Текст книги "Замуж за первого встречного или невеста с сюрпризом (СИ)"

Автор книги: Евгения Стасина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Глава двадцать пятая

Гриша

Вот вам и самый неожиданный финал такого хорошего дня! Вместо того чтобы с женой праздновать приобретенный ей статус миллионерши, тону взглядом в глубоком декольте своей бывшей любовницы. Знает ведь мои слабые места!

– Занятие у нас… милый, – и если б не Стешин писк, так бы и пялился. А чего еще ждать? Месяц, как ни одной женщины не касался, а тут Катя с губами красными, коленками голыми (капронки не в счет) и тесной блузкой, пуговки которой грозятся в любой момент с ткани соскочить. Очнись уже, Гриша! Про злость свою вспомни и гони-ка эту брюнетку в шею! А то так и до скандала недалеко. Прилюдного, ведь если слабину дам, Козлова не поленится по знакомым разнести, как я жену на нее променял.

– И чем занимаетесь, если не секрет? – наклоняюсь, пряча початую бутылку виски за цветочный горшок, что Стеша в коридор выставила и, выпрямившись, руки в карманах брюк прячу. Отпустило. И взгляд тут же пелена ярости заволакивает, ведь любовница моя под сокращение попавшая, явно настроена место свое вернуть. Смотрите, как улыбается хищно, зазывно языком по пухлым губам проходясь.

– Так рисованием… Гриш, ты чего? Разве так гостей встречают?

Еще бы! Таких вот, лучше, вообще, на порог не пускать.

– Именно, – подхожу к двум женщинам, одна из которых ликования не скрывает, а другая в мыслях своих заблудилась, и бесцеремонно лист с Катькиными каракулями в руки беру. – Дерьмовая из тебя художница, Козлова! Так что давай, не трать время зря.

И прямо в глазищи ее, от возмущения едва из орбит не повылезавшие, таращусь. Нечего, пусть козни свои в других местах строит. А чтоб уж наверняка поняла, так и быть, поухаживаю.

Аккуратно, но так чтоб не вырвалась, локоток женский пальцами обхватываю, а второй рукой кривую к двери описываю. Мол, иди. И идет ведь! На редкость покладистая, правда, на половине пути все же с шага сбивается.

– Гриш… – и к Стеше повернувшись, с первой слезинкой прощается. – Что ж ты меня как собаку?

– Действительно! Гриша! – стерва. Знает кому на жалость давить, а мне теперь перед Щепкиной красней. – Ты не с той ноги, что ли, встал? Чего устраиваешь?

Чего-чего… Спасаю! Себя и супругу свою наивную, что по глупости своей так и не поставил в известность – дружбу с Козловой ей никак водить нельзя. Во-первых, противоестественно это с бывшей девушкой любимого своего чаи гонять да каракули вырисовать, а во-вторых мне одна эта мысль не нравится! Нервирует, что я могу поделать?

– Немедленно отпусти! И не срывай мне урок! – а Стефании хоть бы что. И пленницу мою освободила и многозначительно так зыркнула, пока та вновь на стул усаживалась. – У нас еще тридцать минут до конца. Будь добр… дорогой, не мешать.

Вот дура! Недаром, блондинка…

– Да пожалуйста. Только пусть сначала на вопрос ответит, зачем ей уроки эти? И почему именно ты их вести должна?

А иначе сам все вывалю. И плевать, что по всем критериям, мерзко это. Не так я жене должен о прошлом своем рассказывать!

– А чего странного? Я что, по-твоему, не в состоянии ее живописи обучить? – подбирается Стеша и жестом призывает ученицу свою к молчанию. Якобы не до тебя сейчас, помолчи. А я осознаю – вот он наш первый семейный конфликт. И благо, что не любим друг друга, а то без битой посуды не обошлось бы. Вон, как от злости у Щепкиной глаза горят. – Или что…

Осекается. Губу закусывает, долго, невообразимо долго, что-то пытаясь в лице моем отыскать, и, отчаявшись, отворачивается. Знать бы что ищет, продемонстрировал бы…

– Катя, ты уж прости. Боюсь сегодня продолжать нет смысла, – расстроилась. К окну отошла перед гостьей извинившись, а та, случаем пользуясь, во все тридцать два зуба мне улыбается. Говорил же, змея. Сумку свою хватает и, мимо меня пробегая, наманикюренным ноготком линию скулы моей очерчивает, только в дверях веселье свое подальше пряча.

