Текст книги "И пусть их будет много"
Автор книги: Ева Наду
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
– Как же это можно – просыпаться позже госпожи?!
Присела на краешек кровати. Погладила вдруг Клементину по голове.
– Что ж с тобой, детка, происходит?
У Клементины начался отсчет часов до отъезда. Она не притронулась к молоку, отказалась от традиционной прогулки. Она взялась бродить по комнатам. То присаживалась у камина, то поднималась наверх, к себе. Она не могла читать, не могла вышивать. Не могла вообще ничего.
Спросила о Мориньере. Ей сказали, что с самого утра его не видели. В доме его нет, – ответили после осмотра всех комнат.
Клементина испугалась, что он уехал. Набросила на плечи плащ, отправилась на конюшню. Конь Мориньера был на месте.
– Господин приказал подать лошадям побольше овса, – сообщили ей конюхи, которые в этот момент занимались чисткой стойл.
– Он был здесь сегодня?
– Едва рассвело, мадам.
Поль, дав задание своему помощнику, молоденькому, худосочному Пьеру, напоить лошадей, пошел рядом с Клементиной вдоль денников:
– Мадам собирается в путешествие?
– С чего ты взял?
– Господин де Мориньер еще вчера приказал кузнецу внимательно осмотреть карету, чтобы все в ней было в порядке. Сказал: "Будет что не так, не сносить тебе головы". И дал Мишо экю. Так тот уже каждый уголок кареты проверил, все смазал, да внутри все вычистил и вымыл.
– Хорошо, – кивнула Клементина. – Очень хорошо.
На обратном пути прошла по буковой аллее, заглянула в кухню, прогулялась по саду, обошла главную замковую башню со стороны крепостной стены, присела на мраморную скамью, расположенную неподалеку от деревянных ступеней, ведущих ко входу в донжон. Прямо перед ней высились стены замковой капеллы, левее – колодец, вкруг которого носились дети, прямо по направлению взгляда – ворота и мост.
Клементина сидела, закутавшись в плащ. Она не знала, как выдержит предстоящий день. А главное – еще ночь. Целую ночь.
*
Сколько времени она так просидела, Клементина не знала. Задумалась, ушла в себя. Не вспоминала. Просто будто бы одним махом перенеслась в детство.
Вот она прячется под отцовским столом в большом кабинете.
Ей кажется, никто никогда не найдет ее, если она не захочет. И нянюшки бродят по комнатам, громко зовут ее, спрашивают у домашних – не видел ли кто дитя. Никто не видел. И Клементине ужасно весело. Чтобы не засмеяться, она зажимает ладошкой рот. И все-таки не выдерживает, прыскает. Поняв, что обнаружена, начинает громко хохотать. Отец – большой, сильный и веселый, – хватает ее, вытягивает из-под стола наружу, к свету. Щекочет и стискивает что есть силы. Нахохотавшись, передает в руки нянькам – держите свою воспитанницу.
А вот она чуть постарше. Ждут отца с охоты. И, наконец, мальчишки, что целыми днями играют на мосту, кричат звонко вразнобой: «Едут! Едут!» И она несется через весь двор что есть мочи к воротам. Спотыкается, падает, поднимается и снова бежит – теперь уже вся вымазанная в грязи.
Недавно прошел дождь. И весь двор в лужах.
Мать кричит, чтоб она вернулась. Негоже девочке толкаться среди охотников, да еще в таком виде. А она отмахивается. Она не может пропустить такой момент. Она вылетает за ворота, едва не попадает под копыта разгоряченных лошадей.
Довольный отец возглавляет компанию охотников. Увидев ее, наклоняется, подхватывает, втаскивает ее на коня, сажает перед собой. Громко смеется над ее чумазостью.
– Ох, влетит тебе от матери, грязнуля.
Поднимает коня на дыбы. Клементине совсем не страшно. Ей жутко весело. Она смотрит с высоты на крутящихся под ногами лошадей псов, на их разинутые пасти, вываленные от усталости языки, с которых капает слюна, на притороченные к седлам тушки зайцев, и смеется, смеется.
