Текст книги "Учитель-психопат"

Автор книги: Евгений Свинаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Флюорография

Готов отдал женщине-врачу направление.

– Раздевайтесь, – сказала врач.

– Совсем? – вкрадчиво спросил Готов.

– По пояс.

– По пояс сверху или по пояс снизу?

– Сверху. Вы что, флюорографию никогда не проходили?

– Проходил, – сказал Готов. – Но раньше мне легкие просвечивали, а сейчас сказали предстательную железу.

– Кто вам такое сказал? – удивленно спросила женщина в белом халате.

– В регистратуре…

– Вставайте вот сюда, грудью вот сюда, подбородок вот сюда.

Готов залез в кабинку флюорографического аппарата и выполнил инструкции.

– Не дышите, – врач включила аппарат и через несколько секунд сказала. – Все, можете одеваться.

Одевшись, Готов тяжело опустился на колени и знаками показал врачу, что не может дышать.

– Что случилось? – мгновенно среагировала она.

Лицо Готова покраснело, он ничком упал на пол и через силу прохрипел:

– Разрешите дышать.

Врач поняла и скомандовала:

– Дышите!

– Спасибо, – держась за стол, поднимался учитель.

Врач с опаской протянула Готову проштампованные бумаги: вдруг бросится, ненормальный.

Учитель, шатаясь и держась за горло, вышел из кабинета.

Невропатолог

– Садитесь, – показал на стул высокого роста невропатолог.

Он обстукал Готова по всевозможным рефлекторным точкам, поводил «молоточком» и сел заполнять бланк, параллельно задавая вопросы:

– Жалобы есть?

– Есть, – ответил Готов.

– На что?

– На внешне и внутриполитическую обстановку в нашей стране.

– Этим и я недоволен, – хохотнул невропатолог, – но помочь ничем не могу.

Готов опустил глаза в пол и уныло произнес:

– Я писаюсь по ночам.

– Интересно. И давно?

– Еще с института.

– Лечились?

– Лечился, – вздохнул Готов. – В основном пивом. Я, знаете ли, писаюсь, когда пьяный, с утра голова болит… а в последнее время бывает, что и какаюсь.

– Тяжелый случай, – невропатолог нахмурил брови. – Мой вам совет: кладите под простыню клееночку.

– Помогает?

– В девяносто девяти случаях из ста.

– А если не поможет? – Готов недоверчиво прищурил глаза.

– До свидания, – отрезал невропатолог.

Окулист

Готов закрыл левый глаз тетрадкой и стал читать нижнюю строчку таблицы Сивцева:

– Пэ, о, ша, ё, эл, тэ, ы, эн, а…

Седовласый окулист прервал:

– Постойте, что вы читаете? Здесь этого нет.

Готов притворился разочарованным. Молодая медсестра поняла «глубокий» смысл фразы, которую учитель хотел обозначить, и улыбнулась.

– Странно, – сказал Готов, – но я отчетливо вижу как раз эти буквы. Можно я левым глазом попробую?

– Разумеется, – согласился окулист.

Закрыв левый глаз, Готов обрадовался.

– Вижу! – воскликнул он. – Бэ, эл, я, дэ, мягкий знак…

– Попробуйте верхнюю, – окулист рассерженно кусал губу.

– Эс, у, кэ, а…

Седой глазник беззвучно сматерился. Его короткие пальцы держали переносицу. Много людей за день приходит с глазами. Бывают неграмотные, бывают нервные, бывают просто добродушно глупые или в доску тупые, но вот чтобы так… без всякой причины взрослый человек издевался над пожилым эскулапом? Казалось бы, стоит спросить, «сколько лет носите очки», проверить глазное дно, ведь человек явно близорук, но…

Окулист отдал отмеченные бланки Готову.

– И все? – неудовлетворенно спросил Готов.

– Все, – ответил флегматичный доктор.

– А мне всегда какую-то бяку в глаза закапывали, что весь день потом не вижу ничего толком. Не будете?

– Оно вам надо?

– В принципе нет… Значит, я годен?

– Годен, годен. К нестроевой годен, – глаза врача с жалостью смотрели на Готова.

ЛОР

Молодой отоларинголог осмотрел уши, горло и нос учителя. Затем отошел в угол кабинета и прошептал:

– Тридцать четыре.

Готов сидел без движения, глядя на стену. «Ухо-горло-нос» повторил чуть громче, но все же шепотом:

– Тридцать четыре.

Учитель не повел и бровью.

– Вы меня не слышите? – спросил отоларинголог.

– Почему не слышу? Очень даже хорошо слышу.

– Ну, что я сейчас сказал?

– Тридцать четыре, – Готов принял позу, какую принимают почти все люди с пониженным интеллектом на приеме у врача: мол, разумеется, доктор, слышу, а как может быть иначе…

– Шестнадцать, – прошептал молодой врач.

Учитель сидел как истукан.

– Ну, а сейчас что же? – опустил руки отоларинголог.

– Ково? – по-деревенски удивился Готов.

– Слышали?

– Слышал. Шестнадцать… Док, перестань мне мозги компостером пробивать, подпиши бумагу да пойду я. Вас тут прорва, а я один, к терапевту не успеваю.

– Но я должен проверить, – возразил док.

– Перестань. Мы оба знаем, что я здоров. Ни к чему все эти формальности.

Готов важно вышел из кабинета отоларинголога.

Остался последний этап в миссии под названием «медосмотр» – терапевт.

Терапевт

У кабинета терапевта выстроилась очередь. Сезон садов-огородов подошел к концу и толпы пенсионеров, которые под действием резкого перехода от ежедневного физического труда к полному бездействию начинают заболевать, оккупировали поликлинику.

– Кто крайний на медосмотр, – спросил Готов.

– Здесь все крайние, – бабка с авоськой и медицинской книжкой в руках сделала рот «уточкой», – только мы по бирочкам.

– Не понял. У меня в направлении написано – с десяти до двенадцати.

– Ничего не знаю, у нас бирки.

Готов махнул на нее рукой и обратился к очереди:

– Граждане, кто-нибудь на медосмотр есть?

Худой старик отрицательно помотал головой. Девушка скрестила на груди руки.

Готов хотел заглянуть в кабинет терапевта, но бабка с авоськой схватилась за дверную ручку, не давая Готову открыть.

– Не мастись, не мастись, – зло сказала бабка, – я сейчас иду.

– У меня здесь написано: «терапевт, кабинет 32, с десяти до двенадцати.

– Ничего. Бирку возьми сначала.

– Я еще раз говорю, у меня написано…

– А мне какое дело?

Дверь открылась. Из кабинета вышел бородатый здоровяк. Готов намерился войти, но бабка снова вцепилась в ручку.

– Подожди, вызовут, – рявкнула она.

Дверь подергали изнутри. Борец за права обладателей бирок отцепилась от ручки. В проеме появилась миловидная девушка.

– Кто с медосмотром? – спросила она мелодичным голосом.

– Я! – выпалил Готов и стал заходить в кабинет, но бабка, отпихнув врача в объятия учителя, опередила.

Готов осторожно подхватил «мисс здравоохранение» за предплечья, чтобы та не упала, и обнаружил на ее груди бейдж, который гласил: «Тарасова Анастасия Павловна. Терапевт».

Тарасова глазами поблагодарила Готова за поддержку и обратилась к бабке:

– Женщина, что Вы себе позволяете? Я же сказала: те, кто на медосмотр.

– У меня бирка на 11.15, – возразила наглая пенсионерка.

– Вы что, не можете пять минут подождать? Выйдите!

Бабка, ворча, вышла. Готов ощутил теплую волну удовлетворения от торжества справедливости в свою пользу.

– Задолбали геронты? – спросил он.

– Их тоже можно понять. Возраст.

– Зря Вы так. Толерантность здесь неуместна. Этот не вымерший гомосоветикус во всех своих болячках винит только медицину и врачей. В голову вдолбили себе, что лекарства не помогают, и пьют все травы без разбора. Но к доктору сходят обязательно, для очистки совести. А потом у подъезда все здравоохранение по матери… Вот ведь Митрофановна таблетки попила, не помогло, а зверобою-то выпила – насморк через семь дней прошел, как не было.

– Может быть, – улыбнулась Тарасова. – Давайте направление.

– Вы красивая, – сказал Готов и покраснел.

– Спасибо, – пропела она. – Раздевайтесь, я вас послушаю.

– Совсем?

– Нет по пояс.

– По пояс снизу или по пояс сверху.

– Вы же поняли, – Тарасова рассмеялась звонким красивым смехом.

В гостях

На вечере знакомств «Кому за 35», проводимом местным Дворцом Культуры, Готов познакомился с симпатичной сорокалетней женщиной.

Инициатором похода на вечер выступил физрук Лукиных, который год как в разводе.

Поначалу Готову не очень понравилась новая знакомая: первая подошла, предложила поучаствовать в конкурсах, пригласила к себе в гости.

Рудольф Вениаминович сомневался, идти в гости или нет, но коллега физрук уговаривал.

– Ты чего, Рудольф, колеблешься, – настаивал Лукиных, – такая баба классная, молодая еще.

– Ага, молодая, на пять лет старше меня, – возразил Готов.

– Спрашивал, что ли?

– Сама сказала. Прилипла как банно-прачечный лист. Я, говорит, по знаку зодиака Водолей, значит, моя стихия – вода. Мы с вами, Рудольф Вениаминович, подходим друг другу. Мне, говорит, звезды что-то там подсказали. По-моему, она ненормальная.

Лукиных задумался и сказал:

– Цену она себе набивает, значит, заинтересована. Сходи, Готов, сходи. Не убудет. Я, вон, вообще сегодня ни с кем не познакомился…

В следующую субботу Готов стал собираться в гости. Тщательно побрился. Чрезмерно оросил лицо одеколоном. Погладил костюм. Начистил ботинки. Надел шляпу и плащ. Вышел.

Через полчаса Готов стоял у ее дома, длиннющей девятиэтажки, и читал записку с адресом.

Вера Аркадьевна Зелянская.

ул. Новоиндустриальная д. 11/1

5 й подъезд, 5 й этаж.

Из лифта направо и в дверь налево.

– Ну и адрес, – сказал Готов вслух, – наверное, кандидат в мастера по спортивному ориентированию, не иначе.

Он зашел в лифт, нажал кнопку с цифрой «5». Проехав три этажа (о чем свидетельствовало табло), лифт остановился.

Готов подождал минуту, хладнокровно пытаясь медитировать. Изменений не произошло. Тогда он нажал кнопку аварийного вызова. Из маленького динамика раздался крик, как показалось Готову, полупьяной женщины.

– Вы чё, козлы, балуетесь? Заколебали уже. Щас приду, ноги повыдергаю.

– Сделайте милость, придите, а то я тут… – начал говорить учитель, но его перебил тот же крик.

– Не понятно, что ли, уроды? Головы поотвинчиваю! Кончай хулиганить, сопляки! Я милицию вызываю!

Готов с силой вдавил аварийную кнопку и заорал:

– Ты что несешь, курица?! Какая милиция?! Я застрял! Вытащи меня отсюда!!!

– Застрял – жди, – ответили ему, – обед сейчас. Нет никого.

– Я не могу! Опаздываю! Меня любовница ждет!

– Подождет.

Готов еще раз попытался вызвать диспетчера, но безрезультатно.

Пульс учителя участился. Кровяное давление поднялось. По рукам пробежала дрожь. Со всей силы он принялся дубасить по панели с кнопками, пинать по стенам лифта и, надрываясь, кричать:

– Помогите! Выпустите меня отсюда! Лифт горит! Я задыхаюсь. У меня клаустрофобия.

Наверху залаяла собака. Послышался звук ударяющихся о стенки мусоропровода пивных бутылок и банок. С третьего и четвертого этажа вышли жильцы.

– Застрял, что ли? – раздался с четвертого этажа голос пожилой женщины.

– Да, пошла ты! – кричал Готов. – Помогите! Выпустите меня, пока я не раздолбал этот чертов лифт!

– Понажимай на кнопки, – учили сверху и снизу.

– Сами нажимайте! Я его взорву сейчас!

Готов нашел в кармане плаща канцелярскую скрепку, разогнул и, изрыгая проклятья в адрес лифтеров и жильцов дома, стал выцарапывать на стенах лифта послания будущим поколениям. О смысловой нагрузке этих посланий догадаться несложно.

Закончив царапать, он бросил скрепку и плюнул в табло. Лифт тут же устремился вверх, доехал до пятого этажа. Выходя, Готов нажал кнопку «Стоп».

Зелянская встретила гостя в халате на голое тело:

– Ой, Вы так рано. А я еще не переоделась. Проходите, пожалуйста, в зал.

Готов не любил, когда люди называли большую комнату залом, но смолчал.

По-мещански обставленная квартира вызвала у него ряд ностальгических воспоминаний. В центре комнаты стоял круглый дубовый стол с кружевной скатертью и хрустальной конфетницей, доверху наполненной карамелью. На стене висели часы с маятником и старые пожелтевшие фотографии в рамках. Напротив дивана находился домашний кинотеатр фирмы Sony и семиструнная гитара со слегка треснувшей декой. Окна выходили на фасад пятиэтажки.

– А я сейчас в лифте застрял, – громко сказал Готов.

– Ой, что Вы говорите, – прокудахтала Зелянская из ванной. – Доставайте из серванта бокалы. Вы принесли шампанское?

– Не-е-е-т, – удивился Готов вопросу, – Вы не говорили про шампанское.

– Ничего страшного. Я вчера купила две бутылки.

Готов пожал плечами: зачем она спросила про шампанское, когда у самой две бутылки? Он достал из серванта бокалы и поставил на журнальный столик.

– Присаживайтесь, Рудольф Вениаминович. Что стоите? – Зелянская принесла две бутылки шампанского и коробку конфет. На ней было надето зеленое платье с длинным разрезом.

Готов подвинул кресло к столику. Сел, открыл одну бутылку и разлил в бокалы.

– За что выпьем? – Зелянская кокетливо поправила прическу.

– За что пьют в таких случаях? – Готов угрюмо разглядывал бисер пузырьков в бокале. – За меня… за Вас… ну, давайте за Вас…

Они чокнулись и выпили. Зелянская хихикнула и жеманно указала на коробку:

– Кушайте конфетки, Рудольф Вениаминович, «Птичье молоко», другого не держим. Ой, Вы знаете, я так люблю шампанское. Я готова пить его всегда…

– Вы алкоголичка? – Готов засунул в рот сразу две конфеты.

– Нет, что Вы. При нашей-то зарплате очень редко удается баловать себя маленькими праздниками. А Вы, как я погляжу, большой шутник.

Готов подлил шампанское в бокалы:

– Позвольте, угадаю. Вы работаете в бюджетной сфере.

– Верно, – еще раз поправила прическу Зелянская. – Как Вы догадались? Гм… в отделе статистики.

– Кем? Статистом?

– Ха-ха-ха! Нет. Вот теперь Вы не угадали… А чем Вы занимаетесь? Помнится, Вы что-то говорили про рыбу.

Готов расправил плечи и сделал очень серьезное лицо:

– Бизнесом. Оптовые поставки морепродуктов: рыба, кальмары, трепанг, креветки.

– Наверняка, простите за нескромный вопрос, неплохо зарабатываете.

– Не жалуюсь. На днях джип «Panasonic» купил. Слышали про такую тачку?

Зелянская махнула рукой:

– Я не разбираюсь в авто… Скажите, неужели при таких деньгах Вы не можете найти себе спутницу жизни? Вы ведь очень привлекательный мужчина.

– Это комплимент? – разлив шампанское, Готов помакал конфету в бокале и съел. – Ненавижу комплименты. Вообще не люблю, когда люди говорят то, за что полагается говорить «спасибо». Чихнул – «будь здоров» – «спасибо». Из бани вышел – «с легким паром» – опять «спасибо». Не люблю я это. А что касается спутницы жизни… Я человек занятой, по барам да дискотекам не шляюсь. Друзей очень мало. Остается одно – вечер знакомств. Давайте выпьем за мой бизнес. За мои магазины. За рефрижераторы.

Выпили молча. Зелянская сбегала на кухню. Принесла бутылку коньяка, две рюмки и нарезанный лимон.

– Может, чего покрепче, а? Рудольф Вениаминович, может, перейдем на «ты», а то выкаем как будто интеллигенты какие-то.

Готов сморщился, жуя лимон.

– Повременим! Что за фамильярность, панибратство, понимаешь… Ах, да, чуть не забыл, все хочу спросить: у Вас есть такой огромный торт-мороженое?

– Нету, – Зелянская открыла рот и захлопала глазами.

– А коньяк не отравленный?

– Не отравленный. Почему Вы спрашиваете?

– Не привык рисковать, – замахнув рюмку, Готов занюхал рукавом. – Хороший коньяк. Пожалуй, я останусь у Вас еще ненадолго… м-м-м, недавно ходил на концерт симфонического оркестра. Замечательный концерт: настоящее рубилово.

Готов наливал себе коньяк, забывая о собеседнице. Открыл вторую бутылку шампанского и отпил из горлышка:

– Я человек прямой, без компромиссов, и считаю, что в этом есть рацзерно. Вы, я так понимаю, желаете со мной сожительствовать?

Зелянская повеселела и смущенно опустила глаза:

– Думаю, нам стоит поближе познакомиться.

– Думать здесь буду я! – Готов ударил по журнальному столику кулаком. Зелянская вздрогнула. – И перестаньте кривляться, Вам не двадцать лет. Не надо мне глазки строить. Меня это ничуть не возбуждает. Вы были замужем?

– Д-да, три раза…

– Почему они от Вас сбежали?

– Кто?

– Мужья, кто же еще.

– Н-н-не знаю…

Готов налил себе коньяку:

– Почему Вы выбрали именно меня? Вы следили за мной? Вы же знали, что я бизнесмен? Знали, не отпирайтесь. Так мы будем сожительствовать или нет?

Зелянская растерянно вертела головой:

– Д-д-давайте попробуем…

Готов поднялся с места и склонился над Зелянской:

– С чего же мы начнем?

– Я не знаю. Может, для начала выпьем?

– Пить будем потом. И в постели будем курить после. Раздевайся.

– Что?!!

Сосредоточенно глядя на нее, Готов повторил приказ:

– Что слышала. Раздевайтесь догола.

Зелянская отвесила Готову троекратную пощечину. Готов из бутылки плеснул ей в лицо шампанское и схватил за руки:

– Не строй из себя недотрогу, сидорова коза.

Вырываясь, Зелянская ударила Готова коленом в живот, затем наотмашь огрела стулом. Готов прыгнул на женщину, повалил на пол и положил на лопатки. Зелянская дергалась и кричала:

– Гад! Насиловать вздумал?! Я тебя сейчас сама изнасилую.

Учитель сидел на мечущейся Зелянской и тоненькими струйками лил ей на лицо из двух бутылок коньяк и шампанское:

– Попробуйте наш фирменный коктейль.

Когда содержимое бутылок кончилось, он затолкал ей в рот несколько кружочков лимона, конфету и слез с «побежденной» Зелянской.

– Пошел вон!!! – заорала Зелянская, выплевывая изо рта съедобный кляп.

– Ухожу, ухожу, истеричка, – одевался Готов. – Трех мужей сменила. Шампанское она любит, эмансипе, мать твою. Не за мой счет.

Готов вышел в коридор и услышал жалобный голос Зелянской:

– Рудольф Вениаминович, останьтесь, пожалуйста.

Готов повернулся и хотел сказать…

Последнее, что он увидел – это как струя из газового баллончика бьет в глаза и, уже нечетко, как захлопывается дверь.

Дикий вопль в клочья разорвал тишину подъезда. Выбежав на улицу, Готов сел на корточки и на ощупь попытался отыскать лужу. Из глаз потекли слезы, из носа сопли, изо рта слюни. Он нащупал лужу: теперь было все равно, грязная в ней вода или чистая.

Стояла ужасная осенняя погода. Сильные порывы ветра сбивали Готова с ног, дождь хлестал по лицу. Желтый лист прилип к левой линзе очков, вызвав у Рудольфа Вениаминовича приступ ярости. Готов остановился, убрал с очков лист и разорвал на мелкие кусочки. Тем временем шляпа слетела с головы и спланировала в самый центр огромной лужи. Ничего не оставалось делать, единственное, повиновавшись судьбе, на цыпочках идти по луже спасать головной убор.

Готов надел мокрую шляпу и быстрыми шагами направился домой.

Драка

Собираясь после третьего урока сходить домой, Готов услышал, как на втором этаже кричат школьники. Он бросил дипломат и шляпу и помчался вверх по лестнице.

На втором этаже немногим более десяти ребятишек окружили дерущихся семиклассников. Красные, вспотевшие подростки боролись на полу, стараясь уцепиться друг другу в волосы.

– Отдай, сука, сотню.

– Хрен тебе, урод. Я не брал, это моя.

– Че ты трешь, мне Зуб сказал, что ты взял.

