Текст книги "Очерки истории российской внешней разведки. Том 5"

Автор книги: Евгений Примаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 71 страниц)

25. Необыкновенная история

– Недавно узнал, что наш нелегальный разведчик работал иностранным послом за границей.

– Неужели нового Штирлица придумали?

– Нет, говорили о самом настоящем после.

– Такого быть не может. Такого не может быть никогда.

Из разговора в московском метро

Штаб-квартира Службы внешней разведки на окраине Москвы. Просторное помещение отведено Кабинету истории службы – с начала ее основания в 1920 году до относительно недавних времен. Представленные материалы демонстрируются по всем правилам музейного искусства: на стендах – многочисленные фото мужчин и женщин, разведчиков разных поколений, даны краткие пояснения их заслуг. Безукоризненный шрифт, изящно оформленные застекленные стеллажи, где помещены подлинники документов, ордена, медали, грамоты и другие экспонаты.

В зале № 3 посетитель обязательно обратит внимание на выставленную здесь серию оригинальных латиноамериканских документов: чилийское удостоверение личности для иностранца, выдано в Сантьяго в 1945 году; аналогичное бразильское удостоверение, выдано в Рио-де-Жанейро в 1946 году; дипломатический паспорт, выписанный в декабре 1951 года министерством иностранных дел одной из центральноамериканских республик первому секретарю дипломатической миссии этой страны в Италии. Фотокарточки на всех документах, хотя они были сделаны в разное время, явно запечатлели одно и то же лицо. Имя везде одинаковое. И если вы спросите сопровождающего вас работника Кабинета истории: «Что бы это значило?», он, вероятнее всего, скромно заметит: «Уникальный случай в истории нашей разведки. Коротко не расскажешь…»

Действительно, здесь требуется обстоятельное повествование. Постараемся в краткой форме сделать это, опираясь на реально имевшие место события, подтверждаемые архивными документами разведслужб.

История эта начиналась так. После окончания Великой Отечественной войны в Москву возвратилась супружеская пара советских разведчиков-нелегалов. Это были Макс[46]46
  О начальных шагах Макса в разведке см.: История российской внешней разведки, тома III и IV.


[Закрыть] и Луиза. Каждому из них исполнилось немногим более 30 лет, но за их плечами уже был значительный опыт разведывательной работы. Представлен отчет. Они хорошо отдохнули. Стал рассматриваться вопрос об их дальнейшем использовании. Они согласились вновь выехать на нелегальную работу и сами предложили схему своего устройства где-нибудь в европейской стране. Это совпало с интересами Центра.

Нелегалам предстояло осесть в стране для длительного проживания, создать прикрытие, обеспечивающее достаточную независимость и свободу действий. Предполагалось открыть небольшое коммерческое предприятие. Планировалось передать Максу на связь нескольких агентов – источников информации. Перед ним стояла также задача приобретения новых источников. Планировалось организовать двустороннюю радиосвязь резидентуры с Центром.

Разведчики направлялись в командировку как супружеская пара: он – выходец из Центральной Америки, она – из Уругвая. Для них подготовили минимум необходимых личных документов и разработали легенды-биографии, связанные с их действительным пребыванием в прошлом в Аргентине, Уругвае, Чили и Бразилии.

Оставим за рамками повествования техническую сторону документирования нелегалов. Скажем лишь, что у Макса был подлинный заграничный паспорт «своей» страны. Ниже читатель узнает на сей счет любопытные подробности, поскольку легендированное происхождение Макса станет причиной удивительных пертурбаций и парадоксальных поворотов, которых вначале никто не мог предвидеть. Но об этом потом.

Итак, в конце 1949 года нелегалы прибыли в Италию. Въехали по туристическим визам с правом пребывания в стране в течение трех месяцев.

Поселившись в скромной столичной гостинице, они начали изучать обстановку. Страну толком не знали, языка – тоже, связей здесь не имели. Один из вопросов, который мог возникнуть и позднее действительно возникал у их нового окружения, касался причин, побудивших их, благополучных латиноамериканцев, осесть в беспокойной послевоенной Европе. При необходимости они поясняли, что переезд в Европу вызван сугубо личными трагическими обстоятельствами: неожиданная смерть в младенческом возрасте их сына, что действительно случилось сразу после войны. Такое объяснение выглядело убедительным.

Супруги усиленно изучали итальянский язык, знакомились с различными сторонами чрезвычайно пестрой и запутанной общественно-политической жизни.

Они посчитали естественным нанести визиты дипломатическим представителям «своих» стран: почетным консулам страны Макса в Риме и Милане, уругвайскому генеральному консулу в столице. С последним сошлись достаточно близко, подружились с его женой, с их взрослыми сыновьями. Консул располагал широкими связями. Нелегалы намеревались сделать с его помощью первые шаги по закреплению в стране. Надежды оправдались. Дипломат оформил сначала продление туристических виз, а затем через знакомства в полиции получил для них разрешение на постоянное жительство. Консул согласился «принять» Макса к себе на работу, разумеется, без выплаты жалованья, что позволило тому официально считаться служащим генконсульства в Риме. Это уже был успех.

Легендой предусматривалось, что, занимаясь в Латинской Америке коммерческой деятельностью, Макс сколотил некоторый капитал и теперь намерен вложить его в какое-либо подходящее предприятие. Он заинтересовал этой идеей своего нового друга – консула. Они долго обсуждали возможные варианты и остановились на мысли организовать экспортно-импортную фирму, пригласив в компаньоны итальянца (для облегчения процедуры регистрации фирмы), отставного армейского полковника, близкого приятеля консула. Каждый внес соответствующий денежный пай. Зарегистрировали фирму в местных органах; нашли помещение под офис, сделали вывеску, наняли технический персонал.

Компаньоны начали изучать конъюнктуру рынка, искать коммерческих партнеров, рекламировать свои «чрезвычайно привлекательные» возможности. В результате появилась клиентура, наметились первые сделки. Предметом экспорта-импорта стали самые разнообразные товары: цемент, меха, консервы, швейные машины, велосипеды и многое другое. Вскоре деловые связи фирмы распространились на полтора десятка стран. Велась оживленная коммерческая переписка, в конторе не затихал телефон. Внешне все выглядело достаточно убедительно. Правда, прибыль была незначительной.

К тому времени Макс и Луиза жили в небольшой квартире, арендованной у вдовы погибшего на войне солдата. Эта женщина и ее друг, одновременно деловой партнер, занимались спекуляциями на черном рынке. От них Макс получал полезную информацию, а также сведения о лицах, которые участвовали в сомнительных коммерческих операциях. А среди них были и государственные чиновники, и политические функционеры.

Связь с Центром поддерживалась не всегда регулярно и оперативно. Местом основных встреч служили сопредельные страны, куда супруги когда вместе, когда порознь выезжали при возникновении необходимости или по вызову из Центра. Там составлялись отчеты, намечались дальнейшие мероприятия. Запасным вариантом служили конспиративные встречи с сотрудниками «легальной» резидентуры в Риме, но прибегали к ним крайне редко.

На исходе первого года пребывания в Италии нелегалы, как посчитали в Москве, уверенно выполнили намеченный план.

Осенью 1950 года из Латинской Америки в Европу приехала группа видных политических деятелей: бывший президент страны – «родины» Макса, бывший министр и посол во Франции. Все они были с женами. Визит преследовал наряду с отдыхом и коммерческие цели: наладить в Европе, в Италии в том числе, сбыт их собственной продукции – кофе, поскольку все они владели на родине крупными кофейными плантациями.

Почетные консулы в Италии – а их было около десятка – тепло встретили влиятельных гостей: оказывали им всяческое содействие, снабжали информацией, знакомили с нужными людьми. Кто-то из них предложил представить гостям Макса – соотечественника, преуспевающего дельца. В этой обстановке он был должен сам принять ответственное решение – идти ли на контакт с приезжими. Он только что возвратился из очередной поездки на встречу с представителем Центра, и быстро организовать дополнительную консультацию было невозможно.

Из доклада Макса о мотивах принятого им решения:

«Встреча с бывшим президентом и его группой, конечно, содержала долю риска. Я на «родине» никогда не был, знакомство мое со страной ограничивалось географическими справочниками и связями с двумя-тремя «соотечественниками». Существовала опасность, что я покажусь им подозрительным и меня начнут проверять. С другой стороны, избежать этой и подобных встреч в будущем было уже нельзя. Поэтому решил воспользоваться случаем, пойти на контакт и попытаться заручиться поддержкой этих влиятельных лиц, что укрепило бы легенду и прикрытие, создав тем самым надежные условия для развития программы, намеченной в Центре».