Какой-то грохот вернул ее обратно.
Она вскинула голову, оглянулась. Дети разбежались. Теперь у колодца возилась Аннет. А за ней, у самых ворот, стоял Мориньер.
Клементина прищурилась, вглядываясь.
Мориньер был не один. С ним рядом незнакомец – более низкий, коренастый, в черном дорожном костюме. Он держал вороного коня под уздцы.
Мориньер что-то говорил ему. Незнакомец слушал. Потом кивнул раз, другой: "понял!" Взял из рук Мориньера послание, спрятал его на груди. Еще раз кивнул, спросил что-то. Выслушал ответ. Склонился. Клементине показалось, поцеловал Мориньеру руку. Потом вскочил на коня и умчался прочь.
Мориньер вошел во двор. Лицо его было серьезно.
Клементина не хотела, чтобы он заметил ее. Но себе не могла не признаться, что его появление принесло ей некоторое облегчение.
Похоже, не ей одной.
Пюльшери, которая торопливо шла через двор с корзинкой яиц, увидев Мориньера, остановилась, переложила корзину в другую руку, направилась к мужчине. Подойдя, заговорила негромко и сбивчиво. Клементина по-прежнему не слышала ни слова. Зато теперь прекрасно видела выражение лиц обоих собеседников. Он был – само внимание. Пюльшери – само беспокойство.
Когда старуха замолчала, Мориньер коснулся успокаивающе ее плеча. Сказал что-то тихо. Она распахнула глаза, покачала головой, подняла руку, перекрестила мужчину.
Тот улыбнулся, обнял ее, прошептал ей что-то в седые завитки, выбившиеся из-под капора. Она рассмеялась, замахнулась на него, повернулась и пошла в дом.
От этой нечаянно подсмотренной сцены у Клементины перехватило дыхание – настолько настоящей, неподдельно "домашней" она была.
Когда Мориньер развернулся и пошел к ней, она смутилась, покраснела, будто он поймал ее за подглядыванием в замочную скважину.
– Доброе утро, графиня! – Склонил голову в знак приветствия.
Взглянул ей в лицо, заметил, – не мог не заметить! – воспаленные веки и синяки под глазами.
– Как вам сегодня спалось? – спросил.
– Благодарю вас, прекрасно!
Под его пристальным взглядом она смешалась, опустила глаза.
– Очень хорошо. – Усмехнулся. – Крепкий сон – признак здоровья и душевного покоя. В таком случае, рад сообщить вам, что мы едем сегодня.
– Вы же... вы говорили...
– Я передумал. Я закончил все свои дела. И не вижу никаких причин, которые могли бы помешать нам отправиться сегодня, сразу после обеда. Или вы желаете провести еще одну столь же безмятежную ночь?
Она промолчала. Подумала: "Ох, уж эта Пюльшери!"
Направилась в дом, прошла к камину, удивилась собравшимся в зале слугам. Он поймал ее за локоть, проговорил в ухо:
– Объявите вашим людям об отъезде.
Отошел к высокому узкому окну, повернулся спиной, скрестил руки на груди.
*
После обеда явился к Клементине в комнату:
– Велите закладывать карету, графиня!
– Я решила: мы поедем верхом. Так будет быстрее.
– Вы поедете в карете.
– Я хорошая наездница. Я велю запрячь Девочку.
Клементина, одетая в дорожный костюм, сидела на табурете перед зеркалом, а Тереза спешно укладывала вдруг ставшие непослушными волосы хозяйки. Она так внимательно слушала спор между госпожой и этим великолепным, властным мужчиной, что шпильки то и дело выскальзывали из ее трясущихся от волнения рук.
Мориньер сощурил глаза. Подождал, пока девушка справится с очередной прядью. Потом велел тихо:
– Оставьте нас, Тереза.
Та замешкалась, засуетилась. Мориньер схватил ее за руку, вытянул из комнаты, захлопнул дверь, за которой столпились удивленные неожиданными сборами слуги.
Клементина вскочила, смела неловким движением разложенные Терезой на столе около зеркала шпильки.
