355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эрик Фраттини » Водный Лабиринт » Текст книги (страница 14)
Водный Лабиринт
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 06:49

Текст книги "Водный Лабиринт"


Автор книги: Эрик Фраттини


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– И ты. Особенно Каламатиано и Агилару. Держи меня в курсе всего. Через два-три дня сдам Агилару отчет о реставрации, чтобы он отправил его в Венецию. Окончательную версию перевода тебе пришлет Эфраим из Тель-Авива. Осталось сделать последние штрихи, на это уйдет одна-две недели. Попрошу его выслать перевод прямо тебе, минуя Агилара.

– Буду очень благодарна. Это сэкономит мне уйму времени. Спасибо за чудесный вечер. Ужин был просто превосходным. Непременно приезжайте к нам в Венецию. Роза отлично готовит. После ее обеда ты моментально поправишься килограммов на двадцать.

Сабина и Мадлен вызвали по телефону такси. Когда Афдера выходила из подъезда, то увидела, как полицейские пьют кофе в машине, вспомнила слова Грюбера о том, что его люди не смогут противостоять опытным убийцам, и вздрогнула от внезапного ощущения близкой опасности.

Сабина проводила гостью и направилась в спальню, где ее ждала Мадлен, сбросившая с себя всю одежду. Несколько часов женщины занимались любовью. Потом реставраторша отправилась в душ. Мадлен заснула и пробудилась от звука фена.

– Иди ко мне, – попросила она, прижимаясь голой грудью к спине Сабины.

– Мне надо отдохнуть, родная. Я ведь уже не молода, не то что ты.

– Ладно, тогда я посплю немного. Домой возвращаться уже поздно.

Обнаженная Сабина подошла к зеркалу, взглянула в него и подумала, что груди у нее все еще крепкие, пока не начали отвисать… почти не начали. С тюрбаном из полотенца на голове она села за антикварный туалетный стол, сделала трехминутный массаж лица, после чего открыла баночку и нанесла на левую щеку немного питательного крема.

Пальцы и щеку женщины немедленно свела сильнейшая судорога. Это начал действовать яд листолаза, содержащий нейротоксины. Ее мускулы с невероятной скоростью становились дряблыми, зрение затуманивалось. Сабина тщетно пыталась ухватиться скрюченными руками за край столика. В зеркале она видела Мадлен, но голосовые связки уже были парализованы. Наконец яд добрался до живота. Сабину вырвало.

От шума проснулась Мадлен.

– Что с тобой? Сердечный приступ? – испуганно воскликнула она, но ответа не получила.

Мадлен вспомнила о полицейских, дежуривших внизу, и подошла к окну.

– На помощь! Вызовите «скорую»! Нужен врач! – прокричала она.

Один полицейский стал вызывать «скорую» по телефону, второй взбежал по лестнице и увидел сцену, достойную Данте. На полу корчилась полуголая Сабина. Лицо ее было жутко перекошено и покрыто рвотой. Полицейский сорвал полотенце с головы реставраторши, вытер ей лицо и попытался сделать искусственное дыхание, но безрезультатно. Сабина стонала, хотя уже несколько минут не чувствовала своего тела. Сквозь слезы она видела, как юноша в синей форме делал ей массаж сердца, однако яд успел распространиться по всему телу. Мадлен держала ее за правую руку. Сабина попробовала было прошептать «Я люблю тебя», но не смогла и этого. Совершенно сухой язык вывалился у нее изо рта.

Когда прибыли врачи, яд, оставленный отцом Альварадо в баночке с кремом, уже заблокировал выделение ацетилхолина в нервных окончаниях. Сабина издала жуткий хрип и скончалась от мышечного паралича.

Этой холодной ночью на счету «Братства восьмиугольника» появилась еще одна жертва – увы, не последняя.

– Холодного пива, пожалуйста.

– Сейчас, – прокричал официант, стоявший по другую сторону стойки.

Перед возвращением в Канаду Джон Фесснер решил в последний раз прогуляться по тихому Берну. По телевизору показывали хоккейный матч между «Дублин рэмз» и «Дандэлк буллз».

– Как все медленно, – раздался рядом с ним чей-то голос.

– Любители, только и всего. Вот канадцы умеют играть в хоккей, а ирландцы – только в регби.

– Вы канадец?

– Да, из Оттавы. Болею за «Сенаторз».

– А я поклонник «Калгари Флеймз», хоть и ирландец.

– Да что вы?! Они по шайбе попадают с десятого раза. Лучше бы им надеть на задницы вратарские маски. Ладно, хоть вы ирландец и болеете за «Флеймз», но разрешите предложить сам кружку пива.

– Согласен, если вы потом разрешите вашему покорному слуге сделать то же самое.

– По рукам. Только фотографироваться с вами не стану. Если привезу такое фото в Оттаву, то мне мало не покажется.

После нескольких кружек ирландец поведал, что его зовут Микки Кунан и он перебрался в Берн шесть лет назад.

– Работаю день и ночь, чтобы привезти сюда семью. Здесь мои сыновья смогут получить хорошее образование. Ведь дети заслуживают этого.

– Знаешь, Майк, у меня нет детей. Я пока что холост, но когда-нибудь мне встретится подходящая канадка, католичка и болельщица «Сенаторз». У нас будет много-много детей, – разговорился Фесснер под воздействием алкоголя.

Около четырех утра Кунан предложил канадцу напоследок заскочить в известный ирландский бар на Муртенштрассе, рядом с которым велось строительство. Фесснер согласился, и оба, спотыкаясь, покинули заведение. Пьяный канадец не заметил, что его новый приятель поигрывает чем-то вроде пластмассовой палки.

Оба сели в потрепанную «Ладу» Кунана, и машина тронулась с места. Вскоре ирландец остановился на плохо освещенной улице, вышел сам и помог выйти сильно опьяневшему Фесснеру.

Отец Спиридон Понтий посмотрел по сторонам, вынул из кармана стальную проволоку, вставил ее в пластмассовую трубку и резким движением накинул на шею ученого. Фесснер пытался сопротивляться, но скоро захрипел и обмяк. Все было кончено.

Из тени выступил отец Альварадо:

– Fructum pro fructo, брат Понтий.

– Silentium pro silentio, брат Альварадо.

– Он мертв?

– Да.

– Достаньте папку с документами, паспорт и билет на самолет. У нас мало времени, – распорядился Альварадо.

Они взяли безжизненное тело за руки и за ноги, отволокли его на стройку и бросили в бассейн с жидким цементом. Труп стал погружаться. Отец Понтий перекрестил его правой рукой и бросил сверху матерчатый восьмиугольник с латинской фразой.

Наутро коренастый человек почти в таком же сером пальто, какое было у Фесснера, и с его канадским паспортом, куда вклеили новую фотографию, вылетел из Женевы в Оттаву. Оттуда Спиридон Понтий должен был направиться в Чикаго, на встречу с очередной жертвой – Бертом Херманом.

Ватикан

Кардинал Льенар просматривал документы, рядом с ним сидела сестра Эрнестина. Ход размеренного действия, которое кардинал совершал уже почти рефлекторно, нарушил телефонный звонок.

– Возьмите трубку, сестра Эрнестина.

Монахиня услышала мужской голос:

– Я хотел бы поговорить с его преосвященством.

– Как вас представить?

– Скажите, что звонил Корибант. Я жду его через два часа на прежнем месте. – В трубке раздались гудки.

В назначенное время Льенар сидел в ботаническом саду, наблюдая за водяными лилиями, зеленеющими на глади небольшого пруда.

– Добрый день, ваше преосвященство.

– Добрый день, Корибант. Надеюсь, у вас есть что сказать мне.

– Как вы можете, ваше преосвященство? Я всегда выполняю приказы.

– Да-да… Так что у вас есть?

Агент вручил ему папку с двумя красными сургучными печатями.

– Что это?

– Марионетка, которая вам нужна.

Лицо государственного секретаря прояснилось. Он мог наконец провести свою самую изощренную операцию. Если ему удалось избавиться от предыдущего Палы после тридцати трех дней понтификата, то почему бы не сделать то же самое с неотесанным крестьянином, который заигрывал с коммунистами?

