Текст книги "Проданная на Восток (СИ)"
Автор книги: Евгения Александрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Агата улыбнулась, опуская ресницы и стараясь думать только о хорошем, например о том, что надо пообедать, а непривычные блюда выглядят красиво и аппетитно пахнут. Она осмелилась поднять взгляд и быстро оглядеться только, когда Орхану поднесли чашу для омовения рук. Отец выглядел более спокойным, чем когда она только вошла, а вот Хайрат хмурился, хоть к счастью, на нее и не смотрел.
– Господин, я бы не стал оказывать таких знаков внимания этой девушке, – проговорил он на ануарском приглушенно, явно уверенный, что они его не понимают.
И в этот раз искренне поблагодарила отца, что несмотря ни на что, его дальновидность и просчет могут спасти в этот раз из ловушки: он нанял лучших учителей ануарского тогда, когда казалось, что это бесполезная трата времени.
“Учи, – твердо приказывал он, запирая с ануарской женщиной, которая не говорила на энайриском, в комнате для занятий. – Знание чужих языков крайне полезное умение. Когда-нибудь скажешь мне “Спасибо”.
– Ты даже не торгуешь с Ануаром! – возмущенно кидала вслед Агата. – Учил бы сам?!
– Увы! – резко всплеснул руками Сезар ди Эмери. – Мои мозги слишком стары для этого, Агата, – выдохнул отец, сжав кулак. – Я упустил своё время. А ты – не упусти своё!
– Тебе бы лишь запереть меня здесь, – прошептала зло Агата ему в след и повернулась к ануарской женщине с покрытыми волосами, скромной и молчаливой, которая отводила глаза, чтобы не вмешиваться в ссору своих нанимателей, хотя совершенно ничего не понимала, что они говорят.
– Сабах аль хейр, – улыбнулась ей с натяжкой Агата, выдавая единственную фразу, которую она уже успела запомнить. – Доброе утро.
Вот и теперь Агата продолжала безмятежно улыбаться и, чтобы ничем не выдать своего замешательства от этих слов, поспешила подать Орхану салфетку из тончайшего, белоснежного шелка с золотой вышивкой, чтобы он мог вытереть руки. Это должен был сделать слуга, но пусть лучше ее волнение маг спишет на дерзкие действия и робость перед Орханом, чем поймет, что до нее доходит смысл разговора.
Орхан же и вовсе отреагировал благосклонно, позволив промокнуть руки, унизанные перстнями.
– Моя невеста – не твое дело, Хайрат, – осадил он его, подавая знак слуге, чтобы тот попробовал блюдо, – я сомневался в том, что она мне вообще нужна, но когда увидел эту сладкую, колючую, но такую прекрасную розу, решил, что, возможно, сами боги послали мне первую жену. Не ты ли убеждал меня, что пора продолжить род?
Они говорили между собой на ануарском, нисколько не смущаясь того, что ни отец Агаты, ни она сама по идее не понимают языка и не могут следить за беседой. И Агата в который раз порадовалась, что ничем не выдала своих, пусть и не самых блестящих, но все-таки достаточных для понимания знаний.
К тому же чисто по-женски, ей были приятны слова Орхана. И пусть он хвалил лишь ее внешность и воспринимал примерно так же, как любую красивую вещицу в своем доме, даже такое отношение гарантировало ей некоторую безопасность. По крайней мере до тех пор, пока она изображает покорность и не вскроется правда о неработающем артефакте.
– Попробуй это, моя дорогая, – Орхан протягивал ей кусочек мяса – душистого и вкусно пахнущего, удерживая его двумя пальцами: ели в Ануаре руками, и Агата моргнула, не сразу сообразив, что именно он хочет. – Попробуй же.
То, что происходило казалось ужасно интимным и неправильным, но что она могла сделать, если уже сама села рядом и всячески привлекала его внимание?
– Вы не видели, как она танцевала с этим сбежавшим капитаном ди Арсом, господин, – елейно протянул Хайрат, и Агата, заметив, что Орхан нахмурился, сочла за благо открыть рот и осторожно откусить кусочек мяса, хотя видят боги, хотелось откусить Орхану палец, даже несмотря на риск подавиться многочисленными перстнями.
