Текст книги "Очерки истории российской внешней разведки. Том 5"

Автор книги: Евгений Примаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 71 страниц)

34. «Ласточка мира»

Сразу же после капитуляции гитлеровской Германии Советский Союз перебросил войска на ликвидацию военного очага на Дальнем Востоке. Разгром Советской Армией квантунской группировки японской армии в Маньчжурии, в который наши разведслужбы внесли свой вклад, имел далеко идущее значение. После устранения главного врага, стоявшего на пути становления нового, независимого Китая, еще оставался режим Чан Кайши. В конце войны гоминьда-новцы нарушили договоренности военного времени и попытались разгромить освобожденные коммунистами районы Китая. На полях Маньчжурии, освобожденной Советской Армией, частям Мао Цзэдуна с нашей стороны была оказана необходимая поддержка, здесь они смогли переформироваться, отсюда начали свое контрнаступление.

К началу ноября 1948 года фактически главным оплотом Чан Кайши оставались северо-восточные районы Китая с городами Пекин и Тяньцзинь. Здесь более чем 500-тысячная армия гоминьданов-ского генерала Фу Цзои вела ожесточенные бои с Народно-освободительной армией Китая (НОАК).

Усилия оперативного состава резидентур внешней разведки были направлены на то, чтобы содействовать победе нового Китая наименьшей кровью.

Некоторые эпизоды этой деятельности советских разведчиков представляют интерес для читателя. Один из наиболее ярких описан ныне покойным Александром Титовым, бывшим резидентом внешней разведки в Тяньцзине.

* * *

…В конце 1948 года мы жили ожиданиями штурма древней столицы Китая – Пекина. Предстояли жестокие сражения. Мысль возвращалась к тому, что можно было бы сделать для избавления воюющих сторон – вооруженных сил коммунистов и Чан Кайши – и мирного населения от лишних жертв.

В эту пору мне довелось быть резидентом внешней разведки в Тяньцзине, 2-миллионном городе, крупном порту Китая, где пока сохранялась власть Гоминьдана. Центр сообщил резидентуре, что у нас в Тяньцзине, в 120 километрах от Пекина, работает корреспондентом газеты «Дагунбао» Фу Дун, дочь генерала Фу Цзои, командующего гоминьдановскими войсками в Северном Китае. После сбора необходимых дополнительных сведений стало известно, что Фу Дун знакома с женой советского торгового представителя в Тяньцзине. Приняли единственно верное решение – пригласить Фу Дун к себе в гости на обед. В конце обеда под благовидным предлогом зашел к ним и я. Так состоялось первое личное знакомство с ней. В следующее воскресенье я, получив согласие Центра, который с самого начала уделил этому контакту самое пристальное внимание, имея в виду в конечном итоге всестороннее изучение настроений отца нашей новой знакомой, пригласил Фу Дун и семью торгового представителя к себе домой. После некоторых колебаний Фу Дун согласилась встретиться со мной на квартире, которая находилась на втором этаже магазина БОКС (Всесоюзного общества культурных связей СССР с заграницей) в Тяньцзине.

Фу Дун было тогда 20 лет. Она рассказала, что является негласным членом Коммунистической партии Китая, но в последнее время не имеет с партией связи. Что касается отца, она сообщила заслуживающие оперативного учета подробности. Оказывается, еще юношей Фу Цзои вступил в революционную организацию Сунь Ятсена, участвовал в революции 1911 года, когда была свергнута маньчжурская династия Цин, правившая Китаем. До сих пор является последователем Сунь Ятсена, разделяет его идеи. Фу Цзои считает себя истинным патриотом Китая. Он мечтает войти в историю страны как выдающаяся личность. Ведет скромный образ жизни, пользуется уважением у солдат. Далее Фу Дун рассказала, что отец хорошо относится к Советскому Союзу и весьма ценит помощь, которую Советская Россия оказывала Сунь Ятсену и китайскому национально-освободительному движению еще в 20-е годы. По словам Фу Дун, ее отец лоялен также к китайским коммунистам, хоть и вынужден воевать с ними. Он был сторонником сотрудничества с ними во время антияпонской войны 1937–1945 годов, но не смог реализовать этот замысел на практике.

