Текст книги "Я - Кукла. Сборник повестей"
Автор книги: Евгений Кукаркин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)
– А как тебе удалось пробить этот вечер?
– Там наверху, я говорю про лагерную верхушку и их домочадцев, страсти вокруг тебя не утихают. Особенно стараются две шлюхи: жена капитана и его великовозрастная дочь. Они ходят на твои выступления, как на праздник и обе по уши влюблены в тебя. Дочь прямо истекает слюной, так хочет с тобой трахнуться. Во-первых, капитан догадывается об этом и, чтоб насолить им, пошел уговаривать полковника дать разрешение на нашу встречу.
– А во-вторых?
– А во-вторых, я сама переговорила с полковником. Он же баб тоже любит. Я потерлась немного, он и поплыл и ни в чем мне отказать не мог. Тут пришел капитан и подтвердил мою просьбу. Полковник согласился и я здесь.
– Как ты думаешь нас сейчас видят? Видят, что мы голые и что мы здесь делаем?
– Конечно. Уверена, что эти шлюхи и другая погань лагеря, сейчас сидит перед экранами в пультовой, а шлюхи дрочат письки, глядя на нас.
– И тебе не стыдно, что они нас голых видят?
– Это, наверно, стыдно тебе. Мне на них наплевать. Баб голых, где угодно сейчас можно увидеть и по телеку, и наяву, и в книгах. И я ни чем от них не отличаюсь. Вот тятьки, – и она руками подняла одну грудь, – вот попка, вот писька, – и она похлопала между ног. – Бабий стандарт.
Герда потянулась и продолжила: «Да и у тебя машинка ничего, впечатляет. В пультовой сейчас все бабы мне завидуют. Поэтому, давай назло им вгони-ка свою машинку в меня еще раз, пусть там все эти суки онанизмом изойдутся, – она вдруг повалилась на меня и поцеловала.
Утром меня разбудил капитан. Герда одевалась в стороне. Потом подошла ко мне, поцеловала и скрылась за дверью.
– Одевайся, – приказал капитан.
Он сел на табуретку и вытащил сигарету.
– Ну как ночь прошла? Хорошо? – затянулся он. – Если бы ты был на гражданке, далеко бы пошел. По крайне мере, весь женский персонал от тебя бы стонал.
– Я уже был на гражданке, капитан.
– Ну, значит, плохо был. Пошли.
Через четыре дня ко мне в камеру опять пришел капитан.
– Пошли на ринг, – сказал он, потом добавил. – Да смотри у меня, никого не сломай, сейчас будет тренировка спецназовцев. Бой, как всегда, в полную силу с арсеналом всех приемов, но не до крови.
– Мне нельзя, а им можно?
– Им можно, если уж ты такой кретин, что позволишь, чтоб тебе пустили кровавую соплю.
Зрителей за решеткой было так же много. Две женщины у решетки, как всегда, открыв рот смотрели, как я скидываю куртку. Зеленые глаза одной сверкали и сверлили меня. Бой был «чистым». В этот раз мне достались, по очереди, пять спецназовцев, которых я быстро и красиво избил, уложив на ковер. Женщины первого ряда вскрикивали от восторга, когда я чистыми приемами валил своих противников на пол.
А на следующий день вечером капитан опять повел меня на третий этаж. Он не уходил, пока я вымылся в ванной и сел на кровать.
– Возьми свою одежду, – сказал он, – и закрой телекамеры. Я тебе разрешаю.
Я повиновался. Капитан вышел за дверь и ввел женщину с очень крутыми бедрами. По лицу ей можно было дать лет 35. Усталое, поношенное, но еще красивое лицо. Фигура полновата, из под юбки выглядывали толстоватые ноги. Капитан обратился к женщине: «Ну, Фани, как договорились» – После этого вышел и запер двери с той стороны. Женщина постояла, разглядывая меня.
– Здравствуй. – и протянула мне руку.
– Здравствуйте. – ответил я.
