Текст книги "Замуж за первого встречного или невеста с сюрпризом (СИ)"

Автор книги: Евгения Стасина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава тридцать седьмая

Стеша

Я за свою недолгую жизнь так сильно удивлялась лишь дважды: впервые, когда по телевизору сюжет про ОКР увидела и у самой себя же его диагностировала, а потом, когда о любовнице Борькиной узнала. И оба раза на смену неверию слезы пришли. Невроз свой и по сей день оплакиваю, а из-за Зайцевской неверности месяц опухшая от рыданий дома отсиживалась.

А вот сейчас рассмеяться хочется. Ведь абсурд, как ни крути! Чтоб понравилась Я?! Да еще и такому, как Гриша? Ни в жизнь не поверю! А если и правда это, то вывод напрашивается неутешительный: расстройство мое оказалось заразным! В перерез трудам великих ученых, могу смело заявить – тронулся муж мой умом…

– Я тебя, Гриша, к Снегиреву на прием запишу, – стоит ему, наконец, из подвала в боксерах своих синих нарисоваться, я в лоб ему о решении своем сообщаю. Хватит. Одного мужика я уже испортила: за год Боря так озверел, что к концу нашей семейной жизни и слово сказать нельзя было. Сразу на крик срывался. Так вот, одного проворонила, а этого спасу!

Бокалом о столешницу звякаю и пусть вино приторное, а все равно морщусь.

– Это еще зачем?

– Затем, – с трудом взглядом на нем фокусируюсь, и отчаянно пытаюсь съехавший с плеча кардиган на место вернуть, чтоб пижама моя откровенно-нелепая в глаза не бросалась, – Ненормально это. Я ведь даже не брюнетка!

Чем не аргумент? По мне (уж когда полбутылки коллекционного напитка в крови бродит) так причина стороной меня обойти веская. А уж если и глаза голубые в расчет взять, и грудь по мужским меркам и вовсе отсутствующую – я, вообще, невидимка!

– А тебя ведь брюнетки всегда привлекали, вспомни.

– А я ошибался. Тебя увидел и понял, именно поэтому и не женился.

Дурацкий какой-то разговор… Нужно с другого входа зайти. Вперед подаюсь, когда супруг уже напротив устроиться успевает, и участливо ладошку его жму:

– Я больна. И вполне возможно, что это неизлечимо. Сумасшедшие нормальным вменяемым людям нравиться не могут. Нет.

Еще и головой мотаю, тяжелой, в которой такой гул стоит, что теплую мужскую ладонь отпустив, я принимаюсь виски растирать, вдруг полегчает?

– Сумасшедшие – нет, а ты нравишься. И лучше сворачивай свои посиделки, а то смотрю на тебя такую, и еще больше убеждаюсь, что с выбором не ошибся.

Ну вот! Улыбается! Чем вам не доказательство моей теории: пожил со Стешей на ритуалах помешанной, и пусть своими не обзавелся, а извилины в мозгу его явно запутались! Едва ли не влюбленным взором на меня смотрит – блаженный!

– Ты это брось, понял? У тебя вся жизнь впереди. Лучше к Катьке этой, – будь она и все Катерины вместе с ней не ладны, – присмотрись. Рисовать, конечно, как я она не умеет, зато на людях не опозорит. А я…

Ну все, перебрала. Даже всхлипываю, до того на судьбу свою злая, что завыть в голос хочется. Ведь в кои-то веки ухажер достойный. Да что там! Муж! И не абы какой, а мечта, а я даже пьяная, разнервничавшись, нетвердой походкой к раковине бреду и принимаюсь руки мылить. Хорошо хоть не просто так: пока Гришу разубедить пыталась, к прозрению призывала, липким напитком виноградным даже рукав залила.

– Видишь, – жидкого мыла нет, так я кусковое ровно семь раз в кулачке прокручиваю. – И это цветочки еще. Вроде весело даже наблюдать, когда не знаешь, на что я в период обострения способна!

