Текст книги "Coda in crescendo (СИ)"
Автор книги: Евгений Лотош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)
01.29.1232. Дриммад, Кайтар
Маленькая площадь перед Небесным дворцом сегодня казалась оживленнее, чем обычно. Два десятка фургонов и еще примерно столько же легковушек с эмблемами телеканалов загромождали ее не только по периметру, но и по всему пространству. Перед входом в базилику святого Йогана толпились журналисты и телеоператоры, с длинных удочек свисали блямбы микрофонов. Хотя у въезда на площадь припарковались две полицейские машины, патрульные в беспорядок предпочитали не вмешиваться.
Хосе Капурри поморщился, глядя на творящееся безобразие из окна своего автомобиля, медленно пробирающегося через площадь. Конечно, синклит церкви Рассвета – событие не такое уж частое, но в последние годы пресса не проявляла к нему особого внимания. Видимо, каким-то образом информация о главной теме сегодняшнего обсуждения просочилась наружу, и журналисты своего упускать не собирались. Он глянул вверх: над базиликой по-прежнему трепетал белый флаг. Хорошо. Несмотря на опоздание, без него начинать не стали. С другой стороны, жаль. Он так никогда и не видел вживую синего флага, означающего, что заседание синклита началось. Опоздать, что ли, намерено как-нибудь раз?
Пока водитель парковался, епископ быстро пересчитал припаркованные автомобили с золотыми Стабилонами на дверцах. Двадцать шесть. Отлично, кворум есть, и даже с небольшим запасом. Правда, расклад голосов до сих пор остается не до конца понятным, но на то и политическая игра. В конце концов, если все знаешь заранее, жить становится слишком скучно.
Журналисты атаковали его, не дав даже толком выбраться из автомобиля.
– Тесса Капурри! – успевшая первой девица в юбке, короткой на грани приличия, сунула ему под нос микрофон, шнур от которого уходил в большой и, судя по ее перекошенной фигуре, тяжелый ленточный магнитофон на боку. – Как вы можете прокомментировать слух, что сегодняшний синклит решит назначить выборы папы?
– Без комментариев, – коротко ответил Хосе, протискиваясь мимо нее в узком проходе между машинами и почти прижимаясь к ней. Пола сутаны с шорохом проехалась по магнитофону, весьма чувствительно зацепившего епископа по бедру. Он с трудом удержал крепкое слово: вот уж что пресса точно раздует до небес, так это ругательство представителя Церкви – независимо от его реальных причин.
– Правда ли, что Церковь собирается окончательно определиться со своим отношением к паладарам? – перебил снова открывшую рот девицу крепкий мужчина с густым торчащим ежиком волос. Хосе, плотно сжав губы, прошел мимо, даже не поведя глазом. – Является ли открытие часовни в Хёнконе признаком примирения паладаров с религией Рассвета?
Тут наконец-то подоспела охрана дворца. Несколько угрюмых широкоплечих парней в черных мундирах оттеснили журналистов назад. Епископ быстро прошел два десятка метров, отделявших его от входа, не обращая внимания на возмущенные крики за спиной. Еще один охранник у входа в базилику услужливо распахнул дверь, и Хосе с облегчением вздохнул, когда тяжелая дубовая створка наконец-то захлопнулась за спиной, отрезая наружный шум.
Епископ кивнул служкам в большом притворе, прошагал через тихий пустой неф и пресвитерий, по пути торопливо и небрежно преклонив колено перед дароносицей и осенив себя косым знамением перед большим золотым Стабилоном, и вошел в малозаметную дверцу слева от алтаря, почти сливающуюся со стеной. Парчовую драпировку, обычно ее скрывающую, сегодня сдвинули в сторону, чтобы не мешать членам синклита. За дверцей, стремительно шагая через две ступеньки, Хосе поднялся на второй этаж по мраморной лестнице. Снаружи, с площади, базилика казалась совсем небольшой, и лишь немногие допущенные знали, что неф с его ажурной, но невысокой колокольней едва ли десятиметровой высоты является всего лишь частью комплекса. Еще одно здание, скрытое за церковью и вплотную примыкающее к Небесному дворцу, оставалось скрытым от посторонних взглядов.