Льенар легонько потянул папку за край и открыл ее. Внутри лежали разноцветные листки бумаги вперемежку с черно-белыми снимками. На них были сожженные машины, люди с изуродованными лицами, валявшиеся на тротуаре в луже крови, орущие манифестанты, взявшие в кольцо американского посла. Под ними лежала фотография парня лет двадцати пяти и досье.

Льенар принялся читать.

Мехмет Али Агджа родился в 1958 году в селении Хекимхан, на юго-востоке Турции. Рано стал склоняться к самому фанатичному национализму, посещал собрания молодежной группировки, исповедовавшей антикоммунизм с расистской подкладкой и получившей название «Серые волки». Однако в 1976 году произошел резкий поворот. Агджа скрытно наладил контакты с террористическими формированиями прямо противоположной идейной ориентации. Турецкая разведка – Милли Истихбарат Тескилати (МИТ) – считает, что в 1976–1980 годах он поддерживал отношения с экстремистскими организациями как правого, так и левого толка. В 1977 году наши друзья из «Моссад» обнаружили его в ливийском лагере, где тренировались террористы. Там Агджа установил связи с ячейкам и турецких террористов, особенно сблизившись с двумя группировками: «Акынджилар» – религиозными фанатиками, выступавшими за исламизацию страны, – и «Юлкюджулер», куда входили молодые антикоммунисты, избравшие своим символом серого волка.

Льенар положил листок обратно и обратился к Корибанту:

– Ну что ж, марионетка у нас имеется. Агджа может быть подозрительным из-за своих связей как с «Акынджилар», так и с «Юлкюджулер». Ведь лидеры данных группировок вполне могут желать смерти Папы. Если подсунуть эти данные итальянцам, то они, конечно же, решат, что Агджа собирался убить Святого Отца, поскольку тот стремился установить дружеские отношения с коммунистическими режимами в Варшаве и Москве.

Кардинал вернулся к чтению.

25 июня 1979 года Мехмет Али Агджа был задержан за убийство журналиста Абди Ипекчи, совершенное 1 февраля того же года. Он выпустил в тело жертвы пять пуль. Убийца немедленно стал героем в глазах всех турецких радикалов. Через пять месяцев он бежал из тюрьмы Картал-Малтепе. На следующий день, оказавшись в безопасности, Агджа разослал в газеты такой текст: «В это непростое время западные империалисты, боясь, что Турция и братские исламские страны могут стать серьезной политической, военной и экономической силой на Ближнем Востоке, посылают в Турцию предводителя крестового похода, надевшего маску религиозного лидера. Если визит не отменят, я обязательно убью Папу-крестоносца. Это единственная причина, по которой я бежал из тюрьмы».

– Любезный Корибант, вы превосходно выполнили порученное вам задание, – сказал кардинал с ледяной улыбкой. – Мы нашли нужного человека.

– Как вы предполагаете провести операцию?

– Предоставьте это мне. Вы знаете, что я планирую распорядок дня Святого Отца и смогу свести обоих в одном месте.

– Это будет непросто. Швейцарцы не отходят от него ни на шаг. Кроме того, кардинал Данди, глава организации, приказал усилить папскую охрану своими агентами.

– Данди и швейцарцами займусь я. Вы сделайте так, чтобы к тринадцатому мая турок уже был в Риме.

– Как Агджа сможет приблизиться к Папе?

– Его Святейшество в этот день встречается с верующими на площади Святого Петра. Он, как обычно, поедет в своей машине с номером SCV-1, [32]32
  Vatican City State – город-государство Ватикан


[Закрыть]
но я позабочусь о том, чтобы верх был открыт. Охрана не будет особо бдительна, так как за ограждение смогут проникнуть только те, у кого есть специальный пропуск. Агджа его получит. Остальное за вами. Я не хочу знать, как турок сделает свое дело. Эти малоприятные подробности должны занимать только вас.

– Как вы передадите мне пропуск, не вызывая подозрений?