Ладошкой мокрой по щеке прохожусь, а мужчина стул отодвигает и беззвучно ко мне подходит. Красивый, совсем не такой участи достойный. Вот если б позже, когда этот прославленный Шварц своим методом из меня человека сделает. И плевать уже, что детей не хочет – мало ли что по пьяной лавочке брякнул! Глубже ведь Гриша, намного глубже, чем на первый взгляд показаться могло.

– А мне без разницы.

– Без разницы, говоришь? Так я расскажу. Тебе ведь, кажется, интересно было, почему муж от меня сбежал? – воду закрываю и яростно полотенце комкаю. – Так вот, я последний год его ритуалами изводила. С работы ушла, с друзьями общаться почти перестала. Целыми днями убиралась. Не так, как сейчас, – носом шмыгаю и усилием воли заставляю себя голову не опустить. – Я стены мыла, двери, окна, мебель двигала, чтоб там, не дай бог, грязи не осталось… С утра до вечера. До того дошло, что даже крем для рук запах хлорки перебить не мог. А когда Боря с работы домой приходил…

Господи, стыд-то какой! Но раз уж решила, чего на попятную идти? Пусть знает, что от меня лучше подальше держаться.

– Что, когда он приходил? – тем более что ему интересно. Словно чувствует, какую я борьбу с собой веду и на пару шагов ближе подбирается.

– Я его на пороге с чистой одеждой ждала. Запрещала в комнату заходить, пока в пакет рабочие вещи не сложит.

Вот вам и суровая правда. Я в тот момент болезни проиграла, а Борька перестал верить, что когда-то мне лучше станет. Катьку встретил, наверное, именно этим его задержки на работе и объясняются. А я все генералила, прозевав тот момент, когда в сердце супруга места мне совсем не осталось.

Ну, как? Понимает теперь Гриша, как опасно в такой, как я, женщину разглядеть? Уж до того момента, пока Рудольф Геннадьевич мое исцеление документально не подтвердит. Справкой какой или одной лишь корявой записью в медицинской карте.

– Напугать меня решила? – нет, не дошло. Вон, даже руку на плечо мне положил, предварительно наряд мой в порядок приведя. В кофту закутал, пояс потуже завязал, а мне вовсе не от этого тепло. И не в вине дело… В глазах его, ясных, совсем неиспуганных, а, напротив, какой-то решительностью горящих.

– Я ведь не в любви тебе признаюсь, Стеша. И под венец не тащу, – произносит, а когда сам понимает, какую глупость сморозил, еще шире улыбается. – Я лишь признаю очевидное – мне с тобой хорошо. Говорить, смотреть на тебя, узнавать – нравится мне все это. И всего лишь. А ритуалы твои… Мне иногда кажется, не будь их, я бы сейчас эту чушь романтическую не нес.

И как реагировать? Мне под силу только одно – молчать, пока затуманенный рассудок смысл слов его пытается переварить. Молчать и еще больше пьянеть, как в замедленной съемке наблюдая за мужчиной, что расстояние между нашими лицами сокращает…

 Гриша

Не пробовал я губ слаще. Разные были: пухлые, тонкие; красной помадой обведенные или слегка бесцветным блеском тронутые; те, что и целовать совсем не хотелось, и те, к которым припадал с удовольствием. А вот таких, чтоб стоило их коснуться, и сладость на кончике языка почувствовать – впервые. И пусть не сладкоежка я, а остановиться не могу. Счет времени потеряв, терзаю ее рот и как шальной только одну мысль в мозгу своем прокручиваю: «Отвечает!». Пальцы свои в мои волосы запустила и даже не пискнула, стоило мне нетерпеливо ладонью по спине ее пробежаться. Ни останавливать не пытается, ни притормозить, ни осмыслить, что прямо сейчас наш утренний разговор всякий смысл потерял. Да и был ли он изначально, смысл-то этот? Признать пора – как бы ни сопротивлялся я собственным желаниям, рано или поздно все равно бы сорвался.

На руки жену свою подхватываю, опомниться ей не давая, и только одному богу известно, как, вообще, умудряюсь до спальни добраться. Наперед знаю – не трону, ведь гадать отчего опьянела больше – от ласк моих или от вина – никому не захочется, но каждый поцелуй, о котором хоть раз помыслить смел, себе заберу. А может, и вовсе впрок, ведь неизвестно еще с какими мыслями она завтра проснется. От нее не убудет – на трезвую голову испугается и на развод подавать побежит.

– Спать здесь будешь, Стеша, – как и положено настоящей жене. И если приспичит иголки искать, то только в моих простынях, вдвоем ведь сподручней?

Жду, что Щепкина прямо сейчас прозреет и как уж извиваться начнет, а она и не думает даже. Щекой о ладошку мою трется и покорно головой кивает. Так-то лучше – для споров у нас теперь времени вагон. Рядом с ней ложусь, так крепко, как ни одну женщину прежде, к себе прижимаю, и в волосах ее светлых носом зарывшись, с каким-то животным голодом аромат женского шампуня втягиваю. И черт пойми, чем локоны ее пахнут, а хоть плетями бейте, на своем стоять буду – нежнее этих прядей ни губы мои, ни пальцы, еще не касались.

– Спи, – шепчу, а сам глаз сомкнуть не могу. Думаю… О том, что маме моей даже загробный мир не помеха. Она и оттуда руки до меня дотянула и своего добилась. Вон, супруга под боком. Теперь хоть каждый день Резник нас навещай, я только рад буду. Ведь чем не повод лишний раз ее в объятьях своих подержать? А что до ОКР ее… Справимся. Если уж ей удалось закоренелого холостяка охмурить, причем без каких бы то ни было усилий, то ритуалы перебороть, вообще, пустяк. Я ведь не Борька этот, и все, что зависит от меня, сделаю. Главное, чтоб Щепкина не артачилась.

Глава тридцать восьмая

Стеша

– Ну-с, Стефания, – Рудольф Геннадьевич напротив меня садится и пуговку на пиджаке расстегивает. Жмет, наверное, такие-то деньги за сеансы брать! Немудрено раздобреть.

– Как ваши успехи?

Успехи, успехи… Хоть бы раз с разговора о погоде начал. Профессионал ведь, неужели не видит, что я на грани нервного срыва? На кушетке ерзаю, никак улечься не могу… А он мне тут допрос прямо с порога устраивает!

– Стефания?

Ага, дождешься от него. Ладно, я мужа соблазнила – чем вам не успех? Только почему-то ни радости, ни хотя бы улыбки мало-мальской это знание во мне не вызывает. Наоборот, страх. Лютый, ведь что впереди нас ждет никому не известно. Может, через день, а, может, через неделю так его допеку, что безо всякой неустойки наш брак расторгнет? И что делать буду? Страдать? Наверняка! Ведь если о Зайцеве у меня ворох горестных воспоминаний в загашнике, то о Грише только хорошее сказать могу. А кто в депрессию не впадет, когда упустит идеального мужчину?

– Сомнительно, – жаль наши доверительные отношения с психотерапевтом проигрывают четко прописанным в контракте пунктам о неразглашении. – Руки теперь мою раз в час. Вот.

Два дня с прошлого моего визита прошло, а результат налицо. Теперь кожа хотя бы не так на наждачку похожа… Боже, интересно, Гриша заметил, что ладошки мои даже для красного словца с нежнейшим бархатом не сравнишь, в отличие от подружек его, бриллиантами увешанных?

– А с асфальтом что?

– Все отлично, снег ведь, – и одеяло это белое каждую трещинку под собой скрыло. – Беспокойство, конечно, никуда не делось, и если уж начистоту, даже усилилось, но я держусь. С трудом. Пару раз поймала себя на том, что кран взглядом гипнотизирую. Это нормально?

– Вполне. И на этом этапе, главное, не сдаваться. Пытайтесь на что-то отвлечься, – легко сказать!

Я, кажется, отвлеклась уже, а лучше что-то не стало. Напротив, теперь навязчивых страхов еще больше: а вдруг полюблю? Или уже, просто не поняла еще? Вдруг все испорчу, Гришу разочарую? Хотя, в этом я почти уверена – как воришка с утра из его комнаты на цыпочках убежала, а стоило за завтраком столкнуться, только и могла, что головой кивать. Спросите сейчас, о чем вообще говорили – не вспомню. Ведь несмотря на то, что пижаму с меня мужчина не снимал, а не робеть в его присутствии все равно не получается. Изменилось что-то. Так что про поездку в город я и вовсе молчу – извелась, и трижды ремень безопасности дергала, столько же по приборной доске кулачком постучав.

– И помощь родственников будет нелишней. Если в одиночку контролировать себя тяжело, привлеките, к примеру, мужа, – о, еще и этот туда же! Будто мне Полонского с его загадочной улыбочкой на губах мало! – Романтика никому еще хуже не сделала. И раз уж начало терапии так удачно совпало с вашим замужеством, понимание супруга нам только на руку. Он ведь вас понимает, Стефания?

Зыркает-то как из-под очков своих! Прям рентген аппарат!

– В отличие от Бориса, он не пытается высмеивать вашу проблему?

Если бы… Я его этой проблемой заинтриговала, что ли. До того довозился со мной, что и сам пострадал. А к черту все! Может поговорить со Снегиревым, пусть окошко найдет и голову Гришину проверит?

– Стеф…

– Нет, – перебиваю бедолагу, которому приходится день за днем в чужих проблемах разбираться, и еще сильнее нервничать начинаю. Пуговку на рукаве блузки тереблю, и чем дольше молчу, позволяя врачу меня разглядывать, тем сильнее нитку натягиваю. Как результат – пуговка в ладошке, а лоб Рудольфа Геннадьевича глубокая складка пересекает…

– Может быть, есть что-то, о чем вы хотели бы поговорить? – ну вот, и блокнот на стол положил… Значит, пытать собрался. Пока до истины не доберется, не успокоится. – Вы ведь знаете, Стефания, все, о чем мы беседуем, пределы кабинета не покинет…

Господи. Как быть то?

– Стефания Леонидовна, доверие между пациентом и врачом – это главное условие для плодотворного сотрудничества… Иначе, я просто не смогу помочь вам в вашей проблеме.

Видите, уже и на больное давит. Причем знает же, за какие рычаги дергать! Хотя… Я молчу, а он опять свой органайзер в руки берет.

– Ну, хорошо. Вернемся к компульсиям. Что у нас с ночным ритуалом? Удалось заснуть, не перестилая постельное белье?

Белье? Господи! Белье! С кушетки подрываюсь и во все глаза на психотерапевта своего таращусь, только сейчас осознав, что об иголках чертовых я вчера даже не вспомнила!

– Да, – шепчу, а в горле так сухо, словно все запасы жидкости мой организм на холодную испарину, что на спине проступила, потратил. – Да!

– И? Хорошо спали?

Как младенец. Только голос не слушается, и признаться в этом врачу не дает. Ведь теперь я обо всем позабыла, сосредоточившись на загадке: в чем дело? В Грише или в спиртном, с которым я вчера явно переусердствовала?

 Гриша

– Какие люди! – научится когда-нибудь Ромка стучаться? Еще чуть-чуть и дверь с ноги открывать начнет! Так и бери на работу друзей, никакой субординацией в нашем коллективе и не пахнет!

– Куда пропал-то посреди рабочей недели? – хорошо хоть на стол усесться больше не порывается и джемпер свой апельсиновый на вполне подходящую для офиса рубашку заменил. – С женой, что ли, контакты налаживал?

А вот любопытство его так никуда и не делось! Бровь кустистую изгибает и от нетерпения длинным тощим пальцем по столу барабанит. Не знал бы его так близко, решил бы, что он того… Ну, не из тех, в общем, кто на женщинах свой взгляд останавливает.

– Ты как баба, ей-богу, – фыркаю и вновь все внимание на чертеже фокусирую. – Только и знаешь, что сплетни собирать.

– Почему сразу сплетни? Я же из дружеских соображений: может, тебе совет какой нужен, или выговориться?

Ага, без сопливых как-нибудь разберемся. Ведь не комильфо это собственную жену обсуждать. Мать моя, например, еще та заноза была, а чтоб отец кому жаловался, ни разу не слышал.

– Не нужен, – головой мотаю и все-таки от работы отвлекаюсь. – Лучше о себе побеспокойся. До свадьбы твоей ровно неделя осталась.

А это значит, что как почетный свидетель, я просто обязан ему мальчишник организовать. Так сказать, прощание с холостяцкой жизнью ему устроить. Только как это сделать, когда в голове мысли лишь о Стешиных губах бродят – непонятно. Может, специалиста нанять? Пусть он досуг организовывает, а я как мальчишка и дальше о супруге своей мечтать буду?

– А у меня все спокойно. Счет за ресторан оплачен, платье Леркино готово, костюм мой как влитой сидит. Чего переживать-то? Кстати, – счастливый жених стул свой к столу поближе пододвигает и заговорщическим шепотом сообщает:

– У Леры подруга есть – загляденье. Образованная, воспитанная и, – вопреки только что озвученным качествам с сальной улыбочкой на губах продолжает, – сговорчивая, так сказать. Если что, могу вас за один стол посадить.

Ну не дурак ли? Щелбан в его лоб отвешиваю и вздохом свое мнение на его счет закрепляю. Здоровый мужик уже, а все туда же!

– Ладно-ладно! Как хочешь. Со Стешей своей сиди. Она ведь на свадьбу нашу придет?

Хороший вопрос.

– Должна, – если уж не по собственной воле, то по контракту брачному сопровождать меня Щепкина обязана. Глядишь, отвлечется, расслабится и как заяц трястись перестанет. Что ж я монстр какой, что она едва в обморок не рухнула, стоило мне за завтраком ее бегло в губы поцеловать? Воспоминаниям своим улыбаюсь, а друг мой только пальцем у виска крутит.

– Поплыл ты, Гриша. Даже не думал, что когда-нибудь тебя таким увижу.

– Каким таким?

– Влюбленным. Ладно, – Ромка встает, а я галстук пытаюсь ослабить, ведь стоило ему свои подозрения озвучить, внутри в знак протеста ничего не встрепенулось. Словно он в яблочко попал…

– Надеюсь, резню твоя супруга на моем торжестве не устроит. А если все же в ее мозгу такая мысль мелькнет, скажи, пусть с тестя моего начинает. Мерзкий тип он, хочу тебе сказать. л

Некрасов как всегда! Уходит, довольный своей неудачной шуточкой, а я уже даже злиться не могу. Чего с него взять – под два метра ростом, уже и морщины в уголках глаз, а такта ни на грамм. Плевать. Лучше о празднике для него позабочусь, и в знак наказания – ни одной стриптизерши пусть даже не ждет.

Глава тридцать девятая

Стеша

К вечеру погода словно с ума сошла. Не только же мне почетное звание полоумной носить, пусть и осень поздняя в свой адрес звучных ругательств от горожан наслушается.

–Твою ж мать! Оля! – вот папа мой на мат переходит редко, а басит так, что мурашки по коже идут! – Ты чего с балкона банки с огурцами не занесла? Всё! Замерзли! Чертовы холода!

Трясет трехлитровой тарой с каким-то мутным заледенелым содержимым и маму недовольным взглядом смиряет. С самой макушки, бигудями украшенной, до шерстяных носков, что она сама и связала.

Ну вот, сейчас выяснять начнут, в чьи обязанности за солениями следить входило. Покричат друг на друга минуту-другую, а в конце все равно на одном сойдутся – черт с ними, с огурцами этими. В гараже такого добра целая батарея.

Сажусь на диван, горячий чай из кружки отпиваю и собственной матери завидую. У нее вон, все просто! С мужем любовь, уборку по собственной инициативе делает, и дочь какую-никакую, вырастила…

– Вот сама их и жри! – и даже спустя двадцать с лишним лет, отношения их – страсть в чистом виде. Слышите, с каким пылом глава семейства кричит?

– А я тут при чем? Не у меня же мозгов нет, чтоб банки на балкон выносить! – да и женщина недалеко ушла: зло глазами голубыми зыркает и хладнокровно корнишоны в мусорку отправляет. – Так что с больной головы на здоровую не перекладывай! Стешка! А ты, вообще, почему еще здесь?

– Отдыхаю, – ноги вытягиваю, удивленная, что в запале они про меня, вообще, вспомнили, и на любимую папину подушку откидываюсь.

Врунья я. Я здесь вроде как отсиживаюсь. Все никак в Гришину квартиру вернуться не решусь, ведь после беседы со Снегиревым, мне явно есть над чем поразмышлять. И желательно, подальше от обаятельного супруга, который ни с того ни с сего интересом ко мне воспылал. Ведь, чего доброго, опять целоваться полезет, а я себя знаю – не устою, а после еще больше разнервничаюсь.

Прикрываю веки, для верности, чтоб свет в глаза не бил, плед старенький на лицо натягиваю и, громко вздохнув, мыслями в кабинет переношусь.

– Людям с обсессивно-компульсивным расстройством свойственно постоянно во всем сомневаться. И раз уж откровенничать вы пока еще не готовы, рискну ткнуть пальцем в небо. Я думаю, вы боитесь, Стефания. Боитесь чувств к собственному супругу, поэтому держите дистанцию и обсуждать вашу с ним жизнь со мной не торопитесь. Поправьте меня, если я неправ: опираясь на свой прошлый опыт, вы теперь уверены, что рано или поздно и Григорий от вас уйдет? Так вот, ни один человек, вступая в брак, не получает гарантий, что проживет со своей половинкой до гробовой доски. На такой исход может рассчитывать лишь человек сильный, готовый к работе не только над отношениями, но и над собой. А вы сильная, Стефания. Уж поверьте старому опытному психотерапевту, что на своем веку не одного больного ОКР поведал. А чтоб доказать вам, что с неврозом вашим можно нормальной жизнью, я вам кое-что показать хочу.

Карты перед Снегиревым я раскрывать не стала, а он все равно в самое яблочко попал, причины моего молчания без труда определив. Задвинул мне эту речь, а потом распечатки под нос сунул, с фотографиями знаменитостей. Мол, смотри, и звезд этот недуг стороной не обошел, а ничего живут. Борются, семьи создаю, успехов в работе добиваются.

Так вот и думаю я теперь: а чем я этих буржуев хуже? Разве что кожа не такая идеальная и толпа фанатов за дверью не поджидает.

– Отчего отдыхаешь-то? – ну и мама, что в моем случае так и норовит свой нос в твою личную жизнь сунуть, наверное, ведет себя куда сдержанней!

– Синичкина сегодня раньше времени убежала, – вообще-то, всего десять минут не досидела. Только повара школьной столовой ни за что не переубедишь, что пусть и одна у меня ученица в день, а все равно нет-нет да от щебетания её несмолкаемого устанешь. – Или что? С Гришей поцапалась?

Отец даже про обиды забыл, едва мама подозрение свое вслух озвучила. Рядом со мной уселся и ждет, что я на это отвечу.

– Нет…

– Не ври! – ну все! Теперь и мама с другого бока плечом своим меня подперла! – Обидел?

– Убью!

