Текст книги "Кровавый снег декабря"

Автор книги: Евгений Шалашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
ИМПЕРАТОР УМЕР – ДА ЗДРАВСТВУЕТ ИМПЕРАТОР!

Декабрь 1825 г. С.-Петербург – Москва

Михаила Павловича можно было упрекнуть во многих грехах. И в «понтёр», и в «штоф», и в «фараона» любил перекинуться. И к женскому полу был очень даже неравнодушен. Кутила и повеса, каких мало. Столичные полицейские только постанывали, наблюдая за «художествами» «Рыжего Мишки». Однако трусом и подлецом великий князь никогда не был. На Сенатской площади он сделал всё, что мог. Когда был ранен Милорадович, не побоялся выехать к бунтовщикам, несмотря на то, что уже ранили Милорадовича. Да и сам Михаил едва избежал пули. Какой-то долговязый нескладный человек в статском платье выстрелил в него. Или, по крайней мере, пытался выстрелить. Дал ли пистолет осечку или это был промах, из-за шума понять не успел.

Кавалергардский полковник Пестель, назначенный командовать конвоем великого князя, был тут как тут – схватил лошадь под уздцы и чуть ли не силой увёл Михаила к Конногвардейскому манежу.

– Владимир Иванович, – упрекнул Михаил Павлович полковника, – зачем вы так? Возможно, мне удалось бы их уговорить.

Была у шефа гвардейских артиллеристов и кавалергардов такая привычка – называть своих офицеров по имени-отчеству, а не по званию. Ну, разумеется, если дело происходило не на параде или строевом смотре.

– Простите, Ваше Высочество, – твёрдо ответил полковник, – но Вам там совершенно нечего делать. Уговоры не помогут. Пушки нужны.

Кавалергарды пытались окружить князя плотным кольцом, однако он этого не позволил. Сидя в седле, смотрел на мятежных флотских, которые были совсем рядышком. Между Михаилом и его братом находилась площадь, заваленная дровами и брёвнами. Вот уже седьмой год на ней строят собор, а конца-края строительству не видно. Впрочем, нашлось несколько тропок, по которым верховой мог доставлять приказы и сообщения от одного брата другому. Великий князь недоумевал: «Почему до сих пор Николай не дал команду атаковать каре?»

Разумеется, лучше бы открыть артиллерийский огонь. Но пойдёт ли на это старший брат? Здраво подумав, Михаил решил, что окажись он на месте Николая, то ни за что бы не стал использовать артиллерию. Лить кровь в самом начале царствования? Бр-р. И слава богу, что не он сейчас должен принимать такое решение. Размышления прервались выстрелами из-за штабелей и криком верхового, присланного братом:

– Ваше Высочество, лейб-егеря напали на конвой. Его Величество приказал вам уходить! Полковнику Пестелю приказано уводить великого князя!

Он даже не понял – почему ближайший кавалергард из конвоя вдруг резко схватил его жеребца за удила, а потом так же резко дёрнул на себя.

– Коробку вокруг великого князя! – резко выкрикнул командир конвоя. Полуэскадрон почти вплотную придвинулся к великому князю, прикрывая его телами, и, подчиняя коней своей воле, перешёл на галоп вместо умеренного шага. Они успели вовремя. Полковник Шипов уже скомандовал Семёновскому полку идти в атаку на кавалергардов Михаила.

Конвой, взявший Михаила Павловича в плотную коробку, не реагировал на его крики, приказы и даже ругательства, когда великий князь пытался завернуть коня и мчаться спасать венценосного родственника...

Михаил Павлович, последний из сыновей несчастного императора Павла Петровича, не видел, как из дальнего штабеля посыпались брёвна, калеча и убивая людей и коней. И он не знал, что одно из брёвен, угодившее в голову брата, сделало его самого императором...

Пестель уводил поредевший полуэскадрон на Литейный, а потом – в казармы кавалергардского полка. И только там Михаил Павлович сумел перевести дыхание.