В небольшом холле перед залом Слова Божьего пятеро епископов в сутанах стояли и тихо переговаривались. При появлении Хосе они замолчали и недружелюбно уставились на него. Ну что же, от Марии Контуэгро, епископа Хесара, дружелюбия не ожидалось – особенно сейчас, когда он начал что-то подозревать. А про Ризьеро Матаса, епископа Чебокко и старого врага, и говорить не приходится. Хосе коротко, на грани приличия, кивнул им и быстро прошел в зал.
Три ряда полукругом, двенадцать атласных кресел в каждом разделены центральным проходом на две половины. Кафедра по центру, стол секретаря-распорядителя слева от нее. Хрустальная люстра под потолком, увешанная крохотными Стабилонами, и пышная парчовая драпировка с серебряными нитями, скрывающая глухие стены без единого окна. Знакомую привычную обстановку, иногда кажущуюся даже уютной, на сей раз пропитывало почти электрическое напряжение. Епископы сидели в своих креслах с каменными лицами, словно готовясь принять последний в своей жизни бой. Хосе усмехнулся про себя: похоже, грызня вокруг еще только предполагаемого папского престола грозила поссорить друг с другом даже прежних друзей и союзников. Не хочется, ох, не хочется столпам Церкви добровольно выбирать себе абсолютного властителя и тирана, но многие понимают, что иного выхода нет. Альтернатива – быстрая утрата влияния Церкви и ее превращение в рядовую секту среди сонма болтунов, спекулирующих на Красной Звезде и прочих несчастьях нынешних и прошлых лет. И вы, друзья мои, все-таки придушите свою гордыню и смиренно пойдете под казавшееся давным-давно забытое ярмо. Не беспокойтесь, братья, я стану хорошим папой. Не сегодня и даже не завтра, но стану. Когда тебя поддерживают две богатейших семьи Кайтара, включая свою собственную, проигрывать просто неприлично. Что бы вы ни вещали лицемерно с амвона, именно презренные деньги управляют грешным миром. Ну, а Ваххарон – все в подлунном мире есть его изобретение, и деньги не исключение.
Мария Конгруэнто, Ризьеро Матас и прихлебатели вошли в зал почти сразу после Хосе, и служка, повинуясь кивку секретаря-распорядителя, тихо закрыл массивные двери. Сам секретарь взял в руки старомодное золотое перо, обмакнул его в мраморную чернильницу и принялся писать на листе бумаги заголовок протокола.
– Синклит сим объявляю открытым, – старческим надтреснутым голосом проговорил он. – Первое слово дадено тессе Бальтазару Меццо, епископу города Челестины.
– Братие! – стремительно взойдя на трибуну, Бальтазар не стал тратить время на долгие предисловия. – Вы все знаете, зачем созвано нынешнее заседание. Благодарю всех, кто взял на себя труд добраться через всю страну. Положение нестерпимо, и решения следует принимать быстро. Два вопроса следует обсудить сегодня, и напоминаю, что ни одно сказанное слово не должно дойти до ушей здесь отсутствующих.
– Даже до наших отсутствующих братьев-епископов? – негромко спросил кто-то с противоположной от Хосе стороны зала.
– Братья-епископы, разумеется, исключение, – сухо ответил Бальтазар. – Они получат копии протокола, – он кивнул на секретаря-распорядителя, чье перо летало по бумаге со скоростью, удивительной для дряхлого старика. Итак, вопрос номер один. Паладары. Для тех, кто еще не знает: часовня Рассвета в Хёнконе начала действовать вчера в полдень по тамошнему времени, отслужена первая обедня.
– И каков результат? – с явно насмешливыми нотками в голосе спросил Лючиано Фетаска. – Хотя бы два человека присутствовали помимо того пьянчуги… как его?.. отца Анатолио Муарро, я верно помню? Паладарских охранных дронов можно не считать.
Хосе еле слышно хмыкнул. Слишком рано и слишком прямолинейно. С епископом дестры Мариния близких отношений он никогда не имел, но в последнее время они все чаще и чаще оказывались по одну сторону бруствера во внутренних схватках в синклите. Молодой, еще не достигший и пятидесяти, Лючиано являлся ярким представителем нового поколения клириков, занявших высокие посты в иерархии уже после Первого Удара: гибкий и открытый, готовый принимать меняющийся мир и, самое главное, весьма и весьма прагматичный. К паладарам он относился без неприязни, в склоках вокруг введения папского престола держал подчеркнутый нейтралитет, а идее организации часовни в Хёнконе противостоял открыто и недвусмысленно, считая, что Церковь так или иначе потерпит там сокрушительное поражение и потеряет лицо. Все-таки нужно сойтись с ним поближе. Управлять им исподтишка, как некоторыми почти выжившими из ума стариканами, вряд ли возможно, но и в качестве сознательного союзника он окажется весьма ценным. Надо лишь внушить ему необходимость большей сдержанности и тонкого подхода, чтобы не лез на рожон попусту, как сейчас.
– На обедне присутствовали четверо солдат из охраны кайтарского посольства и сам посол, – недовольно пояснил Бальтазар. – И еще двое местных рабочих, исповедующих истинную веру.
– Целая толпа! – усмехнулся Лючиано. – И отец Анатолио даже сумел вспомнить до конца хотя бы одну молитву?
– Обедня прошла как положено! – в голосе Бальтазара скользнули скрежещущие нотки. – Не вижу повода для иронии и облыжных обвинений в адрес тессы Муарры.
– Что вы, тесса Меццо, никаких обвинений! – епископ Чебокко развел руками. – Просто мне снова вспомнились рассказы о его похождениях на почве… как бы помягче выразиться? Ну, скажем, героических сражений с бутылками. Врага он истреблял знатно, да и мебели в барах пощады не давал. Значит, теперь мы имеем алкоголика в рясе в крошечной часовенке на удаленном острове в Хёнконе, рядом с которой приткнулась еще одна, принадлежащая нашим добрым друзьям с Торвалы? И обе они расположились напротив языческого храма? Да, достижение. Могу я полюбопытствовать, во сколько в конечном итоге Церкви обошлась данная операция? Включая деньги, переданные бандитам на Могерате, так ловко назначенным нашими представителями? Когда я спросил начальника казначейства вчера вечером, он сделал вид, что не владеет информацией.
– Протестую! – гневно возвысил голос епископ Хесара. – Тесса Фетаска пытается изобразить нашу святую миссию авантюрой…
– Каковой она и является! – перебил его Лючиано. – И я даже догадываюсь, кто и в каких целях ее затеял. Тесса Меццо, так я получу ответ на вопрос о затратах? Или вы как руководитель всей операции тоже не в курсе? Или заставите меня подать официальный запрос в канцелярию Небесного дворца?
Бальтазар Меццо облизнул губы.
– Мы все еще не свели воедино все расходы, – нехотя ответил он. – Могу сказать точно, что не более сорока миллионов леер…
Удивленный и возмущенный гул голосов прокатился по залу. Хосе тоже вздохнул от неожиданности. Он знал и о десяти миллионах, вложенных его семьей, и о восьми миллионах Деллавита (которые сукин сын Хавьер Деллавита наверняка уже вернул или вернет в ближайшем времени на полулегальных, а то и совсем нелегальных операциях с Анъями) – но из каких источников взялись еще двадцать, да еще так, что сам Хосе о них услышал впервые? То ли епископ Челестины на пару с главным казначеем влез в церковные фонды куда глубже, чем следовало, то ли в игре участвуют и другие заинтересованные лица – данный вопрос следовало прояснить чем быстрее, тем лучше.
– Гроши! А главное, какой выдающийся результат! – широко ухмыльнулся Лючиано. Епископ Маринии явно наслаждался ситуацией.
Хосе Капурри хмыкнул снова. Хотя и внутренне согласный со скандалистом, он ни на мгновение не забывал, что является формальным союзником Меццо. Пусть даже натянутость отношений между ними замечали многие, роль пока что следовало играть.
– Прошу прощения, тесса Фетаска, – негромко сказал он, – но финансовые вопросы можно оставить на потом. Предлагаю дослушать тессу Меццо до конца, тем более у меня есть что добавить к докладу.
Лючиано метнул на него ехидный взгляд, но дальше задираться не стал, сделав в сторону Бальтазара приглашающий жест.
– Благодарю, – проворчал тот. – Итак, сим торжественно объявляю, что отныне и навсегда Западная церковь Рассвета установила свое присутствие на бывшей территории язычников и безбожников. Теперь мы можем нести свет истинной веры неопытной молодежи со всего мира, передавая им Писание и Закон Божий. С учетом данного знаменательного события я считаю, что господствующая в некоторых кругах клира идея о паладарах как порождении Креода и замаскированных гхашах утратила свою актуальность.
Ну что же, хотя бы здесь Бальтазар действовал в рамках разумного. Ненависть к пришельцам, открыто проповедуемая с амвона некоторыми настоятелями церквей и даже прелатами, не только отвращала паству, но и способствовала дальнейшему падению авторитета Церкви. Особенно антиэффект начал проявляться в последние декады после пресс-конференции, где Карина Мураций подтвердила страшную догадку дэя Ардито Профетеджиаре о грядущем взрыве солнца. Люди просто помешались на идее о том, что паладары несут спасение, и попытки хулить их приводили к эффекту, прямо противоположному ожидаемому. Паства отпадала от официальной церкви и тянулась к разнообразным неформальным проповедникам, толковавшим Писание и Откровение настолько дикими способами, что даже привыкший ко всему Хосе порой изумленно приподнимал бровь, читая записи их речей. Чего стоило одно только возведение Карины Мураций, подчеркнутой атеистки, до ранга нового воплощения Ваххарона! Один такой проповедник в ответ на попытку оппонирующего клирика указать на сей факт ляпнул, что атеизм ректора Университета ничему не мешает: Всевышнему довольно-таки затруднительно верить в себя самого, по крайней мере, в теологическом смысле слова. И ведь не поспоришь!
К сожалению, консерваторы все как на подбор отличались редкостным тупоумием, чтобы осознать новую реальность в настолько короткие сроки, и единственной возможностью заткнуть им рты оставалась лишь официальная булла – та самая, чьи формулировки синклит не мог согласовать и принять уже третий сезон подряд.
– Да что уж там, давно пора сформулировать официальную позицию Церкви, – пробурчал из первого ряда Ризьеро Матас. – Сколько времени можно мусолить одно и то же? Предлагаю поставить окончательный текст постановления на голосование прямо сейчас. Кворум у синклита есть, так что вопрос можно закрыть немедленно.
– Возражаю! – резко сказал Пьеро Челенти, воздвигаясь в левой части зала во весь свой внушительный рост. – Окончательного текста еще нет! И я не намерен признавать паладаров орудием Божьим, как бы меня к тому ни склоняли! Я готов признавать их людьми… да как ни назовите, но отнюдь не орудием Божьим, а наоборот – истинными врагами Церкви и разрушителями веры. И те, кто держит их сторону, есть такие же враги, поддавшиеся искусу Креода. С ними нужно расправляться железной рукой!
Хосе поморщился. Епископ дестры Маунта символизировал собой воплощенную агрессивную глупость. Именно ему следовало бы заткнуть рот в первую очередь. Однако нельзя, не на данном этапе. Дурак явно и неприкрыто метил на трон папы, хотя на выборах не набрал бы в синклите и двух голосов в поддержку, и при том являлся рупором крайних консерваторов. Убеждать его бессмысленно, а более жесткие меры… несвоевременны. Между тем, если не успокоить его немедленно, синклит скатится в долгую бессмысленную свару и закончится ничем. Пора действовать. Епископ Дамарры незаметно глянул на часы (все еще рискованно, но в пределах разумного) и поднялся.
– Приношу свои извинение за вмешательство, – как можно более нейтрально произнес он, пока налившийся кровью Меццо подыскивал слова для достойного отпора. – Однако если мне позволят, я прошу внеочередного выступления. Возникли обстоятельства, уводящие на второй план даже наше отношение к паладарам.
– А именно? – с явными сварливыми нотками в голосе осведомился Меццо.
– Люди, восстающие из мертвых.
Гул голосов прокатился по залу. Епископы переглядывались, на их лицах виднелось явное замешательство. Даже секретарь-распорядитель на мгновение в недоумении поднял взгляд.
– Поясните, – с недовольными и настороженными нотками потребовал Меццо.
– Если позволите, тесса, я воспользуюсь кафедрой.
Хосе выбрался в проход и подошел к трибуне. Епископ Челестины раздраженно глянул на него, потом на все еще демонстративно стоящего у своего кресла Челенти, очевидно, все еще раздумывая над достойным ответом, но потом поморщился и спустился. Кивком поблагодарив его, Хосе поднялся по узким дубовым ступенькам, за столетия вытертыми до блеска тысячами ног предшественников, и тщательно следя, куда ступает. Однажды он здесь оступился, упал и сильно ударился плечом, которое затем болело полгода, упорно отказываясь поддаваться усилиям лучших врачей. Помог в конечном итоге только общий массаж в сочетании с минеральными ваннами. Проклятую кафедру… да что там, всю древнюю обстановку зала давно следовало бы заменить на что-то более удобное и современное, но с традициями сражаться сложно. Вот когда он станет папой… Оборвав несвоевременную мысль, Хосе Капурри утвердился наверху и обвел ряды притихших пурпурных сутан бесстрастным взглядом.
– К сожалению, тессы, восставшие из мертвых больше не миф, – его слова веско падали в напряженный омут зала. – Я потратил больше восьми декад на охоту за слухами по всему Кайтару, а также к северу от него, преимущественно в Теулане и Росуге.
– На какие средства? – поинтересовался Лючиано Фетаска. В его тоне по-прежнему скользили язвительные нотки, но куда как меньше, чем в адрес Меццо.
– На собственные средства семьи Капурри, – спокойно сообщил Хосе. – Полагаю, что для присутствующих здесь не секрет, что наша семья не стесняется помогать Церкви деньгами на богоугодные дела, да и многие журналисты на службе у моего брата весьма искушены в искусстве идти по следу. Спешу уверить, что из фондов Церкви не потрачено ни единой лееры. Я ответил на ваш вопрос, тесса Фетаска?
Епископ Маринии молча кивнул. Наверняка он прекрасно знал, что медиа-империя Капурри, включающая в себя несколько телеканалов, ежедневных газет, аналитических журналов и агентство по опросам общественного мнения, специализируется в числе прочего и на сборе и перепродаже самой разной информации, включая прямой промышленный шпионаж. Он и сам пару раз обращался к Леону через Хосе для анализа настроений прихожан в своей дестре, да и в остальном они неплохо ладили. Скорее всего, вопрос он задал исключительно для демонстрации своей объективности – а может, даже осознанно или неосознанно подыгрывал. Да, обязательно нужно сойтись с ним поближе.
– Итак, тессы, я должен сообщить чрезвычайно неприятную новость: наша официальная доктрина в скором времени может подвергнуться еще одному тяжкому испытанию. Но прежде чем объяснять проблему, я хочу, чтобы перед вами выступил один человек. Его зовут доктор Сантонелла Чико. Он весьма известный в своей области терапевт, полтора десятилетия работал в лучших больницах Барны, а примерно год назад по зову сердца отринул искус денег и славы и пришел работать в больницу святого Мейсера. Работающая с ним пасанта Фьюченца, а также сервилы-медсестры дают ему самые лучшие рекомендации как врачу, так и человеку. Полторы декады назад, когда Барну внезапно накрыл кольчон, он стал свидетелем случая, о котором расскажет самолично. Однако, тессы, прошу учесть, что с ним не стоит вдаваться в теологические детали: он атеист, так что разговор обязательно уйдет в нежелательном направлении.
