Текст книги "Голова королевы. Том 2"
Автор книги: Эрнст Питаваль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 36 страниц)
В сопровождении дам, которые когда-то уже разделяли с ней годы заточения в Инч-Магоме, Мария Стюарт во мраке ночи простилась с Эдинбургом, чтобы уже никогда больше не видеть его; мрачные башни Голируда исчезли в тумане, и уже через несколько часов королева плыла через Лохлевинское озеро. Ворота замка распахнулись перед ней, навстречу вышла высокая женщина, одетая во все черное. Мария узнала мать Мюррея и сразу поняла, какая участь ожидала ее.
На другой день французский посланник Виллеруа потребовал пропуска в Лохлевин, чтобы повидаться с шотландской королевой. Ему отказали в этом, и он вернулся во Францию, где и доложил, что французскую вдовствующую королеву, шотландскую королеву Марию заключили в темницу.
Глава двадцать пятая
ДОКУМЕНТ
I
Сэр Вальтер Ралейг получил приказание сопровождать Сэррея и Кингтона, чтобы произвести потребованное Елизаветой расследование.
Еще семнадцатилетним юношей Ралейг воевал во Франции с гугенотами, а затем участвовал в карательной морской экспедиции против ирландских мятежников. Елизавета почувствовала симпатию к остроумному молодому человеку, ей очень понравилась галантность его обращения.
Однажды на прогулке королева остановилась в затруднении перед грязной лужей, через которую ей надлежало перейти, тогда Ралейг сорвал с себя плащ и кинул его на лужу, так что перед Елизаветой образовался ковер. Ралейг запретил очищать этот плащ и хранил его как драгоценность; это так понравилось тщеславной женщине, что она с того дня начала отличать его перед всеми.
Открытый рыцарский характер Ралейга внушал Сэррею надежду найти в нем опору в том случае, если Кингтон замышляет измену, но именно в этом-то Сэррей и ошибался. Ралейг был слишком большим дипломатом и опытным придворным, чтобы не видеть из всего происходящего при дворе, что Елизавета любит графа Лейстера и, во всяком случае, для нее приятнее помиловать, а не карать его. Поэтому, когда Сэррей потребовал сначала отправиться в Кэнмор-Кэстл, где он надеялся найти свидетеля, то Ралейг хоть и не воспротивился этому, но разрешил Кингтону послать вперед своего доверенного. Вот почему, когда они прибыли туда, там оказался только Пельдрам, нахально заявивший, что он не мог долее противиться просьбам Ламберта и разрешил ему отправиться в Ратгоф-Кастл, чтобы повидаться там с дочерью.
Сэррей был вне себя от того, что упустил самого важного свидетеля, он уже начинал бояться, что и Брая тоже не удастся найти, когда Пельдрам заявил, что он уже дал знать Браю о необходимости предстать перед королевой, так что его доставят под конвоем надежных людей в Кэнмор-Кастл в ближайшем времени.
Смущение, отразившееся при этом известии на лице Кингтона, и его свирепый взгляд, брошенный на Пельдрама, наполнили Сэррея надеждой, что, быть может, Ламберту все-таки удалось склонить Пельдрама стать на его сторону против Кингтона, и он еще более укрепился в этой надежде, когда Кингтон при первой же возможности уединился с Пельдрамом.
Кингтон послал Пельдраму строгий приказ позаботиться, чтобы Ламберт исчез и чтобы Брая они застали либо мертвым, либо согласившимся следовать определенным предначертаниям. В возможность согласия Брая Кингтон плохо верил и потому заподозрил измену, когда Пельдрам открыто заявил, где именно находится Филли и что Брай должен появиться в Кэнмор-Кастле, Но, может быть, Пельдрам, чувствуя опасность и желая выказать особое рвение, решил пустить в ход крайние средства: убить Брая не в тюрьме, а по дороге. Эта надежда у Кингтона возросла, когда Пельдрам повиновался его первому знаку и последовал за ним в помещение управляющего. Однако недоверие снова закопошилось в его душе, когда он заметил, как Пельдрам нащупывал под камзолом рукоятку пистолета.