В считанные минуты казарма превратились в крепость: выставлены сдвоенные посты, ворота усилены баррикадой. Откуда-то были извлечены лёгкие орудия. Само собой получилось, что командование обороной взял на себя полковник. Именно Пестель распорядился выслать в город людей. Именно он первым получал всю информацию о событиях. Михаила Павловича, который чувствовал себя совершенно разбитым, отвели в одну из офицерских комнат и уложили на кровать. От волнения ли или от усталости, но великий князь заснул. Ему показалось, что только на минутку закрыл глаза, как в комнату зашёл полковник Пестель:

– Ваше Высочество, пора.

– Как пора? Куда пора? – не вдруг понял князь.

– Пока в Гатчину, а потом в Москву.

– Объяснитесь, господин полковник, – перешёл Михаил на официальный тон.

– Извольте, – поклонился Пестель. – Император убит. Простите, Выше Высочество, но сейчас нет времени на переживания. Почти весь город в руках мятежников. Большинство полков перешло на их сторону. Сейчас утро. Руководители мятежа заседают в здании правительствующего Сената. Мне сообщили, что создано Временное правительство, которое отдало приказ об аресте всех членов царствующей фамилии.

– Нужно спасать наследника престола, – твёрдо сказал Михаил. – Я сам поеду за Александром. Если брат погиб – императором должен стать его сын.

– Ваше Высочество, – не менее твёрдо сказал Пестель. – Последний приказ императора был спасать вас. И я обязан выполнить приказ. Тем более что, возможно, именно вы теперь станете императором.

Михаил в ужасе отпрянул:

– Быть императором?! Да ни за что! Кажется, я понимаю, почему Константин устроил форменную истерику, когда я привёз ему письмо брата с предложением взойти на престол. Императором будет Александр. И наш долг – спасти его. И, – замешкался Михаил, – я не знаю, где великая княгиня Елена...

– Ваше Высочество, я пошлю людей на поиски наследника и вашей супруги, – предложил Пестель. – Но всё же вы должны ехать в Гатчину. Там надёжный караул и рота «павловцев». И туда же будут подтягиваться все верные престолу и династии. Все те, кто остался жив...

Во дворе казарм уже шла суета. Несколько нижних чинов рыли глубокую яму. Мёрзлая земля поддавалась плохо, поэтому её прогревали кострами. Когда траншея была готова, к ней стали подходить солдаты и офицеры и бросать туда свои кирасы. Потом яму засыпали землёй и хорошенько утрамбовали. Михаил вначале не понял – зачем они это делают? Потом догадался: уходить лучше налегке. А от пули в грудь или спину кираса не поможет. Увидел и другую картину – солдаты плакали, прощаясь с конями. Кони кавалергардов, способные нести на себе крупного человека в тяжёлых доспехах, могут бежать галопом. Но, увы, недолго... Где кавалергарды сумели раздобыть более сотни коней на замену своих тяжеловозов, осталось загадкой. Наконец лошади были осёдланы, и полуэскадрон, разросшийся за счёт прибывших за ночь людей почти до эскадрона, тронулся в путь.

По дороге на Гатчину Михаил Павлович несколько успокоился. «Возможно, – думал он, – во дворце удастся отсидеться несколько дней. Подтянутся верные войска с Украины и Прибалтики. Может быть, кровопролития больше и не будет. Мятежники сложат оружие. Потом – неизбежная канитель с возведением на престол племянника. Присяга и – уехать бы куда-нибудь подальше. Хорошо Константину – сидит себе в Польше и в ус не дует. И мне бы куда-нибудь, подальше от революций. Да где сейчас подальше? Ах ты, чёрт, – мысленно заскрежетал зубами великий князь. – Сашке-то всего семь лет. Не исключено, что придётся быть регентом. Канальство». Потом на Михаила накатили другие мысли: «Всё же какая я бесчувственная скотина. Вчера погиб брат, а я думаю невесть о чём. И даже не знаю, где тело брата. А как там мать? Где Елена?» Но все мысли перебивала одна: «Приехать в Гатчину, а там – будет видно!»

...В Гатчине отсидеться не удалось. Когда подъехали к ограде, окружающей дворец, по кавалергардам началась стрельба.

– Уходим! – бешено закричал Пестель.

– Постойте, возможно, это ошибка, – возразил было полковнику молоденький корнет. – Может быть, они нас приняли за мятежников. Разрешите, проверю?

