Текст книги "Океан. Выпуск одиннадцатый"
Автор книги: Евсей Баренбойм
Соавторы: Юрий Федоров,Юрий Дудников,Святослав Чумаков,Юлий Ворожилов,А. Мирошников,Владимир Матвеев,Александр Баюров,Гавриил Старостин,Николай Портенко,Александр Осин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)
Однажды Калласте, выйдя из гостиницы, увидел, как английские солдаты вели под конвоем группу красногвардейцев. Кое-кто из красногвардейцев были без шапок, в порванных шинелях. Серый пар от дыхания висел над головами измученных голодных людей. В последнем ряду медленно бредущей процессии двое красногвардейцев, поддерживая под руки, вели третьего. Он уже не мог идти. Ноги, не слушаясь, подламывались при каждом шаге.
Капитан ступил с тротуара на мостовую. Парень, которого вели под руки, неожиданно поднял голову и глянул на Калласте. В больших запавших глазах капитан не увидел ни боли, ни жалобы. Ненависть была в этих глазах, жгучая ненависть, и, если бы этот обессиленный человек мог, он бы убил взглядом. Английский солдат оттолкнул капитана.
Калласте в тот же день пришел в резиденцию господина Чайковского и оформил документы на выход «Лауристона» из Архангельска. Чиновник, опухший, с приставшими к мундиру перьями, пытался что-то шептать Калласте на ухо. Капитан понял, что вокруг «Лауристона» затевается какая-то грязная возня. Чиновник суетливо схватил руку Калласте и, придвинувшись почти вплотную, забормотал:
– Здесь можно иметь выгоду, и немалую…
Калласте брезгливо отстранился:
– Я пойду в английскую комендатуру…
Он не успел закончить. Чиновник быстро-быстро закивал головой:
– Конечно, конечно. Именно с господами союзниками мы думаем заключить договор.
Калласте оборвал его.
– Ваше правительство, – капитан иронически выделил эти слова, – не полномочно торговать российскими судами. – Он повернулся и пошел к выходу.
К вечеру «Лауристон» поднял якоря и покинул Архангельск.
Позже, когда буржуазные газеты под аршинными заголовками кричали о «варварстве» большевиков и «светлой миссии» английских, американских, французских войск в России, Калласте всегда вспоминал глаза красногвардейца с заснеженной улицы далекого северного города и английских солдат, сытых, в меховых долгополых шубах, с винтовками наперевес.
– Я привел «Лауристон» в 1920 году в Таллин. – Калласте повернулся к молча сидящему Игнасте. – Груз и судно передавались Советской России. Из английского порта Леруика мы шли под советским флагом. – Калласте отодвинул прибор и встал. – Идите отдыхать. Я поднимусь на мостик.
В рулевой рубке нес вахту матрос, накануне кричавший о земле. Но Калласте не заговорил с ним, а только кивнул, проверил правильность курса и вышел на мостик.
Справа по ходу судна показалось стадо дельфинов. Видимо увлекшись погоней за сельдью, они шли прямо на «Каяк». Черные, как торпеды, тела взлетали на волну. Метрах в десяти от борта судна стадо резко повернуло и пошло параллельным курсом.
Фокстерьер залаял на дельфинов, беспокойно заметался по мостику, поглядывая на капитана, но Калласте не обратил на него внимания. Разговорившись в салоне о «Лауристоне», он все еще был в далеком двадцатом.
…Как только он пришел в Таллин, на борт к нему поднялся советский представитель. Это был уже немолодой матрос в военном флотском бушлате, в бескозырке, в широченном клеше. Вместе с Калласте они обошли барк. Вернувшись в каюту капитана, матрос сказал, глядя на Калласте:
– Непонятный ты для меня человек, капитан. – Он наклонился, приблизив лицо к Калласте. – Буржуй ведь, наверно! Внешний вид у тебя… – он пошевелил пальцами, подыскивая подходящее слово, – непролетарский. Судно привел в полном порядке, в отличие от других. По-всякому здесь бывало, а такого не видел. – Матрос встал: – Спасибо, капитан. Должен сказать тебе, что за отличную сохранность передаваемого судна премия тебе полагается.
Матрос пришел провожать капитана Калласте, когда тот, уже передав «Лауристон», уходил в море на другом судне. Вручил премию – сто сорок английских фунтов, долго тряс руку. Но снова повторил:
– И все же непонятный ты для меня человек… товарищ буржуй.
Капитан засмеялся:
– Но какой же я буржуй, с пяти лет гусей пас.
Матрос отступил на шаг, потом обхватил капитана по-медвежьи за плечи. Загудел:
– Ну вот, теперь все ясно. Все ясно… Только с толку сбивал ты меня, капитан…
Калласте стоял на мостике и прищурившись смотрел в морскую даль. Повернулся. Пошел в рубку.
Выписка из судового журнала парохода «Каяк»: «Воскресенье. 18 августа 1940 г. В 16.00 прибыли с грузом угля в Буэнос-Айрес. Закрепили судно у пристани электростанции Чаде в Новом порту. Ошвартовались левым бортом. Концы на берегу».
Телеграмма судовладельцу Нейхаусу: «Каяк» прибыл Буэнос-Айрес. Начинаем разгрузку. Переведите 40 000 аргентинских песо на жалованье команде, расходы и т. д. Перевод через фирму «Де Негри и К°». Капитан Ю. Калласте».
Ответная телеграмма: «Буэнос-Айрес. Борт парохода «Каяк». Капитану Ю. Калласте. Мои полномочия аннулированы. Нейхаус».
– Капитан, – старший механик Андрексон не скрывал раздражения, – команда требует денег.
– Спокойно, механик, – сказал Калласте, – мы выясняем наши возможности.
– Но послушайте…
Андрексон шагнул к иллюминатору каюты капитана и широко распахнул его.
Выписка из судового журнала: «На пристани «Каяк» встретила толпа местных эстонцев. Они ожидали, что команда придет с большими деньгами. Еще издалека с причала кричали: «Здесь свободная страна! Каждый может делать что хочет! На пароходах мест вдоволь! Капитан не может принуждать матросов к работе!» Многие из встречавших были пьяны».
– Я могу вам помочь, господин Калласте, – сказал сидевший в каюте капитана представитель фирмы «Де Негри и К°». Он прибыл встречать судно на причал. – Я располагаю 600 песо до завтрашнего дня.
Калласте пересчитал деньги и, передав Игнасте, сказал:
– Разделите между членами экипажа и выдайте в счет аванса.
Старший помощник, механик и представитель фирмы «Де Негри и К°» вышли из каюты. Капитан остался один. В иллюминатор все еще доносились крики встречавших судно. Гул голосов то усиливался, то стихал. Но капитан к иллюминатору не подошел. Он не хотел видеть эту толпу.
В дверь постучали. На пороге стоял Карл Пиик.
– Можно, капитан? – спросил он.
– Входите, – пригласил Калласте.
Карл Пиик кивнул на иллюминатор:
– Шумят?
– Да, – протянул Калласте.
– Вы помните, в море, – начал Карл Пиик, – мы заговорили вот об этом? – Матрос коснулся шрама на лице. – Я обещал рассказать.
– Да, Карл, – повторил Калласте.
Пиик помолчал мгновение. Потом сказал:
– Я коммунист, капитан. А этим меня «наградили» во время одной из демонстраций. – Карл шагнул к столу. – Вы можете рассчитывать на меня. Я немало знаю о вас и верю вам.
Гул голосов на причале усилился, и Калласте подошел к иллюминатору. Члены экипажа, получив аванс, сошли на берег. Местные эстонцы, встав в круг, запели какую-то приветственную песню.
– А в их действиях чувствуется организация, – сказал за спиной Калласте Карл Пиик.
– Не думаю, – возразил капитан, – кому это нужно?
– И все же я уверен, – сказал Карл Пиик, – у меня наметанный глаз. А кому потребовалось организовать такую встречу, мы, наверное, скоро узнаем.
Вечером у борта «Каяка» остановилась легковая машина. Из нее вышел высокий, подтянутый человек в черном костюме и на чистом эстонском языке попросил вахтенного провести его к капитану.
Представляясь капитану, он назвал себя:
– Консул Эстонии в Аргентине Кутман.
– Консул? – удивился Калласте. – Насколько мне известно, консул сложил с себя полномочия.
– Да, – согласился, улыбаясь, Кутман, – но теперь мне поручили эту работу. На днях я представлялся министерству иностранных дел Аргентины… У вас на судне возникли затруднения?
– Затруднения? – переспросил Калласте. – О чем вы говорите?
– Трудности с оплатой жалованья команде, – продолжал Кутман. – И я поспешил помочь вам, капитан.
– Спасибо, – сказал Калласте. Этот нежданно явившийся на «Каяк» господин чем-то раздражал его.
А Кутман был приветлив и словоохотлив. Он вызвался подвезти капитана в город.
– Я живу здесь несколько лет и прекрасно знаю Буэнос-Айрес. У меня немало знакомых в самых высоких кругах.
Он подчеркнул последние слова, и капитан с неприязнью отметил это. «Ну, если вы так подчеркиваете высокие знакомства, – подумал он, – значит, они не так уж высоки». Но все же он согласился поехать с Кутманом в город. С ними поехал старший помощник Игнасте.
Машина выбралась из припортовых улочек. На стенах домов заплясали яркие огни реклам.
– Торговая улица, – повернул к капитану улыбчивое лицо Кутман. – Здесь магазины, бары…
– Я знаю, – сказал Калласте, – мне приходилось бывать в Буэнос-Айресе.
– А как в Европе? – переменил разговор Кутман.
Калласте помолчал, затем сказал:
– В Европе война. Затемненные города, бомбежки…
– Да, да, – Кутман согнал с лица улыбку, – война – это ужасно. – И между прочим добавил: – Я хочу преподнести вам сюрприз.
Капитан не успел ответить. Кутман остановил машину.
– Сюрприз – это наш эстонский клуб. Да, да, эстонский клуб здесь, в далеком от родины городе. Прошу вас. – Он распахнул дверь автомобиля. – Вы будете нашими гостями.
Капитан хотел возразить, но Кутман замахал руками:
– Отказ не принимается. Вы обидите меня.
Капитан повернулся к сидящему на заднем сиденье Игнасте.
– Решено, решено, – заторопился Кутман.
Бар был полон. Капитан еще с порога увидел несколько человек из экипажа «Каяка». Одни стояли у стойки, другие теснились у столов. Кутмана здесь хорошо знали. Навстречу ему заторопился официант и провел к накрытому у окна столику.
Калласте внимательно оглядывал зал. Люди из его экипажа были пьяны. Капитан прикинул: «А денег мы выдали мало, совсем мало…» Игнасте, словно поняв его мысли, встал и прошел в глубину зала. Кутман спросил:
– Вы давно не были в Таллине, капитан?
– Что? – Капитан не слышал вопроса из-за шума в баре.
– В Таллине вы давно не были?
– Да, – сказал капитан, – почти год.
– Родина наша переживает тяжелые дни, – начал Кутман.
Для того чтобы сразу положить конец этим разговорам, капитан сказал:
– Я не разделяю вашу точку зрения.
У Кутмана поджались губы. К столу подошел Игнасте.
– Бармен выдает вино нашему экипажу в долг. Деньги записывают на счет «Каяка».
– Это я распорядился, – сказал Кутман, – из уважения к отечественному судну.
Калласте резко отодвинул наполненный вином бокал:
– Вы оказываете нам плохую услугу.
Кутман растерянно заулыбался. В это время сидящие за одним из крайних столов запели песню: «Дойчланд, Дойчланд юбер аллес…» Это была нацистская песня. Калласте встал.
– Куда же вы? – воскликнул Кутман.
– Я ненавижу нацизм, – сказал капитан. – С этими господами мне нечего делать.
В дверях капитана и Игнасте задержала группа вошедших. Калласте невольно оглянулся. Кутман все еще стоял у стола и внимательно смотрел им вслед. Нарочито расслабленно, словно захмелев, он помахал рукой капитану.
Шагая по тротуару в ярком свете реклам, Калласте сказал помощнику:
– Сегодня ко мне приходил Карл Пиик. Он заметил, что встреча «Каяка» пьяной толпой кем-то организована. Сейчас я думаю, что он был прав.
Выписка из судового журнала парохода «Каяк»: «Вторник. 20 августа 1940 года. 16.00 закончили выгрузку. С этого часа пароход перешел в «тайм чартер» (временная аренда) к Совфрахту (Москва) и передан в распоряжение и обслуживание Амторгу (Нью-Йорк), через фирму «Мур и Мак Кормак» в Буэнос-Айресе».
«Среда. 21 августа 1940 года. Часть команды отказалась от работы, требуя выплаты полного жалованья».
Телеграмма: «Лондон. Фирме «Куттинг и К°». Часть команды отказалась работать, требуя выплаты жалованья за июль. Сделайте перевод немедленно. Капитан Ю. Калласте».
Телеграмма судохозяину Нейхаусу: «Часть команды отказалась работать, требуя выплаты жалованья. Вторично запросил фирму «Куттинг и К°» о расчетах по фрахту. Прошу ускорить получение денег. Капитан Ю. Калласте».
Ответы на телеграммы ни в тот, ни в последующие дни не пришли.
– А теперь подведем итог, – сказал Карл Пиик. За столом они сидели втроем: Калласте, Игнасте, Пиик. – Прежде всего отчетливо представим обстановку.
– Да, – сказал Калласте, – ситуация не из легких.
Говорили они долго. Напористый Карл Пиик считал необходимым как можно быстрее уходить из Буэнос-Айреса. Калласте с ним согласился. За последние два-три дня Карл доказал, что он неплохо разбирается в обстановке. Теперь стало ясным, что Кутман ждал «Каяк». Он же и организовал встречу, а сейчас каждый вечер спаивал экипаж в эстонском кабачке. Настроен лжеконсул был профашистски и не пытался скрывать этого. Но с капитаном Калласте Кутман вел себя сдержанно.
– Окончательно портить с ним отношения не следует, – сказал Игнасте. – И соломенный мир лучше железной драки. Для нас главное – уйти из Буэнос-Айреса, а он здесь имеет немало связей.
На том и решили: готовить судно к рейсу, а тех членов команды, которые попали под влияние лжеконсула, постараться привлечь на свою сторону. Но ни капитан, ни его помощник, ни Карл Пиик не представляли, как круто повернутся события.
Наутро следующего дня шестнадцать членов экипажа на работу не вышли. Накануне все они были в эстонском кабачке и возвратились на судно далеко за полночь.
Калласте уже спал, когда на палубе раздались пьяные крики. Капитан оделся и вышел из каюты. У трапа стоял матрос Рихард Ялокас – тот самый парень, который в день получения известия о присоединении Эстонии к Советскому Союзу кричал об отцовской земле. Ялокас шагнул навстречу капитану и, глубоко засунув руки в карманы, сказал:
– Знаете, кто вы, капитан? – Его качало. Матрос едва держался на ногах.
За спиной у него стояли еще двое. В полутьме Калласте не мог разглядеть их лиц. С бака шагнул к трапу третий. Свет, падавший из иллюминатора, осветил его. Это был Карл Пиик.
– Вы коммунист, капитан! – выкрикнул Ялокас и двинулся к Калласте.
В это же мгновение крепкая рука взяла его за борт пиджака.
– Ты перепутал, приятель, коммунист – я, – сказал Карл Пиик, подтянув к себе пьяного матроса. – Но поговорим мы завтра, а сейчас иди проспись.
О том, что шестнадцать человек отказались работать, доложил капитану Игнасте.
– Они все на баке. Вожаком у них Рихард Ялокас.
– Ялокас? – переспросил капитан. – Да, конечно, Ялокас.
Калласте вспомнил ночной разговор у трапа.
С теми, кто отказался работать, говорил Карл Пиик, когда капитан вместе с Игнасте пришел на бак.
Карл замолчал, увидев капитана. Калласте оглядел собравшихся.
– В чем дело? – спросил он. – Деньги будут выплачены. Начинайте работать. Или уж очень сладка водка Кутмана?
Сидевший на бухте каната Ялокас поднялся.
– Капитан, скажите лучше, куда вы поведете судно из Буэнос-Айреса?
Калласте ждал этого вопроса.
– Я поведу судно в Таллин. На родину. – Он сказал это твердо и повторил: – В Таллин. Вы слышали? У «Каяка» нет другого пути. Это эстонское судно, и оно будет служить Эстонии.
Из судового журнала: «Желающие остаться на берегу: Артемий Андрексон – первый механик, Николай Лаак – второй механик, Иоганос Слусолу – ассистент старшего механика, Яан Зирк – радист, Арнольд Кизи – третий помощник, Манфред Сарапик – матрос, Альберт Ярвина – старший кочегар, Борис Лахт – кочегар, Рейп Меризаар – угольщик, Рихард Ялокас – матрос, Аркадий Раук – младший матрос, Вальтер Саав – младший матрос, Константин Мардзик – матрос, Петер Раук – младший кочегар, Рустан Сунк – угольщик, Герман Кираст – стюард. Всего 16 человек».
Из Таллина приняли радиограмму о национализации эстонского флота и создании Эстонского государственного морского пароходства. А еще через два дня аргентинские газеты сообщили об аресте в ряде портов эстонских судов «Марет», «Хаджюранд», «Коткас», «Сигие», «Курасаар». Были возбуждены судебные дела по задержанию судов «Веннер», «Отто», «Пирег», «Малл».
Газеты на судно принес Игнасте и положил на стол капитану. Капитан прочел сообщения. Суда и порты, в которых их задержали, были ему хорошо известны. Знал он и многих капитанов арестованных судов.
– Не так просто – задержать эти суда… Нет, не просто… – Капитан отложил газеты. – Думаете, и на «Каяк» наложат арест?
– Все может быть, – ответил Игнасте.
В каюту вошел Карл Пиик. Лицо его было радостно.
– Амторг перевел нам из Нью-Йорка через фирму «Мур и Мак Кормик» деньги для расчета с командой. Только что принесли телеграмму.
Лицо Калласте оживилось, но тут же, посуровев, он сказал Карлу:
– Почитайте эти газеты.
Карл Пиик просмотрел подчеркнутые капитаном строчки.
– Круто, – сказал, – круто.
Капитан смотрел в иллюминатор на негритенка, ловившего с причала рыбу. Тот с силой раскручивал над головой леску с грузилом и далеко забрасывал в воду. Когда ему удавалось вытянуть рыбку, он от удовольствия приплясывал, радуясь своей малой добыче. Солнце припекало жарко… Калласте вспомнил о Таллине, о мальчишках, которые вот так же приплясывали, вытянув рыбку, и ему неожиданно подумалось: «Взять бы сейчас билет на пароход, и через две недели дома. Шезлонг, хорошая каюта, в баре тихая музыка…» В Таллине его встретит Гельма.
Он отвернулся от иллюминатора.
– Меня вызвали в портовую префектуру. Что-то затевается нехорошее. Надо срочно получить деньги и рассчитаться с командой.
Над портом плыли звуки. Где-то гремел металл, трещали звонки кранов, с лязгом сталкивались буфера подгоняемых на причалы вагонов. Тонко и одиноко кричал в канале маленький буксирчик. Калласте сошел на причал и зашагал к морской префектуре.
Накануне на вопрос, куда он поведет судно, капитан ответил: «В Таллин». Сказав это, он почувствовал, что с плеч его свалилась огромная тяжесть. Ушло ощущение неуверенности, какой-то раздвоенности, угнетавшее его последнее время. И даже статья в местной газете, в которой его поливали грязью, называя коммунистом, не только не огорчила, а, напротив, обрадовала. И если до этого разговора он постоянно ощущал за спиной пустоту, то теперь у него было твердое убеждение, что он стоит уверенно. Наверное, Рихард Ялокас и автор статьи несказанно удивились бы, узнав, что они в какой-то степени помогли Калласте обрести душевное равновесие. Добиваясь одного, они достигли диаметрально противоположного, так как Калласте, уже не сомневаясь ни на минуту, знал, что он поведет судно в Советский Союз.
Когда капитан вошел в комнату дежурного по префектуре, тот одним пальцем выстукивал какой-то документ на пишущей машинке. Занятие это явно раздражало его. На лице дежурного было выражение страдающего зубной болью. Не поднимая головы, дежурный сказал:
– Направо по коридору, третий кабинет.
Калласте отворил дверь в коридор. На одинаковых, выкрашенных цинковыми белилами дверях темнели номера. Пятый, четвертый… Вот и третий. Калласте постучал.
– Войдите, – ответили из-за дверей.
Первым, кого увидел Калласте в кабинете, был Кутман. Тот встал, шагнул навстречу. За столом сидели вице-префект и второй, неизвестный капитану человек с толстым портфелем.
– Это капитан «Каяка» Калласте, – не отпуская руки капитана, представил его Кутман.