– Через журналиста «Оссерваторе романо» Джорджо Фоскати. Он хочет, чтобы я совершил конфирмацию его дочери и, конечно, окажет мне эту услугу.

– Хорошо, ваше преосвященство. Я в точности выполню ваши приказания. – Корибант преклонил одно колено и поцеловал кардинальский перстень.

– Alea jacta est, [33]33
  Жребий брошен (лат.).


[Закрыть]
мой друг, – произнес Льенар, коснувшись его головы в знак поддержки.

Женева

Швейцарию, где обосновался Василис Каламатиано, можно было смело назвать земным раем со снежными вершинами, кристально чистыми реками, надежными банками и вкуснейшим шоколадом. Именно эта страна стала прибежищем для многих антикваров и торговцев древностями. Швейцария, окруженная невидимой финансовой стеной и провозгласившая вечный нейтралитет, оставалась в стороне от конфликтов, которые сотрясали ее соседей.

В этой крепости можно было не только спрятать незаконно нажитые деньги, но и укрыться самому вместе со всей семьей. Отличная система социального обеспечения, качественная медицинская помощь, более высокие в сравнении с остальной Европой заработки и шестинедельный отпуск сделали Швейцарию для многих едва ли не страной осуществившейся утопии. Здесь не было ни бедности, ни опасных периферийных районов. В этой стране господствовало почти патологическое уважение к частной жизни и общественным нормам. Уют и покой, одним словом.

Возникновению этой идиллической картины немало способствовала Вторая мировая война, во время которой банки чуть ли не с религиозным почтением продолжали оберегать своих клиентов. Они принимали вклады евреев, бежавших от нацистов, и нацистов, грабивших и убивавших евреев. После войны многие деловые люди по-прежнему выбирали эту страну-открытку для помещения своих сомнительных прибылей.

Уважение швейцарцев к частной собственности привело к тому, что в страну тянулось все больше и больше людей, участвующих в торговле антиквариатом и предметами искусства. Швейцария, наряду с Великобританией, сделалась одним из ее центров, однако в 1965 году произошло громкое событие, занявшее собой первые полосы газет. 28 апреля полиция производила обыск на женевском таможенном складе и обнаружила большое количество ценностей, похищенных в Италии. Сумма улова исчислялась почти сорока двумя миллионами долларов. Знающие люди полагали, что за этим стоял Василис Каламатиано.

Утром 6 декабря 1971 года во время аналогичного обыска в Базеле было найдено около трехсот предметов, в том числе две мумии, четыре саркофага и несколько погребальных масок. Следствие вышло на Рафика Аль-Хаваси, представителя правящей партии в Гизе и личного друга египетского президента Садата. Египетские таможенники с позволения Аль-Хаваси оформляли древности как копии, приобретенные на базаре Хан эль-Халили. Рафик был задержан и показал, что работал на Каламатиано, известного среди подпольных торговцев антиквариатом как Грек.

Еще совсем молодой, блестящий, энергичный и внешне обаятельный египтянин тем не менее оставлял не самое приятное впечатление из-за своего высокомерия. Поэтому Грек и взял его в подручные. Он видел в Аль-Хаваси самого себя. Каламатиано тоже рос на каирских улицах и чувствовал себя в этом городе как рыба в воде.

Аль-Хаваси начинал как «ловец возможностей». Он должен был добывать ценные вещи, которые всплывали в Каире, и потому всегда носил с собой много наличных. Как только обнаруживалось что-то интересное, Рафик спешил в ближайшую телефонную будку и пытался дозвониться до босса, находящегося в Греции, Париже или Женеве. Высокий, хорошо одетый, он обладал навыками светского поведения и быстро сколотил себе состояние. В какой-то момент Аль-Хаваси решил, что ему пора занять высокую государственную должность, а заодно и жениться. Невеста была ни больше ни меньше как племянница Грека.

Кроме прочих талантов Аль-Хаваси обладал непревзойденным умением подмазать где нужно, чтобы провернуть сомнительную сделку или операцию по вывозу из страны антикварной вещи. Проблема заключалась в том, что он не умел оставаться незаметным, из-за чего нажил себе влиятельных врагов. Его высокомерие раздражало многих.