И, не дожидаясь согласия командира, мальчишка поскакал к ограде, выкрикивая: «Мы свои, с нами великий князь!» Ответом был залп из нескольких ружей, который выбил из седла корнета и свалил с ног его коня.

– Мальчишка, – одними губами проговорил полковник, но его услышали все. А «павловцы» уже бежали в атаку. Похоже, что во дворце находилось больше войск, чем предполагалось. И самое скверное, что они уже на стороне мятежников. Значит, бунтовщики опередили. Скверно! Конечно, кавалерия от пехоты уйдёт. Но пуля-то летит быстрее, чем скачет самый резвый конь! И кто знает, не седлают ли сейчас во дворце коней? Уходить!

Оторвавшись на полверсты, полковник отдал приказ:

– Поручик Десятов, возьмите взвод и прикройте отход!

– Взвод, спешиться. Коневодам – забрать коней, – скомандовал поручик.

– Поручик, – уже не приказал, а попросил Пестель, – продержитесь хотя бы десять минут. А потом – бегите на все четыре стороны!

– Продержимся, господин полковник, – уверенно ответил Десятов, улыбнувшись чему-то...

Солдаты спешивались, крестились и выбирали укрытия. Старый вахмистр, помнивший ещё Праценские высоты под Аустерлицем, перекрестил полковника и великого князя и сказал:

– Езжайте, Ваше Высокоблагородие. Спасайте императора. Мы их задержим. Прощайте, Ваше Величество.

Полковник Пестель, прикусив губу, махнул рукой. Взвод, оставшийся на верную смерть, не обращал внимания на своих товарищей. Они уже были не здесь... Те, кому выпало жить (надолго ли?), с места пошли в галоп. Сзади послышались выстрелы. Вначале они были частыми, потом стали стихать. Последний раздался, когда отряд уже проскакал более пяти вёрст. Правда, последние вёрсты шли иноходью, а потом и вовсе пришлось сойти на рысь.

– Эскадрон, шагом! – скомандовал полковник.

– Кажется, оторвались, – неуверенно сказал Великий князь. – Царствие небесное! Михаил широко перекрестился, и все последовали его примеру.

– Что дальше, Владимир Иванович? – спросил князь.

Что делать дальше, полковник представлял смутно. Оставался только один путь.

– Ваше Величество, – начал было Пестель, но был прерван Михаилом:

– Не нужно меня так титуловать.

– Нет, именно Ваше Величество. Неизвестно, что случилось с наследником. И, кроме того, официально его наследником престола ещё никто не объявлял. Вы видите, мятежники всюду. Ваш титул – наше знамя. – Потом, обратившись к кавалергардам, Пестель выкрикнул:

– Да здравствует его Императорское Величество Михаил!

– Ура! – нестройно крикнул в ответ уставший эскадрон.

Но всё же чувствовалось, что кавалерия воодушевилась. Ещё бы – одно дело – спасать князя, пусть и великого, и совсем другое – Императора. Тут каждый почувствует себя Пожарским или Сусаниным, вместе взятыми. А сам Михаил Павлович не стал спорить. «Всё равно, – решил он про себя. – Пусть считают, если уж им так хочется. Но на трон не сяду!»

Через два часа полковник объявил привал. Бывалые кавалеристы расседлали коней (пусть хотя бы немного отдохнут). Костров разводить не стали, но лошадям задали немного овса (а много-то в торбах не увезёшь!). Младшие командиры, не дожидаясь приказа, выставили оцепление. Нашлось несколько добровольцев ехать в разведку. К Пестелю, присевшему рядом с новообретённым императором, подошли офицеры.

– Распоряжайтесь, Владимир Иванович, – предложил Михаил Павлович.

– Ваше Величество, господа офицеры, – негромко сказал полковник. – Путь у нас один – Москва. Есть другое соображения?

– А почему не Новгород, господин полковник? – поинтересовался ротмистр Кохановский. – Он ближе. В Кречевицах стоит гренадерский полк. В самом городе – драгуны. Кроме того, в Новгородской губернии много военных поселян.

– Вот из-за военных поселян, господа, и не следует ехать в Новгород.