– Я же уже приказал отрубить ему голову, – Орхан мимолетно дотронулся пальцем до ее губ, вызывая прерывистый вздох, и улыбнулся, снова омывая руки.
– Думаете, по мертвому она будет вздыхать меньше? – кажется, Хайрат позволил себе небывалую дерзость, потому что Орхан прямо-таки прорычал в ответ:
– Она будет любить только меня! Помни свое место, Хайрат, или я сам тебе о нем напомню, – и добавил уже спокойнее, обтерев руки и кривовато улыбнувшись, замечая, что Агата смотрит на него тревожно. – Чтобы сегодня же его поймали и обезглавили! И не дай Луна, эта девочка об этом узнает. Пусти слух, что я щедро наградил его и отпустил домой. После первой же ночи, когда артефакт будет активирован, она уже никуда от меня не денется. И он нежно погладил ее по спине, спустившись ниже талии, отчего обратившаяся в слух Агата вздрогнула.
– Не бойся, услада моих очей, – Орхан заговорил с приятным акцентом на энарийском и улыбнулся, и его суровое лицо преобразилось: он вновь выглядел радушным и довольным жизнью, – мой гнев не направлен на тебя.
– К сожалению, я совершенно не понимаю по-ануарски, мой господин, – изображая искреннее расстройство проговорила Агата извиняющимся тоном, послав отцу, который мог легко разрушить ее легенду, предупреждающий взгляд. – Поэтому я чувствую себя такой потерянной, когда не понимаю, о чем вы говорите.
Если бы отец понял, о чем они только что говорили, то не сидел бы такой самоуверенный! Впрочем, ему явно плевать на судьбу Джонотана!
– Не переживай, моя трепетная роза, – Орхан нежно коснулся ее щеки, – уверен, нам с тобой будет не до разговоров.
Агата чуть не взвыла от бессилия, посмотрев на отца самым тяжелым взглядом и подумав, что даже Вильхельм слушал и придавал значение ее словам.
– Не хочу омрачать обед и женский слух деловыми разговорами, – произнес между тем отец, – но повод более чем радостный, и я хотел сказать, что все бумаги с нашей стороны готовы. Я вижу, что оставляю дочь в надежных руках, и готов буду отправиться сразу, как мы покончим с формальностями.
Агата едва не закатила глаза, и принялась незаметно накручивать на палец кисточку подушки, на которой сидела, – все, что угодно, только бы отвлечься и не дать почувствовать проклятому магу ее эмоции: больно подозрительно Хайрат на нее косился во все время разговора.
На миг даже показалось, что не только Хайрат смотрит так въедливо: по спине пробежали мурашки, будто за ней – именно за ней – следит кто-то ещё, и следит недобро.
Интересно, могут ли девицы из гарема наблюдать за сидящими на ужине из потайных окон или вон из-за той картины на стене, чудовищно огромная рама которой висит как будто криво и отходит от стены.
Вспомнились истории о тайный убийцах и отравлениях, и Агата резко отставила в сторону поданный ей бокал с вином.
– Ваша дочь, мой друг, – с готовностью отозвался в этот миг Орхан, – прекраснейшая из женщин. Она станет украшением моего дома, а наше с вами общее дело будет процветать. Восхищаюсь вашим талантом находить союзников. И рад, что вы обратили ваш взор так далеко за море. Я рад породниться с вами, кириос. И если у меня были какие-то сомнения прежде, то, как только ваша чудесная дочь переступила порог моего дома, они пропали. И в качестве благодарности и моего доброго расположения я подарю вам один из своих кораблей. Уверяю, мои люди так же надежны, как ваши, и будут хранить ваш покой на пути домой, вы заслужили это после всех злоключений по дороге сюда. А найти капитана и команду для такого прекрасного торговца, как вы, не составит труда.
– Благодарю за столь высокую оценку моих деловых качеств, – ди Эмери приложил руку к сердцу и немного наклонил голову, – и за столь щедрый дар.
И не скажешь, что накануне он дрожал от ужаса, что правда об артефакте может вскрыться, мрачно подумала Агата улыбаясь так, что уже начало сводить скулы, и мысленно обещая себе поискать местную библиотеку или что-то вроде того, где можно будет попробовать узнать об артефакте. Оран сказал что-то про активацию, а значит, вполне вероятно, что у нее на ноге сейчас не золотая побрякушка, а действительно ценная вещь.
– А ведь ди Арс хороший капитан и сильный маг, – елейно протянул Хайрат на ануарском, вздыхая. – Жалко будет терять такого, особенно с учетом договора с этим, – он взглядом указал ди Эмери.
– Договорись со вторым, как его там? Который пират, – небрежно отмахнулся Орхан. – Как временное решение, разумеется. Когда найдем замену, отрубим пирату голову.
– Прекрасный план, господин, – хмыкнул Хайрат.
Лицемерная тварь! Агата изо всех сил сжала край подушки, на которой сидела, представляя, что это шея Хайрата. А ведь был таким обходительным на приеме в честь ее дня рождения! А теперь делает всё, чтобы Джонотана казнили. И ведь не вмешаешься, иначе придется показать, что она их понимает, а это преимущество Агата предпочитала пока оставить в тайне.
Да и не поможет ее вмешательство: что бы она не сказала, это будет проявлением заботы о Джонотане, а Орхан подобного явно не потерпит. Самовлюбленный восточный хлыщ! Чтоб тебя твои змеи из гарема покусали! Если ее план не сработает, то она устроит ему “украшение его дома” из его головы, пусть даже это будет последнее, что она сделает в своей жизни!
Агата мило улыбнулась и продолжала изображать изящную, очень дорогую и очень молчаливую статуэтку до конца обеда, чем кажется несколько усыпила бдительность Орхана и бросающего на нее подозрительные взгляды Хайрата.
Глава 26. Я убью тебя
Медленный вдох и ещё более медленный выдох.
Джонотан провёл в этой темнице на одном месте, ни двигаясь, уже целую бесконечность. Только полная неподвижность и глубокое дыхание могли вернуть ему утерянную силу. “Выгорел”, – как насмешливо, но точно бросил Вильхельм.
Он и правда выгорел дотла – и не только потому, что обратился к своей магии, сражаясь с нашествием пиратов, бросаясь в абордажный бой, чтобы защитить то, что было дороже всего. Джонотан готов был сгореть, лишь бы не дать погибнуть в море и от рук грязных ублюдков Агате: ведь именно он стал причиной, что она оказалась здесь, в этом Восточном море, на пути в проклятый Шарракум.
Проклятье! Именно он, ведомый жаждой мести и поиском правды.
Он провел здесь, в Ануаре последние годы, обнаружил следы родителей, что когда-то побывали на берегах восточной страны и погибли вскоре после этого.
Именно он разузнал про артефакт, который так тщетно много лет искал Орхан – потому что именно этот артефакт оказался каким-то образом в руках Сезара ди Эмери. Джонотан понял, что единственный способ узнать правду: помочь Орхану заключить сделку с ди Эмери, ключевым элементом которой станет загадочная семейная реликвия.
Джонотан за последний год почти докопался до правды, он чувствовал все эти годы, что родители погибли не просто так, что кому-то была выгодна их гибель, случившаяся так скоро после путешествия на Восток. Удалось выяснить, что они привезли немалое богатство и погибли так скоро и нелепо: отец Джонотана никогда бы не направил яхту в шторм, он всегда прекрасно чувствовал стихию и её опасность!
Джонотан сделал всё, чтобы эти переговоры с Орханом начались, чтобы Сезар раскрыл карты, которые держал в рукаве всё это время… и невольно ведь именно он, Джонотан, втянул Агату в эту проклятую сделку.
Снова сделав глубокий медленный вдох, Джонотан представил, как светлая, сияющая сила Солнца – местного божества – наполняет его изнутри, исцеляя и возвращая способность обращаться к живой энергии и становиться больше, чем он есть на самом деле.
А когда открыл глаза, то будто со стороны увидел, какими тёмными и мрачно-кровавыми они стали. Он искал правду и нашёл её.
