Текст книги "Река меж зеленых холмов"
Автор книги: Евгений Лотош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 51 страниц)
– Может, и доступны, – уныло пробормотала Карина. – Господин Масака, мне столько сейчас доступно, что голова кругом идет. Хорошо тебе – все запоминаешь мгновенно и с первого раза. А я – просто человек, пусть и в новом теле.
– Надеюсь, ты привыкнешь. Хотя, на мой взгляд, симбиоз человека и искина, как в Демиургах предыдущего поколения, куда более эффективен при сборе и анализе информации. Но, я вижу, ты устала. Я оставлю тебя здесь и пойду распоряжаться. Располагайся как дома, до утра местным будет не до тебя. Если потребуюсь, вызывай. Свяжись с диспетчером, он даст на меня прямой канал.
"Дом Пасараки" поднялся и подошел к двери.
– Я исполню все твои приказы в лучшем виде, момбацу сама Карина, – громко проговорил он на фаттахе, низко поклонившись, и спиной вперед выбрался в дверь, касаясь пальцами висков и резко опуская руки, словно отряхивая с них воду. Наверное, здесь так принято выражать почтение. Или отдавать честь. Снаружи громко загомонили мужчины и женщины, гомон тут же прорезал голос асхата. Карина не вслушивалась. Она нехотя поднялась с лавки, поколебалась и улеглась на узкую деревянную кровать в углу хижины. Она намеревалась уйти в виртуальность и придумать там себе занятие на ближайшее время – прочитать свежую статью или попрактиковаться с тоскалой, будь она неладна – но неожиданно для себя провалилась в сон.
Она понимала, что спит, но сил проснуться не находилось. Какие-то невнятные серые образы мелькали вокруг – человеческие фигуры, дома, ландшафты, кружились хороводом звезды, изредка всплывало лицо Джао в обличье Дзинтона, и в его глазах стоял укор. Она пыталась задержать хоровод, ухватить кого-нибудь за рукав, остановить, объяснить, что она не может иначе, что она должна выглядеть человеком, но ее не слушали. Толпа вокруг густела, силуэты мелькали все быстрее, кружились и падали сумрачным серым светом, и Дзинтон, повернувшись спиной уходил все дальше, а Яна, Цукка, Палек и Саматта стояли поодаль, бесстрастно наблюдая за ее беспомощным барахтаньем, и поток вязкой тьмы обрушился на нее и смыл все ощущения. Осталось лишь чувство тоски и страшной, нечеловеческой усталости.
Кто ты?
Я не знаю.
Кто ты? Вспомни, это очень важно.
Я не знаю. Я Карина Серенова. Я снова в Институте Человека, меня опять отправят на стенд и начнут больно колоть иголками, и стрелять свинцовыми шариками, и жечь током, а я не хочу, не хочу, не хочу!..
Ослепительная белая вспышка.
Кто ты? Вспомни.
Я Карина. Я Карина Серенова… Мураций. Я Карина Мураций. Папа, я не хотела никого убивать! Папа, я не хотела! Я не хочу умирать, пожалуйста, я случайно!..
Ослепительная белая вспышка.
Кто ты? Отвечай!
Я Карина Мураций. Кисаки Сураграша.
Одноместная больничная палата. Тонкий жесткий матрас, легкое одеяло, тишина, только на стене ритмично попискивает кардиомонитор. Окно занавешено, в комнате полумрак, рассеиваемый лишь мягким светом дежурной лампы в коридоре. Два черных силуэта на фоне дверного проема.
– Кара, как ты?
Голос папы. Мягкий, но озабоченный. Страшная слабость во всем теле, не повернуть головы, не пошевелить рукой. Язык словно чужой.
– Что… со мной? Почему я… в больнице?
– Кара, ты меня понимаешь?
– Да, папа. Где я?
– Я не знаю, Каричка, что ты видишь. Визуальные каналы блокированы, ты доступна только по вспомогательным. Кара, слушай меня: у тебя информационный шок. Твое сознание функционирует на грани коллапса. Ничего, что ты сейчас видишь и чувствуешь, не существует. Ты сама формируешь свое окружение. Кара, не позволяй себе провалиться и уснуть. Ты не должна спать, не должна забывать, кто ты такая. Ты меня слышишь? Ты меня понимаешь?