Макса и Луизу представили бывшему президенту и его друзьям, их женам. Более двух с лишним месяцев они тесно общались между собой: ездили по стране, заводили деловые знакомства, обсуждали экономические и политические проблемы. Максу удалось завоевать их доверие и произвести благоприятное впечатление своей эрудицией и динамизмом. Луиза подружилась с их женами.

Контакты с этими людьми подвергли испытанию заготовленную в Центре легенду, что было для Макса неожиданным.

Здесь уместно, наконец, сообщить, что же представляла собой эта самая легенда, позволившая Максу стать обладателем настоящего заграничного паспорта и закрепиться в Италии как гражданину этой центральноамериканской страны.

Работая в то время в Аргентине, он порой выезжал в соседние страны, в том числе в Чили. Там действовала группа его доверенных лиц, был среди них один центральноамериканец, назовем его «Амиго», давно проживавший там как политэмигрант. Макс поделился с ним своей озабоченностью: у него не было надежных личных документов длительного пользования. Тот подал мысль – сделать Макса гражданином его страны, предложил пофантазировать и придумал следующую версию: пусть он будет незаконнорожденным сыном реально существовавшего, известного «Амиго» его соотечественника, уже умершего. Это был человек из знатного рода, состоятельный, прославившийся на родине экстравагантными выходками, приключениями и гулянками. Расчет был на то, что эту легенду опровергнуть было практически невозможно. «Амиго» и Макс немало потрудились над составлением «правдоподобной» биографии южноамериканского «поручика Киже», который будто бы покинул родину в детском возрасте и затем прожил в Чили более 20 лет.

«Амиго» хорошо знал посла своей страны в Сантьяго и полагал, что тот поверит легенде. Так оно и получилось.

Приведем фрагмент записки Макса, где он характерным для него образным языком, с присущим ему чувством юмора вспоминает о завершающей стадии получения паспорта.

«Первый шаг – визит «Амиго» к послу. Тот, как оказалось, прекрасно знал «моего» батюшку и, поговаривали, не раз вместе с ним принимал участие в лихих его похождениях. Он проявил живейший интерес к моей личности. «Как, сын моего старинного друга здесь, в Сантьяго? Почему я ничего не знал об этом?» «Амиго» объяснял, напирая на то, какой скромный и добродетельный я и как нелегко мне было сносить насмешки тех, кто узнавал, что я побочный сын. «Хочу видеть его!» – вскричал посол. И вот я перед ним. Реакция была неожиданной, я и вообразить себе не мог, что так произойдет. «Вылитый папаша, – изумился посол, рассмотрев меня. – Узнаю вашего отца-забулдыгу!», и он полез ко мне с объятиями. Посол был, конечно, уже староват, а поэтому плохо, наверное, видел, иначе понять не могу, почему он вдруг признал во мне сына своего прежнего собутыльника.

Расспрашивал он меня, однако, весьма подробно, но после такого приема и меня, признаться, «понесло». Чего я только не наговорил. И скитания на чужбине расписал, и всплакнул о своей несчастной маменьке, которую отец так не по-джентльменски бросил. Добавил еще, что, хотя и не повезло мне с родителями, все же сумел выкарабкаться, встать на ноги, завести бизнес.

Выдать мне паспорт посол согласился сразу же, даже особенно не интересовался, зачем он мне. Вполне был удовлетворен, когда я сказал, что надоело скрывать от людей свое происхождение. «Папенька теперь умер, – вздохнул я и даже пустил слезу. – Наследства мне его не надо, я и сам не бедняк, но пора все оформить по закону». В общем расстались мы с послом почти друзьями. Когда он провожал меня до двери своего кабинета, все повторял: «Ну вылитый папаша!»

Признаться, мы с «Амиго» отчаянно блефовали. И не только потому, что выдавали меня за сына человека, довольно известного у себя на родине. Дело в том, что в этой стране я вообще никогда не был. И потому, когда посол пытался было заводить разговор со мной о стране, я как заведенный повторял: «Давно я там не был, слишком давно. Маменьку-тο отец заставил уехать, она и меня с собой взяла. Так что ничего припомнить и не могу…»

Хотя и блефовали мы, но все сошло благополучно. Через неделю на руках у меня был новенький загранпаспорт. Незадолго до отъезда из Чили, в августе 1945 года, я получил (сам и инициировал) в Генеральном консульстве «моей» страны в Сантьяго письмо-рекомендацию следующего текста:

«Рад подтвердить, что (имярек) в течение многих лет занимался коммерческой деятельностью в Сантьяго, где его прекрасно знают и ценят за личные достоинства и интерес, проявленный к общественной деятельности. (Имярек) – один из самых выдающихся членов нашей национальной колонии в Чили.

Генеральный консул… (подпись, печать)».

Позже эта бумага оказалась мне весьма полезной».

Когда в Центре в конце 40-х годов изучались возможности дальнейшего использования Макса, стало необходимым проверить надежность этой его легенды. Из Москвы он съездил в зарубежную командировку, разумеется нелегально, и там в посольстве «своей» страны без затруднений продлил в начале 1949 года полученный в Чили загранпаспорт, срок действия которого к тому времени истек.

И вот теперь, осенью 1950 года, в Риме встречи с «соотечественниками». Да еще с какими…

Неожиданности продолжились. Узнав детали биографии Макса, бывший президент вдруг заявил: «А мы с вами – дальние родственники. Да-да, не удивляйтесь. Если не ошибаюсь, покойный ваш отец приходился племянником дону К. А тот был женат на тетке моей матери. Не правда ли, забавно?» Дальше – больше. «Почему все-таки вы так долго не приезжали на родину? Как случилось, что до сих пор о вас ничего не было слышно?» Вопросы не из приятных, каверзные. Ответы Макса «Чувствовал себя ущербным как незаконнорожденный» и т. д. и т. п. как будто удовлетворили бывшего президента, который, однако, жестоко упрекнул его в излишней скромности и щепетильности. Позже выяснилось, что бывший президент наводил о нем справки как в Италии, так и в Латинской Америке. Отрицательных последствий это за собой не повлекло.

Одним из результатов приезда гостей из-за океана явилось подключение торговой фирмы Макса к реализации в Европе предложенного ими товара – кофе. Отношения Макса с бывшим президентом приобрели дружественно-деловой характер. Они перешли на «ты». Очередной неожиданностью стало предложение гостя, чтобы Макс стал его доверенным лицом не только в коммерции, но и в политической области: нелегал был посвящен в его далеко идущие честолюбивые планы возвращения к власти на основе демократических выборов.

Ко времени описываемых событий бывший президент и его ближайшие сподвижники возглавляли на родине оппозиционную буржуазную группировку и планировали на ее базе образовать политическую партию. Они были достаточно опытными, хитрыми, недоверчивыми политиками, склонными к риску и авантюре, и понимали, что курс Вашингтона направлен на политическое и экономическое подчинение их страны интересам США, но считали, что с американцами надо «умело» сосуществовать. Бывший президент доверительно говорил Максу: «Янки пуще всего боятся коммунистов. Мы, латиноамериканцы, должны воспользоваться этим страхом и заставить их подороже платить за наш антикоммунизм». Вместе с тем он сознавал, что на голом антикоммунизме сделать политическую карьеру в стране с укоренившимися демократическими традициями невозможно. Поэтому он готов был пойти на определенные социальные реформы, чтобы «выпустить пар из котла», ослабить классовую напряженность, которая, как он полагал, и порождает коммунистов.

Оценив широкий кругозор Макса, знание им международных дел, политической проблематики, бывший президент попросил его составить для их группировки предвыборную программу, базирующуюся на лозунге: «Против империализма и против коммунизма». Нелегалу пришлось выполнить эту необычную да и нелегкую задачу. Заказчик высоко оценил представленную работу, пообещал Максу дружбу и всяческую поддержку (эту программу с некоторыми поправками официально одобрил съезд позже созданной им партии).

Тогда же, осенью 1950 года, эти влиятельные люди по собственной инициативе выдвинули идею о назначении Макса на дипломатический пост в Италии. Они преследовали в первую очередь свои корыстные цели: закрепить за собой Макса как выгодного коммерческого партнера и одновременно отблагодарить его за оказываемые услуги. Возникла новая ситуация, снова потребовавшая принятия непростого решения. Выход Макса на дипломатическую арену предполагал более широкую, нежели у коммерсанта, известность и не исключал углубленной проверки его прошлого заинтересованными спецслужбами. Последнее, конечно, было нежелательным.

