Текст книги "Последний ветер (СИ)"

Автор книги: Евгений Мышкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Ишчель, уходи.

– Нет, я... Я не уйду без тебя.

– Я останусь здесь.

– Пожалуйста, пойдем со мной.

– Уходи!

– Пойдем, пожалуйста...

– УХОДИ!

Она замерла на месте. А потом, не прекращая плакать, оделась, и собираясь покинуть это место, остановилась в дверях.

– Это ведь не ты. – Сказала она. Ты бы так не поступил. С тобой что-то не так.

– Это с ними что-то не так! Они ленивые изнеженные примитивные существа! Они забыли, что такое прогресс. Эволюция.

– Ллотр, пожалуйста...

– Не перебивай меня, женщина!

– Я ухожу. Но, я больше не твоя женщина.

– Что!?

– Это уже и не ты даже. Это всего лишь твоё черное эго, заполонившее твой разум.

– Тогда пошла прочь!

– Ллотр...

– ПРОООЧЬ!!!

С силой хлопнула дверь, и он остался один в комнате. Он сел за стол, и открыл бутыль вина. Есть ему не хотелось. А вот вино он пил прямо из горла. Мелкими глоточками.

Через три дня в город пришли чёрные жнецы с косами. И начали собирать свою жатву.

* * *

Когда он очнулся, он лежал на горелых останках бревен, укрытый тонким снежным одеялом. Где-то глубоко на задворках сознания были обрывки странного далекого сна. Или даже не сна, а воспоминания. В том состоянии, в котором он сейчас находился, его мозг вытеснил всё это, ради более насущной проблемы.

Он испытывал практические забытое со времен той давней бойни, чувство.

Боль.

Ллотр уже очень давно привык к тому, что именно он причиняет боль живым существам, а не наоборот. Он чувствовал, что всё тело его покрыто огромным ожогом. Но, больше всего, болела голова. Он начал щупать её, и наткнулся на рукоять, торчащую из глаза.

Он резко сел, и одним мощным рывком вытащил нож. Головная боль разыгралась ещё сильнее.

Ллотр кричал. Он кричал долго. До тех пор, пока воздух не кончился в лёгких.

– Ссуккааааа! Твааарь! Ненавижу, ненавижу тебя!

Левый глаз превратился в кровавое месиво, а мозг восстанавливался с трудом.

– Я найду тебя! Я найду тебя, в какой бы дыре ты не прятался. И буду медленно, медленно разделывать тебя на маленькие кусочки...

В руке он продолжал сжимать нож с необычным лезвием. А затем взглянул на него оставшимся глазом. Клеймо он увидел не сразу.

– Ах ты, ублюдок! Я заплатил тебе хренову гору денег за то, чтобы меня прирезали МОИМ НОЖОМ?!

Ллотр понимал, что в значимой мере это было и его упущение тоже. В эйфории от того, как был выполнен заказ на ножи, он совершенно забыл залезть в голову смертного, и убедиться, что не случится ничего не запланированного.

– Тринадцатый. Тринадцатый. Тринадцатый... Это тоже хорошее число. Вот им я и отправлю маленького ребеночка обратно к Праматери. Ха! Хахахаха!

Ллотр смеялся ещё долго. А потом замолчал. Сидя на черных головешках, он заговорил сам с собой:

– В этот раз я недооценил ни своего беспутного братца, ни этих диких людей, ни Агруса Торна. Всё сорвалось. Впрочем, Тотль самостоятельно не сможет позаботиться о маленькой девочке. И он сделает одну-единственную вещь. Он отнесет ребенка к сестре. Ишчель. Какая она была всегда чистая. Правильная. С идеальным телом. Она будет нянчиться с девчонкой, пока в той не пробудится сила. Лет на 13 можно точно забыть о том, чтобы почувствовать её.

Но, я обязательно найду их. Найду их всех. Я подожду. Найду пока братца, и разберусь с ним. Вот только глаз заживет...

Ллотр стряхнул с себя снег, пепел, и встал на ноги. Он оглядел остатки поселения. Из примерно трех дюжин домов, уцелело меньше половины. Остальные выгорели дотла.

