355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Богданов » Високосный год: Повести » Текст книги (страница 7)
Високосный год: Повести
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 02:43

Текст книги "Високосный год: Повести"


Автор книги: Евгений Богданов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Директорский газик затормозил возле небольшого трехоконного домика, Лисицын и Новинцев вошли в контору.

Сибирцев сидел в кабинете. Обычно его было трудно застать здесь, он больше ездил на своем мотоцикле по участкам, и кабинетик его имел казенный, необжитой вид. На письменном столе – ничего, кроме двух-трех бумажек под стеклом. Невысокий, узкоплечий, с обветренным худощавым лицом, в поношенной синтетической куртке, Сибирцев сосредоточенно листал записную книжку и морщил лоб в раздумье. Серая кепка с мятым козырьком небрежно, набекрень, сидела на его круглой голове, за ушами кучерявились седоватые прядки давно не стриженных волос. Завидя начальство, Сибирцев встал, поздоровался. Рукопожатие его было крепким, основательным.

– Вот и руководство нагрянуло. Ну, теперь держись! – сказал он. – Редко, редко жалуете к нам. Степан Артемьевич, вчера на ферме был такой разговор. Доярки принялись спорить, какого цвета у вас глаза. Одни говорят – карие, другие – зеленые. И жену вашу вспомнили: красивая, говорят, женушка. А муж не то чтобы красивый, а рослый. Мужик, одним словом, настоящий!

– И на том спасибо, – ответил Лисицын, посмеиваясь. – Как живете?

– Живем не тужим. Сижу вот, анализирую. Есть ли рост удойности за последнюю декаду, – перешел на деловой тон Сибирцев. – Выходит – и есть и нет.

– Как так?

– По объему, по количеству литров есть, а показатель по жирности молока снизился.

– Почему? – спросил Новинцев.

– Трава на пастбищах мелкая, жесткая, как осока на суходолах. Подкормку давать коровам не из чего, все вико-овсяные и прочие смеси вбухали в силос… Лето прескверное – пасмурно, а дождей маловато. Солнца и совсем нет. Травы плохо шли в рост.

– И что собираетесь предпринять? – спросил Лисицын.

– Пока не знаю. Надо с людьми посоветоваться.

– От доярок это не зависит? – поинтересовался Новинцев.

– Вряд ли. Впрочем, кое-что зависит и от доярок. Сибирцев снял кепку, пригладил волосы, но за ушами они топорщились и вились кольцами по-прежнему. Их непокорность до некоторой степени свидетельствовала о характере хозяина. Лисицыну рассказывали любопытный эпизод из колхозного прошлого.

…Было это в период, когда в области стали внедрять посевы кукурузы на силос. В южных районах она еще подрастала до необходимых кондиций, а в северных гибла при первых же заморозках, едва выйдя в трубочку. Сибирцев наотрез отказался сеять ее в своем хозяйстве. Его хотели снять с работы, объявили строгача, но это не подействовало. Вместо кукурузы упрямый председатель достал и посеял семена капустно-брюквенного гибрида и по осени снял богатый урожай корнеплодов. Те, кто сеял кукурузу, остались ни с чем, а у него кормов хватило на всю зиму с избытком.

Вспомнив об этом, Лисицын повнимательней присмотрелся к Сибирцеву, как бы определяя, каким окажется управляющий, когда надо будет решать более важные и сложные дела. И пришел к выводу: не подведет. Однако тут же подпустил шпильку:

– А как у вас теперь насчет праздников?

– Праздников? – Сибирцев бегло глянул на календарь. – Вроде пока не предвидятся. День работников сельского хозяйства еще далеко, в октябре…

– А по святцам?

– По святцам? – Сибирцев, сообразив, куда клонит Лисицын, улыбнулся. – Это вы Софрония вспомнили. Нет пока на примете никакого святого.

– Так вам же ничего не стоит его придумать! – довольно строго заметил Новинцев. – Как теперь с дисциплиной на ферме?

– Не обижаюсь. От звонка до звонка доярочки на местах. В белых халатиках, как положено, – с напускной ласковостью ответил Сибирцев, щуря в улыбке хитроватые глаза.

– Надо нам заглянуть на ферму, – сказал Лисицьш.

– Пожалуйста, – управляющий с готовностью встал, надел свою кепочку с помятым козырьком и глянул на часы. – Дойку теперь закончили, можно идти, – объяснил он. – Во время доения коровы, завидя посторонних людей, беспокоятся…

– Это мы-то посторонние? – удивился Новинцев.

