Текст книги "Водный Лабиринт"
Автор книги: Эрик Фраттини
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
– Мне надо идти, – заявила она, стремясь покончить с тягостным молчанием, которое воцарилось между ними.
Перед расставанием Афдера встала на цыпочки и легонько, почти по-дружески, поцеловала Макса в губы. С одной стороны, ей было бы приятно видеть Макса у себя в номере, с другой – зачем торопить события? «Всему свое время», – часто повторяла ее бабушка. Девушка не могла сказать, когда они снова увидятся, и это тревожило ее.
Через несколько часов она уже летела в Венецию, в свой любимый город, чтобы найти надежное убежище в стенах родного дома и встретиться с сестрой. Ей надо было многое рассказать Ассали.
Ватикан
– Государственный секретариат. Слушаю вас.
– Я хотел бы поговорить с монсеньором Мэхони, секретарем кардинала Льенара.
Через несколько минут, показавшихся директору фонда вечностью, ему наконец ответили:
– Говорит монсеньор Мэхони. Слушаю вас, господин Агилар.
– Я попросил соединить меня с вами, хотя, вообще-то, мне нужно поговорить с его преосвященством.
– Его преосвященство велел мне лично заняться этим вопросом, так что у вас, господин Агилар, есть лишь один выход – говорить со мной и только со мной. Я знаю о вашей неприязни ко мне, и это чувство взаимно. Не выношу таких людей, как вы, способных за деньги продать Господа. То, что вы делаете, по-моему, является гнусной ересью. Однако прежде всего я обязан повиноваться приказам, пусть даже мне придется сопровождать вас в глубины ада.
– Но…
– Не перебивайте, я не закончил, – сухо отрезал епископ. – Хочу сразу уточнить две вещи. Во-первых, если вы или господин Делмер By намерены одурачить меня, его преосвященство, Его Святейшество или Святой престол, то мы будем вынуждены принять меры. Верьте мне, рука Господня наносит удар медленно, но с сокрушительной силой. Во-вторых, если выяснится, что вы присвоили себе часть денег, переведенных Делмером By на некий банковский счет, то я буду добиваться от вас объяснений при личной встрече и уж точно не появлюсь с распятием в руках.
– Я не могу отвечать за By, монсеньор, и не способен обманывать вас или понтифика. Я католик и верный слуга его преосвященства кардинала Льенара. Мне даже мысли такой не может прийти в голову. Я знаю, что у Господа длинные руки, но у его преосвященства они еще длиннее.
– Прекрасно. Теперь, когда мы расставили все по местам, я хочу знать все подробности переговоров с госпожой Брукс, чтобы сегодня же проинформировать кардинала Льенара о том, как движется дело.
– Вчера вечером я сообщил ей о вашем предложении – десять миллионов долларов. Она выдвинула ряд условий, которые надо целиком принять или отвергнуть.
– Каковы эти условия?
Агилар по пунктам перечислил все шесть требований Афдеры.
– Это все? – уточнил Мэхони.
– Все.
– Я сообщу эти условия его преосвященству и сегодня же перезвоню вам. Не делайте ничего до моего звонка! Вам понятно?
– Предельно понятно, монсеньор.
– Всего хорошего, господин Агилар.
– Всего хорошего, монсеньор.
Агилар убедился в том, что его собеседник повесил трубку, и прошипел:
– Вот ведь сукин сын! Ничего, я обязательно отплачу вам, монсеньор. Недолго осталось ждать.
Что же касается Мэхони, то он сразу же позвонил сестре Эрнестине и попросил позвать к телефону кардинала.
– Он очень занят – правит черновик пастырского послания, которое Святой Отец должен утвердить не позже чем через неделю. Дальше у него по плану идет подготовка встречи Его Святейшества с канадским премьер-министром. Не уверена в том, что он сможет принять вас сегодня.
– Скажите ему, что это по бернскому делу. Он поймет.
– Хорошо, монсеньор, сейчас.
Через полчаса тишину в кабинете Мэхони разорвал звонок.
– Это сестра Эрнестина. Его преосвященство велел вам быть в его кабинете через пятнадцать минут и доложить о бернском деле.
– Спасибо, сестра Эрнестина.