– Садитесь, капитан, – миролюбиво сказал вице-префект.
– Я слышал, Калласте, – начал Кутман, – вы собираетесь идти в Таллин?
– Да, – сказал капитан.
– Это окончательное решение?
– Да, – еще раз повторил капитан.
Глаза Кутмана потемнели, но он сдержал раздражение:
– Мне известно, что не все члены вашего экипажа разделяют это желание.
– Капитан «Каяка» я, господин Кутман, и мне предоставлено право решать все вопросы, связанные с судном.
– А кто вам предоставил это право?
Калласте почувствовал, куда клонится разговор. «Ничего, – подумал он, – я тебя сейчас загоню, как мышь, в угол». Но ответил спокойно и даже равнодушно:
– Таллинское пароходство.
Неожиданно вступил в разговор человек с толстым портфелем на коленях:
– Я как адвокат господина Кутмана должен представить префектуре вот эти документы. – Он щелкнул замком портфеля и положил перед вице-префектом какие-то листки.
Вице-префект взглянул на них и подвинул Калласте:
– Что вы скажете? Ваши права, капитан, отбираются.
Калласте взял листки со стола. Это были телеграммы капитана Таллинского пароходного общества Вельди и судохозяина Нейхауса. Они приказывали Кутману задержать «Каяк» и, если потребуется, отстранить капитана от руководства судном.
Калласте положил листки на стол и, словно раздумывая, выдержал паузу. Только после этого он достал из кармана телеграмму и прочел ее:
– «Буэнос-Айрес. Борт парохода «Каяк», капитану Ю. Калласте. Мои полномочия аннулированы. Нейхаус». А что касается капитана Вельди, – продолжил Калласте, – то его полномочия также аннулированы, что следует из текста его же телеграммы. – Калласте привстал и, перегнувшись через стол, отчеркнул ногтем адрес, указанный в телеграмме: – Лондон, как вы видите, господа, а Таллинское пароходство в Таллине, насколько известно.
Такой поворот дела был полной неожиданностью и для Кутмана, и для его адвоката. Вице-префект от волнения вспотел. Достав большой клетчатый платок, он вытер лоб и в растерянности уставился на Кутмана. У того заплясала рука, сжимающая зажигалку. Сорвавшись на фальцет, он заявил:
– В таком случае я требую наложить арест на «Каяк» в связи с бесчеловечным обращением капитана с членами экипажа и неуплатой шестнадцати членам команды полного расчета по рейсу из Кардиффа в Буэнос-Айрес.
В поведении Кутмана не осталось и следа от прежней любезности. Да и сам он, с растрепанными волосами, в обсыпанном пеплом сигары пиджаке, ничем не напоминал прежнего приветливого чиновника.
– А каким, собственно, правом пользуетесь вы, возбуждая дело об аресте судна? – спросил Калласте. – Какое отношение вы имеете к «Каяку»?
– Я консул, – выпрямился Кутман.
– Вы лжеконсул, – оборвал его Калласте.
– Я попрошу вас… – вице-префект встал, будто подброшенный пружиной, голос его зазвенел. – Господин Кутман признан правительством. – Он наклонил голову в сторону Кутмана и, выпрямившись, сказал: – На судно «Каяк» налагается арест впредь до урегулирования вопроса об оплате жалованья членам команды, списавшимся на берег. – Он хлопнул ладонью по столу: – Все!
Калласте потребовал протокольную книгу префектуры и занес в нее протест против незаконного задержания парохода. Кутман стоял рядом и скептически улыбался, пока капитан писал протест. Когда Калласте выходил из префектуры, на ступеньках подъезда его догнал лжеконсул.
– Мы соотечественники, капитан, – сказал он, шагая рядом, – и я думаю, нам не следует ссориться. Главное…
– Я знаю, что вы считаете главным, – сказал капитан.
Они остановились. Кутман улыбнулся:
– Главное – это взаимопонимание.
– Но мы не поймем друг друга. И не надо юлить. Вы хотите незаконно захватить «Каяк». Вот что главное. Но вы его не получите. – Капитан повернулся и зашагал по пыльной улице.
Наутро у трапа «Каяка» встали два полицейских. Они не спеша покуривали сигареты. Видно было, что пост установлен надолго.
А между тем деньги, полученные от Амторга, были доставлены на пароход. В салоне собралась вся команда. В течение часа был произведен полный расчет с экипажем. Только после этого Калласте еще раз спросил:
– Кто хочет списаться с судна?
Рихард Ялокас шагнул к капитану и подал ему список:
– Вот эти люди, капитан.
Капитан просмотрел список. Это были все те же шестнадцать.
– Хорошо, – сказал Калласте, – забирайте вещи и уходите с судна. Отныне вход на «Каяк» вам будет воспрещен.
Из дневниковой записи капитана Ю. Калласте: «Уходя с парохода, они бросали за борт судовые ножи, вилки, тарелки, ведра и другие вещи, которые им были даны для пользования. Полицейские и прибывший на причал секретарь Кутмана смотрели на это со смехом. Документы ушедших немедленно были вытребованы морской префектурой».
Сразу же после того, как списавшиеся с парохода сошли на берег, Калласте уехал в город к адвокату. Полиция поставила капитана в известность, что предъявленный Кутманом иск передан в суд. Агент фирмы «Де Негри и К°» назвал Калласте имя адвоката доктора Рафаэля Дель Вега и дал его визитную карточку. Шофер такси, смышленый белозубый аргентинец, взглянул на адрес, указанный на визитке, и резко захлопнул дверцу. С сидений поднялась пыль.
– Ничего, – ободряюще подмигнул шофер.
Адвокат Дель Вега оказался невысоким, седоволосым, уже немолодым человеком. Он заботливо усадил капитана, налил кофе. Кофе был необычно густым, ароматным.
– Такого в Европе не подают, – улыбнулся Дель Вега.
У адвоката были тонкие, нервные руки. Он встал и прошелся по комнате. Остановился у окна. Калласте понял, что адвоката что-то смущает. И словно в подтверждение этой догадки Дель Вега сказал:
– Выступление на вашем процессе принесет мне… – Адвокат подумал и наконец сказал: – Немало трудностей. Назовем это пока так. Бесспорно, в дело вмешаются самые реакционные круги. – Он отошел от окна и сел к столу. Лицо его, изменчивое и подвижное, вспыхнуло: – Но я буду вас защищать! Да, да! Буду!
Калласте встал и пожал руку адвокату. Они расстались через несколько минут, договорившись о документах, которые следовало подготовить к процессу.
Все оставшиеся до суда дни капитан, Игнасте, Пиик доукомплектовывали команду. А сделать это было непросто. Словно по чьей-то команде, некоторые газеты Буэнос-Айреса в один голос затрубили о бесчеловечном отношении на судне «Каяк» к экипажу, о злоупотреблениях Калласте властью капитана. Несколько дней тема эта кочевала со страницы на страницу. Калласте и его помощника обвиняли во всех грехах.
Но тем не менее команда была набрана. Никак не удавалось найти радиста.
Выписка из судового журнала: «Голландец Брунк – радист – явился на судно. Он выдвинул чрезвычайно тяжелые условия, но, так как другого радиста не было, а без радиста выход в море не мог быть разрешен, пришлось согласиться с его требованиями. По условиям договора месячное жалованье радисту было установлено в 1000 аргентинских песо».
С этого момента «Каяк» вновь был готов к выходу в море.
Выписка из дневниковых записей Ю. Калласте: «Меня вызвали в суд, где я представил объяснения и выписки из судового журнала. Судебное разбирательство назначено на 20 декабря 1940 г.».
Судья взмахнул молоточком. Тонкий, дрожащий звук поплыл по залу.
– Вызывается истец Кутман.
Кутман прошел через зал и, поднявшись на возвышение, положил руку на Библию. Видно было, что он волнуется.
– Я обязуюсь говорить правду и только правду, – откашлявшись, произнес он.
В своем иске Кутман вновь сослался на телеграмму бывшего капитана Таллинского пароходства Вельди и судохозяина Нейхауса об отстранении капитана Калласте от командования судном. Он заявил также, что шестнадцати членам команды не выплачено полностью жалованье.
Судья вызвал ответчика. Калласте прочел телеграмму Нейхауса об аннулировании полномочий. Ведущий процесс, прервав его, наклонился к сидящему справа второму судье, затем склонился к судье слева. По выражению их лиц Калласте понял, что телеграмма Нейхауса произвела впечатление. Опровергая второе заявление Кутмана, Калласте представил суду расписки членов экипажа о полном расчете. Председательствующий вновь склонился к соседу справа, затем слева.
Позже выступали адвокаты. Защитник Кутмана произнес длинную и явно антисоветскую речь. Судья выслушал его, не задав ни одного вопроса. Вновь по залу проплыл тонкий и дрожащий звук. Судья положил молоточек.
– Суд считает: притязания господина Кутмана на владение пароходом и снятие капитана Калласте с его должности необоснованны. Суд оправдывает действия капитана Калласте и снимает временный арест с судна «Каяк»…
Судья еще что-то говорил, но Калласте уже понял: процесс выигран!
Выписка из судового журнала: «26 декабря 1940 года. В 19.00. Все формальности таможни выполнены. Начальник, чиновники полиции, агент фирмы «Мур и Мак Кормик» прибыли на судно для оформления свободного выхода.
19.10. Радист Брунк явился к капитану и заявил, что по заключенному контракту он с пароходом не пойдет, потребовав заключения нового контракта на 5000 песо в месяц. Капитан ответил Брунку, что время действия ранее заключенного контракта не окончилось и потому речи о новом контракте быть не может. Брунк обязан идти с пароходом, и прежний контракт остается в силе. Но радист сошел с парохода.
В судовую роль был вписан исполняющим обязанности радиста Гейнрих Сиречко, на жалованье юнги. Сиречко имел свидетельство почтово-телеграфного ведомства двадцатилетней давности, но по аргентинскому законоположению этого было достаточно.
19.30. Разрешение на выход в море оформлено. Чиновники сошли на берег».
Лоцман и капитан поднялись на мостик. К борту подошли буксиры.
– Отдать концы! – подал команду капитан. С высоты мостика ему отчетливо было видно, как запенилась вода за кормой у буксиров. Береговые швартовщики отдали концы с кормы и носа. Буксиры потянули судно от стенки.
«Ну, вот и все», – подумал капитан.
У брашпиля стоял Карл Пиик. Он сорвал с головы берет и радостно взмахнул им. Сантиметр за сантиметром пароход отходил от берега.
Неожиданно капитан увидел, как из-за портовых складов на причал выехала серая легковая машина. Видно было, что водитель очень и очень спешит. Судно уже отошло от стенки метра на два… Между стенкой и бортом заблестела вода. Автомобиль резко затормозил. Из кабины выскочили два полицейских. Один из них, сложив рупором ладони, крикнул:
– На «Каяке»! Выход в море вам запрещен! Запрещен!
Полицейский выхватил из кармана какую-то бумагу и помахал ею в воздухе. Калласте показалось, что тяжелая рука сдавила ему горло. Кровь ударила в виски.
– Что с вами? – спросил его лоцман. Внимательно следя за буксирами, он не заметил полицейских.
– Ничего, – сказал Калласте, – ничего.
Он повернулся спиной к берегу, закрывая от лоцмана и полицейских, и машину, и всех провожавших. Игнасте видел, что полицейские кричали, метались по причалу. Потом машина сорвалась с места…
Судно продолжало отваливать от причала. Буксиры отошли в сторону. Вот уже остался позади американский банановоз, стоящий у электростанции Чада, прошли два судна под английским флагом. С борта одного из них вслед «Каяку» помахала белым платком какая-то женщина. «Уйдем, – подумал капитан, – уйдем. Нам только бы вырваться за трехмильную зону».
С бака крикнули:
– Справа по борту катер!
Но капитан уже и сам видел этот катер. На его палубе стояли два полицейских. Когда катер подошел к «Каяку», один из полицейских крикнул в рупор:
– Лоцман, остановить судно. Пароходу выход в море запрещен!
Лоцман глянул на капитана и положил руку на рукоятку телеграфа.
– Прошу вас, – сказал Калласте, – продолжайте вести судно.
Но лоцман покачал головой:
– Я не могу не выполнить указания полиции. Меня снимут с работы.
– Мы составим акт, что отстранили вас от проводки. Судно я выведу сам. На внешнем рейде мы высадим вас.
Лоцман мгновение раздумывал, потом снял руку с телеграфа.
Калласте перевел телеграф на «полный вперед». Палуба сразу же задрожала под ногами, а буксир с полицейскими начал отставать.
