Текст книги "Голова королевы. Том 2"
Автор книги: Эрнст Питаваль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 36 страниц)
Глава двадцать вторая
ЭДУАРД МАК-ЛИН
Приговор Марии Стюарт вызвал в Англии народную радость, а в Шотландии – страшное раздражение. Негодовали и правители всей Европы. В глазах протестантов этот приговор подрывал уважение к Елизавете и увеличивал ненависть католиков. А на всех заграничных приверженцев Марии Стюарт, на всех английских и шотландских лордов, бежавших за границу, он произвел впечатление удара грома среди ясного неба, так как они смотрели на нее как на политическую и религиозную мученицу. К таким приверженцам принадлежал и шотландский лорд Мак-Лин, который давно уже жил не в Шотландии, а в Италии, у озера Комо.
Мак-Лин был скорее приверженцем католической религии, чем королевы Стюарт. Его меньше всего интересовали счеты Елизаветы с Марией, гораздо больше – восстания против протестантского господства в Шотландии. Тем не менее он считал Марию Стюарт законной государыней, а себя – ее подданным.
Когда партия Марии Стюарт была рассеяна, враги Мак-Лина воспользовались удобным случаем свести с ним личные счеты. Поэтому Мак-Лин был вынужден бежать и скрыться во Франции с частью преданных ему людей.
В изгнании скончалась супруга лорда, оставив ему сына Эдуарда в возрасте пяти лет. После смерти любимой жены Франция опротивела лорду. Поэтому в сопровождении тех слуг, которые по-прежнему не желали расставаться с ним, Мак-Лин переехал в северную Италию. Купив там имение, он основал небольшую шотландскую колонию. С того времени прошло пятнадцать лет, лорд состарился и познал равнодушие к мирской суете.
Но за это время вырос его сын Эдуард, которому исполнилось уже двадцать лет, вместе с ним выросло и новое поколение шотландских эмигрантов.
В раннем детстве воспитанием Эдуарда руководила старая кормилица, ярая католичка и фанатическая поклонница королевы Марии Стюарт. Позднее воспитанием юноши занялся суровый шотландский ученый по имени Буртон, который бежал вместе с лордом из Шотландии и о котором можно было сказать то же самое, что и о кормилице. Одновременно с сыном лорда старик занимался также и с остальными детьми колонии.
К одному из этих юношей Киприану Аррану лорд Эдуард питал особенно крепкую и дружескую привязанность. Позднее Киприан стал кузнецом. Но это обстоятельство не мешало совместному обучению, которое продолжалось теперь по воскресным и праздничным дням. Старый лорд и сам время от времени читал молодой аудитории нечто вроде лекций, состоящих из описаний различных местностей и красот родины, из рассказов по истории ее государей. Благодаря этому молодые люди росли религиозно и патриотически настроенными, что сделало их фанатичными сторонниками несчастной Марии Стюарт.
С особенной силой все эти чувства проявлялись у Эдуарда, который вырос в сильного, красивого и энергичного молодого человека. Он стал самым отъявленным приверженцем Марии Стюарт и увлек этим и своего друга Киприана.
Сначала эти симпатии не преследовали какой-нибудь определенной цели, да и воспитание молодежи велось без предвзятого намерения. Лорд спешил женить сына, и тот уже успел обручиться с одной из своих соотечественниц.
Но вдруг в их краях появился незнакомый шотландец, оказавшийся агентом, который был послан из Парижа в Рим по делам Марии Стюарт и возвращался теперь обратно. Этого человека звали Петром. Он-то и принес своим соотечественникам весть об осуждении Марии на смерть, при этом заметил, что с приведением приговора в исполнение английское правительство не торопится.
Эта весть изменила обстановку в доме Мак-Лина. Все перепугались и переживали за королеву. Но вскоре пришло и утешение: Эдуард решил освободить Марию Стюарт, и отец одобрил этот план.