– Я не про вас. Я вообще…

Лисицын почувствовал в словах Сибирцева скрытый упрек: дескать, редко вы, начальство, бываете у нас на ферме, и чуть-чуть смутился и споткнулся о невысокий порог.

На ферме доярки, сняв на время свои белые «халатики», занимались уборкой помещения. Степан Артемьевич и Новинцев прошли из конца в конец коровника. Лисицын накоротке поговорил с женщинами. На шуточки тоже отвечал шуточками – он это умел. Новинцев был сдержан, строг и затянут в темный пиджак, как старшина в мундир. Его официальный вид несколько смущал доярок, они больше тянулись к Лисицыну, им он казался проще. А быть может, еще и потому, что собой директор был молод, пригляден, статен. Между прочим, пожаловались на нехватку чистых полотенец. Сибирцев, следовавший за начальством по пятам, укоризненно покачал головой:

– Сами бы стирали полотенца! Или разучились? Ай-яй-яй, полотенец им не хватает! Да пускай заведующий фермой придет в контору – выпишем хоть сотню.

– Давайте ежедневно хотя бы по одному, – назидательно заметил Лисицын.

– А мы не даем? Теряют же! – в сердцах отозвался Сибирцев.

Доярки тут же накинулись на него:

– Кто теряет? Нет, вы скажите, кто теряет?

– Уже недели две не меняли полотенец. Руки хоть о подол вытирай!

– Ну, ладно, ладно. Учтем, – примирительно улыбнулся Сибирцев. – А между прочим, прежде в колхозе доярки обходились без полотенец. Из дому приносили чистые холстинки. И халатов, как у вас, не было. В ватных фуфаечках работали. И как работали! Не вам чета…

– Мы, что ли, плохо работаем? – прищурясь, глянула на управляющего молодая приглядная доярка с чуточку капризным выражением лица.

– Сравнил тоже! – подхватила другая, постарше.

Осмотрели подсобные помещения, Лисицын сказал Сибирцеву, что в скором времени здесь придется расширять ферму, и поинтересовался, можно ли сделать пристройку.

– Стены капитальные, кладка кирпичная, – ответил управляющий. – Вполне можно. Но силовая установка уже не потянет. Надо подключаться к государственной электросети. Оборудование потребует замены.

Поохали в Залесье. Лисицын взял с собой и Сибирцева, объяснив ему цель поездки.

Дорога туда оказалась и дальней, и плохой, как и предостерегал Лисицына Чикин. Вначале она шла просекой с твердым песчаным грунтом, а дальше забуксовали в гнилом болотце с множеством корневищ и старой разбитой гатью. Сергей еле вывернулся из этого болотца. Потом проселок поднялся в гору к редкому и высокому сосняку. В нем было сухо, под скатами машины мягко пружинили опавшая хвоя и белый мох. Затем дорога нырнула под уклон, и впереди плотной стеной встали кусты. Корявые ветки ольшаника, ивняка, мелких березок терлись о тент и бока машины. Наконец выбрались на небольшой чистый луг. Трава на нем была выкошена и смётана в стога, завершенные плитками дерна.

– Это мы косили, – пояснил Сибирцев.

Впереди показались избы. Сергей подъехал к крайней.

– Дальше поедем? – спросил он. – Или сойдете?

– Сойдем, посмотрим. – Лисицын вышел из машины, за ним – остальные.

В пустой деревеньке – за лесами, за горами – было тихо, и Степана Артемьевича сразу охватила грусть. Зашли в одну из крайних изб, осмотрели пустые комнаты с кое-где разбросанными ненужными вещами. На полу у русской печи – сухие, пыльные поленья, на шестке закопченный чугун и мятый позеленевший самовар. Ухваты, хлебная лопата… В горнице – широкая кровать, несколько старых стульев.

Из полутемной заброшенной избы вышли снова на улицу, окинули взглядом заколоченные дома.

Все, что жило тут, работало, веселилось, грустило, беседовало и радовалось, – все люди и вся живность от кур и петухов до буренок во дворах безвозвратно ушли в прошлое. В других, более людных селах наступила новая жизнь, современная, благополучная, обустроенная. Старый быт отступал перед натиском нового. Но с исчезновением глухих, удаленных от бойких путей деревенек уменьшались, как шагреневая кожа, и поля. Когда-то их с трудом великим отвоевывали у леса, а теперь он, почувствовав слабинку, опять надвигался со всех сторон. Зарастали, заболачивались проселки. Пашни жались только к большим, развивающимся селам. Надо снова врубаться в «дремучие леса», выручать пахотные земли, луга, поскотины.

Так подумал Лисицын.

– Как по-твоему, Иван Васильевич, можно ли возродить Залесье? – спросил он парторга.

– Надо бы, – ответил тот. – Но кто поедет сюда жить и работать? Придется, можно сказать, опять идти путем древних новгородцев… А где они, современные ушкуйники?

– Давай объедем угодья, – предложил Лисицын. – Тогда будет виднее.

Снова сели в машину, поехали дальше новоявленной целиной… Увидели старый полуразобранный коровник, мельницу-столбовку за околицей с поломанными крыльями из тонких дощечек. По бездорожью не без труда объехали бывшие лоскутные поля, покосы. Сравнительно чистые от кустарника участки были обкошены, тут постарались рабочие из Прохоровки, а поля превратились в залежи, сплошь заросшие кустами, Лес наступал отовсюду, надо заново расчищать, распахивать, удобрять землю. Сибирцев пояснил.

– Земля тут неважная: глина, подзолы. Прежде она родила потому, что пахали неглубоко и вносили навоз. Скот тогда держали на соломенной подстилке.

– А между прочим, Чикин сказал, что здешние поля можно без особых затрат пустить в оборот, – вспомнил Степан Артемьевич.

– Чикин? – усмехнулся Новинцев. – Слушайте его, наговорит с три короба. Такие руководители, как он, и запустили здесь хозяйство.

– Я думаю – запустили не умышленно, не по нерадению, – возразил Лисицын. – Были какие-то причины.

– Чикин работал председателем не здесь, а в Борке, – вмешался в разговор Сибирцев. – И, между прочим, старых работников, Иван Васильевич, винить проще всего, Побыли бы в их шкуре! Техники не хватало, денег на счету кот наплакал, людей – одни бабы да старики. Это у нас нынче всевозможные машины и средства почти неограниченные. А тогда – ой-ой-ой!..

– Ладно, не будем ворошить старое, – примирительно сказал Лисицын. – Это делу не поможет. Давайте лучше думать, как возродить здесь жизнь.

– Оптимальный вариант – прислать сюда мелиоративный отряд со всей техникой. За лето он приведет земли в божеский вид. Построить не комплекс, а ферму голов на двести. И, значит, возродить и саму деревню, старые избы заменить новыми. Не все, конечно. Те, что покрепче – починить. И поселить здесь людей. Но реально ли? Ну, мелиораторы придут на помощь. А ферма, а деревня? Людей-то нет. Где взять? – развел руками Новинцев.

– Значит – нереально, – подытожил Лисицын. – По-моему, надо залежи расчистить, распахать, засеять кормовыми культурами, хорошо отремонтировать сюда дорогу и вывозить корма в Прохоровку. И в Прохоровке, у тебя, Сибирцев, расширить ферму вдвое. К имеющемуся коровнику пристроить такой же, механизировать его полностью. Как думаешь, управляющий?

– Хорошая корова, Степан Артемьевич, имеет обыкновение каждый год телиться, – ответил Сибирцев. – Значит, нужны дополнительные помещения и для молодняка. И кормоцех придется расширять.

– Разумеется.

– На это потребуется года два, не меньше, – предположил Сибирцев.

– Два года нам никто не даст. Предложат уложиться в год, в лучшем случае в полтора, – сказал Новинцев.

– А сколько на это потребуется труда и денег! – размышлял вслух Сибирцев. – Ну, с деньгами легче, дадут, А где взять рабочих?

– Почему это с деньгами легче? – возразил Лисицын. – Меня уже в райисполкоме упрекнули, что плохо мы ведем хозяйство. От вложенных средств отдача мизерна.

Яшина в кругу управленцев полушутя-полусерьезно именовала рабочие совещания «форумами». Их было два: маленький и большой. На маленький приглашались управляющие отделениями и главные специалисты. На большой, кроме них, – участковые агрономы, зоотехники, бригадиры, ведущие механизаторы.

Маленький «форум», созванный директором перед поездкой на пленум райкома, одобрил расчеты Яшиной, предложение Лисицына об освоении залежей в Залесье и строительстве в Прохоровке. Директор с парторгом могли теперь ехать в район с обстоятельно разработанной на ближайшее время программой-минимум.

– Теперь, по крайней мере, стало ясно, что надо делать, – сказал Лисицын Новинцеву, когда возвратились в Борок. – Вот только сумеем ли быстро освоить залежи… А на пристройку к ферме надо составить проект поскорее.