– Меня звать Фаина, я здесь в части работаю. Я хотела встретится с вами, – и она затеребила правой рукой пальцы левой.
Я улыбнулся ей.
– Садитесь Фаина. Мне тоже хочется хоть с кем-нибудь поговорить. Знаете, в камере так скучно одному.
– Это ужасно, я знаю. Когда я остаюсь дома одна, то хоть на стенку лезь, до того одной тоскливо.
– А часто вы так остаетесь. Разве у вас нет детей?
– Дети есть, да они у бабки. А мужа вот нет, убили его. Говорят, погиб на посту.
– Садитесь, чего вы стоите. Угостить я вас ни чем не могу, но ваше присутствие для меня приятно.
– Правда? – она улыбнулась во все лицо и подсела к столу.
– Вы знаете, я ни одного вашего выступления не пропустила. Я за вас так переживала, так переживала, а когда вы голову косоглазого в решетку вогнали, то всю ночь проплакала, думала вас убьют за это. Но слава богу, все обошлось.
Я встал, подошел к ней. Она тоже поднялась и мы оказались друг против друга. Я положил руки ей на плечи и нежно поцеловал в губы.
– Господи, как хорошо, – прошептала она.
В эту ночь она отдалась мне до мельчайшей клеточки кожи. Фаина была веселой, жизнерадостной женщиной. Она призналась мне, что для того, чтобы попасть сюда, она подкупила капитана, что она видела в пультовой все сцены мои с Гердой, но это не оттолкнуло ее от меня, а наоборот. Я ей так понравился, что она готова ради этих встреч на все. Она рассказала мне о нравах среди верхушки лагеря и особенно несла жену капитана и его дочь. Из ее рассказа я узнал, что лагерем заправляет жена капитана. Она сводит пары бойцов, вмешивается во все дела лагеря, включая вопросы ликвидации кукол, а так же то, что она сексуально больна и трахнулась со всеми мужиками лагеря, включая кухонных рабочих. По словам Фаины, она меня отметила давно, а после моей встречи с Гердой, изорвала все простыни дома, так ей хотелось быть на ее месте. Дочь от мамаши не далеко ушла и доводит отца, добиваясь встречи со мной, правда, под видом частных бесед с интересным человеком.
Но еще больше, я удивился капитану, который предоставил мне дважды встречу с Фаиной. В последний раз произошло событие, сыгравшее большую роль в моей судьбе. Я уже говорил о том, что капитан порекомендовал, чтобы я закрывал глазки телекамер прежде, чем Фаина войдет. Так вот, только мы с Фаиной после бурной любви, стали отдыхать, как вдруг, она заметила, что моя куртка сползла с глазка телекамеры.
– Боже мой, – воскликнула она, – да они же нас видят. Они все видели.
Она бросилась натягивать на себя одеяло. Я вскочил и опять накинул куртку на телекамеру.
– Они, – всхлипывала Фаина под одеялом, – теперь меня затравят, особенно, эта баба.
– Фаина, – начал успокаивать я ее, – все будет в порядке. Я скажу капитану. Он все уладит.
– Ты ее не знаешь. Она всех здесь сожрет и капитана твоего.
Вдруг в дверях заскрежетал ключ и в комнату ворвалась та самая женщина с зелеными глазами, что сидела на каждом бое у решетки, в первом ряду.
– Ах ты, сука, – рванулась она к одеялу. – Иди сюда, паршивка, – и она выволокла Фаину за волосы. – Марш отсюда, потаскуха поганая.
Она схватила ее одежду и, подтащив Фаину к дверям, выкинула ее за дверь вместе с одеждой.
– А ты, кобель, – с яростью повернулась она ко мне, – хочешь, чтоб я тебя быстро сгноила здесь.
Я стоял перед ней голый, но какой– то звоночек переливался в голове: «дверь на ключ не закрыта, дверь на ключ не закрыта, дверь на…» Я подумал, сейчас или некогда: появился шанс удрать, может повезет. Я схватил объятую яростью женщину своими руками, рванул на ней платье и швырнул на кровать. Она пискнула, ее руки схватились за края рваной одежды. Но я дал ей пощечину. Она откинулась на подушку, и я дорвал то, что было на ней. Два часа я делал с ней все, что хотел. Она вскрикивала, стонала и потом затихла, вцепившись руками в матрац. Когда я отвалился рядом, она открыла глаза и захрипела: «Что ты со мной сделал, гаденыш… Правда…, так хорошо мне еще не было… Как я устала.» – и опять закрыла глаза.
Полчаса мы лежали неподвижно. Женщина сопела носом, и я чувствовал, что она спит, как убитая. Я тихо слез с кровати. Собрал остатки ее одежды и аккуратно поменял ее на свою, которая висела на окулярах телекамер. Тихо одевшись, я прошел в ванну и, схватив пальцами кольцо, висящее у меня в ухе, рванул… Хлынула кровь. Кольцо я бросил в унитаз, потом промыл ухо, вернулся в комнату и, взяв женский чулок, привязал ухо к голове. Дверь действительно не была заперта, и я вышел в коридор. Ключ был в замочной скважине, и постарался тихо сделать два оборота. Казарма имела Т– образную форму. Я находился в аппендиксе коридора. Было где– то около трех часов ночи. Коридоры были темные, и я прошел, почти не прячась, до центрального и свернул, не задумываясь, направо. Как и предполагал, в конце коридора была лестница. Вот второй этаж. По запаху сразу определил, что это столовая. Спустился до первого этажа. Тихо открываю тяжелую дверь и оказываюсь во дворе. Напротив, метров двести, светилось КПП с воротами. Слева и справа от КПП, через каждые двести метров, светятся вышки. Я стоял на высоком, бетонном выступе, перед казармой, где первый этаж занимали склады. Вдоль выступа стояли грузовые машины. Долго выбирал машину, на которой, как я надеялся, можно отсюда удрать, и, наконец, подкрался к хлебному фургону. Двери фургона были закрыты, но дверь кабины открылись без шума.
Я влез в кабину и открыл «бардачок». И здесь подстерегла меня удача, нащупал самодельный, сделанный из нержавеющей трубки, ключ к дверцам фургона. Вылез из кабины и, открыл правую боковую дверцу фургона. Потом опять возвратился в кабину и положил ключ на место, в «бардачок». Осторожно, вытащив восемь деревянных лотков из фургона, я запихиваю их под щель бетонного выступа. Залезаю в черный квадрат пустоты фургона и прижимаю обе дверцы до щелчка. Было жутко темно и невидимые железные стойки и ящики неудобно врезались в мое тело. Я задремал, а проснулся от звуков голосов.
– Сержант, мать твою, давай быстрее.
Стукнула дверца машины, заныл стартер. Мотор застонал, все стойки заходили ходуном от вибрации. Машину качнуло, и я вцепился руками в выступающее повсюду железо. Мы подъехали к КПП, и я напрягся.
– Эй, салага, открывай, – раздался голос.
Мы проехали метров шесть и опять встали. Сзади машины заскрипели ворота.
– Ну, долго ты там будешь? – опять раздался голос. – Сволочь, если я хоть на минуту опоздаю, я тебе яйца точно отрежу.
Впереди тоже заскрипели ворота, и машина тронулась вперед. Наверно, минут двадцать мы ехали по гравию и, наконец, выползли на шоссе. Тряска уменьшилась, я нащупал пальцами боковые защелки дверей. Пришлось приложить немало усилий, прежде чем дверцы открылись. Свет ударил сквозь узкую щель. Утро только вступало в свои права. Напротив щели металась зелень хвойного густого леса. Я ждал своего часа, и вот он наступил. Машина замедлила ход и еле-еле стала переезжать рельсовый путь. Я приоткрыл дверь и выскочил из машины. Ноги были как деревянные от неудобного положения в машине, и мне казалось, что не двигаюсь. Перекатился через канаву, и оказался в лесу. Теперь ищите, на этот раз, больше не дамся. Я добыл свободу дорогой ценой.
ЧАСТЬ 6Октябрь 1993 г. Сербия.
Документы к тексту.
Выдержки из письма председателя комиссии управления охраны тюрем и лагерей к уполномоченному КГБ по г. СПб.
Уважаемый Алексей Иванович.
ЧП, случившееся в спецлагере в/ч………, заставляет обратится к Вам с серьезной просьбой. В Сентябре 1992 г. по халатности администрации лагеря, сбежал заключенный Воробьев Виктор Николаевич, приговоренный к смертной казни. Есть предположение, что он уже находится в Вашем городе. Поэтому, большая к Вам просьба, подключить силы КГБ к поимке, указанного заключенного. Сам заключенный необычен по своей подготовке, физической силе, развитости и, по моему мнению, ни органам ВД, ни МБ его живым не взять. Во избежание разглашения случившегося и необычности данного дела, управление охраны тюрем и лагерей предлагает:
1. В случае поимки заключенного Воробьева В.Н., он подлежит немедленной ликвидации силами КГБ.
2. Официальное участие следственных органов и прокуратуры в данном деле не желательно. Если дело всплывет по мимо нашего желания, то употребить все наши усилия на ликвидацию дела.
3. Учредить негласную охрану и предупредить тех свидетелей, которые давали показания против Воробьева В.Н., о возможном появлении преступника.
4. Возможен вариант, когда Воробьев В.Н., после завершения своих дел в городе, исчезнет за пределы района или РФ, в этом случае, дать негласное указание соответствующим службам, сообщить о его местонахождении и действовать в соответствии с нашей рекомендацией или решением руководства КГБ.
5. Если Воробьев В.Н., все-таки, попадет в руки правоохранительных органов, предложить КГБ взять дело на себя, с дальнейшей нашей рекомендацией.
Высылаем дело Воробьева В.Н.
Председатель комиссии управления охраны тюрем и лагерей.
………../……../
Ноябрь.1992 г.
Мила с тревогой смотрела на меня.
– Какая женщина?
– Это очень долгая история Мила и, если ты захочешь, я тебе ее когда-нибудь расскажу. Но было бы лучше, если бы я сейчас вымылся в ванне и отдохнул.
Мила хмыкнула.
– Подожди немножко, у меня сейчас конец смены, я освобожусь и постараюсь тебе помочь.
– Хорошо, я подожду.
Мила вышла через двадцать минут. Простая гражданская одежда изменила ее. Короткое осеннее пальто и высокие сапоги до колен, подчеркивали стройность ее фигуры и длину ног. Белый колпак медсестры исчез и длинные светлые волосы рассыпались на пальто. Она подкрасилась и выглядела, как фотомодель с обложки приличного журнала.
– Поехали, у меня фольсваген. Подружка сейчас заступила на дежурство и оставила мне свои ключи от комнаты, – и она мотнула связкой ключей на пальце. – Понимаешь, я не здешняя, у меня своей квартиры нет.
– Где ж твоя квартира, если это не секрет.
– В Белграде. Я родилась там. Там мои родители. И там моя квартира и, причем, отдельная.
– А сюда, добровольно?
– Нет, – она засмеялась. – Я на последнем курсе мединститута. Меня сюда послали.
Я с трудом втиснулся в маленькую машинку и мы тронулись по разбитой войной улице. Мила привезла меня в крохотную квартирку, где я боялся сделать лишний шаг, чтобы что-нибудь не уронить или не свернуть. Она приняла мою куртку и пошла на кухню что-то приготовить, а я, сбросив оружие на столик у зеркала, пошел искать ванну, чтобы смыть грязь. Ванна была сидячая. Я в ней стоял и наслаждался струям теплой воды. Минут через двадцать, раздался стук в дверь ванны.
– Ну скоро ты там. Я уже все приготовила, – раздался голос Милы.
Я сорвал полотенце с крючка, обмотал им бедра и вышел из ванны.
– Вот это да, – она с восхищением провела ладонью по моей груди.
Я протянул руки и положил их ей на плечи.
– Не сейчас, – Она мотнула головой. – Мы поедим, я тоже помоюсь и весь вечер будет наш.
Через день я вернулся на фронт. В штабном домике отдал лейтенанту свою увольнительную и спросил: «Какие новости?»
– У тебя в отделении опять потери. Убит Казначей.
– Как?
– Снайпер. Сидит, собака, на нейтралке. День, гад, отдыхал, а ночью поменял позицию. Сегодня утром, Казначей через орешник пробирался к окопам, его и прихватил.
– У меня просьба, лейтенант. Отпустите меня на его поиск. Мне очень нужно его взять живым.
– Хорошо. Скажи когда начнешь. Я всех предупрежу, а начальство возьму на себя. Да вот еще, ходят слухи, что нас перебрасывают на другой участок. Поторопись. Твои ребята пока все там же, в коттедже.
– Я бы хотел начать сегодня после обеда, лейтенант.
Он кивнул головой.
– Я взводным скажу, пушкарям тоже дам наказ. Ну иди. Успеха тебе, – и я вышел.
В коттедже мы с ребятами устроили небольшой «мальчишник», с двумя бутылками бренди, которые я привез из города, но я в этот день не пил.
Взводный встретил нас с руганью. Он ругал всех: и командиров, и погоду, и, что не вовремя начинаем операцию, и, особенно, снайпера на его участке. Погода установилась. Появилось солнце и земля немного подсохла. Я уселся у стереотрубы и стал внимательно изучать участок. Противник был в метрах четыреста, на холмах. Перед нами была низина, где вдоль фронта растянулась груда камней. В ней-то, наверно, и сидел снайпер. Я спросил наблюдателя, где, примерно, стрелял снайпер.
– А черт его знает где, – ответил тот. – По местности, он должен быть у того разбитого дерева, там чуть– чуть земля повыше и обзор сразу на наши окопы и что за ними охватывает.
– А пробовали его на каску поймать?
– Пробовали. И на каску, и на куклу. Опытный черт. Зря стрелять не будет, только наверняка. Когда вашего стрелял, листья у камней подпрыгнули, а вот где дырка, ее никто не видел.
– Мины кидали?
– Кидали. Толку то нет. Камни. Нужно точно загнать между камней, кабы знали куда, да каким путем.
– Сержант, – вдруг раздался голос Крафта – Я здесь все на пузе исползал, еще до этого случая. Там в низине канава, за грядой камней. Тянется она вдоль линии окопов. Канава глубокая. Да вы сами там с нами, один раз были, помните, офицерика ихнего тащили.
– Взводный, – крикнул я ворчуну, – сейчас я пойду туда один. По сигналу, не пожалей несколько мин в направлении вон того разбитого дерева. Мины посылай одну за другой в интервале, пока я до камней не доберусь. А вы ребята, – обратился я к своим и окружающим солдатам, – прикрывайте меня. Завяжите перестрелку, да запомните, я вернусь вечером, когда будет темно. Крафт, возьми куртку и автомат и дай мне одну твою гранату, только вынь из нее запал. Все. Все по местам. Приготовились. Взводный начинай.
Первая мина с шорохом ушла вверх. Когда раздался взрыв, я выпрыгнул из окопа и понесся к груде камней, маячивших передо мной. Я мчался по местности, но левее, где– то в метрах пятидесяти от разрыва мины. Ожили пулеметы и автоматы противника. Вой и грохот войны вступил в свои права. Я упал на землю у камней вовремя. Рой смертельных шмелей загудел над головой. По всему фронту наступил бедлам. Ужом втискиваю свое громадное тело в камни. Крошки от камней фонтанчиками сыплются на меня. Но вот камни стали пореже и, наконец, между камнями мелькнула грязная, ржавая вода. Еще рывок и я плюхаюсь в эту жуткую воду. Холодная вода проникла под рубашку, а лицо и руки ощутили вязкий и липкий ил. Ползу по канаве вправо, окунаясь с головой, чтобы не светится перед противником. Время ползет медленно. Дерева еще не видно. Когда вытаскиваешь голову из жижи, то после протирки глаз, замечаешь мелкий дождь осколков камней и черт знает чего на поверхности воды. Но вот и дерево. Выволакиваю свое тело из канавы и впихиваю за ближайший камень.
После того, как я огляделся, замечаю груду вывороченной земли у ближайшего камня. Отстегиваю гранату Крафта без запала и бросаю за вывороченный вал земли. Вслед за гранатой, прыгаю туда же. У стены ямы, с ужасом глядя на вертящуюся у ног гранату сидела женщина. Бью рукой по ее голове– она валится на дно ямы и я обшариваю одежду. За ремнем заткнут Стечкин, на ремне две лимонки и финка в чехле. В узкой щели между камнями лежит снайперская винтовка, здесь же подсумок с патронами и, завернутый в чехол, прибор ночного видения. На стенке ямы лежит теплая куртка и я, чтоб согреться, набрасываю ее на себя. Хватаю женщину за пояс и подтягиваю к своему лицу.
– Здравствуй, Герда.
Она открыла глаза и я вижу ее мутные зрачки, в которых ужас и слезы от боли. Она еле шевелит губами, но грохот фронта не позволяет мне услышать ее. Сажусь на корточки напротив и упираюсь своими коленями в ее. Чувствую, как тело Герды колотит дрожь. Мы молчим. Взгляд ее проясняется и она пристально изучает меня, потом подымает руку и ощупывает место удара. Фронт начинает стихать.
– В первый раз, когда мы встретились, – с трудом заговорила она, – ты хотел дать мне по морде, во второй раз ты двинул по морде моей подруге, хотя, мне кажется, удар предназначался мне и, вот в третий раз, ты все же добрался до моей головы.
– В первый раз, ты стреляла, но не убивала, во второй раз, ты не стреляла, но убивала, а третий раз, ты стреляла и убивала. Это мой ответ на твою присказку.
– Ты не прав, я все время убивала. Я не умею жить, стирать, готовить, воспитывать детей, но убивать умею.
– Да, – сказал я. – С сегодняшнего дня этот кошмар для тебя кончился.
– Что ты со мной будешь делать?
– Как стемнеет, пойдем к нашим.
– Я не пойду, лучше убей.
– Не пойдешь? Я изуродую тебя и заставлю идти. Ты знаешь, это я могу.
Мы помолчали и она спросила.
– Ты бежал?
– Да.
Мы опять замолчали. Фронт стих и лишь отдельные выстрелы, привычно хлопали, разрывая тишину. Герда поежилась. Я же медленно согревался и не собирался отдавать назад куртку.
– Эта встреча могла быть и лучше, – вдруг прервала молчание Герда.
– Нет, ты не готова была к этой встрече. Ты два раза меня хоронила и знала, наверняка, что из этого лагеря ни кто еще ни разу не уходил. Даже сейчас, я для тебя, как призрак.
– Как ты бежал?
– Долгая история. Но кратко, благодаря глупости баб, которые и помогли мне исчезнуть.
– Я случайно не причастна к этому делу?
– Случайно, причастна.
– Значит я тоже глупая баба?
– А ты обидься. В твоем сейчас положении можно сделать вид, что ты готова растерзать меня.
– Дурак, – сказала Герда. – Я тебя одного любила, это я поняла не сейчас, а тогда на полигоне. И если я хоть чуть-чуть, хоть толечку помогла тебе бежать, то будь я трижды глупая, дура, идиотка – я счастлива.
– Каждый раз, в самое удачное время, мы объясняемся в любви, только нам надо еще выбраться от сюда.
Мы опять замолчали, удалившись в наши воспоминания.
– Как ты оказалась у мусульман? – спросил я.
– Все дурная политика наших вождей. После полигона, мы вернулись домой в Прибалтику, а там набирали добровольцев в Югославию. Я записалась, а закулисная политика правительства против России, привела к тому, что нас тайком вывезли к мусульманам.
– Что у вас и православных, и славян много.
– Конечно. Где их нет. Деньги дают везде и они делают все.
– Мне тоже кажется, что воюют здесь, в основном, наемники.
Солнце начало заходить за холмы и появились первые линии теней.
– Отпусти меня, Вик, – попросила Герда.
– И ты займешься обычным делом, будешь убивать людей?
– Меня же никто не отпустит от сюда, Вик. Я смогу, только, перевестись на соседний участок. Контракт у меня не скоро кончится. Здесь его разорвать нельзя.
– Нет, Герда. Это конец. Больше ты никого не убьешь, ни здесь, ни там.
– Вик, меня расстреляют ваши.
– Может быть, – кивнул я. – А может быть и нет.
– А тебе меня не жалко. Неужели ты меня совсем не любишь?
– Не играй на этом Герда. Ты пойдешь со мной.
Мы замолчали. Язык тени от ближайшего холма, накрыл нас. Стало прохладно, я уже согрелся, а Герду трясло.
– Пора, – сказал я.
Я скинул куртку и отдал ее Герде. Накинул на нее подсумок с прибором ПНВ и взяв между камней винтовку и патроны, махнул рукой в нашу сторону.
– Пошли.
Герда ползла впереди меня и первая свалилась в окоп, где нас уже ждали.
– Баба. – ахнули все окружающие.
Герда была как изваяние. Она делала все автоматически и когда ее уводили в тыл, она даже не взглянула на меня. Прощай Герда.
Нас перебросили на равнину, сменив потрепанные части.
За поимку снайпера меня повысили в звании и назначили командовать взводом. Теперь я лейтенант. У меня много людей и больше ответственности. Уважение среди подчиненных я заимел сразу и, конечно, благодаря физической силе. Мы воюем по прежнему: ползаем по тылам, убиваем, вредим, взрываем, собираем информацию, но признаюсь, на горах было легче. Там не было этой массы смертоносного оружия, что находилась на равнине.
Однажды меня вызвали в штаб корпуса. В небольшой комнате, куда меня пригласили, находилось два человека: полковник югославской армии и гражданский – небольшой, коренастый, лысый, хорошо одетый мужик с большим носом пьяницы.
– Здравствуйте. – они поочередно пожали мне руки.
– Давайте знакомится, – взял на себя роль хозяина полковник. – Я полковник Коранович, а это, – представил он гражданского. – Алексей Иванович, ваш соотечественник, приехал специально из России, что бы повидать вас.
– Лейтенант Сидоров. – представился я.
– Mы, здесь, с Алексей Ивановичем, – продолжал полковник – заинтересовались некоторыми факторами вашей автобиографии. Вы, наверно, догадались, что Алексей Иванович представляет государственные ведомства России и, в свое время, оказывается, занимался вашим делом. Считайте, что беседа наша, пока, дружеская и не записывается, не протоколируется и не является, в данный момент, решением вашей судьбы. Хотя, выводы, из нашей беседы, могут иметь для вас решающее значение. Итак начнем. Ваше настоящее имя, отчество, фамилия?
– Виктор Николаевич Воробьев. Это в России. Он же – Виктор Николаевич Сидоров, уже здесь, – уточнил я.
– Вы подтверждаете, что бежали из спецлагеря в/ч….. в Сентябре 1992 г.
– Да.
– Что вы делали потом?
– Оказался в городе Санкт-Петербурге, а потом перебрался сюда, в Югославию.
– Остановимся на некоторых моментах вашего пребывания в городе. Алексей Иванович, прошу вас.
– Скажите лейтенант, как погибла Лилия. Мы знаем, что вы были последний, кто присутствовал при ее смерти.
– Это долгая история Алексей Иванович.
– Ничего, мы подождем.