– Да нет же, – и если сейчас же их не успокою, папа угрозу в жизнь воплотит.

Знаю его, если б не командировка, Зайцева в тот же день, как я с чемоданом на пороге нарисовалась, в порошок бы стер. А так хоть поостыть успел…

– Хорошо у нас все. Даже лучше, чем вы представить себе могли, – хотя, чего уж там? Они ведь уверены, что любовь нас уже давно по рукам и ногам связала. – Я просто хочу с вами время провести. Чего ж в этом криминального?

Переглядываются. Вроде расслабились, папка вон кулаки разжал, а все равно начеку. Глаз с меня не спускают и мысль, что в спальне Гришиной философствовать спокойнее будет, мне уже единственно верной начинает казаться. Можно ведь на ключ закрыться и в полном одиночестве самобичеванием заниматься. На кой черт расселась тут?

– Ничего криминального, дочь. Сиди, конечно. Только смотри недолго, а то сейчас улицы заметет и придется лыжи с балкона доставать.

Еще чего! Спортсменка из меня никудышная, поэтому на шуточку папину я смешливой гримасой отвечаю. Радуюсь, что родители вновь к обсуждению своих проблем вернулись и дальше на волнах памяти дрейфую.

Выпивала я раньше, чего греха таить? На Новый год там или на день рождения собственный. Однажды даже самогонку попробовала, которой Борькину маму соседка угостила. Да так меня развезло, что помимо сумасшествия, свекровь меня и в алкоголизме подозревать начала. Неделю потом странно посматривала, на ужин к нам, как на работу наведываясь.

Так вот, спустя двадцать минут самоанализа признать могу – спиртное на ритуал мой прежде никогда не влияло. Штормило меня, из стороны в сторону покачивало, но постель обязательно ко сну была перестелена. И что выходит? Дураку ясно – это поцелуи Полонского в мои правила корректировки внесли. Видимо, так он ручищами своими меня к себе прижал, так ласками воли лишил, что обо всех важных делах я позабыла…

Так, может, и к лучшему? Чего зря от мужчины бегать, если от внимания его хорошо становиться?

– Стеш, кажется, твой пожаловал! – причем поступки его доказывают, что даже рассказ мой о том как Борьку закидонами своими кошмарила, не напугал! Ведь, и правда, под окном его внедорожник припаркован!

Гриша

Дожил ведь, черт меня побери! Раньше сам от баб бегал, а теперь миниатюрную блондинку догонять приходится! Как в квартиру зашел, как понял, что ни шороха в тишине этой не раздается, сердце от ужаса к горлу подскочило! В спальню Стешину прям в ботинках бежал, ни на мгновенье не задумавшись, какой нагоняй она мне за эту выходку устроить может. Надеюсь, натоптал несильно. А то хоть и улыбается жена, в родительскую квартиру меня впуская, а вот смотреть, как она на ночь глядя примется паркет натирать, неохота.

– Ну и напугала ты меня! Думал все, в бега подалась! – куртку на тещино пальто вешаю и резво от обуви избавляюсь. – Чего телефон отключила?

– Сел, – жена беспечно плечами пожимает, а я глаза к потолку возвожу. Сел! Да я чуть инфаркт не получил! Ведь пусть Ромка и утрирует, а что ожидать от Стеши чего угодно можно, я согласен. И без ножа всякого мне душу разворотит! – Я с Синичкиной позанималась и решила здесь на ужин остаться. Ты, кстати, ел?

Ага, разве что только в мечтах. И то, когда удавалось Стешин образ из мыслей хоть на минуту прогнать. Еще и мальчишник этот… На кой черт с ним столько возни? Будто после брака у тебя на друзей времени не останется!

– Нет. Голодный как волк, – признаюсь, а Ольга Ивановна, что из кухни разговор наш явно подслушивала, уже зазывно кастрюльками гремит, ароматом подливки мой желудок дразня.

– Я уже на стол накрываю! Ты пока, Стеша, мужу квартиру покажи! Альбом школьный или картины свои! А отец, – тестя силой с кухни выталкивает, – за огурчиками моими в гараж пока сбегает! Они с картошечкой хорошо идут!

Ну вот! Я везунчик. Удивляюсь немного, когда Щепкина покорно кивает и добровольно ладошку мою в свою руку берет, но виду стараюсь не подавать. Родители все-таки блюдут – Леонид у вешалки возится, спину мою взглядом буравя, а хозяйка нет-нет да фартуком своим в проходе мелькнет.

– У нас тут не хоромы. Так что долго экскурсия не продлится, – а блондинке хоть бы что. Что ж за волшебник этот Снегирев, если к вечеру ее словно подменили? – Вот моя спальня.

И, правда, маленькая. Метров десять комнатушка, не больше. И что удивительно, на полке, что над диваном висит, куча пустых фоторамок. Наверное, Борискины карточки повытаскивала, чтоб глаза не мозолил и лишний раз болячку ее не бередил. В углу старенький мольберт стоит, у окна стол еще советскими рабочими изготовленный, за которым Стеша наверняка уроки делала, а теперь и сама школоту учит.

– Гриш, – я с интересом безделушки разглядываю, а она, дверь прикрыв, робким голосом меня отвлечься просит. – Я и вправду сбежала.

Вот те на…

– Подумать хотела, что нам теперь дальше делать.

А что думать-то? Жить. А там пусть время рассудит, стоило начинать или так, только зря дружбой своей едва зародившейся рискнули. Альбом, который без спросу листать принялся закрываю, и руки в карманах брюк спрятав, теперь только на Стешу смотрю. Спокойную такую, уже ставшую настолько привычной, будто всегда в моей жизни присутствовала.

– И что надумала? – стараюсь эмоций своих не выдать и радуюсь, что стены тонкие шум телевизора с зала не заглушают. А то дробь барабанная, что где-то под ребрами раздается, непременно меня с головой бы выдала.

– Еще и сама не поняла. Наверное, для начала заставлю себя хоть немного повзрослеть. А то уже и брак за спиной, а я как девчонка какая-то краснею, – смех ее пусть и сдавленный, нервный, меня насквозь прошибает. В глаза ясные как завороженный смотрю и пусть непривычно самому такие разговоры вести, а радуюсь. Ведь добрый знак.

– Рудольф Геннадьевич мне сегодня сказал, что больные ОКР люди нерешительные. И я с ним в этом вопросе согласна. Я сотни доводов самой себе привела, чтоб от тебя подальше держаться, и столько же, чтоб шанс дать.

Мудрено очень. Вроде куда подальше не послала, а можно ли, наконец, в объятья ее сгрести – ответа не дала. Бровь вопросительно приподнимаю, а она смущенно глаза к полу тупит, руками себя за плечи обхватив. Знала бы, как я сейчас ее ладошкам завидую!

– Ты знал, Гриша, что Леонардо ди Каприо с детства таким же неврозом страдает? Он к трещинам в асфальте неравнодушен. А Дэвид Бекхэм помешан на чистоте, поэтому прежде чем расслабиться порядок на полках наводит. Дениэл Редклифф в детстве ритуал для выключения света выработал, а Меган Фокс в ресторан со своими приборами приходит…

Что к чему? Мне-то какое дело до этих звезд? Так что за справку, конечно, спасибо, но не мешало бы уже что-то внятное сказать!

– Так вот: у одного Оскар, другой в историю мирового футбола вошел, третьего весь мир знает. Он же Гарри Поттер! – теперь смеется куда искреннее, и от стены, к которой привалилась, отпрянув, первый неуверенный шажок в мою сторону делает. – А у меня будешь ты. Если еще не передумал, конечно…

Робко ладошку свою к щеке моей тянет, а я дышать боюсь. Чтоб не спугнуть, ведь мне впервые в жизни даже сказать нечего. Оглушен.