– Да, папа. Понимаю. Голова не работает…
– Держись, Кара, – женский голос смутно знаком. Второй силуэт приближается и склоняется над ней. – Это я, Майя. Твой носитель справится сам, тебе нужно лишь перетерпеть и дать сознанию успокоиться. Ты сильная, ты справишься. Держись.
Комната начинает медленно кружиться вокруг нее, но тут же останавливается, подчиняясь усилию воли. Нельзя спать. Нельзя провалиться. Нельзя.
Я Карина. Карина Серенова. Карина Мураций. Мастер Пути. Девиант. Хирург. Кисаки Сураграша.
И внезапно все вокруг обрело цвет и насыщенность, почти болезненные после тьмы и серости кошмара. Карина резко села в койке – и под потолком вспыхнул яркий белый свет. Фигуры Джао и Майи обрели плоть.
– Пошла картинка, – удовлетворенно сообщила Майя. – Кара, ты умничка. Как самочувствие?
Здесь, в виртуальности, Демиург выглядела высокой молодой девушкой в закрытом купальнике с блестками, в сетчатых чулках и с торчащими из белокурых волос кроличьими ушами. Джао опять выглядел Дзинтоном – невысокий худощавый мужчина неопределенного возраста, которому равно можно дать и шестнадцать, и сорок.
– Да, Кара, как самочувствие? – поинтересовался он.
– Вроде все нормально, – неуверенно откликнулась Карина, потрогав щеку рукой. – Что со мной случилось? Я только что была в Царатамбе…
– Полагаю, ты и сейчас там, – сообщил Дзинтон. – Точнее, твоя проекция там, а ты здесь. У тебя случился информационный шок.
– Что?
– Перегрузка от обилия данных. Кара, ты когда в последний раз спала?
– Спала? Папа, мне же теперь не надо спать.
– И все-таки?
– Ну… наверное, перед тем, как меня убил Шай. А что?
– Понятно. Кара, сон – не только отдых для тела. Для биологического мозга это еще и способ переработки и упорядочения накопленной за день информации. Мозга у тебя больше нет, но снятая с него психоматрица все еще не приспособилась к режиму непрерывного бодрствования. Информацию ты накапливаешь постоянно, но перерабатывать ее сознание не успевает. Все буферы переполнились, вот тебя и шарахнуло. Вам всем следует спать понемногу хотя бы раз в неделю.
– Понятно, – Карина потерла лоб рукой. – А почему я в больнице?
– Не знаю, – Дзинтон пожал плечами. – Фокусы твоего подсознания. Палата тебе ничего не напоминает?
– А… – Карина осмотрелась еще раз. – Напоминает. Типичная палата в нашей больнице. Я поняла. Помнишь, когда меня привезли в больницу после ограбления банка? Я в такой проснулась. Двести восемнадцатая, точно.
– Ну и перепугала же ты нас, Кара, – Майя слегка щелкнула ее по лбу наманикюренным ноготком. – Хорошо, Дзи догадался в ваши носители сигнальные системы встроить, а я успела вмешаться. Иначе пришлось бы тебя с резервной копии восстанавливать, с потерей памяти за последний период… или какой у тебя там интервал настроен?
– Она не знает про копии, – сообщил Дзинтон. – Я пока их не грузил всеми деталями. Раз в неделю копии снимаются. Кара, только не вздумай спрашивать сейчас. Ты пока что на грани, перегрузка у тебя сохраняется. Ты мне лучше скажи, почему ты сорвалась именно сейчас? От тебя вселенской тоской так тянуло, что мне аж заплакать захотелось. Кто тебя обидел? Опять Лика дразнится?
– Если бы Лика… Пап, я сегодня ногу человеку ампутировала. Пришлось – у него газовая гангрена быстро развивалась.
– Поздравляю с новой специализацией. А в чем проблема-то? Он умер по ходу дела?