Он пошел к небольшой площадке, ставшей местом бойни. В мешанине рук и тел, припорошенных слоем снега, Ллотр нашел для себя рубаху и штаны из грубой сероватой ткани. Он снял их с обезглавленного тела, и надел. Ещё с одного трупа он снял широкий кожаный ремень, с грубой железной пряжкой, и поясную сумку из черной кожи, куда он сложил тринадцать ножей.

Не совсем то, что хотелось, но, и этого было вполне достаточно. А ещё он по состоянию трупов прикинул, что провалялся без сознания почти двое суток.

Спрятаться. Восстановить тело хотя бы до приемлемого уровня. Переждать годик. А потом найти и убить их всех. Любым способом. Для самого Ллотра осталось неясным, как так случилось, что братец не прирезал его до конца. Всего-то и делов, что отсечь голову. И они бы тогда зажили счастливой семейной жизнью. Тотль, Ишчель, и их маленькая человеческая девочка. Значит, он либо не хотел делать этого сейчас, либо он не смог бы при всём своем желании.

Он отправился на юг. Туда, где тепло. Тепло, и нет этого мерзкого снега, который он ненавидел всей своей душой.

Когда он покинул плато, и углубился в лес, пошел дождь. Первый дождь в году. На сломанной равние начиналась короткая и пасмурная весна. На краю плато, возле реки размеренным шагом брел бизон. Он подошел к берегу, и одним ударом копыта разбил рыхлый серый лед. Он принялся пить. Старая серая шкура лезла с него пучками, открывая чистую белую шерсть. Бизон был стар. Он пережил уже тысячу зим.

* * *

В небольшом озере, эллипсообразной формы, отражающем бескрайний бесконечный космос, колыхнулась вода.

– Ну, и зачем ты привел его сюда? – спросил девичий голосок.

– Чтобы он убил одного твоего. – сказал мальчишечий голос.

– И всё?

– Ну, Поток показал ему несколько видений, и он решил, что они взаимосвязаны. Я всего лишь немного воздействовал на Поток, чтобы Инерция привела его сюда.

– А что с той формулой, которую он видел?

– Подозреваю, что он надеялся найти этот материал именно здесь.

– Но, ведь здесь его нет.

– Я знаю. Просто я хотел, чтобы он расправился с Твоим.

– Прекрати! В конце-концов, это не по правилам.

– Всё честно, никакого Бога из Машины – захихикал мальчишеский голос.

– Ну, всё, теперь моя очередь ходить.

– О, да, я тоже с нетерпением этого жду.

Озеро снова пошло волной, и голоса стихли. Отражение в озере сменилось на непрерывный снегопад. Начиналась метель.

Глава 7

ГЛАВА 7

– Это был последний черный? – спросила Ишчель

– Да. Эта сила забрала его сущность. Теперь, конечно, его место занял Ллотр. Вернее, он очень давно стал "чёрным" внутри.

– А та химическая формула, которую ты видел?

– Я так и не понял, что это было.

– Нарисовать сможешь?

– Да. У меня на это весьма неплохая память, если ты забыла.

Тотль взял со стола чистый лист бумаги и карандашом вывел формулу. Протянул лист Ишчель.

Та повертела его в руках, и едва сдержалась, чтобы начать рассказывать брату о своей находке. Титановый тубус с неизвестными символами, полурасшифрованный, он всплыл в памяти, и тревожно засел в её голове.

– К сожалению, я ни разу не видела ничего подобного. Отдаленно напоминает нечто знакомое, но... Может, оставишь это мне, и я постараюсь найти хотя-бы что-то похожее. Тотль, чувствуя, что сестра лукавит, тем не менее, не стал лезть к ней в голову, чтобы узнать, что она знает по этому поводу.

– Да, пожалуй, это не имеет слишком большого значения. Подозреваю, что эта вещь? обладает собственной силой, и я смогу узнать её, если найду. Когда найду. – поправил Тотль сам себя.

– И как ты собираешься искать это вещество? – спросила Ишчель.

– Откровенно говоря, не знаю. В последнее время у меня не было настолько много свободного времени. Думаю, это вещество как-то связано с метеоритом, за которым в своё время охотился Ллотр. Вернее, оно противоположно по внутренней силе. Это, конечно, маловероятно, но вполне логично.

– То есть ты хочешь сказать, что те черные ножи, которые были у Ллотра, сделаны из метеорита?

– Целиком и полностью да. Только вот они всё ещё у него. И теперь у него полный комплект. Все тринадцать штук.

– Их же было двенадцать, да?

– Велер спустя какое-то время нашел мастера, который их ковал. Но, и Велер не знал, что есть ещё один.

– Как он вообще нашел этого мастера?

– Велер говорил, что нашел след этой силы. Как тоненькую нить мира. Он так и не объяснил, как он этот след нащупал вообще. Это помогло только лишь по части того, что мы представляли, чего ждать от Ллотра.

Гораздо интереснее, как тринадцатый нож попал к отцу этой девочки. Я могу лишь предположить, что он просто пролежал в земле до следующего цикла, пока его случайно, или нарочно не извлекли.

Тотль замолчал. Ишчель ничего не спрашивала. Она сидела в кресле, переводя потупленный взгляд с Тотля на девочку.

– Почему ты всё-таки не пошла тогда с нами? – Спросил Тотль.

– Пойти на бойню добровольно? У меня, в отличие от Вас, не атрофировался инстинкт самосохранения. И, наверное, я ещё любила его тогда. Сейчас мне трудно представить, что меня тогда целиком захватили такие примитивные человеческие чувства.

– Ты недооцениваешь всю мощь этих примитивных человеческих чувств. Это одно из мощнейших проявлений Течения, наряду с остальными. Хотя, на тот момент твои чувства перевесили осознание того, в какое чудовище превратился наш брат.

– Возможно, есть вероятность вернуть его...

– Вернуть? Ллотра? Ишчель, если бы ты видела, какая картина ждала нас в том бункере, ты бы перестала питать даже тень надежды. Та чума, которая выкосила несколько стран, была лишь косвенно его рук делом. Но, то, что я видел после...

Позволь, я расскажу тебе, как погибли Велер и Цогуа.

* * *

Мальчишке, игравшему в это утро в шарики с самим собой, мать всегда говорила, что оттопыренными ушами его наградил отец. А вот непослушные рыжие волосы – исключительно её заслуга. Как бы то ни было, мальчик был настолько увлечен этим занятием, что голос отца он расслышал только со второго раза. Отец стоял на крохотном балконе такой же крохотной комнаты, в которой они жили с ним, его матерью, и двумя старшими братьями.

Мальчик повернул голову в сторону отца, и с удивлением заметил, что его отец, доселе, как он считал, ничего не боявшийся, держит в руках крученную из желтой бумаги самокрутку, но, видимо, забывает её курить.

Отец ещё раз, теперь уже машинально, окрикнул мальчика, уставившись в одну точку. На какое-то мгновение мужчине показалось, что ему снова восемь лет. Или он видит призрака. Или и то, и другое вместе.

Как бы то ни было, прямо по дороге шел человек в белой одежде, и с такими же белыми волосами, завязанными в высокий хвост на затылке. Человек был высок и мускулист. Человек почувствовал эмоции мужчины, замершего на балконе с сигаретой в руке. Он увидел то, что произошло почти сорок лет назад, и понял, что Инерция привела его именно в то место. А ещё он ухмыльнулся тому, что вспомнил мужчина, будучи тогда ещё мальчишкой. Мужчину на балконе эта ухмылка повергла в кататонический ступор.

Бросив короткий взгляд на мальчика со стеклянными шариками, которые тот упорно пытался загнать в некую сложную систему кругов, вычерченных веточкой в пыли, он двинулся вниз по улице.

Фаррен Торн хотел считать себя сейчас достойным сыном своего отца, но продолжал винить себя в том, что будучи в юношеском возрасте, бежал из дому, оставив семейное дело, основанное ещё его дедом.

И когда мать его, некогда цветущая и пышущая здоровьем женщина, сейчас умирала, превратившись за весьма непродолжительное время, в исхудавшую тень самой себя, он сидел на краю кровати и плакал.

В комнату вошел отец. Фаррен машинально встал, и поймал себя на мысли, что отец, для своих без малого восьмидесяти лет, не выглядит стариком. Руки всё такие же твердые, но шрамов со временем стало больше; глаза острые, и только поседевшая местами борода хоть как-то выдавала его возраст.

– Отец, она так и не поела...

– Я знаю. Она, наверное, и сама чувствует, что жизнь утекает из неё, и Праматерь уже послала за ней старуху с косой.

– Давно у неё это началось?

– Пару лет назад. Внутри всё болит, вес теряется, и в конце она просто просто стала такой, как сейчас. Последнее время боли стали невыносимы, и я пою её обезболивающими настоями, которые выписал ей доктор. В те дни, когда мне всё-таки удается заставить её проглотить хоть что-то.

– Отец, мне так стыдно, что я тогда ушел, оставив вас с матерью. Я хотел вернуться, но...

– Оставь эти разговоры. – Агрус махнул рукой, словно отмахиваясь от них. – Сейчас важно, что ты всё-таки вернулся. Пусть и не в самое радостное время.

– Прости меня. – Фаррен стоял, потупив голову.

– Будь с ней. Возможно, это её последние дни...

Договорить Агрус Торн не успел. В дверь внизу настойчиво, и весьма громко стучали.

Когда он спустился, в холле его ожидал тот самый человек, который сорок лет назад оплатил ему наверное, самый значимый заказ в его жизни.

Нет, не тот же самый человек. Нет всех этих уродливых шрамов на лице, да и глаза совершенно другие. Возможно, брат, или ближайший родственник. Не мог же человек нисколько не постареть за почти полвека.

– Вы, уважаемый мистер Торн, тоже не намного постарели. – Ответил вошедший, будто прочтя его мысли – Век ваш дольше, и глаз острее, и рука пудовый молот без дрожи поднимает.

– Мы знакомы, простите? – Спросил Агрус.

– Ах, я ведь не представился, прошу простить. Меня зовут Велер, и тот, кто приходил к Вам когда-то давно, приходится мне родным братом.

– Старшим братом? – Предположил Агрус. А про себя подумал: Сколько же их ещё?

– Мы, уважаемый мистер Торн, весьма продолжительное время пытались выяснить этот вопрос. Правда, потуги наши никаким успехом так и не увенчались. Собственно, я пришел к Вам по некоему конкретному вопросу, совершенно не касающемуся моих братьев. Скажем, так, остальных братьев. И, учитывая то, что ваш близкий человек на пороге иного мира, я не заберу у Вас много времени.

– Откуда вы знаете?...

– Про Вашу супругу? Уж поверьте, не нужно даже лезть к Вам в голову, чтобы понять это. Ваше подавленное состояние, и этот запах, пропитавший дом говорят сами за себя.

Агрус Торн не нашелся, что ответить Велеру, только молча пододвинул к себе тяжелый деревянный стул, и уселся, свесив голову. Велер, так и остался стоять.

– Я думаю, нет надобности повторять, что когда-то давно к Вам с некоей просьбой приходил мой братец. И я чувствую, что он заказал у Вас что-то настолько уникальное и редкое, что это не могло не отобразиться в эфире.

– В чём отобразиться? – Переспросил Агрус.

– В эфире, в потоке, в волнении вселенной, называйте это, как вам будет удобно. Суть одна – это имело для него большую важность. И мне жизненно необходимо знать, что это такое было, и, не менее важно, из чего оно было сделано.

Агрус Торн некоторое время собирался с мыслями, пытаясь хоть как-то сосредоточиться.

– Он пришел почти сорок лет назад, и принес черный метеоритный металл, который имел очень высокую температуру плавления, а также невероятную прочность. Он назвал это ядром мёртвой звезды. Я выковал для него двенадцать ножей по его личным чертежам. Он весьма щедро расплатился, и с тех пор я его больше не видел, и, признаться, нечасто вспоминал до сегодняшнего дня.

После затянувшегося молчания Велер произнес:

– Я крайне восхищён вашим мастерством в кузнечном ремесле мистер Торн, но вы, сами того не подозревая, создали нечто настолько мощное, что я даже не могу предвидеть последствий. Не то, чтобы я обвинял Вас в этом, нет конечно же... Просто ножи эти обладают собственной индивидуальностью, и невероятной силой. По крайней мере, теперь я точно знаю, что ожидать от своего братца.

Прощайте, мистер Торн, большое спасибо за обстоятельный, и... емкий ответ. Светлых Вам дней.

Велер развернулся, и вышел на улицу, оставив Агруса Торна одного в холле.

Когда в Дол пришла война, жена Агруса Торна уже десять лет как была метрва. Сын отправился воевать добровольцем, и за второй год от него не было никаких известий. Полностью седой, но ещё не потерявший прежней крепости рук, Агрус занимался отливкой стволов для ружей и пистолетов, отливал пули, и ковал лёгкие и прочные кирасы для нужд армии.

В то утро он не спешил начинать работу. Накануне весь город буквально гудел от известий о том, что неприятель почти подошел к Долу, и многие жители спешно покидали свои дома, направляясь на юг; ближе к столице.

Агрус Торн достал последнюю сигарету из "табачной розы" – удивительного сорта табака, с едва уловимым сладким цветочным ароматом. Самой плантации уже лет двадцать как не было, и он не знал, выращивали ли где-то ещё такой табак.

В полдень в город вошли войска. В черных доспехах, с огромными ружьями наперевес. Началась стрельба, и ветер разносил над городом запах пороха и смерти.

Агрус Торн вышел из кузни с огромной кувалдой на плече. Седой старик с сильными руками встречал неприятеля с достоинством и презрением в глазах. Один из солдат, заметив его, вскинул ружьё и выстрелил. Пуля прошла несколькими дюймами левее его плеча. Агрус Торн не пошевелился. Тут же к солдату подбежал, судя по всему, офицер высокого звания и тяжелой рукавицей наотмашь ударил его по шлему. Солдат выронил ружьё, и упал на землю. Офицер, в украшенной золотыми восьмиконечными звёздами кирасе, что-то громко кричал ему, указывая пальцем на кузнеца. Затем он выкрикнул несколько имен, и его моментально окружил отряд из пятерых бойцов. Отряд двинулся к кузне.

Агрус Торн снял кувалду с плеча и крепко сжал её руками, готовясь к драке.

Начальник в окружении воинов подошел вплотную к Агрусу, и заговорил, не удосужившись снять свой шлем. Говорил он очень плохо, и с сильным акцентом.

– Кусьнес, мой командир сохранить твой жиснь, на то, чтобы делай нам твой рушья, и прочий орушие. И научить нас все тфой секреты металла.

– Вы принесли войну в наш маленький мир. Это стоило всем слишком дорогого. К тому же, я создал очень много оружия на свой век. И некоторое из них будет нести горе ещё многие столетия после моей смерти. А по поводу вашего предложения – я даже не буду рассматривать его всерьез. А теперь – прочь с моей земли!

– Ты не смей указывай нам что делать! Ты не представлять, что...

Никто так и не услышал окончания предложения. Агрус Торн в мгновение замахнулся кувалдой, и что есть сил ударил офицера по голове. Шлем треснул в одном месте, и с оглушительным звоном вмялся в голову. Брызнула кровь, и человек упал замертво. Спустя несколько секунд раздался выстрел. Агрус Торн ощутил резкую боль в груди, а потом густая тьма обволокла его.

Когда несколькими днями позже войска грабили город, один из особо пронырливых солдат случайно обнаружил в полу в кузне Агруса Торна массивную шкатулку белого дерева. Платиновые монеты он шустро рассовал по карманам, а нож засунул за голенище. Двумя днями позже этот солдат был застрелен в сражении, названном «бойней при Доловом взгорье», и похоронен в безымянной могиле, вместе со всем своим скарбом. Перед тем, как быть извлечённым на свет, тринадцатый нож пролежал в земле практически семь тысяч лет.

* * *

Четыре с половиной тысячи лет спустя...

Солнце всё ещё пыталось согревать умирающую планету. Жизнь на голубом теле медленно входила в финальную стадию существования. Остатки разумного (насколько это вообще возможно) человечества агонизировали, прячась от губящих лучей ультрафиолета, радиации, и курильщиков.

Курильщики возникли после масштабного изменения рельефа. Никто из выживших доподлинно не знал, и не помнил, как они возникли. Огромные, подчас исполинских размеров, коптящие столбы росли прямо из разломов в земле. Несколько раз в сутки (хотя, понятие суточного цикла тоже стало весьма относительным) они выбрасывали в атмосферу невероятное количество метана и серы. Серые каменные колоссы пытались окончательно убить атмосферу предсмертным хрипом земли.

В редкие дни, когда ураганные ветры рассеивали бордово-серые облака, достаточно светлыми ночами можно было увидеть остатки космического тела, размерами чуть меньше луны, с рассыпанными рядом осколками от столкновения с единственным спутником земли.

Одежда его из белой, стала серой, с огромными, растекающимися желтыми разводами. С трудом, но он всё же мог дышать без защитных средств.

Последний раз чистую питьевую воду он находил несколько недель назад. Если экономно расходовать ресурсы организма, то можно продержаться ещё пару месяцев.

Он двигался в ту сторону, где он недавно почувствовал людей. Совсем небольшую группу, ютившуюся в неких подземных сооружениях.

Они были близко.

Джакка поправил респиратор на запотевшем лице, и почувствовал, как соленый пот разъедает мозоли от ремней, стянувших голову. Обмотанный тряпьем с головы до ног, в черных очках из поцарапанного мутного пластика, он нещадно потел, хотя на смотровой площадке был полумрак, и гулял ветер.

Пост номер 0. Стратегически необходимая часть системы жизнеобеспечения. Огромный кислородный компрессор, собранный из разрозненного хлама, и работающий кое-как. В обязанности постового, помимо непосредственной охраны, входила замена фильтров, которые с каждым днём приходилось менять всё чаще. Некоторые уже давно пришли в негодность, и были наполнены не синтетическими полимерами, а ватой и углём, замотанным в тряпки.

– Это всё из-за курильщиков. – сказал Джакка сам себе. – Хреновы штуки выросли, как грибы после дождя. А мы ещё думали, что все эти мегазаводы погубят атмосферу. Курильщики, мать их!

Джакка больше инстинктивно пошарил по карманам, хотя прекрасно помнил, что сигареты закончились ещё пару лет назад. Охренительная шутка вселенной – сигарет, вызывающих рак лёгких, нет, но и дышать без «намордников» невозможно. И к тому же, ни табак, ни прочие растения не хотели расти в убежище. В чёртовом бункере, вообще нихрена не росло, кроме бурой плесени.

В животе заурчало. Мизерная пайка, которую выдавали строго по дозировке, уже давно не могла насытить организм всем необходимым.

– И вот интересно, сколько они ещё хотят просуществовать на этой жратве? – спросил он у самого себя. – Консервы сами по себе, знаете ли, не вырастут. Да, и вода в солончаке не бесконечна. Сколько не выпаривай эту соль, вода всё-равно горькая, как дерьмо.

Джакка ненавидел нынешнее своё положение целиком и полностью. Нехватка жизненно необходимых ресурсов, вечно носимый, будто приросший к лицу респиратор, фантомные боли отсутствующих трех пальцев на левой руке, и обильный кашель в забитых лёгких.

– Мы скоро уже и срать начнём серой. – сказал он достаточно громко, так что по высоким сводам пошло гулять весьма неразборчивое эхо. – Где этих водоносов черти таскают?

Джакка сложил ладони козырьком, и пристально вгляделся в пустынный пейзаж. В далёком мареве виднелись очертания сухих, обугленных деревьев, окружавших солончак, а за ними всё было непроглядно-серым до самого горизонта. Джакка знал, что там. Все знали, что там. Огромные столбы, подпиравшие низкое небо.

Курильщики.

Сначала он подумал, что ему это всё только кажется. Недостаток кислорода, или просто галлюцинация. Но, чем ближе она подходила, тем реальнее становились очертания идущего. Без сомнения, это был человек. В грязно-белой одежде, с развивающимися длинными волосами примерно такого же цвета, как и его одеяния. Никаких средств защиты на нём не было, и это, судя, по всему, не доставляло ему никаких неудобств. И чем ближе он подходил к убежищу, тем больше Джакка не верил своим глазам. Внезапный порыв ветра поднял в воздух огромное облако пыли, и несколько минут не было видно ни зги. Когда пыль улеглась, пришелец был ближе. Он был практически рядом.

Джакка снял автомат с предохранителя; ещё раз убедился, что он стоит в режиме одиночной стрельбы. Стрелять без необходимости не было никакого желания, да и к тому же, патронов было всего шесть штук. Шесть последних боевых патронов к последнему боеспособному автомату на непредвиденный случай. Плюс у каждого из живущих в бункере было по одному «личному» патрону. Трое уже воспользовались ими, чтобы пустить себе пулю в голову.

Джакка вскинул автомат и, насколько ему позволил респиратор, крикнул:

– Стой! Ты кто такой, мать твою?!

Человек остановился в паре десятков шагов ото входа. Он несколько неуместно и театрально развел руки в стороны и вверх.

– Я! Человек-Иисус! – Сказал он очень громко и отчетливо. – Я пришел, дабы агнцев своих наставить на путь истинный! Ибо больны Вы, как и болен весь мир от неба до земли.

– Это... невозможно... – Пробормотал Джакка тихо. – Ты же, мать твою, умер хрен знает когда.

– Нет, сын мой, я всегда был здесь, и сейчас пришел, чтобы в тёмный час вывести вас на свет божий.

– Это не просто тёмный час, мы – умираем, Господи!

Человек, тем временем, подошел вплотную, и Джакка увидел его серые, почти белые глаза, и, показавшееся ему невероятно красивым, лицо. Высокий рост, белоснежная кожа и мускулы придавали ему большую схожесть с древним атлантом, нежели с Сыном Бога.

– Подойди же ко мне... Ибо я принес Вам избавление ото всех напастей, на ваши головы свалившихся. – Сказал он.

– Иисус, это правда ты? – в глазах у Худого и оборванного человека в респираторе застыли слёзы.

– Подойди ко мне! – Закричал человек-иисус.

Джакка раболепно подошел к человеку, и, понурив голову, попытался разглядеть остатки своих ботинок, из-под мутных очков, и, застилающей глаза пелены слёз. Человек обнял Джакку за плечи, и нежным, но уверенным движением вверх скользнул ладонями к голове.

– Иисус, прости нас, мы погубили всю планету, и... себя тоже погубили. А ещё мы... я очень хочу есть. И курить. Или просто сдохнуть... – разборчиво говорить дальше он не смог, так как тело его сотрясалось от рыданий.

– Тссс... – Сказал Иисус. – Я прощаю тебя, сын мой.

Человек начал поднимать Джакку над землей, крепко ухватившись руками в основание головы. В глазах у Джакки застыло удивление, и, некое спокойствие. Когда он висел на уровне нескольких дюймов, человек в одночасье вывернул ему голову практически в обратную сторону. Тело Джакки рухнуло на бетонный пол, звонко лязгнув автоматом, всё ещё зажатым в руках.

– Вот твоё избавление, сын мой. Это единственное, чего ты достоин.

Ллотр миновал кислородный компрессор, который натужно гремел лопастями где-то в своих недрах, тем самым разрушая тишину, и подошел к огромной круглой двери, ведущей в бункер. Дверь была заперта изнутри. Даже в нынешнем своём состоянии Ллотр смог бы вырвать бункерную дверь, но не хотелось тратить последние силы на это занятие. Он несколько раз с силой опустил кулак на дверь, и услышал приглушенное эхо откуда-то изнутри.

Потом послышалось шевеление и некая сумятица. Затем голос:

– Джакка, это ты?

– Да, это я.

– Что там у тебя? Что-то случилось?

– Водоносы пришли. – Сказал Ллотр.

– Все вернулись? У них всё в порядке?

– Да, все четверо целы.

Спустя несколько секунд дверь ожила. Она начала щёлкать зубчатыми колесами и языками засовов, под мерные повороты штурвала. Когда последний язык встал на своё место, и дверь слегка подалась на Ллотра, скрип несмазанных петель заполнил всё пространство.

За дверью стояли двое. Без огнестрельного оружия, способного наделать ненужного шума, в респираторах, и солнцезащитных очках. Один из охранников, среагировал почти сразу. Увидев чужака, он выхватил с пояса огромный самодельный мачете, напоминавший своим внешним видом, скорее кусок ржавого железа. Ллотр был быстрее. Всего один мощный удар ладонью в солнечное сплетение отправил человека в полет к противоположной стене. В полутьме послышался оглушительный хруст позвоночника, говоривший о том, что человек, возможно, выживет, но останется парализованным до конца своих дней. Второму охраннику Ллотр рукой зажал рот, предварительно сорвав с лица респиратор, а второй рукой снял с пояса нож, и по рукоять загнал его в основание черепа. Человек моментально обмяк, и рухнул на пол.

Ллотр вытер нож об одежду убитого, и медленным крадущимся шагом направился в конец этого коридора. Там была дверь, ведущая вниз, к внушительной подземной норе из металла и бетона, ставшей убежищем для стремительно сокращающейся популяции выживших.

* * *

Руфь была совсем плоха. Маленькая, отчаянная женщина с внушительным животом. Она сама не понимала, что заставляло её не отказываться от беременности, которая вытягивала из неё все соки. Растущий внутри плод требовал усиленного питания, которого ни Руфь, ни община не могли ей предложить. Поэтому, большую часть времени она проводила лёжа в полудрёме на пыльном и вечно сыром матраце, в выделенной ей небольшой комнатке. На пятый месяц у неё начали выпадать зубы.

Ухаживали и следили за ней двое. Такая же отчаянная Мира, с лицом, некогда красивым, но сейчас обезображенным ожогами, и старик, имени которого никто не знал. Мира с какого-то момента приучила свой желудок к половине пайка. Вторую половину она несла Руфи. Руфь ела. У неё просто не было сил отказываться. В особо безысходные моменты Мира пела. Пела высоким пронзительным голосом, пробирающим до самого нутра, и заставлявшим шевелиться волосы на загривке. Она пела про нечто чистое и хорошее; про то, чего сейчас почти не осталось. Но, забитые лёгкие давали про себя знать, и иногда песня обрывалась приступом сухого мучительного кашля.

Сама Мира в какой-то момент задалась вопросом, почему она вообще помогает ей, ведь все понимали, что беременность, и, в том числе, роды в таких условиях – это безнадёжное предприятие. Гораздо проще придти как-то вечером, и задушить эту решившуюся на безумство девушку, грязной драной подушкой. Доктор скажет, что она задохнулась во сне, а все остальные вздохнут с облегчением. Больше пищи для остальных. Больше воздуха для остальных. Это было разумно, но неправильно. Может они и не осознавали, но им нужно было это дитя. Им нужен был ребенок-надежда. Возможно, последний, рождённый в этом умирающем мире.

Старик же, когда-то давно, будучи доктором, большую часть времени проводил с Руфью. Он подолгу сидел, и согревал в узловатых, побитых артритом руках, большой медный стетоскоп. Несколько раз в день он подсаживался к Руфи, аккуратно задирал толстенный вязаный свитер с её живота, и приставлял к нему мятую, покрытую патиной трубку. Он слушал плод. Тот был слаб, как и надежда на то, что он вообще выживет. Только из-за чувства ответственности перед этой маленькой женщиной, старик постоянно откладывал не дающую ему покоя мысль о том, чтобы в один прекрасный вечер проглотить пулю.

Руфь спала. Совсем недавно Мира приносила еды. Она сказала, что старик отказался от обеда в её пользу. Мира проворно достала из складок одежды небольшую банку собачьих консерв, и нож из-за голенища сапога, при этом постоянно поправляя свободной рукой засаленные волосы.

– Старик совсем плох. – Сказала она больше в пустоту, чем кому-либо конкретно.

Руфь ела консервированное мясо, и в задумчивости кивала. Мира нервно теребила волосы и смотрела, как ее подруга ест.

– Солончак пересыхает. – Сказала она. – Видимо, поэтому Водоносы сегодня задерживаются. Джакка последнее время сам не свой, он постоянно говорит о том, что всё это ненадолго. Он говорит, что, возможно, вода закончится ещё раньше, чем припасы. Даже не смотря на то, что нас осталось совсем немного. И, вероятно, станет ещё меньше.