– Ничего, Стефания. Я все понимаю. Позвони мне, как окошко появится, – обиженно щеки дует, пятерней прическу поправляя, и прочь уносится, бросая свое безапелляционное:

– Не провожайте.

Больно надо. Если бы и пошел, то только, чтобы убедиться, что мегера эта восвояси отправилась, да двери на все замки закрыть.

Стою, к стене привалившись, и жду, когда же жена моя предложение закончит, а она и не думает вовсе. Платье свое глухое на талии разглаживает и принимается бумагу со стола убирать. Вот и как понять, что у нее в голове?

– Валяй, Стеш. Кричи, – выбора другого нет. – Всяко лучше, чем тишина.

– И не подумаю. Права не имею, – она нос задирает и пытается меня взглядом убить. – Это ведь только на словах, я здесь хозяйка! Сначала уверяешь, что могу занятия в этой комнате проводить, а потом учеников моих за порог выпроваживаешь.

– Да какая она ученица! Ей мазня твоя даром не нужна!

– Да что ты? Интересно знать, с чего ты такие выводы сделал?

– С того… – я замолкаю, не зная как помягче правду открыть, а через секунду уже рассмеяться готов. Чего мучаюсь? Стеше плевать ведь! – Да бывшая она моя. И по логике вещей я должен был на ней жениться, а не на учительнице никому не известной! Так что сама мозгами пораскинь.

Тишина. Только и слышно, как блондинка охает и от неожиданности карандаши из рук выпускает. То-то же!

– А тут и думать не о чем. Мало ли что у кого в прошлом было. С чего ты взял, что она специально именно мне репетиторство предложила?

Дурацкий вопрос. Бессмысленный. И гением быть не надо, чтобы на него ответить:

– С того, что она сама мне об этом говорила, – пусть и не в открытую, но и декольте ее пошлое, и руки, что только и ждут, чтоб под пояс брюк моих проникнуть, врать не будут. – Так что вспомни, пожалуйста, об уговоре нашем, и даже не думай Козловой перезванивать.

– Как? Неприлично, ведь…

– Неприлично? А если б на моем месте Борька твой был? Стала бы подружку его обучать.

Вот вам и развязка. Стеша руки по швам опускает, голову склоняет так, что волосы на щеки лезут, и всем своим видом признает очевидное – нет. А на нет, как говорится…

– На вот лучше, ознакомься, – достаю из портфеля документы и карту пластиковую, да напарнице свой вручаю. – Пользуйся. И, кстати, предлагаю отпраздновать! Три с половиной миллиона за месяц заработала! Чем не событие?

Стеша

И что за напасть, скажите мне? Куда ни плюнь, одни гиены из кустов выглядывают! Может, в роду у меня разлучницы были? Бабка или прабабка у Катьки какой мужа увела, а я за грехи её расплачиваюсь? И если Гришин роман с Козловой меня почти не трогает, то сама ситуация напрягает изрядно. Ведь мистика, как ни крути!

– Ну и на что тратить будешь? – от мыслей невеселых меня мужской голос отвлекает и, карточку в кошелек спрятав, я стойко его заинтересованный взгляд выдерживаю.

–Так я тебе и сказала. Иди-ка, – к выходу его подталкиваю и бутылку пузатую в руку пихаю. – Не позволю в моей комнате попойку устраивать. Лучше переоденься сначала, а я ужин накрою.

Сразу, как только грязь одолею. Ну, Катя! Тоже мне, актриса! Мерзко так в доверие втерлась, ещё и заступиться за себя глазами своими щенячьими вынудила. Нет уж, дудки. Полонский бы врать не стал, так что с брюнеткой этой надо бы поосторожней быть. Пока она раньше времени до развода нас не довела, декольте своим Гришке голову вскружив. И пусть на этот раз я уйду не с одним чемоданом, один черт неприятно.

Господи! Я ведь богата теперь! У самой ноги подкашиваются, похлеще, чем у мужчин от одного вида силиконовых женских прелестей! Хоть завтра могу и помещение снять, и бюрократией заняться! А что боязно, так с этим каждый сталкивается, кто дело своё открывать решается.

У зеркала замираю, тщетно стараясь горящие щеки ладошками похолодевшими остудить, и по отражению своему придирчиво взглядом прохожусь. Один плюс после визита Козловой я все же нашла! Заметила, как супруг растерялся, на губы её красные уставившись, и глазами своими серыми в ложбинке на груди её потонув. С головой, так что дважды пятерней прическу примял, стараясь заставить себя очнуться.

Может, зря я предложением тетки его не воспользовалась? Покорить его решила, а вот как до сих пор не придумала. Наверное, признать пора – кому-то дано чьим-то ночным наваждение стать, а кому-то поучиться следует. И я как раз тот случай, и дай бог, чтобы не безнадежный.

Вздыхаю, торопливо в косметичке своей тушь отыскиваю и пару минут на наведение марафета все-таки выделяю. Подождут микробы эти, у меня здесь судьба решается. Когда еще с Гришей что-то праздновать буду? Вдруг последний шанс мой? Не грех и пару пуговичек на груди расстегнуть, чтобы корить себя не пришлось, за то, что вновь лапки сложила и по течению поплыла.

– Рыба? Отлично, – Гриша довольно ладошки потирает, а я, подальше робость спрятав, над столом нависаю, к пиале потянувшись. И пускай неполная двойка, зря, что ли, люди пуш ап придумали? Тем более что под градусом мужское воображение чудеса творит: недостающее дорисует, а если перебор где, обязательно излишки сотрет.

– Вкусно? – муж мой кашляет, а я про себя ликую – заметил. Даже соком яблочным подавился и теперь в салфетку откашливается. Как думаете, стоит ему подлить? Хотя… Что ж я, кривая какая, что ли? Не настолько отчаялась… наверное.

– Очень. А сама почему не ешь?

Не лезет. Только как признаешься-то, что в образе роковой искусительницы мне до ужаса некомфортно? Чувствую себя полной дурой, которая только и делает, что смущённо салфетку мнет, да юбку свою, совсем к ужину этому не подходящую, поправляет.

– Не голодная. Перекусить успела перед тем, как девушка твоя нагрянула.

– Не девушка она мне. И ты, Стеша, запомни – я не шучу. В квартиру ее не пускай и сильно не откровенничай. Лучше, вообще, общение с ней заканчивай, пока она нас не раскусила. Вина?

Киваю. И на приказ этот, совсем на просьбу не похожий, и на предложение чуть-чуть пригубить. Смотрю, как бокал Шардоне наполняется и беспокойно тарелку свою по столешнице двигаю: то подальше, то чуть ближе, то вправо беру, никак не решив, где же ей место.

– Нервничаешь? – а вот Полонский знает. И своей рукой к моей потянувшись, быстро конец этой возне кладет. – Из-за Катьки, что ли? Наплюй. Новую ученицу найдешь. Хотя и не знаю зачем: с такими деньгами можно и отдохнуть. В путешествие отправиться, например.

– Нет уж. Я самолетов боюсь. Уверена, стоит мне на борт подняться, и он разобьется прежде, чем высоту наберет.

Несчастливая я, разве не заметно? А этот бонус в виде денег и ширмы, за которой я неудачи свои на любовном фронте от Зайцева прячу, ошибка какая-то. Свыше кто-то отвлекся и прозевал, не заметив, как удача ко мне на огонек заглянула.

– Ерунда. Просто нужно себя пересилить. Хочешь, вместе махнем? К океану или в Европу?

Хочу. Только пьян Гриша, пусть и не в стельку, а взгляд уже стеклянный. Сам не ведает, что несет.

– Я серьезно. Свадебное путешествие дело святое. Я, может, больше никогда не женюсь, а так хоть будет что вспомнить.

Хотя… Интересно, чего вспоминать собрался? Как с женой своей фиктивной номер драил, потому что брезгует она на чужих простынях спать? Нет, увольте. Пока болячку свою не одолею, о подобном и речи не идет.

– А работа?

– А что с ней будет. Ромка за всем приглядит. Вот тридцатилетие мое отпразднуем и можно путевки выбирать. Так что, подумай. Вкусно-то как, Стеш. Объедение.

Трескает стряпню мою, а я только и знаю, что бокал к губам подносить да его разглядывать. Хорош он, во всем хорош, и внешне и внутренне. Не то что Борька, с годами красоту потерявший и только по праздникам на похвалу расщедривающийся. А тут…

– Спасибо. Вот закончится это все, я определенно по тебе скучать буду.

Он улыбается, а я краснею нещадно. Словно мне только что в любви признались, а не за таланты кулинарные похвалили! И сердце так колотится в груди, что даже пальцы дрожат. Еще чуть-чуть и скатерть белоснежную напитком приторным залью.

– Ничего, новую найдешь. Здесь много ума не надо, интернет рецептами переполнен.

– Новую… Я холостяк, Стеш. Закоренелый. С женщинами с трудом уживаюсь. И если б не мамино завещание, вряд ли когда-то до загса б дошел.

Вон оно как.

– А дети? – вперед подаюсь, пальцами в столешницу вцепившись, и внимательно собеседника разглядываю: разве бывает такое? А как же дом построить, дерево посадить, и сына на ноги поставить? А если не сына, то ухажеров от дочери отгонять – это ж святое дело!

– Дети? А мне и без них неплохо. Молодой еще, к чему мне эти проблемы?

А вот вам и недостатки… На спинку стула откидываюсь, в очередной раз мечту о счастливой семье сырой землей присыпав, и незаметно стараюсь пуговички на груди застегнуть. Аут. Больше в демонстрации прелестей своих я нужды не вижу.

Глава двадцать шестая

Гриша

Худшее, что со мной за последнее время случалось – это сегодняшнее похмелье. Жуткое. Такое, от которого виски ноют, затылок раскалывается, а язык к небу липнет. На кой черт, скажите мне, так напиваться? Ведь и с постели не встану… Да что там! Уже проспал – на часах начало двенадцатого! Вот вам и начальник! Какой из меня капитан, если после крушения, я вместо того, чтобы к суше изо всех сил грести, предпочитаю лишний часок на горячем песке поваляться?

–Гриша, – вот и жена робко в дверь постукивает, в десятый раз звуками моего имени тишину нарушая. Ответить, что ли? А то от ее, пусть и тихой, дроби барабанные перепонки рано или поздно лопнут. Вместе с черепом, ведь поверьте, он сейчас надвое расколется и ни один врач потом не залатает.

–Проходи, – бросаю и тут же в подушку лицом зарываюсь. Бардак у меня, самый что ни на есть настоящий! А эта фея чистоты беспорядка на дух не переносит, недаром в квартире моей теперь как в операционной – ни один микроб не уцелел. Еще и ручкой этой гремит, как мне кажется, сотню раз то опуская ее, то вновь в прежнее положение приводя. Ну что за безумие? Не могла чем-то другим увлечься, чтоб страдальцам вроде меня и без того тяжёлое пробуждение в адские муки не превращать?

– Плохо тебе? – еще и сочувствие так умело разыгрывает, словно это ни она только что над дверью моей издевалась.

– Я бульон куриный сварила, – или нет? Действительно переживает?

Супруга так и стоит в дверях, не решаясь внутрь пройти. По сторонам не озирается и брови недовольно не супит, а я вот чувствую – она в шоке. От вида одежды моей по полу разбросанной, бутылки пустой, чье горлышко из-под кровати выглядывает, и перегара, что я сам не чувствую, но по десятибалльной шкале без раздумий на все двадцать оценю.

Приподнимаюсь на локте, жмурясь от солнечного света, что она с собой в спальню мою принесла, и не знаю, как реагировать. Поблагодарить за заботу или прямо в лоб поинтересоваться, чего она вновь в эту безразмерную домашнюю футболку влезла. Ведь за последнюю неделю я к платьям ее попривык. Пусть и простеньким, порою безвкусным, но в скромности этой определенно какой-то шарм был.

–Таблетку?

–Не откажусь, – да плевать. Она и в телогрейке мне милее всех женщин, что до нее в моем доме побывать успели. А с аспирином, что на ладонь мою опускается, и вовсе – богиня.

–Спасибо. Что-то я вчера перебрал.

Видимо, деньги и вправду способны заставить людей с катушек слететь. А уж если они с собой избавление от долгов и проблем в бизнесе приносят – пиши пропало.

