Текст книги "Замуж за первого встречного или невеста с сюрпризом (СИ)"

Автор книги: Евгения Стасина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Глава сороковая

Стеша

Вот говорят, что все новое, это хорошо забытое старое, а с Полонским поговорка эта совсем не работает! Все, что Борьке во мне нравилось, на него как-то иначе действует…

– Я сам могу, Стеш! – даже злится, когда я в третий раз за сегодняшний день ему угодить пытаюсь. С утра кофе в постель принесла, стоило ему заикнуться, что никак проснуться не может; днем торопливо рубашку настирывала, чтоб высохнуть к вечеру успела, а сейчас пытаюсь узел галстука освоить. Безуспешно. Зайцев же отродясь ничего подобного не носил…

– Что ты вечно суетишься?

А как иначе-то? Разве мужчинам не это надо? Они ведь как дети, и если вниманием обделишь, непременно настроение свое плохое на тебе выместят. На собственной шкуре проверено. Так что лучше как фее по квартире порхать, тем более, если ты и ростом не вышла, и кучей комплексов поросла. Чего доброго, передумает, а я вроде как только к такому вот Грише привыкать начала…

– Я просто хотела помочь…

– А по-моему, выслужиться. Стеш, я взрослый мужик. У меня есть две руки, которыми я сам неплохо галстук завязываю и кофе себе варю. И то, что ты в спальню мою переехала, вовсе не значит, что теперь как со списанной торбой со мной носиться надо. Давай как раньше, ладно? Разве что под одним одеялом.

Ага. А еще с поцелуями, разговорами о прошлом и будущем и моими плавками на змеевике в ванной, которые теперь необязательно в комнате на батарее сушить. Все равно увидит, не сегодня, так завтра.

Обиженно губы дую, но тут же в руки себя беру. Рано еще для скандалов, я вроде как собираюсь роман этот на всю жизнь растянуть. И на прежние грабли наступать не намерена: никаких причитаний и уборка по-прежнему только по воскресеньям! А если почувствую, что вновь во мне голодный до пропахшего белизной воздуха зверь просыпается, собственноручно себя наручниками к кровати прикую. Глядишь, и остальные ритуалы из моей жизни сгинут. Как иголки эти, про которые я лишь под утро вспомнила, когда довольная и ласками Гришиными разнеженная, на кровати потянулась. Потянулась, да так и замерла, с руками, над головой вытянутыми. Хорошо хоть Полонский кричать не стал и даже убедить как-то сумел, что пододеяльник снимать необязательно. Достаточно будет простынь вытряхнуть. А это какой-никакой, а прорыв.

– Стеш, уверена, что со мной пойти не хочешь? – из мыслей меня краткий мужнин поцелуй в висок вырывает, сопровождаемый вовсе не обязательной трепкой моих идеально причесанных волос. И как я могла не заметить, что он как медведь? Иной раз как к себе прижмет, аж кости хрустят!

– Уверена. Кто на мальчишник с женами ходит? Да и наверняка будет скучно, – в костюмах-то, да при галстуках, иначе просто невозможно! Или олигархи именно в таком виде стриптиз-клубы посещают? Щурюсь, отмечая, что в животе какое-то чувство доселе незнакомое поселяется, и все же считаю нужным предупредить:

– Не смей девушкам деньги в трусы совать, – это не гигиенично. Еще неизвестно сколько рук их до него перетрогало. Вряд ли ведь кто-то перед приватом медсправки у танцовщицы просит.

– Не ревнуй, Стеш, – я тут о серьезных вещах думаю, а он потешается! По карманам барахло распихивает и в прихожую бредет, наверняка туфли начищать… – И обувь свою я сам мыть буду!

Надо бы у него хоть список какой попросить. Чтоб знать, чего он от настоящей жены ждет. А то второй день пошел, как я с должности фиктивной супруги была до почетного звания дамы сердца Полонского повышена, а никаких ЦУ мне так и не дали. Только и знает, что по углам меня зажимать, да смеяться, когда мне до зуда в пальцах хочется минутную стрелку перевести и, наконец, руки обильно намылить. Разве что только смеется по-доброму, по-особенному как-то, ни обиды, ни злости во мне улыбкой своей не вызывая.