Первоначально в Центре склонялись к тому, чтобы нелегал отказался от сделанного ему предложения. Сам Макс придерживался иного мнения. «Сегодня мое положение куда крепче, чем было к концу прошлого года, – докладывал он в Москву. – Это, конечно, не значит, что мне нечего опасаться. По мере расширения связей увеличивается и риск, множится фактор непредвиденности. Но ведь все это входит в правила игры и является неотделимой частью жизни разведчика. Думаю, мы должны идти на этот риск, ибо в данном случае он оправдывает себя».

Бывший президент и посол покинули Рим первыми. Бывший министр остался еще на месяц. Стремясь максимально закрепить с ним личные отношения, Макс предложил ему переехать из гостиницы к нему в дом. Тот согласился. Перед отъездом они расстались как «большие друзья» (позже бывший министр активно содействовал дипломатической карьере Макса).

Тем временем коммерческая деятельность Макса оживилась. Из-за океана в адрес его фирмы стал регулярно поступать товар. Случалось, что за месяц приходило 250–300 стандартных мешков кофе общей стоимостью до 40 000 долларов США. Макс продавал кофе, вырученные деньги отсылал хозяевам, как правило, на счета в американских банках, получал свою незначительную долю. О степени доверия, которым он пользовался у партнеров, свидетельствует тот факт, что дорогостоящий товар он получал «под честное слово», без предоставления гарантий и выполнения иных договорных формальностей.

Теперь Макса то и дело стали посещать приезжавшие с «родины» гости: деловые люди, политические деятели и др. Устанавливались новые знакомства, рос объем почтовой связи с «друзьями» за океаном. Супругов настойчиво приглашали посетить родину Макса. В переписке постоянно обсуждался вопрос об оформлении назначения Макса на дипломатический пост (к этому времени Центр дал свое согласие). И наконец это действительно произошло.

Итальянские власти выдали Максу местные документы для дипломата (право иммунитета!), на его автомашине появился дипломатический номер. Его имя и должность занесли в официальный справочник членов дипломатического корпуса. Помещение, арендованное под миссию, получило соответствующую вывеску (туда супруги переехали на жительство), три технических служащих создавали должную рабочую обстановку. Макс нанес обязательные протокольные визиты, начал деловую переписку со своим МИД, с президентом страны, включился в рутинную жизнь столичного дипкорпуса.

Укажем, что этот пост Максу предоставили без выплаты денежного содержания, о чем, однако, итальянские власти не знали. Лишь впоследствии ему установили жалованье – 150 долларов в месяц.

В связи с переходом на дипломатическую работу по существующему правилу он лишался права заниматься коммерческой деятельностью. Поэтому торговую фирму в Риме пришлось ликвидировать. Однако предприятие, в котором по-прежнему были заинтересованы бывший президент и к⁰, сохранилось под другим названием. Ее контора размещалась в Милане, и Макс работал в ней на правах негласного компаньона. Владельцы кофейных плантаций продолжали регулярно получать выручку за продаваемый в Италии кофе.

Своеобразный поворот приобрела деловая и личная переписка Макса с министром иностранных дел «своей» страны. Проявив служебное «усердие», нелегал добился от МИД Италии приглашения министру и его жене посетить страну. В благодарность министр назначил Макса советником их делегации на VI сессии Генеральной Ассамблеи ООН, которая в то время работала в Париже. Главой делегации был вице-президент страны, с ним Макс сумел установить добрые личные и деловые отношения.

В ноябре 1951 года Макс выехал в Париж. Участвовал в заседаниях Генеральной Ассамблеи и совещаниях регионального комитета латиноамериканских стран. Это событие стало ярким эпизодом в его оперативной деятельности. А поскольку сам факт участия в таком форуме советского разведчика – явление отнюдь не ординарное, расскажем об этом подробнее.

Сразу по прибытии в Париж Макс окунулся в активную дипломатическую работу. Повестка дня сессии была насыщенной. Заседали комитеты, подкомитеты, комиссии. На высшем международном форуме шла политическая борьба по всем правилам бушевавшей в то время холодной войны.

Вспомним, что применительно к деятельности ООН в лексиконе советской печати тех лет устойчиво бытовал термин «машина голосования». Так называли механизм диктата американцев в отношении участников голосования в интересах поддержки политического курса США. Западников раздражала подобная русская формулировка, и они, в свою очередь, не стеснялись в выборе ярлыков, характеризуя политику СССР. И хотя это хлесткое сравнение – «машина голосования» – действительно может показаться несколько чрезмерным, по сути своей оно соответствовало действительности. Об этом свидетельствовал и парижский опыт Макса, который как непосредственный участник некоторых событий в ООН на себе испытал действие этой «машины» и даже стал ее невольной «жертвой». А произошло следующее.

