Текст книги "Проданная на Восток (СИ)"
Автор книги: Евгения Александрова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
– Ты разве не слышала, как давеча Фадия обсуждала с Курбаном, что это та самая девушка… – дальше было что-то нечленораздельное… которая должна… и этот артефакт?
Опять этот артефакт! Чем же так примечательна тонкая цепочка, что Хайрат из-за нее нарушил все договоренности и оболгал невиновного человека?
Чужие руки на мгновение замерли, кажется, девушка и впрямь была удивлена. Потом раздалось неразборчивое бормотание, Агата уловила что-то про солнце и луну и отчетливое “Спасибо”. Служанка, кажется, благодарила местных покровителей. А потом раздался восторженный шепот:
– Как интересно! Она такая красивая, господин Орхан точно захочет провести с ней не одну ночь! Такая кожа! А волосы!
Служанка отвела от лица влажные пряди, словно хотела лишний раз дотронуться. Чувствовать себя занятной диковинкой было неприятно, но ловкие руки служанок отвлекали даже от этих мыслей. Она подумает о том, какое место ей отведено здесь потом, а пока надо постараться не поддаться неге и не заснуть, чтобы узнать хоть что-то еще.
– Если проведет хоть одну. Ты посмотри на синяки. Бедняжка, кто-то был слишком груб с ней. Надо бы шепнуть Фадии, а то вдруг она и для обряда уже не подойдет.
Если бы не блаженная нега, раскающаяся по телу, Агата бы точно больше не смогла притворяться, что не понимает ни слова. Да как они вообще могли такое подумать!
А потом она вспомнила Джонотана, его нежные, но обжигающие страстью прикосновения, и то, как нестерпимо хотелось позволить ему вообще всё.
Растирающие ее тело руки только способствовали этим мыслям. Хорошо, что ее алеющие щеки можно было списать на жаркую влажность хаммама.
– Не наше это дело, – неожиданно серьезно одернула та, что восхищалась волосами Агаты. – Господа сами разберутся, и уверена, господин, да померкнут звезды перед его мудростью, подарит ей кинжал, а то слишком уж ядовиты некоторые цветы и слишком любят ранить своими шипами.
Агата силилась понять смысл фразы, но, похоже, это было что-то образное, на что ее знаний не хватило.
Служанки помогли ей подняться, разомлевшая Агата качнулась и упала бы поскользнувшись на влажном мраморном полу, но они ловко поддержали ее, заворачивая в мягкую ткань. После горячего воздуха парной, небольшая комнатка предназначенная для отдыха показалась прохладной.
Агата практически упала на кушетку, пока служанки споро расставляли на низком резном столике, инкрустированном перламутром, фрукты и сладости. Ей в руки дали маленькую, ароматно пахнущую кофе чашечку. Разомлевшая Агата попробовала и кофе, и ароматную, медовую пахлаву, пока одна служанка, не переставая восхищаться, сушила и расчесывала ее волосы, а вторая принесла одежду.
Хотелось подремать прямо на кушетке, несмотря на то, что после хаммама тело словно наполнилось энергией и пело, но вошла Фадия:
– Что вы здесь копаетесь? Что было велено?! Ну-ка, дайте я на нее посмотрю, – даже на певучем чужом языке слова прозвучали резко, но к самой Агате Фадия обратилась уже мягче: – Господин Орхан оказывает тебе великую честь предстать перед ним.
Агате пришлось встать, служанки не слишком церемонясь стянули с нее простыню, снова оставив обнаженной. Она невольно прикрыла рукой грудь, чувствуя себя неловко под взглядами трех чужих женщин. Конечно, у нее тоже были горничные, но никогда она не чувствовала себя настолько беззащитной как сейчас – когда Фадия обошла ее по кругу, одобрительно кивая:
– Вот теперь и правда хороша, птичка.
Агата надеялась, что платье ей принесут из тех, что были привезены из дома, и опасалась, что придется надеть что-то прозрачное, вроде нарядов девушек, которых она увидела, но, кажется, ей полагался какой-то традиционный костюм.
Служанки помогли надеть очень широкие, длиной до щиколоток шаровары, выглядящие значительно целомудреннее, чем даже привычные юбки. Тонкий дамаст цвета розы, отделанный парчой с серебряными цветами приятно холодил нежную после всех процедур кожу.