– Как вы смеете?! Тереза – моя горничная, и... – Клементина задохнулась от бешенства. – Убирайтесь из моей комнаты!
– Послушайте, сударыня, – он придвинулся к ней так близко, что она вынуждена была отступить почти до самой стены. – Если вы намерены ехать, а меня просите сопровождать вас, вы будете поступать так, как прикажу я. В противном случае, я уезжаю сегодня один, а вы можете оставаться и командовать вашими слугами и вашим домом.
Она чуть не застонала от бессилия и злости. До крови закусила губу.
– Хорошо, сударь. Я запомню все, что вы мне сказали.
Жосслен де Мориньер улыбнулся одними губами. Согласие Клементины очень смахивало на угрозу.
– Вот и договорились! – весело ответил. – Я полагаю, вы возьмете с собой Терезу? Она замечательно справляется со своими обязанностями.
Он открыл дверь и вышел, едва не уронив приникшую к двери горничную.
Клементине казалось, они никогда не отправятся в путь. Ей было все равно уже – верхом ли, в карете ли. Только бы ехать! Еще несколько дней назад она могла только мечтать об этом. А сегодня с трудом справлялась с нетерпением.
Когда Аннет взялась устанавливать под сиденьем корзину с продуктами, Клементина не выдержала:
– Мы так собираемся, будто путешествие продлится вечность!
Услышав восклицание, Мориньер обернулся, взглянул насмешливо. Клементина замолчала, досадливо закусила губу.
По приказу Мориньера Тереза принесла накидку из меха лисицы – укрыться в случае непогоды.
Мориньер внимательно осмотрел в последний раз внутреннее пространство кареты. Ухмыльнулся, заметив, с каким недовольным видом Ансельм де Ларош наблюдал за приготовлениями к отъезду.
Решив, что в дороге им может пригодиться человек, владеющий пистолетом так же хорошо, как и шпагой, Мориньер предложил Рене де Бриссаку совершить с ними это небольшое путешествие. Гасконец согласился с величайшей радостью, зато Ансельм де Ларош узнал об этом с величайшим же негодованием.
Если бы у Мориньера кто-нибудь спросил, отчего выбор пал на Бриссака, он ответил бы, что де Ларош слишком молод и самолюбив, чтоб быть хорошим солдатом. Но это была не вся правда. Главная правда заключалась в том, что де Ларош, – Мориньер отметил это в первый же вечер, – был пылко влюблен в свою госпожу. А вот это вкупе с его невыдержанностью как раз очень даже могло усложнить их путешествие. Мориньер не был уверен, что ревнивый юноша в критический момент, если таковой наступит, выполнит всякое его указание без промедления. Он не готов был рисковать.
Так что бедный влюбленный бросал по сторонам оскорбленные взгляды и скрежетал зубами, глядя, как его более удачливый соперник седлает коня, готовясь выступить в поход.
– Господин де Ларош! – Клементина тоже заметила настроение юноши.
Она дотронулась до его рукава.
– Господин де Ларош, я очень рада, что вы остаетесь. Я знаю, раз вы здесь, в замке, все будет в порядке.
– Вы осчастливили юношу, – насмешливо заметил Мориньер, подавая Клементине руку, чтобы молодая женщина могла без затруднений подняться в карету.
– Не ваше дело, – огрызнулась она.
Глава 7. Дорога домой
К вечеру погода испортилась.
Мелкий, выбивающий частую дробь на крыше кареты, дождь довольно скоро превратился в настоящий ливень. Поднялся ветер.
Как ни уговаривала Клементина своих сопровождающих занять место в экипаже, они не соглашались.
Бриссак качал головой и напряженно смотрел вдаль. Мориньер на все доводы Клементины отвечал коротко:
– Я солдат, сударыня.
Она не видела особого смысла в таком их самопожертвовании, но не спорила. От одной мысли, что, позволь Мориньер ей путешествие верхом, она сейчас вынуждена была бы мокнуть вместе с ними, ее бросало в дрожь.
Клементина сидела, забившись в глубину кареты и укутав ноги меховым одеялом. И думала – о родителях, о тетушках, о братьях и сестрах. Как они? Сильно ли изменились? Все ли они будут рады видеть ее?
Вспоминала. Кажется, совсем недавно она была девочкой, которую надо было опекать, учить, воспитывать. А теперь она чувствовала себя взрослой, много взрослее всех своих братьев, сестер, даже тетушек. Все они казались ей теперь наивными, не знающими жизни. Как они примут ее? Какое место позволят ей занять?
*
К ночи они добрались до постоялого двора в небольшой деревушке Жирони. И опять Клементине пришлось с досадой отметить, что предусмотрительность графа де Мориньер оказалась не лишней.
– Вряд ли у вас, госпожа, вызовет аппетит то пойло, что плещется сейчас в тарелке, поданной господину де Бриссаку, – значительно произнесла Тереза, затаскивая в комнату объемную корзину с едой.
Клементина хотела было пригласить мужчин разделить с ней трапезу. Отправила Терезу в общую залу. Та вернулась важная, как павлин.
– Нет, госпожа, – махнула рукой. – Господин граф отказался. "Я, – говорит, – перекушу здесь, в зале, а ты проследи, чтобы госпожа хорошенько поела. И сама, – говорит, – поешь". Да уж, негоже вам есть то, что ест сейчас граф. Ничего хорошего не могут готовить эти...
Тут она употребила словечко, от которого Клементина поморщилась, как от зубной боли.
– Достаточно, Тереза, замолчи. Садись ужинать. Или спускайся вниз, к графу. В той компании твои речи поймут лучше.
Клементина с удивившим ее аппетитом съела сыр с хлебом и запила все это слегка разбавленным вином.
И уснула тоже на удивление быстро.
*
По мере приближения к Ажену нетерпение все больше охватывало Клементину. Одновременно с этим путешествие становилось все менее приятным.
Накануне дорога их почти все время пролегала через густые дубовые и сосновые леса. Теперь же повсюду из земли торчали одни пни. Огромные, срубленные совсем недавно, дубы вповалку лежали тут же. И листва на них местами еще была зелена.
– Что это значит, сударь? – изумленно спросила Клементина у ехавшего рядом в молчании Мориньера.
– Хозяин этих земель участвовал в восстании. Король приказал вырубить его леса, – хмуро ответил Жосслен де Мориньер.
Впереди его взгляду открывались еще более неприятные картины. Очень скоро, переменившись, ветер донес до них запах гари.
Клементина заметила короткий взгляд, брошенный графом де Мориньер на Бриссака. Оба быстро переложили пистолеты поближе, а Мориньер едва заметным движением переместил шпагу таким образом, чтобы при необходимости можно было ее легко выхватить.
– Что там такое? – Клементина выглянула в окно кареты.
– Укройтесь в карете, сударыня, – сухо сказал Мориньер. – Вам незачем это видеть.
Но она уже увидела.
Вдоль дороги, на небольшом отдалении от нее, было выстроено десятка три виселиц. Три десятка повешенных. Ветер раскачивал мертвые тела, которыми уже успели попировать птицы. Сытые, тихие, они расселись на перекладинах и, ей казалось, всей стаей неотрывно глядели на проезжающий экипаж.
– Иосиф Флавий, присутствовавший при разрушении Иерусалима, видел то же... – прошептала она, не в силах отвести взгляда от ужасной картины.
– Что вы сказали? – удивленно наклонился к ней Мориньер.
– Нет, ничего. Что здесь происходит?
– Восстание, – коротко ответил.
Невдалеке поднимались столбы дыма. Там, где теперь торчали черные трубы и остатки печей, совсем недавно была деревня. Дождь, что прошел накануне, в основном, затушил пожары, но кое-где еще вздымались кверху языки пламени, еще лизал огонь обугленные углы домов. Вокруг бродили понурые фигурки: старики, женщины, дети. Те, кто потерял кров, но остался жив. Их было немного. Завидя проезжающих, некоторые из них бросились к карете.
– Остановите, сударь, – попросила Клементина тихо.
– Гони, – приказал граф де Мориньер. И карета, как сорвавшийся с цепи пес, рванулась вперед.
Клементина не удержалась, больно ударилась головой о стенку кареты, застыла, замерла, пережидая боль.
Когда миновали страшное место, Пьер потихоньку стал придерживать коней. Она выглянула снова.
– Почему? Почему вы не остановились? Эти люди остались без крова. Они голодны. Мы могли хотя бы...
Он не дослушал.
– Это война, – ответил жестко. – И вы, красивая и сытая, для этих людей – враг. Поверьте мне, теперь было не время выбирать, на чьей вы стороне.
– В самом деле? – растерянно вопросила. – В таком случае, вот те господа нам, по крайней мере, друзья?
Она кивком головы указала на группу драгун, движущуюся им навстречу по дороге. Жосслен де Мориньер взмахом руки приказал остановить карету, а сам пришпорил коня. Когда он вернулся, он выглядел еще более хмурым и обеспокоенным.
– Двигай, – он подъехал к Пьеру, – но не спеши.
Драгуны остановились на обочине. Пропуская карету, они назойливо по очереди заглядывали в окошко, чем страшно разозлили Клементину и напугали Терезу.
– Что они сообщили вам, сударь? – спросила Клементина, когда драгуны остались позади.
– Что дальше нас ждут картины, похуже этой.
– Куда уж хуже... – пробурчала Клементина.
Она откинулась в глубину кареты, подтянула меховое одеяло к самому горлу.
Лица с пустыми глазницами, обезображенные последней гримасой, стояли у нее перед глазами.
Она чувствовала себя ужасно. Сильный запах гари, смешанный с другим, каким-то очень неприятным, сладковатым запахом, проникал в карету, вызывая у нее отвратительные желудочные спазмы. Она зажимала ладонью нос и рот, старалась не помнить, не думать, не чувствовать.
Несколько раз еще на пути им встречались группы драгун. Клементина слышала, как сквозь туман, негромкий голос Мориньера. Он что-то говорил, ему что-то отвечали. Клементина не высовывалась наружу. Она ничего не хотела больше видеть.
*
Клементина пришла в себя, когда карета резко качнулась, попав колесом в выбоину на дороге. Выглянула из окна, вскричала:
– Да-да! Теперь направо, по мосту, потом вверх по дороге. А там...
Оставалось совсем немного. Клементина с неистовой радостью узнавала родные места. Вот речка, где вместе с деревенскими мальчишками она летом ловила раков. Вот мельница. Сюда она бегала девочкой. Подолгу стояла во дворе, затаив дыхание, наблюдала за работой мельника и его сыновей. Смотрела, как медленно вращается мельничный круг, как сыплется мука, как грузят мельниковы сыновья мешки с мукой на телеги.
Она обожала глядеть, как крутятся в реке лопасти мельницы, как бурлит между ними вода, как медленно шевелятся у берегов водоросли, похожие на русалочьи волосы. Любила насыпать в ладошку горсть серой, грубой, вперемешку с давлеными зернами, муки, затаить дыхание и вобрать ее разом в рот. И дождаться, пока превратится она во рту, ей тогда казалось, в самое вкусное на свете тесто. И медленно-медленно разжевывать зерна, небом ощущая запах хлеба.
Клементине нравилась крупная, улыбчивая мельничиха, которая временами угощала ее горячими, только из печи, лепешками. Она напоминала ей большой рождественский каравай – высокий, сдобный, пахнущий медом и сулящий удовольствия. Нравился младший из сыновей мельника, Марсело, с которым Клементина проводила немало времени. Он умел ловить рыбу руками и залезать на самые высокие деревья. А еще он всегда с радостью делился с ней выпрошенным у матери хлебом. Они часто сидели вдвоем на мостках, бултыхали ногами в воде и болтали. Марсело рассказывал ей странные истории о водяных, живущих в реке, и о том, как они помогают его отцу молоть зерно. И всякий раз бросал в воду кусочек-другой хлеба – чтоб задобрить главного водяного и всю его семью. Клементина тоже тогда, впечатленная его рассказами, отламывала от своей горбушки кусочек и опускала его в воду – чтобы водяные продолжали помогать мельнику и по весне не размывали мельницу.
Теперь мельница стояла недвижно. Не было слышно привычного скрипа большого мельничного круга. А ведь теперь – самое время молоть зерно! Неужели не уговорили водяного, не умилостивили?
Клементина скользнула взглядом по зарослям кустарника вдоль реки, по небольшому лугу, уткнулась в подножие покрытого жухлой травой холма
Подумала: взлететь бы поскорее на вершину этого большого холма, куда тянется теперь дугой дорога, скатиться бы потоком ветра вниз, проскакать тропой между холмами поменьше и ворваться в родной дом нежданной гостьей.
– Уступите мне коня, господин де Бриссак, – попросила, не в силах сдерживать охватившее ее нетерпение.
Де Бриссак взглянул на Мориньера. Тот покачал головой, ответил за юношу:
– Не стоит, графиня. Скоро мы уже прибудем на место.
– Ну, что вы за человек, сударь? – простонала.
Замолчала. Смотрела на бегущую вдоль дороги тень кареты, на травы, колышущиеся от ветра. Когда спустились, миновали узкую низину, повернули в последний раз, вскричала:
– Мы доехали! Теперь вдоль вот этой стены кустарника...
Она замолкла на полуфразе, когда ее глазам открылся замок Брассер.
Так же, как везде теперь, крестьянские дома вокруг замка были разрушены, а прямо от стен замка, распугивая кур, возившихся в земле, им навстречу шли солдаты.
Она закричала, распахнула дверцу кареты, выпрыгнула из нее, не дожидаясь, пока опустят ступеньку, едва не упала, попав неосторожной ногой на заросшую травой кочку. Бросилась к дому.
"Этого не может быть... Этого не может быть..." – шептала.
"Это вполне может быть", – подумала с ужасом, вспомнив отца, его постоянное беспокойство о том, как свести концы с концами, его вечное возмущение новыми налогами...
Конечно, он... он мог.
Один из солдат шагнул вперед, чтобы задержать ее, бросившуюся к воротам замка, и Клементина изо всех сил толкнула его обеими руками в грудь. От негодования тот схватился за мушкет.
– Остановитесь, сударь, – сквозь шум в ушах услышала она властный голос Мориньера.
Клементина взбежала по невысокой лестнице. На двери, в которую она столько раз проскальзывала незаметно, возвращаясь с затянувшихся прогулок, висел, опутывая створки, красный шнур, к концам которого были прикреплены толстые восковые печати. Такие же печати она обнаружила и на парадной двери:
"Королевская судебная палата.
Май 1664"
Покачнувшись, она сползла по каменной ограде, опустилась на высокие, стертые временем ступени.
– Господи, деточка, – чьи-то руки обхватили ее поникшую голову. – Деточка... Я и не узнала тебя сразу.
Почувствовав прикосновение, Клементина выпрямилась, вгляделась в лицо той, что говорила теперь с ней.
– Ты не помнишь меня, детка?
Она покачала головой. Она не помнила. И почти ничего не видела. Только буквы на красной восковой печати.
– Мы жили вон там, – женщина махнула рукой куда-то в сторону. – Ты прибегала к нам. Гуляла с нашим мальчиком. С нашим Жано. Нет его больше... Теперь нет...
– Как это произошло?
Клементина не узнала свой голос.
– Батюшка ваш... Батюшку вашего солдаты застрелили. Солдаты уничтожили весь урожай. Они насиловали женщин, убивали детей. Ваш батюшка не мог этого допустить! Он не мог...
Женщина заговорила, быстро, горячо, боясь, что ее остановят, прервут.
Оглянулась на приближающихся к ним солдат. Заговорила еще быстрее.
– А матушка... как она кричала! Как кричала! И ее убили! Один удар алебарды и...
– Ну, все, довольно, – Жосслен де Мориньер оттолкнул женщину и, подняв Клементину, взвалил ее на плечо, словно тюк, потащил к карете.
– Оставьте меня, оставьте! – она кричала, билась в животном стремлении вырваться из железных рук на свободу.
Солдаты, столпившись у ворот замка, с видимым удовольствием наблюдали за разыгравшейся сценой.
Жосслен де Мориньер донес ее, поставил на ноги, взялся за ручку, чтобы открыть дверцу кареты. Клементина, воспользовавшись моментом, изо всех сил ударила его по лицу, будто стремясь навсегда стереть с него выражение спокойной, непоколебимой решимости.
Получив ответную оплеуху, отлетела в сторону. Удар получился достаточно сильным. Во всяком случае, Клементине пришлось приходить в себя в луже, оставшейся после недавнего дождя.
Солдаты громко загоготали.
Граф де Мориньер склонился над ней, протянул ей руку. Затолкнув Клементину в карету, оставил ее на попечении де Бриссака. А сам быстрым шагом направился к продолжающей веселиться группе.
Невозможно было понять, что именно он произнес, но лица солдат в один момент изменились: приняли выражение крайнего почтения и даже некоторой угодливости.
Солдаты замолчали, встали навытяжку, вытянули шеи. И после, когда он, договорив, развернулся и пошел к карете, так и продолжали стоять прямо и неподвижно, глядя вслед удаляющейся сухощавой фигуре.
Мориньер открыл дверцу кареты.
– Как вы себя чувствуете, сударыня?
Покачал головой, заметив тонкую струйку крови, появившуюся в углу ее носа. Достал платок, намочил его водой из фляги и одним движением стер кровавый след.
– Подержите платок, графиня, – сурово сказал, взглядом пытаясь заставить замолчать рыдающую во весь голос Терезу.
– Идите к черту, – устало мотнула головой Клементина. – Я вас ненавижу.
У нее не было сил сопротивляться, когда Пьер, развернув лошадей, погнал карету в обратную сторону.
Глава 8. Всему свое время
Клементина молчала три дня.
Все ее существо восставало против того, что произошло. И организм, стараясь отгородить рассудок от воспоминаний, – так уже случалось, – продолжал функционировать настолько лишь, насколько этого требовала природа. Клементина почти не спала, хотя и большую часть времени проводила в постели. И совсем ни о чем не думала. Будто находилась в забытьи.
– Госпожа, поешьте хоть что-нибудь, – просила Тереза, подсовывая ей под нос блюда со всякой снедью. – Аннет так старалась.
В эти дни прислуга, действительно, из кожи вон лезла, лишь бы вырвать из этого состояния госпожу, к которой они привыкли и которую полюбили.
Но Клементина не замечала ничего. Она сидела, глядя прямо перед собой. Шок начал проходить, и Клементина винила себя за то, что позволила увезти себя так скоро. Ей надо было остаться, надо было выяснить, что случилось с ее братьями, сестрами. Со всей ее семьей.
Кто-то же должен знать? Помнить? Кто-то должен рассказать ей об этих чудовищных майских днях.
Подумать только... Май. Она уже была во Франции. Если бы она поторопилась, если бы настояла, упросила Филиппа – она могла успеть. Может быть даже, изменить что-то.
– Ох, господин, мадам совсем ничего не ест, – услышала Клементина причитания служанки.
– Иди, Тереза. Ступай, – граф де Мориньер выставил девушку за дверь.
Услышав его шаги, завидев худощавую его фигуру, Клементина подскочила, разом припомнив все. Ее измученная душа нашла, наконец, того, на ком она могла выместить все свое горе, кого она могла, как ей казалось, с полным основанием обвинить в том, что с ней произошло.
"Он выдержит, – с мстительным злорадством подумала. – Этот выдержит все".
– Как? Вы еще не уехали? – со злостью в голосе произнесла.
– Нет, – Мориньер небрежно смахнул несуществующие пылинки с табурета, пододвинул его поближе, уселся. – Я никак не мог ехать сразу. Во-первых, поездка с вами меня чертовски утомила. А во-вторых, – он как будто насмешливо посмотрел на ее поникшие плечи, – я должен был убедиться, что вы не кинетесь топиться, травиться или вешаться. Мне бы не хотелось отвечать перед Филиппом за вашу безвременную кончину.
Она вскочила.
– Убирайтесь отсюда! Я не звала вас! По какому праву вы явились опять в мою комнату?!
– Но вы же из нее не выходите, – резонно заметил он. – А мне хотелось сказать вам кое-что перед отъездом.
Ах, вот как! Она вновь уселась на кровать.
– Вам хотелось поговорить? Извольте! Как вы могли увезти меня оттуда так быстро?
Заговорив, она будто разрушила выстроенную ею внутри себя перегородку, отделившую физическое тело от души. И тело отозвалось, откликнулось. Она почувствовала, как по лицу ее потекли слезы.
– Плачете? Прекрасно! – кивнул удовлетворенно. – Что же касается того, что я увез вас слишком скоро – так вы ничего мне не сказали про то, что желали бы задержаться. А, кроме того, – холодно продолжил, – ваша истерика собрала вокруг слишком много любопытных и отнюдь не дружеских глаз.
– Вы не хотите извиниться? – Клементина вдруг густо покраснела, вспомнив доставшуюся ей оплеуху.
– Нет, – он с удовольствием смотрел на ее гневное лицо. – Я не знаю способа лучше этого, когда требуется быстро привести в чувство не в меру эмоциональных женщин.
– Вы... – она задохнулась. – Вы бесчувственный мужлан. Вы чудовище. Я не желаю вас видеть, никогда!!
Он поднялся.
– Вот теперь, я вижу, вы почти в порядке. Не забывайте есть и спать, и скоро к вам вернется прежняя милая живость.
Клементина схватила стоящую перед ней на подносе вазу с фруктами, готовясь швырнуть ее.
– Э, нет-нет, дорогая графиня, – он ловко разжал ей пальцы, поставил вазу обратно. – Направьте вашу энергию в какое-нибудь другое русло. Я и так сейчас уеду, так что необходимости в применении столь сильных мер нет.
Она упала на кровать.
– Как мне плохо! Вам этого никогда не понять... – прошептала она, почувствовав, что с этой вспышкой ушли все ее силы.
Он остановился в дверях.
– Прощайте, графиня.
Взялся за ручку, снова обернулся.
– И все же, если вы способны прислушаться к моим словам, сделайте это. Я знаю, вас очень интересует судьба остальных членов вашей семьи. Но я говорю вам: теперь не время. Примите то, что произошло. И упаси вас Бог сейчас ехать к интенданту. Не забывайте, что ваш отец в глазах закона – преступник.
*
Клементина испытала несказанное облегчение, когда он уехал. И одновременно с этим на нее навалилась непереносимая, мучительная тоска по надежному мужскому плечу.
Она была так одинока. И она должна была отвечать за все, что происходило в замке и на землях Грасьен. Эти две истины с пугающим постоянством занимали теперь ее сознание.
Клементина, по-прежнему, крайне редко выходила из своей комнаты. В ней Клементина чувствовала себя более или менее защищенно. Вне стен комнаты она цепенела, терялась, впадала в состояние близкое к панике.
Погода, как ей и полагалось, все ухудшалась. Когда не лил дождь, сыпал мелкий снег. Дороги развезло, и теперь редко кто пускался в путь без особой надобности.
Жители замка занимались своими обычными делами. Иногда, завершив работы, являлись в комнату к Клементине, чтобы рассказать ей последние новости, принесенные из деревень.
Клементина слушала их, кивала.
Однажды Пьер, когда погода, вдруг забывшись, решила порадовать их погожим днем, набравшись смелости, пришел в замок, чтобы предложить графине проехаться верхом. Но Клементина лишь покачала головой.
Часто приходил священник, отец Жозеф. Он садился рядом с ней, брал ее руки в свои и долго, монотонно говорил с ней, перемежая собственные увещевания с молитвами. Она согласно кивала, когда он спрашивал ее мнение, и вновь погружалась в себя.
Она замерла, затихла на долгие недели. Заживляла раны.
К счастью для Клементины, с самого отъезда графа де Мориньер никто чужой не покушался на ее одиночество. Лишь однажды, еще до того, как погода окончательно испортилась, в замок нанес визит молодой баронет, сын барона де Журниака. Он явился в один из ясных, но уже довольно холодных дней.