В результате обыска, сделанного в Базеле, полиция задержала двадцать человек по подозрению в контрабанде антиквариата. Среди них был и Аль-Хаваси. Ко всем подсудимым применили статью об участии в организованной преступной группировке, главой которой, по мнению прокурора, являлся помощник Грека. Через год после ареста Аль-Хаваси был приговорен к тридцати годам заключения.

Изумление было всеобщим. Человек, вращавшийся в высшем обществе и в политических кругах Египта, оказался причастен к темной афере.

Но самое любопытное заключалось вот в чем. Прокурор так и не выяснил, кто прислал ему сертификаты на вывоз тридцати реликвий времен фараонов за подписью Каламатиано. Некоторые считали, что за всем этим стоял сам Грек. Василис обнаружил, что его молодой помощник отправил покупателю несколько предметов, включая бесценный саркофаг, без ведома босса. Это означало, что Рафику вынесен еще один приговор – в среде торговцев древностями. Перед тем, кто обманул одного из самых уважаемых в мире антикваров, автоматически закрывались все двери.

Каламатиано родился на острове Корфу. Люди, которым приходилось с ним работать, часто называли его вторым Онассисом. Этот высокий и худой мужчина носил черную повязку на правом глазу. Легенда гласила, что глаз ему когда-то выбили кулаком в гонконгском баре, но Каламатиано уложил насмерть обоих своих противников. Сплетники рассказывали и другую историю. Грек продал прах Нурхаци, основателя Маньчжурской династии, лидеру триады – китайской преступной организации. Тот установил, что останки не подлинные, приказал схватить Каламатиано и вырвать ему глаз, после чего Грек предпочел вернуть деньги. Но все это были только слухи, и Каламатиано не опровергал их, поддерживая ореол таинственности вокруг собственной персоны. На самом деле глаз он потерял еще в детстве. Приятель выбил его камнем из рогатки.

Но Василис даже с одним глазом не пропускал ни одной ценной вещи, всегда носил с собой много денег и расплачивался сразу. За это его горячо любили торговцы, «загонщики» и копатели по всему Ближнему Востоку.

Афдера открыла бабушкин дневник.

Я познакомилась с Каламатиано в Париже, когда открыла там свою первую галерею. Дела шли бойко, но Василис видел во мне конкурента. Его угнетало даже то, что я свободно говорю на шести языках, тогда как он объяснялся лишь на грубом греческом, плохом французском и неважном английском. Василис вошел в мир торговцев древностями благодаря дальнему родственнику, у которого имелась лавка в Париже. Он обучился там начаткам ремесла, унаследовал бизнес, когда бездетный родственник умер, и быстро сделался любимцев снобов из высшего общества. Молодой, ловкий, умело ведущий переговоры Каламатиано с течением времени создал обширную сеть сотрудников и информаторов, извещавших его, если в какой-нибудь точке планеты возникало что-то, достойное внимания.

Афдера внимательно посмотрела на черно-белое фото, сделанное на международной конференции антикваров. Прямо за Крещенцией Брукс стоял Грек – серьезное круглое лицо, повязка на глазу. Она положила измятый снимок между страниц и продолжила чтение.

Он держал свой магазин в большом полуподвале, куда посетители пробирались по узкому коридору, заставленному коробками. Достигнув известного положения, Каламатиано решил перенести весь свой бизнес в Женеву, а для этого нуждался в жене-швейцарке. Он нашел ее. Эме родила ему трех сыновей и дочь. Каждый год в январе Каламатиано отправлялся на охоту и ловлю, по его собственному выражению. Он посещал Италию, Грецию, Кипр, Сирию, Тегеран, Стамбул, Каир.

Копатели называли его Кривым, но лишь заочно. В присутствии Грека они не осмеливались произнести это слою. Он умел приманивать и держать при себе «загонщиков», копателей, экспертов и так далее.