Блуза, с широкими рукавами, напоминающая мужскую, из тончайшей белой шелковой кисеи, по верхнему и нижнему краю украшенная вышивкой, имела такой вырез, что Агата невольно стянула края у горла, но Фадия цыкнула и заколола их булавкой с блеснувшим камушком. Не то, чтобы это сильно помогло: ни формы груди, ни даже цвета кожи эта блуза почти не скрывала.
Сверху правда полагалось что-то вроде халата – очень плотно прилегающего к спине и свободно падающего атласными, богато расшитыми складками до пола. И совершенно не помогающего прикрыть грудь.
Волосы ей заплели в косы и перевили нитями жемчуга, такими длинными, что Агата почувствовала, как потяжелела голова. Под грубоватыми пальцами надсмотрщицы нижнюю часть лица закрыл тонкий платок, который Фадия собственноручно закрепила у нее на висках. Собственное дыхание сразу показалось слишком частым и жарким, а кровь приливала к щекам из-за того, что при таком количестве одежды, Агата все равно чувствовала себя практически обнаженной.
Оставалось надеяться, что этот загадочный Орхан не воспримет её очередной наложницей, а прислушается к её словам.
И почему она только в это верит?..
Глава 19. Трое в камере, не считая тайн
Кажется, стало ещё темнее. Джонотан с трудом мог дышать сквозь пыльную ткань. Сначала кто-то резко одним движением и не слишком аккуратно разрезал веревки на запястьях – лезвие чиркнуло по коже, но Джонотан только с облегчением размял затекшие плечи и пошевелил пальцами, которые болезненно закололо. С подозреваемыми в пиратстве береговая охрана Шарракума не особо церемонилась, но Джонотан не предполагал, что однажды окажется на их месте.
Мешок, пахнущий потом и солоновато кровью, с головы сняли только перед тем, как грубо втолкнуть в тесную камеру. Он пошатнулся: все еще мутило от использования магии и от влияния Вильхельма, но на ногах удержлася.
А вот кириос ди Эмери, которого втолкнули следом, упал, словно тюк с соломой, и даже не пошевелился. Хотелось пнуть его еще разок и посильнее, но Джонотан присел на корточки рядом и приложил пальцы к шее. Сейчас он бы не рискнул обращаться к магии, чтобы проверить жив ли кириос. Надо было вернуть себе силы, а значит – набраться терпения. Еще никогда он не черпал из собственного источника так много.
– Да жив он, собака, – прокомментировал насмешливый голос Вильхельма позади, предже чем, Джонотан ощутил под пальцами слабое, но ровное биение пульса. – Что ему сделается.
Кириос ди Эмери определенно был жив, как и, к огромному сожалению Джонотана, Вильхельм. Пирата, в отличие от них, привели без мешка на голове, да и не вталкивали, словно преступника. Однако они все оказались в одной камере, что обнадеживало. Был шанс, что его самого не казнят сразу, как пирата, без суда и следствия.
Камера была крошечной, с узким, больше похожим на щель, окошком под самым потолком, насколько низким, что Джонотан с легкостью мог бы дотронуться до него рукой. А еще здесь было невыносимо сухо и душно. В горле моментально запершило, а пить и так хотелось нестерпимо. Но вряд ли их тюремщики будут столь любезны, что предложат воды. В камере не было вообще ничего – голые каменные стены и земляной, утоптанный до жесткости камня пол.
– Какого демона ты устроил, Вильхельм?! – Джонотан поднялся на ноги резким движением, пригнулся и и со всего размаха ударил пирата снизу вверх в челюсть.
Удар цели не достиг: Вильхельм ловко увернулся, явно ожидая нападения.
– Не наглей, Джонни, славный благородный пират! – отклонился он и сделал шаг назад. – Не боишься, что я использую против тебя магию? Удивительно, как это ты так увлекся своим могуществом, что чуть не выгорел?
– Я справлюсь с тобой и без всякой магии! – Джонотан поднырнул под его рукой, резко развернулся и нанёс удар по ногам.
Вильхельм покачнулся и простонал, но не упал, только вскинул руки, защищаясь.
– Обидно проигрывать, да? – хмыкнул он.
– Не так обидно, как быть ублюдочным пиратом! – Джонтан обходил его по кругу, выбирая новое направление удара, мечтая раскрасить физиономию урода по-полной. – А тебе? Понравилось в моей шкуре?
– О, не то слово! Особенно та часть, где благородный капитан спасает невинную девушку из лап грязных пиратов! Правда, с небольшими, но приятными условиями…
– Не смей! – зарычал Джонотан и ударил в скулу, а когда пират закрылся, вмазал в живот и снова в нос.
Вильхельм прохрипел, хватаясь за переносицу, поморщился и с удивлением глянул на свои ладони, по которым потекла кровь.
– Джонни, Джонни, сколько же в тебе злости, – каркающим смехом рассмеялся он Было видно, что ему больно, но язвительность и наглость никуда не исчезли. – Я, конечно, все еще не готов простить тебе смерти моих людей, да и “Мари”, моя прекрасная “Венценосная Мари”, теперь лишь обломки на морском дне, но ты мне все равно нравишься, мальчик мой. Если бы ты так не пытался быть хорошим…
– Пошел ты! – Джонотан замахнулся, целясь в лицо, когда с пола раздался надсадный кашель.
Ди Эмери, который все это время лежал без сознания, начал приходить в себя, застонал и зашевелился, и быстрый взгляд, который кинул на него пират, стоил Вильхельму сильнейшего удара в челюсть.
Джонотан даже встряхнул кистью, кажется, он окончательно отшиб и без того разбитые костяшки пальцев. Пират загородился, будто просил о пощаде, вытянул растопыренную ладонь к Джонотану. И уставился на ди Эмери.
– Что, очухался, тварь? – Вилли сплюнул на пол кровь и неожиданно криво улыбнулся Джонотану. – Предлагаю прерваться, раз уж кириос ди Эмери решил наконец вернуться из небытия и составить нам компанию. Как же мы можем столь варварски драться в столь блистательном обществе?
Джонотан сощурился, не в силах сдержать любопытства. Что же за такие счёты у Вильхельма с кириосом? Ди Эмери, как будто резко постаревший, пытался нащупать опору и сесть потверже. Он уперся спиной в стену и закинул голову, щурясь и глядя на Вильхельма.
Джонотан не ненавидел отца Агаты, не мог. И даже ощутил на миг волну вины, захлестнувшей с головой, что готов был пожертвовать его жизнью, чтобы спасти Агату. Но Сезар ди Эмери – её отец и тот, кто спас его самого после гибели родителей. Каким бы ни был паршивым характер у этого человека, он всё ещё ему должен.
И это не тот долг, от которого можно откупиться деньгами.
– Удивлен, мальчик мой? – голос Вильхельма словно заледенел, взгляд, обращенный к кириосу, стал злым и жестоким, что вкупе с окровавленным лицом выглядело особенно жутко. – Конечно, удивлен. Сложно представить своего благодетеля, практически усыновившего сиротку, истинным виновником всего происходящего. Кириос ди Эмери… Прекрасный, уважаемый торговец… с невероятно интересным прошлым.
– Давай к делу, – резко бросил Джонотан, теряя терпение.
Ладно он сдуру однажды влез в сделку с Вильхельмом – что б тому провалиться в бездну прямо тут – но неужто и ди Эмери имел с ним дело?
Джонотан не сразу вычислил, с кем связался, когда пират под видом благонадежного господина умолял выручить в непростой ситуации и помочь сбыть несколько ценных вещей. В тот момент Джонотан поверил, что это человек, пострадавший от пиратов и вынужденный попрощаться с фамильными ценностями, чтобы выручить из плена свою сестру, за которую требовали выкуп.
В итоге это и правда оказались фамильные ценности – только принадлежали они отнюдь не Вильхельму, а как раз тому, кто пострадал от лап беспринципного ублюдка. Но Джонотан успел запятнать свою репутацию и с трудом скрылся от правосудия, которое привел к нему двуличный предатель, а позже и многократно шантажировал, угрожая обвинить в преступном сговоре.
– Мальчик мой, возможно я худший из людей, но среди пиратов я лучший, – Вильхельм растянул губы в улыбке, и следы крови жутко отпечатались на его зубах. – А вот твой драгоценный покровитель ди Эмери – редкостный урод. Ты в курсе, что это он пустил меня по миру много лет назад? Подставив в крупной сделке и разорил, а я… ха, я ещё мечтал быть благонадежным владельцем предприятия. Но моя наивность разбилась в тот же момент, когда я увидел наглые и бессовестные глаза этой сволочи, который лгал мне в лицо. Забавно плетет судьба, он нанял тебя спасать свою дочь от меня. Хотя сам же и подверг ее опасности. И он продал твою возлюбленную в гарем. Бедная рыбка, жаль ее, надо было оставить себе, раз ты не в состоянии о ней позаботиться.
– Замолчи! Замолчи! Это не моя вина! Ты сам рискнул всем в той сделке! Ты проклятый брехливый пират и скажешь что угодно, лишь бы выставить себя получше, но ты – жалкий отброс и трус. Слабак, который решил, что после первой же неудачи надо убивать и грабить, а!
Вильхельм было дёрнулся к ди Эмери, и Джонотан встал между ними, схватив пирата за рукав и оттолкнув прочь, но напрасно. Пират лишь криво усмехнулся, поднимая ладони.
– Я не буду его бить, мой мальчик. Я – не ты, чтобы без толку махать кулаками. Погляди, как ты раскрасил моё лицо, – он ощерился снова, но в холодных глазах не было и следа веселья, а кровавые следы на подбородке и под носом только добавляли его облику дикости. – Надеюсь, тебе полегчало, – рассмеялся он и сам себя оборвал. – Но кулаки не помогут от того, что плещется внутри. Я привык бить иначе.
Ди Эмери попытался отползти ещё дальше, будто не слышал слова Вильхельма, который и правда не собирался никого бить, а только стоял, покачиваясь как на палубе в шторм, и глядел на своего давнего врага с такой ненавистью и расчетом, что бросало в холодный пот.
– Ты… Ты, Джонотан ди Арс, – хриплый, сипящий голос кириоса ди Эмери стал выше, его дрожащий палец ткнулся в Джонотана, – щенок, я приютил тебя из жалости, а ты снюхался с пиратами!
Кириос сипел так, словно его душили и трясся, как от лихорадки. Джонотан смотрел на него со смесью жалости, брезгливости и гнева.
– Я спасал Агату – вашу дочь!
– Плевал он на твою Агату, – хохотнул Вильхельм. – Я все никак не мог взять в толк, зачем он потащил в море девчонку, когда сам, крыса трусливая, даже палец в воду не опускал. А я долго ждал. Очень долго.
Вильхельм приблизился к ди Эмери и, нависая над ним, поинтересовался таким ласковым тоном, что Джонотана передернуло, а кириос отпрянул к стене:
– Ну же, мой старый друг, расскажешь своему доблестному капитану про вещицу, которая так нужна Орхану, между прочим, правой руке правителя и министру торговли всего славного Ануара? Так нужна, что Орхан лично согласился облагодетельствовать твою славную, невинную дочь и оставить ее в своем гареме, после выполнения одного маленького, но такого важного в жизни каждой девушки ритуала.
– Не смей, – прохрипел ди Эмери с ужасом в глазах.
– Сущая безделица, – проигнорировал его Вильхельм, оборачиваясь к Джонотану, – всего лишь артефакт, который дает простым смертным то, что у тебя, мой мальчик, и у меня есть с самого рождения. И нет, это не то, что первое пришло тебе в голову, хотя я понимаю, при виде полуголой Агаты у меня у самого все мысли там. Но тише! Не дергайся, если хочешь услышать историю целиком.
Джонотан стиснул челюсти, изо всех сил удерживая себя в руках, но всё-таки опустил сжатые кулаки и нахмурился, не желая верить Вильхельму.
– Капля крови для подтверждения добровольности намерений, и простой кусок металла позволяет диктовать своему владельцу волю тем, кто и без того ее не имеет. И только нежные женские ручки и девственаня кровь могут активировать и передать этот артефакт, – закончил пират, откровенно забавляясь и добавил, – варварский Восток, куда им до наших высоких благородных порывов.
– Ты веришь пирату, Джонотан?! – высоким голосом воскликнул Сезар ди Эмери, и не надо было владеть магическим даром, чтобы почувствовать его парализующий страх.
– Ты врешь, Вильхельм, – процедил Джонотан, поворачиваясь к пирату.
Вильхельм удивленно поднял брови. Мол, неужто тебя так помотало, что ты уже не чувствуешь, как трясутся поджилки у старого ди Эмери?
– Сезар ди Эмери не отдал бы этот артефакт, если он и правда существует, просто так. Даже ради выгодного брака своей дочери. Он бы оставил его себе.
Вильхельм довольно расхохотался, даже хлопнул в ладони от радости.
– В том-то и дело, мой друг! В том-то и дело! Как говорится, всё бы ничего, но есть один нюанс – верно? Как говорят у благородных. Поправьте меня, если я вру. Ню-анс. Крохотный. Артефакт – древняя семейная реликвия, наделенная особой силой. Он – какая прелесть! – попросту не сработает, если его не передали добровольно…
– Говори, – хмуро припечатал Джонотан, чувствуя, как чёрная мрачная буря растёт внутри, и как он уже понимает, что услышит дальше.
19.3
– Вот ты, Джонни, был слишком добр к этому человеку, – кивнул на замолчавшего ди Эмери Вильхельм, – а мы сразу поговорили со стариком по душам. И вовсе не обязательно было для этого поить его дорогущим ромом! Есть множество других прекрасных способов развязать язык…
В противовес его словам Сезар ди Эмери язык словно бы проглотил: ужас сковал его так, что знаменитый торговец только следил, как заколдованный, за пиратом, а его руки мелко и противно дрожали, будто он снова и снова переживал то, что случилось на борту “Мари”. Но чем дальше, тем меньше вины чувствовал за собой Джонотан.
– Ты даже не поверишь, Джонни, у кого благороднейший кириос ди Эмери отобрал артефакт силой.
– Он лжет, – глухо повторил отец Агаты, мотая головой.
– Скажи ещё, что я лгу о том, кто убил родителей нашего несчастного влюбленного мальчика. Знаешь, Сезар, я знал, что ты – редкостная тварь, но ей-богу, ты перещеголял даже меня! Не подумай, что я завидую, хотя – немного есть! Немного есть! Браво, Сезар!
Вильхельм резко и отчётливо захлопал в ладони. Так, что от каждого гулкого хлопака в камере просыпалось такое же гулкое, мерзко бьющее по ушам эхо.
– Хватит! Хва-тит, – тяжело сглотнул ди Эмери и после странной паузы повторил фразу, будто она была заклинанием: – Он лжет, Джонтан, – продолжая кивать, точно сломанная кукла, твердил отец Агаты. – Он пират! И ублюдок! Он своей магией заставил сказать неправду, чтобы выгородить… Он…
Джонотан на мгновение прикрыл глаза, позволяя себе чувствовать больше. Позволяя остаткам магических сил освободиться и становясь больше, чем он есть. И открыл глаза снова, чувствуя, как кровь приливает к лицу.
– Брось, Сезар! – рявкнул вдруг Вильхельм так, что ди Эмери заткнулся. – Может, Джонни и помотало неслабо, ещё бы, он убил пол моей команды, – пират повернулся и искоса ухмыльнулся с обещанием мести, – но он не дурак, а еще не всю свою силу истратил на эту жестокость. А мы, маги, как ты знаешь, прекрасно чувствуем…
Всё, происходящее в камере, смазалось до неясных ощущений стоящих вокруг людей. Один – тот, кого он должен ненавидеть всей душой. И второй – тот, кому он должен быть благодарен и обязан всем, что у него есть. Только какого-то демона всё было совершенно иначе, и ярость, которая просыпалась внутри, затмевала разум.
– Случился шторм, Джонотан! Я не мог знать…
– И снова ложь, – расхохотался Вильхельм.
Его каркающий смех больше не цеплял, как раньше. Он звучал отражением собственной ярости, и Джонтан сам не помнил, как рванул к ди Эмери, желая стереть того с лица земли. Как схватил за горло – и отголоски магии опутали Сезара, пробуждая жуткие воспоминания детства.
Смеющиеся глаза отца. Лицо матери, скрытое в тени тонкой ажурной шляпки – такое невыносимо прекрасное, лучащееся счастьем и молодостью – за считанные часы до смерти, на набережной. А её волосы так постоянно лезли в лицо от сильных порывов, что она смеялась, поправляя их раз за разом.
В тот день впервые спустили на воду новую маленькую и юркую быстроходную яхту – подарок отца его матери – и они оба, несмотря на ухудшающуюся погоду, отправлялись в небольшой рейс. Легкая, увеселительная прогулка для бывалого моряка, которым был отец Джонотана.
Джонотан так просил, чтобы его взяли с собой… Но кириос ди Эмери называл десяток причин, почему детям нельзя, почему они должны остаться на берегу. И как они втроем с Агатой, тогда еще совсем крошкой, прекрасно проведут время за играми. А к вечеру вернется из города кирия ди Эмери и его родители, они соберутся на чай и поделятся впечатлениями. Джонотан помнил, как сильно это его злило и как он хотел быть взрослым, вырваться и броситься в приключение вместе с родителями… и как потом ди Эмери неумело утешал, твердя, что это воля богов позволила ему уцелеть, что это он, Сезар, уберег мальчика от гибели.
Джонотан вспомнил собственное лицо, когда на него обрушилась, как цунами, эта жуткая, леденящая душу весть. Их больше нет. Его родителей больше нет в живых. Их обоих забрали к себе боги, и он, такой ещё юный, восьмилетний Джонотан, остался один со своим неподъемным, непереносимым горем.
И сейчас перед ним тот, кто виноват в их гибели. Джонотан держал ди Эмери за горло, сцепив пальцы, смотрел в хорошо знакомые глаза и видел в них смерть… Или это лишь отражение его самого?
– Нет, постой! – Вильхельм схватил Джонотана за шиворот и отпихнул, заставляя отступить. – Моя очередь тебя остановить! Как много людей хотят твоей смерти, Сезар, погляди! Стой, Джонни. Месть надо подавать холодной, а ты и без того слишком выгорел.
Кириос ди Эмери приподнял ладони к лицу, пытаясь защититься, и это говорило лучше любых слов. Но он продолжал упрямо бормотать:
– Это был шторм! Несчастный случай! Я не мог знать! Шхуна потеряла управление, а рядом оказались скалы. Моя жена… Моя Мари тоже погибла там, Джонни! Ты знаешь! Как ты думаешь… Неужели я мог…
– Твоя жена – случайная жертва, увы! Боги покарали тебя, отправив ее домой на яхте вместе с обреченной четой ди Арс. И даже это кажется мне недостаточной платой за твои грехи, ублюдок ты ди Эмери! – выплюнул Вильхельм. – Даже она тебя ничему не научила!
Джонотану казалось, что его накрыла и волочет по каменистому дну, выбивая воздух из легких и сдирая кожу, огромная волна – обрывки воспоминаний причиняли почти физическую боль. Остатки магии обострили все ощущения, словно он был оголенным нервом. Шум собственной крови в ушах заглушал заполошный стук сердца ди Эмери. Его липкий, тошнотворный страх и ложь, горчащая на языке, только усиливали гнев. Джонотан сбросил руки Вильхельма, отпихивая того с пути с такой силой, что пират врезался в стену, зашипев от боли:
– Полегче, Джонни, я в отличие от тебя планирую еще пожить, – он встряхнулся и склонил голову набок, словно прислушиваясь, взгляд на мгнование стал цепким и внимательным, а потом он неожиданно рассмеялся. – А вот тебя точно вздернут, мальчик мой. Кулаками ты машешь превосходно, но слишком напролом…
Джонотан боролся с тем, что не убить ди Эмери голыми руками прямо на месте, пытался подавить гнев и усмирить, загнать в дальние уголки сознания раздирающую боль, когда дверь камеры распахнулась, впуская одетых во все черное мужчин. Двое оттеснили Джонотана к стене, еще двое встали рядом с Вильхельмом.
Безмолвные, никак не реагирующее на очевидно произошедшую среди заключенных драку, они дождались пока еще двое молчаливыми тенями подхватили ди Эмери под руки и вывели из камеры, и выскользнули следом.
– В тебе маловато хитрости, мальчик мой, ты силен и отважен, но любую силу надо использовать вовремя, – еще не захлопнулась дверь, когда Вильхельм одним прыжком преодолел разделяющее их расстояние, с силой ударил в живот и добавил выворачивающую мышцы болью магию.
Пока Джонотан глотал воздух, пират метнулся и ловко подставил ногу, не давая двери закрыться, его магия еще раз царапнула волной. Вильхельм, словно дождавшись чего-то, рывком распахнул дверь и опустил обе руки на плечи стражника, стоявшего снаружи, глаза того застекленели.
– Провались в бездну, – прохрипел Джонотан, глядя исподлобья и медленно разгибаясь. Не желая отпускать бушующую ярость и терять эту ложную силу, хоть и стоило – объекта мести уже не было рядом, а Вильхельм… Плевать на него, он лишь жалкий шут.
– Ты слишком нестабилен, мальчик мой. Поэтому самое время подумать головой, – Вильхельм постучал пальцем по лбу свободной рукой и, все так же удерживая стражника, захлопнул за собой за дверь. – Если она конечно останется у тебя на плечах, – скрежет замка и толстая дверь приглушили издевательский смех. – Счастливо оставаться, мальчик мой.
Джонотан лишь оскалился и показал ему грубый жест, посылая мысленно туда, откуда жизнь берёт свое начало.