Центр одобрил мою линию поведения и рекомендовал убедить Фу Дун, крайне обеспокоенную судьбой отца, почаще встречаться с ним, интересоваться малейшими изменениями в его жизни и настроениях, оказывать ему всемерную моральную поддержку.

Фу Дун согласилась и уехала в Пекин. По возвращении состоялась очередная конспиративная встреча. Улучив момент, Фу Дун позвонила из редакции на мою квартиру. Услышав голос, она молча вешала трубку и повторяла звонок, как было условлено, еще два раза. Это означало, что встреча состоится на следующий день на известной нам обоим конспиративной квартире.

Шло время. Фу Дун, как и планировалось нами, неоднократно навещала отца, рассказывала ему об обстановке в стране, об антиамериканских выступлениях китайских студентов и их поддержке в народе. Она доводила до него не известные ему факты массового недовольства патриотически настроенной национальной буржуазии политикой Чан Кайши, войсками которого он, ее отец, по-прежнему командовал.

В середине ноября 1948 года Фу Дун вернулась в Тяньцзин в слезах. Она сообщила, что у отца крайне подавленное настроение. С трудом выслушав дочь, Фу Цзои спросил ее, знает ли она, что коммунисты считают его одним из главных военных преступников. Это значит, что его самого они уже приговорили к смерти. И, стало быть, о переговорах с ними не может быть и речи. А раз так, отец решил покончить с собой, поскольку ему ясно, что победит Народно-освободительная армия, которая освободила всю Маньчжурию и ведет успешные бои против его войск. Он же – Фу Цзои – не хочет и не может сдаться на милость победителей.

К тому времени резидентура располагала всей полнотой информации о Фу Цзои, на основе анализа которой Центр предложил резидентуре несколько вариантов бесед с генералом. Суть их сводилась к одному: самоубийство – не выход, лучший способ – перейти на сторону коммунистов. В таком случае город будет избавлен от разрушения, войска и жители – от ненужных жертв. Китайский народ выразит патриоту-генералу безусловную благодарность. Я рекомендовал Фу Дун немедленно вернуться в Пекин и объяснить отцу, что есть иной выход, нежели самоубийство. Я посоветовал ей восстановить свои связи с коммунистами и выяснить их отношение к отцу, если тот пойдет на мирные переговоры.

На очередной встрече по возвращении из Пекина Фу Дун сообщила следующее:

Фу Цзои после продолжительной беседы с дочерью спросил, какие гарантии она дает, что с ней поддерживают связь настоящие коммунисты, а не агенты спецслужб гоминьдана. Все заверения дочери генерал отвергал и считал, что таким путем спецслужбы гоминьдана просто-напросто проверяют его надежность. Тогда Фу Дун, несмотря на мой запрет, вынуждена была сказать, что с осени 1948 года поддерживает конспиративную связь с сотрудниками Генконсульства СССР в Тяньцзине. Она рассказала ему о содержании наших бесед. После нелегких раздумий Фу Цзои дал согласие на отказ от дальнейшего сотрудничества с Чан Кайши, на проведение мирных переговоров с коммунистами и пообещал подарить мне… хорошего скакуна и табун лошадей. Фу Дун связалась с руководством подпольной организации компартии в Пекине. Представители НОАК начали переговоры с генералом.

В результате 31 января 1949 года Народно-освободительная армия Китая без боя вступила в Пекин и тем самым спасла от разрушений древний город, знаменитый историческими памятниками, и сотни тысяч человеческих жизней. Освобождение Пекина знаменовало завершение освобождения северного Китая и означало перелом в ходе гражданской войны в Китае.

В мае 1949 года Фу Дун, которую я именовал про себя «Ласточкой», явилась в Генконсульство СССР в Тяньцзине и сообщила, что уезжает в качестве корреспондентки на южный фронт, чтобы участвовать в окончательном освобождении своей родины от гоминьдановского режима. Через год, весной 1950 года, я вернулся в Москву. Расставаясь с «Ласточкой», подарил ей бинокль и полевую сумку.