Шотландец Петр отправился в один из соседних городков, и Эдуард поспешил к нему, чтобы сообщить о своем решении. Петр был очень удивлен, что и в чужой земле зреют такие надежды и намерения, одобрил план Эдуарда и обещал ему помощь кардинала Лотарингского, кроме того, он предложил юноше отправиться вместе с ним в Париж.
Эдуарду понадобились помощники, и первым делом он подумал о своем лучшем друге. Киприан Арран немедленно согласился и постарался уговорить своих товарищей. Двенадцать соотечественников выразили согласие помочь Эдуарду и Киприану в их деле.
Эдуард простился с невестой и ее родителями, придумав правдоподобный предлог для отъезда. Его снабдили рекомендательными письмами и достаточными средствами. И вот Эдуард в сопровождении Петра и дюжины смелых, отважных, хорошо вооруженных людей на великолепных лошадях поспешил к намеченной цели.
От озера Комо направились через Савою, перебрались через Мон-Цени и без всяких препятствий добрались до французской границы. Но по ту сторону границы натолкнулись на такое приключение, которое можно было счесть за счастливое предзнаменование.
Через несколько дней пути по Франции они прибыли в округ Бон, местность, где вообще никогда не бывало недостатка в бандитах. Путники хотели добраться до города до наступления вечера, им предстояло проехать неспокойным лесом, о чем их предостерегали еще на последней остановке. Лес состоял из старых каштанов и дубов, густые вершины которых не пропускали света даже днем, вечером же там постоянно царила полная тьма. Почва была очень холмистая, а дорога так извивалась, что даже и при полном свете было бы невозможно видеть что-нибудь впереди. Путники были начеку, держали оружие наготове не только для защиты, но и для немедленного нападения при первой угрозе. Не прошло и получаса, когда вдруг из лесного мрака до них донеслись звуки выстрелов и крики о помощи.
– Там на кого-то напали! – сказал Петр.
– Не поспешить ли нам на помощь! – спросил Эдуард.
– Ну разумеется! – отозвался Киприан.
– Тогда вперед! – скомандовал Петр, и вся кавалькада галопом понеслась в сторону разбойничьего нападения.
Домчавшись до места нападения, наши путешественники застали только опрокинутую карету, под которой лежал человек, видимо, тяжело раненный. Вырвавшаяся из упряжки четверка лошадей пугливо храпела. В кромешной тьме трудно было что-нибудь разглядеть.
Петр и Эдуард заговорили по-французски с человеком, лежавшим на земле. Но тот сообщил, что он – кучер некоего лорда, которого только что утащили разбойники вместе с супругой, детьми и слугами.
– Так значит, это – англичане? – тихо сказал Петр. – Попытаемся освободить их!
– Но где их найдешь в этой темной гуще леса? – возразил Эдуард.
– Вы только скажите своим людям, чтобы они слушали мои распоряжения! – произнес Петр.
Эдуард так и сделал.
Тогда Петр велел десятерым всадникам спешиться, сам тоже слез с лошади и повел их за собой.
Призывы о помощи служили им хорошим ориентиром. Бандиты, которых задерживало сопротивление пленников и детей, не могли двигаться так быстро, как их преследователи. К тому же они надеялись, что наткнулись на марэшоссэ (особый род конной стражи, оберегавшей проезжие дороги и шоссе) или полицию, которые обыкновенно довольствовались тем, что спугивали разбойников и благоразумно не пускались преследовать их. И бандиты немало удивились, когда заметили, что преследователи почти уже догнали их. От испуга они бросили пленников и добычу, чтобы поскорее скрыться от погони. Таким образом, пленники были освобождены и окружены спасителями.
– Посмотрите, – крикнул Петр по-английски, – все вы здесь, потому что еще есть время продолжать погоню.
Среди спасенных началась страшная суматоха и крики; им пришлось на ощупь убеждаться, здесь ли все.
– Не хватает еще кучера! – сказал наконец кто-то из них.
– Он там, на дороге, – ответил Петр. – Теперь идите за нами к карете.
– Помогите дамам и детям, – приказал Эдуард своим людям.
Все торопливо направились к дороге.
– Кому я обязан за спасение? – спросил один из англичан. – Я – лорд Стаффорд, посланник ее величества английской королевы при французском дворе.
Петр, шедший рядом с Эдуардом, сжал руку молодого человека и шепнул:
– Не выдавайте меня! Говорите с ними вы.
– О, прошу вас, не утруждайте себя выражениями благодарности за такую ничтожную услугу, милорд! – произнес Эдуард. – Меня зовут Мак-Лин, я – шотландец и направляюсь в Париж, Я бесконечно рад, что имел случай оказать вам эту небольшую услугу.
– Вы меня смущаете, сэр! – воскликнул лорд. – Но мы, разумеется, еще увидимся с вами?
– Мне будет очень приятно поближе познакомиться с вами, – ответил Эдуард.
Тем временем все дошли до дороги. Оставшиеся на месте люди Эдуарда оказали раненому кучеру первую помощь и поставили карету на колеса. Киприан, который, как и все кузнецы того времени, понимал кое-что в медицине, исследовал раны кучера и наложил повязки. Люди лорда пристроили поклажу обратно на место, и все семейство могло уже продолжить свой путь. Вместо кучера, которого устроили поудобнее, на козлы влез один из слуг.
Лорд Стаффорд направлялся в Бон после короткого отдыха на юге Франции. Но если принять во внимание те чувства, которые питали в то время французы к англичанам, то станет понятным, что посланник уезжал из Парижа просто для того, чтобы уклониться от ненависти парижан к английскому послу при вести о смертном приговоре Марии Стюарт.
Петр распорядился, чтобы часть всадников ехала перед каретой, а часть – позади нее вместе с ним и Эдуардом.
– Сэр Эдуард, – шепнул Петр, – это – такая встреча, которая может очень пригодиться вам.
– В каком смысле? – спросил Мак-Лин.
– В самом простом. Вы никого не знаете в Англии, так попросите у этого лорда Стаффорда рекомендаций ко двору. Он охотно даст, Вы избавитесь от массы хлопот и вам не нужно будет прятаться. К тому же он принял вас за знатного человека, оставьте его при этой иллюзии.
– Но не могу же я выдавать себя за того, кем на самом деле не являюсь?
– Не нужно быть таким щепетильным, когда речь идет о важном деле. Во мраке ваша свита производит солидное впечатление, а днем лорд не должен видеть ее. Мы устроимся в другой гостинице, а вы отправьтесь к лорду с визитом. Утром мы уедем раньше лорда.
– Я подумаю об этом, – ответил Эдуард.
В Боне шотландцам пришлось остановиться в одной гостинице с англичанами, но шум и суета, вызванные свитой Эдуарда, в темноте и при смутном свете ламп могли создать впечатление знатности молодого человека.
Лорд Стаффорд подошел к Эдуарду и, попросив у него извинения, что в данном случае он нарушает обычные правила вежливости, пригласил его отужинать вместе с ним и его семейством. Эдуард согласился и отравился к себе в комнату, чтобы переодеться.
В данных обстоятельствах необходимость присутствовать на ужине была скорее тяжелым бременем, нежели удовольствием, но его необходимо было перенести; кроме того, Эдуард был обязан справиться, как себя чувствует семья лорда после ночного потрясения. В кругу семьи лорда он был принят очень радушно. Жена и дети лорда поблагодарили его, и все отправились к столу, чтобы поужинать. Когда перед сном дети и жена лорда прощались с гостем, они выразили надежду увидеть его на следующий день. На это Эдуард не сказал ни «да», ни «нет», а только выразил надежду, что неприятное приключение в лесу обойдется без всяких дурных последствий. Мужчины остались одни.
Лорд Стаффорд, снова выразив Эдуарду свою признательность, сказал, что надеется поехать с ним в Париж вместе.
– Я очень сожалею, милорд, что не могу воспользоваться вашим предложением, – ответил Эдуард. – Я очень тороплюсь, в Париже меня ждет важное дело, которое требует, чтобы я вовремя попал туда.
Стаффорд пытливо уставился на говорившего. Ему хотелось узнать, какого рода это дело, так как в его глазах человек, путешествующий с такой большой свитой, должен был обязательно быть особой, преследующей какие-то дипломатические цели. Но лорд счел себя обязанным подавить в себе на этот раз любопытство и лишь высказать сожаление, что вместе с Эдуардом поехать ему не удастся.
– Тем не менее, – продолжал он, – я надеюсь еще встретиться с вами, сэр. Если могу быть полезен вам чем– либо, то очень прошу вас, скажите, чем – и я готов к вашим услугам. Правда, я чужой в этой стране, но у меня имеются громадные связи, которыми я рад буду воспользоваться для того, чтобы быть полезным вам.
Эдуард помолчал некоторое время. Ему было очень неудобно пользоваться рекомендациями посланника, чтобы проникнуть в те круги, которые для него мало доступны. Но поставленная цель заставила его последовать совету Петра.
– Я боюсь, что покажусь слишком нескромным, – сказал он наконец.
– Ни в коем случае, сэр! – возразил лорд. – Вы не можете себе представить, как я был бы рад, если бы и в самом деле мог хоть чем-нибудь услужить вам!
– Во Франции мне не нужны никакие рекомендации, – продолжал Эдуард, – так как я рассчитываю отправиться в Лондон. Мне очень хотелось бы иметь возможность появиться при дворе, но, к сожалению, я не знаю там никого из влиятельных лиц…
– О, если дело только в этом… – начал лорд.
Вдруг он запнулся и снова пытливо уставился на молодого человека. Но молодость Эдуарда быстро рассеяла смутные подозрения, да и врожденная вежливость помешала высказать их. В свою очередь, Эдуард постарался сохранить самый непринужденный вид, и это удалось ему в достаточной мере.
– Простите, милорд, – сказал он, – я слишком мало знаком вам, чтобы иметь право на ваше доверие.
– Вы меня поняли вовсе не так, – смутился лорд. – Я просто задумался о том, каким именно лицам я мог бы вас рекомендовать. Но скажите, мы еще увидимся с вами в Париже ранее того, как вы отправитесь в Лондон?
– Это неизвестно.
– В таком случае я сейчас же напишу письма.
– Помилуйте… такое затруднение…
– Никаких затруднений, наоборот, это – просто приятная работа для меня. Я поручу вас моей матери, она лучше всякого другого сумеет оценить оказанную вами мне услугу. В качестве статс-дамы королевы Елизаветы она может в значительной мере удовлетворить ваши желания.
Эдуард ответил поклоном, он с беспокойством подумал о том, что может сделать несчастной целую семью, а удастся или нет его предприятие, это – еще вопрос.
– Кроме того, – продолжал Стаффорд, – я дам вам рекомендательные письма к лорду Бэрлею и Лейстеру; больше вам никого не нужно.
– Очень благодарен вам, милорд! – ответил Эдуард.
Не должно казаться странным, что оба они ни разу не упомянули в разговоре о шотландской королеве. Самому Стаффорду было очень неприятно касаться этой темы, а Эдуард боялся выдать себя, если разговор зайдет о Марии Стюарт.
Во время написания писем лорд Стаффорд назвал еще несколько лиц, которым Эдуард мог передать привет от него.
Наконец с письмами было покончено. Эдуард взял их, поблагодарил и простился с лордом. Он чувствовал себя сильно утомленным, поэтому сейчас же ушел к себе в комнату, чтобы лечь спать.
На следующий день отряд шотландцев двинулся в путь с первыми проблесками зари. Лорд Стаффорд и его семья еще спали.
Когда всадники выехали из города, Мак-Лин рассказал Петру о разговоре, происшедшем вчера между ним и лордом Стаффордом.
– Хорошо, очень хорошо! – заметил Петр. – Я считаю, эта встреча и рекомендательные письма лорда очень помогут нам.
– Я тоже очень рад этому происшествию, – сказал Эдуард. – Но ночью мне пришла в голову идея попросить аудиенции у королевы Елизаветы.
– Вы хотите представления ко двору?
– Нет, настоящей и тайной аудиенции.
– Для чего?
– Чтобы убедить королеву Елизавету отпустить на волю Марию Стюарт.
– Молодой человек, это пытались сделать уже многие!
– Но, быть может, делали это не так, как следует.
– Эго делалось всевозможными способами. Если вы хотите знать мое мнение, то от этой мысли надо отказаться.
– Хорошо, я подумаю.
– Передача рекомендательных писем, знакомство с знатными господами, представление ко двору, – продолжал Петр, – все это – очень хорошие ширмы, за которыми вы можете скрыть ваши истинные намерения. Между прочим, вы должны рассчитывать и на то, что лорд Стаффорд поможет вам и в других отношениях. Епископ Росс кий даст вам дальнейшие указания, поэтому оставим пока все так, как есть.
Наступила зима, когда Эдуард со своим отрядом прибыл в Париж. Он поместился в рекомендованной ему Петром гостинице и на следующий день отправился к епископу Росскому. Тот принял его очень любезно, так как уже был оповещен Петром. В беседах епископ дал юному искателю приключений необходимые указания и наставления и одобрил мысль поговорить еще с кардиналом Лотарингским.
В начале декабря Эдуард со своей свитой въехал в Реймс – город, где издревле короновались французские государи, и получил несколько аудиенций у кардинала. Этот кардинал вызвал к себе и Киприана Аррана, с которым поговорил наедине. И Мак-Лин заметил, что с этих пор в друге произошла значительная перемена. Арран стал серьезен, мрачен и скуп на слова, большую часть времени предавался своим раздумьям. Вероятно, кардинал отдал предпочтение Аррану.
В скором времени путники выехали из Реймса, чтобы отправиться в Кале, откуда надеялись переправиться в Англию и Лондон. Эдуард мог безбоязненно решиться на это, так как его имя было почти неизвестно в Англии, и едва ли кто-нибудь знал, что его отец покинул Шотландию.
Для переезда в Дувр Эдуард воспользовался собственным, специально для этой цели зафрахтованным судном, на котором все и добрались вполне благополучно до английского берега.
И тут Киприан стал проявлять такое беспокойство, что Эдуард решился его спросить:
– Что с тобой? Уж не раскаиваешься ли ты? Или боишься?
– Я ни в чем не раскаиваюсь, – ответил кузнец, – и ничего не боюсь, наоборот, сгораю от желания скорее покончить наше дело.
– И все-таки тебе придется сдерживаться! Наша задача сводится к лозунгу: «Терпение!» Да и вообще нам придется изменить свой план.
– В каком отношении? – удивился Киприан.
– Мы не последуем указаниям кардинала, а, как решили сначала, воспользуемся рекомендательными письмами Стаффорда.
– Но ведь, если я верно понял желания его преосвященства, то он хотел, чтобы мы не пользовались рекомендательными письмами лорда Стаффорда!
– Да, он так считает, но я держусь совершенно другого взгляда на вещи, и мой взгляд, надеюсь, правильнее его.
– Смею я спросить, что ты имеешь в виду?
– Разумеется. Но сначала я укажу тебе на те неблагоприятные для нас моменты, которые возникнут, если мы решим воспользоваться указаниями кардинала.
– Значит, мы напрасно посещали кардинала?
– Почти, Киприан, хотя, нужно признать, благодаря ему мы достаточно ориентированы. Кардинал рекомендовал нам завязать отношения с тем самым кружком, от которого исходили все неудавшиеся предприятия и в котором постоянно обретались предатели.
– Я и сам подумал об этом!
– Мы совершенно чужие в Лондоне, чтобы быстро разобраться в людях, они же все, наверное, отлично известны английской полиции, и если мы будем водиться с ними, то нас выследят.
– С твоими выводами нельзя не согласиться. Значит, мы бросимся в объятия противной партии?
– Да, и никто не догадается о наших намерениях. Кроме того, таким образом нам будет легче узнать все, что нам необходимо узнать.
– Что же, у меня нет оснований держаться иного взгляда.