–Не то слово, – смеется, а я вспомнить пытаюсь, вдруг ерунду какую сотворить успел? Зеленый змей он такой, напрочь рассудка лишает, и попав в его власть, я даже к Стеше под юбку залезть мог. Хотя бы попытаться… Господи, а,может, именно так все и было? Чего она так смущенно глаза от меня отводит? В голове пустота и единственное, что в память врезалось – рыба. Её я точно с аппетитом ел. Кажется, даже добавку просил, которую Стеша заботливо мне накладывала.

– Я ведь лишнего ничего себе не позволил?

–Нет, – полегчало. Пусть уж лучше как на сумасшедшего смотрит, чем белье ее на кровати своей отыскать. Не то чтобы совсем не привлекает, а вот проблемы мне не к чему.

–А чего потерянная такая? Если обидел чем…

–Что ты! Хорошо все. Просто… – сбивается, силясь мысли свои в слова облачить, а я Микки Маус на пижаме её разглядываю. Миленький, хотя лукавить не буду – коротенькая шелковая комбинация ей бы больше пошла. Чтоб и ноги рассмотреть можно было, и талию эту осиную, которой любая женщина позавидует.

– Гриш, папа мой из командировки приехал и теперь хочет, чтоб я вас познакомила... Знаю, что и день сегодня не подходящий, и, вообще, нам и без него инспекторов хватает, а отказать не могу. И ты не смей – я тебя в подобной ситуации не бросила. Даже лекцию целую выслушала, а приятного в ней было мало, знаешь ли.

Она одеяло моё поправляет, словно я не напился вусмерть, а от болячки какой жуткой в постель эту слег, а я про себя матерюсь. Ну и новости.

А я еще думал, что похмелье хуже всего! Забудьте! Хуже вон, с тестем знакомиться, когда от тебя как от пивной бочки разит!

–Вставай, Гриш. Родители мои через час приедут.

Стеша

– Ты что, меня не уважаешь? – началось. Еще немного и в довесок ко всем моим прибабахам еще и нервный тик приложится.

Папу по плечу глажу, призывая к спокойствию, а маму ногой под столом пихаю, недвусмысленно так намекая, что пора бы эти посиделки сворачивать. Пока отец еще на ногах устоять способен, а Полонский от пролетарской водки прямо за столом последний вздох не испустил. Третий час с кухни не выходим, не долгое ли сватовство у нас получается? Так и до поминок недалеко! Если мужики уцелеют, то я уж точно на полу растянусь от разрыва сердца.

– Уважаю, Леонид Ефимыч. Просто…

– Никаких просто! В одну руку рюмку бери, в другую вон огурец соленый. Зря, что ли, мать на огороде горбатилась?

Видимо, нет. Потому что припираться Григорий не решается, и громко так этим самым огурцом хрустит, беленькую закусывая. До чего дожила? Собственную семью за нос вожу, заботливо лжеухажера по спине хлопая, когда он диким кашлем заходится. Уверена, не так он себе эту встречу представлял. Не зря же с силами собрался и за тортом бегал, чтоб было,  чем родню угощать?

– Вот, другое дело. А то «не пью», «не пью». В наше время не пьют только больные, – Леонид Щепкин по столу ладошкой бьет и к собеседнику через тарелки тянется, серьезно так в глаза потенциальному зятю заглядывая. Невдомек ведь, что поздно уже и свадьба наша дело решенное. – А ты что ж, Гриш, больной?

– Нет, – хозяин квартиры бледнеет, потом еле заметно краской заливается, все никак к тестю своему не привыкнув. А родитель мой улыбается и на стул откидывается. Животик свой (мамина заслуга, за двадцать пять лет брака откормила) довольно потирает и руку свою на мое плечо забрасывает.

– И славненько. Нам в роду слабаки не нужны. Их и так в мире, как грязи. Пора бы и достойных людей этому обществу подарить!

Ну все, сейчас начнется…

– Внуки ведь будут?

– Пап! – вскрикиваю, а на заднем фоне коронное мамино «Ленька!» слышится. Грише и так тяжело, а тут еще и детей навязывают!

– Ой, ладно вам, бабы! Мужик ведь серьезный, не то что этот Бориска! Наверняка ведь уже все продумал. Верно говорю, Гриш?