– Нет пока. Надеюсь, выживет.
– Ну а что тогда?
– Папа, я ведь могла спасти ему ногу. Вычистить бактерий, убрать мертвую ткань, вставить в вены гемодиализаторы – или что там есть? – и спасти. А он старик, и там дичь и глушь. Он, наверное, с голоду умрет…
– Стоп, Кара, – Майя подняла руку. – Какие гемодиализаторы? Ты ведь в Сураграше? Откуда там медицинская техника?
– Ну, наверняка же есть какие-то медицинские фантомы для такого случая!
– Медицинские фантомы? – Дзинтон переглянулся с Майей. – Вон ты о чем… Кара, а с чего ты решила, что они вообще существуют в природе?
Карина посмотрела на него с приоткрывшимся от удивления ртом.
– Но ведь нейрошунт…
– Кара, ты забыла нашу историю. У Демиургов нет и никогда не было фантомной медицинской техники. Фантомы мы научились делать много позже того, как поголовно перевели психоматрицы на твердотельные носители. В них просто не возникало нужды. Нейрошунт, который ты упомянула – интерфейсная технология, использовавшаяся для молодежи, мозги которой еще не дозрели до переноса. И даже они не подходят для биоформ Текиры – их нейрофизиология отличается от той, какой четыре с половиной миллиона лет назад обладал вид homo sapiens.
– Как – не подходят? – Карине показалось, что окружающее опять поплыло веселой каруселью. – Но я же читала документацию! И у Яны нейроэффектор действует…
– Кара, – вздохнула Майя, – Яни повезло с уникальной нервной системой. Она, вероятно, единственная на всей Текире, у кого мой клятый вирусный эффектор настолько полноценно интегрировался с нервной системой, что смог воздействовать даже на других. Сам эффектор я разрабатывала в течение планетарного года, подгоняя под нейроструктуры, сохранившиеся со времен Игры. Ты не задумывалась, на что мне потребовалось столько времени, если бы я могла просто взять и скопировать существующие фантомы? Я убила массу сил на адаптацию старых технологий к вашей физиологии и все равно не добилась полного успеха. Лишь одному эффектору из нескольких тысяч удается установить полноценный контакт с нервной системой. Ну да, что-то я использовала из существующих наработок – твой пространственный сканер, например, но в основном мне приходилось все разрабатывать почти с нуля. Ты ведь не успела нейрошунт применить ни на ком, я надеюсь? И не пытайся – результаты выйдут совершенно непредсказуемые, вплоть до выгорания нервной системы реципиента. Не придумано пока фантомных автоматов, которые ты бы могла использовать в медицинских целях. Конечно, можно взять твой биосканер, соединить его с наноманипулятором напрямую и запрограммировать его на выполнение каких-то действий, но это тебе придется делать самостоятельно.
– К слову сказать, фантомный гемодиализатор – отличная идея, – задумчиво проговорил Дзинтон. – Там интересные задачки потребуется порешать, но ничего сложного. Кара, ты бы скооперировалась с Ликой и Би, и вы бы в компании состряпали такую штуку в качестве упражнения. И тебе, и им польза. Но не сейчас, не сейчас! – он ладонями нажал Карине на плечи и заставил ее, приподнявшуюся на локте, улечься обратно. – Сейчас тебе нужно как следует отдохнуть. Просто ляг, закрой глаза и расслабься. Можешь даже поспать, теперь можно. Система поддержки тебя разбудит, когда закончит переваривать завал. Информационный шок – штука опасная, с ней не шутят. Разве вас Семен не предупредил?..
Он хлопнул себя по лбу.
– Я идиот, – грустно констатировал он. – Он же четыре терции на твердотельном носителе жил. Он давным-давно привык к бессонному режиму и наверняка просто забыл, что такое случается. И я напрочь забыл.
– А мне даже в голову не пришло, – согласно кивнула Майя. – Нужно немедленно остальных оповестить. И вообще, Кара, ты, кажется, после переноса стала относиться к жизни еще занудливее, чем до того. Отдыхать нужно хотя бы иногда. Ты вообще развлекаться умеешь? Смотри!
Она качнула бедрами и развернулась вокруг себя на одной ножке, шаловливо подмигнув.
– Я сейчас в ЧК в "кордебалете" подвизаюсь, так это у них называется. Фактически – артисточки-проституточки для развлечения гостей. Обычно их нанимают унылые жирдяи с пузом в разы толще кошелька, но иногда такие мужчинки попадаются – класс! Сейчас как раз в подпольном борделе из себя зайца изображаю, тамошних клиентов почему-то ушастые заводят, – она дернула себя за свисающее белое ухо. – Я там себе одного мальчика присмотрела, ему лет шестнадцать, и, похоже, он еще девственник. Товарищи затащили, он все сбежать намыливается, да я не позволяю. Краснеет очень мило от малейшего прикосновения, даже за вырез декольте мне заглядывать боится. А еще там затесалась девочка с улицы – того же возраста, такая вся из себя невинная, но, кажется, мужчину уже попробовала, и не раз. И нового ищет. Вот я и думаю – может, альтернативные способы ей продемонстрировать? Хочешь, поделюсь? Мальчика тебе, девочку мне, а потом поменяемся по ходу дела? Маску подходящую я тебе сейчас сваяю…
– Не сейчас, – остановил ее Дзинтон. – Потом, когда отоспится, можешь ее хоть к десяти мальчикам сразу в постель совать, но сначала пусть в себя придет. Кара, дрыхнуть! Как любящий папаша приказываю. Не меньше восьми планетарных часов, а лучше – десять. И в дальнейшем спать раз в неделю. А может, и каждую ночь. Поняла?
– Да, Дзи, – кивнула Карина. – Майя, спасибо.
– Спасибо потом скажешь, когда я из тебя занудливость повыбью, – озорно усмехнулась та. – А пока что отдыхай. Ну все, недосуг мне с вами, хочу на мальчике сконцентрироваться. Или на девочке, еще не решила. Пока!
Она подмигнула Карине и растаяла в воздухе.
– На мальчике! – фыркнул Дзинтон. – У нее сейчас на Текире четыре проекции, все женские и все в сексуальных приключениях по макушку, насколько я в курсе. Что называется, Майя восстанавливает нервы после стресса. Похоже, она и в самом деле не слишком хорошо перенесла временное заключение внутри заблокированной проекции, если до сих пор не отошла. Ну, не страшно. Она особа вообще легкомысленная, плохое быстро забывает.
– Пап, – отстраненно спросила Карина, – а зачем ей… вообще Демиургам люди в качестве партнеров? Искать по своему вкусу, уламывать… Ведь в виртуальности можно себе кого угодно создать. И в любом количестве. Или куклу-фантома слепить…
– Можно, – согласился Дзинтон. – Но секс в виртуальности непристоен.
– Что? – Карина поразилась настолько, что даже приподнялась на локте. – Непристоен!? Для Демиурга?
– Угу. Настолько же непристойно, как, скажем, в ЧК публично мастурбировать.
– Но почему?
– А почему на Западном континенте нагота считается неприличной? Почему у некоторых народов для женщины оказаться простоволосой перед чужим мужчиной – неописуемый позор?
– Ну… – Карина задумалась.
– Кара, у каждого социального явления, включая запреты, есть два объяснения. Основное, для широкой публики – "это естественно". Как вариант – "иначе и быть не может". Первопричина же обычно закопана в веках так глубоко, что о ней никто и не вспоминает. Но в случае с табу на виртуальный секс все очень просто. Он для Демиурга фактически означает прямое воздействие на участки собственной психоматрицы, отвечающие за сексуальное наслаждение. У такого воздействия просто нет тормозов. А поскольку оно апеллирует к примитивнейшим, но максимально сильным ощущениям, личность рискует просто не суметь остановиться вовремя. Продолжит заниматься сексом со своим собственным воображением, пока попросту не сколлапсирует. Помнишь классические эксперименты с крысами, которым электроды в центры удовольствий вживляли? Они так и не отпускали педаль воздействия, пока не подыхали от голода. Здесь примерно то же самое. В нашей истории известно по крайней мере два точно установленных случая такого коллапса и по крайней мере еще с десяток вероятных. Это несмотря на симбиоз с наирациональнейшими искинами.
– А разве с проекциями иначе?
– Проекции всегда конструируются так, чтобы содержать обычные для биоформ тормозящие механизмы. Грубо говоря, чем больше твоя проекция трахается, тем меньше удовольствия ты получаешь. Торможение прошито на таком глубоком уровне, что без знания фундаментальных основ его не убрать. Построить проекцию без такого ограничения в состоянии лишь умеющие программировать фантомов – по-настоящему программировать, а не собирать из шаблонных заготовок. А таких на всю нашу популяцию осталось меньше десятка, и никто из них подобными глупостями заниматься не намерен.
– А разве в виртуальности нельзя запрограммировать то же самое? С торможением?
– Можно. Но там подобные ограничения лишь вопрос персональной силы воли Демиурга. А в силу воли подавляющего большинства своих собратьев по божественности, скажу по секрету, я верю еще меньше, чем в способность Яни устоять перед тортиком. Так что в данном случае психологический стереотип является жизненно необходимым предохранителем. Но, Кара, хватит разговоров. Тебе нужно отдыхать, а не мозгами ворочать.
Дзинтон погладил Карину по волосам и отошел к дверному проему.
– Ты хорошо справляешься, Кара, – он ободряюще улыбнулся. – Мне недосуг с вами все время общаться, но я за вами посматриваю. Вы все молодцы. Продолжайте в том же духе.
Он щелкнул выключателем и вышел в коридор, плотно закрыв за собой дверь больничной палаты. Теперь темноту прорезал только узкий лучик ночника из-под двери. Карина повернулась на бок, свернулась в калачик, поудобнее закуталась в одеяло и закрыла глаза. Похоже, она дура вдвойне. Сначала чуть было не угробила Масарика, бездумно использовав на нем совершенно незнакомую технологию – и что ей вдруг в голову ударило вот так, без проверки, применить к живому человеку незнакомое устройство? Потом сживала себя со свету, непонятно откуда вообразив себя богиней, способной вылечить кого угодно от чего угодно. Дура… Мысли опять начали путаться. Она попыталась вспомнить что-то очень важное – и уснула под ритмичный писк кардиомонитора. И на сей раз никакие серые сновидения ей не явились.
22.06.858, вододень. Мир, которого не существует
– Сегодня у тебя получается гораздо лучше, – Бокува запрокинула голову, критически обозревая облака. – Почти как настоящие. Еще немного, и ты научишься думать небо правильно.
– Думать о небе, – машинально исправила ее Мизза, почувствовав легкое разочарование. Она-то надеялась, что небо у нее получилось совсем настоящим.
– Нет. Думать о небе – совсем не то, что думать небо. И думать о холмах – совсем не то же, что думать холмы, – Бокува опустилась на землю и обхватила голые коленки руками, задумчиво оперевшись о них подбородком. – Ты уже хорошо думаешь. Скоро ты закончишь.
– А потом что? – Мизза приподнялась и села рядом с ней. – Когда у тебя появится настоящее небо?
– У нас появится настоящее небо, – поправила Бокува. – Мы же строим вместе. Потом займемся чем-нибудь еще. Степь уже почти научилась рождаться сама, ее лишь нужно немного направлять. Ночь и звезды думать легко, я уже пробовала. Они уже есть, только прячутся, нужно лишь их позвать как следует. Наверное, пора думать деревья.
Она протянула вперед руку, и под ее указательным пальцем из травы вверх медленно потянулся тонкий древесный побег. Он рос и рос, покрываясь тонкими веточками, обрастая мелкими каплями зеленых листиков, а потом вдруг почернел и рассыпался.
– Неправильно получилось, – пояснила Бокува.
– Почему?
– Не знаю. Чувствую, что неправильно. Ты чувствуешь.
– Я? – удивилась Мизза. – Но я не чувствую.
– Чувствуешь. Не забывай, я вижу мир твоими глазами. Ты можешь не понимать сама, но я знаю лучше.
Мизза не ответила. Если Бокува хочет так думать, пусть ее. Не ругаться же с ней, в конце концов!
– Ты сегодня какая-то странная, – девочка-кукла повернула голову и посмотрела на Миззу своими разноцветными глазами. – Тебя опять дразнил Сахмат? Или сестры?
Мизза дернула плечом.
– Дразнил, – равнодушно сказала она. – Ну и пусть, мне давно все равно. Собаки тоже лают, а кто их боится? Бокува, ты знаешь, кто такие люди с тоскалами?
– С чем?
– С тоскалами. Такие длинные мечи, длинней моей руки. Я сегодня видела такого. Меня позвал отец и велел очень тихо сидеть за стенкой. Слушать чужого человека и понимать, говорит он правду или врет. У чужого был меч. Кажется, он называется "тоскала".
– Тоскала… Да, меч. Однолезвийный, слегка изогнутый клинок без долов, с острием-кисаки для нанесения колющих ударов и длинной рукоятью, допускающей и двуручный, и одноручный хват. Противовес обычно отсутствует, гарда круглая или овальная. Диапазон длин клинка – от пятидесяти сантиметров у людей до ста пятидесяти у троллей, канонические размеры – шестьдесят пять и сто тридцать три сантиметра соответственно. Тоскалу изобрели тролли, давным-давно, когда…
Бокува замолчала.
– Не помню, – наконец с досадой сказала она. – Помню, что давно. Что-то, связанное с Драконьим Камнем. И каким-то мореходом Усимбэем.
– С Камнем? Мореходом?
– Тоже что-то тролличье. Не помню.
– Тот чужак говорил про дракона. А отец рассмеялся ему в лицо и сказал, что дракон подыхает в судорогах, и что ему не выжить ни на севере, ни на юге. И что на юге он не подох до сих пор только потому, что Панариши не успел туда дотянуться, а на севере – потому что он оставляет буфер между собой и Четырьми Княжествами. Бокува, что такое "буфер"?
– Пустое пространство для безопасности. И что чужак?
– Я думала, он убьет отца. Он так его ненавидел! Но еще он боялся. Не отца, а кого-то еще. Наверное, Панариши. Панариши – тот чудной шаман, на встречу с которым меня возил дядя Тархан.
– Ты рассказывала. Я вспомнила – его зовут не Панариши. Тилос.
– Тилос? – Мизза озадаченно потерла затылок. – Тилос… Как древнего дикарского бога?
– Бога? Я ничего не знаю про богов. Тилос – его имя. Твой отец убил чужака?
– Нет, конечно! – Мизза фыркнула. – Он же гость, а гостей не убивают. Он сел в машину и уехал, а отец долго меня расспрашивал, о чем он врал.
– И о чем?
– Ну… – девочка наморщила лоб, припоминая. – Что у того дракона много денег. Что они собирают силы и вот-вот убьют Панариши и какую-то бесстыдную самозваную кисаки. Что вскоре все вернется назад, и те, кто остался дракону друзьями, станут богатыми. Ой, я вспомнила! Я уже видела этого чужого три лета назад. Через наш Камитар проезжал большой караван, грузовиков, наверное, пятнадцать или двадцать, я тогда еще плохо считала и вообще маленькой была. Грузовики у нас останавливались, и тот чужой встречался с отцом и дядей Тарханом. Тогда они его боялись… или нет, не боялись, а… хотели побыстрей от него избавиться и говорили всякие любезные слова.
– Тогда боялись его, а сейчас боится он, – Бокува холодно усмехнулась. – Наверное, его скоро убьют, оттого он и боится.
– Не знаю. Может, и так. Бокува, а ты еще не раздумала убивать своих сестер, когда их встретишь?
– Не знаю. Встречу – увидим.
– Бокува, а кто твой отец? У тебя есть отец?
– Отец… – лицо девочки-куклы неожиданно стало мечтательным. Она легла на спину, раскинула руки и ноги и стала смотреть в небо. – Есть. Только я его никогда не видела. Помню только, что он меня любил. Сильнее всех любил, сильнее прочих сестер. Он придумал меня такой, какая я есть. И он хотел, чтобы я жила и строила мир. Только я не могла строить, пока не попала к тебе.
– А откуда ты знаешь, что он любил тебя сильнее всех, если ты его не видела? – резонно возразила Мизза. – Почему ты думаешь, что он тебя вообще любил?
Того, что случилось потом, она совсем не ожидала. Вот только что Бокува лежит, раскинувшись, на спине, и вдруг уже стоит, вытянувшись во весь невысокий рост, напряженная и встрепанная, со злым лицом и оскаленными зубами, и в ее глазах полыхают разноцветные огни, а в руке желто гудит огненный меч, направленный Миззе в лицо, и высоко в черном-черном небе угрожающе грохочет гром.
– Никогда! – звенящим тоном проговорила девочка-кукла. – Никогда не говори, что он меня не любил, поняла? Ты моя служанка, ясно? Ты не можешь говорить так! А если скажешь еще раз, я… я убью тебя!
– Бокува… – пораженно прошептала Мизза, отползая назад. – Я же только спросила! Я не хотела тебя обидеть! Ты что?
Какое-то время Бокува, тяжело дыша, стояла перед ней, и гудящий клинок в ее руке дрожал, выписывая огненные линии перед лицом Миззы. Потом ее плечи опустились, и она бессильно опустилась, почти упала на колени. Клинок напоследок ярко вспыхнул и растворился в воздухе, а небо утихло и начало понемногу светлеть. Пляшущие огни в глазах куклы поблекли и пропали.
– Он любил меня, я знаю, – упрямо сказала она, глядя в землю. – Любил больше всех. Так нашептала Колыбель. А зачем Колыбели врать?
– И ты совсем не помнишь отца? – тихо спросила Мизза. – Совсем-совсем?
– Нет. Какая разница? Я знаю, что должна строить мир. И если буду строить хорошо, лучше всех, то однажды встречусь с ним.
– Понятно… – Мизза наклонилась вперед и осторожно тронула куклу за плечо. – Только ты не расстраивайся. Я помогу тебе строить, и однажды ты с ним действительно встретишься.
– Конечно, поможешь! – Бокува гордо вздернула нос и отвернулась, избегая смотреть Миззе в глаза. – Ты ведь моя служанка. Ты обязана помогать! – На последних словах ее голос предательски сорвался и дрогнул.
– Я не служанка. Только, Бокува, ты ведь моя подруга, да? А подруги должны друг другу помогать, – твердо сказала Мизза. – Я стану строить мир вместе с тобой. И у нас получится хорошо, может, даже лучше, чем у других. Только ты, пожалуйста, не убивай сестер, когда встретишь их. Пусть даже они плохие сестры, как мои, но ведь твой отец наверняка любил и их. Пусть не так сильно, как тебя, но любил. Разве ему захочется, чтобы вы убивали друг друга?
Девочка-кукла не ответила. Она медленно, словно через силу, поднялась, развела в стороны руки и взмыла в воздух. Вскоре она превратилась в точку, летящую над безбрежной пустотой, медленно зараставшей холмами и тропинками летней степи. Мизза смотрела ей вслед, потом вздохнула и снова легла на спину в густую траву. Она закрыла глаза – и яркая вспышка на мгновение озарила мир.
Когда она открыла глаза, она снова лежала на кровати в своей комнате, и деревянная разноглазая Бокува в тряпичной одежде мирно покоилась у нее на груди. Мизза тихонько погладила ее по голове, поудобнее устроила рядом с собой под одеялом и несколько минут спустя уже спала тихим детским сном. И ей снилось, как она идет по степи, а рядом шагает ее отец – не тот холодный и черствый к дочерям человек, каким он был на самом деле, а веселый радостный мужчина, то и дело сверкающий доброй улыбкой из-под густых черных усов. Она никак не могла разглядеть его лица, но точно знала – он ее любит. Любит больше всех на свете.
