Текст книги "Гастролер"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

– Кто такой? – Теперь, когда все было решено и разговор пошел о конкретном плане действий, Медведь был прежним – решительным, быстрым, схватывающим все с полуслова.

– Степан Юрьев. Кличка Сержант. Русский, из Ленинграда. Тайно бежал на Запад в середине семидесятых. Служил наемником во французском Иностранном легионе, потом стал действовать самостоятельно, выполнял особые задания чуть ли не на всех континентах. Сейчас один из лучших в своей профессии. Его и гэбэшники привлекали к своим делам, и бизнесмены не брезговали. Но Юрьев сам себе на уме. Трудно понять, почему он стал на этот путь. Но нам он подойдет, мы в его философию сейчас вдаваться не планируем.

– И ты хочешь зафрахтовать этого киллера? – вопросительно посмотрел на Варяга Медведь.

Варяг кивнул.

– А кто же будет подбирать людей?

– Группой займусь я сам, – твердо сказал Варяг. – У меня есть на примете кое-кто из людей. Нужно будет подобрать для учений очень надежное укромное место, где Сержант сможет спокойно работать с группой!

– А вот этим, пожалуй, займусь я, Георгий Иванович! – широко улыбнулся Ангел, до самого последнего момента не вмешивавшийся в разговор. – Я поддерживаю Варяга, Медведь. Он дело говорит. Хоть с методами я и не совсем согласен.

– Потому ты у нас и называешься Ангелом, – не то в шутку, не то всерьез ответил ему Медведь.

Глава 36

Двадцатое октября.

Среда. День как день.

Но Медведь проснулся с волнующим предчувствием, что сегодня его ожидает что-то необычное…

В семь часов ровно, зная, что хозяин уже не спит, в спальню вошел с подносом дядя Сема. Еще в начале семидесятых, только обосновавшись на старой даче в Кусковском парке, Медведь взял его приглядывать за домом. Семен был лет на двенадцать моложе Медведя, из интеллигентов, когда-то работал в школе учителем литературы, а потом за какую-то ерунду сел, отмотал срок, а освободившись, пошел в сторожа – кстати, сторожил сначала какое-то здание института Академии наук, и взял его к себе на хозяйство Медведь по рекомендации Егора Нестеренко. За без малого двадцать лет службы в Кусково, а особенно в последние годы болезни Медведя, стал Сема для него ближайшим другом и чуть ли не духовником, которому старый вор поверял самые потаенные свои душевные секреты.

Молодые охранники относились к старику с большим почтением и любовью и называли его не иначе как дядя Сема. Так и пошло: дядя Сема да дядя Сема. Медведь сам не заметил, как тоже стал называть своего друга так же.

Дядя Сема прошел к кровате Медведя и поставил поднос с чашкой горячего чая на столик возле изголовья. Потом привычно прошаркал к окну и отдернул шторы. За окном стоял пасмурный, сырой день.

Последние дни Медведь почти не разговаривал с дядей Семой, хотя тот неотлучно находился рядом с ним. Два старика перекидывались словами только по делу. Происходило это потому, что оба, не сговариваясь, понимали: дни Медведя сочтены; болезнь, подтачивавшая силы хозяина на протяжении последних лет, обострилась, и дядя Сема боялся ненароком каким-нибудь нетактичным словом задеть обессиленного больного.

Медведь взял чашку, немного отхлебнул из нее, с наслаждением ощущая тепло, разливающееся по телу, потом включил пультом телевизор и стал, хмурясь, смотреть последние известия.

Дядя Сема тем временем пошел готовить для больного теплую расслабляющую ванну, выверять температуру воды, добавлять в нее целебные травы. Допив чай, Медведь привычно поворчал на свою «сиделку» за то, что Сема не позволяет ему с утра «хлопнуть водочки», которая, по его мнению, «только одна и придает ему сил», надел халат и подошел к окну.

За последние месяцы он привык к заведенному им самим порядку. Ворчание на дядю Сему и осмотр сада из окна особняка как раз и составляли часть этого утреннего стариковского ритуала. Он задумчиво любовался парковой лужайкой, видневшейся за высоким забором, ограждавшим территорию особняка осенним убранством деревьев и кустов, следил за тем, как ползут по оконному стеклу ручейки, возникшие от мелкого осеннего дождя, наблюдал, как, ежась от осенней мороси, прохаживается перед крыльцом охранник в армейской плащ-палатке и с автоматом под мышкой.

Черный асфальт аллеи вдоль дачного забора блестел как лакированный. Почти невидимый дождь сыпал на пожухший травяной ковер. Деревья во дворе, не успевшие сбросить последние листья, трепыхались на ветру. Вот уже несколько дней подряд дует пронизывающий холодный ветер. Наверное, деревья тоже не хотят умирать и оттягивают как можно дольше последний момент. Медведю сейчас казалось, что деревья во дворе умирают вместе с ним и, прощаясь напоследок, машут ветвями всем, кому они дороги.

«Да, сегодня решающий день» – эта простая и ясная мысль возникла сама собой. И Георгию Ивановичу стало вдруг спокойно и светло на душе. Ну, конечно же, все дело в определенности – самое высокое человеческое состояние. Оно дает душевное равновесие и уверенность. Оно возвышает.

В следующие полчаса Медведь с помощью дяди Семы принял душ, побрился и, аккуратно одевшись, вышел в столовую, где всегда завтракал по утрам. Дом уже просыпался. В гараже возился с машиной шофер, садовник сметал палую листву, по двору, разминаясь со сна, слонялись трое пацанов – охранники, постоянно живущие в доме. Сейчас придут две уборщицы, которые будут заниматься вечной проблемой: пылесосить и протирать все комнаты, ухитряясь за несколько часов своей работы так и не попасться никому на глаза. Дядя Сема уверял, что обе дамы с высшим образованием, одна даже кандидат исторических наук. Чудная жизнь пошла на Руси: кандидаты наук подрабатывают уборкой комнат в доме у старого уголовника…

Медведь ухмыльнулся, и тут же ироническая улыбка переросла в гримасу боли. Он постарался ее скрыть, потому что пришел Алек и начал доклад. Алек каждое утро докладывал Медведю о текущих делах, напоминал о намеченном распорядке дня, о тех многочисленных вопросах, которые, несмотря на тяжелую болезнь и слабость, этот немощный старик вынужден был делать каждый день невзирая ни на что. Потому что он все еще оставался смотрящим по России.

Но именно это и поддерживало еще силы Медведя. Заботы, да еще, может быть, регулярная рюмка водки давали некоторое успокоение и отвлекали от нескончаемой грызущей боли в правом боку.

Последние месяцы жизнь Медведя вошла в определенную колею и катилась по ней, как электричка по рельсам: ни влево, ни вправо, только вперед.

Медведь никогда не признавал над собой никакой власти. Тем более власти хворей, которые он всегда попросту игнорировал. Но в последнее время он стал, невероятно быстро уставать, а потому чаще уступал дяде Семе, когда тот настаивал на вызове врача. А потом дал согласие поселить его в свободной комнате на верхнем этаже.

Слушая доклад Алека краем уха, Медведь думал о своем.

После смерти он оставлял огромную, выстроенную его руками империю. Медведь отлично понимал, что с его смертью отлаженный порядок сразу и неизбежно будет нарушен. Все пятнадцать урок, стоявших во главе этой могучей воровской организации, наверняка сразу же перегрызутся между собой, ввязавшись в жестокую борьбу за первенство, это неизбежно, это всегда случалось, вся история человечества пестрит подобными междоусобицами.

А чтобы дело его жизни не умерло вместе с ним, необходимо еще при жизни решить вопрос с будущим лидером, будущим смотрящим всея Руси…

Медведь тянул с решением, думая, что, если вот так жить, ходить, говорить и действовать, не думая о грядущем, все как-нибудь само собой рассосется. Тем более что у него есть непререкаемая власть, контроль над огромными деньгами, рядом всегда несколько верных людей. Есть и те, кто может позаботиться о нем, о его здоровье: верный дядя Сема, дежурный врач, ночующий в особняке на экстренный случай. В подвале дома имелось германское реанимационное оборудование, закупленное по случаю в кремлевском управлении делами…

Не вышло. Третьего дня, когда он шел на кухню к аптечке, чтобы накапать себе пятнадцать капель той коричневой горькой дряни, в глазах вдруг потемнело, стены опрокинулись, и стал он приходить в себя лишь через час с появлением Алека, обеспокоенного тем, что Георгий Иванович давно его не кликал.

Алек подхватил на руки иссушенное болезнью тело и уложил на постель. Медведь очнулся, посмотрел на встревоженное лицо верного своего помощника-телохранителя и задал себе самому простой житейский вопрос: «Сколько я еще смогу прожить?» Он спросил себя об этом совершенно спокойно. Нет, умереть он никогда не боялся. Дело было в другом. Пугала мысль, что он может стать беспомощным, прикованным к постели и все, что ему останется, так это безучастно наблюдать развал собственного могучего дела.

Его просто ошеломила мысль, что ему уже почти восемьдесят пять и что сегодня он старейший в России вор в законе. Он ясно осознал, что в любое мгновение может умереть, унеся с собой возможность что-либо исправить.

А потому Медведь сказал себе: «Пора, Георгий, сделать свой выбор. Пора определиться». Он приказал Ангелу сообщить всем законным о срочном созыве большого схода. Последний раз собирались год тому назад.

Алек уточнил:

– Звать будем всех, Георгий Иванович?

Медведь кивнул утвердительно.

– И Варяга тоже?

– Всех! Я же сказал – будет большой сход. И проследи, чтобы все собрались: и Гуро, и Граф, и Лис, и Федул – все… Я хочу сообщить нечто важное, может, самое важное для всех нас. А сейчас дай-ка мне, братец, водки, что-то мне опять поплохело.

– Не могу, Георгий Иванович. Доктор же предупреждал, что пить вам – верная смерть.

– Снявши голову, по волосам не плачут, – ухмыльнулся Медведь, – неси рюмку, милый, сегодня одну мне точно можно.

Перед сном зашел врач, оставил таблетки. И сейчас, утром, Медведь чувствовал себя почти как прежде: почти энергичным, почти бодрым, почти здоровым. Жаль, что это почти никак нельзя было отнести к его возрасту.

К полудню собрались все. Медведь распорядился принять смотрящих в гостиной за огромным круглым столом. Последним приехал Варяг, одетый, как всегда, в шикарный английский костюм. Яркий бордовый галстук подчеркивал дорогую темно-серую ткань пиджака.

Прежде чем выйти к гостям, Медведь в последний раз проинспектировал свой архив в стенном сейфе за большой картиной в золоченой резной раме. Еще раз проверил папки с досье на каждого законного вора, аккуратно уложенные в объемистом коричневом фибровом чемодане. Задумчиво провел рукой по зеленой папке, в которой хранил кое-какие личные записи. Потом решительно защелкнул замки чемодана, с трудом поставил его на нижнюю полку сейфа и, захлопнув тяжелую дверку, крутанул диск кодового замка.

Ну что же, время пришло. Настал черед Медведя выйти к своим братьям, к своей семье. Он облачился в старый серый костюм, надеванный в последний раз в семьдесят седьмом году, нацепил вместо галстука бабочку (день памяти славной нэпманской молодости) и прошел в гостиную, где вокруг длинного овального стола из красного дерева собрались все самые авторитетные, самые уважаемые, самые главные урки страны. Войдя, Медведь пригласил всех собравшихся садиться, неожиданно для присутствующих указав Варягу место рядом с собой, по правую руку. Все переглянулись, но смолчали. Если Медведю надо сажать выше всех этого гладкого фраера – значит, на то его воля. Тем более еще никому не было ясно, зачем собран сход.

На столе уже были расставлены закуски, спиртное. К ним никто не притрагивался, все ждали появления хозяина. И теперь Медведь пригласил всех для начала перекусить. Урки сначала нехотя, с ленцой, а потом все охотнее принялись за еду и питье. Лишь один Медведь не притрагивался к еде. Выпил только рюмку коньяка, и все.

Он больше присматривался к своим соратникам, которым собирался сегодня навязать свою последнюю волю. Лис, не прекращая поглощать мясной салат, успевал обсуждать со своими соседями по столу недавно случившийся казус на границе с Польшей. Федул, никогда не признающий костюмов, и сейчас остался верен себе, приехав на сход в байковой рубашке и мятых штанах. Граф недовольно косился на Варяга, сидящего подле Медведя, при этом изо всех сил старался придать лицу отсутствующее выражение. Гуро удавалось казаться безразличным, – нервная система у грузина была непробиваемой, – ковырялся вилкой в закуске, делая вид, что окружающее его совершенно не интересует, что он выше этого. Да, все собрались, все пятнадцать, и все ждут.

Федул первым нарушил молчание. Откинулся на спинку стула и, вытирая руки прямо о скатерть, спросил:

– Зачем нас созвал, Георгий Иванович?

Медведь еще раз оглядел всех, заново оценивая каждого. Не должно быть случайностей, все необходимо предусмотреть.

– Я позвал вас вот для чего… – Медведь налил себе еще рюмку коньяка и выпил. Все напряженно ждали. Хоть и сровнялось месяц назад Медведю восемьдесят пять годков, но внешне он не выглядел дряхлым, скорее усталым, в глазах его еще горел азарт настоящего вора, и все понимали, что свое слово, последнее решающее слово вора, он не собирался никому уступать. Свою речь Варяг тем не менее начал неожиданно.

– Я уже не жилец, люди. Не сегодня-завтра я могу с койки не встать. Костлявая никого не минует, тут уж ничего не поделаешь. Я же хорошо пожил, грех жаловаться, каждому бы такую жизнь. Хочу и уйти достойно. Я собрал вас для того, чтобы вы все, главные урки страны, приняли решение, от которого, по моему мнению, зависит судьба нашего дела…

Все переглянулись. Начало было интригующим, всем хотелось услышать продолжение. И все в глубине души понимали, что срочный созыв большого схода связан с резким ухудшением здоровья патриарха. Конечно, Медведь был не жилец, это все знали, но каждый надеялся на то, что существующее положение вещей как-нибудь еще продлится. Последнее время все так хорошо шло, никто не желал изменений. Сегодняшнее равновесие всех устраивало как нельзя лучше. Смерти смотрящего по России все ждали, но никто не хотел. Опытные по жизни люди, каковыми являлись собравшиеся воры в законе, прекрасно понимали, чем чреваты любые изменения в существующем миропорядке и тем более смерть смотрящего.

Граф обвел взглядом братву и впрямую спросил Медведя о том, о чем думали все:

– Георгий Иванович, наверное, ты созвал нас для того, чтобы сказать нам, кто останется после тебя? – Он обвел глазами всех и неопределенно махнул головой. – Конечно, мы и сами можем решить это дело. Свято место пусто не бывает. Но, не дай бог, придет вместо тебя какой-нибудь варяг со стороны, тогда могут начаться жестокие разборки. Так что за тобой слово: скажи нам сам, кого хочешь оставить после себя.

Вопрос был в самую точку, а потому в гостиной повисла гробовая тишина. Каждый прикидывал себя на это место, думал о других, сопоставлял. И потому неожиданным оказались слова Медведя, сказанные слабым, но твердым голосом:

– Раз вы сами спросили, я отвечу. Но прошу обдумать, прежде чем возражать. Я решил оставить после себя вот этого парня.

Он указал на Варяга. В гостиной наступила мертвая тишина. Все смотрели на Варяга.

– Что же это такое?! – крякнул Федул.

– Да, Медведь, разъясни. Что-то мы не понимаем тебя. Зачем нам нужен этот варяг? Мы же говорили, давайте без пришлых. Или среди нас нет достойного? – загалдели все наперебой.

– А ведь ты угадал, Граф, – слабо усмехнулся Медведь. – Не я, а ты упомянул про варягов. Я и хочу оставить после себя Варяга. Но что важнее всего – дело или самолюбие наше потешить?

Владислав почувствовал на себе взгляд пятнадцати пронзительных пар глаз. Лишь Медведь смотрел не на него, а на остальных. Он думал, что если сейчас ситуация не переломится в пользу Варяга, то дело закончится кровью. Нет, не сегодня. Может быть, даже не сразу после его смерти. Но закончится кровью обязательно. И очень-очень скоро. Кто-кто, а он, Медведь, это отлично знал. Не раз и не два, а десятки раз случался в его присутствии подобный передел власти, покуда он сам не стал во главе смотрящих. За время его правления все отвыкли от разборок. Но время копило злобу – тем кровавее будет следующая разборка, чем дольше копились противоречия и обиды. Этого надо было избежать во что бы то ни стало. И сегодня его святая обязанность сделать все от него зависящее.

– Бродяги, все вы хорошо знаете Варяга. Он нам не чужой. Все вы принимали его в наш круг на сходе семь лет назад. После того с его лицом поработали умелые хирурги, сделали ему пластическую операцию. Мы готовили своего законника для работы совсем в других сферах, чем раньше. Семь долгих лет он работал на нас с вами, на общак. Но никто из вас с ним не виделся за эти годы. Кроме некоторых. И вот Варяг перед вами. Алек и Ангел могут это подтвердить.

– Ну не знаю, – засомневался Федул. – Мало ли что!.. Подумаешь, операция! А если мне рожу скособочить и сделать из меня Бельмондо – дык, может, я сразу и забуду свою воровскую масть и стану фраером записным… А фраер он и есть фраер!

– Пусть Варяг сам о себе расскажет, – подал голос Лис. – Про ту операцию с обменом сторублевок мы-то наслышаны. Но чем ты все это время занимался вообще? – Почему не бывал на сходах. И чем можешь стать полезен нашему делу?

– Я директор научно-исследовательского института. Доктор юридических наук, занимаюсь международной экономикой, – спокойно начал Варяг. – Параллельно у меня крупный бизнес – производство, банки, торговля нефтью, бензином, строю казино… Все легально. Я не «крышую», а сам занимаюсь бизнесом. А чем могу быть полезен уважаемому сходу? Думаю, многим. Во-первых, предлагаю сменить приоритеты и перестроить нашу работу с внутреннего рынка на внешний. Я имею в виду Европу. Нам надо уже подумать о том, чтобы потеснить окопавшиеся там мафиозные кланы. Восточная и Южная Европа ухе созрели принять нас, особенно Польша, Чехословакия, Греция, Кипр… Но нам надо шевелиться. Хватит быть простыми гастролерами – надо там укореняться и много с ними работать. Что же касается самой России, то тут сейчас главное – взять под контроль банковскую систему. Много банков России уже под нашим контролем. Но я один не могу их все одолеть. Мне нужны партнеры…

– Да что ты несешь, Варяг! – недовольно рявкнул Паша Сибирский, сидящий на противоположной стороне стола. – У меня в Красноярске под крышей местные отделения СБС-Агро уже стоят!

– Я же о том и толкую! – в голосе Варяга зазвучали стальные нотки. – Крышевать – дело прошлое. Теперь надо не крышевать банки, а самим их создавать, самим ими владеть и управлять. И то же самое надо сделать и в Восточной Европе. А впоследствии – и в Западной.

– Ну и на какого хрена? – уже поспокойнее брякнул Паша.

– А на такого, что мы через свои банки сможем крутить миллиарды… не рублей, а баксов, и получим возможность легально прокручивать крупные сделки! Я не исключаю, что наступит тот день, когда крупнейшие банки мира перейдут под наш контроль. Есть в Америке такой банк – «Бэнк оф Нью-Йорк». Я вот, к примеру, хочу его взять на кошт… А это уже другая экономика! Это, Паша, не у банкира Смоленского от жопы отщипывать жирные куски, а самому диктовать банковскую политику в какой-нибудь Бельгии или Голландии!

Воры заржали, и даже Паша ощерился во всю пасть. Медведь позволил себе немного расслабиться. Кажется, лед тронулся, подумал он, и с усмешкой посмотрел на Варяга.

– Так, ну с этим понятно, – нетерпеливо сказал Граф. – Но ты не сказал, что надо нам сделать, чтобы пробиться в эту твою сраную Европу?

– Граф, она не моя и не такая уж сраная. И надеюсь, когда-то будет наша, – совершенно серьезно возразил Варяг. – А как пробиться? Ну что ж, есть кое-какие наметки. Не в смысле того, чтобы ее подмять под себя, как когда-то Гитлер или Сталин хотели, а в том смысле, чтобы полноценно с ней работать, бабки колотить на равных с их нынешней финансовой братвой. Ну а если какие уроды нас не будут пускать туда, ну тогда другой разговор с ними будет. По моему заданию некоторое время назад на территорию Западной Европы была переброшена группа чистильщиков. В задание группы входило уничтожение восьми крупнейших мафиозных донов Италии, они наложили лапу на многие дела в Европе, а делиться не хотят. Ну так вот, семь донов уже приказали долго жить. Возможно, уже и восьмой к ним присоединился. Сейчас там начнется хаос. Мы должны воспользоваться этой неразберихой и быстро занять свою нишу. Для начала достаточно просто закрепиться. Казино, наркотики, девочки на улицах… Потом перейдем в настоящее наступление, по всему экономическому фронту. И это будет только начало. Повторяю: нам надо легализовать свою деятельность. Эпоха мелкого криминалитета прошла. Мы должны быть не просто занозой в заднице у власти, мы должны поставить перед собой задачу стать самой этой властью. Внедриться в саму ее суть, в саму кровь, занять места нынешних ленивых, бездарных, корыстолюбивых чиновников. Прежняя власть – спасибо ей – создала нам сторонников среди миллионов сидельцев ГУЛАГа. Они, конечно, не воры, не урки, но и с ними работать можно. Да и нынешняя власть недалеко от прежней ушла: наверху остались те же самые. Мы должны прежде всего сколотить собственную политическую партию и провести ее в парламент… Сейчас, когда Ельцин после расстрела Белого дома объявил новые выборы, нам нужно будет провести своих людей в Государственную Думу, создать группы лоббирования наших интересов во внутренней и внешней политике. Всем известно, что там, где урки, – там закон и порядок. Лишь кумы всех мастей творят беззаконие и бардак.

Заметив по глазам Медведя, что увлекся, Варяг закруглился. Но сидящих за столом его речь захватила. Наконец кто-то звякнул вилкой. Кто-то лихо опрокинул рюмку в рот. Зашевелились, стали переглядываться.

– Сладко поешь, – одобрительно кивнул Граф. – Я вижу, сам ты здорово перестроился. Братва! – обратился он к сидящим рядом. – Да ведь от него за версту фраером тянет. Такие речи мы и по ящику каждый день теперь слушаем. Что ему наши интересы, если он стал нам чужой?

– Подожди, Граф, – вмешался Ангел.

– Нет, Ангел, – осадил друга Варяг. – Братве нужны доказательства моей преданности воровскому делу. Ну так смотрите. Мне изменили внешность, перекроили лицо, дали новую биографию – все у меня теперь новое. Кроме одного: я так и не решился свести одну-единственную наколку. Наколку законника. И все эти годы она мне грудь грела. Вор всегда остается вором, будь он даже депутатом парламента, будь он даже членом или главой правительства. И если теперь кто скажет, что я перестал быть вором, тот будет иметь дело лично со мной!

– А мне вот не нравится твой прикид, Варяг, – недовольно буркнул Федул. – Че ты галстук нацепил? Не знал, что ли, куда идешь?

Все прятали ухмылки. Патологическую ненависть Федула к галстукам знали все. Но его замечание как-то разрядило напряженную обстановку. Один Варяг остался серьезен.

– Ты, Федул, не прав! Нам тоже надо привыкать к смокингам и галстукам. Если надо, мы сможем и фрак носить не хуже, чем парижские аристократы. Мы просто обязаны переродиться – стать бизнесменами, банкирами, политиками… А вот байковые рубашки и холщовые штаны будем носить дома, у себя на дачке где-нибудь.

Все присутствующие одобрительно засмеялись на шутку Варяга.

– А все же я против, – заупрямился Граф. – По-моему, Варяг сильно… переродился. Почему бы ему не пойти еще дальше и не начать заниматься собственными интересами в обход сходняка?

– Э-ах! Генацвали! А я вот за Варьяга, – вмешался Гуро. – Я о нем много и раньше слышал и всэгда только харошее. Если бы было что плахое, ему бы припомнили. А так – базарили только харошее. Раньше он был самым маладым законником России. Тэпэр пэрвый среди нас доктор наук. Чего нам еще? Тэпэр я его в пэрвый раз увидел. И он мнье нравится. Он, я уверен, потянет.

Последним высказался Лис. Самый осторожный, самый хитрый среди всех, он долго молча взвешивал «за» и «против». Тем более что мнения законников за столом разделились почти поровну. Получалось, что решающее слово было за ним, за Лисом. Если бы решался не такой важный вопрос, он, может быть, увильнул бы, как часто бывало, от ответа. Но не сейчас. Все ждали, что он скажет.

– А я за Варяга, – помедлив, наконец-то, провозгласил Лис, – я сам тут недавно поездил по Европе – на Кипре был, в Греции, в Италии… Хорошо там. Сытно живут, богато. И лохов, и фраеров до хрена. А мы почему в таком дерьме живем? Прав Варяг: нам и впрямь пора Европу окучивать. Работать с ними: кое-чему научиться, а кое-чему учить. А кто лучше всех знает, как за нее взяться? Может, ты, Паша? Или ты Федул? Нет, конечно. А вот он, Варяг, знает! Не потому, что он сидит в этом своем фраерском костюме. А потому что без этого костюма его бы в Европе никуда не пустили. Здесь важно не то, в чем ты одет, и даже, извините, братья, не то, что у тебя на груди. Здесь важно, что у тебя внутри: в сердце и в голове. А у Варяга все это есть и внутри, и снаружи. Так чего ж нам в нем сомневаться? А устроит нам кидалово, так и мы ж не лыком шиты. Знаем, где его найти и как на перо поставить… Сход и не таким давал окорот: от большого сходняка никуда не спрячешься.

Последнее замечание было истиной. Воры одобрительно зашумели. Выбор Варяга смотрящим по России ничем сходняку не грозил, а вот выгоды были налицо. А «дать по ушам», лишить воровского звания – это всегда нетрудно. Любой вор тысячу раз подумает, прежде чем сделает что-либо неугодное сходу.

Собравшиеся как по команде все дружно повернулись к Варягу. И тот, понимая, что от него ждут слов, встал и коротко сказал:

– Я сам к власти над вами не рвусь. Но готов к ней и уверяю вас, люди, никто не пожалеет, мне есть, что вам предложить. Только поддержите.

– Ну и лады, – подытожил довольный Медведь. – Голосовать не станем – мы же не на съезде. Но решение будем считать принятым – Владислав Геннадьевич Щербатов по кличке Варяг отныне вместо меня будет главным смотрящим по России.

Сказал Медведь как припечатал. Определенность – самое высокое человеческое состояние, оно всех возвышает, дает надежду и уверенность в своих силах.

Когда все разъехались, Медведь долго в одиночестве бродил по аллеям своей усадьбы. Еще не начало темнеть, но день уже явно клонился к вечеру. Дождь давно кончился, небо посветлело, и оранжевые лучи вечернего солнца косо ложились поверх деревьев. Он был счастлив. Может быть, впервые за многие-многие годы. Дело его жизни теперь не умрет.

Давно у него на душе не было так легко.

Двадцатое октября. Среда.

День как день…