– Почему? – заинтересовался император. – Насколько я помню доклады графа Аракчеева, там образцовые поселения. Военные поселенцы – верные слуги государю.

– Странно, что граф не докладывал покойному государю о недовольстве поселенцев.

– А разве были недовольные? – удивился сам Михаил Павлович.

– Недовольных было довольно много, – случайно скаламбурил полковник. – Ну посудите сами, Ваше Величество. Крестьянин должен пахать землю. Солдат – эту землю защищать. И на то, и на другое нужно время. А если с утра пахать, днём учения проводить, а вечером – опять пахать, то и пахота, и военное дело будут плохими. Естественно, что крестьяне недовольны. А разве вам неизвестно, что в Новгородской губернии бывали бунты. Небольшие, правда, но всё-таки.

– Как-то и не знал, – пожал плечами Михаил. – А ведь вы правы, Владимир Иванович, пахарь должен пахать, солдат – защищать...

– Так вот, с Вашего разрешения продолжу. Мятежники наверняка уже заслали своих эмиссаров к военным поселянам. Или зашлют в самое ближайшее время. Если губернатор не примкнёт к мятежникам, то ему придётся просить помощи у командиров полков для усмирения поселян.

– А что, губернатор Муравьёв может примкнуть к мятежникам? А, ну, да, что-то припоминаю. Его когда-то арестовал на параде император Александр. За какую такую провинность, даже и не упомню. Но ведь потом он сделал неплохую карьеру. Или, он тоже, как ваш старший брат Павел Иванович, принадлежит к какому-нибудь тайному обществу?

Владимир Иванович удивлённо посмотрел на императора:

– Простите, а откуда Вам известно?

– Ну, дорогой Владимир Иванович, – засмеялся Михаил Павлович. – Это секрет Полишенеля. Вообще-то, ещё летом начальник генерального штаба Дибич получил донос из Малороссии о том, что ваш брат, вкупе с Муравьёвыми-Апостолами, просто Муравьёвым и ещё с кем-то организовали тайное общество. Брат тогда только посмеялся. Кто в наше время не состоял в тайных обществах? Подполковник Лунин – любимец братца Константина, – едва самого наместника царства Польского в общество не принял. Кайтесь, Владимир Иванович: а вы-то, часом, не были в каких-нибудь русских масонах?

– Увы, грешен, – смутился Владимир Иванович, который два года состоял в «Союзе спасения». Кстати, вместе с нынешним новгородским губернатором. Правда, уже лет пять-шесть как отошёл от всех обществ. Как-то не нравились ему эти тайные... Действительно, было в них что-то масонское. А масонов Владимир Иванович на дух не выносил...

– Ну, вот видите, – засмеялся довольный Михаил. – Кстати, полковник. В ноябре, когда император был в Таганроге, поступил новый донос. Генерал Дибич привёз его в Петербург. Но где сейчас Дибич?

Размышлять о судьбе Дибича ли, других ли оставшихся в столице было некогда. Разъезды прискакали с донесением, что дорога на Тосно свободна. Пестель поднял кавалергардов и эскадрон тронулся.

Дальнейший путь был обыденным. Всё-таки щупальца мятежа ещё не успели охватить всю Россию. На ямских станциях кавалергарды находили тех же заспанных комиссаров, описанных господином Радищевым. Правда, никто не рисковал отвечать, что лошадей нет. Михаила Павловича, оставив ему десяток человек для охраны, пустили обычным путём в Москву. Полковник Пестель, сдав командование эскадроном ротмистру Кохановскому, отправился вместе с императором. Москва ещё не оправилась от французского разорения. Хотя деревянные домишки обывателей росли, как грибы, Кремль ещё покрывали строительные леса. Впрочем, дом московского генерал-губернатора, генерала от кавалерии Голицына, сиял великолепием. Слуги сбились с ног, обустраивая высокого гостя, свалившегося нежданно-негаданно.

О событиях в столице губернатор ещё не знал. А когда ему вкратце сообщили о происшедшем на Сенатской площади, он на минуту задумался, посмотрел в глаза Михаилу Павловичу. Потом, опустившись на колени, прижал к губам руку Романова-младшего:

– Располагайте мною, Ваше Величество!

Михаил не стал спорить и настаивать, что не хочет быть императором. Уже стал смиряться с мыслью, что шапку Мономаха (пардон, корону Российской империи!) всё-таки возложат на его рыжую голову. Он просто помог Голицыну подняться:

– Видимо, так уж судьбе угодно, что вы, Дмитрий Владимирович, сейчас не только московский генерал-губернатор, но и первый министр, и военный министр, и всё прочее...

– Ну и, вероятно, министр полиции. Карьера завидная, – невесело улыбнулся Дмитрий Владимирович. – А как ваш министр полиции я уже начал кое-что делать. Не хотите ли познакомиться с одним из бунтовщиков? Кстати, полковнику Пестелю сие будет особо интересно. Голицын приказал дежурному офицеру: – Распорядитесь, голубчик, чтобы привели арестанта. – Потом, обратившись к высокому гостю, предложил: – Ваше Величество, давайте-ка перекусим. За арестантом-то пока съездят да пока привезут. Откушаем, чем Бог послал.

– Не возражаете, Дмитрий Владимирович, если с нами будут мои офицеры?

Вопрос был, разумеется, риторическим. Император – хозяин в любом доме. После скверных щей да залежавшихся пирогов, наспех съеденных на станциях, обед у генерал-губернатора показался праздником жизни. Раньше Михаил (пока пребывал в состоянии «Мишеля») открыто посмеивался над русофильскими пристрастиями Голицына, но сегодня «подметал» всё, что выставлялось на стол. А подавались осетрина на вертеле и рыба, жареная по-московски, «ушное» из баранины и заливной язык. А когда на стол были выставлены гуси с яблоками (по птице на гостя!), то Михаилу Павловичу уже не хотелось и думать об этих новомодных котлетах! Страсбургский пирог после настоящего расстегая казался чем-то чужеродным. А уж блины, которые в Москве получались почему-то лучше, чем в Петербурге, были и пшеничные, и ржаные, и гречишные. Так же, как и то, с чем эти блины можно есть: икра трёх сортов, тёшка, паштеты и прочее. Единственное, что не соответствовало русской кухне, – вино из Ангулемского винограда. Ну, с другой-то стороны, вино на Руси появилось не вчера и даже не позавчера. Его, говорят, ещё сам князь Владимир пивал.

После обильного обеда и гости, и хозяин впали в сытое оцепенение. По русскому обычаю можно бы и вздремнуть часок, но появился дежурный офицер, который доложил:

– Ваше сиятельство, арестант доставлен. Разрешите ввести?

Князь Голицын вопросительно обернулся к Михаилу:

– Прикажете сюда?

– Что Вы, Дмитрий Владимирович. Арестанта допрашивать в пиршественном зале? Неприлично получится. Ему-то, наверное, разносолов в тюрьме не дают.

– Отведи арестанта в мой кабинет, пусть подождёт немного, – приказал дежурному губернатор, а потом обиженно обратился к императору: – Что вы, Ваше Величество. Арестант, чай, офицер и дворянин. Содержится на офицерской гауптвахте. Кормят там хорошо. Ну, без поросят и расстегаев, правда.

– Кстати, а что у вас за арестант?

Голицын хитро прищурился:

– А это, Ваше Величество, вы сейчас сами узнаете. Пройдёмте в кабинет, господа.

Генерал-губернатор повёл Михаила и офицеров в кабинет через отдельную дверь.

– Вводите, – выкрикнул князь в приёмную.

В кабинет вошёл мужчина в шинели с полковничьими эполетами. Правильно – чинов и званий его никто не лишал. Красивое лицо поросло недельной щетиной. «Бог ты мой!», – внутренне ужаснулся Владимир Пестель, узнавая брата.

Голицын был доволен эффектом:

– Итак, господа. Арестованный по приказу начальника Генерального штаба генерала Дибича, полковник и командир Вятского пехотного полка и кавалер Павел Иванович Пестель. Сегодня утром доставлен в Первопрестольную из Житомира.

– Садитесь, полковник, – предложил Михаил арестанту. Потом обратился к офицерам: – Думаю, господа, вы можете идти отдыхать. А мы с князем Голицыным побеседуем с полковником.

Владимир Пестель посмотрел на брата, потом перевёл умоляющий взгляд на Михаила:

– Ваше Величество, разрешите мне остаться.

– Владимир Иванович, ваша воля, – пресекая возможное недовольство губернатора, сказал Михаил. – Вы вольны остаться или уйти в любое время.

Заслышав обращение «Ваше Величество» применительно к Михаилу, арестант встрепенулся:

– Простите, мне не послышалось?

– Нет, полковник, вам не послышалось. Император Николай, царствие ему небесное, убит в день приведения войск к присяге. В Петербурге создано Временное правительство. Кажется – это то, к чему вы стремились?

Пестель отрицательно покачал головой:

– Убийство императора было необязательным.

Михаил Павлович встал. Медленно прошёлся по кабинету:

– Господин полковник. Мне лично, да что мне... И императору Александру, и императору Николаю было известно, что вы являлись членом «Союза благоденствия». Так? Сейчас я не припомню точной даты его роспуска. Кажется, года четыре назад? Так вот, вы и князь Барятинский, вкупе с генерал-интендантом Юпшевским создали Южное общество.

– Вы хорошо информированы, – глухо сказал полковник.

– Для «рыжего Мишки»? Понимаю, назвать меня «Ваше Величество» у вас язык не повернётся... Разрешите продолжить? Итак, вы создали новое общество. Потом к вашему обществу присоединяются другие масоны. Вы назначены членом дирекции... А, да, простите, – Директории. Прямо-таки «а-ля Франсе». Вы являетесь создателем «Русской правды». А потом? Что вы хотели сделать? Насколько мне известно – военный переворот по примеру испанской революции. А что должно стать началом переворота? Если я не ошибаюсь – цареубийство? Так, господин полковник? А уж какого царя убивать – Александра Павловича или Николая Павловича, – не всё ли равно...

Павел Пестель склонил голову. Потом, приподняв глаза, произнёс:

– А вы изменились, став Его Величеством. Но всё-таки, откуда у Вас такие сведения?

Михаил Павлович грустно улыбнулся:

– Знаете, полковник... Мы тут давеча с братом вашим, Владимиром Ивановичем, беседовали, когда от Ваших же, хм, карбонариев, улепётывали. В тайных обществах только ленивый не состоял. Да вот, ваш брат, был в «Союзе спасения». Так, Владимир Иванович? А уж доносов на ваши общества, верно, не один пуд скопилось. Знаете, что сказал как-то мой брат Александр, когда ему предложили арестовать всех вас? Он сказал: «Это хорошо, что в империи есть честные люди. Хуже, если в России только паркетные шаркуны останутся!» И кто же знал, что все романтические мечтания закончатся убийством императора? А скажите мне, господин полковник, что вы лично думаете о событиях 14 декабря?

– Не могу сказать. Единственно, о чём жалею, что меня там не было! Но всё же лично я не хотел никого убивать. А решение о цареубийстве и перевороте было чисто теоретическим.

– Вот как? Стало быть, теория отдельно, а практика – отдельно? Бывает. Только помните, полковник, историю? Якобинцы вначале теоретизировали...

– А потом пошли на штурм Бастилии и разметали её по камушкам.

– Батюшки-светы, – развёл руками Михаил Павлович. – Какой штурм, какие камушки?! Павел Иванович, так вы, кажется, в Париже бывали? Неужели не знаете историю штурма Бастилии?

– Простите, сударь, но в Париже я был в 1814 году. А тогда, знаете ли, было не до исторических экскурсов.

– О Ваших заслугах, полковник, я наслышан. Но всё-таки штурм Бастилии – это красивая сказка. Крепость эту всё равно бы снесли. К тому времени, когда ваши санкюлоты её захватывали, там имелось всего семь узников: четыре фальшивомонетчика, два сумасшедших и один убийца. И не народ её «на камушки разметал», как вы выразились, а какой-то буржуа взял подряд на добычу камня. Кстати, из кирпичей такие славные модельки Бастилии делали! Мне такую один французский эмигрант ещё в детстве подарил. Жаль только, что когда мы с Николя в солдатики играли, ему страсть как хотелось под крепость мину подвести... Маменька и старший брат Александр потом ругались! Да – о якобинцах. Казнь короля, казнь аристократов... А потом? Робеспьер отправляет на эшафот Дантона. Потом – отправляют на эшафот самого Робеспьера. А всё кончается диктатурой и появлением императора. Вы, полковник, кем себя мните? Робеспьером? Или, может быть, Бонапартом?

Павел Иванович молчал. На Владимира Пестеля было больно смотреть.

– Так что же с вами делать, полковник? – продолжал монолог Михаил Павлович, меряя шагами кабинет. – С одной стороны, вы – государственный преступник. С другой, по сравнению с теми, кто был на Сенатской, – вы агнец невинный. Как вы считаете, что бы с вами случилось, ежели бы мятеж погасили в зародыше? Ну, например, император Николай просто бы взял и приказал расстрелять бунтовщиков из пушек? Думаю, что лично вас приказал и бы расстрелять. Или – повесить. А вообще вы понимаете, что натворили? В России началась гражданская война...

Речь Михаила Павловича была прервана непонятным шумом, доносящимся со двора. В кабинет генерал-губернатора протиснулся дежурный офицер. Оглядываясь, он не знал, к кому обращаться: то ли к губернатору, то ли, как положено – к Великому князю.

На выручку поспешил сам император:

– Что там у вас, поручик?

– Ваше Высочество, – начал было офицер, но тут же был остановлен Голицыным: – Это, Костенька, император Михаил. Так что будь добр обращаться к нему «Ваше Величество».

– Простите, Ваше Величество, поручик драгунского полка Боков, готов служить вам, – низко поклонился офицер.

– Давайте о деле, – нетерпеливо взмахнул рукой Михаил.

– Там, внизу, почти эскадрон кавалергардов. Говорят, что конвой Вашего Вы... Величества. Старший офицер сказал, что с ними какой-то гонец от мятежников.

– Это мои, – радостно сказал Михаил. – Зовите сюда старшего, и пусть тащат гонца.

Через пару минут в кабинет ворвался бодрый и счастливый ротмистр Кохановский:

– Ваше Величество, разрешите доложить: личный конвой Его Императорского Величества прибыл без потерь. В дороге задержан фельдъегерь в чине прапорщика. Назвался порученцем Временного правительства Вязьмитовым. Разрешите заводить?

– Ваше Величество, – вмешался генерал-губернатор. – Может быть, отправим пока арестанта? Ни к чему ему лишнее слышать.

– Да нет, пусть остаётся. Ему это не поможет, а нам не повредит. Заводите.

Два офицера завели в кабинет юношу, на вид шестнадцати-семнадцати лет. По контрасту с цветущим Кохановским он был мрачноват. Шинель и кивер отсутствовали. Мундир финляндского полка слегка порван. И, в довершение ко всему, под глазом багровел приличный синяк.

– И кто же его так? – полюбопытствовал император. – Уж не ваши ли, Владимир Иванович, кавалергарды?

– Ротмистр, что вы сделали с пленным? – деланно строго спросил Пестель-кавалергард.

На физиономии ротмистра не было ни следа раскаяния:

– Господин полковник, сей прапорщик, понимаете ли, не хотел в плен сдаваться. Кричал, что он полномочный посланник правительства, а нас отправит под суд за государственную измену. А вообще, пусть радуется, дурак. Наши нижние чины уже хотели его повесить. Даже осину подходящую выбрали. Еле отбил.

– Говорите, прапорщик, – приказал Михаил Павлович. – Кто вас послал и с чем?

Прапорщик напоминал молодого драчливого петуха – побитого, но гордого. С апломбом заявил:

– Я – посланник Временного правительства к генерал-губернатору Москвы Голицыну. И ни с кем, кроме генерала, разговаривать не намерен.

– Кажется, мало его кавалергарды побили, – с любопытством проговорил император.

– Разрешите, – с готовностью подскочил ротмистр, – сейчас исправим!

– Да ну, полноте, ротмистр, – остановил подчинённого Владимир Иванович, – бить детей? Неприлично. Хотя выпороть мальчишку можно...

Прапорщик, уже решивший умереть за правое дело и готовившийся к пыткам от рук палачей и тиранов, заслышав про порку, изрядно скис. Это заметил и император. Смеясь в душе, он обратился к Голицыну:

– Ладно вам, господа. Дмитрий Владимирович, поговорите с юношей.

Князь Голицын, покряхтывая по-стариковски (да он в свои пятьдесят четыре года и был тут самым старшим!), подошёл к посланнику:

– Говорите, милейший. Я генерал Голицын, губернатор московский.

– У меня к вам Манифест от Временного правительства и устный приказ.

– Приказ, – озадаченно покрутил головой князь. – А кто это мне приказывает?

– Вам приказывает Временное правительство в составе председательствующего князя Трубецкого, а также непременных членов: Мордвинова, Сперанского, Батенькова и Ермолова.

– Алексей Петрович – член правительства? – не сдержал удивления Голицын.

– Ещё нет, – не стал лгать прапорщик. – Но к нему собираются отправить депутацию.

– А где Манифест?

Прапорщик полез за пазуху, откуда вытащил довольно-таки неопрятную бумагу. Почтительно поклонившись, он протянул её губернатору. Дмитрий Владимирович брезгливо, двумя пальцами, взял лист и передал поручику Бокову:

– Костенька, прочти вслух. Пусть все послушают.

Строки Манифеста заслушивались очень внимательно, но со сдержанными комментариями присутствующих: «Так, всеобщее равенство перед законом – неплохо». «Рабство уничтожено. Это что за рабство?». Но самое бурное обсуждение вызвала фраза о том, что «До тех пор, пока не создана верховно-исполнительная власть, обязанности Думы исправляет Временное правительство. Временное правительство существует до тех пор, пока народ не выберет державную Думу».

– Вот вам, бабушка, и Юрьев день, – протянул губернатор. – Это что же такое получается? Это же натуральная деспотия.

Внезапно подал голос Пестель-арестант, о котором все уже подзабыли:

– Диктатура, генерал, это когда один человек узурпирует власть. Как, например, было с предком присутствующего здесь Михаила Павловича. В данном же случае правление временное и коллегиальное.

– Моего предка, полковник, – сдержанно сказал император, – избирал Собор, на котором присутствовали представители всей Руси – от крестьянина и до боярина. А здесь – кучка самозванцев, которые захватили власть в результате убийства законного государя.

– Эти «самозванцы», как вы изволили выразиться, всего лишь правители, которые вручат судьбу России в руки её граждан, – гордо ответил Пестель.

– Простите, Ваше Величество, – вмешался в завязывающуюся дискуссию Голицын. – Прапорщик сказал, что у него есть ещё и устное сообщение. Или, – презрительно протянул генерал, – «приказ». Любопытственно бы услышать.

– Приказ для губернатора московского, – гордо поднял подбородок юноша. – Всех лиц, родственных гражданам Романовым, немедленно арестовать и под усиленным конвоем препроводить их в столицу, в распоряжение Высшего трибунала. В этом случае вы докажете свою лояльность новому правительству, что и будет свидетельствовать в вашу пользу при рассмотрении кандидатур на должности губернаторов.

– Вот видите, господин генерал-губернатор, – скривил рот в усмешке Михаил. – У Вас есть шанс отличиться перед новой властью.

– Господь с Вами, – искренне испугался Голицын. – Я старый солдат. С кем только ни воевал за Бога, Царя и Отечество. Так неужто я каких-то сопляков да выживших из ума интриганов вроде Сперанского испугаюсь? Уж лучше умереть...

– Отвечать «Правителям» будете?

– Ещё чего не хватало! Пусть мальчишка возвращается. Езжай, прапорщик, в столицу. Скажешь – ничего, мол, губернатор отвечать не стал. Рылом вы не вышли, – стал накаляться Голицын, – чтобы князь Голицын, потомок Гедемина, вам ответ давал. А родственником государей Романовых я и сам являюсь. А если увидишь адмирала Мордвинова, скажи ему так: «Уважал, мол, тебя Николай Семёнович, старый московский пердун Голицын, да перестал». А теперь – пошёл вон!