– Что случилось? – спросил он с мрачным выражением лица, – теперь мы одни!…
– Да, мы одни… Но у ворот стоят солдаты Ралейга, и мне достаточно только крикнуть, чтобы они стали свидетелями нашего разговора!
– А, вот что! Негодяй! Ты замышляешь предательство! Берегись, над Ралейгом стоит лорд Лейстер!
– Может быть, но только до тех пор, пока его тайна не выплывет на Божий свет, а ведь эта тайна в руках у нас обоих – не у вас одного! Знаете, мне уже давно не нравится, что вы третируете меня как простого слугу, и собираетесь единолично использовать все милости, на которые так щедр граф!
Кингтон закусил губу. Он насквозь видел Пельдрама и отлично понимал, куда тот клонит, и проницательный наблюдатель мог бы разглядеть под натянутой улыбкой Кингтона признаки надвигающейся бури.
– Пельдрам, – сказал он, – каждый другой усмотрел бы на моем месте угрозу в подобных словах, быть может, даже открытое объявление войны. Но я только радуюсь, что нашел в вас не бессловесное орудие, а сознательного и смелого помощника. Да, вы сами виноваты, что до сих пор я видел в вас только слугу. Каждый человек является тем, чем он сам хочет быть, и если в нем кипят честолюбивые надежды, то он должен рискнуть на большее. До сегодняшнего дня вы были в моих глазах простым слугой, вы просто получали жалованье, а я должен был отвечать за то, что вы делали по моему приказанию. Но вы хотите добиться большего. Что же, мне приятнее обрести в вас – вместо слуги – помощника и друга, готового разделить со мной не только награду, но и опасность.
– Ну, знаете ли, больше, чем жизнью, рисковать невозможно, а я уже сотни раз ставил из-за пустяков свою жизнь на карту!
– Пусть, но не забывайте, что в тех случаях вашу жизнь могла спасти сила ваших рук. Теперь же вы осмеливаетесь выступать против такого могущества, которое способно раздавить нас обоих, а защитить нас может не сила рук, не умение драться, а тонкий расчет. Достаточно малейшей неловкости, чтобы погибнуть, потому что вы жестоко ошибаетесь, если думаете, что мы можем спастись, изменив лорду Лейстеру. От вас и от меня зависит низвергнуть его, но достаточно одного его слова, чтобы он похоронил и нас в своем падении, потому что королева не пощадит исполнителей воли лорда, если решит отомстить ему. Моей целью – а если вы хотите стать моим помощником, а не слугой, то и вашей – должна быть непрестанная забота ограждать графа от малейшей опасности, сохраняя однако в своих руках оружие против него, чтобы он не вздумал отделаться от нас так же, как теперь отделывается от своих бывших друзей.
– Так оно и есть, Кингтон, и потому-то вы и позаботились об исчезновении священника и о перенесении в надежное место документа из церковной книги. Я преследовал ту же цель, что и вы, и потому постарался обеспечить себе в Ламберте и сэре Брае оружие против вас на тог случай, если вы захотите устранить меня!
– Что вы наделали? Несчастный! Да разве вы не знаете, что Брай – непреклонный человек?
– Я завел с ним переговоры и очень доволен их результатом. Он поклялся мне, что скроется из Англии и никогда более не вернется обратно, если я доставлю ему доказательства, что брачная церемония графа и графини Лейстер действительно состоялась и что лорд был вынужден прибегнуть к насилию против него лишь потому, что он и Сэррей грозили погубить его своим недоверием.
Черты лица Кингтона прояснились, а взор засверкал торжеством. Он видел, что Пельдрам не предал лорда, а только хотел оградить себя самого от предательства.
– Ну а Ламберт? – спросил он.
Ламберт поклялся мне хранить тайну лорда от всех и каждого, если я помогу ему вернуть дочь. Он хочет скрыться с ней в Шотландию.
– И вы послали его в Ратгоф-Кастл?