Никогда не допускал, что виновником смерти родителей мог быть сам Сезар ди Эмери. Отец Агаты слишком умело защищал свой разум от чужого вторжения, и это было с ним всегда, уходил от влияния, словно становился неуловимым. Впрочем, Джонотан и не мог предположить, что тот, горюющий от потери жены, может быть не жертвой, а виновником трагедии. И только теперь всё встало на свои места.
Теперь есть вполне определенная причина для ненависти, а не только навязанный долг и скотское отношение ко всем людям, даже к собственной дочери.
– Ana dhahib liqatlih, – произнес Джонотан во тьме одними губами на ануарском. – Я убью тебя, Сезар ди Эмери.
Больше ничего не удержит его от мести.
На миг Джонотан представил, что овладевает могуществом магов стихии – может уже не только проникать в чужую душу и связывать её с собой, но и стать больше, разломать к демонам и эту мрачную камеру, и решётку, удерживающую внутри.
И тьма будто услышала его и колыхнулась, оживая. Решётка поплыла перед глазами, отчасти скрытая сумраком и влажным колыханием воздуха.
– Hal 'ant huna? – прошелестело чужое дыхание.
– Наэм, – эхом отозвался Джонотан, одним движением поднимаясь и подходя к двери. – Я здесь.
Тень за решеткой ожила и проступила человеком в чёрной маске на всё лицо, из-под которой только едва заметно блестели тёмные глаза.
– Отдали приказ, что на рассвете тебя убьют, – произнесла тень.
Ключ повернулся в замке, раздался глухой скрежет и щелчок.
– Уходи, быстро, – проговорил теневой страж со знакомым говором.
– Десир, ты?
– Я, – ухмыльнулась тень и отступила, пропуская Джонотана в коридор.
– Как ты сюда прошел? – Джонотан бесшумно прошел за провожатым, и они оказались в маленькой, тускло освещенной чадящей масляной лампой комнатушке.
– Когда ищешь возможность отдать долг жизни, нет ничего невозможного.
Джонотан не мог увидеть кривую улыбку бывшего вора, но почувствовал ее, на ходу переодеваясь в предложенные им черные одежды, чтобы скрыть и свое лицо.
Мысленно поблагодарив богов и себя, что пару лет назад спас от казни за воровство тощего, как жердь, юношу, Джонотан проследовал за ним по петляющим каменным коридорам, уходящим то вниз, то вверх под землей. Здесь уже не было никакого освещения, теневой страж шёл в полном мраке и вёл за собой так уверенно, явно был здесь не раз.
Два года назад, когда Джонотан впервые оказался в самом Шарракуме, он ужаснулся жестокости законов Анура и не мог не заступиться за угловатого и злого воришку: тот хоть и дрожал от ужаса от неизбежного наказания, но скалился на стражей, которые примчались на крики торговца. Украденная золотая подвеска могла стоить Десиру жизни (или, как минимум, отрубленных рук).
Уже потом Джонотан узнал, что он украл ее, чтобы попасть на отбор в теневую стражу начальника береговой охраны, опаснейшего человека Ануара – Акрамаи али Асада: сбор был огромен для почти нищего парня, что ухаживал за больной сестрой.
Скрипнула тяжелая, обитая железом дверь, но этот звук поглотил гомон торговой площади: они вышли из подземелья одним из многих потайных ходов, известных только теням.
– На восходе отплывает торговое судно, “Амарелла”, идут к Энарии, это твой шанс. – Десир вложил ему в руку маленький звякнувший мешочек. – Теперь мой долг полностью уплачен.
Джонотан, сощурившись после полумрака подземелья, посмотрел вверх: на выцветшем, пылающим жаром небе практически в зените застыло солнце. Черная злость словно скрылась от яркого света, уступая место тревоге:
– Нет. Я должен увидеть Агату. Сможешь провести меня в дом Орхана?
Десир отрицательно замотал головой и отступил прочь.
– Я должен ее увидеть, – повторил Джонотан на ануарском, преследуя стража и чувствуя, как плещется внутри восстанавливающаяся магия, но ему не хотелось заставлять друга.
– Весь город словно растревоженный улей, – с трудом перевел мысленно Джонотан: голос тени, готовой слиться даже с крохотной тенью тканевого навеса у грязной стены дома, прозвучал глухо. А вот следующие слова были ясны как молния, разорвавшая полумрак: – …все только и говорят о том, что господин наконец выбрал себе первую жену. Обряд уже завтра.
Выбрал жену, значит?!
– Ты поможешь, – вместо убеждений прохрипел Джонотан, сжимая кулаки: он не отдаст Агату, не откажется от неё, как отказался кириос ди Эмери.
Он втянул её в это, хоть и не предполагал, что Сезар ди Эмери пораскинет мозгами и решит, что для надежности сделки с Орханом ему не хватит артефакта и надо присовокупить к договоренности собственную дочь!
И именно он теперь должен Агату из этого вызволить. Они ещё не закончили их спор. Он ещё ни разу по-настоящему не коснулся её губ. Джонотан мучительно остановил жаркие воспоминания их ночи в её каюте и то, чем едва не закончилось всё, если бы не шторм. Если бы не проклятый Вильхельм!
– Я не влезу в спор с Орханом, – бросил Десир, собираясь привычно смыться: он всегда предпочитал исчезнуть от опасности, и даже железный кулак али Асада не мог выбить из бывшего воришки застарелую привычку. – Это его невеста. Не твоя, – оскалился наглец напоследок.
Джонотан мысленно прорычал и же отбросил мрачное сомнение, которое шепнуло, что, может, Агате будет лучше и впрямь выйти замуж за Орхана? Он, проклятье, неприлично богат, хорош собой и держит в руках огромную власть. Он может защитить Агату и позаботиться о ней, возможно, даже лучше.
Джонотан схватил Десира за шкирку и упрямо повторил:
– Я должен ее найти. Ты знаешь, на что я способен. Помоги по-хорошему, и будешь жить. Я не желаю тебе зла, ты вытащил меня, но этого мало. Я не из тех, кто отступит. Мне нужна Агата и её отец, который убил моих родителей. Мне нужна месть, – последние слова вышли резким, пробирающим и злым шепотом, сковавшим теневого стража невидимой цепью: Джонотан из последних сил сдерживал себя.
Зато слова про кровную месть хорошо понимают на Востоке – здесь не прощают обид и предательств.
Десир медленно моргнул и наконец с трудом отозвался:
– Разговор с ней не обещаю… но ты сможешь ее увидеть.
Они прошли по пыльным, залитым жарким солнечным светом улицам, не скрываясь, – простые люди, встречающиеся им на пути, почтительно расступались: теней в Шарракуме боялись и уважали.
Джонотан и Десир только раз свернули на узкую улицу, где на веревках, натянутых прямо между домов сушилось белье: у патрулирующих улицы теней могли возникнуть ненужные вопросы.
– Тебе надо убраться из города до заката, – Десир огляделся и поманил Джонотана за собой, – раньше попадёшь на корабль, целее будешь. Охрану на улицах увеличат вдвое к обряду, а если тебя не поймают, Орхан назначит награду и за тобой начнут охотиться и наемники.
– Разберусь, – коротко ответил Джонотан, следом за Десиром хватаясь за едва заметный выступ на стене и подтягиваясь наверх.
– Быстрее, – поторопил тень, бесшумно спрыгивая в зелёную прохладу сада, – охрана тут ходит постоянно.
Десир вел его по тенистым, петляющим в зелени дорожкам. Они крались бесшумно, успешно избегая встречи с бдительной охраной. Мелькнула среди пышно цветущих кустов табака тонкая девичья фигурка, отчего Джонотан сбился на мгновение с шага и чуть не улетел в колючий розовый куст, потому что показалось, что это Агата. Но то была лишь одна из многочисленных служанок, которая торопилась на женскую половину.
Они обогнули дом и, не скрываясь, вошли в боковое помещение, служившее казармой для многочисленной охраны господина Орхана. Сейчас в прохладном, безликом помещении, не украшенном ни мрамором, ни тем более мозаиками, с голыми стенами из сероватого известняка, никого не было: только аккуратно свернутые тонкие матрасы намекали на то, что здесь бывают люди.