Помню одну из его лучших комбинаций. Василис за двести египетских фунтов, то есть пятьдесят долларов, купил небольшую статуэтку Исиды то ли в Каире, то ли в Дамаске. Затем он продал ее американскому коллекционеру за три тысячи долларов, получив шесть тысяч процентов прибыли! Через семь лет статуэтку продали на «Сотби», а может, на «Кристи», уже за полмиллиона.

Афдере было ясно, что Каламатиано принадлежал к тем немногим избранным, которые действовали на грани конфликта с законом и после Второй мировой войны заложили основы торговли ближневосточными древностями. Именно они служили связующим звеном между теми, кто находил предметы в арабских странах, Иране, Турции, и теми, кто покупал их за большие деньги в Америке и Европе. Все коммерсанты, подобные Греку, были людьми необразованными, но с хорошим нюхом на ценные вещи. Их отличала безжалостность по отношению к конкурентам.

– Господин Каламатиано?

– Это его секретарша. С кем имею удовольствие говорить?

– Я Афдера Брукс, внучка Крещенции Брукс.

– Минуточку, госпожа Брукс. – Через несколько секунд секретарша вновь взяла трубку: – Господин Каламатиано сказал мне, что позвонит вам в отель. Он просил вас ждать его звонка.

– Простите, а когда он позвонит?

– Не могу сказать. Я всего лишь передала вам слова господина Каламатиано. Ожидайте его звонка. Может быть, это случится сегодня же, а может быть – через неделю.

– Хорошо. Я остановилась в «Бо Риваж», набережная Монблан, тринадцать.

Четыре дня Афдера с нетерпением ждала звонка. Он раздался на пятый день, когда девушка уже решила возвращаться в Венецию. Секретарша сообщила, что Каламатиано готов принять ее в этот же день у себя дома. Даниэль, его шофер, подъедет к отелю в два часа.

Особняк коммерсанта находился на рут де Флориссан, в одном из самых аристократических кварталов Женевы. Греку принадлежал участок в четыре тысячи квадратных метров, на которых располагался сад и небольшое, на пять лунок, поле для гольфа. По краям владений стояли два дома, в которых Каламатиано селил своих гостей, рядом с ними находились теннисный корт и два бассейна – открытый и закрытый.

Элегантный дворецкий в черной визитке, стоявший у въезда, поспешил к «роллс-ройсу» и открыл дверцу.

– Прошу вас следовать за мной, госпожа Брукс.

Через просторный холл с четырехметровым потолком Афдера прошла в большую комнату с окном во всю стену, за которым виднелся сад. Это помещение служило одновременно кабинетом и гостиной. На полках и в витринах лежали ценнейшие предметы, которые относились к разным странам и эпохам: доколумбовой Америке, Египту эпохи Птолемеев, Древнему Риму, Византии, Вавилону. Здесь были глиняные сосуды, монеты, хрустальные украшения, даже ткани.

Внимание Афдеры привлекли черная гранитная статуэтка периода Среднего царства и золотое изваяние Исиды, кормящей грудью Гора.

– Вам нравится?

Афдера обернулась. Перед ней стоял Каламатиано.

– Конечно. Они прекрасны, – искренне похвалила девушка, в голове которой постоянно всплывали слова из бабушкиного дневника:

«Кто бы ты ни был, Каламатиано станет внимательно изучать тебя. Он захочет узнать, кто ты такой, что тебе известно об искусстве, какой у тебя характер, насколько обширны твои знания. Чаще всего у Василиса довольно приветливый вид, несмотря на пиратскую повязку. Но его лицо способно принимать разные выражения. Это помогло ему стать хорошим коммерсантом».

– Не хотите ли кофе по-гречески?

– Да, благодарю вас.

Дворецкий вскоре принес две чашки черного, горького, густого напитка. Для Грека это была стадия изучения. После кофе настала стадия сближения, когда торговец поведал гостье кое-что о своем детстве. За ней следовала стадия вопросов. Каламатиано хотел выяснить, что же от него нужно.

– Моя бабушка была вашей горячей поклонницей, – сказала Афдера в надежде растопить лед.

– Я отвечал ей взаимностью. С ее смертью наш бизнес лишился одного из самых опытных участников и, может быть, единственного честного человека. – Грек налил себе еще кофе.

– Как вы занялись всем этим?

– Бабушка не рассказывала вам?

– Нет.

– Происхождение у меня самое простое. Мои предки были пиратами, наемными убийцами, шпионами на службе у сильных мира сего, – сказал Каламатиано, показав на картину. – Вот этот портрет написал Боттичелли, когда жил при дворе Лоренцо Медичи. На нем изображен Ксенофон Каламатиано.

Предок торговца выглядел весьма свирепо. Многочисленные шрамы на его лице явно были получены в сражениях.

– Ксенофон родился на острове близ Пелопоннеса, – продолжил Грек. – Говорят, он был монахом-доминиканцем, но решил скинуть рясу и заняться благородным ремеслом убийцы, шпиона и отравителя, которое в совершенстве освоил при дворе юного османского султана Мехмета Второго. Ксенофон изучал трактаты греческого ученого Диоскорида. Это были первые сочинения, посвященные ядам и их использованию в военных целях. Он выяснил, что черная чемерица, она же рождественская роза, а также белая чемерица – совершенно безвредные растения. Но если их истолочь в ступке и подвергнуть перегонке, то они образуют опаснейшее вещество, способное вызвать мгновенную смерть. Султан отпустил его служить при дворе Медичи. Бывший монах с первого же дня, проведенного во Флоренции, стал грозной тенью Лоренцо, его глазами и ушами в простонародных кварталах и его карающей рукой. С тех пор мои предки занимались пиратством, воровством, незаконной торговлей, в том числе древностями. Правда, со временем они стали обучаться в лучших английских и швейцарских колледжах, – широко улыбнулся Каламатиано.

– Бабушка говорила, что вы лучше всех знаете древности и все то, что связано с торговлей ими.

– Крещенция… Великая женщина! Она знала, как выразить восхищение кому-нибудь, одновременно вонзая ему в спину нож. Этот ее неповторимый стиль! – Торговец встал и направился к роскошно отделанному бару. – Хотите рюмочку мастики?

– Извините, я даже не знаю, что это такое.

– Греческая виноградная водка. В нее добавляют смолу дерева, которое мы называем мастик.

– Попробую чуть-чуть.

Каламатиано подал гостье рюмку и прямо спросил у нее:

– Итак, зачем же вы приехали сюда и чего от меня хотите?

– Я объясню. Как вам известно, бабушка давным-давно купила так называемое Евангелие от Иуды. Много лет оно хранилось в Америке, в банковском сейфе. После смерти бабушки я нашла письмо от нее. Выполняя ее волю, забрала книгу и отдала в фонд Хельсинга для реставрации и перевода. Благодаря нашему каирскому другу, который…

– Вы о Резеке Бадани?

– Да, о нем. Резек рассказывал мне о специалистах, которые трудились на вас, чтобы найти ценнейший документ, составленный в первом веке и могущий пошатнуть основы вероучения современной церкви. Этот документ…

– Этот предположительно существующий документ, – поправил ее Грек.

– Пусть так. Этот предположительно существующий документ, составленный неким Элиазаром, может быть как-то связан с Евангелием от Иуды. Мне хотелось бы его отыскать и понять, о чем там говорится.

– А мне хотелось бы отыскать Ноев ковчег, Святой Грааль и могилу Чингисхана. Сожалею, госпожа Брукс, но я не имею ни малейшего понятия о том, где этот документ может быть.

– А если я вам скажу, что знаю, где находится Водный Лабиринт, он же Город семи ворот и семи стражей?

– Почти восемь лет на меня без передышки работали два высококлассных специалиста, но так и не смогли установить, где нужно искать документ. Они копались в разных архивах, посетили сотни монастырей, проехали тысячи километров – и все без толку.

– Я точно знаю, что один из них подобрался очень близко к документу, исследуя хроники Седьмого крестового похода. Мне известно, что Людовик Девятый Французский вручил книгу и рукопись Элиазара своим рыцарям и приказал беречь их. Два крестоносца, братья Фратенс, хранили рукопись у себя. Я уверена в том, что вы знаете больше, чем говорите.

– Что я буду иметь, если помогу вам найти этот предположительно существующий документ? Но это вовсе не означает, что я придаю ему такое же значение.

– Если документ Элиазара обнаружится, то я готова отдать его вам для продажи, но при условии, что мне будет разрешено сделать перевод и изучать рукопись столько, сколько потребуется. Вам достанутся и слава и деньги.

– Только сделать перевод и изучить рукопись?

– Да. Реставрировать, перевести, изучить. Когда я закончу с этим, она окажется в вашем полном распоряжении.

Каламатиано ненадолго задумался.

– Согласен. Я расскажу вам обо всем, что удалось выяснить моим людям. Подойдите к столу, я кое-что покажу.

Афдера встала с кресла и направилась к большому столу бразильского красного дерева. Каламатиано вынул из сейфа множество папок, положил их на стол и стал доставать содержимое – карты, дневники в кожаном переплете, фотографии картин и миниатюр из старинных кодексов, отчеты о посещении городов.

– Взгляните на то, что собрала моя команда. Людовик Девятый Французский, Филипп и Гуго Фратенсы, Седьмой крестовый поход, египетская кампания, варяги на службе Людовика, Дамиетта, Сен-Жан-д'Акр, Антиохия, Пирей. Дальше след обрывается. Известно, что один из братьев прибыл в Пирей из Антиохии. – Каламатиано достал из сейфа документ, свернутый в трубочку и перевязанный красной шелковой лентой. – Это заметки крестоносца, которого сопровождали белокурые, бородатые солдаты. Он плыл на север и добрался до Пирея, афинского порта. Мои люди полагают, что речь идет об одном из рыцарей Людовика и варяжских воинах.

– Откуда у вас это?

– Разве ваша бабушка не предупреждала, что торговцу древностями не задают таких вопросов?

– Почему ваше исследование не продвинулось дальше?

– Ученые, работавшие на меня, столкнулись с загадками, которые не смогли раскрыть. Вот, например. Мы знаем, что варяги оставили в каком-то месте какие-то указания насчет того, как найти документ Элиазара…

– Раз так, то эти указания должны быть записаны с помощью рун. Рунический алфавит использовался с третьего по пятнадцатый век. Ваши ученые не пробовали зайти с этого конца?

– Если бы пробовали и что-то выяснили, то мы с вами сейчас не говорили бы. Документ хранился бы у меня или у кого-нибудь из богатых коллекционеров.

– Я займусь поиском следа с того места, где ваша команда закончила работу. Как вам такой вариант?

– Я не против, если вы будете выполнять наше соглашение. Найдя документ, вы передаете его мне для продажи.

– После перевода и изучения.

– Договорились. По рукам?

– По рукам. Теперь мы партнеры.

Каламатиано предложил Афдере выслать ей в Венецию весь материал, собранный Колаяни и Эоландом, но она знала, что с этого момента начинается обратный отсчет времени. Теперь Грек не спустит с нее глаз.

По пути в отель девушка вспомнила, что ничего не сказала Василису о рыцаре, умершем в Венеции, о его щите с львиной лапой – гербом рода Фратенсов. Она не раскрыла секрет Водного Лабиринта, а Каламатиано ничего не спросил.

Афдера решила выждать, чтобы понять истинные намерения торговца. Он нуждался в ней и в переводе Евангелия, а она – в бумагах Эоланда и Колаяни. Конечно же, Грек уже знал о беседе Афдеры с Колаяни, но не сказал об этом ей, а она – ему. Девушка не забывала слова Крещенции, предупреждавшей ее о том, что в рукаве у этого торговца непременно спрятан туз – а может, два или три.

В отеле к ней обратился служащий на ресепшн:

– Госпожа Брукс?

– Да.

– У меня для вас срочное сообщение от инспектора Грюбера из Берна. Он звонил целый день.

– Что такое?

– Он просил перезвонить как можно скорее – Служащий протянул листок бумаги с номером телефона.

Афдера окинула взглядом холл, увидела несколько телефонных кабинок рядом с входом в ресторан, зашла в одну из них и набрала номер.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю