Текст книги "Тортоделка (СИ)"

Автор книги: Evgesha Grozd

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 32 страниц)

Ущербная

Вика

Молчание длилось уже несколько дней. Спальня была полностью убита – шкафы, мебель, зеркала, люстра, окна – и непригодна для жилья.

Прислуга перенесла выжившие вещи в соседнюю гостевую спальню, в которой я и ждала долгими ночами появления мужа.

Герман всячески избегал меня. Нет, он не грубил, но любые ответы на мои вопросы были пропитаны холодом, а попытки обсудить произошедшее отложены в долгий ящик. До поздна он торчал на работе, принципиально обсуждая со мной только рабочие моменты, а дома уходил в отцовскую комнату и, вероятно, оставался спать там на тахте.

Всё это вытягивало из меня душу. Советы подруги не помогали. Ловила себя на мысли, что хочу уйти. Нет, не от него, а просто туда где не найдут. Пальцы несколько раз порывались написать Мише, вспомнив, как тогда смогла укрыться у него и как впервые было хорошо всё и просто. Появлялось желание встретиться с ним и поболтать, получить его дружеский нагоняй и посмеяться над его порой не такими уж смешными шутками. Но показывать ему, что по-прежнему делаю ошибки и не могу достичь счастья, не хотелось. Убирала телефон из рук и продолжала работать.

Дважды наткнулась дома на квитанцию из цветочного бутика. Три тысячи рублей за букет из роз и композиции со сладостями. Адресат – А. Романенко.

Очередной нож вонзился в сердце, прямо со спины. На полусогнутых дошла до кресла и осела в него. Она добьётся своего, потому что змея и способна задушить кролика. И этот жалкий кролик – я, не способный ответить тем же, слишком наивный и верящий в людскую честность, но только лишь потому, что сама такая и жду этого же от других. Высшая степень идиотизма. Я не только вечно пытаюсь искать в людях хорошее, но и с удовольствием открываю им шею, позволяя наступить сапогом на горло или сомкнуть на ней свою пасть. Даже мужу, который совсем недавно почти признался мне в любви.

Вздрогнула, заметив сбоку фигуру отца Германа. Быстро смахнула слезу, предательски вышедшую наружу. Вскочила с кресла и устремилась к нему.

– Вам что-то нужно? Анна Леонидовна отлучилась до больницы.

– Всё хорошо, доченька, – ласково улыбнулся мне старик, опираясь на канадку*. – Тошно мне уже в четырёх стенах, а жена детей поехала проведать. Может ты составишь компанию старику?

– С удовольствием, – искренне улыбнулась и начала направлять его к дивану.

– Нет, нет, – мягко, но настойчиво запротестовал. – Давай пройдемся по саду. Я бы вдохнул зимнего воздуха.

Немного струхнула вести больного человека на улицу, но всё же согласилась. Гувернантка помогла его одеть, и я, взяв свёкра под руку, вывела во двор.

Полдень было солнечным и приятный морозец щипал щёки. Пушистые снежинки припорошили ветви голых деревьев, одев словно в шубки. Галдели синицы и вездесущие воробьи, где-то у забора возмущались две сороки.

На душе вдруг стало чуть спокойней. Давно я не выходила на улицу просто так, вдохнуть свежего воздуха и понаблюдать за птицами.

Мы шли небольшими шажочками по вычищенной дорожке слегка присыпанной солью.

– Гера всегда тяжёл на примирении. Такой же упёртый, как я в молодости. Импульсивен и горяч, но добрый парень. Ты давно покорила его сердце, мне это видно. А то, что случилось с этой рыжей… Пойми его. Это ведь второй выкидыш у Лики, – вскинула шокированный взгляд на старика.

– Он не рассказывал мне об этом, – ещё одна тайна о муже, которой он не пожелал поделиться.

– И не расскажет, потому что винит себя, что недосмотрел, недоглядел. Гера тогда квартиру страстно хотел к их свадьбе, только-только шефом стал. Гордился своей самостоятельностью. На премию Бокюз всё так же стремился выйти. Вебинары, обучения, мастер-классы. Внимания бывшая невеста почти не получала. Потом Лика где-то ветрянку подхватила. Высоченная температура, лихорадка. Она тогда на конце пятого месяце была. В результате, замершая беременность. Лике пришлось рожать мёртвого ребёнка и, естественно, потом хоронить. Он тогда был подобие своей тени, долго переживал, как и сейчас. Пойми, он винит не тебя, а больше себя, потому снова был в стороне от своего малыша.

– И в этот раз из-за меня. Если бы я могла вернуть те минуты, я бы наверное позволила ей избить меня, лишь бы ребёнок остался жив, – с горечью проронила, пронаблюдав, как воробьи, атаковали кормушку на дереве, которую всегда было видно в окне нашей спальни.

– В тебе нет зла и подлости, потому все несчастья льются на твою голову, – старческая ладошка похлопала меня по руке. – Эти каменные джунгли кишат хищниками и змеями и, иногда, чтобы выжить люди становятся похожими на них, маскируются. Я не побуждаю тебя к тому, чтобы стать как они, но побуждаю защищать себя, бороться за своё счастье и уметь укусить в ответ – это самозащита, а не преступление. Чета Романенко мне знакома очень хорошо, они не покривят душой и пойдут по головам. И, если один из них объявил тебе войну, то нужно собраться и держать оборону. Не расслабляться.

Мы сделали круг по саду и двинулись в дом.

– Спасибо, что составила компанию, – улыбнулся свёкр, когда я проводила его до комнаты.

– Спасибо, что пригласили, – забрала у него канадку и усадила в кресло. – Мне даже понравилось, – искренне улыбнувшись, выпрямилась.

– Тогда буду приглашать тебя почаще. А то Анна Леонидовна кроме светских и политических новостей мне ни о чём не говорит.

– Тогда вам придётся слушать о десертах, – засмеялась я.

– Это же детская мечта, – старик хитро подмигнул мне, в чём увидела полную копию Геры. В душе вновь тоскливо резануло.

После разговора с отцом мужа, приняла чёткое и волевое решение не просить, а требовать теперь разговора с Германом. Заняла позицию в гостиной на диване.

Пришёл опять заполночь. Запах алкоголя дошёл до моего носа.

– Че не спишь? – резко бросил мужчина и, шатаясь, прошаркал к бару. Потом хохотнул. – Жена спалила бухого муженька. А где скалка?

Да, облом. Разговора не выйдет.

– Скалка мне дороже, чем твоя черепушка, – сердито буркнула я и направилась наверх.

– Воооот она, бабская натура, – пьяно пропел муж и запутался в ногах. – Вещичку подороже и милый любимый фьють и уже говно полное. Не нууужен!

– Ты пьян, – бросила презрительно и пошла наверх. Войдя в гостевую спальню начала готовится ко сну. Вздрогнула, когда в комнату с бутылкой виски ввалился Гера. Скептически осмотрел стены, кровать.

– Да, не наша с тобой хорома. Тесновато здесь.

– Нашу спальню кое-кто разнес к чертям, – ворчливо буркнула я.

Муж на секунду задумался, а потом захихикал довольный воспоминаниями.

– Дааа, было дело. Помню, – пропел снова и отхлебнул янтарную жидкость из горла. – А зачем нам спальня, а? Трахаться можно хоть где… Хотя супружеская крррасиво звучит. Потом дети там, элитно, без моральной грязи. Хотя мне с детками облом. Мрут, как мухи. И ты вон ущербная вдруг тоже в этом оказалась. Даже не знаю стоит ли лечиться…

Боль от моральной иголки потекла ядом по телу. Смотрю на любимого и не могу поверить в его слова. Но пьяный Герман мало, что соображая, продолжал разглагольствовать:

– Может в моём случае это всё наказание за какие-то грехи? Козлом-то я всегда был хорошим. Ни себе, ни людям. И тебя вон тоже, бедную овечку, атаковал, мучаю сердечную. Каков ублюдок! – смешок и вновь глоток из бутылки. Упал вальяжно на растеленную постель прямо в верхней одежде. – Тут правда миленько, – осматривал стены. – Не зря Тоха с Танькой частят сюда. Траходромчик завидный, – смотрю исподлобья, как он делает новые глотки, потом выпячивает глаза, озарившись идеей. – А давай сюда переедем, а? Там спать с тобой мне в тягость как-то, после картин, что нарисовал у меня в мозгах Марат.

– Картин? – осеклась, холодея от догадок, которые ещё живым вопросом жили во мне, после того, что орала Лика в тот роковой день.

– Ну ты, брательник мой. Голые… Че ты тупишь, родная?

Ноги стали ватные и я в тихом ужасе опустилась на край кровати. Это были не просто слова. Не повод позлить меня.

– Да ладно, кексик, не расстраивайся. Я ж тебе верю, – он приподнялся и подтянувшись ближе уложил голову мне на колени. Обхватил, как подушку и, кажется, собрался так спать. Закрыл блаженно глаза и промурлыкал: – Давай-ка баиньки, дефективная ты моя, – смешок и почти сразу же засопел.

Услышать столько унижений, тем более от него, уже не могла. Захотелось взвыть, но зажала рот рукой, чтобы не разбудить его. Дыхание перехватывало, вырываясь из меня через раз.

Я и его брат в постели? Голые?! Что это значит?! Почему я ничего не помню?! Спросить его утром? Навряд ли, он и так скрыл это от меня… Для чего? Чтобы добить сейчас, после того как несколько дней не желает говорить со мной?

Слёзы задушили. Аккуратно освободилась от его головы и, сдерживая рвущееся схватками из груди рыдание, ушла в ванну. Холод воды должен отрезвить, помочь хоть немного. Выкрутила кран, умыла лицо, нещадно смочив волосы, позволяя ледяной воде охлаждать и мой опалённый мозг. Взглянула на себя в зеркало. Ущербная… Дефективная… Собственную измену мужу даже не заметила. Вдруг представила, что моё тело трогал и целовал Марат. А если был акт? Если я всё же с ним переспала? Гнев и ярость на себя, но всю эту проклятую семейку вылился в мой рык и ударом кулака в зеркало над умывальником. Россыпь осколков внутри раковины начала мгновенно смешиваться с капелью крови. Крупный осколок остался между костяшками, прорезав мне вены. Оставить всё так и сдохнуть? Сколько нужно времени, чтобы она вытекла из меня? Час?

Всё же чувство самосохрания оказалось сильней. Осколок доставать нельзя, помнила ещё с безопасности труда. Прикрыла рану бинтами и набрала Мишу.

Заспанный и взволнованный ответ. Изложила вкратце свою беду.

– Сейчас буду. Скажи адрес.

– Нет, я приеду в третий травмпункт. На такси.

– Хорошо, жду тебя там.

Дал короткие указания, чем пристановить кровь. Вздохнула. Что ж свою боль ты заглушила проблемой, но в душе зазвенел приятный звоночек, что сейчас увижу Мишу.

Рана дико пульсировала, а кляксы окрашивали паркеты в доме. Пока ждала такси заляпала ковёр в прихожей. Кое-как оделась и вышла к воротам, не отражая, что волосы мокрые, а на улице минус восемнадцать. Охрана не лезла в дела хозяев, потому покорно выпустила меня за пределы.

Когда подъехала к больнице, мужчина ожидал возле шлагбаума. Вышла к нему. Глянул мельком на раненную руку.

– Глубоко вошло. Идём скорей, – приобнял сзади и повел к приёмному покою.

Очередь пропустила нас вперёд, регистраторша начала ворчать, что с подобным вызывают скорую. А скорая везёт туда, где дежурит ночной хирург.

– Павленко сегодня на дежурстве, если не ошибаюсь, – железным тоном встрял Михаил.

– Причём тут Павленко? Он – ординатор, – возмутилась регистратор.

– Женщина, я прошу отправить нас к ординатору. Сообщите, что запрос от Дементьева, – от такой мужской важности мурашки стартанули по телу галопом.

Регистраторша фыркнула и взялась за внутренний телефон.

– Сто шестьдесят второй кабинет, – режещим пустоту голосом проинформировала она.

– Спасибо, – и мужчина повёл меня по коридору в указанном направлении.

Запах крови и её вид дурманили голову, а поздний час ночи слегка мотал моё тело из стороны в сторону.

Из дальнего конца коридора показался мужчина в белом халате.

– Здорово, Мих. Что у вас случилось?

Дементьев пожал коллеге руку и завёл меня в открытые двери кабинета. Усадил на кушетку.

– Осколок зеркала. Вены пострадали. Я знаю у тебя нет хирурга сегодня…

– Уже есть, – мужчина улыбнулся. – Ты – превосходный хирург… Я понял тебя, Мих. Сейчас всё устрою. Залатаем твою красотку.

От фразы "твою красотку" слегка дернулась. Миша это уловил, но промолчал.

– Давай сначала антибиотик дадим? – посмотрел на друга. – И обезболь.

Спустя час подлатанная, наблюдала, как Миша перебинтовывает несчастную кисть.

– Будешь сама исповедываться или включать следователя? – губы скривились в знакомой усмешке.

– Слишком много всего, – мотнула головой.

– Уже четыре утра. Я не спал. Воевал со злой регистраторшей. А ты отмахиваешься? – вроде бы совестливый наезд, но без злобы. – Почему нет твоего мужа? В командировке?

Мотнула головой:

– Спит дома. Пьяный, – проронила робко. – Я бы чаю выпила, а лучше кофе. Глаза слипаются.

– В четыре утра?! – возмутился уже откровенней. – Сейчас рестораны даже не работают не то, что кафе. Про больничный буфет вообще молчу.

– Я верю ты найдешь выход из положения, – многозначительно зыркнула на него и немного сжалась.

Миша просто вскинул вверх одну бровь, поняв, что от него ждут.

В кабинет вернулся его коллега.

– Здесь рекомендации, рецепт на обезболивающие и антибиотики. Швы можно снять через две недели. В следующий понедельник придёте ко мне на приём, проверю процесс заживления. Пару деньков советую не мочить. Больничный нужен?

– Да, – кивнул Миша.

– Нет, – мотнула головой я.

– Тебе нельзя работать с такой рукой, – зашипел Дементьев.

– Без больничного, – настойчиво подчеркнула.

Рука уже не пульсировала. Повязка надёжно защищала свежие швы. Миша посадил меня в машину и вырулил со двора больницы. Ехал молча, периодически потирая глаза. Наконец проронил сиплым голосом:

– Ты же понимаешь, что ты замужняя женщина едешь домой к холостому мужчине? Мне бы не хотелось стать причиной ваших раздоров.

Я молчала, долго не решаясь, что сказать. Но душа требовала излиться, а этот мужчина всегда был скор на слушанье. Решилась.

– На днях я убила ребёнка Германа и Лики, – горько уронила в пол. Миша дёрнул машину. Благо в утренние часы дороги пустые. Сглотнул. Сон с его лица, как рукой сняло. Молчит, не перебивая моё откровение. – Он избегает меня, не говорит со мной, дарит ей корзины с дорогими букетами. А сегодня пришёл дико пьяный и сказал то, что никак не укладывается в моей голове, – из глаз вновь потекли слёзы. – Он сказал, что я переспала с его братом… Но я не делала этого… А… а он прямо уверен. И… Лика говорила… Я сейчас вообще ничего не понимаю…

– Так, стоп! Ты типа изменила Герману, но он и ухом не повёл?! Он же тогда в больнице меня чуть в клочья не порвал из-за тебя. А тут смолчал? Братская любовь?

– Сама не понимаю, – плакала уже неприличным и противным напором. – Сказал только, что ничего страшного… что верит мне…

– Фигня какая-то, – усмехнулся мужчина. – Он что-то не договорил…

– Но факт есть факт. Лика не лгала и он бы не взял всё это с потолка, – откинулась на сиденье, уже молча глотая воду из глаз.

Миша притянул меня одной рукой к себе и прижал к груди.

– Чёрт с этим, Вик. Не плачь. Очухается и поймёт, что натворил. Этот дурак сначала рушит всё, а потом возводит из обломков, – гладил по волосам.

Квартира хирурга была аналогична операционной. Педантичная чистота, ноль пыли, все предметы обихода на своём месте, даже книги составлены в алфавитном порядке.

– Тут наверное даже отпечатков пальцев нет, – пошутила я.

– Если хочешь знать, это всё вытворяю не я, а горничная. Да, я люблю чистоту, но иной раз после её уборки на стулья газетку подкладываю, чтобы мой зад ненароком не оставил на нём свой след.

– А если буквы газет отпечатаются? – улыбнулась озорно.

– Боюсь даже представить.

Миша сварил кофе. Потом долго спорила с ним, не разрешая греть пирог в микроволновке. Терпеть не могла, когда тесто становилось после этого мокрым и резиновым. Заставила разогреть духовку.

– И отчего ж ты так дорога-то мне? – ворчливо подтрунивал мужчина.

Кофевар из него не мастер, но мне дико хотелось дозы кофеина. Потом заставил принять ещё дозу антибиотика. После гостеприимный хозяин растелил мне свою постель, а сам устроился на диване.

– Часов пять на сон ведь нам хватит? – смотря на будильник, спросил он. – До полудня тебя не успеют хватиться.

– Да, – но мысленно мечтала, чтобы и не хватились. – Спокойной ночи, Миш, – молвила я, когда свет в квартире погас.

– И тебе, Вик, – ответил в тон и проскрипел диваном.

Сон навалился сразу, но очень тяжёлый, мучая кошмаром. Вновь кого-то ищу, хочу оправдаться. Тело металось чуть ли не в агонии, заполняя бредом. Сквозь дрему вздрогнула и распахнула веки. Миша обеспокоенно склонился надо мной, трогая лоб и щёки. В теле чудовищная ломота, озноб прошибал насквозь, зубы отстукивали дробь. Мужчина сунул руки ко мне под футболку и выудил из подмышки электронный градусник. Когда успел поставить?

– Тридцать девять и четыре, – констатировал он. – Ты вся горишь. Чёрт!

За окном было уже светло. Миша метнулся к телефону.

– Да, это я. Не знаю. У неё температура скакнула. Да, пила. Если инфекция попала?! Понял. Давай, жду. Спасибо тебе.

Вернулся ко мне. Погладил липкое от пота лицо. Видела, что мужчина обеспокоен не на шутку, даже напуган.

– Ин… инфек-кция? – стуча зубами переспросила.

– Надеюсь, нет. Дима уже едет.

– Х-хорошо. П-почему так холодно?

– С такой температурой по другому никак, – постарался улыбнуться.

Я продолжала дрожать и стучать зубами, а Миша держал за руку и периодически сменял компресс на лбу.

Дмитрий приехал через полчаса и принялся тормошить меня, вертеть, осмотрел рану на руке.

– Это ангина, – закончив, подытожил он. – Сейчас сделаем укол от температуры. Антибиотики продолжайте пить. Плюсану ещё одни, а здесь лекарства, которые надо будет докупить.

Укол в ягодицу почти не ощутила, пока меня колошматило от холода. Голова разрывалась болью. Врач ушёл, а я слушала копошение Миши в недрах его аптечки. Посмотрел на меня.

– Скоро температура спадёт. Попробуй уснуть.

– Ер-рунда снится, – мотнула категорично.

– Сон лучшее лекарство, – улыбнулся мягко.

– Н-не в моём с-случае.

– Ты упрямая, но только вечно не с теми, кто этого заслуживает, – проговорил он, понуро глядя на меня.

Снова чёртов хирургический нож во спасение, но хирург должен помнить и о обезболивающем, что Миша неожиданно и сделал. Подошёл к постели и лёг со мной рядом, поверх одеяла. Дрожа, прямо с удовольствием прижалась к мужчине, уткнувшись носом в его грудь. Почувствовала невесомое касание губ на виске. Стало удивительно спокойно и уютно. Антибиотики и жаропонижающие сделали свою работу и я провалилась в крепкий сон.

Только друзья

Гера

Работалось с трудом. Мысли всё время крутились в негативе, возвращая в прошлое.

Я ни разу не приходил туда за эти три с половиной года. А стоит ли? Ему даже имя дал не я, лишь потому что могила не должна быть безымянной. Бермуд Илья Германович. Бред. Страшный бред. И со мной. Двадцать три недели. Ни месяца, ни лет, а недель. Всего ничего, но такая боль, что эхо её ношу до сих пор.

Того ребёнка безумно хотел и ждал, этого не хотел, но тоже ждал. Я бы сделал всё, пошёл бы на любое преступление, но рано или поздно забрал бы его у Лики, чтобы воспитать самому… вместе с Викой. Да что там говорить! Я видел свое чадо на руках жены, а не той придурковатой особы. Это стало моим планом. Мечтой.

Но теперь… Это уничтожено. Ими двумя. На кой черт, нужно было выяснять отношения в столь травмоопасном месте?! Глупые бабы! Из-за какого-то, блять, мужика… Из-за меня! Сука! Я тот ебанутый мужик, который не смог разобраться со своими женщинами как положено и основательно. Из-за этого погибло невинное дитя. Только моя вина! Моя!

Я видел, как страдает Вика, но не мог помочь. Обсудить? Можно, только что? Что никто из нас не виноват? Ложь. Все виноваты. Потому что взрослые люди, но ведём себя, как малые и капризные дети, оттого такие страшные потери.

Потёр подушечками пальцев виски. Нет, не выйдет из меня сегодня работника.

– Справишься один? – хлопнул Фила по плечу. – Мне уехать надо.

– Да. Иди, – кивнул парень, не отрываясь от ленты заказов.

Домой? Там Вика. Не могу видеть её печальные глаза, от этого мне ещё хуже. Смотрю на неё и читаю эти три слова "Я люблю тебя" и следом "Прости меня". Да не в чем мне тебя прощать! Ты лишь жертва моей придурошной душонки, с которой мой идиотский мозг давно утратил связь. Развестись? Отпустить тебя? Сделать снова больно, но уже в последний раз? Но боль-то разная всегда. Одна проходит, а другая остаётся шрамами на сердце.

Нет, не могу. Мы это переживём. Ведь начало получаться. Я излечился. Достиг полноценности. Даже происки Лики, тогда с Маратом, понесли неудачу, потому что сильно желал оправдать жену. Потому что включил тогда разум, а не сердце, и не ошибся. А теперь? Мне не в чем её оправдывать. Виновен только я, и от этого невероятно плохо, что хочу бежать прочь из дома, когда Вика пытается затронуть эту тему. Не сейчас, родная. Дай переболеть.

Поехал к дому бывшей. Хочу увидеть её лицо, как страдает и она.

Лику выписали буквально на следующий день. Переломов от падения нет, только синяки. Отец её требовал, чтобы Вика понесла наказание перед законом за убийство нерождённого, на что я ответил резким ультиматумом. Через пару часов Лика так же не поддержала своего отца, сказав врачам, что оступилась, спускаясь по лестнице.

Теперь бывшая отлёживалась дома. Увидев меня на пороге, отец Лики приобнял меня.

– Герман, как я рад, что ты пришёл. Мария, сообщите моей дочери, что к ней гость. Проходи, сынок, – участливо повёл меня в гостиную. Не спрашивая, учтиво налил нам виски. Почему бы и нет? Опустошил залпом и едва не задохнулся от горючести напитка. – Какое несчастье… Вы оба так нужны сейчас друг другу. Бедная моя девочка. Второй раз снова испытать такое горе. Но всё будет. Я верю, Бог наградит нас ещё деточками.

Я, скривившись, сцепил зубы. Наградит, но дай бог не совместными. Теперь такую оплошность, я больше не совершу.

– Могу я поговорить с Ликой?

– Безусловно, – мужчина сделал приглашающий жест.

Благодарно кивнул и, поставив пустой стакан на журнальный столик, направился в покои девушки.

Комната несла все краски траура. Плотно зашторены портьеры, запах лекарств в воздухе, а на кресле у окна заметил пару мягких игрушек и несколько распашонок.

Лика с головой накрылась одеялом, высунув только лицо.

– Привет, – сунув руки в карманы, смотрел на бывшую, не подходя к кровати.

– Герочка, – она вызволила руку и потянула ко мне, призывая взять.

– Это лишнее, – твёрдо мотнул головой. – Я пришёл только убедиться, что с тобой всё в порядке. И… поблагодарить, что не пошла на поводу отца. Вика не заслуживает наказания. Она так же очень сильно переживает о….

– Мне плевать о чём там переживает эта дрянь, – грозно оборвала девушка. – Она – убийца! И боженька вернет ей всё во сто крат.

– Мы все убийцы, – проронил горько и прошёл к креслу. Взял одну из распашонок, разглядывая. Желтый. Нейтральный цвет, когда неизвестен пол младенца. В груди засвербило. Сжал одёжку в кулаке. – Я – потому что думал о себе. Ты – потому что сделала меня своим капризом. Вика – потому что оказалась в ненужное время, в ненужном месте… И малыша теперь нет. Мы все виноваты. И я больше всех.

– Ты? – девушка немного расстерялась, не понимая моей причастности.

– Нужно было сойтись, – проронил я, отчего глаза Лики тут же забегали и она привстала. – Сойтись снова, ради ребёнка. Но я хотел быть счастливым. Я знал, что Вика – самое правильное моё решение и, по сути, оказался прав. Мне хорошо с ней. Я живу с ней. Мне нужна она. А с тобой – это сумасшествие, страсть, гонка, а конец – бессмыслица. И всё ненастоящее. Пустое. А Вика любит меня всем сердцем, по-настоящему, и ни разу не дала усомнится в этом.

– Но я тоже люблю тебя…

– Нет, – мотнул головой. – Ты любишь мысль быть со мной.

– Убирайся, – гортанно просипела девушка.

Я лишь усмехнулся. Положил обратно распашонку и взял с кресла игрушечного зайца. Сунул подмышку и направился к выходу.

– Я немного даже рад, что больше ничего нас не связывает. Да простит меня наше неродившееся дитя.

Я стремительно вышел, услышав как в дверь что-то влетело и разбилось. Плевать.

Сел в машину. Что дальше? Поехать к Тохе и надраться до поросячего визга? Там по-любому будет Таня, а она та же Вика. Нет. Мысль пришла внезапно. Свернул в направлении кладбища. Найду ли? Мама знала где. Говорила когда-то сектор и номер ряда. Тогда игнорил, но мозг высек их в памяти.

В церквушке на входе купил свечку и прихватил из машины зайца. Идти пришлось долго, но нашёл. Одинокая мраморная плита с крестом. О дате рождения и фото нет и речи. Лишь имя и дата смерти. Опал на одно колено и посадил игрушку рядом со свечкой в стекляном стекле, чтобы сберечь пламя от ветра. Коснулся холодного камня.

– Привет. Это… это папа, – последнее слово застряло в горле и, осев прямо на снег коленями, понял, что не могу сдержать слёзы. – Прости меня…

Ткнулся лбом в плиту, выпуская всю спрятанную и заглушенную годами боль, наружу. Оплакивая до конца и основательно то, что старался отвергать. Со слезами ушли все эмоции, оставив меня абсолютно пустым. Таким же камнем, как этот мемориал. Посмотрел на буквы, убирая в мозгу лишние и образовывая в "Бермуд Герман". Лучше бы меня. Уж я-то заслужил.

Сидел так на земле пока не закоченели ноги и руки. Пора. Поднялся и, взглянув в последний раз, вдруг пообещал:

– Я потом приду ещё, сынок, – дрогнул уголком рта и направился к машине.

Все чувства и эмоции размотало в хлам. Хотелось добить это крепким. Порулил в ближайший бар. Знакомого бармена надоумил вызвать мне такси, как только меня понесёт. Справился на пятёрку.

Проснулся по утру с дикой болью в голове. Гостевая спальня. Я сплю у подножия постели, прям поверх одеяла. Осмотрелся. Никого. За окном было светло и солнце стояло в зените. День вовсю шёл своей жизнью. Вика, видимо, тоже давно проснулась и уехала на работу.

Попытался что-нибудь вспомнить. Хрен там. Бог с этим. Главное, дома, а не в постели с какой-нибудь телкой из бара. Спустил ноги. Подождал, когда голова успокоится. Поплелся в ванную, чтобы умыть лицо и согнать вялость.

Но войдя замер на пороге, в ужасе глядя на происходящее. Раковина, банный коврик уляпаны кровью. Зеркало разбито. Тут взглянул на свои руки – целы. Вика?! Кинулся обратно, смотря на пол. Ещё несколько капель на паркете и смазанная ручка двери. Вылетел в коридор в поисках гувернантки. Женщина ничего не знала. Ещё немного крови нашли в гостиной и в прихожей. Верхняя одежда жены отсутствовала.

Сердце в панике сжалось и я помчался к охране. Машина Вики, однако, стояла во дворе, что ещё больше ввело в непонимание.

– В половине второго она вызвала такси и уехала. Перед охраной не отчитывалась, – доложил Артур.

– Какое было такси?

– Они не обратили внимание.

Твою мать! За каким хреном мне охрана?! Уголовников остановить не могут, жену хозяина прошляпили. Кретины!

– Проверь по камерам наружки, – велел я и метнулся в дом звонить Антону, предварительно несколько раз набрав номер жены – недоступна.

Друг выслушал, но мой энтузиазм сыщика не одобрил:

– Послушай. Влад с Серёгой не будут кидаться к тебе, сломя голову, при каждой твоей семейной драме. В тот раз был весомый повод. В этот… Вика самолично покинула дом. Стоит подождать. Она вернётся. Выжди необходимое время. Если нет, то обратишься тогда в полицию. Сейчас нестись, сломя голову, глупо…

Бросил трубку. Как не прискорбно, но он был прав. Жена покинула дом самостоятельно. Похищением здесь мало пахнет.

– По камерам в доме видно, что ваша жена поранила руку. Отсюда и кровь. Машина такси без опознавательных брендов. Номер тоже плохо виден. Возможно, она поехала в больницу? Я могу обзвонить все клиники.

– Да. Неплохая мысль.

Я был пьян в стельку и не смог даже оказать супруге помощь. Виновник ранения – зеркало в ванной, без сомнений. Она разбила его? Агрессий за Викой не водилось раньше, выходит, что-то толкнуло её на это… Я? Господи, проклятая память. Мне бы хоть что-то вспомнить

– Ничего, – спустя час мотнул головой охранник. – Может рана не такая серьёзная. И помощь медика не понадобилась?

Или есть знакомый медик. Схватил телефон и набрал номер Михаила. Ответил не сразу.

– Вика тебе не звонила? – вопросил без вступлений.

Пауза.

– Нет, – спокойный ответ. – Зачем ей звонить мне? Что-то случилось?

– Нет. Всё в порядке, – и тут же сбросил вызов.

Идиот. Нашёл кому позвонить.

Ждать? Возможно. Но сердце непривычно дёргалось в груди. Ожидание продлилось до обеда следующего дня.

Миша

Я был обязан спасти эту девушку по двум причинам. Я – врач и не имею права, оставить человека умирать. Другая – ощущал с ней какую-то невидимую связь. Те три дня в операционной, был всё время с ней. Делал всё возможное, чтобы девушка пошла на поправку.

Дальнейшее общение привязало меня к ней ещё больше. Видел, как доверчиво улыбается. Слышал, как больно ей делают близкие. И безумно жаждал забрать себе её беды. Они ей ни к чему, а я справлюсь с ними лучше. Перенесу их вместо неё, лишь бы видеть эти счастливые глаза.

Встретив в поликлинике, ещё больше разнервничался, понимая, что как было в жизни девушки темно, так и осталось, и хуже всего, она гасла следом. Сказав последние слова в кафе, понимал, что напугал её и расстроил. Пускай. Я не намерен лгать и притворяться.

И теперь вновь с ней рядом, в своей квартире. Держу в руках и дико жалею, что не моя.

Она замужем и безумно любит своего мужа. Оттого и страдает. Она не видит в нём опоры, но очень нуждается в ней. Замечая, как озаряется лицо девушки в моём присутствии, понимал, что отчего-то тоже нужен ей. И пока это приносит хорошие плоды, с удовольствием готов быть рядом.

Пока Вика спала под воздействием лекарств, сбегал в аптеку и докупил другие, что прописал Дима. Сменного для девушки у меня в доме не было, потому и это решил приобрести.

Звонок Германа свидетельствовал о том, что он её ищет. Честно, думал сообщить ему о её месте нахождения, но до ужаса захотелось побыть с Викой ещё чуть-чуть. Желание стало сильнее голоса разума.

Сготовил то, что легко глотать. Йогурт оставил греться на столе.

Девушка проснулась к пяти вечера и выглядела сносно. Сунул ей градусник.

– Тебе лучше?

– Да, – она попробовала привстать, но тут же снова упала на подушку. – Голова раскалывается. Прости, пожалуйста. Ты теперь вынужден возиться со мной.

– Ничего. Должна теперь будешь, – шутливо хохотнул. – Мне не в тягость. Видимо, нравится за тобой ухаживать. В медицинском смысле.

Улыбнулась:

– И мне нравится, когда ты ухаживаешь. В медицинском смысле.

Протянул руку, прося градусник, который коротко пискнул.

– Тридцать восемь и два. Укол ставить не будем. Жаропонижающие тебе купил. Выпей. Сейчас воды принесу.

– Ты когда успел в магазин сходить? – удивление.

– Пока ты спала. Кстати, поесть тоже нужно.

– Я не хочу, – скривилась девушка.

– Знаю, но придётся, – настойчиво глянул на неё. – Молочный суп с вермишелью.

– Сам варил? – опешила Вика.

– Посмотрел в интернете. Я не повар, – скромно улыбнулся. – Поэтому, если не понравится, сошлись на боль в горле, – подмигнул.

– Договорились. Не буду травмировать твоё чуткое сердечко, – засмеялась.