Текст книги "Мир приключений 1964 г. № 10"

Автор книги: Еремей Парнов

Соавторы: Север Гансовский,Александр Насибов,Евгений Рысс,Николай Томан,Игорь Росоховатский,Михаил Емцев,Александр Кулешов,Александр Ломм,Юрий Давыдов,Леон Островер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 68 страниц)

4

СОДЕРЖИМОЕ ЖЕЛТОЙ ПАПКИ

8 февраля 1939 года.

Первая группа инъекций.

Время – 14 часов 07 минут. Больной лежит в неподвижности, лицом вниз.

14 часов 14 минут. Дыхание стало глубже, темп замедлился. Лицо больного порозовело.

14 часов 21 минута. Периодичность дыхания приближается к нормальной. Наблюдаются конвульсивные подергивания конечностей.

14 часов 23 минуты. Больной, лежавший скрюченным, вытянулся, перевернулся на спину. Он ровно и глубоко дышит.

14 часов 25 минут. Плотно сжатые веки больного дрогнули. Он приоткрыл глаза, провел языком по губам.

14 часов 26 минут. Глаза полностью открыты. Больной пытается сесть.

14 часов 28 минут. Полное восстановление сознания.

Бретмюллер. Где я нахожусь?

Абст. В госпитале.

Бретмюллер. Вы врач?

Абст. Да, я врач и офицер военно-морского флота Германии. Но разговоры потом. Вы должны хорошенько поесть. Сейчас для вас это самое важное. Перед вами обед – пожалуйста, ешьте. Начните с бульона; смею уверить, он очень хорош.

Бретмюллер. Немедленно свяжите меня с начальником военно-морской разведки!

Абст. Садитесь к столу. Обедая, вы сможете разговаривать. Я охотно исполню все ваши…

Бретмюллер. Нет! Я буду говорить только с офицером разведки.

Абст. Вот мое удостоверение. Я офицер разведки. Мне известно все о вашем задании. Называю пароль: “операция Бибер”. Садитесь, ешьте и рассказывайте все самое важное. Садитесь же и начинайте – я внимательно слушаю.

Бретмюллер. Они погибли – лодка и люди!.. Это трагедия, которую не перескажешь словами!

Абст. Сидите спокойно. И ешьте. Приказываю есть! Вот так. Не спешите – пища лучше усваивается, когда ее хорошенько прожевываешь. Вы пообедаете, и мы возобновим беседу. Я оставляю вас. Вернусь через четверть часа.

Спустя пятнадцать минут.

Абст. Есть ли у вас какие-нибудь желания?

Бретмюллер. Я хотел бы отправить письмо.

Абст. К сожалению, нельзя. Но я обещаю: каждое ваше слово будет передано по назначению.

Бретмюллер. Как вы докажете это?

Абст. Вы видели мое удостоверение.

Бретмюллер. Я командир подводной лодки “Випера”. Она погибла. Не приведи бог, если туда пошлют другую!

Абст. Ее потопили? Как это произошло? Когда, где? Что стало с командой?

Бретмюллер. Погибла лодка, погибли люди!..

Абст. Когда?

Бретмюллер. В ночь на двадцать третье октября 1938 года.

Абст. Вам известно, что сегодня восьмое февраля 1939 года? Отвечайте. Почему вы молчите?

Бретмюллер. Это ложь.

Абст. Это правда. Вас выловили из океана близ той самой базы девяносто семь дней назад… Сидите, вам нельзя волноваться, расходовать силы!

Бретмюллер. Вы лжете, лжете! Этого не может быть. По-вашему выходит, что я…

Абст. Да, все эти девяносто семь дней вы были без сознания. Длительное пребывание в воде не могло пройти бесследно. Вы очень серьезно заболели, Бретмюллер. Но я заверяю: будет сделано все, чтобы поставить вас на ноги.

Бретмюллер. Я не верю ни единому вашему слову!

Абст. Хорошо. Сейчас четырнадцать часов пятьдесят семь минут. Через три минуты Берлин будет передавать сигналы точного времени и вслед за тем календарь событий за неделю. Справа от вас радиоприемник. Включите его, Бретмюллер, настройтесь на Берлин, и тогда вы ни в чем не станете сомневаться.

В 15 часов 02 минуты.

Абст. Успокойтесь. Выпейте воды. Ведите себя спокойно, иначе я прикажу связать вас. Вот так. Теперь сядьте и отвечайте на вопросы.

Бретмюллер. Три с половиной месяца!

Абст. Как это произошло?

Бретмюллер. Точно в срок мы вышли в район расположения объекта. Конечно, шли под водой. Рискнули подвсплыть и выставить перископ: по расчетам, было время заката, и я надеялся, что окажусь между островом и спускающимся к горизонту солнцем… Простите, у меня разболелась голова…..

Абст. Ничего, ничего. Говорите быстрее!

Бретмюллер. Расчет был верен.

Абст. Вы вышли в нужную точку?

Бретмюллер. Да, в перископ я увидел остров с базой. Он был прямо по курсу, милях в пятнадцати. А справа, по траверзу, в семи кабельтовых… Дьявол! У меня раскалывается голова от боли!

Абст. А тошнота? Вас мутит?

Бретмюллер. Немного. Но, мой бог, голова!..

5 часов 17 минут. Конец действия препаратов.

Сознание было восстановлено на 49 минут.

Буйство – 12 минут.

15 часов 31 минута. Больной впал в прежнее состояние апатии и безразличия.

23 февраля 1939 года.

Попытка повторить эксперимент с инъекцией препаратов в первоначальной дозировке. Неудача.

5 марта 1939 года.

Третья попытка, доза инъекций увеличена на 100 000 единиц.

Время —14 часов 30 минут.

Дальнейшее – как при эксперименте 8 февраля.

Полное восстановление сознания – в 15 часов 03 минуты. Больной выглядит так, будто проснулся после длительного тяжелого сна, в продолжение которого был мучим кошмарами.

Абст. Добрый день. Как чувствуете себя?

Бретмюллер. Неважно… Что со мной произошло в прошлый раз? Ничего не могу припомнить…

Абст. Пустяки. Постепенно вы приходите в норму. Не беспокойтесь, все будет хорошо. Ешьте и продолжайте рассказывать.

Бретмюллер. Есть не хочется… Впрочем, я возьму кусочек. Спасибо. Так, на чем я остановился?

Абст. Вы всплыли под перископ…

Бретмюллер. Да! Мы подвсплыли и увидели в перископ базу. Она была прямо по курсу, милях в пятнадцати. Справа же, по траверзу, в семи кабельтовых торчала эта проклятая скала!

Абст. Вот уже второй раз упоминаете вы о какой-то скале… Что это за скала?

Бретмюллер. Гигантская коническая скала, одиноко торчащая из воды. Страшная серая махина, которая стала причиной гибели лодки…

Абст. Вы ударились о нее?

Бретмюллер. Не перебивайте!.. Ночью мы всплыли, чтобы зарядить истощившуюся батарею… Простите, какое сегодня число?

Абст. Пятое марта.

Бретмюллер. Выходит, я снова был без сознания длительное время? Или я ничего не помню?

Абст. Вы были без сознания.

Бретмюллер. Почти месяц!

Абст. Вы спали. Это сделал я, ибо сон – лучшее лекарство. Но продолжайте. И, пожалуйста, не отвлекайтесь: у нас с вами время ограниченно.

Бретмюллер. Я снова впаду в беспамятство?

Абст. Продолжайте!

Бретмюллер. Боже, неужели все повторится?..

Абст. Вы зря теряете время.

Бретмюллер. Хорошо… Мы почти завершили зарядку, когда сигнальщик заметил корабль. Это был корвет, который шел на большой скорости и держал прямо на нас. Мы сыграли срочное погружение. Лодка ушла на глубину. Спустившись на полтораста футов, мы оказались на жидком грунте.[10]10
  Жидкий грунт – слой воды, более плотный, чем окружающие: опустившаяся в него лодка может лежать, не погружаясь.


[Закрыть] Вам известно, что это такое?

Абст. Да.

Бретмюллер. Мы застопорили двигатели – в последний момент мне показалось, что корабль стал отворачивать в сторону. “Быть может, – подумал я, – нас еще не обнаружили, не следует выдавать себя шумом винтов”. Но я ошибся. Я совершил двойную ошибку… Я погубил людей, лодку!..

Абст. Не отвлекайтесь. Говорите о самом важном. Сейчас меня интересуют только факты. Позже, когда вы поправитесь, мы снова вернемся к этому разговору.

Бретмюллер. Дайте мне сигарету.

Абст. Табак для вас самый сильный яд.

Бретмюллер. Только одну сигарету!

Абст. Нельзя.

Бретмюллер. Вы жестокий человек!

Абст. Я желаю вам добра. Но вы зря теряете время. Рассказывайте.

Бретмюллер. Уйдя под воду, мы открыли гидроакустическую вахту. Акустик доложил, что корабль приближается. Я хотел было уклониться с курса корвета, но не успел. Он начал бомбометание. Первая серия взрывов ложится в районе левого борта. Нас резко встряхивает. А бомбежка продолжается. Корвет, будто осатанев, вертится над нами и швыряет все новые серии глубинок. Взрывы, взрывы!.. Люди оглушены. Лодку швыряет из стороны в сторону, трясет. В этих условиях я принял решение – уходить.

Абст. Вы имели строгий приказ: ни при каких обстоятельствах не обнаруживать себя в районе базы. Почему вы включили двигатели?

Бретмюллер. В случае гибели лодки корвет почти наверняка выловил бы всплывшие обломки. А это лучшее доказательство. Нет, нет, я был прав. Я должен был попытаться увести лодку… Боже, все та же боль в голове! И – сердце… Скорее, отворите окно. Воздуха!

15 часов 41 минута. Конец действия препарата. Сознание было восстановлено на 38 минут. Произведен анализ токов мозга для выявления степени поражения его глубинных отделов. Результат резко отрицательный.

13 марта 1939 года.

Четвертая попытка.

Доза группы инъекций увеличена на 300 000 единиц.

Время – 18 часов ровно.

Восстановление сознания в 18 часов 47 минут.

Абст. Вот мы и вновь встретились. Дайте-ка руку. Пульс несколько учащенный, но так оно и должно быть. Все в порядке. Продолжайте рассказ. Но прежде я должен предупредить: вы очень скоро уснете. Поэтому поторапливайтесь.

Бретмюллер. Моя голова перевязана. Я чувствую сильную слабость. Что со мной происходит?

Абст. Ничего особенного. Лечение идет как надо. Вы ушиблись, поэтому на голове бинты.

Бретмюллер. Вероятно, сильно. Очень болит. Вот здесь. Темя. Видимо, я бредил?

Абст. Да… Не трогайте повязку! Опустите руки, сядьте удобней.

Бретмюллер. Почему вы не даете мне поесть? В те дни на столе всегда стоял обед… Впрочем, я не стал бы есть. Не могу. Кружится голова. Кружится и болит…

Абст. Боль пройдет. Что касается еды, то вы получаете специальное питание, когда находитесь без сознания. Обычная пища для вас не годится. Потерпите, скоро выздоровеете, и все войдет в норму. Говорите, я слушаю.

Бретмюллер. На чем я остановился?

Абст. Вас обнаружили, бомбили, вы приняли решение уходить.

Бретмюллер. Да!.. Мы перешли на ручное управление рулями, выключили все вспомогательные механизмы, даже машинки регенерации воздуха, чтобы до предела уменьшить шумы лодки. Электродвигатели, запущенные на самые малые обороты, едва вращали винты. Мы долго маневрировали, очень долго. И в конце концов нам удалось оторваться от преследования. Я вздохнул с облегчением. Я думал, это спасение. А лодка шла к гибели!

Абст. Что же с вами случилось? Сели на мель? Или наткнулись на ту самую коническую скалу?

Бретмюллер. Я забыл о приливном течении, которое в этих местах очень стремительно. А в тот час как раз был разгар прилива.

Абст. Течением вас ударило о скалу?

Бретмюллер. Если бы это!.. Но я продолжаю. Прошло полчаса, а мы по-прежнему двигались на малых оборотах. Курс был проложен так, что скала оставалась далеко в стороне. И вдруг лодка, ткнувшись скулой в преграду, резко отвернула в сторону. “Оба полный назад!” – скомандовал я. Моторы взвыли на предельных оборотах. Лодка отпрянула и тотчас получила сильный удар в корму. И здесь произошло самое страшное: лодку затрясло в вибрации. “Винты!” – вскричал мой помощник. Были мгновенно выключены двигатели. Но мы опоздали. Лодка лишилась винтов. Обоих винтов!..

Абст. Удар носом, и тотчас удар кормой? Не понимаю, как это могло получиться.

Бретмюллер. Поймете, когда дослушаете до конца… Дайте мне сигарету.

Абст. Нет.

Бретмюллер. Умоляю вас, одну сигарету!..

Абст. Ни в коем случае. Иначе я стану вашим убийцей.

Бретмюллер. Мне очень плохо. Кружится голова, темнеет в глазах. Дайте воды.

Абст. Выпейте это. Предупреждаю: будет горьковато. Но зато снимет боль. Вот так. Теперь вам лучше?

Бретмюллер. Немного… Я продолжаю рассказ. Мы испробовали все пути к спасению. Мы спустились пониже, но лодка уперлась в преграду брюхом, осторожно маневрируя балластом, попытались подвсплыть, и вскоре над головой послышался скрежет металла. Так непостижимым образом мы оказались в западне. И вдруг кто-то крикнул: “Лодка движется!” Мы затаили дыхание, прислушиваясь. В самом деле, подводный корабль, у которого не было винтов, тем не менее продвигался вперед, тычась боками в препятствия. Несомненно, нас влекло течение. Что же произошло? Объяснение могло быть только одно: лодка оказалась в подводном скальном туннеле, извилистом и широком. Нас затолкал туда прилив, а быть может, просто течение, о котором мы и не подозревали. Так или иначе, но мы попали в одну из извилин туннеля и именно потому ударились сперва скулой, а потом, когда попытались отработать назад, – кормой и винтами.

Абст. Что было дальше?

Бретмюллер. Прошло более часа. Лодка продолжала двигаться. Я подумал: быть может, туннель сквозной и мы, пробираясь вперед, в конце концов окажемся на свободе? О своих надеждах я сообщил по трансляции, и люди приободрились. “Только бы выплыть на чистую воду, – шептал я про себя, – а там мы придумаем, как спастись!”

Абст. Ваши предположения оправдались? Туннель был сквозной? Вам удалось вывести из него лодку?

Бретмюллер. Нет.

Абст. Что было дальше?

Бретмюллер. Мне трудно говорить. Усиливается боль в голове. И – спать. Я так хочу спать!.. Дайте мне передышку, я посплю немного, и мы…

Абст. Вот вам сигарета.

Бретмюллер. О, спасибо!.. Пожалуйста, спичку. Боже, как кружится голова!.. Нет, курить не могу. Погасите сигарету.

Абст. Говорите, Бретмюллер.

Бретмюллер. Прошло немного времени, и удары о корпус лодки прекратились. Она свободно висела в воде. Двигалась ли она, я не знаю. Мы выждали около двух часов. Вокруг было тихо. Тогда я рискнул включить машинки очистки воздуха – люди задыхались от недостатка кислорода. Замерев, мы ждали шума винтов корвета и новых взрывов. Однако все было спокойно. Еще один час томительного ожидания. Я осмелел и скомандовал всплытие. По расчетам, наверху еще продолжалась ночь – мы могли рискнуть. Как сквозь сон, слышал я голос матроса, считывавшего показания глубиномера. Мы постепенно поднимались.

Абст. Перебиваю вас. Какие глубины были в туннеле?

Бретмюллер. Примерно восемьдесят футов.

Абст. Очень любопытный туннель.

Бретмюллер. Итак, мы всплывали. Каждую секунду я ждал удара рубкой о скалу. Но над нами была вода, только вода. Подвсплыв, мы подняли кормовой перископ. Мы ничего не увидели. Два других перископа были повреждены и не выдвигались из шахт. И вот на глубиномере ноль я отдраиваю рубочный люк и поднимаюсь на мостик. Меня охватывает тишина и темнота – густой, ни с чем не сравнимый мрак. Нас будто в тушь окунули. Мрак и абсолютно неподвижный воздух. Мне стало не по себе. Почему-то вспомнился “Наутилус” капитана Немо… Неожиданно для самого себя я вскрикнул. Звук укатился куда-то вдаль, и, немного спустя, ко мне вернулось эхо. Я стоял на мостике подавленный, ошеломленный, а голос мой звучал, отражаясь от невидимых препятствий, постепенно слабея. Будто и он искал выхода, и не мог отыскать. Сомнений не было – лодка всплыла в огромном гроте!

Абст. Что же вы… Стойте, я поддержу вас!

19 часов 11 минут. Конец действия препаратов.

Сознание было восстановлено на 24 минуты.

Повторное исследование токов мозга. Состояние больного угрожающее.

Это была последняя страница. Фридрих Кан перевернул ее и закрыл папку.

Только сейчас услышал он звуки музыки. За роялем сидел Абст.

Его нервные пальцы легко бегали по клавиатуре, глаза были устремлены за окно, к тяжелой красной луне, которая медленно вставала над пустынным озером. Казалось, туда же уносится и мелодия – стремительная и тревожная. И музыка, и луна, и тускло отсвечивающая водная гладь за окном, да и сам Абст со странно неподвижными глазами – все это удивительно сочеталось с тем, что составляло содержание желтой папки.

Абст оборвал игру, пересел к столу.

Они долго молчали.

– Это был Шуберт? – спросил Кан, чтобы что-нибудь сказать.

Абст покачал головой.

– Я играл Баха. Одну из его ранних хоральных прелюдий. Написано для органа. Если бы здесь был орган!..

– Однако, я помню, ты любил Шуберта, – упрямо сказал Кан. – Ты увлекался и другими, но Шуберт для тебя…

– Иоганн Себастьян Бах – вот мой король и повелитель, – взволнованно проговорил Абст, – Бах – в музыке, Шиллер – в поэзии.

– Шиллер? – пробормотал Кан, рассеянно глядя на озеро. Сейчас он думал о другом.

– Да. Хотите послушать?

В голосе Абста звучала нетерпеливая просьба. Удивленный Кан неожиданно для самого себя кивнул.

Абст встал, сложил на груди руки. За ним было окно, и темный, почти черный силуэт Абста четко выделялся на фоне широких светлых полос, проложенных луной по поверхности озера.

Грозовым взмахнув крылом,

С гор, из дикого провала,

Буря вырвалась, взыграла, —

Трепет молний, блеск и гром.

Вихрь сверлит, буравит волны, —

Черным зевом глубина,

Точно бездна преисподней,

Разверзается до дна.

Читал Абст медленно, с напряжением. Голос его был резок, отрывист, и музыка стиха начисто пропадала. Вот он закончил и положил руки на лоб.

– Это из “Геро и Леандра”, – тихо сказал он. – Восемь строчек, а сколько экспрессии!..

Кан молчал. Он плохо разбирался в стихах, да, признаться, и не любил их. Он считал себя деловым человеком, а поэзия не для таких.

– Вот что, – сказал он, – распорядись, чтобы нам принесли поесть. Мы поужинаем и поговорим. И не медли – предстоит немало дел.

Ужин сервировали в соседнем помещении. Кан с аппетитом поел, выпил большой бокал пива.

– Вернемся к показаниям Бретмюллера, – сказал он, когда подали сладкое. – У меня из головы не лезет этот странный грот. Подумать только, он под боком у той самой базы! Хозяева ее, надо полагать, и не подозревают о существовании гигантского тайника в чреве скалы.

– В этом вся суть, – кивнул Абст.

Кан стащил с шеи салфетку, решительно встал:

– Не будем терять время. Идем к Бретмюллеру, я сам допрошу его.

– Быть может, отложим допрос до утра? Вам следует отдохнуть, выспаться. И предупреждаю: это небезопасно… Мало ли как он вдруг поведет себя.

– Но ты будешь рядом!

5

Они двинулись по лесной тропинке, которая вела в глубь острова. Было очень темно, и Абст включил предусмотрительно взятый фонарик. Шорох шагов в тишине, тоненький лучик света, выхватывавший из мрака то ветвь, похожую на протянутую руку, то уродливый камень, усиливали тревогу, которой была наполнена ночь.

Где-то приглушенно проверещал зверек, ему ответило громкое, размеренное уханье филина. И тотчас, будто вторя этим звукам, порыв ветра зашелестел в верхушках деревьев. Лес ожил, задвигался, заговорил.

– А он… не вырвется? – спросил Кан, перед которым неотступно стояли налитые кровью глаза Бретмюллера. – Было бы славно встретить его здесь, на этой тропинке.

– Исключено.

– “Исключено”! – передразнил Кан. – Я читаю: “Бретмюллер лежит пластом, как покойник”. А через секунду он бьет окна, врывается в комнату!

– И это уже во второй раз. – Абст помолчал. – Говоря по чести, я теряюсь в догадках. Странно, очень странно. Впрочем, скоро причины выяснятся…

– Когда же?

– Скоро, – уклончиво сказал Абст. – А вот мы и пришли!

Луч фонарика уперся в серую бетонную стену, обшарил ее, скользнул в сторону и задержался на широкой двустворчатой двери с пандусом – в такие можно ввозить больных на колясках.

– Кто? – спросили из темноты.

Абст молча направил фонарик на себя – осветил грудь, плечи, лицо.

– Проходите, – сказал голос.

Посетители приблизились к двери. Абст коснулся кнопки звонка. Дверь отворилась.

Они проследовали по коридору, миновали еще одну дверь и оказались в небольшой комнате.

Бретмюллер, связанный, точнее, запеленатый широкой брезентовой лентой, лежал вверх лицом на низком клеенчатом топчане, который занимал всю противоположную стену комнаты. Заросший подбородок безумца был вздернут, челюсти плотно сжаты, широко раскрытые глаза не отрываясь глядели в какую-то точку на потолке. Он часто и коротко дышал.

– В сознании? – Кан нерешительно остановился посреди комнаты.

Абст покачал головой. Подойдя к Бретмюллеру, прикрыл ему глаза ладонью и тотчас отвел руку. Больной не реагировал.

– В седьмую, – сказал Абст служителю, молча стоявшему у двери. – Приготовьте все, как обычно. Полный комплект. Не забудьте кофе и сигареты.

– Неужели он будет есть? – спросил Кан.

– Полагаю, нет. – Абст скривил губы в усмешке. – Однако так надо…

Он провел Кана в уютную комнату с мягкой постелью, ковриком перед нею и креслом у большого окна. Чуть пахло дымом: один из служителей возился у камина, разжигая угли.

В коридоре раздались шаги, четверо санитаров внесли больного, уложили в постель.

Вошла Марта Ришар, врач и помощница Абста. Кан кивнул девушке. Та поклонилась.

– Забинтуйте ему руки, – распорядился Абст.

– И голову? – спросила Ришар, оглядев грязную, сбившуюся набок повязку на лбу Бретмюллера.

– Только руки. – Абст нетерпеливо облизнул губы. – Руки он увидит, голову – нет. Приступайте!

Лицо девушки порозовело. Она ловко обмотала бинтами обезображенные, с комьями запекшейся крови кисти больного. Закончив, выпрямилась и вопросительно поглядела на Абста. Тот шагнул к столику с инструментами, достал из кармана коробочку ампул, отломил у одной из них кончик и втянул содержимое ампулы в шприц. Ришар обнажила и протерла спиртом плечо Бретмюллера.

Абст мастерски сделал укол.

Когда он повторил инъекцию, введя умалишенному еще одну дозу, у девушки дрогнули губы. Она взяла вату, чтобы протереть место укола, но Абст вынул из коробочки третью ампулу.

– Девятьсот тысяч! – пробормотала Ришар.

Вместо ответа Абст вновь вонзил иглу шприца в руку пациента.

Служитель убрал столик с медицинскими инструментами, вкатил другой – на нем уместились тарелки с обедом, бутылка какой-то воды. В высокой вазочке подрагивало апельсиновое желе.

Не прошло и десяти минут, как дыхание больного замедлилось, стало ровнее, глубже. Его губы разжались, и на лице проступил слабый румянец.

– Время! – скомандовал Абст. Он обернулся к Кану. – Действие препарата началось. Сегодня все будет протекать быстрее. Хочу еще раз напомнить: осторожность! Все время будьте начеку.

Ришар быстро распеленала Бретмюллера. Брезентовые ремни были сняты и унесены в коридор. Абст облачился в белый халат и шапочку.

Постепенно выражение глаз Бретмюллера изменилось. Вот он на секунду прикрыл их, затем повернул голову и оглядел комнату.

Увидев Абста, больной сделал попытку подняться. Ришар и служитель помогли ему сесть в кровати, под спину подложили подушки. Затем они вышли.

Абст приблизился к Бретмюллеру, взял его руку.

– Здравствуйте, – сказал он. – Сегодня вы выглядите молодцом. Пульс почти в норме. Словом, наши дела продвигаются.

– Но я совсем слаб, – проговорил больной. – Кружится голова, все плывет перед глазами. Нет, нет, не уверяйте меня – я чувствую, мне хуже.

– Пустяки. – Абст ободряюще улыбнулся. – Заверяю, что самое трудное позади. Лечение идет успешно. И вот я привез вам гостя.

– Я узнал господина Фридриха Кана, – безучастно сказал Бретмюллер. – Господин Кан желает допросить меня? Я готов сказать все, что знаю.

– Отлично. Вы продолжите свой рассказ, вам будут заданы вопросы. Но сперва следует пообедать.

Бретмюллер покачал головой.

– Не могу, – прошептал он. – Меня мутит при одном виде пищи.

– Хорошо, вы подкрепитесь позже. Не желаете ли сигарету? Тоже нет? Очень жаль. Я принес вам болгарские сигареты, самые лучшие. Курите, сегодня вам можно!

Бретмюллер устало покачал головой. Заперев дверь, Абст вернулся к кровати.

– Итак, приступаем, – сказал он. – Вы всплыли в гроте. Что с вами случилось в дальнейшем? Не торопитесь, подробнее опишите грот.

– Да, грот… – Бретмюллер поморщился, хотел было поднести руки к голове и обнаружил, что они забинтованы. – Что это? Что с моими кулаками?

– А вы ничего не помните? – небрежно спросил Абст.

На лице больного отразилось усилие мысли… Но вот он глубоко вздохнул, расслабился, и лицо вновь обрело выражение безразличия.

– Не помню, – проговорил он. – Обрывки каких-то кошмаров. Будто бежал, бил обо что-то руками, рвался… Нет, ничего не могу связать. Что же со мной случилось? Неужели снова буйствовал, кричал?..

– Вместо того чтобы лежать спокойно, вы пытались разбить кулаками вот эту стену. Короче, у вас был кризис. К счастью, он миновал. Поэтому-то вы так слабы. Это естественно: ведь организм изо всех сил боролся со страшным недугом. Боролся и победил.

– Значит, я буду жить?

– Разумеется, – бодро сказал Абст. – Но начинайте свой рассказ. Господин Кан очень занят, он должен спешить в Берлин.

– Не могу. – Бретмюллер сделал длинную паузу. – Очень хочется спать.

Абст встал. Он был встревожен. Поймав на себе взгляд Кана, едва заметно кивнул. Это означало: “Торопитесь!”

– Вам удалось осветить грот? – быстро спросил Кан. – Как он выглядит?

– Мы применили переносный прожектор.

– Как он выглядит? – переспросил Кан. – Он велик? Какой высоты своды? Есть ли расщелины в стенах, пустоты, туннели?

– Грот очень велик. В поперечнике метров триста, если не больше. Своды теряются в темноте. Сверху свисают сталактиты. Их множество. С некоторых стекает влага.

– А стены грота отвесны?

– Кое-где они спускаются к воде полого, под тупым углом, будто откосы.

– Так что из воды можно выйти?

– Да. Там, по крайней мере, два таких места. Мы и воспользовались ими. Мы излазили все вокруг– искали выход из подземелья. Поиски продолжались более суток. Обнаружено было много больших полостей в стенах, своего рода пещер в пещере.

– Есть и сквозные пещеры?

– Пещер много, но сквозных мы не нашли. Ни одной. Полость наглухо закупорена.

– Как же вы оказались на воле?

– Выплыл через тот самый туннель. У меня был аварийно-спасательный респиратор.

– А с какой стороны он начинается?

– Туннель?

– Да. Откуда вход в грот?

– С зюйда.

– То есть с противоположной стороны… Я хочу сказать: база находится к норду от скалы?

– Да.

– Какие глубины в гроте во время полной воды?

– Там очень глубоко.

– Сколько?

– Футов триста. Может, и больше… Простите, очень кружится голова. И боль начинается – все та же дикая, нечеловеческая боль в голове!.. Позвольте мне заснуть.

– Разговор надо продолжить, – жестко сказал Абст. – Господин Кан, пожалуйста…

– Да, да, – поспешно проговорил Кан, коснувшись рукой колена Бретмюллера. – Еще несколько вопросов, и мы оставим вас в покое. Тогда вы сможете хорошо отдохнуть. Ну-ка, напрягите свою память и сообщите нам ширину туннеля. Может ли проникнуть в него подводная лодка?

– Вы же знаете, что сталось с моей, – с горечью вскричал Бретмюллер. – Неужели, вы пошлете туда другую?

– А если это будет лодка класса “Малютка”?

– Все равно. Проникнуть на лодке в грот невозможно. Разве что водолаз сядет верхом на ее штевень и будет командовать рулевым… Нет, нет, это невероятно!

– Какова длина туннеля?

– Полкабельтова или немного больше. – Бретмюллера вдруг охватила злоба. – Да что вы все о туннеле и гроте? – вскричал он. – А корабль? А люди? Что с ними, где лежат их кости, это вас не интересует?

Наступила тягостная пауза.

– Полно, Бретмюллер, – проговорил Абст. – Мы понимаем ваше состояние. Сочувствуем… – Старайтесь не волноваться, вам это вредно.

Кан, не сводя глаз с больного, что-то напряженно обдумывал. Губы его шевелились, пальцы рук двигались, будто он разговаривал сам с собой. Вот он наклонился вперед, выставил ладони.

– До вас никто не побывал в гроте? Вы не обнаружили там чьих-либо следов?

– Не торопитесь с ответом, – вмешался Абст, – припомните получше, не ошибитесь.

Бретмюллер решительно покачал головой.

– Никакого следа пребывания там людей? – переспросил Кан.

– Нет.

– Вы сказали, у вас был дыхательный аппарат… Один?

– Аппаратов было много, на всю команду. Но я не мог разрешить воспользоваться ими. Я имел строгий приказ: на базе ни при каких обстоятельствах не должны знать, что возле нее побывала германская лодка. Если бы люди выплыли в респираторах… Короче, я выполнил приказ!

– Так вы сами уничтожили лодку и весь экипаж? – вскричал Кан, вставая с кресла.

– Сам! – Бретмюллер повалился в кровать, уткнулся лицом в подушку, заколотил по голове обезображенными руками. – Погибли все! Я сам взорвал корабль, утопил людей. Зачем? Во имя чего?.. О, будьте вы прокляты!

Кан шагнул к Бретмюллеру, взял его за плечи, потряс. Внезапно больной затих.

– Осторожно, – воскликнул Абст. Но было поздно.

Бретмюллер рывком приподнялся с постели. Руки его обвились вокруг шеи Фридриха Кана, и оба они упали на постель. Кан увидел возле себя физиономию сумасшедшего с оскаленными зубами.

Он вскрикнул и лишился сознания.

Кан, смакуя, сделал несколько глотков и откинулся в кресле.

– Славный кофе, – сказал он, – такой я пробовал, помнится, только в Марокко.

Абст тихо рассмеялся:

– Этот рецепт оттуда и вывезен!

И он долго рассказывал, как перехитрил в Танжере владельца портовой кофейни, ревниво оберегавшего свой секрет приготовления лучшего в городе кофе. Приключение было веселое, Абст действовал остроумно, и сейчас собеседникам было над чем посмеяться.

Они вновь находились в кабинете хозяина острова, куда Абст доставил своего шефа после происшествия при допросе Бретмюллера. Кан перенес немалое потрясение, и Абст старался развлечь его и успокоить.

Конечно, в критический момент он защитил Кана. Но это стоило жизни командиру “Виперы”, которому Абст разбил голову рукояткой пистолета – нападение было неожиданное, опасность для шефа велика, и Абст действовал автоматически. Теперь он досадовал: потерял выдержку, заспешил. В итоге, мозг умалишенного обезображен, и планы относительно его исследования – интереснейшие планы, на которые возлагалось столько надежд, пошли прахом!

Кан задумался, помрачнел. Он сидел, скорчившись в кресле, неподвижный, вялый.

– Вам все еще нездоровится? – участливо осведомился Абст и кочергой растащил поленья в камине.

Огонь вспыхнул ярче. По стене заметались большие тени.

– Уже поздно, комната приготовлена, и, если вы желаете…

– Не желаю! – перебил его Кан, выпрямляясь в кресле. – Я вижу, меня записали в немощные старики. Так вот, я разочарую тебя: постель подождет, пока мы не выполним еще одну работу.

– Какую работу, шеф?

– Я хочу посмотреть пловцов.

– Ночью?

– А почему бы и нет? Насколько я понимаю, ночью, в основном, им и придется действовать.

– Действовать? – воскликнул Абст, все больше удивляясь. – Вы желаете видеть их в работе?

– Именно в работе. – Кан взял его за плечо. – Сейчас ты покажешь, чего они стоят. Пусть потрудятся, а мы понаблюдаем.

– Это решение вы приняли, после того как посетили Бретмюллера? Я не ошибаюсь?

– Да, Артур. У меня из головы не лезут показания покойного. Подумать только, скала с огромным естественным тайником! И это – близ той самой военно-морской базы, против которой нам обязательно придется действовать!