдоль бортов на рундучках, подвесных койках, везде, где можно втиснуться, сесть. Ольштынский не собирался ничего скрывать от экипажа: у всех на кораблях независимо от звания и должности судьба одинаковая, а на подводной лодке – тем более. От одного человека зависит порой жизнь всей команды. Поэтому и надо, считал он, чтобы каждый четко и ясно представлял себе, что его ждет, как надо действовать дальше, что требуется именно от него в данной конкретной обстановке.
– Товарищи… – Ольштынский обвел взглядом замерших в напряжении моряков. – Положение у нас, прямо скажем, не ахти. Лодка не имеет хода. Инженер-механик затрудняется сказать, как велики и серьезны повреждения. Да и трудно это сделать, не осмотрев корпус снаружи, а возможности такой пока нет. Противник нас пока не обнаружил, иначе давно бы забросал бомбами. Порт стоит в устье реки, которая выносит в море массу ила, вода здесь мутная, особенно сейчас: накануне шли дожди. Это спасает нас от авиации. Охотники также не нащупали лодку – мы соблюдаем полную тишину. Но есть другой враг. Вы уже ощущаете его. Это кислородное голодание. Нам потребуется вся наша выдержка и сила воли. Задача номер один – экономия сил до тех пор, пока не стемнеет. Как только немного затихнет там, – он поднял палец, – и стемнеет, попытаемся всплыть и решим, как поступить дальше. У меня все.
Наступила тишина.
Ольштынский пытался представить, о чем могли сейчас думать люди в этой стальной неподвижной коробке, отрезанные от всего мира толщей воды, за сотни миль от своих. Он знал: команда безгранично верит ему, командиру, надеется, что он найдет выход из этого почти безнадежного положения. Сумеет ли он оправдать их доверие, хватит ли опыта, знаний, наконец, сил?..
– Разрешите, товарищ командир, – поднялся боцман. Вытер ладонью пот со лба и хрипловато сказал: – Мы ведь вроде пехоты на берегу в окружении и даже хуже. А уж отсюда – сдаваться или прорываться. Первому нас не учили, да и не умеем. Остается прорыв. Так я говорю? А?
Моряки одобрительно загудели.
– Тише, тише. Помните надписи на телефонах. – Боцман погрозил заскорузлым пальцем. – Враг подслушивает. Так вот я и говорю, разводить эти самые, как их, антимонии не след. Посему – действуйте, командир, как положено. Так или нет?
– Так, так! – зашумели вокруг.
– У меня все. – Боцман сел.
– Других нет предложений? Ну, если все ясно, тогда по местам и помните: экономить силы и кислород. – Командир расстегнул ворот кителя и провел ладонью по горлу. – Как можно меньше движений.
Ольштынский, войдя в свою полутемную каюту, не заметил, что у него замполит. Он сначала подумал, что это Ирма, но она сидела, прислонившись спиной к переборке и запрокинув голову. А лицо Долматова белело прямо перед ним. Было заметно, что замполиту плохо. Глаза его были затуманены, на лбу испарина, губы высохли и потрескались.
– Что, Николай Николаевич, худо? – Капитан-лейтенант пригладил рукой волосы.
– Да уж не как в Кисловодске. Но терплю.
– Потерпи, осталось недолго. Я сейчас был у штурмана. Он проверил график освещенности. Наверху уже темно. Минут через пятнадцать – двадцать будем всплывать. А пока пойдем к акустикам, узнаем обстановку.
Офицеры вошли в кают-компанию, где в уголке примостился старшина-акустик.
– Как там? Что творится на белом свете? – спросил капитан-лейтенант.
– Сейчас полный порядок, товарищ командир. Тихо. Я здесь, – акустик показал на исчерченный какими-то знаками лист бумаги, – веду учет, сколько судов подходило к транспорту и уходило. Получается: там теперь пусто – все в порту. На «утопленнике» спокойно, не слышно звуков. Очевидно, работы прекратили до утра, а людей свезли на берег.
– А охотники в засаде не затаились? Лежат в дрейфе и ждут, не вынырнем ли?
– Исключено. Смотрите: четыре подходило – у них шум винтов особый, ни с каким другим судном не спутаешь, – и четыре ушло. Точно говорю, никого нет, – убеждал старшина.
– Тогда начнем всплывать потихонечку.
Через несколько минут лодка плавно, словно ощупью, пошла вверх и бесшумно всплыла. Вокруг была плотная и упругая тишина. Еле-еле накрапывал дождь, капли падали мягко и неслышно. Прямо по носу в каких-нибудь пятидесяти метрах сквозь мрак проступала громада транспорта. Вся носовая часть по первую надстройку скрывалась под водой, лишь полуют и округлая корма возвышались над поверхностью. В воздухе плавал резкий запах нефти, разлившейся из цистерн при попадании торпед.
– Вот какая ситуация. Ощущаешь? – Командир поправил съехавшую на затылок пилотку. – Прежде всего хорошо проветрить отсеки, людей по возможности наверх. Отправить на судно толковых ребят, пусть выяснят обстановку и доложат. А механикам пока осмотреть винты.
Быстро вытащили и надули последнюю оставшуюся на «Щ-17» резиновую лодку. Старшина и матрос, захватив бросательный линь, один конец которого привязали к тумбе носового орудия, погребли к транспорту. На корме подводной лодки возились легководолазы.
На мостике воцарилось молчание. Время текло медленно. Командир бросил взгляд на часы. Прошло всего двенадцать минут, а казалось – не менее получаса. Наконец старшина, перебирая руками бросательный конец, подогнал лодку к «Щ-17». Доложил: судно нагружено оружием и продовольствием. На нем никого нет. Из груза сохранилось только то, что было размещено наверху. Трюмы, машинное и котельное отделение затоплены полностью.
После короткого совещания решили завести на транспорт трос, закрепить его на чугунные кнехты и шпилем подтянуть лодку под корму транспорта. Подтянули и ошвартовали. Командир и замполит перелезли на транспорт. Палуба его круто уходила вниз и вправо. Вероятно, река вымыла в устье глубокую яму, куда и опустился, врезавшись в песок, нос поврежденного парохода.
На транспорт поднялся и инженер-механик. Скользя по измазанной соляром палубе, он подошел к командиру.
– Винты и рули осмотрели, – начал он. – Дело дрянь, хуже не придумаешь. Своими силами отремонтировать нельзя. Лопасти винтов срезало, как бритвой, одни ступицы остались. Рули заклинило, валы погнуты. Удивляюсь, как выдержали корпус и уплотнения. По идее седьмой отсек должен быть затоплен. Будем считать, что нам крупно повезло.
– Да-а, действительно крупно повезло. Так и тянет покойницкой от такого везения. Положение хуже губернаторского. Впрочем, выход как будто есть: лодку затопить, спустить шлюпки транспорта, погрузить в них людей, оружие – и на берег. Это, пожалуй, единственный шанс…
– Товарищ командир, – крикнул акустик, – со стороны порта идет небольшое судно, скорее всего, буксир. Приближается медленно.
– А ну, живо лишних вниз и приготовиться к срочному погружению! Пять человек с автоматами ко мне. Быстрее. Комиссар, бери людей, прячься в рубке и по ходу дела разберешься, что и как. Но прошу поосторожнее. Без надобности не встревай. Если все обойдется, постучишь по борту транспорта, мы услышим и всплывем.
– Может, Ирму оставить с нами? Ведь я в немецком не ферштейню.
Мгновение подумав, командир отрицательно мотнул головой:
– Не стоит по мелочам ставить ее под удар. У нее есть какое-то задание. Понадобится допрашивать фрицев – сделаем это попозже. Ну, действуй.
Замполит, штурман и пять моряков спрятались в кормовой надстройке. Тут располагалась кладовая шхиперского имущества – терпко пахло краской, смоляными канатами, там и сям валялись бухты тросов, тюки ветоши, бидоны и банки, в углу были навалены пробковые спасательные нагрудники.
«Щука» медленно, почти беззвучно исчезла с поверхности, словно растворилась среди кипения пузырьков воздуха в маслянистой воде.
Через стекло иллюминатора кладовки подводникам было видно, как к накренившемуся «Герману Герингу» подошел портовый буксир. За его кормой забурлила вода – гася инерцию, дали задний ход. Затем буксир приткнулся к корме судна, зашипел паром и замер. Какой-то человек, перемахнув через леера, спрыгнул на судно и закрепил швартов; потом еще один, более плотный и высокий, тяжело перелез через фальшборт, огляделся и, косолапо расставляя ноги, направился прямо к двери надстройки, где прятались подводники. Не доходя метров трех, остановился, обернулся и что-то крикнул.
Долматов в темноте нащупал плечо штурмана и сказал на ухо:
– Если войдет, сразу хватайте и втягивайте внутрь. Не давайте кричать.
– Понял, товарищ старший лейтенант. – Штурман придвинулся к полуоткрытой двери и о чем-то зашептался со стоящими по обе ее стороны матросами.
Мужчина на палубе, не дождавшись ответа, махнул рукой и не спеша пошел к двери. У самого входа замешкался, споткнувшись о комингс, затем, тяжело сопя, протиснулся внутрь.
Несколько пар рук крепко схватили его, в то же мгновение в рот запихнули кусок ветоши и прижали к стенке кладовой. Долматов включил карманный фонарик. Луч осветил круглое, окаймленное седой короткой и курчавой бородкой лицо, выпученные светло-голубые глаза. Широко раздувались ноздри коротковатого, немного курносого носа. Морская фуражка слетела во время схватки, обнажив седую голову. Было видно, что это не немец.
– Освободите ему рот. Да будьте наготове. Пикнет – прикладом по черепу. – Старший лейтенант нагнулся к самому лицу моряка. – Кто вы и сколько людей на буксире? Да без шума – успокоим навсегда.
Человек облизал губы и с сильным акцентом произнес:
– Боцман я на буксире. Латыш. Там девять человек.
– Немцы есть?
– Два эсэсовца. У шкипера сидят в салоне.
– Зачем пришли и кто послал?
– Приказ портовых властей организовать охрану и выставить огни. Транспорт мешает: затоплен на фарватере, а завтра ожидается выход из порта нескольких судов. Руки-то отпустите, больно. – Мужчина шевельнул сильными плечами.
– Спокойно. И ни звука! Мы шутить не намерены. Надеюсь, поняли, кто мы?
– По форме наши, только странно, откуда вы тут взялись…
– Ну, это еще как сказать, ваши или не ваши, а откуда взялись – не важно. Кто второй, который сошел вместе с вами, маленький, худощавый?
– Матрос. Мой племянник, надежный парень. Он свой.
– Посмотрим. Позовите его сюда, да предупреждаю – без фокусов. Нам терять нечего.
– Сейчас, сейчас. Но не трогайте его, умоляю вас. Он совсем мальчишка, сын сестры, сирота. Мать умерла, а отец на фронте – давно никаких известий.
– Ладно, зовите, не тронем. Боцмана подтащили к двери.
– Юрген! – крикнул он. – Юрген, иди-ка сюда!
– Иду. Я тут в каких-то тросах запутался, да и скользко, как на катке.
У борта раздалась возня. Послышалось какое-то восклицание, и к кладовке из темноты шагнула маленькая фигурка.
– Где вы, дядя Ян?
– Здесь, в шхиперской.
Матрос сунул голову в кладовку. Двое моряков втащили его внутрь. Долматов зажег фонарик.
– Тихо, милый, тихо. Мы советские.
– Вы советские?! Наши?
– Ваши, ваши. Но веди себя спокойненько. Сколько человек на буксире? – Замполит перевел взгляд на боцмана: – А ты молчи.
– Семь.
– Ого! – Старший лейтенант повернулся к боцману: – Ты же говорил, что девять.
– С нами девять, – разъяснил боцман. – Там пятеро и два немца из СС. У капитана сидят.
– Вот это уже вернее.
– Дядя сказал правду. Я нас не считал, мы же не на буксире.
– Не врем, поверьте, – хрипло произнес боцман. – Капитан, два немца, трое в машине и один рулевой.
– Что за человек капитан?
– Сволочь, каких мало. Прихвостень гитлеровский из прибалтийских немцев, но жил здесь еще до войны. При Советской власти в мореходку поступил. Когда пришли фашисты, в первый же день нацепил свастику, негодяй.
– А остальные? Такие же?
– Как вам сказать? Рулевой малый порядочный, за него ручаюсь. Механик – дрянь, под стать шкиперу, если не хлеще, брат его в полиции начальником. Да и сам он мразь. А машинистов прислали два дня назад из комендатуры – мы их совсем не знаем, они не местные.
– Добро. – Долматов высунулся в дверь и огляделся.
Вокруг тихо. Казалось, стало светлее, но, скорее всего, от того, что прекратился дождь.
– Ну-ка, ребята, племянника свяжите. Дядя пойдет с нами. Смотри, боцман, мы люди серьезные. Предашь – не заржавеет. Одного оставляем здесь, остальные со мной. Сначала к рулевому, затем к капитану. Все понятно?
– Рулевой, вероятно, в кубрик спустился. Что ему в рубке делать? Стоять-то должны до утра, а то и дольше. Лучше сперва пойдем к шкиперу.
– Ладно, веди к нему.
Впереди с двумя моряками по сторонам шел боцман, за ними замполит и штурман, замыкали два автоматчика. Перемахнув через леера, соскочили на палубу буксира.
– Теперь направо. – Боцман указал на овальную дверь в надстройке. – Там тамбур и за ним каюта шкипера. Против двери стол и диван. Дверь открывается на себя. Немцы сильно вооружены.
Долматов и штурман, держа пистолеты наготове, протиснулись в узкий коридорчик, еле-еле освещенный синей лампочкой. Остановились у небольшой двери, из-за которой доносились голоса. Говорили по-немецки. Кто-то громко смеялся.
Старший лейтенант взялся за ручку и резко распахнул дверь.
– Хенде хох! – крикнул он и прыгнул вперед, давая возможность войти остальным.