– Я не брал, мне мать дала, на обед.

Окружившие гладиаторов ребята по сути дела не болели ни за того, ни за другого. Стадный инстинкт заставлял зевак истошно кричать, давая советы относительно техники ведения спарринга.

Готов гаркнул:

– А ну, всем стоять! В чем дело? Никому не расходиться. Вы, двое! Как фамилии?

– Дюпин, – ответил один.

– Галиев, – сказал второй.

У Дюпина на левой скуле проступил синяк, а у Галиева кровоточила губа. Они пыхтели, как два маленьких паровоза, и косились.

– В чем дело? – повторил вопрос Готов, – я по девяносто шесть раз повторять не буду.

– Он сотню у меня из рюкзака стырил, – промямлил Дюпин.

– Пошел ты! Это моя, – крикнул Галиев.

– Заткнись! А где моя тогда!

– Откуда я знаю, мне мать дала.

Учитель с укоризной посмотрел на обоих и задумчиво сказал:

– Проблема достаточно серьезная. Воровство. В свое время за такие дела отрубали руки, сажали на кол и даже кастрировали. Кастрировать – это значит ампутировать тестисы. Хотя, с другой стороны, был ли мальчик, может, мальчика-то и не было? Как доказать факт кражи.

– Зуб видел! – заорал Дюпин.

– Да-да, он терся у его парты, – сказал Зуб.

Учитель задумался:

– Ну, это не свидетель. За такие показания Зуб без зубов может остаться. Мне факты нужны, умники. Не знаю даже, как поступить. Галиев, дай посмотреть сто рублей, которые тебе якобы мать дала.

Галиев протянул Готову помятую сторублевку.

– Так, значит. Вы мужчины, а мужчины свои дела решают на поле брани. Кто одержит победу, тот и получит свои законные сто рублей. Бокс.

Готов толкнул Дюпина на Галиева. Галиев встретил соперника ударом ноги в живот. Дюпин упал и ударился головой о батарею, но резко встал и попытался провести удар кулаком Галиеву по лицу. Галиев увернулся от первого удара, от второго он увернуться не успел. Толпа вновь загалдела. Учитель, словно рефери, бегал вокруг драчунов, тряся сторублевой купюрой: «Работаем, работаем, работаем, что как мертвые. Дюпин, давай с разворота. Не спи, Галиев, через бедро бросай. Ну-ну, по корпусу… вали его, прижимай коленом.»

– Директор! – крикнул один из наблюдателей.

Учитель схватил Дюпина с Галиевым за шиворот и заорал:

– Это что еще тут происходит?!! Вы где находитесь?!! Вы в своем уме?!! А вот как раз и директор! Драку тут, понимаешь, устроили, еле разнял.

– Обоих ко мне, – приказал Смирнов.

Готов потащил потрепанных, взлохмаченных семиклассников в кабинет директора.

– Удивительная история, Владимир Константинович. Я было собрался домой уходить, как вдруг слышу вопли на втором этаже. Сердце в пятки. Думаю: не случилось ли чего. Пожар или того хуже. Прибегаю, а эти идиоты башни друг другу сносят. Хорошо без убийства. Слава тебе Господи, вовремя.

Ребята смотрели в пол. Готов отпустил их воротники и встал рядом с директором.

– Чего дрались? – улыбаясь спросил Смирнов.

– Галиев у меня сто рублей украл. Зубарев видел, как он в рюкзаке шарил.

– Я не брал, – возразил Галиев.

– Брал! Че, я не знаю? Они щас у Готова.

– У Рудольфа Вениаминовича, – поправил директор, – давайте деньги, разберемся.

Готов принял театральную позу, выражающую полное недоумение.

– У кого? У меня? Де-е-е-ньги? Ты чего мальчик, трататульки попутал? Какие сто рублей?

– Но Вы сами сказали…

– Что я сказал? Ты! Баран!

– Спокойнее, Рудольф Вениаминович, – попросил директор.

– Я не понял. Какие деньги? Э! Я фигею!

– Все видели, как Вы у Галиева сто рублей взяли, – сказал Дюпин.

– Кто все? Нет, ты определенно гонишь.

– Отдайте сто рублей, – заныл Галиев, – мне мать на обед дала.

– Дорогой обед получается. Да подавись ты. На, в жопу их себе засунь. Жлоб.