Текст книги "Наш старый добрый двор"
Автор книги: Евгений Астахов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
«Что же случилось с Вальтером? – Он впервые назвал его так – Вальтер. – Неужели его взяли? Нет, не может быть!..»
Ордынский подошел к двери, дважды повернул ключ. Задернул штору на окне. Во дворе все еще стояли санитарные машины.
Он посмотрел на часы. Если через час ему каким-то образом не сообщат, где ждет его Рози, то тогда уж все.
А вдруг Вальтер предал его? В последний момент, не желая рисковать, махнул рукой на его судьбу, укрыл радистку с рацией и ушел за перевал… Ерунда, он этого не сделает! Не посмеет сделать!
– Прекратите, Варлам Александрович, пороть панику! – сказал Ордынский громко и вздрогнул от звука собственного голоса. – Стыдно, милостивый государь!..
Время от времени он подходил к двери. Ему все время казалось, что за нею кто-то стоит.
В маленький, выскобленный в белой краске глазок была видна часть коридора, столик с телефоном и стул. На стуле сидел щекастый юнармеец с забинтованной шеей, держал на коленях сложенное пальто. Вид у юнармейца был тоскливый.
Часы пробили половину второго. Стараясь оттянуть время, он поставил на плитку кофейник. Никогда еще вода не вскипала так быстро.
Снова пробили часы. Тянуть дальше было бессмысленно. А он не терпел бессмысленных поступков.
Обидно не дойти до цели. Особенно когда осталось каких-нибудь два месяца.
Он налил себе кофе и вынул из портфеля синий пузырек с притертой пробкой.
* * *
Когда открыли дверь, Ордынский сидел в кресле, уронив прямые длинные руки. Можно было подумать, что он спит. На рукавах кителя поблескивали широкие золотые шевроны.
Кофейник все еще стоял на плитке, из носика тонкой струйкой выбивался пар. Один из военных взял со стола синий пузырек, протянул его полковнику. На этикетке было всего лишь одно слово: «Морфий».
– А что там за бумаги?
– Рапорт об исчезновении Каноныкина, товарищ полковник.
– Ну что ж, все ясно. Остается выяснить, куда он исчез. – Полковник подошел к столику, на котором лежала шахматная доска, подперев рукой подбородок, задумался. – Для черных партия безнадежна. Еще два хода, и белые делают мат… Интересно, кто играл белыми?..
Чем закончился день 29 мая
Ромкин пес отходил медленно. Время от времени капитан Зархия поил его водой с уксусом. Пес лакал жадно, словно не пил неделю. Остатки воды капитан осторожно выливал ему на голову. Розовые струйки стекали по морде пса, капали на пыльные капитановы сапоги.
Любопытствующие стали помаленьку расходиться. Нельзя же весь день ждать, что будет дальше.
Появился Ромкин отец. Он с опаской поглядывал на капитана. Ему явно не нравилось, что в одном не очень большом дворе собралось сразу так много милиционеров.
– Слушай, – сказал он жене, – если вдруг начнут про курицу спрашивать, скажешь – купила на базаре для больной старушки матери.
– Но бабушка здорова, – встряла Джулька. – На четвертый этаж два ведра воды бегом поднимает.
– Э! Тебя кто спрашивает! Послал бог детей! За что он только на меня такой зуб имеет? – Он стукнул дочь по лбу костяшками пальцев. – Сама воду поноси, пока здесь столько чужих глаз! А ты, мама-джан, будешь больная, я так сказал…
Но капитану было не до курицы и не до здоровья Ромкиной бабки. Он приподнял пса, помог ему удержаться на ногах, пригладил взлохмаченную шерсть.
– Давай, давай, молодец, – приговаривал капитан. – Ну, где твой хозяин? Где Ромка? Ромка где? Ну, джаник, покажи нам где.
Пес тихо скулил и лизал ему руку.
– Глупая дворнязка! – сказал стоявший рядом Никс. – Ну сто она мозет показать?
– Отойдите! – закричал на него капитан. – Не мешайте! Очистите вообще двор! Что может показать? Все может показать! Что вы понимаете – у него сейчас сердце разрывается, он же плачет!
Капитан смотрел на пса. Пес пошел. Ноги его дрожали и подгибались. Он приседал на задние лапы, его заносило в сторону, но он все равно шел, изредка оглядываясь на капитана, точно проверяя, идет ли тот следом.
– Давай, давай, дорогой! Покажи нам, где Рома. Рома, Ромка где?..
Пес поскуливал в ответ и пытался идти быстрее, но ничего не получалось. Когда он останавливался, капитан подносил к самой его морде миску с водой.
– Ничего, отдохни, попей немножко. – Он поворачивался к своим помощникам. – Много крови потерял, потому жажда; язык совсем сухой, нос горячий, плохо.
– Туда ли он идет, товарищ капитан?
– Туда. Конечно, туда…
На то, чтобы добраться до. нижнего двора, псу потребовался целый час. К стене он уже подполз на брюхе и замер, уткнувшись мордой в узловатые корни глицинии.
– Все, – сказал капитан и машинально снял фуражку. Потом, спохватившись, надел ее.
– Собаки, когда конец чуют, всегда уходят подальше, – заметил усатый лейтенант. – Вот и этот тоже…
– Нет, – капитан покачал головой. – Он не просто шел, чтобы уйти.
– Но здесь же стена.
– Да, стена! Думаешь, я стену не вижу? – Капитан достал кожаный портсигар, вынул папиросу, долго раскуривал ее. – Знаешь что, – сказал он лейтенанту, – приведи сюда ребят. Ну, товарищей этого Ромки.
Пришел один Минасик.
– А где твой друг? – спросил его капитан. – Которого Ивой зовут?
– С ним товарищ полковник разговаривает.
– С тобой что, не разговаривает?
– Со мной уже разговаривал. Много… Что это с… с собакой?
Только сейчас Минасик увидел неподвижно лежащего Ромкиного пса.
– Разве не видишь?.. Хорошая была собака, верная. За что ей только имя такое проклятое дали?
У Минасика защекотало в носу и в горле стало давить, как будто снова началась ангина.
– Скажи, мальчик, – капитан присел на корточки, прислонился спиной к стене. – Мог здесь зачем-нибудь оказаться Ромка?
Минасик глотнул твердый комочек, один, другой; в горле полегчало. Он кивнул головой.
– Мог.
– Зачем?
Смолчать про старую кухню – значило бы обмануть милицию. Минасик обманывать не умел вообще, а милиционеров он вдобавок еще и боялся. Причин к тому никаких не было, но он все равно боялся.
– Ты нам скажешь зачем, правда?
– Скажу. Мы лазаем вон туда, – Минасик показал пальцем на слуховое окно кухни, – по стволу глицинии. И никто не видит.
– Хорошая была собака, – сказал капитан. – Такую с оркестром хоронить можно…
* * *
Ромка лежал на широкой тахте, закрыв глаза. «Скорая помощь» только что уехала.
Доктор сказал:
– Не надо его никуда везти. Лишняя тряска ни к чему. Занавесьте окна, создайте полумрак в комнате. И обеспечьте ему полный покой. Будет прекрасно, если мальчик уснет.
– Уснет, да, доктор? – Ромкина мать схватила его за халат. – Совсем уснет, умрет, значит? За что, доктор, его убили?
– Его только пытались убить. Он жив, он поправится, успокойтесь. Первый признак победы организма – спокойный сон.
– Вы говорите, он не умрет, доктор? – в сотый раз спрашивала Ромкина мать. – Мой мальчик не умрет?
– Сто лет будет жить. Вот здесь я выписал бром, а вечером приедут, сделают необходимые вливания. Надо понизить внутричерепное давление.
Ромкин отец стоял рядом и важно кивал головой:
– Да, да, необходимо, а как же!
В соседней комнате тихо сидели капитан и усатый лейтенант. Разговаривать с Ромкой доктор им не разрешил.
– И нельзя и бесполезно, – сказал он. – У него сейчас неизбежный в таких случаях провал в памяти. Забыто все, что было до момента удара. Заставлять его напрягать память – ни в коем случае! Тормоз сам потихоньку отпустит ее…
Вот и сидел капитан, молча крутил в руках Ромкину мичманку. Сквозь рассеченную пополам тулью просвечивала вставка из стальной пластинки, которую вырезал Алик. Она была по-прежнему идеально круглой.
– Как думаешь, чем ударили? – спросил капитан.
– Этим, конечно. – Усатый лейтенант показал на завернутый в газету обломок рессоры.
– Если б не стальной кружок, конец бы пацану. Кто же это его так? И за что?
– Откуда пока узнаешь?..
Ромкин отец поставил на стол бутылку вина, тарелку с сыром и зеленью.
– Тц! Какое плохое время, ничего нет, даже стыдно – угостить гостей нечем.
– Не беспокойтесь, спасибо, – сказал капитан, отодвигая стакан. – Мы не гости, мы милиция.
Ромкин отец покачал головой, вздохнул. А про себя подумал: «Дай бог, чтоб в моем доме милиция только в гостях бывала бы…»
Его размышления прервала Джулька.
– Вай! – запричитала она, вбегая в комнату. – Вай, что он говорит! Наверное, с ума сошел! Мама плачет, бабушка тоже плачет, а доктор сказал: нельзя плакать, ему покой нужен.
– Кто говорит? – вскочил капитан.
– Ромка! Говорит, говорит, как испорченный патефон, одно и то же.
Капитан быстро вошел в комнату, остановился у дверей. Ромка метался по тахте, сбрасывал на пол ковровые подушки.
– Я вспомнил, я все вспомнил! Вспомнил! – повторял он, не открывая глаз. – Я кастрюлю с курицей в шкаф положил и сам туда залез. Это Каноныкин был, его Вальтером зовут. Не Иван он! Он немец! Фашист он, ну!.. Что вы сидите? Там радио! Они его за плитой спрятали, я видел. А женщину Рози зовут… Рози! Рози! Она по-немецки говорила, я не понял что, у меня по-немецки всегда плохие отметки были…
– Вай-мэ! Он совсем с ума сошел! Бедный мой мальчик!
– Тише! – Капитан приложил палец к губам, подошел на цыпочках к тахте. – Не надо кричать, джаник, я и так слышу тебя. Ты все вспомнил, молодец, успокойся теперь и молчи, отдыхай.
Ромка посмотрел на него и сразу стих. Мать вытерла с его лба прозрачные капли пота.
– Радио у них было… А Каноныкин, он Люлика ждал, в горы идти с ним… Люлика знаете? Люлика, у которого один глаз стеклянный, Люлька, ну! Он с финкой всегда… – Ромка замолчал, снова закрыл глаза, сказал уже совсем тихо: – А тот не Каноныкин, он обманул нас, он Вальтер, Вальтер… Спать хочу…
…Все это время Иву не покидало какое-то странное чувство. Больше всего оно походило, пожалуй, на обиду. Ива чувствовал себя жестоко обманутым. Он верил людям, любил их, даже восхищался ими, а в ответ на все это предательство. Да еще какое!
Что-то горячее и тугое поднималось в его груди, подкатывало к горлу. Как тяжело, оказывается, быть обманутым, в лучших чувствах притом. Что же теперь ему делать, за кого же считать себя?
– Видишь ли, Ива, – сказал полковник Леонидов. – Лично я никогда не верил, да и вам, ребятки, не советую верить тем кинофильмам и книжкам, в которых пионеры выслеживают и ловят шпионов, диверсантов и прочих матерых волков. В жизни все далеко не так просто и куда более опасно, чем на экране или на страницах приключенческих повестей. И все же… Давайте-ка оценим ваши действия. Пусть непреднамеренные, так оно и должно быть, но тем не менее очень неприятные для группы, которую условно назовем Вальтер – Ордынский… Первое, – полковник загнул палец, – благодаря Роме обнаружены рация, спутник Вальтера, их примерный маршрут и время ухода из города. Второе, – он загнул еще палец, – установлено, что в городе осталась радистка по имени Рози. Третье и самое главное: вами задержана на несколько часов шифрованная записка. Из-за этого никуда не ушел Ордынский. А раскодировав текст записки, мы ликвидировали конспиративную квартиру его группы. Вот сколько полезных дел вы, оказывается, наворочали.
– Так это же все случайно! – Ива вскочил со стула. – А если бы Ромка не затеял сациви, а если б я вовремя отдал бы Ордынскому записку? – Он даже зажмурился, представив результаты такого варианта.
– Если б вы действовали не случайно, а по разработанному вами заранее плану, то быть бы вам уже генералами. – Полковник рассмеялся, встал. – Ну а меня разжаловали бы в младшие лейтенанты и отдали бы под ваше начало… Что же касается этого самого «если б…» – Полковник помолчал, потом положил Иве на плечо тяжелую руку, потрепал слегка. – Брать в расчет это опасное слово надо. Обязательно надо! Если бы получилось так, как ты сказал, плохо получилось бы. Куда труднее нам пришлось бы, чем сейчас… Хотя и сейчас тоже очень нелегко. И не может быть легко, ребята, – фашисты к перевалам подходят…
* * *
Перед полковником Леонидовым на широком столе лежала карта. Сотни совсем тоненьких линий и линий чуть потолще вились по ней, пересекались, расходились во все стороны. Каждая из них была дорогой, широкой, асфальтированной, с белыми бетонными столбиками на крутых горных поворотах или неприметной, со следами подков, с ветхими мостиками из жердей и земли.
Где-то линии прерывались, и дальше бежал едва заметный волосяной пунктир. Это означало, что дороги больше нет и дальше в горы тянется вьючная тропа.
По каждой из этих дорог и троп могли сейчас идти Вальтер и Люлька. На север, на северо-восток или северо-запад. Куда именно, этого никто не знал. Ясно одно: в ближайшие сутки они постараются проложить «зеленую тропу» – уйти за линию фронта…
«На восемнадцать ноль-ноль двадцать девятого мая были оповещены все контрольно-пропускные пункты первой зоны. Сообщены приметы. Известно также, что красноармейская книжка Карадашева оформлена на человека, имеющего отчество Османович. – Полковник улыбнулся: Ромка запомнил только отчество – Османович. – Что ж, и то неплохо для такого контрразведчика, как этот Ромка… Контрольно-пропускные пункты второй зоны получили оповещение в целом не позднее девятнадцати тридцати. Прямой телефонной связи с ними нет. На место выехали опергруппы…»
Полковник стряхнул с карты пепел, задумался.
«Вторая зона КПП… Радиус порядка ста пятидесяти километров… Если они, предположим, идут с двух ночи двадцать восьмого, то до девятнадцати тридцати полтораста километров в условиях горной местности им не пройти. Максимум – шестьдесят километров. Значит, они не ушли еще даже за радиус первой зоны КПП?.. А можно ли обойти контрольно-пропускные пункты?.. Сделать это, не зная расположения КПП, трудно, очень трудно. Здесь только интуиция».
– Интуиции Вальтеру не занимать, – сердито вслух сказал полковник. – Учтите это, товарищ Леонидов! И спокойнее!.. Даже если они обошли отдельные КПП, то все равно за пределы первой зоны им не успеть выйти!.. Если идти. А если ехать?..
«Если, если… – Полковник красным карандашом очертил на карге длинный овал. – Вчера об этом «если б» меня спрашивал мальчик, Сегодня я спрашиваю об этом же самого себя… Да, если им удастся добыть транспорт, а в принципе Вальтер добыть его может, то мы имеем все шансы упустить их…»
Зазвонил телефон. Полковник снял трубку.
– Леонидов слушает… Докладывайте, товарищ дежурный… Так… Где именно?.. Возраст убитого?.. Лет двадцать? Так, дальше… Понятно… Такая деталь: у убитого красноармейца оба глаза свои? Не сообщили об этом ничего. Так, хорошо. Все у вас?..
Положив трубку, полковник вызвал к себе дежурного.
– Передайте капитану Саркисову – пусть срочно выезжает с группой на шестьдесят восьмой километр шоссе, ведущего к Цивицкаро. Вот сюда, – карандаш полковника скользнул по карте. – Где-то здесь, за старым духаном, в кустарнике, патрулем обнаружен убитый красноармеец Алимджанов Сергей Османович…
* * *
Утро было туманным. Укутанное белыми облаками кизиловое мелколесье казалось непроходимым.
– Ну где мы? Чего молчишь?
– Сейчас туман уйдет, скажу. Я эти места знаю, хозяин, чего боишься?
– Чего боюсь? – Вальтер рассмеялся. – Бояться, Кривой, нужно одного – советской контрразведки. Ты еще можешь и милиции опасаться – Никагосова-то прикончил?
– А что делать? Он проснулся, кричать хотел.
– Шарил у него?.. Чего молчишь? Шарил ведь, терял время.
– У него золота полно! Все говорили: старик золото прячет. Я давно об этом думал.
– И много взял золота? – насмешливо спросил Вальтер.
– Не нашел, ну. Времени не было, я за бумажками поспешил.
– Запомни, Кривой: еще раз устроишь такую самодеятельность, будет плохо. Так где же мы?
– Сейчас на шоссе выйдем…
Скользя по сырому от тумана склону, они спустились к шоссе. Оно шло вдоль неглубокой выемки с обрывистыми бортами. Где-то впереди шумела речка.
– Это Цивицкаро, – сказал Люлька. – Там, у моста, духан был, «Тквени дзма»[22]22
«Ваш брат» (груз.).
[Закрыть] назывался. Отец всегда останавливался вина выпить, хинкали поесть.
– И сейчас духан?
– Нет. Какой духан? Война началась, его закрыли. Досками двери-окна забили и все.
– А село близко есть?
– Километров пятнадцать отсюда встретится одно, небольшое совсем.
Вальтер вынул из планшетки карту, сориентировался по ней.
– Все правильно пока что…
У мосточка через Цивицкаро стоял, уткнувшись носом в кювет, грузовик с военным номером.
– Доездился! – сказал Люлька. – Аккумулятор снят, задние скаты сняты, сиденье шофер тоже забрал. Даже бензин слил, молодец какой.
Возле заколоченного духана лежала кучка мокрой золы – видно, кто-то, может шофер грузовика, разводил костер, дожидаясь попутной машины.
– Ну что ж, и мы посидим, – сказал Вальтер. – Доставай курицу, пора закусить.
– Слушай, хозяин, какой посидим? Ты знаешь, сколько нам идти еще?
– Конечно, знаю, – спокойно ответил Вальтер. – Потому и говорю: посидим. Доставай курицу! Пешком мы от них не оторвемся, Кривой. Еще часа четыре, и нас начнут нащупывать.
– Они что, уже знают, да?! – испуганно спросил Люлька.
– Будем считать, что знают.
– А откуда поймут, куда мы пошли?
– Будем считать, что догадаются как-нибудь.
– Ва!..
Они сидели возле брошенного грузовика и жевали курицу. Изредка по шоссе проходили машины. Гул мотора был слышен издали, и Люлька кричал Вальтеру:
– Едет кто-то, спрячемся, ну!
– Сиди спокойно! И ешь. Ты ведь раненый боец, зачем суетиться?
Еще на рассвете, до того как выйти на шоссе, Вальтер перебинтовал Люльке лоб индивидуальным пакетом.
– Зачем это?
– Чтоб прикрыть твое хрустальное око. Одноглазых на действительную службу не берут. Ты ведь не Кутузов и не адмирал Нельсон, а всего лишь рядовой Алимджанов. Забыл, что ли?
– А-а…
– Вот что, Кривой, – сказал Вальтер. – После обеда полезно подремать, чтоб жирок завязался.
– Слушай, хозяин!.. – начал было Люлька, но Вальтер остановил его движением руки.
– Слушать будешь ты, ясно? Полчаса сна! Я проснусь сам. Советую тебе тоже закрыть второй свой глаз. И учти: у меня есть третий, который никогда не спит.
Они сошли с дороги, устроились в густой, заросшей барбарисом низинке. Вальтер положил под голову планшетку с картой, расстегнул пояс и блаженно вытянул ноги. Люлька устроился поодаль.
Когда нужно было, Вальтер умел засыпать меньше чем за минуту, лежа ли, сидя, неважно – натренированный организм подчинялся беспрекословно.
Но сейчас он разрешил себе помечтать минуты две, не больше. А заодно и проверить, как будет вести себя этот одноглазый, не попытается ли улизнуть. Впрочем, это ему не удастся сделать и после того, как Вальтер заснет, – достаточно малейшего шороха, и он тут же откроет глаза, и тогда уж Люлька пускай пеняет на себя…
Солнце пробивалось через плотные заросли барбариса, трогало щеки и лоб теплыми пальцами лучей. Совсем как в детстве, на берегу моря. Теплого и ласкового.
Когда в тридцать девятом Вальтер пробрался через освобожденные районы Западной Украины в родные свои места, они показались ему чужими. И даже дом, в котором он родился в семье почтенного коммерсанта Карла Крюгера, имевшего магазины в Одессе и Кишиневе, не вызвал в душе ничего, кроме глухого раздражения. Нельзя войти в этот дом, что скажет его жильцам Иван Каноныкин, какого черта ему нужно в этом старом, прочно построенном особняке?..
Сказать, что родился в нем, что собирал на задворках этого разросшегося, запущенного теперь сада портовую шпану, разрабатывал с ней план похищения ненавистного преподавателя латыни, за что чуть было не вылетел из пятого класса дворянской гимназии.
Папаша Крюгер жестоко выпорол тогда сынка.
– Нам, мерзавец, – приговаривал он, орудуя ремнем, – сделали такую честь – приняли тебя в лучшую городскую гимназию! Из уважения ко мне, Карлу Эриху Крюгеру, известному коммерсанту! А ты тратишь уворованные у отца деньги на заговоры против своих благородных учителей!
Крюгеры уехали из города в двадцатом году, перед самым приходом красных. Таяли в вечерней дымке знакомые очертания причалов. Впереди была неизвестность. Обшарпанный французский пароход мотало на крутой волне, а папаша Крюгер все пересчитывал шеренгу чемоданов и узлов, щупал зашитые в жилет империалы.
Они очень пригодились там, в Германии, куда возвращалась семья немецких колонистов Крюгеров…
«Крюгер и Бок – галантерейные товары. Качество гарантируется». Горничная в крахмальной наколке, серебряный колокольчик, зовущий к завтраку, тихий чинный дом на Гинденбургштрассе, в старом добром Хайлигенбайле… Где сейчас все это, бог мой! И надо же вспомнить о таком в пустынных и мрачных горах…
Скорее всего завтра к вечеру он перейдет линию фронта, если вообще существует эта линия. Завтра вокруг него будет звучать немецкая речь, он сбросит наконец гимнастерку, наденет мундир и хоть на время перестанет чувствовать себя взведенным курком, в любую минуту готовым к выстрелу. Три года, тысячу дней, черт побери, ходил он по самому краю пропасти, то и дело заглядывал в ее холодящую душу глубину! Но, видно, звезда была счастливой, всякий раз отводила неминуемую, казалось бы, беду. И Вальтер верил в свою звезду, только в нее!..
Никому не доверяя, ни на кого до конца не полагаясь, все эти годы он вел со смертью игру, в которой, похоже, сумеет сорвать и последнюю ставку. Вот только бы подвернулся транспорт, лучше всего мотоцикл.
Вальтер едва заметно приоткрыл глаза. Люлька сидел на корточках, строгал финкой сухой прутик.
С кем только не сводит человека судьба! Куда его только не швыряет!..
Когда-то вместе с Вальтером Кенигсбергский институт по изучению России окончили еще одиннадцать человек. Маршрут у всех был один – сюда, в Советский Союз. Где они сейчас и что с ними? Скорее всего потерпели фиаско, потому что Россия оказалась совсем непохожей на ту, к которой их готовили в столице Пруссии.
И все же, несмотря ни на что, он жив, он выполнил труднейшее задание, сохранил ядро группы и теперь возвращается. Все правильно!
Вальтер заснул, и невидимый будильник, спрятанный где-то в его подсознании, принялся аккуратно отсчитывать минуты, отведенные на сон…
Часам к одиннадцати со стороны моста послышался треск мотора.
– Мотоцикл! – Люлька осторожно раздвинул ветки кустов.
– Вот именно, – Вальтер встал, затянул ремень, одернул гимнастерку и вышел к обочине дороги.
Новенький военный «харлей» с коляской вынырнул из-за поворота. Коляска была пуста.
– Эй! – крикнул Вальтер, поднимая руку. – Тормозни!
Круглолицый мотоциклист в черном танковом шлеме послушно съехал на обочину, приглушил мотор.
– Загораете, товарищ старший лейтенант?
– Точно. С вечера засели. Ты куда?
– Да комроты своего в санбат отвозил. Малярия до него прицепилась.
– Парень у меня побился, понимаешь, – Вальтер кивнул на Люльку. Тот стоял рядом с мотоциклом, придерживал ладонью забинтованный лоб. – Ткнулись в кювет, а он головой в стойку. Подкинешь нас до Окросхеви?
– Мне-то вообще в сторону, ну да ладно, раз такое дело – садитесь.
– Давай сзади, Алимджанов.
Люлька кивнул головой, закинул ногу на заднее сиденье и, одновременно выхватив из-за пазухи финский нож, со всего маху ударил мотоциклиста в спину. Тот охнул, согнулся, медленно сполз с седла.
– Что ждешь?! – крикнул Вальтер. – Быстро в кусты его!
Они оттащили мотоциклиста подальше от шоссе.
– Надень его шлем и к мотоциклу! Водить хорошо умеешь?
– Конечно, хозяин!
– Стой! Положи ему свою красноармейскую книжку, а его себе возьми… Фамилия… Горобец Тарас Иванович. Запомни!
– Горобец… Горобец…
– Иди!
Вальтер осмотрел карманы убитого. Нашел пропуск на мотоцикл. Фамилия комроты вписана в него не была, видно, санбат находился недалеко, посчитали необязательным.
«Воистину все в руках бога, – подумал Вальтер, доставая из планшетки авторучку. – Теперь мы сумеем проскочить через все КПП…»
Люлька умащивался в седле, примеряясь к мотоциклу. Спасибо отцу, хоть и был пьяница, а кое-чему успел научить. Еще бы от Вальтера отвязаться, опасный человек этот Вальтер, с ним попадешься – верный расстрел выйдет. Но там, за перевалом, милиции нет, там Вальтер деньги хорошие обещал и веселую жизнь. Пусть деньги дает, а веселую жизнь и без него найти можно, на кой ему этот Вальтер сдался!
Люлька заерзал в седле, вспомнил, как искал вчера ночью деньги в темной комнате старьевщика.
«Должны были быть деньги! Говорили же: полно у него. Время не хватило, как жалко, да! Теперь все милиции достанется, у нее время хватит!..»
Вспомнил и сверток, который так обозлил хозяина. Чего злится? Шипит как змея, фашист проклятый! Удрать бы от него, пока где-то ходит. В горах можно спрятаться, никто не найдет…
В лесу хлопнул пистолетный выстрел. Люлька пригнулся – ему показалось, что это стреляют в него. Хотел уж было крутнуть ручку газа, но показался Вальтер. Он торопливо шел, на ходу застегивая кобуру.
– Зачем стрелял, хозяин?
– Чтоб в личико его не сразу признали. На тебя чтоб стал похожим. И впредь поменьше вопросов, Кривой. Давай отсюда как можно быстрее, понял?..
* * *
Дорога становилась все уже и уже. Отвесные борта ущелья угрожающе нависали над ней, в сырых расселинах клубился туман.
– Чертовы места! – ругался Вальтер. – Ты ничего не перепутал, Кривой, правильно едешь?
– Что ты, хозяин? Сто раз здесь был…
У самого перевала кончился бензин. Столкнув мотоцикл со скалы, они долго шли гуськом, стараясь не потерять друг друга в быстро сгущающихся сумерках. Начал накрапывать дождь, потом пошел сильнее. Стало холодно.
И вдруг неожиданно за крутым поворотом тропы блеснул красный отсвет.
– Что это там, хозяин?! – испуганно спросил Люлька.
– Костер… – ответил Вальтер, останавливаясь. – Возможно, успели предупредить посты… Вполне возможно. Другая тропа есть?
– Тропа одна, и обойти ее нельзя, надо вернуться до развилки.
– Возвращаться? Нет, Кривой, поздно уже возвращаться. – Он вынул пистолет, быстро переложил его куда-то, Люлька не понял куда. – Пошли!
– Ты что, хозяин! Их там много!
– Ну!.. Давай опирайся на меня, волочи ноги, как неживой, ты же ранен, забыл, что ли? Шевелись, Кривой, кому я сказал?..
Они вышли из-за скалы, и Вальтер, к ужасу Люльки, громко крикнул:
– Эй, кто там! Давай сюда по-быстрому!
Подошли трое: старик в бурке, с двустволкой в руках и красноармейцы в коротких пехотных шинелях.
– Кто такие? – строго спросил Вальтер, а про себя подумал: «Слава богу, не пограничники. С этими будет проще!..»
– Передовой пост КПП, сержант Трофимов. Ваши документы.
– Инструкцию получили? – спросил его Вальтер, протягивая удостоверение личности.
– Какую?
– Вы что, на гулянке здесь?! – заорал он. – В ваш район просочился отряд егерей! Час назад они обстреляли нас. Четверо моих ребят остались лежать внизу, у дороги, а вы тут перекур с дремотой устроили, костры, понимаешь, палите. Никакой у вас бдительности, сержант, я вижу!.. Рация имеется?
– А как же, товарищ старший политрук, – Трофимов нехотя вернул Вальтеру документы. В каждом его движении тот ощущал настороженность. – Утром мы получили указание задерживать…
– Знаю об этом указании, не болтайте лишнего! – оборвал он его. – А это кто? – Вальтер кивнул на старика.
– За проводника, из местных жителей.
– Вижу, что не из Парижа. Связь есть?
– Конечно.
– Кто из вас радист?
– Он там, у рации. Прошу вперед, товарищ старший политрук.
– Пошли!.. Горобец, идти можете?
– Могу, почему нет?
– Помогите ему, ребята, сильно контузило парня, едва дотащил его сюда…
Они пошли по тропе. Вальтер вглядывался в высвеченный костром круг, стараясь понять, сколько их еще там. Два, три? Или, может, только радист и все?..
– Почему демаскируетесь? Огонь развели, понимаешь, устроили иллюминацию!
Он тянул время, исподволь разглядывая сложенную из камней пастушью сыроварню, остатки коша; чуть дальше угадывалось устроенное в расщелине скалы пулеметное гнездо.
– Вы радист? – спросил Вальтер стоявшего в дверях сыроварни бойца.
– Я, товарищ старший политрук.
– Выйдите на связь с вашим хозяйством.
– Оружие вы все же сдайте до выяснения, – твердо сказал Трофимов. Он нес карабин убитого мотоциклиста, другой рукой придерживал Люльку. Тот и впрямь едва волочил ноги от страха.
– Оружие?! Где оно у меня? – Вальтер со злостью хлопнул ладонью по пустой кобуре. – Едва душу унесли! Егерей десятка два было, если не больше. Ногу мне, похоже, слегка царапнуло. – Он нагнулся, пощупал голенище сапога, и в этот же момент раздались выстрелы, один за другим четыре выстрела, почти без интервала. Люлька ничего не понял, только увидел, как метнулись огоньки откуда-то снизу – Вальтер стрелял, не разгибаясь, навскидку – все четверо стояли перед ним. И лишь один Трофимов успел, оттолкнув Люльку, вскинуть карабин…
* * *
Над вершинами дальнего хребта показалась бледная, едва очерченная полоска зари. Выбитая в скалах тропа уходила на север, в темноту. Она тянулась серой ниткой, петляя по склонам, сбегала в низины и снова, извиваясь, ползла вверх. Одна из многих сотен троп, затерянных в горах Кавказа…
