Текст книги "Замуж за первого встречного или невеста с сюрпризом (СИ)"
Автор книги: Евгения Стасина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Глава тридцать четвертая
Стеша
Озадачил меня Рудольф Геннадьевич. Интервалы, видите ли, увеличивай! Легко сказать! Я вон уже час кран взглядом гипнотизирую, пальцами в стул вцепившись. Чтоб не сорваться. Руки не намылить, горячей водичкой грязь с них прочь не прогнать…
– Стеша! – а тут еще и Гриша пришел! Вон ключами звенит, наверняка впопыхах ботинки с ног сбрасывает. А значит, натоптал! И как я должна к ведру не броситься, скажите на милость?
Да я в его присутствии еще больше нервничать начинаю. Не знаю уже, как до минимума встречи наши сократить! Хоть расписание вводи, ей-богу!
– Сидишь?
– Сижу, – а вот сейчас бежать уже поздно. Что ж, тогда и здесь поднапрячься придется, чтоб лишний раз на губы его не смотреть.
– Как психотерапевт твой?
– Богатеет. Чувствую, пока меня лечит, на новый автомобиль накопит.
Я ж случай запущенный. Он мне тонко так намекнул, что тревогу забить нужно было многим раньше. Когда я еще ведать не ведала, что болячка такая существует, и в автобусе по всему что ни попадя постукивать – признак подступающего невроза.
– А у тебя что? Для обеда поздно уже, а до конца рабочего дня еще три часа.
А Гриша работяга! Просто так дела не бросит…
– Случилось чего? – испуганно на него взгляд перевожу и даже пальцы от стула, сама того не заметив, отлепляю. Мало ли! У него отец пожилой, тетка без царя в голове. Может, где чего ляпнула, а в ответ ей прилетело? Чем не повод из офиса сломя голову убежать? Вон как дышит тяжело, словно через ступеньки перепрыгивал. Хотя, подождите… А домой тогда зачем пришел?
– Случилось, – Гриша прям в куртке на стул напротив меня садится, и прежде чем заговорить, долго мне в глаза смотрит. Сейчас наверняка что-то жуткое скажет, чувствую!
– Не может, Стеш, так больше продолжаться. Ты волком на меня смотришь, лишний раз слово из тебя не вытянешь, даже вон, – на кастрюльки, что на плите дымятся кивает, – ужинаем теперь отдельно. Все, надоело мне. Иди вещи собирай.
– Вещи?
Леденею. Черт с ними, с руками немытыми. Как представлю, что сейчас с квартиры этой съеду, аж дурно становится. Я вроде как попривыкла, обжилась, наконец, в ванной теперь спокойно за вентили берусь… А он меня гонит? Сейчас? Когда у меня новый жизненный этап? Когда глобальные перемены только ухудшить все могут? Мама моя со своими причитаниями, что и без психотерапевта от ритуалов избавиться можно, и только и надо, что перестать ерундой страдать, под откос все пустит. Да и я… Я же скучать по Полонскому буду! Мне спокойней, когда знаю, что он за стенкой спит!
– Гриша…
– Да, Стеша, вещи, – а он серьезный такой, решительный. Видно, что курс наметил и решил его строго придерживаться.
Молнию на верхней одежде своей расстегивает, шапку, что до сих пор в руках держал, на стол кладет, и по-мужски ноги в сторону разведя, на спинку стула откидывается.
– Чтоб на два дня хватило. Загород поедем.
Уж не знаю, что и делать мне! Радоваться, что переезд оттянулся, или плакать, ведь знать не знаю, зачем он меня в лес везти надумал, но почему-то не сомневаюсь – отвертеться не даст.
– У нас там дом. Воздух чистый, самое то, чтобы получше друг друга узнать.
– А здесь что нельзя?
– Нет, – головой качает, – в квартире ты от меня бегаешь. А там бежать только если в лес.
Здорово! И как вразумить? Я же не смогу… Это новое место, а значит новая порция головной боли. Пока все отмою, пока осмотрюсь, пока заставлю себя на незнакомую постель улечься! Это ж сколько времени пройдет?
– Не могу я! Я сейчас по методу Джеффри Шварца с компульсиями борюсь! – чем не аргумент?
– Не знаю, кто такой этот Джеффри, но думаю методы его и за чертой города работают. Собирайся. А то силой потащу.
Поглядите! Хозяин!
– Не посмеешь, – упрямо подбородок вздергиваю, да вновь раковину свою любимую взором нахожу.
– А ты проверь. Только не жалуйся потом, что у тебя ни сменной одежды, ни зубной щетки с собой нет. Давай жена, не гневи мужа. А то я за эти пять дней и так уже озверел
Глава тридцать пятая
Гриша
Я вот что понял: если с ней, как с другими нельзя, значит, самым верным решением будет все наоборот сделать.
– А чего у вас здесь? Ремонт, что ли?
Стеша взглядом по дружной бригаде работниц проходится и к стене отступает, когда одна из представительниц ближнего зарубежья под ее ногами решает грязь запылесосить. И видимо, выходит у нее это довольно качественно, если жена моя одобрительно кивает.
– Нет. Генуборка, чтоб ты до глубокой ночи по углам с тряпкой не бегала. Должны были к нашему приезду успеть, но, как видишь, во вкус вошли. Кстати, – за руку ее беру и вглубь дома утягиваю, чтоб персоналу клининговой кампании не мешать. – Насчет хлоргексидина особые указания дал. Уж не знаю, как ты это делаешь, но они его даже в воду для мытья полов добавили.
Как и белизну, но об этом можно не сообщать, ее аромат в воздухе витает.
– Гриша…
– Да ладно, не благодари, – бравирую, а сам на грани покраснения: чувствую, как жар к щекам приливает, стоит ей своими глазами ясными на меня взглянуть. Бывает же такое! – Здесь давно никто не бывал, так что одна ты бы с многолетней пылью не справилась. Кстати, насчет одноразовой посуды у тебя никаких предрассудков нет? А то мы с отцом за уютом не следим, а мать перед смертью как раз ее обновить собиралась, и старую соседям раздала.
Ну как? Натурально вру? А то почует неладное и точно испугается, ведь веду я себя как влюбленный. Строгий наказ гастарбайтерам дал, чтоб аккуратненько фарфор в подвал снесли. Хочу ей день подарить, где ни мыть ничего не придется, ни грязь под кроватью искать. Стеша как никто его заслужила.
– Нет, наверное… Если она в упаковке, конечно, хранилась.
Ну и вид у нее! По сторонам озирается, а сама вряд ли хоть что-то рассмотреть способна, до того обескуражена! А ведь полюбоваться есть чем: пусть и дача, а мебель добротная, дуб красный, да дикий орех; диван, опять же, даже меня, мужика, всякий раз восхититься собой заставляет. Чего уж о картинах говорить?
– В упаковке. Лично сегодня приобрел, – даже сертификат качества потребовал, а то не хотелось бы такой день испортить Стешиным недовольством. У меня на нее планы другие: в лепешку разобьюсь, а разговорю. Чтоб как раньше и за ужином посмеяться с ней можно было, и глупый фильм, по ящику транслируемый, обсудить.
– Я, кстати, программу составил. Сегодня у нас Стеша шашлык намечается… – вещаю, немного расслабившись, и к камину иду, рукава джемпера по дороге засучивая. – Мне в этом деле равных нет, так что пальчики оближешь. А вечером баня.
Не зря повернулся, как чувствовал, что разговоры о парилке супругу мою дара речи лишат! Смеюсь, не в силах веселью сопротивляться, ведь уж очень смешно она воздух ртом хватает, да поленья в разгорающийся огонь подбрасываю.
– Не бойся, по отдельности. Я же говорил, домогаться тебя не планирую…
– Говорил, а потом с поцелуями лез.
– Ну и самомнение у тебя, Стеша! Это же для дела было нужно, и если б знал, что после этого ты со мной общаться перестанешь, ни за что на такой шаг не решился.
Поднимаюсь, руки отряхиваю и ближе к блондинке подхожу. Пора, будем бдительность ее усыплять:
– Давай забудем, а? А то из-за поцелуя этого столько шуму, словно я не в губы тебя чмокнул, а обесчестил. Если хочешь, могу на иконе поклясться, что впредь твое личное пространство нарушать не буду.
Если сама не попросит, конечно.
– Забудем и как раньше заживем: я твой фиктивный муж, ты женщина-загадка.
– Это почему это я загадка? – кажется, слова мои действие возымели. Щепкина так знакомо уголки губ приподнимает, что мои следом еще выше ползут. Кто б сказал, что я из-за одной бабской улыбки, как подросток, радоваться буду, не поверил бы.
– А как иначе? Вон, – на влажную салфетку, что она только что из сумки достала и принялась руки ей обтирать, киваю, – какие только сюрпризы не преподносишь.
А сам думаю: не загадка, а целая головоломка, разгадать которую и всей жизни не хватит.
Стеша
Надо Грише должное отдать. Удивлять он, конечно, умеет. А что до мотивов его… Так проще поверить, что для него наша двухминутная ласка пустяк, и принять ту соломинку, что он мне бросает. Я против коллективной амнезии ничего не имею. Может, действительно, ему тяжело, когда парой фраз обмолвиться не с кем? Так мне нетрудно: забыли, значит, забыли. Мурашки ведь, что под кофтой моей по телу бегают, когда он случайно меня рукой задевает, Грише разглядеть не дано?
– И что? Неужели и правда тяжело руки не мыть? – он от вина отказался, а мне все-таки капельку в одноразовый стаканчик плеснул. Чтоб расслабилась, пока чертов метод Шварца нервы мои в тугие канаты завязывает.
– Не то слово. Вот как Снегирев передо мной установку поставил из последних сил держаться и часто к раковине не бегать, мне с тех пор кажется, что я без жидкого мыла умру.
Не вру. Аж зудят пальцы, а воображение рой бактерий, что по коже снуют, дорисовывает. Хотя в остальном мне сейчас хорошо. И про будни Гришины трудовые послушала, и шашлыка поела, и на мягком ворсистом ковре довольно ноги протянула, немного Гришу повеселив, когда чистыми мусорными пакетами его устилала. Как убирались, конечно, видела, но бдительность никогда терять нельзя!
– Это как с конфетами в детстве: запрещают, а тебе еще сильнее начинает хотеться. Хотя, – кусочек сыра в рот отправляю и с аппетитом пережевываю. – Тебе-то откуда знать. В твоем детстве наверняка нужды в шоколаде не было.
Вон домина какой! Не особняк, конечно, который я по дороге сюда нафантазировала, но и простонародным словом «дача» язык этот коттедж обозвать не повернется. Разве у владельцев таких вот добротных теремков голодные годы бывают?
– А вот и неправда. Отец раскрутился не сразу. Мне лет семь было, когда первая прибыль пошла. Так что и макароны с тушенкой пробовал, и петушкам пережженным радовался. Уверена, что в парилку не пойдешь?
– На все сто.
– Тогда отдыхай, а я такой шанс упускать не буду.
Нашел же чему радоваться! В бане температура, конечно, высокая, но даже это не успокаивает, если задуматься, сколько голых людей на полоке до тебя посидеть успело. И ничего про простыни не говорите, для меня это не аргумент, и даже под дулом пистолета я в это помещение не войду.
Провожаю взглядом широкую Гришину спину и довольно потягиваюсь.
К черту. Можно теперь и побаловать себя немного. Руки хорошенько намыть, ведь продержалась я куда больше шестидесяти минут. Поднимаюсь неуклюже, посуду пластиковую в стопку складываю и к раковине бреду, не сразу сообразив, что мыть ее дело совершенно бессмысленное. Ей место в ведре, а мне на мягком угловом диване…
Он, кстати, так и манит прилечь, и если б не воспитание, прям при супруге бы в подушках его потонула. Впрочем, сейчас же он меня не видит? Почему бы не узнать, настолько ли он мягок, как на первый взгляд кажется, тем более что и ладошки свои я в порядок уже привела.
Как подросток, разбегаюсь, на сидушку прыгаю и блаженно вздыхаю. Интересно: если с мытьем рук все понятно, и какие-никакие, а интервалы выдерживать удается, то как с моим ночным ритуалом быть? Что, через день белье перестилать? Тогда, боюсь, я обречена, как сомнамбула раз в два дня по дому передвигаться – если не удостоверюсь, что чертовых иголок на простынях нет, глаз до утра не сомкну. Думаю об этом минуту, две и незаметно в дрему проваливаюсь, не сразу заметив и возвращение хозяина, и мягкий шерстяной плед, что он мне на колени накинул. Заботливый. Есть же на свете мужчины такие, что и заботу женщине подарят, и мужской стержень свой при этом не утратят. Напротив, еще мужественнее кажутся, как Полонский сейчас. Вроде такую малость сделал – из города на природу вывез, а я благодарна настолько, будто он меня от медведя спас.
– Гриш, – шепчу, немного хриплая ото сна, перед этим минут пять его спину взглядом буравя, и повыше одеяло натягиваю. Надеюсь, стиранное. По крайней мере, свежестью пахнет. – Я ведь тебя соблазнить хотела.
Выдаю и мгновенно пугаюсь – чего разоткровенничалась? Вон он даже кочергу обронил, напрочь позабыв о трещащих поленьях!
– Недолго, ты не подумай! Через неделю опомнилась и поняла – друзья из нас лучше выйдут, чем влюбленная парочка.
Ведь и про предпочтения его (брюнетки с ногами от ушей), и про отсутствие рвения к созданию настоящей семьи информацию усвоила.
– Это еще почему? – а он будто обиделся даже! Развернулся и серьезно так мне в лицо заспанное глядит. Еще и кочергу поднял, того и гляди, огреет, если что не так скажу.
– Потому что разные мы. Ты бизнесмен, я прирожденная домохозяйка, – и, кстати, болячку мою можно с пользой использовать. Вот этим дамам в синих халатах он сколько за уборку заплатил? – Да и ростом я не вышла…
– А разве рост в этом деле какое-то значение имеет?
Это мне прирожденный холостяк говорит? Тот чья любовница едва в нашу дверь вошла, до того грудь у нее… Внушительная, в общем.
Окончательно просыпаюсь, вопросом его огорошенная, и голову над ним ломаю. На плечи его спортивные пялюсь, на профиль с носом прямым и лбом высоким, и думаю – да. А потом в глаза серые заглядываю и одни сомнения…
– Глупости это все. Забудь. Сама не знаю, зачем ляпнула.
Вроде только смогли расслабиться, а я по новой сумятицу внесла… Того и гляди, опять в комнату убегу и еще неделю буду в его присутствии краснеть.
Глава тридцать шестая
Гриша
Вот это новость! Соблазнить… А я то голову ломал – чего она по дому в платьях щеголяет! Еще и пуговку верхнюю расстегивала, искусительница, блин!
Камин в покое оставляю – и сам догорит – да на ногах выпрямляюсь. Сама, значит, влюбить меня хотела, а мне такую головомойку из-за поцелуя устроила! Вот вам и женская логика!
– А вот и не глупости! Разве я не имею права знать, чего ты меня забраковала?
Ведь бред. Кто от такой затеи отказывается только лишь потому, что я, видите ли, предприниматель, а у нее на уме уборка одна? Что ж мне в любовницы теперь только светских львиц выбирать?
– Рассказывай, – рядом с женой сажусь и улыбаюсь, чтоб ей не так страшно было. А то вон как в диван вжалась, наверняка ругая себя, что, вообще, эту тему подняла.
– Про надежный тыл я понял, можешь не повторяться. Я по факту хочу, без лишней философии: твой идеальный мужчина какой? – могут ведь товарищи подобные вещи обсуждать? Ничего в этом криминального нет.
Жаль, что Стеша мои взгляды не разделяет и так знакомо зубами нижнюю губу мучает. Как пить дай, с чего сегодняшний день начали, к тому и вернулись! И старания мои коту под хвост.
– Ладно, я первый могу: мне искренняя нужна, – руки на груди складываю, и чтоб лишний раз взглядом ее не смущать, в окно смотрю. А там снег – первый, гигантскими хлопьями землю устилает. – Чтоб не из-за денег или статуса моего внимание обратила, а потому что человека разглядела. Добрая опять же.
Без этого никуда. Мегеры у меня уже были, вон даже висок поседел.
– А красота?
– А добрая априори прекрасна. Как бабка моя говорила – с лица воду ни пить.
Задумалась. Краем глаза вижу, как пальцами край шерстяного одеяла мнет и лоб хмурит, сложный мыслительный процесс, что в ее мозгу идет, с головой выдавая.
– И знаешь, что? Хочу чтоб мне с ней говорить хотелось. Обо всем, и неважно, глупости это или что-то важное.
Ведь одно к тридцати я понял – постель постелью, а настоящая жизнь в основном за пределами спальни протекает. Потому с Катькой и не срослось. Умела бы разговор поддержать, я бы, может, на ее вздорный характер глаза закрыл.
– А рост, Стеша, ерунда, – итог подвожу, а сам только сейчас осознаю, что это чистая правда. Всегда за фигурой гнался, а тут за месяц к истине пришел. Теперь понять осталось, чего с этим прозрением делать.
Стеша
Ерунда, говорит! Как спать-то после этого, господи? Ведь задел внутри что-то, девочки, наизнанку своими словами вывернул: и сердце колотится, и коленки дрожат, словно не под одеялом лежу, а в сорочке одной на студеном ветру оказалась. Лицо красивое с глазами серыми вспоминаю и раз за разом откровение его в голове прокручиваю. И чем темнее за окном становится, тем больше убеждаюсь: говорил он так, словно не о мифической женщине речь шла, а о той, что где-то поблизости бродит…
Все, не могу! Отбрасываю в сторону покрывало, рукой по полу в кромешной темноте шарю, пытаясь носки отыскать, и как только мне это удается, с постели подрываюсь. Выхода у меня только два: либо еще один бокал вина пригубить, либо теплым молоком спасаться. Надеюсь, о провизии Полонский позаботился.
– Стеш, – а вот ручки дверные смазать не догадался, поэтому и кричит мне из соседней комнаты, скрежетом металла разбуженный. – Ты куда?
Куда – куда… Подальше от своей больной фантазии, что уже и романтический подтекст в нашей беседе у камина отыскала. И волосы короткие, едва до плеч доходящие, его потенциальной возлюбленной дорисовала, и с ростом определилась – метр шестьдесят три у нее, невысокая.
– Попить, – горло прочищаю и заставляю себя из этого временного убежища выйти. Можно ведь в холодильник без спросу лазить? В квартире его это вроде как не возбраняется… – Бокал вина хочу, мне на новом месте не спится.
И пусть наглость – напитки у семейства этого явно не из дешевых – но уж лучше чуть-чуть обнаглеть, чем до утра узоры на потолке разглядывать.
– Сама справишься?
– Конечно, – тем более что останавливать меня никто не торопится.
На ощупь по коридору пробираюсь и, едва кухни достигнув, выключателем щелкаю. И хорошо, что не особняк, иначе в лабиринтах его мудреных статуями украшенных, наверняка заблудилась бы. Хотя и тут голову поломать все равно придется: молока в холодильнике нет, из ведра пустая бутылка торчит, а ни в одном из шкафов запасов виноградных напитков не наблюдается. Прячут, наверное, от таких вот гостей-грабителей.
А лучшее место где? Правильно, в погребе… И, хочется верить, что никакой паутины и крыс я там не обнаружу. Перед дверью, за которой наверняка этот самый погреб скрывается, замираю и медленно ручку прокручиваю. Не скрипит, а значит, на месте преступления супруг меня не поймает. Впрочем, чего переживаю? Я его вроде как предупредила. Не обеднеет, а если по ошибке неприлично дорогое возьму, из его же денег и возмещу. Не только же на психотерапевта тратить!
Первую ступеньку позади оставляю, вторую, третью, на пятой уже считать перестаю, радуясь, что ни сыростью, ни гнилью в этом подвале не пахнет. А когда одной ногой на пол ступаю – от ужаса пронзительно вскрикиваю... Нужно было свет включить или хотя бы фонариком на телефоне воспользоваться! Вон, как Гриша, что просто не мог на шум не отреагировать!
– Живая? – он в одних трусах в проходе застывает, а я так и стою, к груди холодные ладошки прижав, ослепленная и ярким светом, что хозяин включил, и открытием, от которого меня в жар бросает. Понятно теперь обо что я споткнулась, и что так звенело, стоило мне случайно какой-то ящик перевернуть.
Посуды у них, видите ли, нет! Из пластиковой есть придется! Ну, Гриша!
– Интересный вы, буржуи, народ, – стараюсь на осколки не наступить и неспешно уцелевший фарфор собираю. – Ты же сказал, все соседям раздали. Или вы их в подвале держите?
Как рабов? За кусок хлеба вынуждая их днями и ночами прославленную на весь район колбасу коптить? Нет, маловероятно: здесь только барахло старое, да спиртное, аккуратно на полках уложенное. Никаких вам кроватей и молящих о помощи узников. Да и что уж: ни младший Полонский, ни старший при всей свой надменности, на рабовладельцев совсем непохожи. А значит, другое здесь: меня обманули.
Ведь надул, верно? Тарелки аж блестят, а это ли не признак того, что в ссылку эту их совсем недавно сослали? Разобраться бы теперь, зачем?
– Гости из бумажных стаканов пьют, а у самих вот, – и кофейные чашечки, две из которых аккурат пополам раскололись, и бокалы на тонких ножках, хоть целую роту солдат из них шампанским пои! – Разве не странно, Гриша?
Он бы с удовольствием отшутился. По лицу вижу, прямо сейчас дилемму решает, как бы без лишних потерь из ситуации этой выйти. Настолько озадачен, что и про боксеры свои синие позабыл, и про торс оголенный, что я видеть совсем не должна, не вспоминает. Висок чешет и прикрываться не торопится.
– Действительно, странно, – только и может, что растерянно улыбнуться. – Отец, наверное, купил, а домработница еще не разобрала.
Домработница? Я охаю, Полонский чертыхается. Ведь что остается в такой ситуации делать, когда сам же и проговорился? От удивления про поклажу свою забываю, на пол тарелки эти злополучные уронив, а перепуганный махинатор уже на помощь мчится. Метёлку из-под лестницы достает и, лихо осколки заметая, все тишину нарушать никак не решится.
Может, и к лучшему, мне время все же необходимо, чтоб осознать, что, вообще, в этом доме происходит. Точнее, что происходит с ним, если ради двух дней в моей сомнительной компании он и уборку генеральную затеял, и дорогой фарфор подальше припрятал, чтоб я на хлопоты домашние не отвлекалась. Разве для фиктивной жены так стараться будут? Для первой встречной, к которой интерес лишь деловой питают?
– Гриша? – мне бы прямо спросить, а голос сел. Даже имя его прохрипела, едва пересохшие губы разлепив. – Ты зачем…
– А чёрт его знает, Стеш, – бросает метёлку эту на пол и пятерней свои и без того взлохмаченные ото сна волосы ерошит. Смотрит на меня долго так, словно встретились мы спустя десять лет после разлуки, и глубокий вдох сделав, как на духу признается:
– Похоже, нравишься ты мне.
Вот так новость… Опешив, даже с ответом не сразу нахожусь:
– Как?
– Да вот так. Извелся весь, пока ты в молчанку свою играла. Решил, если ты до сих пор по мужу сохнешь и с кем попало целоваться еще долго не планируешь, хоть приятелями будем. Тошно мне, Стеш, если улыбки твоей не вижу.
Сесть бы мне. Ведь пусть это и не признание в любви, а щеки все равно пунцовые. Кажется пальцем до кожи дотронься и ожог ладошкам моим обеспечен…
– Только не думай, что это на тебя обязательства какие накладывает. Не пацан, уж как-нибудь с собой разберусь. А вино, – бутылку пыльную достает, торопливо отряхивает и мне предлагает, – это бери.
Насильно пальцы мои разжимает, узкое горлышко в них вкладывая, да еще и в плечо подталкивает… Удивил, кислорода лишил, заставил кровь в венах закипеть и как ни в чем не бывало тут убирается!
– Иди, Стеш. Я сам все сложу. И… – тянет, когда я ручки дверной касаюсь, – на уж бокал возьми, раз план мой провалился.