– И не забудь, что мы теперь вместе спим. Иначе дверь с твоей спальни сниму. Я ушел, – отлично. Может, так даже лучше будет: никаких тебе дверных ручек, а то любовь моя к ним позиций сдавать не хочет. Как не пыталась хотя бы на шести останавливаться, пальцы все равно сами свое дело делают. Все дергают ее, дергают… Как ошалелые!

Встаю с дивана, желая на что-то другое отвлечься, и к окну подхожу, взглядом отъезжающий внедорожник провожая. Интересная, все-таки, штука жизнь! Порою такие сюрпризы преподносит, о каких ты и мечтать не смела. Четыре месяца с моего развода прошло, а я уже и с одиночеством распрощалась, и вновь улыбаться научилась. Даже жаль, что Борька не видит! Ему бы явно не по себе стало, узнай он, что я, как никогда, счастлива. Ведь счастлива! Каким-то незнакомым светом Полонский мою жизнь окрасил.

Гриша

Ладно, похоже, Ромка прав: друг из меня никудышный. Или просто очень злопамятный, ведь желая его за болтовню о супруге моей проучить, для мальчишника я самый приличный ресторан в городе выбрал. Где и официанты в рубашках белоснежных, и швейцар в дверях встречает.

Смотрю на мужиков, что от скуки позевывают, и, рукой махнув, сдаюсь:

– Ладно. Вызывайте такси, а я насчет бани договорюсь, – или хоть бар какой подыщу, где вместо фортепиано доморощенные рокеры в застиранных футболках бессвязный бред горланят.

 Только встать порываюсь, как замечаю спешащего к нам менеджера. Хмурого, какого-то припозднившегося гостя к нашему столику сопровождающего. Ему бы радоваться, ведь счет обещает быть внушительным, а даже профессионализм его не помогает недовольство скрыть. Жестом на стул указывает и стоит гостю из-за спины его вынырнуть, для меня все на свои места встает. Такому я бы на его месте тоже не обрадовался. В джемпере не первой свежести, джинсах, пусть и современных, ни трубах каких-нибудь, но все же потертых, да в говнодавах, иначе не назовешь, явно не первый сезон снег топчущих. И даже это не так нервирует, как лысина, натертая до того, что даже свет хрустальных люстр от нее рикошетит.

– Всем здрасьте, – не кто иной, как Борис Зайцев, рядом с Некрасовым опускается и взмокшие ладошки о коленки трет. Какого черта, вообще?

– Привет. Мужики, – сейчас, надеюсь, Ромка объяснит. Не зря же друзей своих от поедания медальонов отвлекает. – Это Боря. Без пяти минут Леркин свояк.

Приплыли. А вроде не в деревне живем, какой-никакой размах, а имеется. Чего ж тогда куда ни плюнь, все одни и те же рожи?

– У него, между прочим, тоже свадьба на носу, – Некрасов своего будущего родственника по плечу бьет, а тот, от такого внимания смутившись, голову наклоняет и переносицу почесывает. Прям скромняга! И не скажешь, что этот добряк на деле скотина равнодушная, умудрившийся лучшую в мире женщину не просто прозевать, а еще и комплексы ей привить! И как теперь с ним за одним столом сидеть? Это еще неделю назад я бы в легкую с ним парой фраз перекинулся, а сейчас собственник во мне проснулся. И стоит представить, что Стеша с ним четыре года постель супружескую делила, кровь, как вулканическая лава, закипает и, кажется, уколи палец, бурлящими пузырями на белоснежную скатерть прольется.

– Гриш, познакомься. Между прочим, Борис неплохой бухгалтер. Как раз хотел предложить тебе его вместо Анжелки взять. Этот точно с деньгами твоими на курорт не умотает!

А Некрасову-то откуда знать? Как по мне, так одного Леркиного слова недостаточно. А если уж знать, как он со Щепкиной обошелся и вовсе – никакого доверия не вызовет.

– Боря, это Григорий Полонский. Мой лучший друг и по совместительству строгий начальник, – и пока ничего не подозревающий жених нас друг другу представляет, мы с Зайцевым взглядами обмениваемся. Я наверняка недовольным, он удивленным и каким-то растерянным. – Так что времени зря не теряй. Вакансия главбуха в его фирме свободна.

И кажется, пиар менеджера мне тоже стоит заменить. А то этот зарвался, уже и кадровые вопросы решать удумал!

Возможно, чересчур сильно руку соперника жму и идею мальчишник спасать подальше отодвигаю. Заслужил Некрасов, так что пусть деликатесы ест и недовольно вздыхает, мечтая о реках текилы. А я пока лысого рассмотрю, а то в загсе не слишком-то его персоной озаботился. Больше об ускользающем из рук наследстве думал…

Ни к разговорам больше не прислушиваюсь, ни к пыхтению Ромкину. Все этот занятный экземпляр изучаю. И чего она в нем нашла? Разве что после пары рюмок в коллектив хорошо вливается, а спустя час даже анекдоты дурацкие травит, рукой оливковое масло с подбородка стирая. Немудрено на чистоте помешаться, когда с таким вот квартиру делишь…

– А я мужики рад, – к черту. Не в музее же. Лучше друга послушаю, который до нужной кондиции дошел, чтоб невесте своей дифирамбы петь. – Лерка у меня…

Кулак демонстрирует и все никак нужного определения подобрать не может.

– Ай! – поэтому и обрывает монолог торопливо опрокинутой стопкой водки. Все, теперь и стриптизерши не нужны. Знаю я его – еще грамм двести и как почетный свидетель я его на своем горбу до такси потащу. А после три лестничных пролета, до двери, за которой виновница его бурных чувств прячется.

Может, старею я? Лучше бы дома сидел, с газетой и кружкой горячего кофе в руке. Стешиными метаниями любовался, ведь целый час без мытья рук для нее пытка, или поцелуями отвлекал.

– Это ты верно говоришь, Ром! Лерка у тебя красавица! Главное, чтоб и после свадьбы такой оставалась, а то, знаешь, как бывает: влюбишься, в загс отведешь, а спустя пару лет на стену лезешь. Я через такое проходил, – хотя, может, и к лучшему, что ко всему подхожу ответственно. Ведь в Борисе, похоже, оратор проснулся.

Глава сорок первая

Стеша

Засыпать в чужой кровати, когда от простыней запах мужского геля для душа исходит, для женщины недавно развод пережившей, задача невыполнимая. Для любой другой, кроме меня. Ведь на деле подушка Гришина лучше всякого снотворного сработала. Стоило только голову на нее опустить, как веки отяжелевшие намертво склеились.

И пусть глупо это, но ни одной крамольной мысли в мой мозг не прокралось. Даже во сне голые девицы на коленях супруга эротические танцы не выплясывали.

Похоже, из меня эту доверчивость ничем не выбить. А может, Полонский уж больно убедителен: в том, как смотрит на меня, с какой нежностью прикасается, явно какая-то магия кроится. И бдительность усыпляет и сомневаться не дает, что на этом этапе интерес его ко мне неподдельный.

С трудом в реальность возвращаюсь, когда матрац под тяжестью его тела проседает, и руку свою поверх его кладу. Крепкой, теплой, на талию мою опустившейся и непередаваемое ощущение защищенности подарившей.

– Что-то ты рано, Гриш, – на электронных часах, что на тумбочке красуются, всего-то час ночи. Разве не должен он быть в стельку пьян и рассвет встречать в компании таких же нетрезвых дружков? В какой-нибудь забегаловке, на окраине, потому что ранним утром ни одно приличное бистро не работает, а в разгар празднества о еде никто не вспоминал?

– А по-моему, поздно. Доживешь до моих лет, поймешь, как тяжело ночной образ жизни вести.

Скажет тоже! Как будто не тридцать ему, а все семьдесят. Да для большинства мужчин в этом возрасте жизнь только начинается, а он к спине моей жмется и блаженно вздыхает!

– А я говорила, что вы олигархи отдыхать не умеете. Еще бы фрак надел и в консерваторию Некрасова повел, на пианистку какую слюни пускать!

Аж непривычно, ей-богу! Я ведь антипохмелином запаслась, чтоб утром его отпаивать, а он вновь удивил...

Слушайте, может, мне его судьба специально послала, чтоб наглядно продемонстрировать, что наш с Борькой брак даже оплакивать не стоило? Ведь за эти два дня я уже раз сто себя на мысли поймала, насколько разные мои мужья. Бывший – кладезь всех мыслимых и немыслимых пороков, а нынешний – словно со страниц пособия сошел, сообщающего о том, как настоящий мужчина выглядеть должен.

Разворачиваюсь к Полонскому, в очередной раз желая убедиться в его совершенстве, да только супруг восхищать меня не готов. На спину перелег, к окну отвернулся и на глаза свою крепкую руку закинул. Наверное, алкогольными парами на меня дышать не хочет…

– А у меня, Гриша прорыв. Пока тебя не было, я с дверью в ванную боролось.

– Успешно?

– Почти, – улыбаюсь и вспоминаю как сорок минут то открывала ее, то вновь, злая, с силой захлопывала. – Лишь однажды на шести остановиться смогла. Но видишь, живая.

А то, что от нервов потом три ногтя сгрызла, не в счет. Со временем наверняка легче станет, главное, не отчаиваться.

– Я в тебе не сомневался, – и как советовал мне Снегирев, поддержкой родни заручиться. А этот поддержит! Он не Зайцев какой-нибудь, который только и мог, что глаза закатывать, да отчитывать, что в очередной раз я его перед родителями опозорила. К слову, о позоре…

– Мне бы за неделю эту проблему решить, – вздыхаю тоскливо, ведь и без медицинского образования ясно, что нереально это, а муж удивленно интересуется:

– Откуда такие временные рамки?

– Так свадьба же. Не думаю, что тебе понравится, если за спиной знакомые твои будут смеяться, что у Полонского жена того. С придурью.

А кто, вообще, от такого в восторге будет? Это в спальне плевать, когда не видит никто, или на кухне, где за свое недолгое пребывание в квартире я уже пару дверок от гарнитура расшатала. А в обществе ошибок не прощают. И пальцем ткнут, и за ладошкой смешок припрячут, и долгий разговор с дружками заведут, соревнуясь, кто наиболее удачную шуточку на этот счет придумает. Плевать ведь людям, какого нам. Таким как я, чей день – это череда утомительных действий, зависимость от которых ни в чем не уступает тяге наркомана к очередной дозе.

Закусываю губу, а супруг к ночнику тянется, резво на постели подпрыгнув. Ступни голые на пол спускает и, спиной ко мне развернувшись, резким мазком руки волосы на макушке приглаживает:

– Прекращай, ладно, идиоткой себя называть, – в окно смотрит и явно о чем-то раздумывает. Недолго, ведь и минуты не проходит, как я, наконец, перед собой его лицо вижу. Вижу и от удивления рот открываю…

– Стеш, – пальцем уголка губ своих касается, немного морщась от покалывания, и, похоже, не собирается объяснять, откуда у него эта чертова ссадина взялась. – А насчет свадьбы… Давай, я один пойду?

И как чуткой жене мне не мешало бы испуганно вскрикнуть. Суетливо по комнате заметаться и хотя бы перекись водорода найти, ведь видно же, ничем Полонский свой боевой шрам не обрабатывал. Да только так на меня его вопрос подействовал, что ни любопытства, ни переживаний каких во мне нет. Подрался и черт с ним… Ведь другое важно – отчего это он решил меня от людей спрятать?

Гриша

Надо все-таки Боре должное отдать. Вопреки моим самым худшим ожиданиям, парафинить бывшую супругу прилюдно Зайцев не стал. Зато другим путем пошел – ностальгии поддался и будто кому-то, кроме меня, до этого дело есть, стал в красках описывать, какая любовь неземная их со Стешей настигла. А это о чем говорит? Правильно, бросить ее бросил, а ревность все равно душу разъедает. Теперь и мою, ведь перевес на его стороне. Может болячка ее их брак и подкосила, но три года полные любви за плечами все же имеются.

– Почему?

Я уже лег, минут пять как заснуть пытаюсь, а жена только сейчас поинтересоваться отважилась, чего я ее забраковал. Сам на присутствии на Ромкиной свадьбе настаивал, а тут среди ночи на тебе…

И как ответить? Что я ее к бывшему мужу ревную? Что боюсь, вдруг увидит его и поплывет?

– Ты ведь сама говоришь, что до ужаса сборищ этих боишься.

Знаю, неубедительно. Так отчетливо в моих словах ложь читается, что и самому не по себе. А уж ей каково? Вон, даже отвернулась…

– Стеш, – к плечу ее тянусь, а она обиженно его под одеялом прячем. До самого подбородка натягивает. И что? Карты вскрыть? Так неудобно как-то. Что я подросток прыщавый, который конкуренции как огня боится? Даже если у соперника и прыщей больше и волос кот наплакал… Ладно, с другого бока зайду. Главное, чтоб прозвучало убедительно.

– Обиделась?

– Еще чего, – бурчит себе под нос, всем своим видом фальшивость своих слов доказывая, и подальше отодвигается, рывком с ноги своей мою скидывая. – Не больно-то и надо.

– Стеш, я же как лучше хочу. Тебе там вряд ли понравится, – или, что еще хуже, наоборот. – В общем, не хотел говорить…

– Стесняешься меня, да? – я тут храбрости набираюсь, а она, оказывается, вон как все восприняла! Даже с кровати соскочила, и вознамерилась в халат влезть. Неужели, спустя два дня решила обратно в свою спальню перебраться? Так пусть не рассчитывает!

– А мне стесняться нечего! Дело в другом – на свадьбе этой твой Боря будет. Со своей невестой.

И очень надеюсь, что обида на Зайцева верх возьмет! Какой женщине захочется стол с разлучницей делить? Это ведь и переживания лишние и воспоминания, в которых помимо разочарований еще и светлые моменты отыскать можно.

– Как? – руки опускает, обескуражено глазами хлопая, и халат ее махровый бесшумно к ногам спадает.

– А вот так. Невеста его – Леркина сестра. Боюсь, отдохнуть и повеселиться тебе не удастся.

Помню же, как она в загсе разнервничалась, стоило нос к носу с парочкой этой столкнуться.

– Сама же говорила, что Снегирев советовал потрясений избегать, – позитивный настрой и все дела. – И вообще, – одеяло откидываю, кивком головы ее на законное место зазывая, – хочешь, я тоже не пойду? Больным прикинусь, по городу как раз грипп ходит.

Ведь я Ромку знаю. Он ни за что не позволит глазами красными да носом распухшим его свадебные снимки испортить. Пообижается, конечно, для проформы, а только медовый месяц закончится, вновь разговорчивым станет. Надо же будет с кем-то впечатлениями поделиться.

– Нет, что ты, – слышу голос Стешин и вновь в объятья свои заключаю, немного переждав, пока она уляжется поудобней. – Вы же лучшие друзья, и в такой день ты просто обязан рядом быть. Прав ты, Гриш, толку от меня там не будет.

Она вздыхает тоскливо, а я к ощущениям своим прислушиваюсь. Вроде радоваться должен, ведь все по моему плану пошло, а червячок внутри все равно грызет: не возразила. А это ли не признак того, что я не зря сомневался?

Глава сорок вторая

Стеша

Лампа в кабинете Снегирева трещит. Да так громко, что дребезжание это по нервам бьет. Стараюсь вслушиваться в слова психотерапевта, а все равно краем глаза на его стол поглядываю. Как думаете, если лопнет, осколки до меня долетят? Чертова мнительность!

– На мой взгляд, вы зря отказываетесь.

Рудольф Геннадьевич все-таки ас. С кресла своего поднимается, поясницу затекшую потирает и без лишних вопросов неугомонный прибор выключает. Надеюсь, додумается заменить, а то мало ли что… Мне врач целый и невредимый нужен!

– Вероятность, конечно, что вам по жизни с Борисом общаться придется, невелика, но и исключать ее не стоит. К примеру, у друга вашего мужа дети пойдут, – вновь свое место занимает, и ногу на ногу закинув, откидывается на спинку. – Это же дни рождения, крестины… Не сможете же постоянно мужа одного на них отпускать?

А почему нет? Ведь, как ни крути, а раз Катька Лерина родственна, ее присутствия на них не избежать. Да и бывшего мужа я как облупленного знаю – он повода пару рюмочек пригубить не упустит. Любит и посиделки шумные, и еду халявную. К моим частенько захаживал – мамин холодец уминал.

– Чем дольше будете голову в песок прятать, тем труднее потом будет из него выбраться.

– И что? Предлагаете мне пойти?

Нет… Нет. Сто тысяч раз – НИ ЗА ЧТО! Не выдержу я неминуемых насмешек, взглядов украдкой и их лобызаний. Не люблю больше, а обида порою куда сильнее самых светлых и искренних чувств. Как скрутит тебя, как обоснуется внутри, и никакие уговоры расстаться с ней не помогут.

Мотаю головой, теперь разглядывая навесную полку, где врач мой свои грамоты в рамках держит, и никак соглашаться с ним не спешу. Вот скажет иголки на постели рассыпать и голой спиной на своим настырным желанием меня с Зайцевым помирить пусть куда подальше идет. Не мешает мне ненависть моя, вот ни капли…

– Отлично. То есть вы готовы позволить своему бывшему мужу и дальше вашу жизнь контролировать?

– В смысле? Разве ж он это делает?

– Конечно, – заявляет безапелляционно, и даже взгляд мой возмущенный его не смущает. – Ну смотрите: раньше он навязывал вам, что вы какая-то не такая. Душевнобольная и никто никогда с вами жить не захочет. В результате количество ваших ритуалов возросло, количество друзей в разы уменьшилось, потому что вы от мира в своем коконе отгородились, и с нынешним мужем не сразу на контакт пошли. Приняли как факт, что действительно ни счастья не заслуживаете, ни чьей-то любви. А теперь, когда сам он свою жизнь устроил, вы наделили его правом решать, где вам бывать.

– Неправда!

– Правда. Ведь сам он наверняка пойдет и даже повеселиться. А вы Григория у окна ждать будете. Сначала свадьбу пропустите, а потом и все остальные праздники, на которые супруг ваш просто обязан будет пойти. Так в чем же я неправ?

В чем? Господи… Какой-то смысл в речах Снегирева есть. Ведь я и впрямь готова Гришу одного отправить, а Зайцев и мысли не допустит Катерину свою на торжестве в одиночестве бросить. А значит, влияет…

– Дело ваше, Стефания. Если не чувствуете, что готовы прошлому своему в глаза заглянуть, настаивать не имею права.

Старик как всегда невозмутим, а я начинаю праведным гневом пылать! Ведь в очередной раз меня трусихой назвали…

– Считаете, у меня кишка тонка? – сажусь и, грозно брови насупив, кулачками талию подпираю. – Ничего Зайцев для меня не значит! И вовсе я его не боюсь!

– А на праздник не идете только лишь потому, что помимо ОКР страдаете охлофобией*. Я сделаю пометку в карте.

Он издевается, что ли? От злости аж руки дрожать начинают!

– Ничем я не страдаю! Это у вас, по-моему, амнезия. Так-то вы мой психотерапевт! Поддерживать должны, а не доводить до белого каления!

– Я должен вам помогать. А что при этом только пряник использовать буду, никто не обещал. И сядьте, пожалуйста. До конца сеанса еще сорок минут.

Сорок минут! Да это целая вечность! В таком состоянии, когда мне его придушить хочется, время, кажется, свой бег останавливает.

– В этом ничего зазорного, Стефания нет. Кто-то ничего не боится, а кому-то с духом собраться надо.

– С духом моим все в порядке! И что вы заладили как попугай: отпустите прошлое, сбросьте с себя этот груз… Мне, может, с грузом этим вполне комфортно живется! И бывшего мужа ненавидеть мне нравится!

Так же сильно, как когда нравилось его губы фигурные целовать. Пальцы в когда-то густую шевелюру запускать и умиляться тому, как он мои котлеты лопает. Это уже часть меня – помнить и презирать, за то, что на обочину выкинул! А этот пристал…

– Тогда для чего вам я? Если в вашей жизни все прекрасно? Если нравится выполнять ритуалы, постоянно ждать подвоха?

– А вы все в одну кучу не мешайте!

Я, может, и невротик, а мозги еще работают. Вряд ли от ненависти человек всякой ерундой мается начинает – мебель гладить, стены жалеть, с деревьями разговаривать. Тут причина явно в другом.

– А тут по-другому нельзя. Все, что в вашей голове сидит, так или иначе, взаимосвязано. И если действительно хотите ОКР побороть, нам просто необходимо генеральную уборку провести. От лишнего избавиться, чтоб место для новых воспоминаний освободить. А злость, ненависть и обида, Стефания, они как яд. Отравляют не только душу, но и организм. Именно поэтому я хочу и призвать вас к прощению. Всего-то и нужно – один раз в себе силы для этого найти, и сами поймете, что даже дышится легче.

Может, очки его на меня так действуют? Чего вечно слушаю его с открытым ртом?

– Продолжим. Поговорим о вашем детстве, – он переводит тему, а я вновь на кушетке укладываюсь. И вправду, лучше школьные годы обсуждать, чем лысого никчемного мужичонку… которого отчасти сама таким и сделала. Может, даже и полысел из-за меня. Хотя, по срокам не сходится – с волосами прощаться он куда раньше начал, чем я тесную дружбу с хлоргексидином завязала. А вот что нервы ему потрепала – это да. Без подготовки, с лодки в холодную воду сбросила и требовала понимания, что ОКР это не блажь, а тяжелейший недуг…

– В раннем возрасте расстройство проявляется по-разному…

– Ладно, – перебиваю умудренного доктора, и все же сдаюсь. – Вы как всегда правы, Рудольф Геннадьевич. Не позволю я больше никому и ничему моей жизнью управлять.

Довольно, пора бы уже становиться хозяйкой положения. А значит, как и положено молодоженам, на праздник должна супруга сопровождать. Не сахарная, не растаю. Глядишь, даже парой фраз с Борькой перекинусь. Для начала. О погоде спрошу, или о гастрите его… Хотя, последнее это уж очень интимно.

Психотерапевт мой довольно хмыкает, а я вздыхаю. Надо Гришу обрадовать.

Гриша

Да какая мне разница, чем она руководствовалась, так быстро с моим предложением согласившись? Даже если до сих пор по каким-то необъяснимым причинам по лысому своему сохнет, винить Стешу я права не имею. Козлова вон, не любила меня ни дня, а собственнические замашки и то иногда проскальзывают. Так разве жену мою ругать можно? Это после четырёх – то лет брака?

–Ты чертов козел, Некрасов, – нет, а вот Ромку грех трехэтажным матом не покрыть. Заслужил, когда на мальчишник Зайцева приглашал.

–Так откуда мне было знать? Пока ты ему нос не расквасил, я и подумать не мог, что вы прежде где-то встречались! А уж что так тесно связаны… – жених прячет в шкаф свой свадебный наряд и, на кресло плюхнувшись, ноги на журнальный стол задирает. Хоть бы носки сменил, щегол хренов. А то костюм по последним веяниям моды отшивал, а на пятке дырка!

–За что хоть ты его отделал?

За что… За шуточки дурацкие, которые совсем необязательно было озвучивать в натертом до блеска туалете лучшего ресторана города. Теперь мне даже фамилия звучная не поможет, если решусь еще хоть раз столик в нем заказать.

–Ну как, не жалеешь еще, что вместо загса Стешу в психиатричку не отвел? – он заржал, как конь, а я чуть бегунок на ширинке не сломал, до того резко брюки застегнуть пришлось. Зато его уж слишком прямой по мужским меркам нос подправил!

