Текст книги "Голова королевы. Том 2"
Автор книги: Эрнст Питаваль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 36 страниц)
Мария изумленно взглянула на него. Как ни отчаянно смелым казался этот план, но он доказывал страстную любовь этого дикого человека, издевавшегося над всеми законами и управлявшего шотландской знатью словно укрощенной лошадью. Отважная решимость этого человека пробуждала в сердце затаенную любовь к приключениям и заставляла согласиться на этот смелый шаг, ведь до сих пор ему все удавалось, неужели же теперь она из пустого упрямства испортит все результаты его упорных стремлений?
Босвел сговорился с ней, что будет сторожить ее, когда она поедет обратно из Стирлинга. Затем уехал из Эдинбурга, чтобы подготовить вся для похищения. Графу Гэнтли, посвященному в тайну и предостерегавшему королеву, она сказала, что никакие уговоры не помогут – только смерть может удержать ее от исполнения данного слова.
Граф Босвел засел устроил засаду с тысячью всадников у моста между Стирлингом и Эдинбургом и, когда королева показалась в сопровождении свиты, состоявшей из двадцати человек, бросился к ней навстречу, приказал схватить и обезоружить Мелвила и Лэтингтона, схватил лошадь королевы за поводья и повел ее в Дэнбар, причем Мария даже не притворялась возмущенной или негодующей. Там он прожил с ней десять дней, а на одиннадцатый снова отвез в Эдинбург, правда, и теперь он опять вел лошадь на поводу, но его свита была безоружной в знак того, что теперь уже ни к чему пускать в ход насилие. Мария объявила, что простила ему и в вознаграждение за великие услуги, оказанные государству, возводит его в сан герцога Оркнея и предполагает выйти за него замуж.
Протестантский священник Джон Крайт отказался обручить влюбленную пару, в Тайном совете он назвал Босвела разбойником и прелюбодеем, а с церковной кафедры огласил, насколько страстно он презирает и проклинает такое супружество, и пригласил верующих пламенно молиться Богу, чтобы этот брак, затеянный против совести и права, не мог состояться.
Несмотря на это Крайт был вынужден присутствовать при бракосочетании, совершенном епископом оркнейским Адамом Босвелом.
На следующий день после свадьбы на дверях Голирудского замка был обнаружен плакат с надписью: «По народному поверью все злое брачуется в мае».
Все негодование, питаемое против Босвела, обрушилось теперь на Марию: у католической партии больше не было никаких оснований долее поддерживать монархиню, которая избрала себе в супруги рьяного протестанта и слепо повиновалась ему во всем, а старая ненависть протестантов обострилась еще больше благодаря этому безнравственному браку. Знать видела в Босвеле только счастливого авантюриста, домогающегося возможности стать тираном страны. И как только по стране разнесся слух о предполагаемой свадьбе, Мюррей, Мортон и Мейтленд, трое старых заговорщиков против Марии, рассудительно державшихся в последнее время в стороне от всех партий, начали свою работу. И на их призыв отозвалась вся шотландская знать, которая объединилась, чтобы очистить трон от такой государыни и её забрызганного кровью мужа.
Глава двадцатая
ЛАМБЕРТ
I
Сэррей обратился к мировому судье Кэнмора, чтобы навести справки о Брае, после того как Дэдлей дал ему слово, что ему ничего неизвестно о судьбе, постигшей Вальтера. Мировой судья обещал сделать все, что в его силах, в поисках исчезнувшего, но не мог подать никакой особенной надежды.
– Все, что происходит в Кэнмор-Кастле, – сказал судья, – окружено глубочайшей тайной. Допустите, что удалось бы даже довести жалобу до сведения королевы; но где же взять доказательства и улики, которыми можно было бы подкрепить ее? У лорда Лейстера достаточно времени, чтобы замести всякие следы, прежде чем начнутся поиски, если их разрешат.
– Но ведь обитателям замка придется дать показания?
– Так что же из этого? Они и дадут их в пользу графа! Ламберт – упрямый, замкнутый человек, душой и телом преданный графу. А потом, кто сказал вам, что тут непременно произошло преступление? Кто сказал вам, что граф Лейстер действительно виноват? Правда, рассказывают, будто граф женился и держит свою супругу в замке. Но я не верю этому. Я гораздо более склонен думать, что лорд выдал отдавшуюся ему девушку замуж за кого-нибудь из своих слуг, ведь иначе он не осмелился бы выступить претендентом на руку королевы. А если этот слуга лорда, а я думаю, что избранным мог быть только Кингтон, защищая свою жену, убил Брая в честном бою? Тогда что? А что если лорд посещает обольщенную с согласия человека, давшего ей свое имя? Ведь тогда, обвинив графа, мы вынуждены обвинить ту, которую хотим спасти? Не падет ли в таком случае гнев королевы на головы наветчиков?
– Так вы все-таки думаете, – мрачно пробормотал Сэррей, – что граф Лейстер не женат?
– Думаю, что нет. Во всяком случае достоверно одно: сделано все, чтобы не было возможности доказать существование такого брака, даже если он и состоялся. Меня не призывали, значит, в гражданском смысле брак несостоятелен. Старый священник лично никогда не видел лорда, это был старый, полуслепой человек, на его память тоже нельзя положиться, чтобы построить улику на основании его показаний, да кроме того, его удалили отсюда. Документ выкраден из книги метрик, свидетелями совершения церемонии были люди, бесконечно преданные графу. Таким образом, мне кажется, что человека, вынужденного хранить опасную тайну и имеющего власть уничтожить доказательства, не следует ставить в такое положение, когда он вынужден будет пойти на преступление, на которое, быть может, без этого он и не решится. Спасти теперь ничего нельзя, а напортить можно много. Если сэр Брай прибег к насилию, то он стал сам жертвой насилия, если он убит, то ему ничем не поможешь, если он посажен в тюрьму, то Кингтон скорее убьет его, чем допустит, чтобы открыли местопребывание узника; но как бы то ни было, что бы мы не предприняли, всем этим мы только ухудшим положение Филли!
Сэррей чувствовал, что на это ничего нельзя ответить, что он бессилен помочь другу, но его вера в слова графа Лейстера была жестоко поколеблена. Все мероприятия, стремившиеся сделать тайну непроницаемой, ясно говорили за то, что над Филли учинено насилие и что Лейстер даже и не думает о том, чтобы когда-нибудь открыто признать ее своей женой, и постарается скрыть всякие следы брака, даже пойти на преступление.
Но как спасти Филли, как разузнать, куда делся Брай, не вызывая этим новых напастей на голову несчастной жертвы Дэдлея? Напрасно Сэррей ломал себе голову, он был бессилен выбраться из этой паутины интриг.
II
Он сидел у окна харчевни и мрачно смотрел на улицу. Там, за последними домами Кэнмора, виднелся среди темного леса замок, быть может, в недрах этого леса зарыли труп Брая, а за стенами замка в тоскливом одиночестве проливала слезы отчаяния несчастная Филли.
Но что это за человек ураганом несся по улице? Его волосы развевались по ветру, и он бежал так, как если бы его преследовала нечистая сила…
Оказалось, что это – тот самый человек, который хранил ключи темниц Кэнмора, это – Ламберт. Уж не случилось ли несчастья, не ищет ли он священника, чтобы причастить в последний раз умирающую Филли?
Сэррею сделалось страшно при виде этого человека, ведь он мог быть только вестником ужаса… Но почему же он остановился перед дверью, почему спросил лорда Сэррея?
Роберт вскочил, поспешил к двери и, дрожа от нетерпения, позвал Ламберта в свою комнату.
Старик вошел. Его лицо было возбуждено, кулаки судорожно сжимались, голос был глухой…
– Милорд, – спросил он Сэррея, – хватит ли у вас мужества отомстить за вашего друга и несчастную, которая любит вас? Вы обмануты, да и я тоже. Граф Лейстер – вероломный мерзавец. Если хотите отомстить, то следуйте за мной.
– Дайте мне позвать оруженосца…
– Этого совсем не нужно, милорд, вы должны один последовать за мной. Доверьтесь мне! Вы не раскаетесь!
– Как мне поверить вам? Ведь вы – вассал Лейстера и, может быть, были палачом у него!
– Милорд, доверьтесь ненависти отца, у которого украли ребенка, бешенству несчастного, которого обманули наградой! Неужели вы так мало любите вашего друга, если не решаетесь отомстить за него?
– Я следую за вами! – решился Сэррей.
– Пойдемте в Кэнмор-Кастл! – шепнул Ламберт. – Выскользните из деревни так, чтобы вас никто не заметил. Я открою вам ворота. Нельзя, чтобы заподозрили о нашем разговоре, никто не должен даже предположить, где вы!
– Значит, я должен идти один, а не с вами?.. Старик, в этой местности в одиночку вышел и исчез и мой друг!
– Вы найдете его! Оставайтесь на месте, милорд, раз вы так дрожите за свою жизнь!… Тот, кто хочет мстить, не должен отступать ни перед какими препятствиями. А вы…
– Иду, – ответил Сэррей.
– Уходите из дома, как только я скроюсь из вида, и отыщите тропинку, ведущую к парку. Я буду в Кэнморе раньше вас и увижу, достаточно ли чист там воздух… Как услышите стук засова о ворота, так выходите, но не ранее, а до того прячьтесь среди деревьев.
Ламберт торопливо вышел.
Сэррей вооружился с нетерпеливой поспешностью и задним ходом вышел из дома; он нашел тропинку, вившуюся среди полей, и она повела его в самую чащу леса. В ночной темноте только тихий шелест ветвей говорил о надвигающейся буре, и все громче стучало и билось сердце Сэррея.
Послышался звон засова, парковая калитка открылась, и Ламберт нетерпеливо поманил Сэррея войти.
– Куда вы ведете меня? – спросил он, когда Ламберт открыл маленькую дверцу замка с выходом на винтовую лестницу.
– В помещение леди.
– Я увижу ее?
– Вы не найдете ее. С помощью подлого обмана ее и мою дочь увезли отсюда. Вы все услышите. Терпение, милорд!
Сэррей поднялся по узкой лестнице. Оба они вошли в комнату Филли, в ней парил полный беспорядок, так как, повинуясь приказанию Дэдлея, Филли наспех хватала свои вещи, чтобы бежать.
– Вот здесь жила она, – сказал Ламберт, – и моя дочь была ее поверенной. Я охранял леди от лорда Лейстера так же, как и от вас. Я предчувствовал несчастье, но мне и в голову не приходило, что меня так подло обманут… Тише! Звонят! Кингтон сдержал слово! – Ламберт подошел к стене, нажал какую-то скрытую пружину – и в стене открылась потайная дверь. – Спрячьтесь сюда! Здесь вы услышите каждое слово, и если я не ошибаюсь, то из уст другого вы получите более удовлетворительные объяснения, чем их мог бы дать вам я. Теперь ведь и я такой же обманутый, как и вы! – сказав это, Ламберт поспешил к воротам парка.
Сэррей прошел в тайник, исследовал запор потайной двери, чтобы в случае крайней необходимости самому открыть ее. Он прислонял обнаженный меч к двери, чтобы в любой момент иметь под рукой оружие, если ему будет что-либо угрожать.
Прошло четверть часа, наконец послышались голоса и шум шагов.
Пельдрам отвел лошадь в конюшню и охотно последовал приглашению Ламберта поселиться в комнате Филли.
– А здесь и в самом деле недурно, – сказал он, с удовольствием вытягиваясь на мягком диване. – С вашей стороны очень мило, дедушка Ламберт, что вы бодритесь и строите веселую рожу в несчастье. Тут уж ничего не поделаешь, и это будет для вас самым лучшим. Позаботьтесь-ка о добром вине да изрядной закуске, тогда я буду в хорошем расположении духа и прогоню ваше дурное настроение. Я вижу, – продолжал он, когда Ламберт принес и стал откупоривать бутылку хорошего вина, – что вам в голову приходят иногда очень правильные мысли, так что мы с вами споемся. Камеристок леди нужно отпустить, но если среди них имеются хорошенькие, то с ними торопиться не стоит, у меня имеется полномочие устраиваться поудобнее, ну а для этого необходимы красивые женщины.
– Вот этого, пожалуй, вам будет не хватать, сэр, придется поискать в Кэнморе. Но разве сэр Кингтон не дал вам для меня никакого поручения? – спросил Ламберт, отодвинув предложенный ему Пельдрамом стакан вина. – Нет, я не могу пить, пока не успокоюсь за судьбу моего ребенка.
– Вы – дурак, Ламберт! Хорошенькую Тони будут содержать как настоящую леди, и если бы вы не были ослом, то стали бы только радоваться, что ее силой увезли из этого притона. Возможно, что она понравится лорду, и тогда ваше счастье обеспечено.
– Но у лорда есть жена, – сказал Ламберт, с большим трудом сдержав свой гнев, и только легкая дрожь в его голосе выдала прислушивавшемуся Сэррею, чего стоила старику эта перспектива его дочери.
– Дурацкая комедия! – засмеялся Пельдрам. – Послушайте! Дожив до седых волос, вам следовало бы быть поопытнее. Неужели вы так глупы, что верите, будто лорд, имеющий возможность взять в жены даже королеву, даст себя связать первой попавшейся смазливой мордочке?
– Он сам настоял на женитьбе…
Пельдрам громко расхохотался, отдаваясь чувству неизъяснимого блаженства от старого доброго вина.
– Если бы не ваша глупость, – сказал он, – то лорду не понадобилась бы комедия венчания с леди. А теперь вместо вас Кингтон разъяснит ей положение дел и получит кругленькую сумму!
– Брак совершен, и леди не согласится на развод.
– Ее заставят сделать это. А если Филли будет упрямиться, так пусть ищет доказательства своего брака… Разумеется, если только ее не отправят до того еще в сумасшедший дом…
– У нее найдутся заступники.
– Вы думаете? Башни Лейстершира очень прочно построены, и уже многие были укрощены в их недрах. Вы, кажется, очень желаете составить компанию сэру Браю?
– Что вы говорите? Сэр Брай посажен в тюрьму? А что если лорд Сэррей потребует его освобождения?
– Пусть-ка лорд Сэррей подумает сначала о своей собственной голове! Не пройдет и трех дней, как его обвинят в государственной измене и изгонят из пределов государства! Лорд Лейстер не шутит, а сэр Кинггон тем более! Вот это – человек! Фехтует, словно сатана, а стоит ему только устроить где-нибудь западню, так уж намеченная жертва не уйдет – обязательно попадется! У него в руках имеются доказательства, что лорд Сэррей и сэр Брай примкнули к заговору католиков в Шотландии. Эти документы он послал в Лондон, и не успеет Сэррей добраться до границы, как его будет поджидать приказ об аресте. А если его поймают здесь, то граф Лейстер позаботится о том, чтобы обезвредить его! Да вы, вероятно, думаете, что наш брат только тем и занимается, что нацепляет лорду шпоры да седлает ему жеребца? Гм… если приходится вмешиваться в интимные дела своего господина, то надо постараться взять у него из рук поводья: тогда можно добиться и власти, и богатства. Ну подумайте сами: было время, когда вы смотрели на меня свысока, а теперь я стал человеком, служащим первому лорду государства. Теперь уже я – ваш господин, и если мне заблагорассудится, то я могу приказать посадить вас на цепь, хоть бы десять раз вы собирались стать тестем моего друга Кингтона!
– Не собирался и не собираюсь! – вскрикнул Ламберт.
– А вы думаете, вас спросят? Вы просто старый болван, и больше ничего! Что вам больше по душе: чтобы Кингтон сделал вашу дочь своей любовницей или вас – тестем человека, имеющего возможность довести до эшафота первого лорда Англии? Предоставляю вам время подумать об этом на досуге! Через три дня я должен доложить о вас. Если вы будете покорны, то ваше счастье будет обеспечено, если же нет, то в Лейстершире еще найдутся цепи, чтобы приковать вас к стенам подземелья.
– А если я убью вас и убегу сам? – мрачно сказал Ламберт, невольно хватаясь за рукоятку кинжала.
– Я живал между испанцами и итальянцами, и то бывал всегда проворнее кинжала бандитов, и вы погибнете, как только вытащите этот кинжал из ножен! Во-первых, я всегда начеку и моя рука даже в пьяном виде никогда не ошибается; во-вторых, вблизи находятся люди, которые ждут, чтобы время от времени я подавал им сигналы о том, что я жив, здоров и весел. Не дам я этого сигнала – и через час парк Кэнмор-Кастла будет полон вооруженных людей и смертный приговор вам будет приведен в исполнение. Да не в том даже дело: как только станет известно, что вы поступили предательски, сэр Кингтон, имея разрешение графа Лейстера, опозорит вашу дочь, а он очень жаждет этого! Вы не можете доставить ему большее удовольствие, чем нарушить условия, поставленные графом. Слово лорда защищает вашу дочь до тех пор, пока я доволен вами и буду посылать хорошие сведения о вас. Если же провинитесь в чем бы то ни было, то она поплатится за вас. Поэтому, если вы любите свою дочь, то должны беречь меня как зеницу ока!
– Вам неведомо чувство отца, дрожащего за судьбу своего ребенка!… Поклянитесь своей верой в Бога, что честь моей Тони останется незапятнанной, если я буду повиноваться и подчиняться графу! – потребовал Ламберт.
– Даю вам эту клятву, и вот вам моя рука, а я еще ни разу в жизни не нарушал данного слова! Благодарите Бога, что Он просветил ваш рассудок и не дал вам оставаться в прежнем упорстве, которое повело бы только к вашей гибели. Я предпочитаю быть другом честного человека, чем шпионить за упрямым болваном. Если вы спокойно рассудите все это дело, то найдете, что оно сложилось далеко не так уж плохо. Лорд Лейстер вовсе не желает причинять вам зло, он только хочет быть уверенным в том, что с вашей стороны ему ничего не грозит, а Кингтон поостережется причинить бесчестье вашей дочери, пока лорд хоть немного дорожит вами.
– Ну а леди? Что будет с ней?
– Гм!… Ну, знаете, вы спрашиваете больше, чем мог бы ответить даже и человек умнее меня! Вернее всего, что сам лорд еще не знает, чем кончится вся эта история. Говоря между нами, королева достаточно перезрела, чтобы заставить лорда помешаться от любви к ней. А если леди окажется достаточно умной, то она останется любовницей могущественного графа. Если же она потребует большего, тогда ей придется узнать, что значит становиться поперек дороги такому человеку, как граф Лейстер!
– Ну да, разумеется, граф найдет слуг, чтобы убрать ее.
– Разумеется, если только он хорошо заплатит. А потом пусть отвечает за это сам, это – уже его дело!
– Вы думаете? Знаете ли, обыкновенно это бывает иначе. Дело нехитрое – убить невинную женщину. Но затем настанет час раскаяния, и вызвавший злое деяние человек начинает ненавидеть того, кто явился исполнителем его воли. И лорду придется отделаться от тех, кто знает его тайну и помогал в совершении преступления. Да, да! – продолжал Ламберт, заметив, с каким вниманием слушал его Пельдрам. – Я уже не раз подумывал обо всем этом. И если бы только со мной была моя девочка, я был бы страшно рад, что отделался от леди. Говоря между нами, я больше всего боялся, что Кингтон уговорит лорда совершить такой поступок, который заставит графа раскаиваться, а главное – что он изберет меня оружием своего решения. Кингтон не постесняется пожертвовать не только мной, но и головой самого близкого друга, лишь бы самому вылезти сухим из воды!
– В этом вы совершенно правы. Кингтон уже теперь разыгрывает из себя полного хозяина, потому что у него в руках имеются все доказательства против лорда, а я ведь знаю, как он ненавидит леди и с каким ожесточением думает погубить ее.
– Он ненавидит леди? Но что же она сделала ему?
– Собственно говоря, ничего, но он рассчитывал расположить ее к себе, чтобы воспользоваться ей как оружием против самого лорда. Когда Кингтон был здесь в последний раз, то между ними, должно быть, произошла неприятная сцена, так как до того времени он постоянно называл ее прекрасной леди, а с того дня стал называть – за глаза, конечно, – «кэнморской девкой». Тогда-то он и начал искать местечко, куда бы спрятать ее получше. Ламберт, вы много потеряли! Если бы вы сумели использовать обстоятельства к своей выгоде, то могли бы обойтись без Кингтона, я стал бы доверенным лицом графа, а вы могли бы заботиться о прекрасной леди, если бы лорд вздумал бросить ее. Он заплатил бы массу деньжищ, мы столковались бы с вами, и стали бы господами положения… А так что вышло? Вся награда достанется Кингтону, а вы стали моим узником! Знаете, я не очень-то доверяю ему. Вчера он сыграл с вами шутку – ну, а стань я ему завтра неудобен, так он не постесняется сыграть и со мной что-нибудь похуже! Он тоже не сдержал слова, которое дал мне. Я должен был стать слугой лорда, а стал только слугой Кингтона. Он играет в рискованную игру, а я совсем не хотел бы стать козлом отпущения и рисковать жизнью, в то время как он будет один заграбастывать себе всю добычу!
– Так что же мешает вам вырвать у него эту добычу из рук? Ну конечно, гораздо приятнее и легче оставаться тюремщиком старого, слабого Ламберта и ворчать да покрикивать на него, чем пойти на риск!… Зато, если бы вам удалось узнать, куда именно эти негодяи заманили несчастную леди и мою дочку, мы с вами могли бы поставить сэру Кингтону какие угодно условия!
– Ага! – засмеялся Пельдрам. – Так вот оно что! Вот куда вы гнули, старый лис! По-вашему, я должен предать своего господина?
– Да кто же говорит об этом? Ведь ваш господин – лорд, а если вы – честный слуга, то должны сами стоять на страже его интересов, не допускать, чтобы Кингтон зашел далее, чем это может быть желательно самому лорду. Вы сами только что сказали, что Кингтон ненавидит леди, и она будет вполне в его власти, как только граф вернется обратно в Лондон. Графу Лейстеру придется поверить всему, что только ни скажет ему Кингтон, например, надоумит преследовать последнего свидетеля тайны так же, как и меня. Вы знаете чересчур много, господин Пельдрам, чтобы Кингтону можно было бы не бояться вас!
– Подождем еще, старик! Если бы вы не проявляли подозрительно большого интереса к этому, я бы склонился на ваши слова. Но посмотрим – утро вечера мудренее. Если я только заподозрю, что Кингтон собирается подставить ножку и мне, то у меня еще будет время вступить с вами в переговоры, а вы никуда не скроетесь от меня!
Ламберт подал ему еще жбан сваренного на кореньях вина и вышел через боковую дверь на галерею, в которой скрывался Сэррей.
– Теперь вы все знаете, милорд, – прошептал он. – За вами дело, чтобы найти дорогу к спасению!
– И к мести! – мрачно шепнул Сэррей. – Что же вы думаете делать?
– Милорд, мне придется терпеливо ждать, пока не удастся переманить на свою сторону этого упрямого негодяя. Вы слышали, моя дочь должна поплатиться за измену, но это не может сдержать меня, так как она потеряна для меня с того самого момента, как ее украли. Такой, какой она покинула меня, я уже не увижу ее, и если она даже останется незапятнанной, то все же яд проник в душу, и она стала для меня чужой. Не о ней я забочусь, для меня она теперь хуже, чем мертвая. И я жажду мести и не успокоюсь, пока не всажу нож в сердце лорда и Кингтона с такой же жестокостью, с какой они наслаждаются моим позором.
– Положитесь на меня, – сказал Сэррей, – я надеюсь, что все к лучшему, для вас по крайней мере. Кингтон не решится проявить насилие над вашей дочерью до тех пор, пока жива Филли, а Лейстер, насколько я знаю, решится на преступление лишь в случае крайней опасности. Он труслив, способен на коварный обман, но погубить свою жертву у него не хватит храбрости. Пред троном королевы он должен будет принять ответственность за то, что причинил Филли и вашей дочери.
– Попытайтесь добиться желанного своим путем, я же больше доверяю своему: он вернее ведет к цели.
Ламберт проводил Сэррея до ворот парка, и через час тот поскакал уже из Кэнмора по направлению к Шотландии, чтобы выпросить у Марии Стюарт охранную грамоту и поручение к английской королеве.