Что касается ее отца, то после образования КНР он вошел в состав Центрального китайского правительства, был заместителем председателя Народного политического консультативного совета первого и четвертого созывов, заместителем председателя Государственного комитета обороны, депутатом Всекитайского собрания народных представителей первого и третьего созывов, министром водного и лесного хозяйства. В 1955 году Фу Цзои был награжден орденом «Освобождение» 1-й степени. В 1956 году выезжал в Стокгольм на заседание Всемирного совета мира.

Умер Фу Цзои в 1974 году на 79-м году жизни. Он был похоронен на кладбище героев китайской революции Бабаошань в Пекине. На траурном митинге присутствовали руководители партии и правительства: Чжоу Эньлай, Дэн Сяопин, Ли Сяньнянь, Е Цзяньин, Сюй Сянцянь и др. Венки прислали Мао Цзэдун и Чжу Дэ.

Сообщая о смерти Фу Цзои, корреспондент Агентства Рейтер писал: «Фу Цзои в 30-х и 40-х годах был одним из видных китайских генералов; занимал ответственные посты при лидере националистов Чан Кайши и в решительный момент гражданской войны перешел на сторону коммунистов. Народно-освободительная армия вступила в город с юга, и население встречало ее овациями. Позднее, по рассказам очевидцев, можно было видеть коммунистических и националистических солдат, работающих бок о бок на улицах Пекина».

35. «Ход конем»

В уютном кафе в Харбине за столиком сидели двое: молодой европеец, подтянутый, стройный, и китаец, несколько старше собеседника, с пергаментным худым лицом, желтыми зубами и нервными движениями. Его звали Хуан. По виду в нем можно было угадать курильщика опия.

День был жаркий. Молодые люди потягивали холодное пиво и беседовали по-китайски.

– Вы принесли мне деньги? – деловито осведомился китаец.

– Да. Пишите расписку на 50 долларов.

Китаец написал расписку, взял конверт с деньгами и стал под столом их пересчитывать. Закончив перебирать банкноты, китаец с недоумением посмотрел на своего собеседника.

– Опять не хватает десяти долларов. Я думал, в прошлый раз произошло недоразумение. Я же даю вам расписку на пятьдесят!

Китаец был прав. Он и в прошлый раз написал расписку на пятьдесят, а получил только сорок.

– А сколько я вам платил раньше? – как ни в чем не бывало спросил европеец. – Тридцать. А сейчас? Сорок. Так что же вас не устраивает? Вы хотите снова получать тридцать?

Китаец с любопытством посмотрел на собеседника.

– Теперь понятно, я согласен с вашей системой работы.

Собеседники покинули кафе. А вскоре европеец сидел в кабинете

резидента советской внешней разведки в Харбине Г.И. Мордвинова.

– Ну, как повел себя китаец? – поинтересовался резидент у «европейца», в роли которого выступал сотрудник резидентуры Байков.

– Разыграл возмущение, что я недоплачиваю. Кажется, он считает, что я у них на крючке.

Мордвинов внимательно выслушал и заключил:

– Теперь жди гостей.

– Кто они, гоминьдановцы? Японцы?

– Возможно, и американцы. Вы сказали, что скоро едете в Москву в отпуск?

– Да, сказал.

– Имейте в виду, «гости» дадут о себе знать в самое ближайшее время. Будьте готовы к действию по обоим вариантам.

Дело происходило в 1946 году, после того как Маньчжурию покинули советские войска. Летом этого года развернулись боевые действия между гоминьдановскими частями и Народно-освободительной армией Китая. В освобожденных от японцев районах Маньчжурии спешно создавались секретные и полицейские учреждения. В условиях царившей тогда неразберихи в эти учреждения принимали на работу и членов КПК, и бывших гоминьдановцев, чиновников марионеточного правительства Маньчжоу-Го.

В Харбине под прикрытием дипломатических представительств, торговых и прочих фирм активно работали секретные службы западных стран. Они действовали напористо, нередко выступая под флагом местных спецслужб. Им не приходилось остерегаться спецслужб КПК, которые только еще создавались.

Одна из целей западных разведок и агентуры гоминьдана состояла в том, чтобы вбить клин между китайскими коммунистами и Советским Союзом. Для этого использовались местные советские граждане, а также русская эмиграция, часть которой сотрудничала с японцами. До недавнего времени это позволяло обвинять всех русских в шпионаже. Провокационная деятельность принимала такие размеры, что советским представителям не раз приходилось выступать с протестами перед местными властями.

Организовывали провокации, как правило, полицейские органы, состоявшие в большой степени из старых кадров, особенно активно действовал иностранный отдел полицейского управления, в котором ключевые позиции принадлежали гоминьдановской агентуре.

Перед советской резидентурой в Харбине была поставлена задача проникнуть в этот отдел, чтобы получать сведения о готовящихся провокациях.

Вскоре удалось установить контакт с заместителем начальника полицейского управления. Он подозревался в связях с иностранными разведками. С ним и встречался Байков. Этому предшествовали события, о которых следует рассказать подробнее.

После вывода советских войск из Маньчжурии администрация управления КВЖД создала из местных советских граждан отряды самообороны, которым была поручена охрана имущества КВЖД, складов, мастерских, паровозных и вагонных депо, а также личного имущества советских граждан. Они имели на вооружении автоматы, ручные пулеметы и гранаты. Создание отрядов самообороны явилось мероприятием, которое помогало спасти имущество КВЖД от разграбления. Среди дружинников были разные люди, большинство честно относилось к своим обязанностям. Но находились и любители наживы. Руководство резидентуры часто поручало сотруднику резидентуры Байкову, работавшему под прикрытием в управлении КВЖД и хорошо владевшему китайским языком, разбираться с различными инцидентами, которые случались с дружинниками.

Однажды ночью Байкову позвонил дежурный по управлению дороги и сообщил, что трое дружинников арестованы полицией. Приехав в полицейское управление, наш представитель пытался выяснить, за что были арестованы дружинники управления КВЖД, и потребовал личной встречи с задержанными. Заместитель начальника управления ехидно улыбался. Разведчик обратил внимание на его большие желтые зубы и подумал, что имеет дело с опиекурильщиком.

Когда заместитель начальника управления вышел из кабинета, дежурный полицейский откровенно поведал, что все трое охраняли склад с имуществом железной дороги. Поздно вечером на них напали полицейские и пытались завладеть продуктами питания и другим имуществом, хранящимся на складе. Дружинники оказали сопротивление, но были обезоружены и доставлены в управление.

Вернулся «желтозубый», он что-то сказал дежурному, и тот пригласил Байкова пройти вместе с ним. Когда вошли в помещение, перед глазами открылась ужасная картина. Все трое дружинников были раздеты догола и подвешены за руки к потолку, откуда тонкой струйкой лилась вода на их головы. Такие пытки применялись японцами в отношении китайских партизан.

Возмущенный увиденным, советский представитель в резкой форме потребовал немедленного освобождения задержанных. Байков заявил, что немедленно проинформирует об этом советского генконсула и попросит его связаться с одним из членов бюро ЦК КПК в Северо-Восточном Китае.

«Желтозубый» исчез в комнате рядом. Видимо, пошел с кем-то советоваться. Воспользовавшись моментом, разведчик подошел к телефону, позвонил дежурному по управлению КВЖД и объяснил ему обстановку. Минут через пятнадцать прибыл отряд быстрого реагирования из охраны управления дороги.

В это время в комнату вбежал тот же китаец, бросился к окну и увидел, что здание полиции окружено автомашинами с зажженными фарами, около которых стоят дружинники с автоматами, пулеметами и гранатами. Китаец крикнул дежурному: «Освободить!». Заскрипели железные двери, и трое дружинников появились в комнате. Один из них не мог стоять на ногах, его поддерживали товарищи. Как только освобожденные показались в дверях, дружинники подняли ребят на руки и понесли к машинам.