Мэхони быстро подвел в уме итоги беседы с Агиларом, а затем стал припоминать все подробности. Кардинал Льенар не любил недосказанности и сомнений, так что епископу надо было подготовиться к любым его вопросам и комментариям. Вскоре Мэхони оказался у входа в кардинальские покои и с удовольствием пронаблюдал за тем, как швейцарские гвардейцы вытянулись по стойке «смирно», когда увидели его облачение.
«Вот еще одно преимущество епископского сана», – подумал он.
Из дверей кабинета Льенара доносились звуки прелюдии к опере «Кармен». По музыке, которую ставил кардинал, Мэхони легко мог определить, в каком настроении тот находился.
– Проходите, – сказал Льенар, не вставая из-за стола. Он делал последние поправки в тексте пастырского послания.
Епископ направился к мягким диванам, стоявшим у окна, из которого открывался прекрасный вид на площадь Святого Петра.
– Надеюсь, этот венгерский крестьянин оценит, сколько веры и вдохновения я вложил в его послание. Хотя вряд ли! Он слишком уж сер для этого, – заметил кардинал и сел рядом со своим секретарем. – Кстати, монсеньор Мэхони, Святой Отец сообщил мне, что он лично вручит вам знаки епископского достоинства.
– Я очень польщен, но не был бы расстроен и в том случае, если бы получил их от вас.
– Кто такой я и кто – Его Святейшество? Чистейшее смирение, которые выказываете вы, мой дорогой Мэхони, крайне редко бывает искренним. Обычно оно порождается лицемерием. Я благодарен вам за это показное смирение, но все же будет лучше, если вы получите символы епископской власти от Его Святейшества. Этому венгерскому мужлану такие церемонии больше по душе, чем мне. Пусть он молится, а я буду смазывать механизмы.
– Но, ваше преосвященство, ведь Святой Отец…
– Он взошел на трон святого Петра благодаря мне. Я получил только эту должность и больше ничего, а многие члены курии, от которых нет никакого проку, были осыпаны почестями. Но знаете ли вы, Мэхони, что сказал некогда святой Августин? Etsi homines falles, deum tamen fallere non poteris. [25]25
Хотя люди могут ввести в заблуждение, Бог не может обмануть.
[Закрыть]
– Я слышал, что здоровье Святого Отца в последнее время несколько пошатнулось.
– От кого идут эти слухи?
– Доктор Николо Капорелло недавно был у Его Святейшества и нашел его не в лучшем состоянии.
– Кто это сказал?
– Корибант.
Под этой кличкой собеседникам был известен Эудженио Бениньи, агент папской контрразведки, внедренный в Конгрегацию по защите веры.
– Сведения Корибанта почти всегда стопроцентно точны. Видимо, нам надо спокойно ждать того события, которое свершится через несколько месяцев, а может быть, даже слегка подтолкнуть руку судьбы. Перемены надо вызывать не просто так, а с пониманием того, что именно разладилось. Кто сегодня может предположить, что очень скоро нам придется вновь собираться на конклав? – Льенар улыбнулся, подмигнул своему секретарю и зажег сигару.
– Вы хотите сказать, что здоровье понтифика вызывает беспокойство?
– Кто знает, мой дорогой Мэхони, кто знает! Nisi credideritis, non intelligetis. [26]26
Если не уверуете, не поймете (лат.).
[Закрыть] Возможно, нам и вправду надо слегка подтолкнуть руку судьбы. Пришло время поставить во главе церкви такого человека, который будет твердо править ею. Теперь давайте перейдем к бернскому делу.
– Я говорил с Ренаром Агиларом. Он сделал предложение госпоже Брукс, но та поставила несколько условий.
– Каких именно?
Мэхони перечислил их.
– Передайте Агилару, что мы принимаем все шесть. Книга окажется в Ватикане, но выставляться не будет. Она подвергнется уничтожению. Ни госпожа Брукс, ни ее сестра больше ничего не узнают об этом еретическом сочинении. Копии поступят господину Агилару, это верно, но и они тоже будут уничтожены. Единственное условие, которое я намерен выполнить, это перевести деньги на счет в швейцарском банке. Очень любезно со стороны госпожи Брукс, что она согласилась. Roma locuta causa finita.
Мэхони встал и собрался было покинуть кабинет, но Льенар остановил его:
– Да, и еще вот что, монсеньор Мэхони. Я полагаю, что кто-нибудь из братьев должен заняться людьми, которые собираются обнародовать речения предателя Иуды. Если враги веры готовы к этому, то они должны предстать перед Господом.
– Кому вы хотели бы это поручить?
– Пожалуй, отцу Корнелиусу и отцу Альварадо. Назовите им все нужные имена. Теперь прошу меня извинить. Я должен вернуться к посланию.
– Всего доброго, ваше преосвященство.
– Всего доброго, мой дорогой Мэхони. Сообщайте мне все о бернском деле.
– Разумеется, ваше преосвященство.
В укромном уголке сознания Льенара начал вызревать зловещий план. Если правильно двигать фигуры – а в этом кардинал был непревзойденным мастером, – то государственный секретарь мог бы вознестись на самую вершину власти, стать первым человеком в церкви. К концу дня план был уже готов. Кардинал намеревался посвятить в него лишь немногих избранных. Ему требовалась помощь верного Корибанта.
Тун, 25 километров к югу от Берна
Воздух в этот день был холодным, а по радио предсказывали ухудшение погоды. Отец Корнелиус и отец Альварадо оставили двигатель своей машины включенным, чтобы работало отопление, и стали наблюдать за входом в лабораторию. В девять вечера оттуда вышел Вернер Хоффман в длинной кожаной куртке и баварской шляпе.
Несмотря на темноту и большое расстояние, Альварадо прикинул вес будущей жертвы.
– Центнер, не меньше, – заключил он, вынул из черного чемоданчика стеклянный флакончик и сунул его в карман пальто, где уже лежал одноразовый шприц.
Отец Корнелиус наблюдал за ученым несколько дней. Это оказалось довольно простой задачей, потому что Вернер не принимал никаких мер безопасности.
Хоффман, женатый на известной пианистке, отец троих детей, каждый вечер навещал свою любовницу, живущую в Туне, небольшом городке, расположенном к югу от Берна.
Машины тронулись. Вторая следовала за первой на некотором расстоянии. Обычно Хоффман сворачивал к заправке в небольшом селении Февайд. Там он почти всегда выпивал чашку горячего чая, покупал бутылку шампанского и отправлялся дальше. Корнелиус давно занес этот маршрут в свою черную записную книжечку.
– Я могу ехать за ним с закрытыми глазами.
– Когда он заедет на заправку, припаркуйтесь рядом. Я выпущу немного воздуха из шин его «БМВ», чтобы по дороге Хоффману пришлось затормозить. Мы остановимся и предложим ему свою помощь. Тогда и настанет время действовать.
– Может, мне выйти и отвлечь его?
– Не нужно. Скорее всего, на заправке есть камеры наблюдения.
– Они нас не засекут, будьте спокойны.
– Почему вы так уверены в этом?
– Камеры – лишь видимость. Зеленая лампочка горит, они включены, но не подсоединены ни к какому кабелю. Видимо, хозяин экономит деньги. Обычно кабели идут к терминалу частной охранной службы, а это дорогое удовольствие. Камеры не работают, я проверял. Их поставили, чтобы пугать грабителей.
– Фортуна благоволит лишь к хорошо подготовленным, дорогой Корнелиус.
Вскоре на машине Хоффмана замигал сигнал правого поворота. Как и говорил Корнелиус, «БМВ» свернула направо, к Февайду и стала замедлять ход, приближаясь к заправке. Машина с монахами следовала за ней на некотором расстоянии, с потушенными фарами.
Корнелиус увидел, что Хоффман вошел внутрь, и остановился вплотную к «БМВ». Альварадо подошел к ней справа и слегка ослабил ниппели на колесах.
Через пять минут появился Хоффман с пакетами, сел в машину и продолжил путь. Через несколько минут ученый заметил, что автомобиль тянет в сторону.
– Вот черт! Кажется, прокол.
Он включил аварийные огни, остановился на обочине, ругаясь сквозь зубы, вылез и осмотрел шины, сперва правую переднюю, затем и заднюю. Обе оказались полуспущены. Хоффман решил заменить одну из них, хотя ему все равно пришлось бы вызывать техпомощь. Не прекращая браниться, он достал домкрат и стал поднимать машину.
Рядом остановилась легковушка.
– Помощь нужна? – спросил человек, сидевший справа от водителя.
– Честно говоря, нужна. У меня спустились две шины, а запаска только одна.
– У вас почти такая же модель, как у нас. Мы можем одолжить вам одно колесо. В Туне вы купите себе новое и вернете наше.
– Как это любезно с вашей стороны!
– Все в порядке. Мы все равно едем в том же направлении, а Тун недалеко.
Корнелиус поставил свой «БМВ» прямо за машиной Хоффмана и помог ему поменять колесо. Альварадо достал из багажника второе и стал наблюдать, как Корнелиус и Хоффман дружески болтают, стоя к нему спиной. Потом он подошел к ним сзади и резким движением вонзил шприц в шею жертвы. Вернер Хоффман изумленно поглядел на него и рухнул на землю, так ничего и не поняв.
Монахи дотащили грузное тело до машины, посадили специалиста по папирусам на пассажирское сиденье и пристегнули ремнем. По венам Хоффмана побежало сильнодействующее средство для расслабления мышц.
– Я выбрал ровно такую дозу, чтобы препарат не обнаружили в печени, – объяснил Альварадо. – Теперь поедемте, пока кто-нибудь не вызвал полицию.
Обе машины направились к Шауфелю. В его окрестностях находилось озеро, уже покрывшееся тонкой коркой льда.
Альварадо вел «БМВ» Хоффмана. В результате действия препарата на лице ученого появилось тупое выражение, но в глазах читался недоумевающий вопрос – за что? Через полчаса машины остановились в рощице, на северном берегу озера.
Отец Альварадо подошел к воде и потрогал лед ногой.
– «БМВ» точно провалится. Здесь его никто не найдет, – сказал он.
Убийцы перетащили Хоффмана на водительское место. Тело ученого напоминало бесформенный мешок с песком. Он не мог произнести ни слова, однако все еще был жив и находился в сознании. Альварадо увидел, как по его щекам катятся слезинки. Хоффман знал, что с ним сделают. Один из монахов произнес девиз братства, достал матерчатый восьмиугольник и положил его на заднее сиденье «БМВ».
Альварадо остановил машину на крутом берегу так, что фары смотрели прямо на озеро, открыл водительскую дверь, перевел рычаг переключения передач в режим движения и отпустил ручной тормоз. Автомобиль медленно въехал на лед и проломил его. Минуты через две-три был виден только задний номер.
Хоффман, все еще находящийся под действием медикамента, ощущал, как холодная вода заливает его по колено, затем по пояс, по грудь, по горло… Через несколько секунд его не стало.
Убийцы издали следили, чтобы их жертва вдруг не выбралась на лед. Они постояли так некоторое время, потом сели в свою машину и поехали в сторону Берна, но по пути остановились у телефонной будки.
Отец Альварадо набрал номер.
– Fructum pro fructo.
– Silentium pro silentio, – отозвался отец Мэхони.
– Задание выполнено.
По дороге в Берн оба долго молчали. Наконец отец Корнелиус спросил:
– Как вы думаете, он страдал?
– Вряд ли. Это средство не позволило ему набрать воздуха в грудь. Он умер сразу.
– Он знал, что умрет?
– Брат Корнелиус, верующий человек довольно долго свыкается с мыслью о том, что Господь ему не поможет. С Хоффманом было то же самое.
– Palmam qui meruit ferat, [27]27
Лавровый венок пусть получит достойный (лат.).
[Закрыть] – почти неслышно пробормотал отец Корнелиус.
VIII
Венеция
– Вставай, сестренка! – Ассаль прыгнула на кровать к Афдере.
– Дай мне поспать. Я прилетела очень поздно!
– Давай поднимайся. Роза приготовила такой завтрак! Ты же знаешь, что я твердо решила сделать из тебя толстуху. Кроме того, ты должна мне обо всем рассказать. Кстати, не забудь о том элегантном мужчине, которого мы видели на похоронах бабушки, – залилась смехом Ассаль, подошла к окну и стала раздвигать плотные шторы.
– Рассказывать нечего, – проговорила заспанная Афдера и направилась в ванную.
– Он еще не переспал с тобой?
– Нет. У него какие-то проблемы, которые мешают ему этим заняться.
– Вдруг он импотент, а признаться стесняется?
– Не думаю. А что у тебя с Сэмпсоном?
– Он попросил моей руки, – объявила Ассаль и выставила палец, на котором сверкал крупный бриллиант, вделанный в платиновое кольцо.
– Сестренка, как я рада за вас обоих!
В столовой, из окон которой открывался чудесный вид на Большой канал, уже был накрыт завтрак. Роза постаралась на славу. Она подала горячие булочки, хрустящие хлебцы, пармскую ветчину, соленое масло, пармезан, сыры из овечьего молока – пекорино и канестрато пульезе. Конечно же, не были забыты кувшины с соком и горячий кофе.
– Здесь всегда так холодно. Почему ты не включишь обогреватели? – пожаловалась Афдера, кутаясь в толстый шерстяной плед.
– А мне нравится, когда холодно и сыро. Бабушке тоже нравилось. Хватит, я хочу наконец узнать про твои египетские приключения!
Афдера стала подробно описывать все, что видела в Египте и в Швейцарии, пересказала разговоры с Лилианой Рэмсон, Сайедом и Бадани, а также с Агиларом и группой ученых. О попытке ее изнасиловать, убийстве Лилианы и покушении на Бадани она умолчала.
– Нам с тобой нужно решить, что мы сделаем с книгой Иуды. Если хочешь, оставим ее себе, – заключила она.
– А ты сама что думаешь?
– Ты же знаешь, я владею ровно половиной книги. Мне кажется, надо продать ее миллионеру-благотворителю или научному учреждению, чтобы ее могли исследовать ученые из разных стран. Фонд Хельсинга предлагает восемь миллионов долларов. Четыре тебе, четыре мне.
– Деньги меня мало интересуют. Вдруг ее купит богатый дядя, положит под стекло и будет любоваться в одиночестве? Вот что страшно. Если ты настаиваешь на этой сделке и нам дадут гарантии того, что покупатель передаст книгу научному учреждению для свободного исследования, то я не против. Давай продадим ее этому фонду.
– Как я люблю тебя, сестренка. – Афдера встала с дивана, на котором лежала, свернувшись клубком, и поцеловала Ассаль в макушку.
– Куда теперь пойдем?
– Мне надо сделать кое-какие важные звонки. – Афдера со стаканом сока в одной руке и теплым круассаном в другой пошла по комнатам и коридорам в библиотеку.
– Больше ничего не хотите съесть, синьорина Афдера? – спросила ее Роза.
– Нет, Роза, больше ничего. Мне не хотелось бы толстеть раньше тридцати пяти.
В библиотеке, где висели «Мадонна с младенцем» Альвизе Виварини и «Бичевание» Луки Синьорелли, Крещенция Брукс проводила долгие часы. Она изучала документы, составляла письма в музеи и отвечала на телефонные звонки со всех концов света. Для Афдеры воздух здесь был пронизан воспоминаниями о бабушке. Ассаль даже говорила ей, что слышит ее шаги за дверью, когда в библиотеке никого нет.
Свернувшись в удобном кожаном кресле, Афдера, все еще завернутая в плед, взяла листок бумага и стала выписывать имена тех, кому нужно было позвонить. Во-первых, Сабине Хуберт. Напротив ее фамилии девушка написала: «Радиоуглеродный анализ, перевод». Во-вторых, Агилару: «Продажа, сумма, покупатель». Третьим шел Абдель Габриель Сайед: «Рукопись, семья». Список заканчивался Резеком Бадани: «Кто послал того типа? Колаяни, Эоланд, Каламатиано. Здоровье».
В тишине, нарушаемой лишь негромкими звуками Третьей симфонии Рахманинова, Афдера набрала номер фонда Хельсинга.
– Привет, дорогая. Как дела? – сказала ей Сабина.
– Все хорошо, спасибо. Отдыхаю после поездки у себя дома, в Венеции.
– Повезло тебе! Я бы тоже хотела оказаться сейчас в Венеции, а не в Берне, – заметила вдруг реставраторша.
– Почему? Что-то случилось с книгой?
– Нет, с книгой все в порядке. Помнишь Вернера Хоффмана, специалиста по папирусам?
– Конечно, помню. А что с ним?
– Авария. Как раз в тот день, когда ты у нас была. Машина свалилась в замерзшее озеро. Вернер утонул.
По спине Афдеры пробежал холодок. Она села, выпрямилась и спросила:
– Как все это произошло?
– Полиция говорит, что случай очень странный. Озеро находится в километре от дороги, по которой он обычно ездил. Нас даже спрашивали, не было ли у него депрессии или склонности к самоубийству. Ты можешь себе представить Вернера со склонностью к самоубийству? Такого жизнерадостного человека надо было еще поискать. К тому же он очень любил свою работу. Не верю, что Хоффман вдруг захотел въехать в озеро и утонуть в нем. А если кто-то помог ему?
– Что-что?
– Может быть, кто-то помог Вернеру утонуть?
– Но как? Тогда получается, что он увидел кого-то знакомого или того, кто внушал ему доверие, и остановил машину. Не знаю, зачем ты задаешь такие вопросы, Афдера, но они меня пугают.
– Ладно, может быть, все это ерунда. Не бери в голову. Вероятно, и в самом деле произошел несчастный случай. Кто ведет расследование?
– Грюбер, кажется… Ханс Грюбер или как-то так, из отдела по расследованию убийств бернского управления. Если хочешь, я поищу визитку и дам тебе его телефон.
– Большое тебе спасибо.
Через пару минут Сабина снова взяла трубку.
– Записывай. – И она продиктовала номер.
– Я позвоню ему.
– Зачем?
– Сначала я хочу поговорить с ним, рассеять свои сомнения. Потом расскажу тебе кое-что.
– Я боюсь, что ты окажешься под подозрением, хотя в этом деле совершенно ни при чем.
– Не волнуйся. Что с книгой?
– Реставрация почти закончена. Мы получили результаты радиоуглеродного анализа. Могу прислать их почтой или дать трубку Джону, чтобы он сам все объяснил.
– То и другое. Вышли результаты через «Ди-эйч-эл», [28]28
«Ди-эйч-эл» (DHL) – известная компания, занимающаяся экспресс-доставкой грузов и корреспонденции.
[Закрыть] но Фесснера я тоже услышу с удовольствием.
– Хорошо, даю Джона. А ты уже решила, как поступишь с книгой, когда мы закончим работу?
– Мы решили продать ее одному богатому благотворителю. Он обещает передать манускрипт какому-нибудь университету или научному институту, чтобы сделать его доступной для ученых.
– Как великодушно с твоей стороны! Думаю, для науки так будет лучше всего.
В трубке послышался другой голос:
– Афдера? Это я, Джон Фесснер.
– Привет, Джон, как дела? Расскажи, что тебе удалось выяснить.
– Ты уже знаешь про Вернера? Очень загадочно, правда?
– Да, Сабина мне сообщила. Очень жаль.
– Нам всем тоже. Ладно, давай перейдем к моим находкам. Во-первых, хочу сказать, что радиоуглеродный анализ – самый точный метод датировки древних предметов биологического происхождения. Он основан на подсчете количества радиоактивного изотопа углерода, который живой организм получает из окружающей среды. Когда животное или растение умирает, начинается распад изотопа. Период его полураспада – примерно пять тысяч семьсот лет. Этот метод дает нам возраст папируса на тот момент, когда его срезали, с погрешностью порядка сорока лет. Кроме того, мы изучили и сопутствующую информацию.
– Что это такое?
– Очень просто. Мы взяли несколько проб и выяснили происхождение папируса и прочих материалов, использовавшихся для создания книги. Я говорю о коже, чернилах и так далее. Самые интересные для исследования части кодекса были распределены между пятью членами команды. Надо было проверить все досконально, чтобы не допустить ошибок в датировке.
– А ты не мог бы просто сказать мне, когда была написана книга Иуды?
– Прости! Любому ученому нравится объяснять во всех подробностях, как был достигнут результат. – В его голосе Афдера почувствовала легкое недовольство. – Книга датируется периодом между двести сороковым и триста сороковым годами нашей эры. Точность этого определения составляет девяносто пять процентов.
– Может ли в датировку закрасться ошибка?
– Во время роста растения возможны вариации количества углерода, так что приходится делать соответствующую поправку. К тому же результаты такого рода всегда представляют собой некую сумму возможностей и вероятностей. Но даже и в этом случае могу тебя заверить: вероятность того, что книга была создана до двести двадцатого года, составляет два с половиной процента, а того, что ее написали после триста сорокового, – тоже два с половиной.
– Спасибо, Джон. Не знаю, как благодарить тебя. Можешь снова дать мне Сабину?
– Конечно. Но тут рвутся поговорить с тобой Берт и Эфраим.
– Привет.
– Привет. А ты кто?
– Эфраим Шемель. Хочу сказать, что перевод почти закончен. Нам осталось разобраться лишь в нескольких грамматических сложностях. Судя по почерку и языку, документ появился на свет не позже первой четверти пятого века вполне вероятно, что и раньше. Евангелие, похоже, было создано около двести двадцатого года, когда множество подобных текстов соперничали за право считаться подлинными.
– Ты уверен в этом?
– Как в том, что мы сейчас с тобой говорим. Скажу больше. Оно, видимо, написано до провозглашения христианства официальной религией Римской империи при императоре Константине.
– Джон сказал мне, что книга появилась на свет не позже первой половины четвертого века. Так почему же идет речь о первой четверти пятого?
– Привет, Афдера это Берт Херман. Я отвечу на твой вопрос. Джон говорил о периоде между двести сороковым и триста сороковым годами на основании данных радиоуглеродного анализа. Эфраим же изучал только язык и стиль письма, а не религиозную составляющую текста. Если принять ее во внимание, то окажется очень маловероятным, что Евангелие было написано после триста двадцать пятого года, когда был созван Никейский собор. Взяв среднее между двести сороковым и триста двадцать пятым годами, мы получаем двести восьмидесятый год. Несомненно, текст является копией с оригинального сочинения на греческом или арамейском, которое появилось веком раньше. Возможно, она была сделана через сорок-пятьдесят лет после того, как Ириней Лионский заклеймил Евангелие от Иуды в своем трактате.
– Значит, мы имеем дело с копией другого документа?
– Я абсолютно в этом уверен. Евангелие и вся книга древнее, чем мы предполагали, чуть ли не на целое столетие. Не исключено, что Евангелие от Иуды – первое христианское сочинение, дошедшее до нас в нетронутом виде. Мы с Эфраимом обратили внимание на то, что в нем постоянно упоминается послание некоего Элиазара, но там не сказано, кто он такой и какую роль играл в жизни Иуды.
– А как по-твоему, кто это мог быть?
– Пока не знаю. Надо подождать до завершения перевода. Сейчас могу тебе сообщить, что Элиазар, судя по тексту, возглавлял какую-то раннехристианскую секту или был человеком, близким к Иуде.
– Допустим, его учеником, да?
– Может быть. Представляешь? Вдруг Иуда Искариот не повесился в долине Гееном после того, как схватили Иисуса? Может, существовала крупная христианская секта, члены которой верили в то, что предательство Иуды, описанное в Деяниях апостолов, совершилось по повелению Иисуса? Вообрази себе Иуду Искариота, избранного ученика, который служит знаменем для тысяч верующих. Что почувствуют руководители католической церкви, когда узнают, что ее краеугольный камень – вовсе не Петр, а Иуда? – стал пылко излагать Херман, увлеченный своими новыми теориями.
– Ты считаешь, что этот Элиазар был последователем Иуды, а не Иисуса?
– В книге ему отводится важная роль. Может быть, его фигура является ключевой для понимания происхождения христианства а также церкви и Ватикана в том самом виде, в каком мы их знаем.
– Спасибо, Берт. Мне нужно еще раз услышать Сабину. Да, и поблагодари от меня всех за блестяще проделанную работу. Надеюсь, я еще раз увижу вас до того, как вы закончите биться над книгой и разъедетесь по разным странам.
– Даю Сабину. Пока, Афдера.
– Алло. Это снова Сабина.
– Извинись от моего имени перед Джоном. Мне очень надо было узнать дату написания книги. Боюсь, я довольно резко оборвала его.
– Не беспокойся. Ученые порой бывают довольно занудными, сыплют всевозможными сведениями, думая, что всем все понятно, – негромко сказала реставраторша.
– Пришли мне, пожалуйста, как можно скорее результаты анализа.
– Я сегодня же вечером возьму их у Джона, сниму копию и отправлю тебе экспресс-почтой.
– Большое спасибо. Что бы я без тебя делала! Я у тебя в огромном долгу.
– Ты сможешь вернуть его, когда поговоришь с инспектором Грюбером и расскажешь мне то, что он сообщит тебе о смерти Вернера.
– Обязательно, Сабина. Пожалуйста, будь осторожна. Не доверяй никому.
– Кого ты имеешь в виду?
– Еще не знаю, но думаю, что скоро смогу тебе сказать. Будь осторожна и держи меня в курсе работы над переводом.
Афдера предпочла закончить разговор и позвонить Агилару отдельно, а не просить Сабину перекинуть звонок. Она подумала, что так будет безопаснее прежде всего для самой Сабины.
Через несколько секунд в трубке послышался голос директора:
– Добрый день, госпожа Брукс. Вы, наверное, хотите сообщить о вашем решении относительно книги?
– Да. Мы решили согласиться на предложение вашего таинственного покупателя и продать ее, конечно если он принимает наши требования. Хочу также сказать, что не пойду ни на какие изменения в них. Покупатель должен письменно подтвердить свое согласие на все шесть условий. Если хотя бы одно из них будет нарушено, то это станет предметом судебного рассмотрения. Мы с сестрой потребуем вернуть нам книгу, а сами возвратим деньги, кроме одного миллиона долларов. Эта сумма составит компенсацию за ущерб. Если вы согласны, то Сэмпсон Хэмилтон, наш адвокат, свяжется с вами для подготовки договора. Он также сообщит, в какой банк следует перевести деньги.
– Госпожа Брукс, я вижу, что у вас сложилось очень ясное представление о будущем договоре.
– Да. Передайте покупателю, что если он согласится, то все пойдет как по маслу. Очень приятно было иметь с вами дело, господин Агилар.
– Мне с вами тоже. Остаюсь в вашем распоряжении, но только в том случае, если вы примете приглашение на приватный ужин у меня дома.
– Сожалею, но никогда не прихожу на приватный ужин к тем, с кем веду дела. Если ваш покупатель согласен, то можно считать, что договор заключен. – Под конец разговора Афдера задала последний вопрос: – Смерть Вернера Хоффмана – ужасная потеря для вас?
– Разумеется. Он был одним из крупнейших в мире специалистов по папирусам. Для научного сообщества это страшный удар. К сожалению, дорога, по которой он ехал, в это время года очень опасна из-за наледи.
– Так это был несчастный случай на дороге?
– Да, похоже, что он не справился с управлением и вылетел с шоссе.
– Интересно… Кто-то говорил мне, что его нашли в километре от автомагистрали, на дне замерзшего озера.
– Да, правда. Он утонул. У меня как-то выскочило это из головы. Так или иначе, но потеря просто ужасная.
– Увы, это так.
Афдера сидела в тишине библиотеки и вдруг вспомнила, как Сэмпсон предупреждал ее о том, что не стоит доверять ни Агилару, ни загадочному фонду Хельсинга. Она решила на будущее иметь это в виду.
Дальше в списке стоял Сайед. Афдера вынула из бабушкиного дневника бумажку, где был записан номер переговорного пункта, ближайшего к его дому.
– Алло, кто это? – спросил телефонист.
– Мне нужно поговорить с Абделем Габриелем Сайедом. Я звоню из Италии.
– Одну минуту. Я пошлю кого-нибудь за его женой. Подождите немного.
В трубке послышалась арабская речь. Телефонист поручал кому-то найти Бинназ Сайед. Наконец та подошла к телефону.
– Афдера, это ты?
– Да, Бинназ, это я. Мне надо поговорить с твоим мужем.
– Он умер, – ответила женщина и всхлипнула.
У Афдеры кровь застыла в жилах. Умер?! Ведь еще совсем недавно они вместе ездили к пещерам в Джебель Карара. В это невозможно было поверить.
