Текст книги "Мир приключений 1964 г. № 10"

Автор книги: Еремей Парнов

Соавторы: Север Гансовский,Александр Насибов,Евгений Рысс,Николай Томан,Игорь Росоховатский,Михаил Емцев,Александр Кулешов,Александр Ломм,Юрий Давыдов,Леон Островер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 68 страниц)

– А, дьявол!.. – закричал он и вскинул ружье.

Андрей зажмурил глаза, но продолжал изо всех сил налегать на весла. Раздался выстрел и сразу за ним второй.

Стрелял Куличков не очень хорошо. Так как он скрывал, что у него есть ружье, ему редко приходилось практиковаться. И все-таки с такого расстояния одна пуля из двух, наверное, попала бы в Андрея, но Куличков нервничал, понимая, что если он упустит мальчика, то все погибло, торопился, и, кроме того, у него страшно болела нога и он стоял нетвердо, чуть покачиваясь от боли. Он сразу же перезарядил ружье. У него оставалось еще восемь патронов, так что он не терял надежды, что удастся подстрелить мальчишку. На этот раз он решил действовать осторожно и осмотрительно. Ковыляя, постанывая от боли, он дошел до самого берега. Теперь лодка была уже метрах в пятидесяти. Теперь уже лишняя секунда не играла роли.

Куличков встал на колени и не торопясь прицелился. Самое страшное было следить за медленно двигающимися стволами и ждать выстрела. И вдруг Андрей почувствовал, что сейчас Куличков непременно попадет, во что бы то ни стало попадет. Он бросил весла и упал на дно лодки…

Куличков не сразу понял, куда вдруг исчез мальчишка. Он уже так точно прицелился, что механически спустил курок. Но второй раз Куличков не стал стрелять. Он перезарядил разряженный ствол и начал ждать, когда мальчишка появится.

Но Андрей не появлялся. Он на секунду высунул голову из-за одного борта лодки и снова спрятался, потом высунул голову из-за другого борта и спрятался опять.

Куличков сходил с ума от ярости: как его достать, этого подлого мальчишку! Каждую минуту за ним могут прийти, и тогда он, Куличков, пропал.

Куличков тщательно, неторопливо прицелился и выстрелил. Он целил в весло и промахнулся. Вторым выстрелом он все-таки разбил весло. Перезарядив ружье, он начал целить во второе. В него он попал только с четвертого выстрела. Теперь лодка покачивалась метрах в пятидесяти от берега, и так как было полное безветрие, то она не приближалась к острову и не удалялась от него.

Андрей уже понял, что Куличков не первоклассный стрелок и что он попадает только тогда, когда долго целится. Поэтому он решил, что не очень опасно быстро высунуться и упасть снова на дно. Это было необходимо, для того чтобы увидеть, что делает Куличков. Он высунулся и сразу услышал выстрел. И сразу понял, что ранен. Его будто обожгло в левое плечо. От испуга он забыл спрятаться за борт, он сидел на скамейке, зажимая правою рукою рану, и чувствовал, как теплая кровь расползается по рубашке. Потом он понял, что это не тяжелая рана, во всяком случае, не смертельная, успокоился немного и посмотрел на берег: ружье лежало на песке. У Куличкова больше не было патронов. Куличков, кривясь от боли, входил в воду. Как только глубина позволила, он поплыл. Плыть было все-таки легче – нога меньше болела Андрей окинул взглядом лодку. Чем он мог защититься? Он увидел камень, который Куличков взял, чтобы утопить сеть. Куличков быстро приближался, Андрей взял обеими руками камень, поднял его и положил на борт. Только теперь он почувствовал острую боль в левом плече. Стиснув зубы, Андрей ждал, пока подплывет Куличков. С тоской он оглядел озеро. Он чувствовал, что слабеет. Если он потеряет сознание – то пропал. На горизонте, показалось ему, он видит какую-то точку, но времени вглядываться не было: Куличков быстро приближался. Он подплыл к лодке совсем близко.

– Я брошу камень! – сказал Андрей. – Ближе не подплывайте!

Куличков остановился. Теперь он барахтался в воде метрах в трех, не решаясь подплыть ближе. А Андрей ясно слышал рокот мотора. Он решился отвести от Куличкова глаза и взглянуть туда, где он заметил точку. Да, теперь сомнения не было. Белый катер быстро приближался. Уже даже было видно, что в катере сидят люди в милицейской форме.

И Куличков услышал мотор. И Куличков обернулся. И он тоже увидел катер и фуражки милиционеров. Он метнулся было к берегу, потом опять к лодке. А у Андрея кружилась голова, и он чувствовал, что еще немного – и он потеряет сознание. Какая-то страшная темнота настала для него вокруг– и озеро, и остров, и катер показались ему совсем черными. Он услышал плеск воды, силой заставил себя прийти в сознание и увидел, что камень упал в воду. Но в то же время увидел он, что катер подошел к Куличкову и сильные руки вытащили его из воды. И тогда, поняв, что теперь все в порядке и что он победил, Андрей потерял сознание.

А Куличков, когда его втащили в катер, горько усмехнулся и сказал:

– Всю жизнь мне не везло – не повезло и сегодня.

Глава двенадцатая
ПОСЛЕДНЯЯ

Андрей очнулся в больнице. Рана у него была не очень серьезная, но, во-первых, он потерял много крови, а во-вторых, для двенадцати лет пережил слишком много.

Зато, когда он очнулся, все пошло просто удивительно хорошо. Весь район уже знал его историю. Весь район восхищался им. Вокруг больницы был сад, и под окном в саду целые дни толпились товарищи Андрея по школе. Их не пускали сторожа, их гнали сестры и врачи, но они каким-то таинственным образом прорывались, и в окне палаты показывались их головы.

На второй день, когда Андрей немного набрался сил, его навестил председатель райисполкома. Тут уж за окном торчало, наверное, голов двадцать. Все ребята и все больные в палате слышали, как председатель райисполкома благодарил Андрея и сказал, что райисполком награждает его почетной грамотой и премирует лодкою с подвесным мотором.

Александра Степановна, мать Андрея, лежала в той же больнице на втором этаже. Первые дни от нее скрывали всю историю, чтобы не волновать ее, а дня через три, когда она окрепла после операции, ей сказали, и она пришла к Андрею. Сначала она ахала, ужасалась и плакала, но Андрей был такой веселый, и так было очевидно, что он скоро поправится, что Александра Степановна успокоилась и только иногда, вспомнив, что пережил Андрей, снова начинала ужасаться и ахать.

Каждый день приводили Клашу. Она по-прежнему жила у председателя райисполкома и очень сдружилась с двумя его детьми. Стрела стояла в райисполкомовской конюшие и чувствовала себя прекрасно. Так как Клаша была девочка хозяйственная и рассудительная, она объяснила, что обязательно нужно привезти Барбоса, кошку и жирафа. С этим согласились. Шофер райисполкома поехал на машине на Волошихинский рыбопункт, запер дом на большой висячий замок и привез всех троих.

Правда, приехал он весь бледный, с искусанными руками, и клялся, что в следующий раз лучше повезет дикого льва, чем этого Барбоса, – будь он неладен!

Увидя Клашу, Барбос успокоился и особых неприятностей семье председателя райисполкома не доставлял.

Пришел к Андрею, конечно, и Александр Тимофеевич. Он принес подарок дирекции рыбопункта – двуствольное ружье с дощечкой на прикладе. На дощечке было очень красиво написано: “Андрею Сизову за борьбу с расхитителями рыбных богатств от дирекции рыбпрома”.

Думали вызвать Павла Андреевича из командировки, но решили, что не стоит. Зачем зря волновать человека. Он, впрочем, сам приехал через неделю, как раз накануне того дня, когда Андрей и Александра Степановна вышли из больницы.

Их выписывали в один день. Я думаю, что врачи специально так подогнали. Может быть, кого-нибудь из них можно было выписать немного раньше, но решили подзадержать. И правильно сделали. Получилось очень торжественно: мать и сын вышли из больницы вместе, их провожали врачи и сестры и те больные, которым разрешалось ходить. А встречали их и Павел Андреевич с Клашей, и председатель райисполкома с семьей, и Александр Тимофеевич, и учителя из школы, где Андрей учился, во главе с самим директором, и, конечно, целая туча ребят, и много еще всякого народа.

К себе на рыбопункт они отправились на райисполкомовской машине, и все махали им на прощание руками и желали всякого благополучия.

Куличкова увезли судить в областной центр. Андрея вызывали в качестве свидетеля. Он рассказал все, как было, и ему разрешили после того, как он дал показания, остаться на процессе. Тут он узнал об удивительных результатах обыска в доме Куличкова, о пачках облигаций, завернутых в грязные тряпки, и о том, что Куличков вышел на тайный промысел далеко не в первый раз.

Прокурор в своей речи упомянул о мужественном и благородном поведении двенадцатилетнего мальчика, Андрея Сизова.

Куличкова осудили на пятнадцать лет, и он уехал, все еще считая, что ему просто не повезло в жизни, а он ни в чем не виноват.

Можно было, конечно, отдать под суд и четверых друзей. Но их решили не судить. Это был действительно первый случай в их жизни, да и столько они натерпелись страха и стыда, что это наказание сочли совершенно достаточным. Их прорабатывали на собраниях, про них произносились гневные речи, подчиненные смело выступали с резкой критикой по поводу нарушения начальниками советских законов. Словом, они пережили наяву все, что видели в страшных снах, когда только готовились к тайному лову. Как они ни каялись, покаяния их вызывали только усмешку. Вообще смех – это было, пожалуй, самое страшное. Так как всему поселку история была известна во всех подробностях, то, видя их, никто не мог удержаться от улыбки. Все со смехом вспоминали, как они мчались на лодках, обгоняя друг друга, как они ссорились и спорили, какими они оказались маленькими, трусливыми людьми.

Год с небольшим прошел с той поры, как я был на озере, и люди, с которыми я там сдружился, пишут мне, что все четверо постепенно уехали из поселка.

Степан Тимофеевич Мазин стал бухгалтером в сельском универмаге, Садиков где-то работает комендантом, а про Коломийцева и Андронова никто даже ничего и не знает. Уехали куда-то, и все.

Известно точно, что ни один из них до самого отъезда не выезжал на рыбную ловлю. У всех у них появилось какое-то отвращение к лодкам, к удочкам и к самой рыбе. Даже на озеро они старались не смотреть. Почему-то вид его был им неприятен.

А я хоть и не был на озере год с лишним, но все вспоминаю его: и бесконечную, необыкновенно яркую синюю гладь, то освещенную солнцем, то покрытую белыми бурунами, и снежные горы на другом берегу. Многое из того, что я видел там, уже стерлось из памяти, многое я уже не могу воссоздать воображением, и многих людей, с которыми встречался, я позабыл, но с удивительной ясностью представляется мне Андрей Сизов, в темную ночь садящийся в лодку, чтоб одному пойти против четверых, и маленькая Клаша, едущая на высокой лошади, – маленькая Клаша, которую даже не было видно, когда она стояла перед письменным столом председателя райисполкома за креслом с невысокой спинкой.

Ю. Котляр. “ТЕМНОЕ”

Длинные царапины глубоко прорезали рыхлую ткань противолучевого скафандра.

– Быстрей раздевайся и немедленно на осмотр.

– Зачем? Я себя прекрасно чувствую, – возразил Хуан. Данил ничего не ответил и молча вышел из шлюзовой.

Хуан с досадой прикусил губу и принялся торопливо стаскивать громоздкий костюм.

Салон встретил начальника тремя парами настороженных глаз.

– Ну? – выражая общее беспокойство, нетерпеливо бросил Чария.

– Опять… – нехотя ответил Данил.

– Напал! Да? – широко раскрыла глаза Ира.

Данил утвердительно кивнул.

– Проклятая тварь! До каких же пор?.. – вскинулся худой, остролицый Клод.

– Что с Хуаном? – перебила его Ира.

– Это нам скажешь ты. Он пошел к тебе, – хмуро отозвался Данил.

– Он ранен?

– Надеюсь, нет. Но скафандр основательно поврежден. Царапины очень глубоки. Могло задеть кожу.

Ира озабоченно покачала головой и ушла.

– Черт знает что! – Клод яростно хватил кулаком по столу.

– Спокойно, спокойно! – чуть повысил голос начальник. – Пожалей руки.

Клод не унимался:

– Ну, знаешь ли, с меня достаточно! Сыт по горло! Принять меры твой долг…

– Никто не спорит, – флегматично согласился начальник. – Кстати, скажи лучше, как он выглядит?

– Так ведь говорил уже десять раз.

– Ничего, расскажи в одиннадцатый.

– М-м-м… – замялся Клод. – Действительно! Черт его знает! Пожалуй… черный. Или нет, погоди! Скорее… Э-э, как бы точней? Серый с черными пятнами. Да-да! Именно так.

– По-твоему?

– Темно-синий, – лаконично ответил Чария.

– Та-ак… – протянул начальник. – А на мой взгляд, он темный. Просто темный… Ты упал тогда, Клод. Сильный был толчок?

– Как сказать? Честно говоря, не понял. Не столько толчок, сколько неожиданность.

Данил снова повернулся к Чарии:

– Я увидел тень и отшатнулся. Он задел вскользь по плечу и получил хорошего тумака. На этом мы расстались.

– Его размеры?

– Метра… полтора. Тонкое, гибкое животное.

– Да ну! Откуда там полтора? – перебил Клод. – От силы – метр. Массивный, толстый зверюга. Когти как бритвы.

Данил улыбнулся.

– Не вижу ничего смешного, – рассердился Клод.

Данил покачал головой и развел руками.

– А у меня был такой… Круглый!

В салон вошла Ира.

– Ну, как? – шагнул навстречу Данил.

– Он задет. – Сильно?

– Нет, пустяки, еле заметная царапина. Но ведь не в этом дело.

– Я понимаю. Ты боишься заражения? – невольно понизил голос Данил.

– Да.

– Сколько ждать, пока выяснится?

– Двенадцать часов.

– Ладно… Дежурю я, всем отдыхать. Спокойного сна!

***

Он подошел к стене и нажал кнопку. В открывшийся иллюминатор глянуло черное небо с тусклыми пятнами расплывчатых звезд. Далеко, у горизонта, мерцало розовым. Отсвет ширился, разрастался, набирал силу. Вскоре по небу побежали неяркие лучи и показался блеклый розовый сегмент. Он быстро увеличивался еще несколько минут, и громадный диск Розового солнца занял чуть не полнеба. Он осветил безжизненную ширь волнистой серой равнины. Терриконы разработок высились в полукилометре от жилых куполов. Добычу вели автоматы, но даже их кристаллический мозг разлаживался от всепроницающего излучения энория. Думающие вкладыши автоматов приходилось регулярно менять, но это не представляло особого труда и опасности. Надо только держаться в тени предохранительных щитков, не высовываться из нее и тщательно следить за целостью скафандра. Только и всего! Теперь с появлением “темного” все осложнилось. Короткий переход до разработок и обратно стал смертельно опасным. Над экспедицией нависла тень постоянной угрозы.

Странная история! В журнальных записях Ласло нет и намека на что-либо подобное, а он провел тут целый год. Значит, “оно” появилось после отлета группы Ласло. Или еще позже, уже при них… Да, скорее всего, именно так. Нападения начались не сразу, а со второго сеанса наладки автоматов. Но Ласло всегда подчеркивал полное отсутствие жизни. Он никогда никого не видел, кроме безобидных землероек, последних представителей живого мира Мертвой планеты…

По гладкому серо-розовому небу мелькнула тень, за ней другая. Они слились в огромное радужное пятно, внезапно разразившееся снопом красно-голубых лучей. Их дрожащие полосы охватили все небо и слились в призрачную сиреневую пелену. По ней побежали фиолетовые волны и закрутились разноцветные вихри. Данил равнодушно закрыл иллюминатор. Фантастическое зрелище уже потеряло прелесть новизны, раздражало и утомляло глаза. Он знал: на другой стороне небосвода взошло второе солнце. Крохотное, яростное Голубое солнце. Сумасшедшая пляска лучевых фантомов не прекратится до его заката. Потом, через некоторое время, все начнется сначала. Пока не настанет короткий час полной темноты – совпадение закатов обоих светил. Всего час! За это время нужно успеть побывать там, на разработках. Они успевали, пока не появилось “темное”. Розовое солнце излучало убийственные ку-лучи, а Голубое изливало поток смертоносных гамма-квантов. Один час, всего один час из пятидесяти находился в распоряжении экспедиции. Приходилось быстро поворачиваться, но справлялись. На этот раз Хуан благополучно добрался туда, но на обратном пути, у самого входа в купол, “оно” напало. Три нападения подряд. До сих пор пострадавшие отделывались нервной встряской и испорченными скафандрами, а на этот раз дело обернулось скверно. Хуан задет когтями “темного”, и неизвестно, чем это кончится. Противно сознавать свое бессилие и беспомощно ждать. Мысли Данила вернулись к “темному”.

Так и неясно, какое оно. Почти ничего не известно и о его повадках. Но, похоже, бродит только в темный час. Очевидно, тоже не переносит излучений обоих солнц. Странно и непонятно. Землеройки прячутся лишь от лучей Голубого солнца и отлично чувствуют себя при свете Розового. Это, естественно, так и должно быть. Розовое – их родное светило. Если “темное” избегает света Розового, то, выходит, Клод ошибается, его теория неверна. Тогда вообще не существует никаких гарантий от самых неожиданных встреч. Может быть, где-то затаились обитатели планеты? Как-то уцелели… Нет, ерунда! Клод, конечно, кипяток, но первоклассный космогонист. Он не станет бросать слов на ветер. Очевидно, Клод все-таки прав, и Розовое действительно поймало Голубое в сети своего тяготения, оказав этим медвежью услугу всему живому на планете. Остатки растений и останки животных, убитых излучением Голубого, наилучшим образом подтверждают гипотезу Клода. Выжили одни землеройки, их спас подземный образ жизни. Но как же тогда “темное”? А быть может, оно тоже не боится Розового светила?

– Нужно понаблюдать! – в задумчивости воскликнул он вслух.

– За кем? – спросил голос.

Данил вздрогнул от неожиданности, но тут же улыбнулся, встретив спокойный взгляд Чарии.

– Никак не спится, – пояснил тот. – Может, сменить? Все равно не сплю.

– Не стоит, до конца дежурства осталось недолго. Лучше поговорим… Что с Хуаном, станет ясно только через семь часов. Ты знаешь, чего я опасаюсь?

– Еще бы…

Данил испытующе посмотрел на сухое, смуглое лицо Чарии, на его седые волосы. Чария Упадхайя – один из старейших релятивистов Земли. Перед его глазами, в короткие промежутки между полетами, прошла вся история Объединенных народов – целый ряд веков. За этим морщинистым лбом таится опыт десятков дальних звездорейсов. Суровые черные глаза видели невиданное. Он, Данил, несмотря на полет к Веге и звание начальника, щенок по сравнению с ним. “Но почему молчит старик? Разве он не видит, как мне трудно?” Данил досадливо передернул широкими покатыми плечами.

– Ты видел начало. Тебе встречалось похожее?

– Трудно сравнивать. Причуды космоса неповторимы. Одно могу утверждать: “оно” настойчиво и кровожадно, но слишком слабо, чтобы убить сразу. Однако иногда убивает и царапина.

– Тебе приходилось видеть заболевших?

– Всего дважды. Это неумолимо, как вечность. Тут высокая концентрация вируса?

– По словам Иры, низкая. Всего одна положительная проба из двухсот.

Чария укоризненно покачал головой:

– Ты заблуждаешься – это много. Лапы “темного” соприкасаются с почвой тысячи раз за час.

Они замолчали. Данил подошел и сел напротив.

– Неприятно говорить, – начал он, – но… (Чария выжидательно прищурился.) Но что делать! – выдохнул Данил. – Приходится! Скажу прямо: не вижу выхода. Вот где у меня “темное”! – Он похлопал себя по затылку. – Я прикидывал так и этак – все без толку. Ничего не получается. Посуди сам! На барраж не хватит энергии, да и нет дальнобойных излучателей. Жесткий скафандр не защищает от наведенных излучений почвы, а лучевой – от его когтей. Высветить дорогу к разработкам невозможно: там ямы, камни, колдобины, много темных мест. Тайдер бесполезен – “оно” кидается так внезапно, что не успеваешь и руку поднять. Идиотское положение! – с сердцем заключил Данил и, немного помолчав, угрюмо продолжал: – До смены всего полгода. Нас прислали на минимальный срок, пошли навстречу моей просьбе. А мы? Что мы погрузим на супер? – Он безнадежно махнул рукой. – Два карьера уже бездействуют. Если пропустим сеанс наладки, станут и остальные. Какой-то заколдованный круг… Вызвать помощь? Пошел бы и на этот шаг. Но не хватит времени, супер придет раньше… – Он с хрустом сжал пальцы. – Ты знаешь, Чария, я больше не могу слышать об энории. Энорий, энорий, энорий! Мой отец чуть не погиб, добывая энорий на Голубом астероиде.

– Знаю, слышал, – вставил Чария.

– Энорий превратился в сущее проклятие нашей цивилизации.

– Говоришь ерунду, – строго сказал Чария. – Без энория, его энергии не может быть современных звездолетов. Благодаря энорию сейчас летают так далеко, как до его открытия и мечтать не смели. Конечно, энория с каждым днем требуется все больше, но это символ бурного роста звездонавтики. Энорий не проклятие, а величайшее благо.

– Давно не слышал от тебя таких длинных речей, – улыбнулся Данил и добавил: – Ты прав, я увлекся, поддался чувству досады. Но что делать? Скажи, посоветуй.

– Следующий сеанс мой… – задумчиво произнес Чарии. – Так вот, уберем прожектор и запустим вдоль дороги серию парашютных светильников.

– И ты надеешься, что поможет? – вскинул тонкие брови Данил.

– Попробуем. Нужно попробовать… Как дела, Ира? – повернулся Чария.

– Пока все так же. Хуан заснул и спокойно спит, но еще рано делать заключения. А вообще!.. Не хотела признаваться, но, кажется, есть надежда. Может обойтись благополучно.

– В таких делах старые новости – лучшие новости, – облегченно заметил Чария и, улыбнувшись Ире одними глазами, сказал: – Пойду к себе, может, усну.

Ира подошла к Данилу.

– Хоть бы обошлось с Хуаном!

– Ты что-нибудь делала с ним?

– А как же! Все, что только возможно… Но, если звездный вирус, я бессильна и…

– Не смей так говорить! – резко прервал он, но тут же спохватился: – Прости! Невольно вырвалось…

Она улыбнулась и, вздохнув, сказала:

– Пошла. – В ответ мелодично пропел сигнал. – А!.. Конец твоей смены. Пойди отдохни. Еще целых шесть часов ожидания… Вот и Клод прибыл.

***

Сон хитрил, прятался, упрямо не шел. Потом подкрался коварно, незаметно…

– Данил! Данил! Проснись!.. – настойчиво повторял голос Иры.

Он пробормотал:

– Я не сплю… – и вскочил, протирая глаза. – Ну что.

Она не ответила, растерянно глядя на него. Ее подбородок дрожал, а в глазах застыли слезы.

– Говори!

– Я… я не уверена. Но, кажется… – Она запнулась.

– Говори же!

– Звездная чума.

В горле вырос и застрял тугой ком, перехватил дыхание. Он с усилием проглотил его и коротко бросил:

– Вернись к нему. Я приду с Чарией.

Хуан лежал на спине под прозрачной изолирующей сферой. Он встретил их вымученной, жалкой улыбкой и тотчас скосил глаза на свою грудь. Там лиловело зловещее пятно. Чария внимательно и, казалось, бесстрастно посмотрел, кивнул больному и вышел. Данил, ободряюще улыбнувшись Хуану, последовал за ним.

– Не могу смотреть в его глаза, – глухо произнес Чария. – Это она… звездная чума. Он погиб…

– Думай, Ира, думай! Думай изо всех сил! Думай, пока не лопнет голова, но спаси его. Чего ты стоишь? Включи все свои памятные лонжеры. Ты же медик! – Голос Данила поднимался все выше.

– Не кричи на девочку! – резко прервал его Чария.

– Но нельзя же так! Он умирает, а она стоит. Опустила руки…

– Здесь и знаменитость ничего не сделает. Звездный вирус не дает пощады… Делай свое дело, девочка. А вдруг?.. – Он властно сжал локоть Данила. – Пошли!.. Не узнаю тебя. Где твоя выдержка, достоинство?

– А-а! – отмахнулся Данил. – Не до того. Хуан умирает! Мой лучший друг…

– Все равно нельзя кричать на женщину. Тем более на жену.

– Я кричал?! На Иру? Пойду извинюсь.

– Не к чему. Она умница, сама поймет, простит… Вы избалованное племя, – задумчиво продолжал он. – Слово “невозможно” приводит вас в бешенство. В мое время, когда я начинал жизнь, было иначе. Человек нередко смирялся перед природой. Сейчас человек разучился отступать. Вы идете только вперед, а иногда полезно временно отступить. Выждать, собраться с силами и снова пойти в атаку. Но уже беспроигрышную и без жертв. – Старик умолк.

Данил недоуменно посмотрел на него:

– Не понимаю, не вижу никакой аналогии. О каком временном отступлении может идти речь? Через несколько часов Хуана не станет и…

– Они еще не истекли, эти часы, – прервал Чария. – Вот послушай! Что тебе известно о судьбе Банта и планете Эльдорадо?

– Немногое.

– Мало кто знает больше. Я один из них. В те времена мне пришлось исполнять обязанности связиста на супере “Непал”. Связь Банта с Землей шла через нас. Он посылал депеши на ку-лучах – ку-граммы, – а мы передавали дальше обычными радиограммами. Бант нашел на Эльдорадо все, о чем может мечтать поисковик. Прекрасную атмосферу, великолепный климат, безобидный животный мир и богатейшие залежи энория. По сравнению с Эльдорадо легендарный Голубой астероид не стоил и гроша. Сначала все шло превосходно, но потом стали бесследно исчезать люди. Бант ничего не мог обнаружить. Он принял строжайшие меры предосторожности и ничего не мог поделать. Там было что-то не так. В корне не так! Ему следовало сразу, после первого же случая, немедленно прекратить добычу энория. Перейти на замкнутый режим и выждать. Время могло помочь открыть врага. Тогда можно было вступить в борьбу или оставить планету. Смотря по обстоятельствам. Но Бант увлекся и увлек других. Они продолжали добычу. Ку-супер Банта покинул Эльдорадо с перегруженными энорием отсеками и меньше чем с половиной экипажа. На Земле Банта ждал суд звездного трибунала, но он никуда не прилетел.

После длительного перерыва я принял последнюю ку-грамму Банта. На какой-то паршивой маленькой планетке, встреченной по пути, они подцепили звездный вирус и мёрли, как мухи. Последнюю депешу Бант передавал сам, по-моему, уже в горячечном состоянии. Наврал координаты планеты и клялся, что разгадал смертоносную тайну Эльдорадо. Что все дело в облаках. Не знаю, о чем шла речь, на Эльдорадо никто больше не бывал. Координаты планеты до последнего времени считались утерянными… Вот какова цена бездумной храбрости. Понял?

– Понять – понял, но мораль рассказа неясна. Вернее, не имеет ничего общего с нашим положением.

– А мне кажется, имеет, – веско возразил Чария. – Я летаю давно, наслышался и навиделся всякого. Пока рассказывал, одновременно припоминал все слышанное о звездной чуме. Все известные мне случаи. К счастью, не так уж они многочисленны. Так вот, никто и никогда не заболевал на больших планетах. Заражались на астероидах, мелких планетах или в космосе. Одним словом, исключительно в условиях слабого тяготения. Здешняя тяжесть всего четверть земной. Поневоле напрашивается вывод…

– А-а! – вскричал Данил и стремительно вскочил.

– Стой! Куда?.. Сядь на место. Позовем Иру, расскажем, посоветуемся. Только ей дано право решать…

За эти короткие часы лицо Иры осунулось и посуровело.

– Что Хуан? – лаконично спросил Чария.

– Хуже и хуже. Хуже с каждым часом. Пятна подбираются к лицу. Это звездная чума. Больше нет сомнений, – безнадежно заключила она.

– Сколько ему осталось жить?

– Часа два… Не более трех.

– Надежда?

– Ни малейшей.

– Совсем-совсем ни капли?! – переспросил Данил.

– Ну что вы меня мучаете? – со стоном вырвалось у нее. – Словно сами не знаете.

Данил решительно поднялся на ноги:

– Тогда слушай. Есть один выход…

– О Данил! – задохнулась она и беззвучно пошевелила губами, не в силах вымолвить слово. Подпрыгнула, поцеловала его в подбородок, крепко стиснула руки Чарии и кинулась прочь. На миг задержалась в дверях и ликующе крикнула: – Я чувствую – он будет жить!

Изолирующую сферу окружало тяжелое кольцо гравитационного пояса. Стрелка гравитометра застыла у отметки тройной земной тяжести. Хуан лежал на спине в том же положении, но дышал учащенно, с трудом: сказывалось влияние перегрузки.

– Они не отступают, но и не идут дальше, – прошептала Ира, указывая глазами на россыпь лиловых пятен, поднявшихся к горлу Хуана. Она вопросительно взглянула на Чарию и тихо сказала: – Три “жи”… Если добавить?

– Спроси прежде у него.

– Хоть десять, – прошелестел ответ. – Я… хочу… жить. – В глазах Хуана застыла смертельная тоска. Мозг больного сохранил ясность мышления. Он понимал, что умирает, и перегрузка – последняя неверная надежда.

Ира махнула рукой Данилу. Стрелка гравитометра медленно поползла вверх: четыре… пять… семь… восемь. Хуан мертвенно побледнел: сердце изнемогало под тяжестью железно потяжелевшей крови и ток ее замедлился.

– Еще… – прошептал он беззвучно.

Стрелка достигла грозной отметки “десять” и остановилась. Минуты потекли удручающе медленно. Все молчали. Лицо Хуана пожелтело, заострилось, веки бессильно опустились, но…

***

– Победа над звездной чумой – величайшее открытие. Ты обессмертил свое имя, – сказал Данил.

– Случайно подмеченный факт – не открытие, – возразил тот. – А до победы пока далеко.

– Ни капельки не согласна! – вмешалась Ира. – Хуан на пути к полному выздоровлению. Средство блестяще подействовало. Не нужно скромничать, Чария. Твоя идея должна стать достоянием человечества. Не к чему откладывать, каждый час промедления может стоить жизни кому-то, попавшему в беду. Я пойду скажу Клоду, пусть передаст…

Чария протестующе поднял руки.

– Не нужно! Оставь. Только сейчас припомнил… Эх, память уже не та, – пробормотал он. – Знаменитый капитан Лонг Бор в юности благополучно перенес болезнь. Его случай, правда, единственный, и везение Бора вошло в поговорку, но повторение не исключено. Если так, что тогда? Данил многозначительно взглянул на жену.

– Хорошо… – вздохнула она. – Пусть так. Отложим до окончательного выздоровления Хуана. За это время я проведу тщательные наблюдения, проделаю контрольные исследования, и если все подтвердится, то сомнений не останется… Почти не останется! – поспешно поправилась она в ответ на легкую улыбку Чарии.

– С этим покончили, – сказал Данил. – Теперь вернемся к “темному”. Этот сеанс вместо тебя проведу я.

Чария вопросительно вздернул тяжелые брови:

– Почему?

Данил немного замялся:

– Видишь ли… Только не обижайся. Хорошо? Я подвижней, сильней, мне скорее удастся покончить с ним.

– Ясно! Намек на мой возраст… – В тоне старика прозвучала нотка горечи. – В этом ты прав. Но нет, Данил. Не выйдет!

– Ты против. Хочешь идти? – недовольно спросил Данил.

– Нет, не пойду.

– Ничего не понимаю. Объясни.

– Никто не пойдет, – раздельно произнес Чария.

– Как так?!

– Ни один человек не выйдет из куполов, пока не будет обеспечена безопасность. Слепой риск не для нас, – хладнокровно пояснил старик.

– Мне кажется, здесь начальник я, – преувеличенно спокойно возразил Данил. – По Звездному уставу, решение начальника экспедиции, принятое за пределами Земли, не подлежит обсуждению.

– По Звездному уставу, начальник экспедиции не имеет права рисковать собой, пока есть в живых хоть один из ее членов.

– Но пойми же, Чария! – взмолился Данил. – Ведь работы станут.

– Пусть! Я не зря рассказал тебе историю Банта. Неужели она ничему не научила? (Данил пожал плечами.) Нельзя рисковать человеческими судьбами из-за мальчишечьей бравады. Рыцарь космоса – рыцарь расчета, а не пустоголовый забияка, – теряя обычное спокойствие загорячился Чария. – Пойми! Энорий – огромная ценность, но весь эиорий Вселенной не стоит человеческой жизни. Она неповторима и невозвратима!.. Тебя учили многому, и учили хорошо. Я только практик. Мои познания не идут ни в какое сравнение с твоими. Зато у меня есть опыт. Используй же его, сложи с твоими познаниями, и ты добьешься успеха. Мы должны разделаться с “темным”, не подвергаясь смертельной угрозе звездной чумы. Думай и думай, как ты недавно требовал от Иры. В этом я твой друг и безропотный помощник. Подчинюсь любому приказу! Не попрошу скидок на преклонные годы. Но рисковать человеческими жизнями не позволю, и это мое последнее слово.