– Протестую! – опять вскинулся Пьеро Челенти. – Неслыханно – ярый безбожник вещает в самом святом месте Церкви? В сердце и оплоте веры?!
– Полагаю, тесса Челенти, что открывать дискуссию по вопросу, давным-давно закрытому Церковью, мы не станем, – холодно ответил Хосе. – Атеистов признали такими же орудиями Божьими, как и верных, полтора века назад. Хорошо известно, что атеистами или агностиками является по крайней мере треть наемного персонала в разнообразных церковных учреждениях, непосредственно не связанных с теологическими материями, и Церковь спокойно принимает такое положение дел. Доктор Чико не станет читать нам лекции о мироустройстве, он всего лишь опишет то, что видел своими глазами.
– Еще никогда нога ни одного безбожника не ступала на священный пол зала Слова Божьего!
– Регулярные экскурсии в нефе базилики святого Йогана проводятся для всех желающих без разбора вероисповедания, – Хосе добавил в голос ледяных ноток. – На мой взгляд, неф и алтарь – гораздо более святые места базилики, чем одно из служебных помещений, и Всевышний наверняка простит нас, если один атеист проведет здесь десять минут по острой необходимости. Прошу вас, тесса Челенти, сядьте. Сегодняшнее заседание и без того предстоит тяжелое, и не стоит тратить время на пустые пререкательства.
Несколько секунд епископ Маунты сверлил его тяжелым взглядом, потом оглянулся на остальных епископов, недружелюбно и косо на него поглядывающих.
– Мы еще обсудим данную тему, тесса Капурри, – буркнул он, устраиваясь в своем кресле.
– Разумеется, тесса Челенти. Но после синклита и с глазу на глаз. А сейчас…
Он глянул на служку у двери.
– Снаружи должен ожидать мой помощник и дэй Чико. Попросите его войти.
А вот интересно, мелькнула в голове мысль, как выкручиваться, если окажется, что самолет из Барны задержался сильнее, чем обещали в диспетчерской аэропорта, и доктора все-таки еще не привезли? А если машина с ним застряла в пробке? На мгновение сердце екнуло и дало перебой, в глазах чуть потемнело. Так, тихо. Не дергаться. Всевышний знает, насколько важен сегодняшний синклит, он не допустит провала.
Служка поклонился, приоткрыл дверь и выскользнул наружу. Десяток секунд напряженной тишины спустя он вернулся. Доктор Сантонелла Чико непринужденно шагал следом, с интересом оглядываясь по сторонам. Хосе с удовлетворением отметил, что сегодня внешность гостя весьма респектабельна: в сшитом на заказ костюме стоимостью по крайней мере полторы тысячи леер, прекрасно маскирующем излишнюю полноту, в начищенных ботинках стоимостью не менее пятисот, с золотыми запонками и золотой же заколкой бабочки на шее. На его лице держалась мина, куда более надменная и презрительная, чем во время давешнего разговора. Видимо, именно так он выглядел во времена, когда ему в голову еще не ударила блажь стать единственным врачом на грошовом жаловании в затрапезной благотворительной больнице. Хорошо. Такой вызовет у синклита куда больше доверия, чем встрепанный пожилой мужчина с глубокими тенями под глазами и в плохо отстиранном белом халате, каким он выглядел в Барне. А еще, пусть и атеист, но Церковь он уважает – если не как спасительницу души, то хотя бы как влиятельный общественный институт. Скорее всего, неожиданностей с его стороны не возникнет – особенно с учетом обещанного больнице пожертвования в пятьдесят тысяч.
Встретившись взглядом с Хосе, доктор Чико слегка кивнул. Тот кивнул в ответ и жестом показал на небольшую трибуну рядом с епископской кафедрой. Доктор неторопливо, с большими пальцами, заложенными в карманы пиджака, поднялся на указанное возвышение.
– Добрый день, сэрат тессы, – произнес он хорошо поставленным лекторским баритоном. – Меня зовут Сантонелла Чико, и я главный врач больницы святого Мейсера в Барне. Я довольно неплохо известен в дестре Калалан, да и за ее пределами – тоже, и моя репутация, надеюсь, дает определенные гарантии, что я не лжец и не фантазер. Сэрат тесса Капурри попросил меня выступить на сегодняшнем собрании с описанием случая, который я наблюдал своими глазами менее двух декад назад. Ситуация чрезвычайно необычна и абсолютно необъяснима с точки зрения как современной медицинской науки, так и, полагаю, официальной церковной доктрины…
– О доктрине, сэрат дэй Чико, предоставьте судить нам, – мягко перебил его Хосе. – Прошу просто описать факты – по возможности языком, понятным… неквалифицированной аудитории.
– Как скажете, тесса Капурри, – слегка усмехнулся доктор. – Итак, многие из вас, полагаю, помнят, как полторы декады назад поздно вечером Барну накрыл кольчон. В тот момент я все еще находился в больнице вместе с несколькими дежурными медсестрами…
Оперевшись о кафедру, Хосе Капурри сосредоточенно слушал, как доктор Чико сухо и сдержанно излагает хронику событий. Очевидно, тот готовился к выступлению, потому что вместо довольно сумбурного изложения событий во время предыдущего разговора доктор словно читал по бумажке хорошо структурированный отчет. Резкое падение напряжения в электросети, туман на улице, оказавшийся кольчоном, волюты в помещении, ведущие себя необычно и странно, незадачливый старик-пациент, атакованный волютой в невиданной ранее манере… Хосе уже задавался вопросом, как бы он сам повел себя в той ситуации, и с неохотой признался себе, что наверняка бы запаниковал, а то и сбежал бы от страха.
– …когда мы, наконец, донесли пострадавшего до постели, он находился в полном сознании. Дыхание и сердцебиение оставались в пределах нормы – с учетом испуга и стресса, конечно. Однако его восприятие окружающего оказалось существенно нарушенным. Нельзя сказать, что он бредил, но его слова походили на описание галлюцинаций. Пациент утверждал, что с самого момента, как его окутал туман, в который превратилась волюта, он блуждал по неизвестным местам, описываемым как "долины света и тьмы". Среди прочих фантасмагорических элементов присутствовали огненные дороги, плавающие в черной пустоте, светящиеся существа, по ним путешествовавшие, далекие невидимые океаны из неизвестной субстанции, странные люди, прячущиеся где-то рядом и рассматривающие его с "нехорошим", как он выразился, интересом, и так далее. Обращаю внимание, что несколько минут – сколько именно, задним числом установить невозможно, от двух до пяти – он находился в состоянии клинической смерти, с остановившимся дыханием и сердцем.
– Церкви известно такое состояние, – задумчиво сказал со своего места Лучиано Фетаска. – Наука пытается объяснять его видениями умирающего мозга, страдающим от нехватки кислорода.
– Рад слышать, что среди служителей Ваххарона попадаются и интересующимися более приземленными вопросами, – иронически поклонился ему доктор. – Однако многие… сторонники мистических культов, включая церковь Рассвета, утверждают, что речь идет о видениях души, уже отправившейся на суд Создателя, но грубо выдернутой обратно с самого порога. Не стану комментировать данную гипотезу за ее… неважно. Однако, тессы, обращаю ваше внимание, что данный случай является из ряда вон выходящим вовсе не из-за видений. Вдумайтесь: пациент пришел в сознание до того, как у него восстановилось сердцебиение. Его мозг, как и другие органы, не снабжался кислородом и практически умер, но он разговаривал и воспринимал окружающее. Я специально опросил его на следующий день. Он утверждает, что во время своих блужданий в странном мире воспринимал и происходящее в больнице, а в доказательство описал мои слова и поступки, например… э-э, мои попытки отбиваться от волют обломками стула. Еще раз повторяю: с остановившимся сердцем и дыханием.
– Вы упомянули про галлюцинации, дэй Чико? – Фетаска выглядел весьма задумчивым.
– Не галлюцинации. Какое-то время до и после запуска сердца, минут десять или пятнадцать в совокупности, картина странного "мира света и тьмы" накладывалась в его глазах на реальность, но затем постепенно растворилась и пропала. При том он испытывал чрезвычайный страх, уверенный, что прячущиеся в тенях "люди" вот-вот набросятся на него и убьют. Он очень живо, в деталях, описывал их настроение, а также странное существо, скрывающееся где-то вдали и испытывающее к нему то ли живой интерес, то ли даже симпатию. Собственно, он утверждал, что где-то там далеко находится его жена, умершая еще до Первого Удара.
– Блаженны живущие в Садах Ваххарона… – благочестиво прошептал кто-то из правой части зала.
– Очень сомневаюсь насчет Садов, – расслышал его доктор Чико. – Я специально уточнил – она происходила с Могерата и при жизни поклонялась богам пантеона Миндаллы. Квантии, если точнее – есть у них такая богиня второго эшелона, покровительствует растениям и садовникам. Уж простите невоспитанного атеиста, но, насколько я знаю религию Рассвета, души неверных после смерти Ваххарон отправляет в небытие. Так что либо ваше Откровение жестоко ошибается, либо…
– Откровение не может ошибаться! – рявкнул Пьеро Челенти. – Ваш пациент, дэй Чико, стал жертвой искушения гхашей, а возможно, и самого Креода!
– Вам виднее, – доктор пожал плечами до того, как Хосе успел вставить слово. – Я не собираюсь вступать в теологические дискуссии, дабы не тратить попусту время. Резюмирую свое выступление: после атаки волюты человек оказался в состоянии клинической смерти, видел и ощущал нечто, радикально расходящееся с вашими леген… верованиями, потом какое-то время являлся одновременно мертвым и живым и, наконец, ожил окончательно. Я за свою жизнь видел немало умерших, а также из первых рук слышал истории людей, переживших клиническую смерть. Свидетельствую: данный случай совершенно необъясним с точки зрения современной науки. Ну, а религиозные толкования – за вами. Я готов ответить на вопросы, если таковые имеются.
Он обвел недоуменно переглядывающихся епископов выжидающим взглядом.
– Доктор Чико, – Хосе поднял руку. – Огромное вам спасибо за выступление. Думаю, задерживать вас и далее смысла нет. Машина в вашем распоряжении, и до возвращения в аэропорт можете использовать ее для поездок по Дриммаду, как вам заблагорассудится.
– Благодарю, тесса, – доктор слегка поклонился. – И надеюсь, вы не забудете про наш уговор.
Он спустился с малой трибуны, прошагал по узкому коридору между рядов кресел и вышел. Служка плотно закрыл за ним дверь.
– Ну и в чем кроется смысл данного представления, тесса Капурри? – недовольно спросил Никанор Макаса. Епископ Хуэвры казался одновременно озадаченным и встревоженным. Единственный дачия среди епископов, он возвышался в третьем ряду массивной черной глыбой, окутанной пурпуром.
– Я надеюсь, оно оказалось достаточно убедительным, – Хосе наклонился вперед, тяжело облокотившись на кафедру. – Тессы, открою небольшую тайну: я намеренно привел сюда атеиста. Я мог бы представить синклиту как свидетеля одного из людей, пережившего странное состояние между жизнью и смертью и являющегося верным последователем учения Рассвета. Однако я читал стенограммы их рассказов, и могу заверить, что истовый фанатизм сыграл бы с нами дурную шутку. Последователи Рассвета рассказывают не то, что пережили, а то, во что верят. С одним таким потребовались усилия двух квалифицированных психологов и несколько часов времени, чтобы выяснить, что же он видел на самом деле. Поэтому я намеренно показал вам, как ситуация видится человеком, скептически смотрящим на мир.