– Что бы ни случилось дальше и что бы ты ни увидел, молчи и держи свой дар в узде, – предупредил Десир, пошарив по стене и нажимая на определенную плитку, бесшумно открыв узкий лаз в стене. – На обеде точно будет Хайрат. Нельзя привлечь его внимание.
Предупреждение зародило неприятную волну тревоги, магия колыхнулась, словно хотела успокоить тревожно сжавшееся от нехорошего предчувствия сердце.
– Ты хорошо осведомлен, – Джонотан не стремился выведывать секреты тени, но то, как ловко он провел его по городу и в хорошо защищенный дом Орхана вызывало смутную тревогу.
– Приглядываю за сестрой, – коротко бросил Десир, и Джонотан не стал уточнять работает ли она в доме, или попала в гарем наложницей.
Скорее всего первое, но и она сама и Десир вполне могли желать ей второго. Это было сложно понять, но за те пару лет, что Джонотан провел на Востоке, принимать подобные традиции он научился.
Они поднялись по спрятанной в стене винтовой лестнице, сложенной из грубо отесанного известняка все того же скучного серого цвета. Солнечный свет золотыми полосами лился сквозь узкие, снаружи наверняка и вовсе неразличимые щели между камнями. Считающий на всякий случай ступени Джонотан прикинул, что, должно быть, они уже выше второго этажа, когда лестница привела их на узкую, пару ступней шириной площадку перед низкой деревянной дверью.
– Только посмотришь, – почти беззвучно прошептал Десир: Джонотан скорее догадался по смыслу и движению губ, нежели расслышал слова, и кивнул в знак согласия.
Комнатушка за дверью была маленькой и тесной – душный каменный мешок, где они едва уместились вдвоём. Зато маленькое окошко располагалось в основании купола, раскинувшегося над пышно украшенным шелковыми занавесями и живыми цветами залом, где в эту самую минуты были накрыты столы.
Джонотан думал, что с такой высоты ему придётся долго высматривать Агату, но сразу нашёл ее, хоть в первые мгновения подумал, что обознался.
Она была единственной женщиной за низким круглым столом и непринужденно сидела на подушке, как и остальные сотрапезники, изящно подобрав под себя ноги.
В первое мгновение, когда он только ее разглядел, Джонотан тихо вздохнул и понял, что все это время не дышал вовсе: так боялся увидеть ее испуганной, сломленной и несчастной. Но Агата, его Агата все так же высоко держала подбородок и улыбалась так ослепительно, что тепло ее улыбки пробиралось куда-то в его сердце. Он точно знал, как в этот момент насмешливо сияют ее глаза, как именно изгибаются нежные губы. И был так рад видеть, что с ней все в порядке, что не сразу обратил внимание, во что она одета и как неприлично близко сидит к благосклонно улыбающемуся Орхану.
Джонотан был слишком высоко под куполом, но даже с такого расстояния он мог рассмотреть нежную кожу под тончайшей блузой в аннуарском стиле, и как переливается золото, которое невеста принимает только добровольно и только в день помолвки.
Джонотан нахмурился, растянувшись на каменном полу и прильнув к окошку в безотчетной попытке уловить хотя бы обрывки разговора, но услышал только собственное грохочущее в ушах сердце.
А когда Агата подалась немного вперед, и Орхан начал кормить ее с рук, когда его унизанные перстнями и кольцами пальцы дотронулись до ее приоткрытых, словно в ожидании ласки губ, вновь всколыхнулось то темное и страшное, что обуяло Джонотана перед побегом из темницы.
Пальцы безуспешно впились в камень, будто одной мыслью он мог бы разрушить его и всё вокруг. Магия рвалась изнутри, чтобы смять, разорвать, сломать тех, кто забирал Агату, его Агату, которую он готов был оберегать ценой своей жизни.
А она сидела, улыбаясь, и не было ничего дерзкого, своевольного и непокорного в этой восточной статуэтке, закутанной в дорогие ткани, выставляющие ее напоказ.
Джонотан сжал кулаки, когда она вновь улыбнулась. Истинная дочь своего отца! Как же легко она забыла и, кажется, вовсе не волновалась, что он подыхает где-то в темнице – или вовсе уже казнен! Впрочем, кириос ди Эмери, сидящий за этим же столом и благосклонно поглядывающий на то, как его полураздетая дочь любезничает с Орханом, вполне мог ей сказать, что Джонотан убит.
Джонотан вспомнил своё обещание убить его, и теперь оно стало ещё ярче. Если Сезар ди Эмери считал, что может беззаконно убить его родителей, забрать себе всё, уничтожить его самого, как ставшего ненужным свидетеля его греха, то он глубоко ошибся.
Джонотан ди Арс уже давно не тот мальчишка, что слепо верил опекуну и единственному взрослому, протянувшему руку сироте. Рука оказалась рукой убийцы и предателя, – и этот предатель заплатит за всё сполна. Джонтан с глухой тоской подумал, что именно его безумная, неостановимая любовь к Агате столько лет позволяла ему закрывать глаза и так слепо верить её отцу, ведь не могло же чудовище подарить жизнь самому светлому и яркому солнцу в его жизни.
Что, если он ошибся и в этом? Что, если Агата таит в себе такое же тёмное и мрачное зло, пропитавшее душу торговца и предателя ди Эмери?!
Но разве виновата она в том, что выполняет волю отца? Она ничего не знает. И просто ищет лучшую жизнь. Так или нет?
Джонотан сжал челюсти. Ему хотелось сказать Агате правду или что-то, что заставит ее вспыхнуть и разозлиться, но даже сейчас, когда он видел ее любезничающей с другим, он не мог себе представить, что сможет причинить ей боль.
Он вздохнул и медленно выдохнул, успокаивая магию, чувстуя, как на смену злости приходит опустошение, растекаясь по венам, как оно становится почти физически ощутимо.
Разве достоин он был тревоги и слез Агаты? Обычный парень, рано потерявший своих родителей, без гроша за душой. Он дразнил ее и заключил то давнее, совершенно дурацкое пари, когда она смотрела на него влюбленными глазами. И ни на мгновение не подумал, что может ранить этим ее чувства. Просто он слишком хорошо знал, что она чувствует, и был уверен, что она знает, что чувствует – он. Какой он идиот! А потом исчез, воспользовался случаем и отправился на поиски ответов о своих погибших родителях. Он мог просто быть рядом с ней все это время.
И сам подтолкнул кириоса ди Эмери сюда, своими руками организовав сделку, из-за которой Агата сидела сейчас, улыбаясь и принимая восхищение всех мужчин в зале.
Она неожиданно замерла и тревожно огляделась, словно почувствовав его взгляд. Джонотан потянулся было магией: ведь все так просто, он точно узнает, что она чувствует, и тогда…
Ему на плечо легла тяжелая рука Десира, сжимая и напоминая, что пора спешить. Да и Хайрат – проклятый верный пёс Орхана, а еще и весьма способный маг – он наверняка это почует, а снова бегать по крышам от всей стражи города, от людей Орхана и от теневых али Асада – просто самоубийство.
– Уходи, Джонни, – прохрипел над ухом Десир. – Нас найдут и убьют обоих.
Джонотан не ответил, не в силах перестать смотреть на Агату, которая так заразительно разулыбалась словам Ахмата, сидевшегоий по правую руку от неё. Знала бы она, сколько крови пролил этот человек, выбивающий долги изс тех, кто провинился перед Орханом, она бы наверняка не смотрела больше на него так.
Взгляд снова вернулся к Сезару ди Эмери.
– Эй, – с силой дёрнул Джонотана за плечо Десир, теряя терпение.
Ужас и паника всё больше затапливали теневого стража, лишая остатков стойкости и выдержки, которую они наверняка тренировали под началом али Асада.
Джонотан первернулся на локте, откинулся на спину и встретился глазами с Десиром, поймав в них не только тьму и страх, но и чувство долга.
– Уходим, – криво улыбнулся он. – Но не в порт. Ты проведешь меня к Акраму.