Ну нет! – хитро улыбнулся Пельдрам. – Я не так глуп! Я хочу, чтобы он мог убежать в Шотландию, а вы уже, наверное, позаботились бы, чтобы его убили в Ратгоф-Кастле!
– Значит, он спрятан здесь, в замке?
– Здесь или где-нибудь в другом месте, но вам его не найти. Если он не будет иметь возможности в определенное время обнять Тони на шотландской территории и убедиться, что никто не осмелился обесчестить ее, то он явится в Лондон обвинять вас. Если же его требования будут удовлетворены мною, он будет мне глубоко благодарен за то, что я помог его дочери вырваться из ваших тисков.
Кингтон, еле сдерживая ярость, понял, что Пельдрам перехитрил его и позаботился запастись против него столь же надежным оружием, какое он, Кингтон, имел против графа Лейстера.
– Клянусь, если бы я когда-нибудь мог предположить, что вы умеете так тонко рассчитывать ходы, то открылся бы вам во всем и мы вместе уже давно предупредили бы всякую опасность, – воскликнул он. – Ну, по рукам! Я принимаю все, что вы обещали Ламберту. Мне это тем легче сделать, что я имею виды теперь на другую женщину и охотно уступаю вам крошку Тони, которая должна будет унаследовать все богатства скряги Ламберта.
Пельдрам, пожав руку Кингтона, произнес:
– Я слышал, вы вместе с лордом Сэрреем отправляетесь в Ратгоф-Кастл. Я буду сопровождать вас, чтобы посмотреть, что там происходит; надеюсь, вы ничего не будете иметь против?
Кингтон даже ахнул. Он не ожидал такого предложения, но довольно скоро овладел собой. Все же утешением для него была откровенность Пельдрама, она заставляла предполагать, что Пельдрам может быть неосторожным. А для того, чтобы оплести такого простака сетью хитроумных интриг, не могло быть человека, более способного, чем Кингтон. Из последнего предложения Пельдрама было видно, что тот вполне возмещал энергией и дальновидностью то, чего ему не хватало в хитрости и изворотливости.
– Ахи – это еще не ответ на мой вопрос, – насмешливо сказал Пельдрам.
Вы неправильно истолковываете мое изумление, – поспешно ответил Кингтон, – я просто удивлен той манерой, с которой вы отвергаете предлагаемую дружбу и сомневаетесь в самых святых заверениях…
– Дружба!… Святые уверения!… – повторил Пельдрам.
– Ну ей-Богу же, сэр Кингтон, я не так глуп, как вы думаете. Раз у вас хватает совести быть готовым в любой момент предать графа Лейстера, то что же остановит вас сделать это по отношению ко мне! Словом, с настоящего момента я доверяю вам лишь постольку, поскольку могу следить за вами своими глазами. Поэтому, чтобы не быть обманутым, я отправляюсь вместе с вами.
– Но подумали ли вы, что разрешение отправиться со мной в Ратгоф-Кастл зависит не от меня, что это может разрешить только сэр Ралейг?
– Вот хорошо, что вы напомнили мне о наших гостях! – воскликнул Пельдрам. – Я должен позаботиться о них как представитель графа. А в Ратгоф-Кастл я могу найти дорогу и без вашего общества. Вам после всех сегодняшних треволнений, наверное, нужен покой, так что желаю вам спокойной ночи! – Пельдрам повернулся и вышел из комнаты.
«Проклятье! – подумал Кингтон, – этот субъект в состоянии все испортить мне! Самым простым выходом было бы запустить ему в тело несколько дюймов железа, но для этого Ратгоф-Кастл – несравненно более удобное место, а Джонстон работает к тому же на славу!».
До известной степени успокоенный этой мыслью, Кингтон поспешил подслушать, что говорят между собой Сэррей и Ралейг. С этой целью он отправился в тайник, из которого можно было наблюдать за всем происходящим в той комнате, где остановился Ралейг. Он был уверен, что Сэррей непременно придет поговорить с ним о дальнейших поисках.
Кингтон застал их разговор, но пришел слишком поздно, чтобы услышать что-нибудь полезное. Лишь в прощальных словах Сэррея он уловил, что между ними пробежала какая-то тень, и это еще более заставило его поругать в душе Пельдрама, из-за разговора с которым он был лишен возможности сделать ценные наблюдения. Кингтон видел, что Ралейг, недовольный навязанным ему поручением, вообще не был расположен выполнить его так, чтобы нанести какой-либо ущерб графу Лейстеру. Хотя по характеру Ралейг был прямым и честным, он не мог не дорожить своим положением при дворе. Дело сложилось так, что оставалось совершенно неопределенным, действительно ли обвинители руководствовались честными намерениями, поэтому он решил вести расследование с величайшей осторожностью, зная, насколько тонко и нагло разыгрывались придворные интриги.
Ралейг не пригласил Сэррея разделить с ним обед, но, когда тот пришел, вежливо принял его и любезно предложил сесть.
Сэррей поблагодарил за приглашение.
– Сэр, – сказал он, – вы слышали, что нам сообщил управляющий замка? Мне кажется, мы достаточно отдохнули и можем предпринять шаги в пользу освобождения того самого человека, появление которого особенно важно для меня.
По энергичному лицу сэра Ралейга скользнула тень недовольства, и прошло несколько минут, пока он ответил.
– Милорд, было бы очень смешно, если бы я вздумал отговариваться усталостью или плохой погодой в тех случаях, когда дело идет о службе королеве. Тем не менее, я не вижу причин к поспешности.
– Сэр! – резко напомнил Сэррей, – королева приказала…
– Совершенно верно! Я отлично помню приказание ее величества, я должен отыскать человека по имени Брай и в полной безопасности доставить его ее величеству, так как вы требуете его показаний.
– Этот человек найден, – воскликнул Сэррей, – пока он все еще находится в тюрьме, куда посажен без всяких оснований, и необходимо немедленно выпустить его на свободу.
– Это – уже мое дело – расследовать, справедливо или несправедливо посажен в тюрьму сэр Брай. Он найден, как вы только что сказали сами, и находится в полной сохранности. Ведь ясно, что там, где его стерегли в течение столь долгого времени, он может остаться и до того момента, когда его в полной безопасности отправят в Лондон.
– Но послушайте, сэр Ралейг, ведь этот человек неповинен, как сами вы изволили слышать из уст Кинггона во время его показаний в присутствии королевы!
– На это я уже ответил вам. Ему будет дано полное удовлетворение, но только не мной.
– Но в интересах графа Лейстера заставить исчезнуть этого человека, и так оно и будет, если мы немедленно не примем меры.
– Вы заблуждаетесь! Графу важно, чтобы сэр Брай был бы доставлен в Лондон, и граф, и слуга его – оба они поклялись своей головой в этом. Мы можем захватить Брая на обратном пути. Между прочим, до допроса сэра Брая вам не разрешается никаких непосредственных сношений с ним.
Делая это замечание, Ралейг имел в виду в высшей степени порядочную цель. Если обвинение Сэррея было основательно, тогда ему с Браем не о чем сговариваться; если бы обвинение было ложным, тогда никоим образом нельзя было допускать, чтобы, сговорившись между собой, они были в состоянии продолжать свои интриги.
– Сэр, хотя и косвенным образом, но вы делаете мне этими словами такой упрек, который я не могу оставить без внимания. Вы уже допустили, чтобы обитатели замка были извещены сэром Кингтоном о нашем прибытии. Неужели я должен допустить…
– Стойте, ни слова более! – загремел Ралейг.
Наступила длинная пауза. Ралейг наморщил лоб от возмущения. Но и Сэррей мрачным взглядом впился в уполномоченного королевы, а левая рука его судорожно сжала рукоятку меча.
Ралейг первым делом постарался подавить вспышку гнева, и мало-помалу черты его лица приняли более спокойное выражение.
– Милорд Сэррей, – медленно и выразительно сказал он, – я не подчинен вам в этом расследовании и буду исполнять данное мне поручение так, как сочту это нужным. Отвечать за свои действия я буду только перед королевой. Мне поручено найти двух человек, и я найду их обоих и доставлю к ее величеству; насколько я могу при этом руководствоваться вашими указаниями, это – уже мое дело.
Сэррей встал и добавил с поклоном:
– Честь и счастье дорогого мне существа поставлены на карту в данном деле так же, как и моя собственная жизнь и честь. Мальчишеские проделки бесчестного человека возмутили меня, и я боюсь нового преступления. Поэтому-то я и обращаюсь к вам с вопросом: неужели вы не хотите лично убедиться в безопасности Брая?
– Я завтра увижу этого человека.
– Может быть, мое честное слово не общаться с Браем и данное им обязательство отправиться в Лондон окажутся достаточными, чтобы вы освободили его от незаслуженного ареста?
– Сэр Брай останется, где он есть! – ответил Ралейг, поднимаясь в свою очередь.
Сэррей, еле сдержав себя, вышел из комнаты, где уселся в кресло и, не обращая внимания на накрытый ужин, тяжело опустил голову на руки.
Он подумал о том, что Ралейгу явно противно возложенное на него поручение, что он всеми силами постарается не получить доказательств против Лейстера. Однако он надеялся, что прирожденная честность и порядочность не позволят ему скрыть явные улики, если они все-таки попадутся ему. Но как добыть эти улики в таком лабиринте подлости, интриг и предательства?
Вдруг внезапно блеснувшая мысль заставила Сэррея вскочить. Не притронувшись к еде и питью, он прошел в спальню и не раздеваясь, бросился на кровать. Он был так истощен физически и нравственно, что крайне нуждался в отдыхе.
II
Из всего разговора Сэррея с Ралейгом Кингтон уловил только то, что сэр Брай останется там, где он есть; на этом Кингтон и решил построить свои дальнейшие комбинации.
Он задумался над идеей Пельдрама, чтобы извлечь свои выгоды из той подготовительной работы, которую тот сделал. Раз Брай решил немедленно удалиться, как только ему дадут неопровержимые доказательства законности брака Филли, то он мог склониться в пользу того, чтобы дать показания, благоприятствующие графу Лейстеру, так как этим оказал бы услугу Филли. Но подобное доказательство ему мог дать один только Кингтон. И то, что он вынул этот документ из книги метрик, он мог оправдать тем, чтобы помешать сделать это другим, которым могло бы быть на руку уничтожить все следы законности союза Лейстера с Филли.
С одной стороны, Кинггон рассчитывал на легковерие Брая, с другой – на его честность, которая не позволит изменить раз данному обещанию. Брай обещает явиться ко двору и явится. Но это должно было случиться до возвращения Сэррея. Ну, а если не явится Брай, тогда… Лицо Кинггона озарила дьявольская улыбка, и на этот случай у него тоже был готов план.
Брай был арестован, и его сторожили очень надежно, граф Лейстер и он, Кингтон, поручились жизнью за то, что доставят его в Лондон. Было бы безумием предположить, что при таких обстоятельствах они постараются заставить его исчезнуть… Но как только явился Сэррей, Брай исчез… У этого Сэррея есть слуга, хороший парень, с ним Кингтону удалось отлично сойтись по дороге… Может выйти знатная штука!
Эта новая мысль переполнила Кинггона такой радостью, что к себе в комнату он вернулся в самом радужном настроении духа. Там уже был накрыт ужин. Кинггон с жадностью выпил несколько стаканчиков вина, еще более успокоившись. Продолжая потягивать вино, он окончательно решил отправиться в Лейстершир, чтобы начать там переговоры с Браем. Но пока перебирал в уме отдельные детали намеченного плана, усталость все более и более клонила его в сон. Кинггон прилег на минуту отдохнуть на диван и почувствовал, как сознание ускользает от него, как, словно налитые свинцом, опускаются тяжелые веки и, тяжело дыша, заснул на диване.
Через час дверь его комнаты тихонько открылась, и на пороге показался Пельдрам; следом за ним вошел Ламберт. Пельдрам снова закрыл дверь и запер ее изнутри.
За первым разговором Пельдрама и Ламберта последовало много других в таком же духе и старый Ламберт не упустил возможности глубоко посеять в сознании Пельдрама ростки недовольства и зависти, которые дали богатые всходы. Большой подмогой старику в данном случае оказались скука и одиночество Пельдрама, который постепенно открыл старику содержание посылаемых им докладов, рассказал, какими мерами он надеялся обеспечить себя от болтливости Ламберта и, наконец, даже назвал ему место, куда Кингтон отвез Филли и Тони.
Ненависть и зависть служат очень могущественными источниками энергии. Проникнувшись полным доверием к Ламберту, Пельдрам начал все более и более склоняться к его предложениям. Мнение Лаберта, что им надо отправиться в Ратгоф-Кастл, чтобы увезти оттуда обеих женщин, он решительно опротестовал, но поговорить с Браем согласился, и за первоначальным посещением к нему последовало много других.
Пельдрам в конце концов составил себе план действия, который должен был удовлетворить всех троих, в особенности же его самого. Результатами этого плана должно было быть то, что Ламберт получит обратно свою дочь, Брай – свободу, а он сам – значительную сумму денег от графа, который будет вынужден заплатить ему под угрозой свидетельских показаний Ламберта, Тони и Брая; в особенности же хорошую услугу могло оказать предъявление удаленного из книги метрик листочка.
План был великолепен, но ему не хватало для полного проведения в жизнь самого пустяка, а именно – упомянутого документа, который, по всей очевидности, все еще находился в руках Кингтона, и Пельдрам много думал над тем, как бы перехитрить Кингтона и выкрасть у него этот документ, чтобы вышибить его из седла.
План Пельдрама был уже выработан, когда пришло известие от Кингтона, что он вместе с королевским комиссаром и лордом Сэрреем прибудет в Кэнмор-Кастл для розыска и что необходимо довести Ламберта до того, чтобы он и мысли не имел дать какие-либо неудобные показания; во всяком случае до того, как с Ламбертом не поговорит сам Кингтон, его не следовало представлять приезжим. Подобные же инструкции давались относительно Брая.
Пельдрам отпустил гонца и поспешил к Ламберту. Тот уже заметил гостя и сгорал от нетерпения узнать о привезенных новостях.
Пельдрам сообщил ему обо всем и потом возбужденно прибавил:
– Ну, что вы теперь скажете? Что нам теперь делать?
Ламберт понял, что шаги Сэррея увенчались успехом, что он благополучно довел свою жалобу до сведения королевы. Это переполнило его радостью, и он ответил:
– Если лорд Сэррей явится при таких обстоятельствах, то все хорошо, и нам совершенно не придется заботиться о чем бы то ни было!
– Вы так думаете? – усомнился Пельдрам. – Но вы ошибаетесь! Послушайте-ка, что дальше будет, потому что вы знаете далеко еще не все. Очевидно, Кингтон предполагает, что я держу вас под замком, как он приказал, и предписывает мне принудить вас угрозами показать комиссару, что вам ничего не известно о супружестве графа; одновременно и сэра Брая тоже приказано обработать, только другим способом. Из всего следует, что хотя Сэррей и подал королеве жалобу, но не мог подкрепить ее бесспорными уликами. Даже больше – эти улики, очевидно, очень слабоваты, раз для получения их послали с комиссаром даже Кинггона. Ну а вы сами понимаете, что там, где этот молодчик начнет мутить воду, не скоро доберешься до истины.
– Неужели это правда? – огорчился Ламберт. – Но все-таки что же вы решили?
– Прежде всего сделать то, что я должен, – запереть вас! Мы служим, да и хотим служить графу Лейстеру. Но, не изменяя ему, нам следует позаботиться, чтобы ваша дочь навсегда освободилась от силков Кинггона, а я заступил его место около графа. Ну, что вы об этом думаете?
– О, если бы это удалось, сэр Пельдрам!
– Должно удасться, и для этого нам не нужно ни комиссара, ни Сэррея. Лишь бы мне удалось выкрасть у Кингтона документ. Я твердо решил отстранить вас от них и заявить, что вы скрылись, если же наше предприятие не удастся, то у нас всегда будет время вступить в переговоры с прибывающими господами!
– Я что-то не совсем понимаю вас, сэр Пельдрам! – задумался Ламберт.
– И этого достаточно, – буркнул Пельдрам. – Вашему нетерпению скоро придет конец, так как я твердо рассчитываю, что вы поможете мне отнять у сэра Кинггона его документ и полномочия. Если это удастся, то достаточно будет одного моего слова, чтобы ваша дочь стала свободной.
– Но как вы намерены поступить? – спросил Ламберт и, смутившись, добавил: – Знаете ли, мне пришла в голову очень хорошая мысль! Видите ли, бывают вина совершенно чистые, а бывают и такие, в которые что-нибудь подмешано. Приезжие, вероятно, пробудут в замке некоторое время…
– Отлично, старик! Я всегда подозревал в вас отравителя!
– Я совсем не отравитель! – перекрестился старик.
– Ну, что нам спорить о словах! Однако надо позаботиться об уборке комнат для приема гостей. Когда работа будет кончена, я отошлю парней обратно в деревню, ну а уж тех, кто здесь останется, я настрою, как следует.
С того времени заговорщики не имели больше времени потолковать наедине. Ламберт приготовил необходимую примесь к вину и своевременно передал ее Пельдраму.
Обойдя дозором весь дом, Пельдрам отправился за Ламбертом и освободил его из заключения. Затем они вместе вошли в комнату Кингтона.
Тот лежал недвижим, словно мертвец. Только тяжелое дыхание выдавало, что жизнь в нем еще не погасла.
– Вам ни к чему соблюдать особенную осторожность, – сказал Ламберт, – вплоть до утра он не проснется, хоть стреляй из пушек под самым ухом.
– Тем лучше! – кивнул Пельдрам. – Однако скорее за работу! Нам некогда терять время.
Они начали вместе перебирать все вещи спящего, долго все их старания оставались тщетными, и Пельдрам неоднократно собирался бросить это дело. Наконец на Кингтоне они нашли зашитыми в платье искомый документ и доверенность.
Пельдрам страшно обрадовался, когда овладел этими бумагами.
– Теперь седлайте поскорее лошадей! – сказал он. – Две-три, да не забудьте одну для сэра Брая. И чтобы он ни в коем случае не встретился с милордом Сэрреем. Пусть бежит куда-нибудь подальше или отправляется вместе с вами.
– А мы!… Куда мы отправимся?
– Прямо в Ратгоф-Кастл!
Ламберт стал проворным, словно юноша. Он поторопился оседлать коней и подвел их к воротам. Пельдрам набил свою дорожную сумку всеми необходимыми для далекого путешествия продуктами и захватил большую сумму денег. Оба вскочили в седла и поскакали в Лейстершир, куда намечали прибыть около полуночи.
Наконец Пельдрам остановился и приказал Ламберту подождать его, а сам поспешно зашагал по улице по направлению к старой башне и скоро скрылся в темноте.
Ламберт ждал, как ему было назначено, но проходил час за часом, а Пельдрам все не возвращался. Ламберт почувствовал непонятную тревогу, наконец его беспокойство перешло в открытое недоверие.
Уже начинало рассветать, когда старик наконец принял определенное решение. Он привязал лошадей, отправился в деревню и спросил у башенного сторожа о Пельдраме.
Тот ответил, что сэр Пельдрам прибыл около полуночи, но, пробыв в камере заключенного с полчаса, снова ушел.
Ламберт не мог уже далее сомневаться, что его провели как мальчишку. Он торопливо пошел назад к лошадям, ему ничего больше не оставалось, как обратиться к Сэррею. И вот он сел верхом, чтобы поскакать обратно в Кэнмор-Кастл. Когда он вернулся обратно в замок, то был уже полный день. Обитатели выказывали необыкновенное возбуждение, все наперебой кричали что-то, но особенно неистовствовал Кингтон, который, завидя Ламберта, прямо набросился на него.