– Это мне приятно. И вот еще что: я с остальными людьми поселюсь в большом доме, ты же поселишься отдельно и будешь для нас как совершенно посторонний.
– Да?
– Твоей задачей будет наблюдение за теми людьми, которых нам рекомендовал кардинал; ты должен держать наготове экипаж, словом, подготовить все для внезапного и быстрого отъезда.
Киприан ничего не ответил и только в мрачной задумчивости опустил голову.
– Ты что молчишь? – спросил Эдуард. – Недоволен этим поручением?
– Абсолютно доволен, – ответил Киприан, словно просыпаясь от глубокого сна.
Добравшись до Лондона, они отыскали себе желаемое помещение. Как было решено, Киприан не поселился вместе с другими своими товарищами, а нашел себе другое место.
Глава двадцать третья
МАК-ЛИН В ЛОНДОНЕ
На следующий день по приезде в Лондон Эдуард Мак-Лин оделся в приличествующий данному случаю наряд и отправился засвидетельствовать свое почтение леди Стаффорд. Леди уже была предупреждена о его визите, поэтому юный шотландец был принят очень любезно, и его пригласили бывать и впредь. От леди Стаффорд Эдуард отправился к лорду Бэрлею, который тоже уже знал о его прибытии. Он приветствовал молодого человека с появлением на английской земле и объявил, что его дом всегда открыт для него.
Более осторожным оказался Лейстер. Скорее инстинкт, чем разум, заставил его принять молодого иностранца довольно холодно.
Но за исключением графа Лейстера все, к кому обратился Эдуард, оказались в высшей степени предупредительными, так что он мог быть очень доволен первым приемом в Лондоне.
Мак-Лин не остался незамеченным, уже на другой день между Бэрлеем и Валингэмом состоялся разговор о нем.
Оба они только что покончили с делами, когда лорд Бэрлей вдруг поднял голову и, пытливо уставившись на зятя, спросил:
– Ну-с? Что новенького?
– Сегодня ничего, – ответил Валингэм, – то есть по крайней мере ничего такого, что могло бы интересовать вас.
– А все-таки кое-что есть, зятюшка! – улыбаясь, возразил Бэрлей. – Вчера мне был сделан визит…
– Ах, да, да, этот молодой шотландец! – воскликнул статс-секретарь. – Что же, он засвидетельствовал свое почтение по крайней мере дюжине влиятельных лиц, и все приняли его очень хорошо, за исключением лорда Лейстера.
– Графу везде чудится угроза, – сказал Бэрлей, – но мне кажется, что Мак-Лин совершенно не опасен.
– Это – мальчишка!
Ну а его свита?
– Это все – почти такие же юнцы, как и он.
– Обращаю ваше внимание на этого молодого человека, – закончил Бэрлей, – если у молодежи создается хорошее впечатление, она охотно повсюду трубит об этом, а для нас это очень важно.
Валингэм, вернувшись домой, послал приглашение молодому иностранцу.
Эдуард знал значение Валингэма, который встретил его с предупредительной любезностью. Но знай он всю полноту обязанностей статс-секретаря, он так беззаботно не переступил бы порог его дворца.
Министр полиции захотел только познакомиться с молодым Мак-Лином и предложить ему свои услуги. Он представил ему также Пельдрама в качестве человека, который постоянно будет готов к его услугам и которому можно вполне доверять.
Эдуард прибыл в Лондон перед Рождеством и пробыл в городе целых шесть недель, причем отлучался только на короткое время.
А за это время пронесся целый вихрь событий: переговоры Бельевра с Елизаветой, переговоры с шотландцами, открытие заговора Морд-Стаффорда. Двор переселился в Гринвич на продолжительное время.
Но тем не менее Мак-Лин имел всюду доступ и был принят даже при дворе, хотя поставленная им задача быть замеченным Елизаветой казалось несбыточной мечтой. Лорд Лейстер постепенно тоже довольно тесно сошелся с Мак-Лином и даже выказал полную готовность доставить ему частную аудиенцию у королевы Елизаветы. Однако это оказалось невозможным в силу затянувшегося убийственного настроения государыни.
По временам Эдуард думал, что судьба Марии Стюарт может еще повернуться в лучшую сторону и без всяких насильственных действий, этим и объяснялось его промедление. Когда же он понял наконец, что эта надежда совершенно тщетна, то решил сделать вид, будто покидает Лондон и Англию.
Мак-Лин очень умно избегал знакомства с людьми, которые могли показаться властям хоть немного подозрительными. Поэтому, когда он прощался с приобретенными в Англии друзьями, все они были твердо убеждены в его лояльности.
А что поделывал Киприан со времени своей разлуки с Эдуардом в Лондоне?
Его первой задачей было, разумеется, подыскать себе постоянную квартиру, после того как он прожил два или три дня в гостинице самого низшего ранга. В конце концов он нашел себе помещение у оружейного мастера. Был ли это просто случай, или же его тянуло к родному ремеслу, к привычному перезвону молотов? Возможно, что и так.
Его хозяин, Яков Оллан, был тоже родом из Шотландии. Маленького роста, с лицом, испещренным морщинами, он был немногоречив, и казалось, что постоянно о чем-то думает. Говорил он короткими, отрывистыми фразами.
У Оллана были собственный дом, большой магазин и мастерская с массой подмастерьев. Так что он казался состоятельным. Несмотря на это, постоянно сам работал в мастерской, руководил всем делом. С рабочими был краток, но не груб, строг, но не жесток. За ошибки и небрежность в работе наказывал увольнением, за глупости и баловство вне дома сначала делал выговор, а не помогало – увольнял.
У Оллана был так называемый управляющий, но это звание давало право только наблюдать за порядком в мастерской во время отсутствия хозяина, что случалось очень редко, когда было нужно отнести оружие к знатному заказчику, или же когда его вызывали в лавку для переговоров с покупателем.
Обыкновенно в лавке продажей занимались жена и дочь Оллана. Жена – почтенная матрона, молчаливая, как и ее муж, а дочь, которую звали Вилли, – хорошенькая девушка девятнадцати-двадцати лет. Весьма возможно, что много кавалеров являлось в лавку под видом покупки оружия только ради Вилли, но девушка никогда не оставалась одна, и все попытки поближе познакомиться с ней разбивались о бдительность матери. Впрочем, вести торговлю в лавке было очень легко. У каждого предмета существовала определенная цена, торговаться было немыслимо, а о кредите не могло быть и речи. Если же и случалось, что кто-нибудь начинал торговаться или требовал кредита, то сейчас же звали самого Оллана, а в его отсутствие – управляющего Дика Маттерна.
Этот Дик Маттерн был истинным продуктом Лондона и, как все юные обитатели столиц, немного фатом, немного мотом, а в общем – чересчур много о себе воображающим дурнем. Впрочем, это был довольно ловкий, вкрадчивый парень, о котором его товарищи говорили, что он прилежен только тогда, когда за ним следят, но в сущности не упускает случая полентяйничать. Женщины благоволили к Дику за ту внимательность, с которой он относился к ним. Сам хозяин, быть может, смотрел на него иначе, чем жена и дочь, но никогда не высказывался об этом.
У Оллана четверо детей умерло еще в детском возрасте, а взрослый сын исчез самым таинственным образом, что по тогдашним временам случалось довольно часто. Посторонние держались того мнения, что когда-нибудь он вернется, и тогда окажется, что молодой Оллан добился очень высокого положения. Но сам мастер Оллан не разделял этой надежды, он слишком хорошо знал, что сын действительно занял довольно высокое положение… на виселице, так как где-то в провинции был изобличен в изготовлении оружия для приверженцев Марии Стюарт.
Такова была семья, у которой Киприан снял квартиру, сказав, что приехал в Лондон для того, чтобы совершенствоваться в своем ремесле. Поэтому он очень быстро сошелся с мастером и с наслаждением снова взялся за инструменты.
В то время итальянцы считались специалистами в шлифовке стальных изделий. Искусство Бенвенуто Челлини стало общим достоянием, и Киприан оказался настолько посвященным в его тайны, что сразу выказал свое превосходство над всеми остальными рабочими мастерской. Поэтому Оллан предложил ему поступить к нему на службу. Киприан условно принял это предложение, но работал лишь тогда, когда сам хотел.
Оллан был очень доволен Киприаном, но Дик Маттерн невзлюбил иностранца в мастерской и в особенности – за семейным столом. Дик таил надежду стать зятем Оллана, а впоследствии – хозяином всего дела. И Киприану пришлось расплачиваться за свою опрометчивость.
Молодому кузнецу еще не приходилось испытать на себе власть любви. Увидев Вилли, он возгорелся пламенной страстью к ней. Но, отлично владея собой, затаил глубоко в груди свое чувство, потому что хотел сначала как следует ознакомиться с бытом семьи. Что касалось первоначальной задачи, то в главных чертах деятельность Киприана ограничивалась заботой о подготовке всего необходимого на случай поспешного бегства, и для этого ему нужно было прежде всего разузнать, как можно добыть эти средства легче и секретнее.
Молодой человек мог похвастаться своей красотой, внешний же лоск и некоторое образование он получил благодаря общению с Эдуардом. Поэтому немудрено, что и Вилли с удовольствием поглядывала на Киприана, и у нее пробудилась любовь к нему, которую она тоже затаила в своем сердце.
Ее мать и отец ничего не замечали, но у ревности зоркие глаза. А Дик Маттерн ревновал, так как Вилли до сих пор оставляла без внимания все его намеки и заигрывания.
Прошло две недели, и Дик счел своей обязанностью предупредить Оллана. Однако тот двумя-тремя словами указал управляющему на его настоящее место у наковальни.
Теперь к ненависти против Киприана у управляющего прибавилось еще раздражение против хозяина. Дик хорошо знал, что во второй раз к хозяину не обратишься с нашептыванием. Поэтому он решил пойти другим путем. Он втайне предпринял меры, последствия которых не замедлили сказаться.
Дело свелось к тому, что однажды в лавку Оллана внезапно вошел Пельдрам, который, вежливо поздоровавшись с женой и дочерью мастера, попросил показать ему какое-то оружие. По-видимому; он знал особенность постановки дела в магазине, так как принялся торговаться, вследствие этого, как и всегда, жена Оллана послала за самим мастером. Впрочем, ни мать ни дочь не знали полицейского.
Когда Оллан появился в лавке, то он бросил пытливый взгляд на полицейского, поклонился ему, выслушал, что он хочет, а затем выслал из лавки Вилли и жену, так что остался наедине с покупателем.
– Черт возьми, мастер, – сказал Пельдрам, – у вас здесь, в лавке, много прекрасных вещей, но среди них лучше всего эта девушка. Вероятно, это – ваша дочь?
– Да, дочь, только она не продается! – холодно ответил старый шотландец.
– Ого, земляк! – смеясь, воскликнул Пельдрам. – Она не продается – это так, но выдается замуж, ведь каждая девушка должна выйти замуж, если это окажется для нее возможным; но не корчите гримасы от шутки, которой я не хотел вас обидеть, но которая тем не менее могла бы окончиться серьезным делом!
Надо сказать, что Пельдрам все еще оставался холостым.
– Вы хотели выбрать оружие, сэр? – произнес Оллан, прерывая разговор о дочери.
– Да, ваше оружие мне нравится.
– Хорошо! Выберите себе три предмета из моей лавки – какие угодно. Денег с вас я не возьму. Оружие в ваших руках – порука моей безопасности.
– Вы щедры, земляк! – обидчиво сказал Пельдрам.
– А вы начинаете издалека, как истый шотландец!
– Ого, мастер Оллан!
– Да, да, сэр! Вам не нужно оружия, не нужно моей дочери, а нужно что-то другое. Что именно?
Пельдрам рассердился еще более.
– Вы, кажется, собираетесь поменяться со мной ролями! Спрашивать – мое дело.
– Так спрашивайте!
– У вас живет иностранец?