– Пристройка… – вздохнул Новинцев. – На пленуме наверняка будут говорить о комплексах.

– Есть поговорка: по одежке протягивай ножки, – ответил Лисицын. – Надо считаться с возможностями хозяйства. Нельзя брать на себя непосильные задачи. Пупок надорвешь.

– И все же мы ограничиваемся какими-то полумерами.

– А по-моему, мы избрали правильный путь. Сейчас возможности, заложенные в хозяйстве, мы используем только на две трети. Надо увеличивать интенсивность и землепользования, и животноводства, – сказал Лисицын уверенно.

– Разве я с тобой спорю? – сдержанно отозвался парторг.

Новинцев не ошибся: на пленуме райкома шла речь о создании в хозяйствах крупных животноводческих комплексов. Первый секретарь райкома Поздняков в докладе нажимал на них.

Кое-где эти «фабрики молока» были уже созданы. В одних хозяйствах они действовали хорошо, в других – не очень. Нехватало кормов, обслуживающего персонала, удойность была низкой. Строительные организации не справлялись с объемами работ, не полностью использовали выделенные для этого средства.

Лисицын выступил на пленуме, удивив районное начальство. Он говорил с трибуны, что их совхозу крупный животноводческий комплекс пока не по силам. Из президиума ему бросили реплику:

– Вы что же, Лисицын, не хотите ставить животноводство на промышленную основу? Вы против новою?

– Нет, – ответил он. – Я – за новое. Но в разумных пределах. Надо считаться с возможностями нашего совхоза. Мы все хорошо взвесили. Я изложил мнение актива.

– А что думает по этому поводу секретарь парткома? – спросил Поздняков, когда Лисицын сошел с трибуны.

– Я разделяю мнение директора, – ответил Иван Васильевич.

Наступила неловкая пауза. Секретарь райкома нахмурился и сказал:

– Ладно. С этим совхозом мы разберемся после…

В перерыв в фойе к Лисицыну подошел директор передового в районе совхоза «Путь Октября» Платонов – вся грудь в орденах.

– Ну ты даешь, Лисицын! – сказал он. – Не боишься дуть против ветра!

– Из молодых, да ранний, – петухом кричит! – сострил находившийся рядом председатель объединения «Сельхозтехника».

– А что, братцы, – уже другим тоном продолжал Платонов. – Он, пожалуй, прав. В «Борке» ничего лучшего не придумать. Я знаю, какие там угодья, – мелкие лесные луга и пастбища. Правда, луг по Двине у них славный. Слушай, Лисицын, уступи мне этот луг. Мы ж соседи! – Платонов рассмеялся и похлопал Лисицына по плечу. – У меня кормов нехватка…

– Я лугами не торгую, – отрезал Степан Артемьевич.

Сразу после пленума состоялось внеочередное заседание бюро райкома. Руководителей отстающих хозяйств вызвали отчитываться о ходе заготовки кормов. Пришлось держать ответ и Лисицыну с Новинцевым.

Заседание вел первый секретарь райкома Григорий Петрович Поздняков, сорокапятилетний худощавый мужчина в сером костюме. Он недавно сменил на этом посту «подзасидевшегося» прежнего секретаря Демина. Демин проработал здесь пятнадцать лет и теперь вышел на пенсию.

Поздняков взялся за дела круто, был строг и непримирим к недостаткам, и его в районе побаивались.

Разговор на бюро шел на довольно высоких тонах, потому что сенная страда затянулась, хотя по времени было пора ее кончать. Не обошлось без взысканий.

Когда очередь держать ответ дошла до Лисицына, он стал было перечислять, сколько они заготовили сена, сенажа, силоса, травяной муки. Поздняков нетерпеливо его прервал:

– Эти сведения мы имеем. Говорите по существу: чем объяснить такие низкие темпы? По сводке вы на одном из последних мест!

– Погода не благоприятствует, Григорий Петрович, – ответил Лисицын, совершив по неопытности ошибку: на погоду здесь ссылаться не принято.

– Это что же, – недовольно повысил тон Поздняков. – Если погода плохая, значит, сенокос побоку? Значит, скот обрекаем на голодную зимовку? У вас, – он указал на Лисицына тонким пальцем, – много прекрасной техники, целый штат специалистов, опытные механизаторы! Да если бы вас всех расставить по крышам разгонять тучи – сразу бы стало вёдро!

– Вернусь – так и сделаем: влезем на крыши, – запальчиво ответил Лисицын под общий смех присутствующих. Поздняков с неудовольствием ерзнул на стуле. – Мы, Григорий Петрович, силосуем. Сено-то не сохнет!..

Из Чеканова они возвращались поздно вечером. Оба устали, Лисицын на бюро понервничал и теперь чувствовал себя неважно. Хотелось спать, а более того – есть. Столовка в райцентре была уже закрыта, и поужинать не пришлось.

«Ладно, бог с ним, с ужином. Перебьемся… Скоро приедем домой». Степан Артемьевич теперь мечтал о доме, как о земле обетованной. Их маленькая стандартная квартирка казалась ему чуть ли не роскошными палатами. Уют, созданный стараниями Лизы, манил. Так хотелось поскорее увидеть свет в знакомых окнах, встретить и обнять жену, конечно же скучающую без него… Стремление это еще более усилилось, когда сгустились сумерки. Машина мчалась по мокрой от недавнего дождя лесной дороге среди высокого и густого ельника. Сергей включил фары, и мир замкнулся на серой, посыпанной гравием ленте проселка с лужами и выбоинами.

Лисицын вдруг запел. Новинцев удивленно глянул на него, а Степан Артемьевич тянул с какой-то мрачной тоской:

 
Среди лесов дремучих
Разбойнички идут,
В своих руках могучих
Това-а-арища несут…
 

Новинцев рассмеялся:

– Ты чего тоску нагоняешь? Откуда такая песня?

– Дед, бывало, пел. Выпьет рюмашку и заведет… Эх, работаешь, стараешься, и хоть бы разок похвалили. Все только ругают…

– За что же хвалить-то? – Новинцев поправил кепку, которая на ухабе съехала ему на глаза. – За что хвалить-то? Меня ведь тоже по головке не погладили. Сказали: я стал неким приложением к тебе. Вроде как хожу в няньках, вместо того, чтобы строго, по-партийному с тебя спрашивать… Помнишь?

– Помню. Вот и спрашивай. Созови партком и измолоти… Заодно уж… Помогай иммунитет вырабатывать.

– Какой такой иммунитет?

– Иммунитет – значит стойкость против разного рода житейских невзгод.

– Мудрено, батюшко, говоришь. Ишь, иммунитет ему нужен…

Помолчали, посмеялись. Новинцев обнял Лисицына, положив крепкую руку ему на плечо. Степан Артемьевич обратился к водителю:

– Сергей, как твои дела? Рассказал бы хоть анекдотец – все веселее ехать.

– Анекдоты у меня в голове не держатся, – обернулся Сергей. – Никак не запоминаются… А дела идут неплохо. Запроектирован сын…

– Как, уже?

– Надо успевать, Степан Артемьевич. Век такой.

Женился Сергей под Новый год. Лисицын вспомнил, как было весело у него на свадьбе. Гуляли по-современному, с танцами под магнитофон, с песнями.

– А если дочка? – спросил Лисицын,

– Нет, сын. В этом я уверен. Есть примета.

– Какая примета?

– Бабки говорят: если живот у будущей мамаши круглый, то родится дочка, а если остренький, то сын.

– Ишь ты! Все приметы знаешь! – сказал Лисицын.

– А как же. Иначе нельзя, – ответил Сергей. – Надо все знать.

Машина вырвалась из леса и помчалась сухой полевой дорогой.

Наконец шофер затормозил напротив одноэтажного дома, где жил с женой и двумя детьми Новинцев. Лисицын проводил его до калитки.

Было холодно и сыро. Небо к ночи прояснилось. Вдали над горизонтом, над лесами играл поздний отблеск зари. Он высветил верхний ярус облаков, они дымчато зарозовели по кромке. Новинцев и Лисицын невольно обратили внимание на этот угасающий небесный костер и уже пожелали друг другу спокойной ночи, но что-то удерживало их тут. Новинцев сказал:

– Надо нам поднажать на корма. Дела и в самом деле у нас неважные…

Лисицын ответил не сразу:

– Неужели я в самом деле либерал и слабохарактерный человек, как сказал на бюро Поздняков?

– Не думаю, – Новинцев взялся рукой за калитку. – Ты просто вежливый, обходительный. Местами деликатный…

– Это хорошо или плохо?

– Думаю – неплохо. Только надо быть потверже, более требовательным. Мне, кстати, тоже.

– Стучать кулаком по столу, ругаться, командовать? Восстанавливать всех против себя?

– Ну зачем так. Ты прекрасно понимаешь, что это вовсе не нужно. Необходимы уравновешенность и расчет. Ну, до завтра!

– До завтра, – ответил Лисицын и пошел к машине. Сергей ждал, не заглушив мотора. Степан Артемьевич отпустил шофера.

– Поезжай, отдыхай. Я пройдусь пешком, тут рядом.

Он отыскал среди других свой свет в окне и, радуясь, что Лиза еще, видимо, бодрствует, быстро пошел по влажным от дождя мосточкам.

Такого еще не бывало: едва он вошел в прихожую, как жена, мягкая, теплая, домашняя, родная, повиснув у него на шее, обняла его столь пылко, что он чуть не задохнулся.

– Как долго! – наконец вымолвила она, поправляя сбившуюся прическу. – Неужели ты не понимаешь, как мне скучно одной! Ведь кроме тебя никого у меня нет. А ты бог знает где пропадаешь целыми днями. Хоть еще ночуешь дома…

– Успокойся, Лизок. Не суди меня строго: дела. Пойми, что нелегко быть директором отстающего совхоза…

– Ты ни разу не говорил, что он отстающий.

– Не говорил, потому что не считал его таковым. А теперь вижу: отстающий.

– Ты ездил в райком? Ну и как? – спросила она, вешая его плащ.

– Все в порядке. Получил це у, – полушутя ответил он.

– Что такое це у? Ценные указания?

– Разумеется.

– Ладно. Давай ужинать. Знаешь, что я приготовила? Жареную щуку!

– Где ж ты ее поймала?

– В сельпо продавали.

– У нас, кажется, и рыбаков-то нет.

– Значит, есть.

За ужином Лиза сказала:

– Скоро будет девятый день. Поминают усопших…

– Придется ехать в город?

– Надо сходить на могилу.

– Ну что же, раз надо – съездим.

– А как же наша туристская поездка? – спросила жена погодя.

– Обстоятельства складываются так, что…

– От нее придется отказаться?

– Придется. Столько дел! И не только текущих. Настроение не отпускное.

– У меня тоже. Теперь, когда скончалась мама…

– Давай отложим поездку до будущего года. И махнем знаешь куда? В Болгарию, на Золотые пески.

– Поживем – увидим, – без особого энтузиазма ответила Лиза.

Степан Артемьевич не получил в райцентре прямого указания строить животноводческий комплекс. Ему и не было ясно, одобрена ли его идея расширения фермы с расчетом на корма, которые предполагалось получить после освоения залежей. Он рассудил так: если это поддержано совхозными специалистами, значит, надо действовать. В конце концов, они хозяева в своем совхозе, и все будут определять конечные результаты, которых надо добиваться возможно быстрее.

Директор, не откладывая, послал агронома и зоотехника еще раз осмотреть и обмерить пустующие земли и составить заявку на мелиоративные работы. Он также попросил районное управление прислать проектировщиков составить проект и смету на строительство в Прохоровке.

На Лисицына обрушился ворох дел – и текущих, и связанных с будущим совхоза. И те и другие требовали внимания: дорога в Залесье, силовое хозяйство на Прохоровской ферме, строительство жилья для тех, кто будет обслуживать животных в пристройке, и еще многое. Стоило только копнуть целину, как надо было копать все глубже и основательнее.

Степан Артемьевич понимал, что начатое – только часть дела, и притом самая неотложная. В будущем предстояло браться за более солидные и крупные решения. Спокойной жизни не будет, ибо движение вперед связано с вечным беспокойством и поисками…

В голове у него уже зрели далеко идущие планы. Он предполагал соединить три отделения совхоза кольцевой дорогой, пересмотреть структуру посевов, с тем чтобы площади под кормовыми культурами приблизить к фермам, собрав их в единый мощный массив.

Но это в будущем. А пока он занялся заготовкой кормов. В этом ему оказал помощь Новинцев. Он поручил членам парткома хорошенько ознакомиться с организацией работ в каждой бригаде, выяснить, что мешает работе, и помочь в организации труда. Лисицын почувствовал крепкую поддержку. Дела пошли, кажется, живее.

За делами да хлопотами Степан Артемьевич не скоро собрался позвонить Вострякову и отказаться от путевок. Тот сам позвонил ему.

– Придется мне от поездки отказаться. Дел много, – ответил Лисицын. – Передайте путевки другим.

Сказочно необыкновенный мираж с видом на Канарские острова, появившись над горизонтом, растаял, подобно зыбкому облачку утреннего тумана…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю