Текст книги "Я - Кукла. Сборник повестей"

Автор книги: Евгений Кукаркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

СКЛАД

Август. 1989 г.

– Горбатый, я кажется нашел. Смотри, эти накладные указывают, что грузы со станции Волосово направлялись на Бегуницы и здесь они уходили в лес. На этой немецкой карте, между Волосово и Бегуницам в левой стороне дороги, стоит крестик у просеки. Здесь сплошные горки и холмы. По нашей фотокарте, снятой с самолета, просеки уже нет, сплошные массивы обработанной земли, среди лесов. И это, я думаю, вот здесь, у холма.

– Я тоже пришел к такому выводу. Так как, рискнем?

– Рискнем. Выезжаем без палатки. Лопаты берем только железом. Палки срубим там. Встреча в Волосово, на краю поселка.

– Я пошел готовиться. До завтра.

Половина горки была засеяна клевером, на другой рос березовый лес. Мы начали шурф в лесу между берез. Два метра сплошной нетронутой глины.

– Пошли отсюда, – предложил я.

Мы пошли вниз к лесистой подошве холма. Не доходя метров десять до нее, я начинаю снимать дерн. Первые полметра прошли с трудом и я хотел уже бросить, как вдруг пошел песок. Дергаю Горбатого за рукав и мы начинаем остервенело выкидываем грунт. Лопаты одновременно ударились в дерево. Большие бревна показались наружу.

– Нашли, – почему-то шепотом сказал Горбатый.

– Нашли, – как эхо повторил я.

Мы сориентировались относительно направления бревен и помчались к подошве холма. Лопаты мелькали с выброшенной землей. Мы пробивали траншею в холм и вдруг… Лопаты ударились в дерево.

– Бери топор, я оголю два ствола, – скомандовал Горбатый.

Бегу за топором на вершину и обратно. Две лесины оголены уже на метр длинны. Лесины сохранились из-за глины неплохо, несмотря на то, что прошло больше сорока лет, и я потрудился на славу, превратив в щепу древесину. Лаз готов, и первый с фонарем, в него влезает Горбатый.

Большая площадь склада забита ящиками, между ними ровными рядами дорожки. Некоторые из ящиков разбиты, торчат ковры, гобелены, фарфоровая посуда. Вход с другой стороны. Возле него знакомые ящики с оружием и патронами.

Подхожу к большим потемневшим ящикам и пытаюсь лопатой сковырнуть крышку с одного из них.

– Стой, – говорит Горбатый.

Он подходит ко мне с фомкой.

– Нашел в канцелярском столе, у входа. Дай попробую.

Крышка легко отваливается. Скидываю слой стружки и под лучом фонаря зажелтел бугорками янтарь.

– Юрка, это плиты, наверно, из янтарной комнаты.

– Не может быть, они утоплены в Калининграде!

– Ты что, не видишь?

Горбатый приподнимает одну плиту, длинной где-то полтора метра и кладет ее на край ящика. Под следующим слоем стружки появилась другая янтарная плита.

Мы забрасываем плиты в ящик и накидываем крышку. Начинаем взламывать все ящики подряд. Там картины, здесь серебряные сосуды, в другом иконы. Боже мой, теперь мы знаем – это награбленные полковником Альбертом произведения искусств.

Меня трясет за плечо Горбатый.

– Уже много времени, пора уходить.

Мы выползаем на воздух. Солнце висит с боку и до боли режет глаза, несмотря на то, что мы смотрим на свои тени.

– Сходи за завтраком, – просит Горбатый.

Я неторопливо забираюсь на холм, где у первого шурфа брошены наши шмотки и начинаю из рюкзаков вытаскивать завтраки. Мой взгляд скользнул между берез на ближайшие холмы и я замираю… Вдали мелкими точками движется живая цепь.

– Горбатый, – кричу я, скатываясь с холма, – Там менты.

Горбатый бросился наверх. Он вернулся с нашими шмотками и бросил их в темную дырку лаза. Затем сам скрылся там. Через 2 минуты он вернулся, в руках у него был «шмайсер» и рожков 5 за поясом.

– Юрка, зарывай склад. Я попытаюсь их отвлечь. Пробегу леском, вон туда. Как закопаешь – иди на станцию, я потом приду.

– Ты с ума сошел Горбатый. Они будут стрелять.

– Я буду осторожен. Давай, Юрка, время нет.

Горбатый понесся, как лось через лес. Я схватил лопату и с яростью стал закапывать траншею. Через минут пятнадцать в стороне раздалась стрельба. Шум ее усиливался. Еще минут двадцать стреляют, а я уже закончил и выравниваю дерн. Бегу к соседнему шурфу и заваливаю его тоже. Стрельба реже, но она продолжается. Первый шурф тоже замаскирован.

Бегу по лесу к Горбатому. Стрельбы не слышно. Куда-то далеко зашвыриваю мешавшую лопату, бегу и бегу…

Горбатый лежит на животе, на вершине холма. Кругом стреляные гильзы. Поднимаю голову Горбатого.

– Юрка, – тихо говорит он, – Меня убили.

Я сажусь на корточки и кладу голову на колени.

– Что ж ты наделал, Горбатый?

Я глажу его волосы.

– Юрка, – он уже хрипит, – Бросай копать, мы уже давно взрос…

Горбатый затих, а я все глажу и глажу его волосы.

– Руки вверх!

Меня окружает толпа в милицейской форме. Я их не слышу. Я все шепчу: «Горбатый, что ты сделал?»

Николаев монотонно постукивал карандашом по столу.

– Так что теперь будем с вами делать, Самсонов?

– Мне все равно.

– Что вы там делали?

– Зачем вы убили Горбачева?

– Он оказал вооруженное сопротивление.

– Он муху не убьет.

Николае молчит, только стук карандаша отдается в ушах звуком молота по наковальне. После длительной паузы он продолжил.

– Я понял только через пять минут, что Горбачев отвлекал нас от тебя. Но остановить людей было невозможно. И вообще, я считал, что ты с грузом уже на станции и был ужасно поражен, увидев на холме.

– Я пойду домой, Сергей Николаевич.

– Иди, – вдруг согласился он.

Домой не пошел, а поехал к Ольге и выплакал ей всю горечь происшедшего.

– Юра, тебе уже много лет. Зачем и для чего ты рискуешь?

– Горбатый тоже высказал мне эту мысль перед смертью.

– Так что же ты решил?

– Пока ничего.

– Отдай ты им этот склад. Что нам делать с этим антиквариатом, картинами, янтарем и прочей мишурой. Продать никому невозможно. Это не Запад.

– Может ты и права, но Горбатый рисковал из-за этого склада и погиб. Только это мне и не позволяет сдать его.

– Подумай еще, Юра. Все, что вы нашли – это все государственные ценности, за кражу которых, бьют.

– Я подумаю, Ольга.

Мы похоронили Горбатого и на следующий день, утром, я взял переписку Геринга и пошел в Большой дом. К Николаеву меня пропустили быстро. В накуренном кабинете сидело три человека. Уже знакомый мне Виктор Афанасьевич, Николаев и моложавый капитан.

– Здравствуй, Самсонов, – приподнялся Николаев.

– Я пришел сдать то, что мы нашли с Горбачевым. Вот, возьмите.

Николаев взял документы, просмотрел и отдал молодому – Виктору Афанасьевичу.

– И что же там есть? Вы видели? – взволновано проговорил молодой, пробежав документы глазами.

– Там янтарная комната, картины, ковры, антиквариат.

В комнате наступила тишина. Документы перешли к капитану.

– Вы хотите передать нам склад? – спросил капитан.

– Когда поедем? – ответил я.

– Сейчас, – сказал Николаев, – Кузнецов, срочно вызовите солдат, машин пять с лопатами. Вы, – обратился он к молодому, – дозвонитесь до Эрмитажа, пусть вышлют двух экспертов, но примерно, через два часа, после нашего отъезда. Идите, подготовьтесь к отъезду.

Николаев поднял трубку телефона.

– Товарищ генерал, разрешите зайти по очень срочному делу. Да. Иду.

Я остался в кабинете один. Прошло полчаса. Влетел Николаев.

– Поехали Самсонов.

Опять едем впереди колонны, на газике. Сзади караван машин. Доезжаем до Бегуниц и сворачиваем налево, в сторону Волосова.

Вот и проклятый холм, едем к нему прямо по клеверу. Машины останавливаются. Мы выходим.

– Вот этот холм. Мы взломали дыру сзади, поэтому вход здесь.

– Кузнецов, – закричал Николаев, – оцепи это место.

Часть солдат по выпрыгивала из машин и цепью окружили холм. Другие с лопатами подошли к подошве холма. Я разметил участок и они начали копать.

Когда показались ворота, все сгрудились вокруг них. Меня отозвал в сторону Николаев.

– О янтарной комнате никому ни слова. Сейчас пойдешь с нами и покажешь, где эти ящики.

С яркими фонариками, только пять человек, шли проходами к заветным ящикам.

– Вот, – я показал на темные однообразные громадины.

Один из сопровождавших скинул уже выломанную крышку ящика и вытащил панель.

В свете фонариков янтарные плиты меняли окраску, становясь то оранжевыми, то красными.

– Это они, – сказал один из присутствующих.

– Кузнецов, – опять приказал Николаев, – Эти ящики сейчас вынести, в машины и срочно отвезти в управление. Как только освободишь место, приглашай экспертов. Оружие здесь есть? – обратился он уже ко мне.

– Да. Справа у входа. Ящиков пять, а слева – ящики с патронами, по-моему двадцать два.

– Хоть один ящик вскрыт?

– Да. Горбачев брал автомат.

– Ах да. Кузнецов, выноси ящики вперемежку с оружием. Нечаянно уроните ящик или крышку от него при выходе. Пусть все, кто у входа, увидят оружие. Говорите всем солдатам и окружающим, что выносите оружие. О янтарной комнате ни слова. Понятно?

– Так точно.

– Давай, действуй.

Закипела работа. Приехало еще несколько важных шишек. Походили по складу, по цокали языком.

– А это что? – спросил один из них, ткнув пальцем в наши с Горбатым шмотки, брошенные у пролома стены.

– Грабители, – ответил Николаев.

Они по возмущались и ушли.

ПОДСЛЕДСТВЕННЫЙ

Меня не отпустили. После того, как распотрошили склад, меня повезли в управление и посадили в камеру, где я просидел три дня. Наконец днем привели в один из многочисленных кабинетов управления. В комнате сидел, уже не раз встречавшийся со мной полковник, а за столом – гражданский с острыми и спрятанными глубоко под дугами бровей, глазами.

– Гражданин Самсонов Юрий Александрович. Здравствуйте. Я – ваш следователь Карманов Григорий Степанович.

– Как, разве я под следствием?

– Да, вот постановление прокуратуры.

Григорий Степанович протянул мне бумажку. Действительно, это было постановление о содержании меня под стражей.

– Но за что?

– За незаконное хранение оружия.

– Но у меня нет оружия.

– За незаконное хранение оружия в тайниках, базах, землянках и складах.

– Ничего не понимаю. Я отдал вам, причем добровольно, самый крупнейший склад и в благодарность меня загоняют сюда. Что за чушь?

– Хватит, гражданин Самсонов. Перейдем к делу.

Началась процедура дознания. После длительного установления моей личности, пошли главные вопросы.

– Как вы нашли последний склад?

– Откопали.

Следователь невозмутимо листал документы.

– А предыдущий склад?

– Откопали.

– Вот объяснительная майора Николаева Сергей Николаевича в которой говориться, что вы ему в присутствии двух сотрудников управления передали карту с координатами раскопов и некоторых своих баз. Вы передали карту?

– Передал.

– Значит ваш последний склад вы тоже взяли с помощью каких-то документов?

– Мы все копали, что бы что-то найти.

– Естественно. Я в этом не сомневаюсь. Перейдем к следующему вопросу. Вы находили на месте раскопов какие-нибудь документы?

– Да.

– И где они?

– Переданы Николаеву.

– Вот докладная Николаева, в который утверждается, что вы передавали ему документы по частям, когда вас ловили на месте преступления. Вы подтверждаете это?

– Я еще не видел документа в нашем государстве, запрещающего копать землю и поэтому не считаю преступлением вдруг неожиданно что-то раскопать. А то, что я ему передавал, так это степень нашего сотрудничества, между мной и КГБ.

– Ваша степень сотрудничества документально подтверждена?

– Нет, это негласное сотрудничество.

– Майор Николаев это не подтверждает.

– Это его дело.

Поднялся полковник и подошел ко мне.

– Самсонов, лучше передайте нам документы. Помните, я вас просил давно об этом и сейчас прошу. Отдайте.

– Я не видел никаких документов.

– Хорошо. Григорий Степанович, я настаиваю на проведении дознания с использованием химически-активных средств.

– Что ж, я не имею возражений. На сегодня допрос окончен.

Следователь нажал кнопку.

Через день меня притащили в стерильно бело-кафельную комнату, где прикрутили к койке. Напротив стояли: полковник, следователь и врач.

– Давайте приступим, – предложил полковник.

Следователь кивнул головой и врач вкатил мне укол в вену. Моя голова поплыла по волнам. Жуткий страх охватил все клеточки тела.

– Самсонов, вы находили документы при раскопах?

Сквозь облачность дымки страха прорвался звук человеческого голоса. Отвечай, отвечай, стучали пульсирующим молоточком толчки в голову.

– Да, находил.

– Где они?

– Их Горбатый отдал Мире.

– Адрес Миры.

– Новокузнецовская, 10, пятый этаж.

– Вы сами знаете содержание этих документов?

– Да.

– О чем они.

– Это секретная переписка, между генералом НКВД Николаевым Н. А. с генералом Альбертом, переписка фон Лееба со Ждановым и Ворошиловым, а также попытки Берии связаться со ставкой Гитлера.

– Это вы сами читали?

– Мне переводил Горбатый.

– Вы кому-нибудь говорили об этих документах?

– Их содержание знали я и Горбатый.

– Вы сами разломали ящики с янтарной комнатой?

– Вместе с Горбатым.

– Кто был свидетелем переноски ящиков из склада в машины?

– Я, Николаев, Кузнецов и два неизвестных мне гражданина.

– По каким документам вы нашли склад с янтарной комнатой?

– По накладным, немецкого строительного батальона и трофейным картам.

– Что вы нашли в бункере штабного корпуса?

– Сейф с документами, карты, портсигар, оружие и несколько немецких трупов, один из которых генерал Альберт.

– Вы сказали портигар?

– Да.

– Что было в портсигаре.

– Записка Николаеву, что он подонок.

– Он сейчас отойдет, – прервал мою пытку посторонний голос.

– Да, пожалуй, достаточно.

Мое тело вдруг расслабилось и я провалился в глубокий сон.

Два дня меня не вызывали и вот опять у следователя. Он уже один.

– Юрий Александрович, мы провели расследование. Вы перед судом должны пройти медэкспертизу. Распишитесь вот здесь.

– Но я даже не читал дела и не знаю в чем меня конкретно обвиняют.

– Сейчас это не обязательно. После медэкспертизы, вы ознакомитесь с делом.

– А что я должен подписать?

– Вот эту бумагу, что вы отдали все найденные вами документы Мире С. и дальнейшей судьбы их не знаете.

Я подписал этот странный документ.

В камерах Большого дома меня продержали еще неделю и, наконец, отправили на медэкспертизу.

Это было шестиэтажное здание, с решетками на окнах до последнего этажа. Каждый вход на этаж запирался на такие же могучие прутья. Сквозной коридор, с палатами слева и справа, упирался опять в решетки черной аварийной лестницы. Охранники сидели за столиками на лестничной площадке только парадной лестницы, врачи и санитары размещались в центре коридора, в светлом проеме, огражденном барьером. Когда я вошел в палату, то ахнул. На одной из кроватей сидел в больничном халате сам Николаев Сергей Николаевич.

– Вы?

– Я, я. Занимай эту койку, она свободна.

– Ничего не понимаю. Как же вы здесь?

– Благодаря тебе.

– Мне?

– Ну а кто же моего папашу, выдал. Святой дух что ли?

– Причем здесь папаша и вы?

– Вышло, что я охотился за документами своего папаши, чтобы прикрыть его.

– Чушь, ваше КГБ сошло с ума.

– Оно-то не сошло. Это все ширма обвинений, за ней стоят дела посерьезней.

– Это янтарная комната и компрометирующие документы.

– И янтарная комната в том числе. Кто-то пытается похоронить ее и сведения о содержании документов насовсем, да так, чтоб не было свидетелей.

– Что, что? Ты говоришь, похоронить свидетелей?

– А ты что, не понял куда ты попал?

– Меня прислали на экспертизу.

Сердце у меня упало от нехорошего предчувствия.

– Ха…ха…ха… Да знаешь где ты находишься? В психоневрологической больнице Министерства Внутренних Дел.

– Ну и что?

– А ты когда-нибудь читал книгу «Пролетая над гнездом кукушки»?

– Читал.

– Слыхал там такое слово – «лоботомия»?

– Не может быть? Неужели и нас хотят сделать идиотами?

– Ты отстал, парень. Наука давно ушла вперед. Здесь стирают память. Здесь тебе сотрут все – и документы, и янтарную комнату и даже меня. Выйдешь зато живой, не идиот, и не полуидиот, но с дырой в голове.

– Но я не хочу этого.

– Тебя и спрашивать не будут.

– И тебя тоже, так искалечат?

– А для чего ж я здесь.

Я не мог прийти в себя. Ужас охватил меня.

– Но ведь надо что-то делать?

– По моим данным, из этой конторы еще никто не убегал. Кстати, знаешь кто в соседней палате? Там сидит капитан Кузнецов, что с нами был на янтарной. Как видишь загребли всех, кто занимался твоим делом.

– О боже, – застонал я.

Ночью я почувствовал себя плохо, температура подскочила до 40 и в почти бессознательном состоянии, я пробыл два дня. Когда я очнулся, Николаева не было. На его койке лежал черноволосый мужик.

– А где Сергей Николаевич? – спросил я его.

– В реанимации, – ответил он, почесывая живот.

Я стал подниматься с койки. Голова закружилась и я чуть опять не упал. Посидев полчаса, я немножко отошел и, натянув халат и шлепанцы, пошел в туалет. По коридору мне навстречу шла знакомая женщина в больничном халате.

– Мира, – позвал я, – Мира.

Она с недоумением посмотрела на меня.

– Простите, но я вас не знаю.

– Мира, неужели ты меня не помнишь, Мира?

Женщина с испугом обогнула меня и часто оборачиваясь исчезла в палатах женского отделения. Мне стало горько. После туалета я заглянул в прозрачные стекла реанимационного отделения. На койке лежал Николаев с раскрытыми пустыми глазами. К нему подошла сестра. Он приподнял голову и что-то с ней стал говорить, потом посмотрел вокруг, встретился взглядом со мной и опять заговорил с сестрой. Я понял, он тоже меня не помнит и пошел в палату.

Врач определил у меня грипп и пожалуй это задержало садистов делать мне операцию.

Мы были на последнем, шестом этаже, и сверху все время стучали по кровле рабочие, которые ремонтировали крышу. Ходили они по черному ходу и иногда дразнили нас через решетку коридора.

– Эй, идиотик, – орали они кому-нибудь – Где твой хвостик?

Часть идиотиков начинала оглядывать себя в поисках хвостика.

Вот мне в голову и пришла мысль удрать через черный ход, но как открыть эту чертову дверь-решетку. Однажды врач наорал на нянечку за грязь на лестничной площадке и она пошла к дежурному врачу и вынесла из его кабинета ключ. Ее сопровождал санитар. Нянечка убрала мусор и отнесла ключ дежурному врачу.

Мне с каждым днем становилось лучше и однажды врач на обходе бросил сестрам.

– Готовьте завтра на операцию.

Они ушли, а я искал лихорадочно выхода из создавшегося положения. Вечером решил, терять мне нечего, либо изуродуют, либо убьют. Когда все заснули, я тихонечко встал и приоткрыв дверь палаты, заглянул в коридор. Тихо и пусто. Посреди коридора, где дежурят сестры, только яркий свет. Охранник за решеткой, дремлет на своем стуле. На цыпочках продвигаюсь к барьеру. Тихо. Дежурная сестра, прикрывшись одеялом, спит на стульях. Я прохожу ее и прокрадываюсь к комнате дежурного врача. Дверь открылась без шума. Врач спал, положив голову на стол. Я подошел к столу и, взяв большую медную пепельницу со стола, с силой опустил ее на голову спящему. Крак… и опять тихо. Кровь медленно расползалась по бумагам и стала стекать на пол. Я осторожно оттащил врача к стене и обшарил стол. Ключ был в третьем ящике стола. И вот опять коридор. Вроде все в порядке.

Крадусь вдоль стены и, наконец, проклятая решетка. Замок громко щелкнул от поворота ключа. Охранник, на той стороне коридора дернулся, и открыв глаза, тупо посмотрел в провал лестницы и… опять задремал. Железные ворота не пискнули при перемещении и вот я на лестничной площадке. Закрываю дверь на ключ, по полмиллиметра опуская собачку замка, что бы не было повторного щелчка. Только на чердак, вниз нельзя, там наверняка не выйти.

На плоской крыше гуляет ветер. Он чуть не сбивает меня с ног. Мелкий дождь порывами воды хлещет в лицо. Ветер разметал кучи мусора, небрежно сваленные в неожиданных местах. По центру крыши хлопает наброшенный на ведра, мешки с цементом, алебастром и инструментом, большой кусок брезента. Чтоб его не снесло ветром, он по краям зажат кирпичами и тяжелой железной тачкой. Мысль пришла мгновенно. Стягиваю один конец брезента и подложив под его центр мешок, лопатой прорубаю дырку. Брезент рвет из рук. Еле-еле перехватываю четыре угла и встаю спиной к ветру. Встряхиваю брезент кверху и тут же неведомая сила сдергивает меня с места и тащит на край. Я чуть не заорал от страха и закрыл глаза. Ноги повисли в пустоте. Вдруг ветки упруго захлестали со всех сторон и, задевая сучки тело грохнулось на землю. Брезент застрял в ветвях дерева.

Я бегу по саду, ограда после пережитого, далась очень легко. Я опять бегу мимо сонных домов, все дальше и дальше от страшного места. Зеленый огонек такси призывно замаячил на дороге. Поднимаю руку.

– Тебе куда?

– В Купчино.

– Залезай. А чего ты в таком наряде?

– Решил удрать на денек из больницы.

– А… У меня брат тоже, несколько раз бегал. Ничего, сейчас вылечили. Уже ни грамма в рот водяры второй год не берет.

Стучу бешено в дверь. Как они там долго спят. Наконец, сонный голос Ольги спрашивает: «Кто там?».

– Оля, это я, Юра.

Дверь открылась

– Юрка, где ж ты был?

– Ольга, дай 25 рублей, мне с такси рассчитаться надо.

Мы сидим за столом и я рассказываю Ольге обо всем, что со мной произошло.

– Что же теперь делать, Юра?

– Мне надо отсюда исчезнуть, но куда, я сам не знаю.

– Знаешь, я думаю они хватятся тебя утром. Пока ничего не перекрыто, уезжай в Сибирь, к моей маме, в город Билембай. Я тебе одежду брата и деньги на дорогу дам. А через неделю приеду сама.

Я подтянулся и поцеловал Ольгу в мягкие губы.