Верно. Но лучше, тебе, папка, не знать, для чего я такому завидному жениху понадобилась.

Встаю, тарелки пустые в стопку складываю, и мимо мужа протиснувшись, к раковине спешу. Только бы воду успеть включить прежде, чем он очередную порцию лжи родителям выдаст! Больше я этого не вынесу – разреветься хочется от ущербности своей. Ведь кто в фиктивных браках детей рожает, еще и от мужчин, что к отцовству не стремятся?

– Рановато еще, – не помогло. Даже напор прибавляю, намеренно ложками позвякивая, а голос Гришин все равно слышу. Да и кого обманываю? Не хочу, а прислушиваюсь, чтобы лишний раз убедиться, что этот дом моим никогда не станет. Так, временное пристанище, перевалочный пункт, после которого еще труднее будет к одиночеству привыкнуть.

– Дети – это ответственность. Нельзя их с бухты-барахты заводить.

– Почему же с бухты-барахты? Мы по правилам все сделаем: сначала свадебку вашу сыграем, а уж потом и…

– Ленька! – надеюсь, мама хорошенько локотком своим к мужнину боку приложилась! А то с него станется: вскрикнет, поморщится, а дело и не в боли вовсе. Так, постановка небольшая, чтоб после сама же его и пожалела. – Не дави! Ребятки только жизнь совместную начали, а ты сразу в загс отправляешь!

Ну слава богу! Хоть один здравомыслящий человек!

– Сейчас месяцок – другой поживут, а там уже и о торжестве говорить можно будет! Я, кстати, насчет столовой договориться могу. Она у нас большая, просторная. Все поместимся.

Интересно, есть у Полонского пистолет? Я бы сейчас предпочла застрелиться! У него отец сосисочный король! А она ему школьную столовую по блату пробить решила! Неужели мысль допускает, что чиновники важные, да сомнительные личности вроде тетки его, что какой-то там сектой заправляет, захотят на казенных детских стульях пирожки трескать? Пусть и вкусные, ведь в выпечке маме моей равных нет.

Все, заканчивать нужно! Признаюсь, и будь что будет, а то, того и гляди, имена внукам выбирать начнут. А так нельзя, они и так из-за меня настрадались. К чему нам падение еще одного воздушного замка?

Кран закрываю, торопливо руки полотенцем сушу и на пятках разворачиваюсь, привлекая к себе внимание случайно задетой чашкой: она падает мне под ноги, рассыпаясь на сотни осколков, и звон этот вибрацией по напряженному телу проходит. Жутко, но пора бы уже учиться удар держать:

– Знаете что? – пищу, и нервно тереблю воротник своей праздничной блузки. По папе взглядом скольжу, отмечая, что он усы соусом перепачкал, маму вниманием не обделяю, еще больше теряясь от вида ее улыбки, и путешествие свое на блондине заканчиваю. И не на лице вовсе, а на волосах, что сегодня как-то не так лежат… Не смогу.

– Что? – тем более, когда мама со стула подрывается, безошибочно угадав местоположение веника. – Да не переживай дочь, я все уберу.

Вот, и как? Как такое вывалить? И о каком счастье для меня может речь идти? За него ведь бороться нужно, а я самая настоящая размазня.

– Ничего. Может, чаю попьем? Гриша торт купил, – шмыгаю носом, с трудом слезы сдерживая, и даже отвернуться хочу, ведь затея не разреветься, как ни крути, провальная. Да только супруг мой не дает: из-за стола встает, ближе подходит и обнимает крепко, словно мы и впрямь пара.

– Конечно. Чего распереживалась-то?

– Не в чае дело, – по спине меня гладит, подбородок на макушке моей уложив, и поди разбери, что задумал. – Стеша признаться вам боится. Не будет свадьбы, Леонид Ефимыч. И за помощь с банкетом, конечно, спасибо, Ольга Ивановна, но поздно уже.

– Как поздно? – мама за сердце хватается, с рук выпуская совок, а отец махом рюмку опустошает, теперь уж очень недобро на Полонского посматривая. Господи, что сейчас будет?

– Так. Расписались мы. Уже почти как три недели назад.

Буря. И начинается она с громогласного папиного...

– КАК?!