Во время освобождения дружинников Байков присмотрелся к тому доброжелательному сотруднику, который старался оказывать содействие, дал возможность позвонить по телефону, сообщил нужную информацию по поводу задержания дружинников. В дальнейшем с ним был установлен контакт, и он оказал большую помощь резидентуре в выявлении провокационных планов против советских граждан и связях ряда руководящих работников полиции с иностранными спецслужбами. Особый интерес представлял Хуан, поскольку провокационные действия разрабатывались непосредственно под его руководством. Резидентура решила провести мероприятие по его компрометации.

Необходимо было выяснить, на какую разведку он работает. Работа с полицейским была поручена Байкову. Посещая по роду своей работы полицейское управление, оперативный сотрудник старался оказывать ему некоторые знаки внимания. Китаец повел себя внешне лояльно.

В один из теплых весенних дней Байков, воспользовавшись удобным случаем, пригласил своего знакомого в хороший ресторан. Тот согласился, пришел в точно назначенное время. По просьбе разведчика Хуан лично заказал закуски, выпивку, горячие блюда. В этот вечер полицейский «разорил» резидентуру на солидную сумму. В конце обеда он обратил внимание на то, что Иван Владимирович рассчитался не юанями, а долларами. У китайца загорелись глаза, когда работник достал из кармана пачку долларов.

Во время обеда собеседник сетовал на то, что у него много дел, что семья не вернулась из-за границы, куда вынуждена была уехать во время войны.

На вопрос, почему он не вернет семью домой, Хуан заметил, что пока это трудно сделать. Родом он из Шанхая. Его дом сгорел, и он не знает, куда деть семью, если она вернется в Китай.

При выходе из ресторана полицейский положил в карман Байкова конверт с документами о слежке иностранного отдела за советскими гражданами. В свою очередь разведчик передал ему 20 долларов.

В резидентуре установили, что документы, полученные от полицейского, не были дезинформацией. После первой встречи состоялось еще несколько контактов в городе.

На одной из последующих встреч ему было передано уже не двадцать, а сорок долларов. Это было положительно воспринято китайцем.

В дальнейшем был задействован план, предусматривавший игру с недоплатой вознаграждения и получением от Хуана расписок на большую сумму, чем он в действительности получал.

Предполагалось, что «присвоение» определенной суммы работником будет рассматриваться шефами китайца как серьезная улика и побудит использовать ее для вербовки советского работника.

Прошло несколько встреч, на которых Хуану передавалось по сорок долларов, а расписки он уже писал на шестьдесят.

Байков ждал «гостей», но они все не появлялись. Наступил конец августа, начался сезон рыбалки. Разведчик слыл заядлым рыбаком. Знала об этом и полиция, поскольку машины наружного наблюдения не раз сопровождали его на берег реки Сунгари. По ряду признаков Байков стал догадываться, что именно там противник совершит подход к нему. Мордвинов посоветовал подготовку к рыбалке провести так, чтобы это дошло до сведения противника.

В конце недели разведчик стал готовить снасти для рыбной ловли, осмотрел машину, позвонил в управление КВЖД дежурному, сообщил, что рано утром выезжает на рыбалку, назвал место, где будет, и просил записать его выезд в журнал.

Поскольку телефон прослушивался, Байков был уверен, что информация о его поездке будет немедленно доложена.

Рано утром он вышел во двор. Знакомый китаец поздоровался словами: «Ни чифаньла ма?» (Вы покушали?). Так обычно в те годы китайцы здоровались друг с другом.

Проехав город, Иван Владимирович свернул в район, где обычно удил рыбу. Он въехал на стоянку, где в это время еще не было ни одной машины, припарковался и стал готовить снасти. Вокруг было спокойно, волны реки тихо накатывали на песчаный берег.

Не успел он еще закинуть снасти, как услышал шум двигателя. Рядом с машиной разведчика припарковался новый «Форд-300». Открылась дверца, и из машины вышел высокий китаец в добротном костюме европейского покроя. С другой стороны «Форда» появился еще один тип, лет сорока, плотного телосложения. Это, несомненно, были те, кого Байков ждал.

Автомашину они поставили так, что перекрыли дорогу для выезда.

– В чем дело, господа, я не смогу выехать?

Высокий китаец не сразу ответил на вопрос. Сначала он посмотрел на своего напарника, словно спрашивая у него разрешения начать беседу. Тот кивнул головой. Высокий произнес на чистом английском языке:

– Здравствуйте, господин Байков. Мы давно искали возможность поговорить с вами.

– Кто вы такие? – спросил разведчик по-китайски.

Высокий улыбнулся и сказал:

– О, мы знаем, что вы говорите по-китайски. Господин Хуан нам об этом много рассказывал. Вы должны меня знать. Я – начальник русского отдела политической разведки Китайской республики – Ми.

Его имя разведчику было знакомо.

– Чем обязан?

– У нас к вам дело, – вступил в разговор толстяк.

Иван Владимирович обратил внимание, что он говорит по-китайски в американской манере.

– По делам я принимаю в управлении КВЖД, в рабочие дни. А сегодня у меня выходной.

Тон оперработника подействовал на толстяка. Он более миролюбиво произнес:

– Не горячитесь, мистер Байков. Вы должны выслушать нас.

– Должен?! – воскликнул оперработник. – На каком основании? По какому праву вы мне указываете? Кто вы?

– Я из иностранного отдела разведки. Меня зовут Шуй.

У Ивана Владимировича в голове сразу возникли ассоциации: один назвал себя «Ми», что по-русски означает «рис», второй назвался фамилией «Шуй», что в переводе на русский означает «вода». Таким образом, есть вода, есть рис, можно заварить кашу.

– А я не желаю с вами разговаривать!

Ми вступил в разговор:

– Вы ведете себя неразумно, господин Байков.

– Это провокация! – вырвалась у разведчика стандартная фраза, которую произносит советский гражданин, когда ему за границей угрожают незнакомые люди. – Я заявляю решительный протест!

– Не спешите жаловаться, мистер Байков! Если вы не выслушаете нас, мы сумеем сделать так, чтобы ваши шефы узнали, как вы присваиваете часть денег, которые выплачиваете своим агентам.

Шуй начал выкладывать свои козыри.

– Так вот в чем дело? – подавленно произнес разведчик и задумался. – Значит, это Хуан!

– Ну хорошо, пусть будет Хуан, – согласился Шуй.

Байков держал паузу, чтобы его собеседники поверили, что он обдумывает возможные для него последствия. Обдумав все, он поднял глаза на Шуй и упавшим голосом сказал:

– Я хочу говорить с вами наедине.

Шуй был, видимо, удовлетворен ответом. Повернувшись к Ми, он коротко скомандовал:

– Господин Ми, посидите, пожалуйста, в машине!

Ми уселся за руль «Форда». Шуй обошел машину Байкова и сел рядом с разведчиком, оставив дверцу открытой. Когда Шуй уселся поудобнее, оперработник задал ему естественный в данной ситуации вопрос:

– Что вам от меня нужно?

Шуй, как большинство китайцев, получивших образование в Америке, ответил коротко и по-деловому:

– Вот это другой разговор! Мы хотим, чтобы вы сотрудничали с нами. Мы дадим вам возможность приобрести ценных агентов. Вы будете иметь успех.

– Вы сошли с ума! – с предельной искренностью заявил советский разведчик. – Я не испугаюсь ваших угроз! Могу вернуть Хуану недоданные ему деньги, и все!

– Не будьте наивны, – улыбнулся Шуй. – Вы же профессионал! Вам не удастся так просто выпутаться из этой истории.

– У вас нет никаких доказательств, – упорно стоял на своем наш работник. Ему очень важно было знать, какие еще аргументы могут привести эти два китайца.

– Есть, мистер Байков, – все с той же улыбкой ответил Шуй. – Во-первых, вам не удастся замять дело с Хуаном.

– Я могу доказать, что он провокатор.

Китайцу пришлось выкладывать и другие аргументы:

– Но вы забываете, что у нас есть запись ваших разговоров, в том числе и тех, из которых видно, что вы занимаетесь присвоением оперативных средств.

Оперработник сделал вид, что озадачен новостью.

– Будьте благоразумны. Мы откроем вам счет в банке на большую сумму в долларах, сначала на пять тысяч.

Иван Владимирович сделал вид, что деньги его заинтересовали.

– Скажите, мистер Шуй, – поинтересовался он, – от имени какой разведки вы выступаете: от американской или китайской?

– Где мы служим, мы вам уже сказали, но в данном случае мы выполняем задание американской разведки. Вашим шефом в дальнейшем будет американская военная разведка. Фирма солидная, многие сочли бы за честь работать на нее.

– А каково будет мое месячное содержание? – продолжал интересоваться оперработник.

– Все будет зависеть от результатов. В среднем от одной до трех тысяч, за особо ценные материалы вы будете получать специальную плату.

Беседа продолжалась больше часа. Что нужно было выяснить – было сделано, пора действовать, подумал Иван Владимирович. Вариант № 2 – встречное предложение. Задача перевербовать Шуя и вынудить его работать на советскую разведку.

(Вариант № 1 предусматривал меры на случай грубой провокации со стороны иностранных спецслужб или ее агентуры из местных полицейских органов. Предполагалось, что могут быть осуществлены меры по компрометации нашего работника перед местными властями с фабрикацией улик, «подтверждающих» антикитайскую деятельность советской разведки.

При таком развитии событий разведчик должен был подать сигнал гудком автомашины или голосом, и сразу в дело включалась группа обеспечения в составе двух работников резидентуры и пяти специально подобранных дружинников, которая дежурила на двух автомашинах вблизи от места событий. Но прибегать к первому варианту не пришлось.)

Иван Владимирович поближе подвинулся к собеседнику, посмотрел ему в глаза, загадочно улыбнулся и твердым голосом проговорил:

– Мистер Шуй, я вас внимательно выслушал, а теперь послушайте вы меня. От имени советской разведки я предлагаю вам сотрудничество. Мы ждали вас, и вы пришли к нам. Деньги, которые вы мне предложили, пойдут вам. Вы станете богатым человеком. А нужную информацию мы вам обеспечим. Что касается сведений, которые будут нас интересовать, об этом договоримся позже.

Ивану Владимировичу показалось, что китайца хватил удар. Он раскрывал рот, но не мог издать ни звука. Наконец, справившись с собой, он растерянно проговорил:

– Мистер Байков, вы неудачно пошутили.

Оперработник перебил его:

– Хуан – считайте, что он сгорел. А за ним потянутся и другие ваши люди. Вам этого не простят. Да, кроме того, взгляните на перспективу развития событий. Ни у Гоминьдана, ни у американцев в Китае будущего нет. И если вы патриот Китая, вы поймете, где ваше место.

Шуй понял, что произошло, и пришел в себя.

– Нет, о сотрудничестве с советской разведкой не может быть и речи, ведь вы меня провалите или передадите разведке КПК.

– Не волнуйтесь, – твердо сказал Байков. – Мы умеем беречь наших друзей. Кому известно о нашей беседе?

– Об этом знают в Нанкине и Вашингтоне, – ответил Шуй. – Все это как-то неожиданно… – и, не закончив фразы, Шуй неуклюже выбрался из машины. Быстро сел в свой «Форд» и уехал, не попрощавшись.

На очередной встрече с источником, работавшим в иностранном отделе, было выяснено, что Шуй и Ми приехали в Харбин по подложным паспортам под видом бизнесменов. После злополучной для них беседы они нелегально покинули город, а через день исчез и «желтозубый».

О судьбе гастролеров-разведчиков мы узнали только через три года. Они перебрались на Тайвань и там до поры до времени продолжали свою работу на две разведки.