В просторной каюте, залитой льющимся из матового плафона на подволоке светом, за уставленным тарелками с закусками столом сидели трое: два солдата-эсэсовца в распахнутых мундирах и человек в белой рубашке и черном галстуке. В воздухе слоями плавал синий табачный дым. Справа на низком столике лежали два «шмайсера» и стальные каски с белыми «молниями» сбоку.
Долматов, не спуская глаз с оцепеневших от неожиданности врагов, загородил собой немецкие автоматы. Слева встал штурман. Следом ввалились матросы и боцман.
– Связать их, да покрепче, и пусть боцман покажет какой-нибудь закуток, где этих гадов можно запереть. А вы, штурман, вызывайте лодку наверх. – Замполит вплотную подошел к капитану и стволом ТТ снизу под подбородок поднял его голову. – Ты, мразь продажная, мне в глаза посмотри да вспомни перед смертью, сколько из-за тебя людей наших замучено да расстреляно. Шлепнул бы прямо сейчас, ну да твое от тебя не уйдет.
– Я не виноват… Меня заставляли, – заскулил капитан.
– Убрать их.
Механика взяли легко, а вот машинисты оказались крепкими парнями. Дрались они умело и с остервенением. Пока не проломили им черепа и не оглушили, никак не давались. Когда свалили их, связанных, в угол крошечного кубрика, Долматов, утирая кровь с разбитого носа, зло фыркнул:
– Машинисты… Черта с два! Это настоящие диверсанты… Смотри, как драться-то насобачились.
Позднее капитан буксира, выторговывая себе жизнь, сообщил, что машинисты – люди начальника кайспилского гестапо оберштурмфюрера Вайса.
Когда «щука» всплыла, все офицеры собрались в каюте капитана буксира. Неожиданно с берега донесся какой-то грохот, раздалось несколько взрывов, беспорядочно затявкали зенитки, в небе стали лопаться разрывы.
– Что там происходит? – спросил командир у стоящего в дверях боцмана.
– Воздушный налет. Почти каждую ночь прилетают наши и бомбят вокзал, склады, казармы и порт. Иногда это длится до утра, но чаще часа два-три.
Офицеры вышли на мостик. В порту разгоралось малиновое зарево пожаров. Разноцветные трассы прочерчивали небо. В вышине висело несколько осветительных бомб – «люстр».
– Взгляните чуть-чуть левее. – Боцман поднял руку. – У немцев там большое нефтехранилище на самом краю левого пирса. Баки хорошо замаскированы, они в стороне от причалов, и бомбы туда не падают. Четыре дня назад разгрузились два танкера – цистерны полны под завязку.
Командир посмотрел туда, куда указывал боцман, и задумался: «А что, если?.. Может получиться очень лихо. Лодка развернута носом к берегу. Большинство команды пересадить на буксир, оставив на «Щ-17» лишь тех, кто необходим. Затем ударить из торпедных аппаратов по нефтескладу на пирсе. Он у самого уреза воды – достать труда не представляет. Взрывы торпед среди общего переполоха примут за удары авиабомб. После чего «щуку» затопить, а на буксире уйти подальше, высадиться на берег и прорываться к своим. Другой такой случай вряд ли представится».
– Ну-ка, друзья-офицеры, прошу быстренько в каюту. Есть идея.
Командир коротко изложил свой план. Действовать решили немедленно. Уточнив детали, разошлись готовиться.
На лодку перевели связанных немцев, шкипера, механика и машинистов. Подводники тем временем вытащили и разбили находящиеся на транспорте ящики с автоматами, гранатами и боезапасом. Перенесли их и продовольствие на буксир. Забрали с лодки документы, все необходимое. Наконец все было готово. Еще раз уточнив место нефтескладов, командир с помощью буксира навел нос лодки на них и дал команду. Две торпеды разом выскользнули из аппаратов и понеслись к берегу. У берега вскинулись в небо огромные сполохи взрывов, взметнулись языки пламени, которые слились в сплошное оранжевое зарево. Стало так светло, что можно было различить отдельные строения в порту.
Моряки, производившие залп, открыли клапана вентиляции цистерн главного балласта и покинули лодку. Через несколько минут она исчезла под водой – на поверхности забурлили воздушные пузыри.
Весь экипаж выстроился у борта и замер, прощаясь со своим боевым другом – кораблем. Начиналась полоса новых испытаний. Как она завершится, никому не известно. Кто из стоящих сейчас в горестном молчании вернется сюда снова и будет свидетелем подъема «щуки», ее второго рождения? Тоже неизвестно. Но что это произойдет, сомнений ни у кого не было. Об остальном же не хотелось думать.
Буксир, посапывая паром, отошел от транспорта. Удалившись мили на три в море, повернули и направились вдоль берега на восток.