–Чувство юмора у него так себе, – отвечаю, снимая Леркин лифчик с соседнего кресла, и в морду его довольную этот кружевной снаряд отправляю. – Мотай на ус, кстати. А то у тебя тоже в этом плане не все гладко.

А кулаку моему плевать: брат, сват, бывший моей супруги или лучший друг. Своей жизнью живет и с недавних пор прямо зудит, стоит услышать, что Стешка моя какая-то не такая. Даже ее порой отлупить хорошенько хочется, чтоб перестала, наконец, себя с грязью смешивать.

–Смотри какой! Понял я, понял! Больше ни одного слова в ее адрес не скажу. А то, не дай бог, прибьешь и в костюме этом меня не расписываться поведут, а при полном параде похоронят! Лучше скажи, с кем тебя теперь сажать? Может, все-таки не будем Леркину подругу обижать? Она уже завяла от одиночества.

А я что садовник? Пусть кто другой эту розу поливает, у меня есть о ком заботиться. И если часам верить, мне не мешало бы Стешу от психотерапевта забрать. Сеанс уже через двадцать минут закончится.

–С бабушкой своей. Она у тебя женщина приличная и переживать, что целоваться полезет, ни мне ни жене моей не придется. А что касается галстука, – вспоминаю, зачем, вообще, сюда пришел и первый попавшийся из богатого ассортимента удавок хватаю, – этот надень. Один черт, нарядился как клоун.

–Чтобы ты понимал! Наверняка за отцом шмотки донашиваешь, потому что в наше время такого дерьма не шьют. И да, Гриш, с твоим гардеробом только с баб Ниной и сидеть!

Шут. Хохот его игнорирую, пиджак из последней коллекции Canali  надеваю и рукой на прощанье махнув в прихожую иду. Не коридор, а чертова полоса препятствий! О коробки спотыкаюсь, и диву даюсь: Некрасов с Леркой месяца три, как съехались, а вещи до сих пор не разобраны. И у кого еще жена странная? Да моя самая что ни на есть настоящая!

–Ты опоздал, – и хмурится так, как надо, когда я взмыленный в клинику залетаю, едва с ног уборщицу не сбив.

–Пришлось во дворах парковаться. Похоже, хирурги пластические даже чай попить не успевают, с таким-то наплывом клиентов. Как прошло?

И простым “как обычно” она от меня не отделается! Вижу же, что напряжена до предела, а стоит на крыльцо расчищенное выйти, еще и ругается себе под нос, едва ногой на трещину не наступив. Это Щепкина – то! Которая даже в порыве гнева голос через раз повышает!

–Нормально. Рудольф Геннадьевич говорит, что я должна закрыть свой незавершенный гештальт.

Гешта… что? Я в полном непонимании лоб хмурю, а Стеша глаза закатывает. Мол, темнота, а еще с высшим образованием!

–С Борей все вопросы решить. Простить его, поговорить нормально, чтоб больше к прошлому не возвращаться.

Вот же чертов шарлатан! Сейчас бы как поднялся в его кабинет и закрыл бы что-то другое! Практику его, например, ведь советы он явно какие-то дурацкие раздает.

–И он прав, Гриша. Я ведь взрослый человек, а дуюсь, как ребенок! Да миллионы пар расходятся и ничего. Может, не так по-свински, как мы с Зайцевым, но все же… Так что ерунда это, встреч избегать. И переживать за меня не стоит – пойду я на эту свадьбу и уж как-нибудь со своей злостью справлюсь.

Чмокает меня в щеку, улыбку из себя выдавливает и бодрым шагом дальше идет, наверняка доказать пытаясь, что решение свое хорошо обдумала. А я вот не могу счастье изобразить, хотя по всем правилам вроде как должен…

–Прорвемся, Гриш! Ты, как галантный мужчина с дверями мне будешь помогать, а я вместо салфеток влажных антибактериальный гель с собой возьму! Никто и не подкопается…

Разве что Боря. И упаси его бог со Стешей разговоры вести!