Текст книги "Река меж зеленых холмов"
Автор книги: Евгений Лотош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 51 страниц)
– Мне нужно поговорить с саном Таорхом, – громко сказала Карина на общем. – Срочно. Проблемы с роженицей, осложненные роды.
Заскрипело, затрещало, лязгнуло, и в приоткрывшуюся щель выглянуло немолодое женское лицо, недоверчиво вглядывавшееся в нее.
– Что тебе, мальчик? – недовольно спросила женщина, тоже перейдя на общий. – Что за роды?
– Осложненные. Мне нужно поговорить с саном Таорхом.
– Он уже лег спать. У тебя есть деньги, чтобы заплатить за лечение?
Спать? Карина сверилась со внутренним часами – всего лишь начало девятого. Хм…
– Сан Таорх с интересом узнает о моем визите, – отрезала она. – Пожалуйста, разбуди его.
Женщина с сомнением посмотрела на нее, но в конце концов отодвинулась.
– Входи, – хмуро сказала она, отступая от двери и позволяя той распахнуться полностью, открывая доступ в крошечную прихожую с короткой деревянной лавкой. – Сядь здесь, момбацу сан Таорх выйдет через несколько минут.
"Несколько минут" вылились в четверть часа. Похоже, врач либо успел крепко заснуть, либо просто не шевелился. Карина с трудом подавляла в себе раздражение. Чего он тянет? Когда, наконец, внутренняя дверь дома распахнулась, пропуская дородного мужчину, завернутого в ворох цветастых, по местному обычаю, тканей, она резко поднялась ему навстречу.
– Что случилось? – осведомился врач, сладко зевая. – Кто рожает?
– Добрый вечер, момбацу сан Таорх, – вежливо сказала Карина. – Приношу извинения за поздний визит. Меня зовут Карина Мураций.
Какое-то время врач бездумно смотрел на нее, осовело хлопая ресницами, потом его глаза округлились.
– Карина… Мураций? – пробормотал он и принялся часто и низко кланяться. – Момбацу сама Карина, я… не ждал… Я думал, завтра…
– Да, разумеется. Я не предупредила о своем визите. Но так получилось, что в вашем городе с утра не может родить женщина, а ее сын плачет у тебя под стеной, потому что у них нет денег для оплаты твоих услуг. Я хочу, чтобы бы ты ей помог. Мне интересно, как в ваших краях принимают роды. Сколько ты хочешь денег за свои услуги?
– Денег… – пробормотал врач. – Я беру сто вербов за осмотр, а дальше – по обстоятельствам. Момбацу сама Карина, не надо денег. Из уважения к тебе я сделаю все, что нужно. Где роженица?
– Не знаю. Провожатый ждет снаружи. Пойдем быстрее, я боюсь за ее жизнь.
– Да-да, сама Карина. Идем. Я готов.
– А инструменты? – удивилась Карина. – Ты не хочешь их взять?
– Ка…какие инструменты?
– Понятно. Хорошо, идем.
Топать пришлось версты три, в гору и на самую окраину города. Касим вел за руку все еще всхлипывающего мальчугана, а Карина шла за ним, едва сдерживая настойчивое желание подхватить всех троих своих спутников манипуляторами и бегом припустить в нужном направлении. Не поможет – от страха малыш еще потеряет сознание, и тогда придется тратить время, чтобы привести его в чувство. К моменту, когда они достигли покосившейся халупы на границе с лесом, она почти кипела от нетерпения.
В хижине тускло горела медная масляная лампа. На лежанке у входа лежала и еле слышно стонала женщина, возле нее на деревянном обрубке сидел и раскачивался, ухватившись руками за голову, мужчина – вероятно, ее муж. В дальнем углу прижались друг к другу еще двое голых ребятишек, мальчик и девочка, лет трех и пяти с виду. Они сидели молча и смотрели на ввалившуюся в хижину компанию большими круглыми глазами. В нос ударила вонь мочи и кала, идущая от женщины, и сквозь нее – едва ощутимый запах крови.
– Эй, ты! – резко сказал врач на общем, ткнув в плечо мужчину, нехотя поднявшего на него взгляд. – Она твоя жена? Что с ней?
Тот потряс головой.
– Не понимаю, – ответил он на кленге.
– Вот чурбан… – пробормотал Таорх. – Она твоя жена? Что с ней? Давно рожает? – повторил он на том же языке.
– С утра, момбацу сан. Никак не родит… – взгляд мужчины оставался тусклым и безучастным.
– Воды отошли? А… – врач махнул рукой. – Без толку с ним говорить. – Он поморщился. – Ну и вонь! Ну-ка, – он снова пихнул мужчину в плечо. – Нагрей воды. Много. Да шевелись же ты, дурак!
– Да, момбацу сан, – проговорил мужчина и вяло поднялся. – Сейчас нагрею…
– Плод еще жив, – проговорила Карина, всматриваясь женщину через сканер. – Сердце бьется, хотя и слишком слабо, мозговая активность присутствует. В тканях матки есть небольшие разрывы, но пока очень небольшие, я могу их срастить. Сильного внутреннего кровотечения нет, но все равно она потеряла уже много крови и серьезно ослабла. Сан Таорх, я плохо понимаю в акушерстве. Скажи, если ребенок расположен к каналу матки плечом, а голова смещена влево, это очень плохо.
– Ты видишь… – пораженно спросил врач. – А-а… да-да, конечно, момбацу сама Карина. Ты видишь. Я слышал про тебя многое. Да, так плохо. Очень плохо. Косое положение ребенка – он не выйдет самостоятельно. Женщина умрет. Я не смогу ей помочь.
– Как – не сможешь? – Карину словно огрели пыльным мешком по голове. – Что значит "не сможешь"? Если ребенок не может выйти естественным путем, нужно делать кесарево сечение! Ты умеешь?
– Момбацу сама Карина, – раздраженно проговорил врач. – Мой отец принимал роды. И моя мать принимала роды. И мой дед и бабка по матери – тоже. Я потомственный акушер, и я за свою жизнь принял не одну сотню младенцев. Я говорю тебе – никто не может ей помочь. Она умрет вместе с ребенком. Мне нечего здесь делать. И тебе тоже. Мы лишь напрасно тратим время.
Напрасно тратим время? Карина тихо зарычала. Ну уж нет! Они обязаны хотя бы попытаться спасти роженицу!
Врач выжидающе смотрел на нее. Муж тоже остановился возле большого закопченного котла в углу хижины и замер. Похоже, он все-таки немного понимал общий, потому что его и без того тусклый взгляд потух окончательно, а руки безвольно повисли вдоль тела.
Так. Демиург она или кто?
– Сан Таорх, – резко сказала она, – я не могу тебе приказывать. Если ты не намерен ничего делать, иди домой. Я компенсирую тебе потраченное время – завтра. Но я намерена сделать все, что в моих силах, чтобы ее спасти. Если хочешь – помогай.
– Она умрет, сама Карина, – обреченно откликнулся врач. – И все скажут, что виноват я. Но я… я помогу. Что я должен делать?
– У меня есть план. Я синомэ, как ты знаешь. Я умею действовать на вещи, даже скрытые внутри других предметов – как ребенок внутри матери. Я попытаюсь повернуть плод так, чтобы он вышел естественным путем. Если не получится, проведу кесарево сечение. Я никогда его не делала, а здесь очень плохие условия, и доводить до него не стоит. Надеюсь, справимся и так. Возьми на себя руководство мужем и мальчиками – пусть они помогут тебе подготовить все необходимое, горячую воду, тряпки и что там еще нужно. Ее нужно раздеть и обмыть, желательно с мылом. Я пока займусь плодом. Действуй! – она хлестнула его голосом, как иногда хлестала паниковавших интернов-второгодков во время их первых операций.
Час спустя Дурран, во главе отряда из пяти милиционеров подошедший к хижине, нашел ее бессильно сидящей на земле, прислонившись к стене и вытянув ноги. Ее по локоть перепачканные в крови и слизи руки безвольно лежали на земле ладонями кверху. Она подняла лицо, в свете электрического фонаря напоминающее маску мертвеца, и тускло посмотрела на него.
– Ребенок умер, Дурран, – безжизненно сказала она. – Я не сумела ему помочь. И мать, вероятно, тоже умрет, если только не случится чуда. Или если мы не найдем кровь для переливания. А я чудеса творить не умею. Понимаешь, Дурран? Не умею, что бы про меня ни болтали.
Она опять уронила голову на грудь и замолчала. Дурран присел рядом с ней на корточки, достал из кармана камуфляжной куртки пакет с марлевым бинтом, разорвал упаковку и принялся обтирать ей руки. Она не сопротивлялась.
– Тяжелые роды? – наконец спросил телохранитель.
– Да. У нас, в Катонии, особой проблемы бы не случилось. Кесарево сечение и правильный уход – и она поправилась бы. А здесь… у нее кровопотеря не меньше полулитра, а у меня даже простейшего физраствора нет. И капельницы тоже нет. Дурран, почему все так плохо?
– Ты не можешь помочь всем, Карина, – спокойно отозвался тот. – Люди умирают каждый день от тысяч причин. А ты не умеешь творить чудеса, я знаю.
– Нет! Я лгу! Я могу творить чудеса! – внезапно яростно крикнула она ему в лицо. – Умею! Я могла сместить сюда и капельницу, и инструменты, и препараты, я могу перелить ей кровь, не то что физраствор! Я могла спасти ребенка! Я могла спасти ногу тому старику в Царатамбе! Но мне нельзя, мне запрещено! Запрещено, Дурран, чтобы не стало еще хуже…
Слезы потекли по ее щекам, бессильные рыдания сотрясли тело. Дурран прижал ее голову к своей груди и принялся осторожно баюкать, словно ребенка. Она обхватила его руками и зарылась в куртку, словно ища в ней спасения от окружающего мира. Милиционеры растерянно топтались вокруг. Спустя какое-то время ее рыдания стали стихать, потом замолкли совсем. Она осторожно отодвинулась от Дуррана, швыркнула носом и сердито вытерла запястьем щеки.
– Еще и разнюнилась, как ребенок, – тихо сказала она. – Прости, Дурран, я не должна была…
– Все хорошо, Карина, – откликнулся солдат. – Все всегда заканчивается хорошо, ты же сама не раз говорила. Женщина еще жива?
– Да…
– Значит, ты ее спасла. Не грусти, что ребенок умер. Радуйся, что жива мать. Ты! – он ткнул пальцем в грудь стоящего рядом милиционера. – Бегом в Городской зал. Найдешь там кого-нибудь и скажешь, что момбацу сама Карина Мураций требует оказать помощь роженице. Пусть найдут кого-нибудь из врачей…
– Врач здесь, Дурран, – Карина подобрала под себя ноги и поднялась. – Он в хижине, ухаживает за женщиной. Только что он может сделать… Ей нужен покой, питание и лекарства, которых здесь нет.
– Скажешь, что нужна хорошая еда для женщины, – закончил Дурран. – И одеяла. Бегом, быстро!
– Да! – кивнул милиционер. – Понял.
И он канул в ночную темноту.
– Ей дадут еды, – сказал Дурран. – Пусть лежит. Карина, наши женщины куда сильнее ваших, восточных. Она выживет, если только не случится родовой горячки.
– Не случится. Я уничтожила всю инфекцию в родовых путях. Но она измождена долгими родами и кровопотерей… Дурран, как ты меня нашел?
Телохранитель молча запустил руку в карман и продемонстрировал Карине небольшой зеленый шарик, слегка светящийся в темноте. Внутри плавала горящая белым иголка.
– Рис дал, – пояснил он. – Он знает, что за тобой не угнаться. Он сказал, что стрелка всегда показывает в твою сторону, а цвет станет красным, если тебе грозит опасность. Так и есть, видишь?
Игла и в самом деле оставалась нацеленной точно на Карину.
– Его предусмотрительность порой меня пугает, – пробормотала она. – Ну что же, пусть так. Меня давно потеряли?
– Часа три как. Когда я вернулся в зал, там все только что по стенам не бегали. Никто не мог понять, куда ты делась и, главное, как. Потом нашлась какая-то женщина, которая сказала, что ты пошла гулять и просила не беспокоиться. Торгаши чуть в обморок от ужаса не попадали – а ну как тебя ночные грабители зарежут? Шаху насилу их успокоил. Если ты закончила, лучше бы вернуться назад и показаться хозяевам.
– Да, наверное, – Карина высморкалась в подол своей безрукавки. – Прости, что заставила волноваться. Дурран, ты представляешь, здесь врачи-акушеры с завязанными глазами работают! Неприлично, понимаете ли, постороннему мужчине видеть женщину голой! Щупать можно, если для дела, а видеть – ни-ни.
– Во многих местах постороннего мужчину, коснувшегося женщины, просто убивают на месте, – пожал плечами Дурран. – А слова "акушер" не слышали никогда. Повитухи попадаются, а вот врачей практически нет. Шуштана – большой богатый город, здесь врачи есть, а нравы те же, что и везде. Но ты – Кисаки, ты можешь приказать, чтобы все изменилось.
– Приказать… – горько усмехнулась Карина. – Чтобы в деревне появился нормальный врач, его нужно обучить. А обучение хотя бы до уровня парамедика – три года как минимум. И где его учить, если на весь Сураграш нет ни одного медицинского вуза? А еще врачу следует платить за визит, либо же его должны содержать община или государство – и как это делать, если многие люди вообще никогда денег в руках не держали, да и у правительства денег почти нет? Десять лет как минимум потребуется, чтобы хоть какую-то систему здравоохранения построить, а скорее двадцать или тридцать. И сколько еще вот таких женщин умрут до того? Не трави душу, Дурран. Касим! – она обернулась.
Из темноты вынырнул мальчуган и с любопытством уставился на Дуррана. Тот направил луч фонаря ему в лицо, хмыкнул и опустил к земле.
– Касим, нижайше благодарю тебя за помощь, – сказала ему Карина. – Беги домой, поздно уже. Почти полночь. Передай отцу, что сан Шаттах заглянет к нему в лавку завтра, как позволит время.
– Да, момбацу сама Карина! – с готовностью кивнул мальчишка. – Приятного отдыха, момбацу сама Карина!
И он исчез в темноте.
– Пойдем, – тихо сказала Карина. – Да, и напомни мне завтра, чтобы я не забыла заплатить врачу за вызов.
13.07.858/2. Четыре Княжества, город Каменный Остров
– Я понравилась тебе, господин? – тихо промурлыкала шлюха ему в ухо, прижимаясь грудью. – Хочешь еще?
Блистательный господин Аккан Варумона пребывал в нирване. Он не помнил, когда в последний раз секс доставлял ему такое удовольствие. Новая девка изначально показалась ему какой-то неказистой – толстовата и старовата на его вкус, и при первом взгляде на ее фотографию он даже подумал, что вербовщик в Крестоцине теряет хватку. Он вообще предпочитал хрупких нежных девушек не старше шестнадцати-семнадцати лет. Сказать по правде, он предпочитал девушек даже более нежного возраста, но по варварскому уголовному кодексу ЧК такие забавы проходили как совращение несовершеннолетних и грозили в случае чего добавить к тюремному сроку полновесных десять лет и очень неприятные отношения в тюрьме. Не то чтобы он боялся загреметь за решетку при покровителях, о которых имел достаточно смутное представление, но которых полагал полубогами, но все-таки предпочитал перестраховываться. Все-таки он иностранец в чужой стране, и если его нынешним хозяевам по какой-то причине захочется его сдать… Сейчас же несмотря на не самый лучший внешний вид девки сутенер лениво раздумывал, как бы похитрее обставить ее работу. С такими способностями, разумеется, на улицу ее выталкивать не стоит. Штучная работа по хорошим клиентам, по цене, в пять раз выше обычной, да. И, разумеется, его она станет обслуживать каждый день.
– Так я понравилась тебе, господин Аккан? – снова шепнула проститутка, слегка укусив его за ухо. – Может, пора обсудить мое жалование? Или ты намерен платить мне сдельно за каждого клиента?
Блаженство блаженством, а работа своим чередом. Пора объяснить пустоголовой дуре, куда она попала и где ее место.
Сутенер поерзал, отодвигаясь от проститутки, и отпихнул ее в сторону. Он спустил ноги с кровати, широко и со вкусом потянулся и принялся одеваться. Молча – пусть она слегка помучается от недоумения.
– Ну так что? – в конце концов не выдержала девка. – Господин Аккан, ты все еще думаешь? – В ее голосе явно звучали тревожные нотки.
– На будущее запомни, – лениво проговорил сутенер, застегивая рубашку. – Вопросов ты мне не задаешь. Все, что тебе нужно знать, я скажу, а больше тебе беспокоиться не о чем. Ясно?
– Не поняла, – нахмурилась шлюха, приподнимаясь на локте. – Что значит "беспокоиться не о чем"?
Сутенер неторопливо размахнулся и отвесил ей размашистую оплеуху, не столько болезненную, сколько обидную. Начиналась часть, которая нравилась ему едва ли не больше, чем все остальное, вместе взятое.
– Слушай меня, великолепная госпожа Аяма Гайсё, и слушай внимательно, – процедил он сквозь зубы, с удовольствием наблюдая шок и недоумение, проявляющиеся на лице проститутки. – Ты никто и звать тебя никак. Теперь и навсегда твой хозяин – я, а ты просто сука, обслуживающая кобелей по моему приказу. Ты делаешь то, что я тебе говорю, и так, как я тебе говорю. Попробуешь рыпаться – пеняй на себя. Калечить я тебя не стану, ты ценный товар, но есть масса способов наказать тебя, не повреждая снаружи. Например, так…
Он рухнул на кровать, подмял под себя проститутку, придавив телом, и рукой зажал ей нос и рот. Девка слабо забилась под ним, пытаясь его сбросить, но безуспешно. Когда-то в молодости Аккан профессионально занимался борьбой и навыки, равно как и тренированность тела, не утратил до сих пор. Пусть барахтается – быстрее начнет задыхаться. Глаза проститутки медленно вылезали на лоб, она тихо мычала сквозь зажимающую ей лицо руку, и ее движения становились все более и более слабыми.
Выждав с полминуты, Аккан отпустил ее и поднялся с кровати, отряхиваясь. Девка лежала, хватая ртом воздух и поскуливая. Теперь на ее лице непонимание отчетливо мешалось с паническим ужасом. Аккан почувствовал, что возбуждается снова. Хорошо бы трахнуть ее, задушив в процессе, как тогда, в Оканаке… Жаль, что товар не следует портить, а то он бы не раз с удовольствием повторял такое и с приезжими шлюхами.
– Дошло? – с холодным удовлетворением в голосе спросил он. – Или повторить?
– Ты не имеешь права… – прошептала проститутка. – Я в полицию пойду…
Аккан захохотал. Смеялся он долго, со вкусом, почти до слез, хлопая себя кулаком по бедру и повизгивая от удовольствия.
– Дура, – сказал он, отсмеявшись. – Идиотка пустоголовая. В полицию, ты? Ты хоть понимаешь, куда ты попала? Ты знаешь, что в Княжествах проституция – уголовное преступление, и что одним только заявлением, что ты проститутка, ты себя на три года подписываешь с последующим пожизненным надзором? А если еще докажут, что ты сосала у клиентов больше периода подряд, то на все шесть лет? Ты знаешь, что такое тюрьма в Княжествах? Это тебе не одиночные больничные палаты с телевизором и трехразовым питанием, как в Катонии, а камеры на двадцать человек с двухярусными нарами. Надзирательницы-женолюбки, которых ты станешь обслуживать чаще, чем клиентов у меня здесь. Мужские секции, куда те же надзирательницы тебя будут сдавать для коллективного траха на несколько часов подряд. Это еда, которую в Катонии не всякая свинья жрать станет. А кроме того…
Он присел на край кровати, сдавил проститутке горло рукой (несильно, чтобы не оставлять синяков от пальцев) и склонился к самому ее лицу.
– А кроме того, – прошептал он, наблюдая за ее бегающими, расширившимися от страха зрачками, – в полиции работает масса людей, недовольных своим жалованием. Людей, которые с пониманием относятся к моим нуждам. И если ты туда сунешься, тебе так поплохеет… Я тебя, сучка, сейчас один фильм покажу. Ты его посмотришь внимательно. Очень внимательно. Чтобы понимать, ЧТО тебя ожидает, когда полицейские вернут тебя назад, ко мне.
Он дотянулся до пульта дистанционного управления и нажал кнопку включения. Фильм он зарядил в телевизор и установил на нужное место заранее. Он ухватил проститутку за волосы и вздернул ее голову, заставив смотреть.
– Нравится? – свистяще спросил он несколько минут спустя. – Лучше бы понравилось. Это не просто фильм, не игровая постановка. Все на самом деле, и кровь самая натуральная, и нож настоящий. У нас хватает клиентов, готовых платить за такие вот веселые картинки, но они требуют, чтобы никаких подделок, никаких наигранных воплей и нарисованных на компьютере ран. Все самое натуральное. Да ты не напрягайся так, соска, ей недолго осталось мучиться. Еще немного, и ее кончат. Как, хочешь оказаться в таком вот фильме в главной роли? А еще можно продать тебя в Граш, если попробуешь упрямиться. Там мужики очень любят нежных катониек вроде тебя. Вот там ты действительно пожалеешь, что не сдохла еще в младенчестве.
Он выпустил волосы проститутки, отошел к двери и на мгновение заколебался. Девка вела себя как-то странно. Обычно сейчас шлюхи уже захлебывались слезами и соплями от ужаса и даже не помышляли о сопротивлении. Но Аяма Гайсё лежала на кровати и наблюдала за сценами, от которых иногда становилось тошно и самому Аккану, с совершенно бесстрастным выражением лица. Лишь изредка под кожей играли желваки. Она что, от страха в ступор впала?
Ладно, пора заканчивать воспитание.
– Так что, сука, слушай меня внимательно. Если будешь паинькой, поработаешь на меня года три-четыре, а потом я выпну тебя домой. Даже денег заплачу. Попробуешь трепыхаться – накажу. Попробуешь пойти в полицию – станешь такой вот артисткой или отправишься в Граш. Эй, Махай! – крикнул он в приоткрытую дверь. – Зайди.
Створка скрипнула, и в комнату протиснулся охранник. Могучий и высокий, больше сажени ростом и в треть сажени в плечах, с лысым черепом, низким лбом и физиономией обезьяны, он действовал на людей устрашающе. Воплощение грубой нерассуждающей животной силы, умеющей только рвать, крошить и разрушать.
– Махай – мой заместитель. Слушаешься его так же, как и меня. Сейчас ты как следует поприветствуешь его, а когда ему надоест, он отвезет тебя к остальным. И работай хорошо, сучка, не то…
– С меня достаточно.
Аккана поперхнулся словом. Проститутка медленно села на кровати, протянула руку к пульту и выключила телевизор. Затем она поднялась с кровати и выпрямилась во весь рост.
– Господин Аккана, ты мерзавец. Мразь, которую неведомо как земля носит, – скрежещущим голосом проговорила она. – С меня хватит.
– Ты что говоришь, потаскуха? – прошипел Аккана. – Ты что, не поняла? Махай, ну-ка, поучи ее жизни, раз меня не слушает. Только аккуратно.
– Ага, хозяин, – кивнул охранник. Он шагнул вперед – и внезапно резко согнулся пополам, только чтобы мгновением позже совершить в воздухе замысловатый пируэт и всей немаленькой тушей врезаться в стену. Складывалось полное впечатление, что он получил страшный удар в живот, а потом – пинок ногой в челюсть. Он медленно сполз на пол и затих без движения. Дверь рядом с Акканой хлопнула, закрывшись сама по себе.
Невозможно. Она не может быть девиантом, он же сам проверял ее ручным детектором! Максимум четвертая категория, максимум! Но другого объяснения нет. Он вжался в стену рядом с косяком, лихорадочно соображая. Пистолет спрятан в тумбочке под телевизором, но туда ему не успеть дотянуться…
Невидимые змеи оплели и стиснули его тело, вздергивая в воздух. Он отчаянно забарахтался – и затих, когда девка шагнула в его сторону. Скользкое щупальце обернулось вокруг его шеи и сдавило ее, перекрывая воздух и пережимая артерии. Сутенер снова задергался, бессмысленно царапая горло. В ушах зашумело, взгляд начал мутиться.
– Как ты заметил, господин Аккана, – холодно произнесла девка, – существует масса способов наказать, не оставляя следов на теле. У меня не так много опыта с наказаниями, но я быстро учусь. Тебе нравится твой собственный метод воспитания? Разреши представиться еще раз. Аяма Гайсё – просто псевдоним. На самом деле меня зовут Яна Мураций. Я сестра Карины Мураций. Вероятно, ты о нас с ней слышал, но если нет, то прими к сведению, что я девиант первой категории.
Удавка вокруг шеи ослабла, и сутенер жадно задышал, глотая такой сладкий воздух. Девка неторопливо отошла к стулу, на котором в беспорядке валялись ее вещи, извлекла из-под вороха тряпок сумочку, из нее – пелефон (откуда? он же сам обыскивал!), потыкала пальцем в устройство и приложила его к уху.
– Барсук? Оса беспокоит. Извини, но я все испортила. Я сорвалась невовремя, так что основной план накрылся. Нет, все живы… пока, но тут осложнение – помимо сутенера охранник нарисовался… Нет, охранника я чисто вырубила, но что с ним дальше делать? С учетом дальнейших планов – нам нужен лишний свидетель?.. Нет, пока только эти двое, больше никто… Хорошо, как скажешь. Нет, не торопись. Господин Аккан уже показал мне кое-какие любопытные материалы, и я хочу обсудить их поподробнее… Нет, тебе присутствовать незачем. Я постараюсь не калечить его слишком сильно, а взамен он наговорит на камеру все, что меня заинтересует. Сообщи Орлу, что его людей я ожидаю… ну, скажем, часа через два, раньше незачем. А лучше я ему сама позвоню. Отбой.
Она отключила пелефон, аккуратно положила его на тумбочку и повернулась к висящему в воздухе сутенеру.
– Теперь нас никто не побеспокоит, – холодно сказала она, и Аккан почувствовал, как где-то под ложечкой у него прорастают первые зародыши панического ужаса.
– Сука! – выплюнул он. – Шалава! Ты хоть знаешь, какие у меня покровители? Знаешь, какие люди имеют долю в деле? Да тебя распнут и удавят твоими же собственными кишками, и никто в целом мире тебя не спасет!
– На тот случай, если ты еще не понял, блистательный господин Аккан Варумона, я в ярости, – девка, казалось, полностью проигнорировала его слова, и от ее бесстрастного ровного тона у сутенера сжалась мошонка. – Я в такой ярости, что сама еще не уверена, что с тобой сделаю. Настал твой черед слушать меня очень внимательно, потому что от этого зависит твоя жизнь. Я еще никого никогда не убивала, но все когда-то случается впервые, верно? И если уж начинать, то именно с такого подонка, как ты.
Она сделала паузу, и сутенер почувствовал, что семена ужаса в желудке начинают прорастать куда быстрее, чем хотелось бы, протыкая кишки змеями-корешками. Ему показалось, что глубоко в зрачках шлюхи тлеют багровые искры. Он было затрепыхался, но тут же замер, когда щупальце вокруг горла снова сжалось.
– Для начала прими во внимание, господин Аккан, что я не работаю ни в полиции, ни на полицию. Я провожу свое собственное частное расследование, и ваше АКР здесь у меня на подхвате, не более того. Я не ограничена никакими правилами помимо своего этического кодекса. А он в качестве первого правила включает такое: поступай с людьми так, как они поступают с тобой. Как ты намеревался поступить со мной, твой фильм показал очень убедительно…
– Я не участвовал в съемках! – прохрипел сутенер. – Я не причастен! Мне просто дали запись…
– Ты сознательно участвуешь в предприятии, где пытают и убивает молодых, ни в чем не повинных девушек на потеху маньякам и садистам. Ты полностью разделяешь общую вину. Готовься к тому, что все увиденное мной я применю и к тебе. Ножа у меня, правда, нет, но посмотрим, насколько хорошей заменой окажутся мои манипуляторы.
– Ты не сможешь…
– О, крайне интересный вопрос – смогу ли я? – обворожительно улыбнулась лже-шлюха. – Я вот тоже ответа не знаю. Но ведь никогда не узнаешь, если не попробуешь, верно? А для начала…
Сильная боль скрутила кишки сутенера, и он скорчился в воздухе, бесплодно пытаясь закричать сквозь неразжимающиеся челюсти. Страшная девка наблюдала за ним из-под прищуренных век, и на сей раз багровые искры в ее глазах горели ясно и отчетливо. Боль и панический ужал скрутили Аккана в один тугой узел, и когда живот отпустило, он почувствовал, что его штаны предательски намокают.
– Я в ярости, господин Аккан, – снова проговорила шлюха прежним холодным тоном, – и не в твоих интересах испытывать мое терпение. Услышь и прими мои слова всем сердцем до того, как я оторву тебе части тела, которые доставили тебе такое наслаждение несколько минут назад. Сейчас мы с тобой поговорим на самые разные, но все без исключения интересные темы. Сначала мы выясним, что ты знаешь, а потом снимем небольшой, но очень увлекательный фильм, в котором ты расскажешь все гладко, как с ледяной горки. И начнем сеанс воспоминаний с того, кто именно в Четырех Княжествах покрывает твои делишки. Прежде чем отвечать, каждый раз вспоминай, что я эмпат и ложь чувствую лучше, чем ты сейчас меня видишь. Итак, имена твоих хозяев. Живо!
«Карина, контакт. Яна в канале. Вызови меня, когда появится минутка, посоветоваться надо. Отбо…»
"Карина в канале. Яни, я свободна. Изображаю полуденный отдых, а тем временем болтаюсь в десяти минутах от планеты и на звезды смотрю. Красиво, но никуда не денется еще этак десять миллиардов лет. Планетарных, конечно. Как у тебя дела с подпольным сутенером?"
"На роль секретного агента я гожусь не больше тебя. Эта скотина в воспитательных целях показала мне фильм, в котором девушек насилуют и пытают одновременно. До смерти пытают. Не знаю, какого рода мужики могут получать оргазм от подобных штучек, но я еле сдержалась, чтобы тут же на месте ему голову не отвернуть. В общем, я набила всем морду, главный план накрылся, теперь приходится импровизировать".
"Он что-нибудь рассказал?"
"Все, что знал. Он не только мерзавец, но и трус. Я один раз сдавила ему кишки манипулятором и один раз всадила простейший ментоблок панического ужаса. Ему хватило, чтобы обделаться и столько наговорить, что Дворцовой охране на полгода хватит разбираться".
"Кому хватит?"
"Дворцовой охране. А, я же еще никому не рассказывала. Мио свела твоего господина Павая с дядькой из чекашной спецслужбы, которая называется "Дворцовая охрана". Они занимаются защитой госслужащих и госучреждений по всей стране, секретную связь обеспечивают, все такое. Ну, и Верховного Князя охраняют, разумеется. Тот дядька сильно заинтересовался происходящим, и теперь Дворцовая охрана взяла дело в свои руки. Они и меня попытались под стражу посадить как ценного свидетеля, но я им такого наговорила, что у самой уши завяли. И они отвязались".
"Ты же не хотела впутывать официальные власти?"
"На первых этапах, потом все равно пришлось бы. Ну, все к лучшему. Сволочь-сутенер знает на удивление много. Он, оказывается, сам из Катонии, сбежал от правосудия. Патентованный маньяк-убийца со сдвигом по фазе, хоть сейчас показательное дело заводи. В ЧК сначала просто подрабатывал мелким сутенером в крупной организации, потом придумал проституток из Катонии заманивать и поднялся чуть ли не до главаря все шарашки. Кара, все куда сложнее, чем казалось. Это не просто мелкоуголовная банда, эксплуатирующая женщин. Они занимаются и контрабандой наркотиков и оружия, и похищениями ради выкупа, и финансовыми махинациями. Настоящая бандитская корпорация. Работают под прикрытием каких-то очень важных аристократов на серьезных должностях. Каких, эта мразь точно не знает, напрямую никогда не общался, так что без охранцев или других спецслужб не разобраться. Но мы можем спасти три десятка наших девушек в Каменном Острове. Их держат группами по двое-трое, при каждой охранник, он же сутенер. Немедленно их выручить нельзя, чтобы не спугнуть владельца, но их всех уже держат под наблюдением. На ближайшие дни намечена операция по "продаже" меня грашским бандитам, потом их начнут постепенно вытаскивать".
"Хорошо. Держи в курсе".
"Обязательно. Кара, я чего с тобой связалась – скажи, у твоей проекции ничего странного не наблюдается, когда ты машинерией поддержки пользуешься? Сканерами разными, манипуляторами?.."