В повестке дня уже не первый раз стоял греческий вопрос. В ходе гражданской войны в Греции и после поражения в 1949 году демократической армии значительную группу греческих детей, около 15 тысяч, эвакуировали с согласия родителей в страны народной демократии. В основном это были дети бойцов демократической армии, политзаключенных, лиц, помогавших патриотическим силам страны. Их эвакуация стала проявлением международной солидарности и фактически спасла детей от террора, царившего в то время в Греции.

Афинское правительство, поддержанное американцами, развернуло широкую кампанию по репатриации «похищенных» детей. В ход пошли дезинформация, фальшивки, клевета. Утверждалось, будто детей там содержат едва ли не в концлагерях, пытаются заставить их забыть родину, заражают «микробами коммунизма» и т. п.

По замыслу американцев, обсуждение на сессии этого вопроса должно было вылиться в очередное обвинение стран народной демократии и СССР, которые допускают «антигуманизм», «разъединяют» семьи и т. д. Советский Союз использовал трибуну ООН для разоблачения как самого мифа о «похищенных» детях, так и авторов этой политической кампании.

Американцы энергично готовились к предстоящему заседанию, постоянно вели обработку партнеров. Делегацию США возглавлял опытный дипломат, госсекретарь Дин Ачесон. Сначала он провел отдельное совещание с западными партнерами. Затем в американском посольстве собрал представителей латиноамериканских государств и выступил перед ними с призывом «дать бой большевизму». Высказал мнение о полезности участия в дебатах и дипломата от Латинской Америки и тут же совершенно неожиданно назвал Макса. Мотивировал свой выбор бесхитростно: «Вы, кажется, новичок на сессии. И тем лучше. Нужны новизна и естественные эмоции человека, которого еще не успели засушить прежние многочасовые дискуссии». Было очевидным, что Ачесон лишь огласил подготовленное заранее решение.

Макс вспоминал:

«Отказаться от выступления я не мог, мне бы этого не забыл Ачесон и не простил мой вице-президент. Но выступать так, как рассчитывал Вашингтон, поливать грязью Советский Союз? Надо было принимать решение, советоваться было не с кем. В конце концов я все-таки нашел выход. Засел за справочники и труды историков для изучения предмета, подбора фактов и составления текста речи.

Регламентом мне отводилось десять минут. К счастью, выступал я не первым, делегаты уже несколько притомились и без особого внимания слушали то, о чем я говорил. А я вещал о человеколюбии, о гуманизме, о детях как о будущем человечества, цитировал древнегреческих классиков, ссылался на Библию, впадал то в пафос, то в скорбь. Произнес немало трогательных слов о детях. К концу выступления заметил, что советский представитель Вышинский, до этого оживленно беседовавший со своими помощниками, стал вдруг слушать меня. Закончил я тем же, чем и начал, – какими-то общими, мало что значащими словами. Во всяком случае вряд ли кто мог с уверенностью сказать потом, что оратор отстаивал проект резолюции, внесенный Соединенными Штатами.

На следующий день, когда дебаты подходили к концу, слово взял Вышинский. Не помню в точности всего, о чем он говорил. Но одно мне врезалось в память совершенно отчетливо.

«Пришлось мне выслушать выступление одного латиноамериканского делегата, – сказал Вышинский. – Не скрою, по части красноречия он достиг больших высот. Но как политик он – пустышка. Это просто болтун, и место ему не здесь, на этом представительном форуме, а в цирке…»

Слушал Вышинского и Ачесон. Когда потом в кулуарах мы разговаривали с ним и я, приняв позу обиженного, выразил сожаление, что по его совету выступил на Ассамблее и навлек на себя гнев советского делегата, госсекретарь, дружески хлопнув меня по плечу, ответил: «Дорогой мой! Если Вышинский кого-то публично отругает, тому это только придает больший вес и добавляет известность…»

Вице-президент был полностью удовлетворен работой Макса в Париже. В МИД направили отчет о весьма успешной работе делегации на этой сессии Генеральной Ассамблеи.

Спустя два-три месяца Макс решил, что пришло время, используя расположение к нему кофейных партнеров, проявить инициативу и намекнуть в письмах к «друзьям», что его не оценивают «на родине» по заслугам и что можно было бы повысить его в дипломатическом ранге до чрезвычайного и полномочного посланника. Самое удивительное, что там к этой нагловатой идее отнеслись спокойно, обещали подумать и принять меры.

Как уже упоминалось, Макс и Луиза имели приглашения посетить «родину». Постоянно отказываться от них становилось неестественным, и они решили – пусть поедет Луиза. Подобрали предлог – присмотреть земельный участок для строительства дома.

Весной 1952 года поездка состоялась. Луизу приняли действующий президент, новый министр иностранных дел. Она постоянно встречалась с бывшим президентом, его сподвижниками, их семьями, с другими высокопоставленными лицами. Все в этих кругах отзывались о Максе с похвалой, высоко оценивали его дипломатическую работу, в частности готовившееся к подписанию торговое соглашение с Италией, в чем тамошние власти были крайне заинтересованы.

Пребывание за океаном Луиза использовала для того, чтобы ускорить обещанное мужу повышение в должности. И это ей удалось. Президент подписал соответствующий декрет, в МИД подготовили верительные грамоты, и Луиза отправила их в Италию авиапочтой.

Вскоре Макс вручил президенту Италии Луиджи Эйнауди верительные грамоты чрезвычайного и полномочного посланника центральноамериканской республики.

Как и положено по протоколу, Макс начал наносить визиты своим коллегам в дипкорпусе. Он докладывал Центру: «Профессиональными дипломатами в Италии я был принят как равный, ни у кого никаких сомнений не возникало».

Макс вспоминал некоторые детали первого посещения посла США Элсуорта Банкера.

«О, любезный коллега, очень рад видеть вас, – дружелюбно обратился американец, приглашая меня в кабинет. – Признаться, я уже отчаялся когда-нибудь встретиться, прошел месяц после вашего назначения… Не извиняйтесь, дорогой друг. Я прекрасно знаю, дел у вас сейчас много и весьма ценю, что первый дипломатический визит вы решили нанести именно нам». Дальнейшую беседу обычного светского характера прервал телефонный звонок. Сняв трубку, Банкер долго произносил «алло, алло», потом бросил мне: «Это из Вашингтона», и жестом указал на столик с напитками – распоряжайтесь, мол, сами.

Готовясь к этой встрече, я имел в виду расспросить посла кое о чем, как «дипломат дипломата», разумеется, но действительность разрушила эти мои намерения, и причиной тому оказалось содержание его телефонного разговора. По ходу дела стало ясно, что по запросу оттуда Банкер должен был дать оценки внутриполитического положения в стране. Следует признать, сделал он это четко, с хорошим знанием дела.

Дальнейшую беседу, уже со стаканами в руках, лучше изобразить в лицах.

– Чувствую, что вы не были безучастны к тому, о чем я говорил с Вашингтоном по спецсвязи. Не так ли, дорогой друг?

– Напротив, господин посол, мне были крайне интересны ваши оценки. Не скрою, вы облегчили мне мою задачу.

– Вот как?

– Не удивляйтесь, ведь мы с вами дипломаты, хотя к этому положению я пока полностью не привык. И задачи у нас в принципе одинаковые: информировать свои правительства обо всем, что происходит и что должно еще только произойти. В вашем же сообщении Вашингтону я нашел немало ответов на вопросы, которыми мне приходится заниматься…

– Ваша откровенность просто подкупает, – рассмеялся американец. – Я заметил, что вы прислушивались к телефонному разговору, но был убежден, что как только я вас спрошу об этом, вы начнете отнекиваться, говорить, что вам это ни к чему, что вы целиком были заняты приготовлением напитка и тому подобное… Такая откровенность вам идет, вы мне симпатичны ею».

Дипломатическая и общественная деятельность Макса приняла достаточно активный характер. Как официальный представитель он участвовал в сессиях ФАО – Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН со штаб-квартирой в Риме, был делегатом на Международной конференции по хлопку, на Международном католическом конгрессе, посвященном проблемам мира, являлся участником 1-й Всемирной конференции по кофе в Триесте. Неоднократно читал в итальянской академии культуры и искусства лекции по истории древней культуры Латинской Америки, был избран ею почетным академиком. Выступал по радио, в местной печати. Подготовил к публикации брошюру о странах Центральной Америки.