Текст книги "Последний ветер (СИ)"

Автор книги: Евгений Мышкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Но, неожиданно к планете пристал ещё один спутник – ещё меньше первого. На нем правил большой чёрный лис.

И лис обратился к существу изо льда. Он предложил ему поймать самого большого бизона, которого тот сможет найти, и надеть на себя его шкуру, дабы жар Праматери не погубил его.

Так он и поступил. В очередной раз он пришел к ней в виде огромного белого бизона, и полюбил её. От этого из Праматери вышли Первые.

Они были сильные, крепкие и выносливые. Бессмертные. От своей матери они взяли любовь к родной планете, а от отца невероятную силу.

Но, лис на своей маленькой луне взревновал. Он наблюдал за всем сверху, и сам захотел овладеть Праматерью. Однажды он тайком взял шкуру большого белого бизона и спустился с неба.

Он ничего не говорил Праматери, а только взял её, безо всякой любви. Так появились люди. Маленькие, смуглые, черноволосые. Век их был недолог, но Праматерь дала им последнюю вещь, какую могла дать. Жертву.

Когда обман раскрылся, Праматерь не могла найти себе место от горя. И только существо изо льда ничего об этом не знало. И когда он в очередной раз пришел, Праматерь, думая, что это самозванец, сорвала с него шкуру, и заключила в объятия. От невероятного жара он был растоплен, и погиб. Только его сердце из прозрачного и прочного льда осталось нетронутым. Ничто не смогло уничтожить его.

Праматерь, осознав, что натворила, едва сама не погибла от горя. Она взяла большое ледяное сердце, и ушла в центр земли. Больше её никто никогда не видел.

– Очень интересная легенда. – Сказал Тотль. Кто рассказал тебе это?

– Мать рассказывала мне, когда я был совсем ещё мальчиком. Тогда я ещё не понимал многих вещей. Но, вот сейчас... – Кхаа умолк на полуслове.

– Тотль?

– Да.

– Скажи мне, это ведь правда? Хоть часть этой истории действительно является правдой?

Тотль медлил с ответом.

– Я не знаю. В том смысле, что ты ведь только сейчас начал что-то такое улавливать?

– Такое ощущение, что все эти вещи, чему меня учила моя мать, спали. И, с твоим приходом они просыпаются. Будто ты подталкиваешь меня, чтобы я вспомнил это. Это так?

– Ты отчасти прав. Я действительно пытаюсь сделать так, чтобы ты вспомнил всё, что передала тебе мать.

– А эти странные видения?

– Какие?

– Тогда, когда на тебя напал медвежий кот, и я его убил. Время замедлилось. Я видел как в последний раз бьется сердце животного, как кровь бежит по его венам. Или прошлой ночью, когда я прикоснулся к животу своей жены, и увидел своего ребенка. Увидел...

– Ребенка? – Переспросил Тотль.

– Да. Маленького мальчика. Я видел как он родился, как бежал куда-то.

– Ты удивляешь меня, Кхаа. Это происходит с тобой независимо от твоего желания?

– Да. В такие моменты мне кажется, что кто-то другой делает и видит за меня.

– Ты боишься таких моментов?

– Нет, ответил Кхаа. Не боюсь. Я верю, что это Поток.

– Поток, или нет, но ты не можешь отрицать, что сила воздействует через тебя. Ты – интуитивный проводник, прости за сравнение. В некоторые моменты ты просто пропускаешь через себя силу, мотивы которой тебе неизвестны. Единственное возможное объяснение этому феномену – это то, что в тебе нет страха. Ты просто принимаешь это как должное.

– Так когда-то давно говорила мне моя мать. Она учила меня не отрицать Поток, если даже я не могу полностью осознать его замысел. Она говорила... Она говорила множество вещей, которые я начинаю понимать только сейчас.

– Как её звали?

– Племя называло её Белкой. Она была травницей. Я пытался познать силу растений, но это, наверное, слишком женское занятие.

– Белка? Отчего именно так?

– Она сама взяла себе это имя. Это обычай для тех, кто соприкасается с Течением.

– Белка, значит.

Тотльзадумался. Он вспоминал её большие чёрные глаза, запах её тела. Смесь пряных трав, коими был пропитан весь шатер.

Генетика странная и непредсказуемая штука, подумал он. Должна же была родиться девочка. Несколько поколений рождались девочки, и ровно в тот момент, когда он был близок к успеху, родился мальчик. Смышленый, и к тому же, поддающийся силе, но – мальчик. К тому же, его жена сейчас носит плод. И если верить Кхаа – это тоже мальчик.

– Тотль?

– Прости, я задумался. – Ответил тот, и в этот момент обрадовался тому, что маленький смуглый человек не может так просто залезть к нему в голову, и рассмотреть всё то, что лежит на поверхности. Иначе, не было бы никакого доверия, и такой дружбы, которая установилась между двумя их видами в последние месяцы.

– Долго нам ещё идти?

– Нет, мы практически пришли.

Тотль вывел их на поляну, где лежал большой и серый, невзрачного вида камень, почти наполовину скрытый в земле. Старые деревья были свалены полукругом, и засыпаны снегом. Молодые деревья проросли, судя по всему, уже лет сто назад. Камень упал сюда уже очень довольно давно. Кхаа подумал о том, что, возможно, кто-то из его племени мог наблюдать падение небесного тела. Но, судя по следу падения, Сломанная Гора заслонила это зрелище.

– Это и есть тот самый метеорит?

– Да. Как тебе?

– Я надеялся он будет вести себя достаточно необычно, для камня. – Ответил Кхаа.

– К сожалению, это просто камень. Хоть, и из космоса. Радиации здесь давно уже нет, я проверял счётчиком...

– Чего нет?

– Радиоактивного излучения. Это... Ну, это очень вредная штука, просто поверь на слово.

– То есть мы шли очень долго, чтобы просто посмотреть на камень?

– В целом, да, но я думаю, мы можем что-либо выгадать из этого куска.

– Что?

– Пока ещё не знаю. Возможно, немного руды, или минералов. Ладно, я вижу ты не вдохновлён, поэтому пойдём отсюда. Я, наконец-то дам тебе то, что давно обещал.

Пока они пробирались тонкой извилистой тропой, начал идти снег. Он падал неслышно, не нарушая общую тишину. Лес молчал. Не было слышно ни птиц, ни зверей. Только снег мерно хрустел под ногами.

Когда они пришли к месту, Кхаа весь взмок и раскраснелся. Этим местом оказалась небольшая пещера с низким пологом. Настолько низким, что Кхаа пришлось протискиваться туда, почти на четвереньках. Внутри было тепло и темно. Кхаа мгновение привыкал к темноте, особенно непривычной после яркого снега, и обернулся. Как Тотль с его габаритами попал внутрь, осталось для него загадкой.

– Чувствуешь? – спросил Тотль.

– Запах. Здесь пахнет животными. И ещё немного молоком. Кто здесь живет?

– Не волнуйся. Всего лишь лиса. С выводком. Вот они, в этом углу.

Кхаа посмотрел в угол, и обнаружил там несколько спящих меховых комков. Цвет и пол детенышей из-за почти полного отсутствия света распознать было очень трудно.

– Забирай одного. – Сказал Тотль.

– Забрать себе?

– Да. Это очень удачный момент. Матери сейчас нет, со дня на день он откроет глаза, и совсем скоро начнет сам охотиться. Если первое, что он увидит в своей жизни – будешь ты, он будет считать тебя вожаком до конца своих дней. И будет очень привязан к тебе. Даже отдаст за тебя жизнь, если потребуется.

Неужели, тебя ни разу не посещала мысль приручить рогатого лиса?

– Нет. А что в них такого особенного?

– Ну, по поведению они очень похожи на собак, только более ловкие. Как смесь кошки с собакой. Он станет отличным другом тебе, и твоему... ребенку.

Кхаа минуту обдумывал, стоит ли брать на себя ответственность ещё за одно живое существо, и потянул руку к сгрудившимся в кучку лисятам.

– Не пытайся угадать. Бери наверняка. Почувствуй такого же, как ты. – Голос Тотля звучал очень тихо. Будто прямо в голове.

Кхаа снова протянул руку и закрыл глаза. Через несколько секунд мысли в его голове исчезли. Темнота поглотила его сознание. Он отчетливо понял, что он здесь не один. Рядом был ещё кто-то. Большая рогатая тень. Она заполнила собой почти всё. Она спала. Но, Кхаа понимал, что когда она проснется, пробудится настоящий лютый зверь. Опасный и дикий...

Если только...

Кхаа подошел к тени, и запустил руку в густую и мягкую шерсть. И начал гладить тень за ухом. Тень шевельнулась. Она открыла глаза. Глубокие зеленые колодцы с вертикальными щелками зрачков. В глазах отображалась целая гамма чувств: удивление, преданность и, неожиданно, дружба.

Кхаа открыл глаза, и снова взглянул на кубло. Его лисеныш был совершенно уникальным. Отличным от других. Кхаа ни за что бы не спутал его с сотней таких же.

Он аккуратно взял лиса в руку. Тот был совсем маленьким, и невероятно горячим.

– Он теперь твой. – Сказал Тотль. У Вас будет очень плотная эмоциональная связь. Он будет хорошо понимать, чего ты от него хочешь, а ты будешь отдаленно осознавать его инстинкты.

– Я назову его Хаас. Это значит тень.

– Это из-за того, что впервые ты его почувствовал в виде тени?

– Ты тоже его таким увидел?

– Не совсем видел. Я почувствовал это, когда оно уже произошло. Как круги на воде. Поверь мне, Кхаа, такие вещи весьма отчетливо отражаются в потоке.

– Я уже давно перестал удивляться твоим словам. Но, я надеюсь, когда-нибудь пойму все те вещи, которые ты говоришь.

– Несомненно. Несомненно, поймешь. – Сказал Тотль. А теперь пойдём. Не очень хотелось бы вести тебя обратно сквозь такой снег.

Кхаа засунул ещё спящего щенка за пазуху, и аккуратно выполз на улицу. В лицо ему тут же ударил мокрый липкий снег. Ветер усилился настолько, что Кхаа пошатывало. Он плотнее укутался, и спрятал руки в карманы.

– Нам надо торопиться. Если успеем, проскочим сердце урагана. – Сказал Тотль.

– Надеюсь, ты разберешь дорогу, потому, что я ничего не вижу.

– Да. Следуй за мной. И не отставай.

Толтль шел очень быстро. Кхаа едва поспевал за ним. Снег и ветер хлестали, казалось, со всех сторон одновременно.

Где-то на середине пути (Кхаа надеялся, что это уже половина) проснулся лисенок. Он начал скулить, и перебирать лапами. Кхаа попытался залезть к нему рукой и погладить, но, на ходу это удавалось с трудом.

Ещё через несколько минут снег и ветер начали стихать.

– Плохо. – Сказал Тотль. – Очень плохо.

– Почему? Ураган же стихает.

– Не в этом дело. Мы сейчас поблизости его сердца. Сейчас температура начнет стремительно падать. Для тебя эта температура может быть смертельной.

Как бы в ответ, в тишине громко лопнул ствол дерева. Звук был похож на гулкий выстрел, прозвучавший издалека.

Ещё через секунду послышался хруст падающего дерева.

– Бежим! Скорее! – закричал Тотль.

Гонка показалась Кхаа бесконечной. Он чувствовал, что вспотел насквозь. От постоянной тряски лисенок жалобно скулил.

– Не потеряй его! Не потеряй его ни в коем случае!

Тотль, в просторной накидке и босиком передвигался ловко, и молниеносно. Кхаа же то и дело спотыкался о ветки и вяз в снегу. В какой-то момент стало невыносимо холодно. Кхаа обернулся, и увидел, как за ним деревья начинают покрываться слоем льда. Ледяная пелена замораживала всё, к чему прикасалась. С шумом и звоном треснуло ещё одно дерево. Кхаа запомнил как оно падало, разбиваясь на мелкие осколки. Будто было и не деревом вовсе.

Когда он повернул голову обратно, он тут же ударился о толстую ветку. От удара он расшиб лоб, и его отбросило на спину. Хаас снова начал скулить. Кхаа попытался подняться, но перед глазами всё плыло.

– Вставай, осталось совсем немного!

Голос Тотля звучал издалека. В ушах звенело.

Мощный рывок, и Кхаа снова встал на ноги. Тотль схватил его за руку, и стремительно потащил за собой. Кхаа почувствовал у себя на запястье невероятный жар от ладони большого белого человека. И хотя он едва чувствовал конечности от мороза, кровь текла из рассеченного лба, а ноги казались мягкими, Кхаа старался придерживаться ритма Тотля.

Совсем рядом с ними взорвалось ещё одно большое старое дерево. Несколько ледяных осколков попало Кхаа в лицо, и насыпалось за ворот.

Снег под ногами был крепким, и со звоном под хрустел под ногами.

Ещё Кхаа заметил нечто черное и блестящее, стремительно падающее наземь. От падения оно разлетелось вдребезги. Только потом он понял, что это была какая-то птица, замерзшая на лету.

– Быстрее! – закричал Тотль.

В глазах темнело. Кхаа уже не чувствовал ни рук, ни ног. Голова гудела и пульсирующая венка отдавала громкими толчками прямо в мозг.

Последнее, что запомнил Кхаа перед тем, как силы покинули его, был отпечаток босой ноги на льду, и мысль о том, что Хаас скорее всего, замерз...

Дым. Много дыма и жар. Замерзшее тело начинает колоть от тепла, поступающего в организм. Голова болит, а тело воспринимает руки и ноги некими чужеродными отростками.

Голоса.

Сперва тихий женский:

– Куда ты его завел? Что это вообще было? Он мог и погибнуть.

Пауза.

Мужской голос:

– Он бы не погиб. Он сильный. А вот то, что здесь бродят аномальные ураганы, я, признаться, не ожидал.

– Кто бродит?

– В разное время их называли по-разному. Мне нравится название Суховей – оно достаточно точное. Можете называть их так, если хотите. Суть в том, что в самом сердце такого урагана образуется область критически низкой температуры, в которой мало того, что замерзает все живое, холод порой разрывает на куски даже плотные объекты. Деревья, камни.

Но, самое паршивое в них то, что они перемещаются. У них нет самосознания конечно, но, просчитать траекторию их движения крайне затруднительно.

Мы как раз нарвались на такую штуку. Мне и самому не очень приятно сталкиваться с такими вещами, а уж в компании людей...

Кстати, ты покормила лисенка?

– Да. Я не одобряю ваших затей, но, не оставлю же я животное умирать голодной смертью.

– Это хорошо. Он станет отличным другом вам всем, вот увидите.

– Надеюсь, все так и будет.

– Я прекрасно осознаю твоё волнение, Маат, но, уверяю, в ближайшее время я дам вам отдохнуть от моей персоны.

– Ты уходишь?

– Да. У меня появилось одно дело.

– А прощаться с ним будешь?

– Хотелось бы. Он в данный момент не спит, но и не пришел в себя окончательно. Кстати, швы со лба пока не снимай...

– Поверь, это не первая рана, которую я на нём зашиваю, так что я разберусь с этим сама.

– Прости меня, женщина, я всего лишь беспокоюсь за него. А теперь – прощай. Я вернусь; правда не могу сказать когда именно.

– Удачной дороги тебе. Пусть Праматерь бережет тебя...

Темнота.

Жар. И много дыма.

* * *

Судя по всему, это была кожа. Отличная толстая вощёная кожа искусной выделки. Символы были нанесены при помощи раскаленного стилуса. Оттого они сохранились почти в первозданном виде.

Она нашла этот невероятный артефакт у брата в сумке. Ровно перед тем, как уйти. Толстый тубус из прочного металла был необычайно легок для своих размеров.

"Титан" – подумала она и улыбнулась. Исходя из возраста находки, она подумала о том, что титан, как сплав, в этом цикле откроют только несколько тысяч лет спустя. Обратная резьба на удивление легко разделила цилиндр на две части. Внутри было это.

Глифическая система была крайне сложна и непонятна. Даже для человека, который говорил и знал языки, которые давно уже канули в лету, и стерлись из истории упоминания о народах, на них говоривших, это было нелегкой задачей. Оттого у неё возникало ещё большее желание разобраться в том, что здесь написано. Лист был один. И его сверху до низу покрывали причудливые витые буквы.

На первый взгляд здесь не было какой-то системы, или угадываемой грамматики. Некоторые символы и вовсе отличались друг от друга лишь небольшими хвостами, или подчеркиваниями.

И всё-таки было здесь что-то знакомое. Будто зеркальное отображение другого, известного ей языка. И построение текста. Будто стихи или заклинания. А ещё была формула сплава. Карбин плюс палладий. Странное сочетание. Если её знания были точны, такой сплав не возможен в принципе. Так же, как нельзя же скрестить человека и животного. Придется спуститься в библиотеку.

Её личная библиотека насчитывала порядка нескольких сотен тысяч уникальных изданий. Рукописи и первопечатники, каллиграфические копии и цифровые библиотеки. И она всё это прочла. Кое-что даже дважды.

Её звали Ишчель. Она была высокого роста и атлетического телосложения. А ещё у неё были белоснежные длинные волосы, которые она предпочитала заплетать в косу.И время. Очень много времени.

Она в очередной раз развернула лист с выжженными на коже символами. Если её перевод является хоть отделено правильным, то это значит, что грядет нечто нехорошее. Совсем нехорошее.

Глава 4

ГЛАВА 4.

Лис играл с хвостом. Он метался из угла в угол, и кружился на месте, в попытке поймать свой хвост. Внезапно он остановился, дернул ухом, и замер. Затем нырнул в угол, и затаился под лежащей там шкурой. Лис услышал, как где-то рядом толстая белая мышь пыталась прогрызть половицу. Он выжидал. Он чувствовал, что мышь – добыча. В темном углу блестели два глаза с вертикальными зрачками.

Мышь появилась из крошечной дыры в полу. Она осмотрела просторную комнату, и вразвалку засеменила в сторону очага. Хаас ещё секунду выжидал, а затем в три прыжка преодолел расстояние, и одним укусом перекусил мышиную шею.

Лис не доставлял неудобств. Изредка, конечно, он попадался под ноги Маат, отчего та перепрыгивала через него с бормотанием и улыбкой на лице.

За три месяца лисенкок подрос, и на лбу у него начали прорезаться небольшие шишки. Маат часто вспоминала, как он попал в их дом.

Когда Кхаа открыл глаза, было утро. Он попытался встать, но тут же лег обратно. Большую часть мышц пронзала острая боль. Ноги будто бы налились тяжелой аморфной ватой, но, больше всего болела голова. Помимо прочего, она была туго перевязана.

А ещё нестерпимо хотелось пить.

Рядом с ним спала Маат. Кхаа ещё несколько минут не решался её будить, понимая, что, скорее всего, она не спала из-за него целый день. Возможно, и больше. Он снова попытался встать, и от этого движения она всё-таки проснулась.

– Пить. – Прошептал он.

Маат, зевая, протянула чашу с водой, стоящую рядом с лежаком. Кхаа жадно выпил ее, и улегся обратно.

– Ты не спала, когда я был в тенях?

– Я зашила твою голову, и ждала, когда ты проснешься. Я не спала ночь и ещё день. И ещё этот щенок...

– Это лис.

– Что?

– Это лисенок. Его зовут Хаас.

– Ты принес сюда рогатого лиса?

– Да. У нас с ним крепкая эмоциональная связь.

– В таком случае, может быть ты сам вскормишь его своим молоком?

– Не ругайся, Маат...

– Ну, да. Это ведь самое обычное дело. Тебе просто приносят замерзшее и окровавленное тело со скулящим щенком впридачу. И ты разрываешься между двумя мужиками, один из которых требует еды, а второй умирает.

– Прости меня, просто я не знал, что всё так выйдет.

Маат отвернулась и замолчала.

– Это ведь он меня принес сюда? – Спросил Кхаа.

– Да. И я очень рада этому. А ещё я рада тому, что он ушел. И, возможно, надолго.

– Куда ушел? То есть, как, ушел?

– Он сказал, что у него есть одно дело, и он не может сказать точно, когда вернется сюда.

Мысли кружились в голове. Кхаа вспомнил, как они бежали от урагана, который разрывал деревья, и мгновенно замораживал все живое. Он вспомнил, как ударился о ветку и на ходу провалился в беспамятство.

– Он сказал, что это был Суховей. Ты бы не выбрался оттуда без него.

– Я понимаю. Я благодарен ему за это. А где лисенок? С ним всё хорошо?

– Да. Сначала он плакал. О, Праматерь, он рыдал совсем как маленький ребенок! Я думала, что не вынесу этого! Но потом он выпил молока, и уснул. И уснул только тогда, когда я принесла его к тебе.

Кхаа только сейчас почувствовал, что у него под боком, что-то горячее и меховое. Он отвернул одеяло, и увидел его. Хаас заворочался и повернул мордочку к нему. Он потянул носом, и впервые открыл глаза. Глаза были яркого оранжевого цвета.

* * *

Найти её теперь было непросто. После очередной терраформации он сомневался, найдёт ли по памяти дорогу к сестре. Тотль понимал это. Но, ещё он понимал, что если он попытается позвать её, не она одна услышит зов. И тот, о ком он подумал, только и ждёт, чтобы поймать своих брата и сестру одновременно.

Оставался только один способ. Он не давал большой гарантии успеха, однако стоило его попробовать.

Он понимал, что с её любовью к одному месту, она основала своё логово где-то в более уединённом краю. Тотль отправился на юг.

За несколько недель он пересек сломанную гору, и углубился на юг огромного континента. Снег здесь ещё лежал, однако температура была гораздо выше. Ещё через месяц он вышел к побережью океана. Он знал, что за ним ещё один материк с более мягким и влажным климатом.

Этой ночью Тотль остановился на берегу. Песчаный берег с вынесенными водорослями, корягами и камнями простирался на километры, изредка перемежаемый вгрызающимися в воду скалами. Ближайшую скалу обосновали синие чайки, и ветер доносил их ночные крики. В океане плескались какие-то огромные морские млекопитающие. Тотль вспомнил китов. Когда-то давно, в прошлом цикле, они были самыми большими обитателями океанов. В сравнении с нынешними гигантами, они были всего лишь мелкой рыбешкой.

За несколько часов до заката Тотль начал собирать сухие ветки. Он выстроил их конусом, уложив в основание несколько поленьев, толщиной чуть меньше локтя.

Ночью, с заходом солнца он собирался заглянуть в Поток. Поток требовал некой статичной силы. К тому же, время, проведенное в потоке, тянулось медленнее или как некоторые говорили, густело. Вода и огонь служили самыми вероятными катализаторами; и поскольку в воду Тотль лезть не собирался, он выбрал огонь. А если его расчеты верны, то ему потребуются почти сутки, чтобы разглядеть в потоке события, связанные с его сестрой. И огонь должен гореть постоянно. В качестве сиденья Тотль принес к огню большой плоский камень.

Когда океан поглотил последние лучи солнца, Тотль достал два куска кремния, и принялся высекать искру. Костер занялся. Робкий огонек пожирал сначала мелкий хворост и постепенно перекидывался на ветки потолще. Тотль взобрался на камень, подогнул ноги под себя, а руки сложил на коленях. Затем он закрыл глаза, и начал процедуру оцепенения. Сердце замедляло ритм, снижая подачу крови и кислорода к конечностям. Тело понемногу начало неметь. Когда он довел сердечный ритм до 6 ударов в минуту, он мысленно выпрыгнул из своего тела прямо в огонь.

Сначала он почувствовал боль, как от ожога, а затем огонь превратился в теплую реку красного цвета. Тотль сделал последнее усилие, и выгнал из своей головы все мысли, за исключением одного имени. Ишчель.

Тотль знал, что каждый видит Поток по-разному. Для него он существовал в виде текучей ленты Мёбиуса, впадающей в саму себя. С одной плоскости этой реки срывались маленькие капли воды, и падали в нижнюю плоскость, из которой, в свою очередь, снова в верхнюю, которая, из-за течения становилась нижней. Каждая капля была событием. Он незначительных, вроде полета ночного мотылька, или танца пылинок в утреннем свете; до событий, влияющих на судьбы и жизни сотен и миллионов живых существ. И каждая капля оставляет после себя круги на воде, каждое событие имеет свои последствия.

Поток – это ткань мироздания, в которой одновременно существуют все события всех времен. Некоторые повторяются из раза в раз, некоторые – настолько уникальны, что ещё даже не случились.

Большую часть событий Тотль уже видел, или знал о том, что они произошли. За прошлые два цикла он успел увидеть формирование планеты, её атмосферы, и происхождение живых существ.

Рождение первого человека, и закат целых цивилизаций. Технический прогресс, и рукотворный апокалипсис. Видел атомные взрывы и видел безумцев, устраивавших безумные пляски в честь падения мира. И каждый раз повторялось одно и то же. Вот только в этот перезапуск все как-будто ускорилось.

Тотль встал в этот бесконечный ниспадающий дождь, пытаясь отсеять всё, что не связано с его сестрой.

События мелькали перед его сознанием. И каждое из них требовало внимания. События и их последствия хотели, чтобы их смотрели и запоминали. Тотль понимал, что сосредоточься он хоть на одном, оно полностью завладеет его рассудком. И смотреть его можно будет долго. Бесконечно долго. Здесь, в самом времени, времени не существовало. Но, там, где сейчас находилось его физическое тело, время шло так, как ему положено идти.

Ишчель.

Поток всколыхнулся, и пошел волной.

Ишчель!

Он увидел её, в водной ряби. Белокожую, с заплетенными в косу бесцветными волосами.

Она держала в руках некий продолговатый металлический цилиндр. Она откупорила его, и в руку ей лег свиток. Символы в свитке были незнакомы ни Тотлю, ни его сестре.

Поток снова пошел рябью, и символы начали свой танец. Они скручивались в спираль и перемешивались. Затем выстраивались в геометрические фигуры, и снова сваливались в кучу.

А потом они начали таять, стекать с листа, и чернильными кляксами растворились в Потоке.

Тотль собирался снова позвать свою сестру, но на листе появился символ. Затем ещё один. И ещё. Между ними были длинные полосы.

Тотль понял, что перед ним – химическая формула некоего вещества. Ничего подобного он ранее не встречал. Тотль сосредоточился, пытаясь запомнить формулу как можно точнее. Каждую букву и цифру, каждое соединение, все малейшие детали.

Поток – весьма сложная в осознании вещь, и порой он показывает то, что наиболее важно, нежели то, что человек хочет увидеть. Тотль помнил это.

Внезапно поток остановился. Всего лишь на секунду. И в эту секунду Тотль разглядел буйный тропический лес. Лес был первозданным и оттого, казавшийся, совершенно непроходимым. Над деревьями, как циклопическое сооружение, высился шпиль скалы (рукотворного сооружения?). И острой верхушкой оно разрезало заходящее солнце.

Видение растворилось в Потоке, и тот снова стал всего лишь свернутой в себя рекой.

Ишчель!

Ответа не последовало. Поток лишь отразил старую картину их последней встречи. Тотль видел и себя, и свою сестру со стороны. Они ругались.

Тотль вспомнил. Он назвал её трусихой, а дальше был долгий и обоюдный поток взаимных оскорблений, и старых обид.

Затем всё пропало.

Пришло время возвращаться обратно.

Костер уже почти прогорел. Тотль медленно восстанавливал обычные для своего тела биоритмы. По тому, как занемели конечности, он прикинул, что просидел в одной позе практически сутки.

Тотль размял руки, и маленькой веточкой вывел на песке увиденную им формулу. Рядом он нарисовал круг, который снизу разрезал треугольник.

Тотль долго смотрел на рисунки на песке, и подозревал, что Поток показал ему это место не просто так. Сооружение, находящееся в тропическом лесу, имеет большую ценность, нежели его встреча с сестрой.

Наступила ночь. Спустя какое-то время высыпали звезды, мириадами точек освещая океан. Тотль так и сидел на камне, глядя в гаснущее пламя. Он принял решение отправиться на поиски увиденного места. Для этого ему требовалось пересечь океан. Однажды он уже сделал это. В тот раз он из ствола прочного и легкого дерева выдолбил себе нечто вроде каноэ с обоюдным веслом. Тогда он оставил его в небольшом гроте, находящемся в естественной скальной бухте. До бухты ему оставался день ходу.

В эту ночь ветер дул с моря, принося теплый воздух с огромного жаркого континента. Тотль решил сделать то, чего он не делал уже очень давно. Он решил выспаться. Он понимал, что это всего лишь рудиментарная потребность его мозга, которую он постоянно игнорировал. А всё из-за того, что создатели наградили его возможность видеть сны. Причем, не просто сны – кошмары. В них всегда присутствовал некий абстрактный ужас, проникающий в самые примитивные участки сознания. Сны всегда напоминали ему, кто он есть на самом деле. Человек. Тотль закрыл глаза, и повалился в сон.

С рассветом он выдвинулся, по пути напившись воды из минерального источника. Этого запаса жидкости ему должно хватить на время перехода, при условии, что он поймает широкое теплое течение, и ни одна из этих огромных морских тварей случайно или нарочно не перевернет его лодку. Пересекать океан вплавь ему не очень хотелось, хотя он был уверен, что сможет это.

Тотль размотал узлы, и ослабил веревки, стягивающие грубую водонепроницаемую ткань. В тот раз он оставил лодчонку на одном из больших скальных уступов, перемотав мешковиной. Тотль проверил лодку на предмет трещин, и не обнаружив никаких повреждений, спустил её на воду.

Сон, пускай сопровождаемый очередным кошмаром, подействовал на его мышцы освежающе. Через час с небольшим, полоса берега, от которой он отчаливал, виднелась лишь тонкой ниткой на горизонте. Ещё несколько лиг его преследовала синяя чайка, а потом повернула обратно к берегу.

Лёгкие его работали словно меха, а руки не знали усталости. Ритмичные однообразные движения стремительно гнали лодку по волнам. Через два-три дня он должен был поймать течение, и тогда можно будет дать рукам отдохнуть.

На третий день, он заметил небольшую стаю левиафанов. Эти огромные млекопитающие с гладкой толстой шкурой и длинным змееподобным телом поднимались подышать воздухом. Они выпускали огромные столбы воды из горбов, и рассекали волны длинными вертикальными хвостами. Тотль только однажды видел одного из этих гигантов вблизи. Огромное тело, выброшенное волнами на берег. Тотль так и не определил, было ли это самоубийство, как ранее их совершали киты, или животное просто попало в шторм и погибло. Открытая пасть его была набита песком и морскими водорослями, глаза помутнели на солнце, а шкура только начала трескаться. Эволюция в этот раз создала нечто настолько колоссальных размеров, что Тотль не представлял, что составляет кормовую базу этих животных. К вечеру на пир явились первые падальщики. Через несколько дней на пляже осталась груда белоснежных костей, и массивный череп.

Левиафаны остались далеко позади, когда Тотль поймал теплое течение. Про себя он называл его «южной тропой». Теперь можно было немного передохнуть и не грести веслом. Где-то двое суток можно будет идти по течению, лишь изредка поправляя курс.

С заходом солнца пошел дождь. Сначала мелкий, он усиливался с каждым часом. Крепчал и ветер. Легкий бриз, который дул ранее, набирал силу. К полуночи на Тотля обрушился шторм. Промокший насквозь, он боролся со стихией. Дважды волной опрокидывало лодку, и он оказывался в воде. Весло то и дело, норовило уплыть. Тотль пообещал себе, что в следующий раз он привяжет его к лодке веревкой покрепче.

Шторм утих только к утру. Тотль к тому моменту сбился с курса, и теперь пытался выровнять его. Он понимал, что необходимо сделать это как можно скорее. В противном случае, придется грести ещё два дня, и тогда, чтобы восполнить уровень жидкости в организме, придется пить соленую воду. В полдень он вернулся на "южную тропу".Остаток дня и следующую ночь он лишь изредка работал веслом.

Утром он понял, что плыть ему осталось совсем немного. На воде сидела чайка.

К полудню на горизонте замаячила зеленая полоса берега. Тотль решил сделать последний рывок. Через несколько часов он обогнул риф, и причалил к берегу из черного кварцевого песка.