Текст книги "Танцующая при луне "
Автор книги: Энн Стюарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Она шагнула вперед, но зацепилась туфлей за вытертый ковер, который, по мнению сэра Ричарда, вполне годился для той части дома, где обитала прислуга, Джейн полетела на пол, выронив ведро с водой.
Падая, она сильно ударилась подбородком о ведро, а коленом больно стукнулась об пол. Промокшая, измученная и несчастная, лежала она на полу в темном коридоре. Джейн была из тех, кто никогда не плачет, но сейчас у нее вырвался такой вопль горя и отчаяния, что его можно было бы услышать на другом конце графства – если бы кто-нибудь потрудился прислушаться. Но никому и дела до нее не было.
Где-то в отдалении послышались шаги, гулко звучавшие в пустых коридорах. Кто-то приближался размеренной, твердой походкой, ничуть не похожей на шаркающие шаги престарелого Джорджа или неуклюжую поступь сестер Твикхем. Джейн знала, кто это может быть, и понимала, что лучше всего ей поскорее вскочить на ноги и спрятаться в ближайшей спальне.
Но она не в силах была заставить себя подняться.
Как не в силах была перестать плакать. Питер всегда считал ее сильной, лишенной воображения и скучной особой. Не факт, что он вообще отдавал себе отчет в ее принадлежности к женскому полу, с горечью думала Джейн, охваченная чисто женской слабостью. Она плачет, и пусть он увидит ее такой – ей это безразлично!
Джейн закрыла лицо ладонями и разразилась новым приступом рыданий. Спустя мгновение она почувствовала, как он опустился рядом на колени и положил ей на плечи свои сильные руки.
Ну же, детка, – Голос Питера был низким и рокочущим. – Из-за чего столько переживаний? Ты же не из тех, кто рыдает над чашкой пролитой воды.
Джейн вскинула голову и посмотрела ему прямо в лицо. Вряд ли он мог разглядеть в этом темном коридоре пылавшее в ее глазах негодование, однако Джейн не собиралась щадить его.
Я могу плакать, над чем захочу, – прорыдала она. – Я устала, промокла, ушиблась. И я совершенно одна, черт возьми!
Ей так понравилось звучание этого слова, что она повторила его еще несколько раз, перемежая рыданиями:
Черт, черт, черт!
Реакция Питера оказалась не слишком обнадеживающей. Сначала у него вырвался негромкий смешок, а затем он поднял ее с пола и прижал к себе – как какую-нибудь хрупкую неженку или плачущего ребенка.
Ладно, ладно, поплачь. У каждого бывают такие мгновения, когда ему нужно как следует выплакаться.
Как ни странно, именно заверения в том, что она имеет право поплакать, могли быстрее всего остановить ее слезы. А еще тот факт, что голова ее оказалась прижатой к груди Питера. Даже сквозь грубую ткань рубашки Джейн ощущала тепло его кожи. Она тут же спрятала лицо в этой ткани, слепо ища утешения. Или чего-то совершенно иного.
Что и говорить, нелегко тебе пришлось, – произнес он своим рокочущим голосом. – Мне бы, конечно, прийти пораньше. Но я думал, что вы вдвоем будете в полном порядке, раз вся семейка уехала. Да и братец твой загрузил меня работой с утра до ночи. Надо было тебе послать за мной.
«А что бы от этого изменилось?» – думала Джейн, цепляясь за его рубашку. Ему бы пришлось постараться, чтобы разжать ее пальцы, поскольку держалась она за него, как за последнее спасение.
Как же восхитительно от него пахло! Конюшнями, кожей и сидром. Эти запахи неизменно ассоциировались у нее с Питером. Не в силах справиться с эмоциями, Джейн снова разразилась рыданиями.
Рука его поглаживала коротко остриженные волосы Джейн с той же нежностью, с какой он гладил обычно жеребую кобылу.
Детка, – в голосе его прозвучала нотка отчаяния, – ты разбиваешь мне сердце. Ради бога, перестань плакать и скажи, что я могу для тебя сделать.
Ты можешь поцеловать меня.
Конечно же, он ее не услышал. Джейн ни за что бы не решилась произнести эти слова вслух. Она и так уже получила то, на что только могла надеяться. Питер держал ее в объятиях, нашептывая слова утешения и бережно поглаживая по волосам. Она не забудет об этом до самого конца своей одинокой, никчемной жизни.
Что такое с мисс? – услышала она гнусавый голос одной из сестер Твикхем.
Ей нужно выпить чаю, так что давай шевелись, – резко бросил Питер. – Вы плохо заботитесь о своей хозяйке. Постыдились бы!
А то ты не знаешь мисс Джейн, – огрызнулась вторая сестра. – Да она сильная как лошадь. К тому же в доме, кроме нас и старого Джорджа, никого нет. С одними каминами сколько возни – попробуй уследи, чтобы огонь не погас. У нас нет времени, чтобы заниматься мисс Джейн.
Ей даже приходится самой нести себе воду для умывания? – сухо поинтересовался Питер.
Так это она для мисс Пенсхерст. – Сестры явно считали этот факт чем-то вроде оправдания.
А почему бы вам не заняться этой небольшой проблемой, пока я провожу мисс Джейн до ее комнаты? А потом вы принесете ей чашку горячего чая.
До ее комнаты? – в изумлении воззрилась на него сестрица номер один. – Да тебе даже сюда нельзя подниматься, и ты это прекрасно знаешь. Что уж говорить про ее комнату.
Ну, так останови меня, – хмыкнул Питер.
В следующее мгновение он поднял Джейн на руки с такой легкостью, будто она ничего не весила. А когда она собралась урезонить его, Питер прижал ее к себе, заглушив любые протесты.
Пошевеливайтесь, вы, раззявы, – бросил он сестрам.
Питер, – выдавила Джейн, – ты же не можешь...
Разумеется, могу.
Он понес ее по тускло освещенному коридору безо всяких усилий, как носил новорожденного жеребенка. Дверь в комнату Джейн была слегка приоткрыта, и он пинком распахнул ее.
Джейн думала, что он усадит ее на стул возле камина и подаст шаль, чтобы она могла согреться. Однако он сам опустился на сиденье, продолжая прижимать ее к себе. А Джейн и не думала сопротивляться.
Питер слегка приподнял ее лицо, чтобы взглянуть ей прямо в глаза.
А теперь, Джейни, – обратился он к ней по имени, которое не использовал с тех пор, как она вышла из детского возраста, – скажи мне, кто разбил твое сердце и что я могу сделать с этим ублюдком
Глава 10
Габриэль бесшумно, как призрак, проскользнул мимо открытой двери. Не то чтобы Джейн и Питер были в состоянии заметить его. Джейн заливалась слезами, что было ей совершенно несвойственно, а Питер мужественно пытался разрешить ситуацию. И справлялся он с этим, на взгляд Габриэля, весьма неплохо.
Покачав головой, он побрел дальше по пустынным коридорам своего бывшего дома. Какой простой стала бы жизнь для некоторых людей, если бы они перестали беспокоиться из-за ерунды. То же самое, впрочем, мог бы сказать ему и Питер. Для Габриэля, внебрачного отпрыска скандального союза, мало что значили вопросы социального статуса. В силу своего происхождения он был как вне общества, так и над ним, а потому мог делать что хотел.
Ничто и никто не интересовал его, за исключением разве что двух незадачливых влюбленных, устроившихся в соседней комнате. Питер, напротив, придавал всему слишком большое значение. В этом-то и состояла его главная проблема. Пожалуй, ему стоило бы позаимствовать хорошую порцию эгоизма, которым в избытке был наделен Габриэль.
Он неслышно двигался по темным безлюдным коридорам. Призрак среди призраков. Не то чтобы личные его привидения – брат Павел и брат Септимус – когда-нибудь выбирались в поместье. Они были привязаны к Хернвудскому лесу и развалинам аббатства и не могли покидать их границы. Никто, впрочем, не осудил бы их за нежелание посещать этот мрачный, бездушный дом.
Сам Габриэль ненавидел это место с такой силой, что никак не мог выкинуть его из головы. Не всегда он был таким отстраненным и неуязвимым, как сейчас. В этих комнатах продолжали жить воспоминания о его горьком безрадостном детстве. В любой момент они готовы были выбраться из тени, чтобы уцепиться за одежду одинокого мальчика, печально бредущего по холодным, унылым коридорам.
Габриэль знал, в какую комнату поместили Лиззи. Это была маленькая неуютная спальня под самой крышей – ее всегда отводили малозначимым гостям. Габриэль решил не заглядывать туда. Зачем в очередной раз подвергать себя искушению? Он и так думал об Элизабет слишком много, даже когда ее не было рядом.
Его прежняя комната была лучшей в доме. С ней не могла сравниться даже спальня самих Даремов. В детстве Габриэль часто размышлял над этой загадкой. Став взрослым, он узнал ответ. Что толку в пышности обстановки, если комната была мрачной и унылой – не столько детская, сколько просторная тюрьма.
Ему не стоило заходить туда, но он все-таки вошел, побуждаемый той частью своего существа, которой хотелось оживить забытую боль. Он распахнул дверь и от неожиданности замер: в камине итальянского мрамора ярко пылал огонь.
Ничего не изменилось в комнате с того момента, как он покинул ее. За исключением женщины, лежавшей сейчас в его кровати.
Даже в неясном свете камина пламенели ее волосы, рассыпавшиеся по подушке. Разумный человек быстро отступил бы назад и прикрыл за собой дверь – пока его еще не успели заметить.
Но Габриэль никогда не был разумным. Он шагнул в эту спальню, из которой сбежал когда– то, как из тюрьмы, и плотно закрыл дверь. Прислонившись к ней спиной, он начал, неспешно осматриваться.
С появлением Лиззи место это изменилось. Портьеры и стены остались такими же темными, а мебель – столь же громоздкой. Только огонь в очаге сиял ярко, разгоняя унылую полутьму.
Лиззи недвижно лежала под кучей покрывал, и лицо ее казалось неестественно бледным. Может, стоило потревожить Джейн и Питера, чтобы узнать, вызывали ли уже доктора? Габриэль подавил этот невольный импульс. В конце концов, дышала Лиззи ровно и размеренно. Инстинкт подсказывал ему, что девушка находится на пути к выздоровлению, а Габриэль привык доверять своим инстинктам.
У кровати стоял стул, однако Габриэль прошел мимо – к удобному креслу, стоявшему в полумраке. Он всегда предпочитал тень яркому свету. Так он мог слушать и наблюдать, оставаясь незримым для окружающих. Вот и теперь он мог посидеть в своей старой спальне, населенной призраками прошлого, и помечтать о Лиззи, такой юной и нежной, покоящейся сейчас в его постели.
Приятное занятие после весьма неприятного дня, в течение которого он методично прочесывал прилегающие рощицы в поисках убитых животных. Габриэль старался не вникать в извращенные представления Чилтонов о древней религии, однако не мог не заметить, что с приближением мая и праздника Белтайн ситуация начала стремительно ухудшаться. Теперь уже речь шла не о случайных трупах животных, но о регулярных, чуть ли не ежедневных жертвоприношениях. Габриэля мучили дурные предчувствия: он не сомневался в том, что для грядущего праздника Чилтоны готовили нечто особенное. А этим людям ничего не стоило перейти от животных к человеческим жертвоприношениям. Еще Габриэля тревожило загадочное исчезновение трех молодых женщин, хотя сами жители деревни не видели в этом ничего необычного. Молодые женщины частенько тайком покидали дома в поисках лучшей жизни, тем более что пропавшая троица была известна своим легкомыслием. Даже если сам он не мог понять, как можно по доброй воле покинуть Хернвуд, некоторые – и Габриэль знал об этом – с легкостью отправлялись в чужие края.
Проблема заключалась в том, что он ничего не мог предпринять против Чилтонов, прежде не наладив с ними приятельских отношений. А вот этого ему отчаянно не хотелось. Он сыт был по горло общением с подобными людьми – злобными и мелочными, лишенными даже капли душевного благородства. Он бы не назвал Чилтонов глупцами, однако даже пары минут в их обществе хватало, чтобы почувствовать себя опустошенным и извалявшимся в грязи.
Иное дело Лиззи. Достаточно было просто смотреть на нее, пока она мирно спала в его постели, и чувствовать при этом необычайный прилив бодрости и сил. В этой самой кровати его посетили первые эротические фантазии, обычные для подростков. Не исключено, что они были более изощренными, поскольку Габриэль обладал мощным сексуальным аппетитом. Но в действительности ему ни разу не довелось привести сюда женщину.
И вот перед ним лежит та, к которой он испытывает непреодолимое влечение. И что с того, что она больна? Такие мелочи не способны были помешать ему получить удовольствие. Габриэль был опытным любовником – в его руках Элизабет без труда забыла бы о своем недуге.
Однако он так и не двинулся с места. Бывали моменты, когда соблазн и предвкушение оказывались куда приятнее самой близости – особенно когда речь шла о девушках из приличных семей. Пусть лучше Лиззи Пенсхерст будет объектом его фантазий, чем реальных действий.
Так он повторял себе вновь и вновь, пока сам не поверил в это.
* * *
Проснувшись, Элизабет обнаружила, что находится в незнакомой комнате. Она понятия не имела, как попала сюда и сколько времени уже пролежала на чужой кровати. Голова ее гудела, во рту был отвратительный привкус, все тело ныло и болело, однако чувствовала она себя, без сомнения, лучше. Пожалуй, дело и вовсе пошло бы на поправку, если бы она могла принять ванну и как следует подкрепиться – Лиззи просто умирала от голода. Хорошо хоть, огонь в очаге пылал во всю силу. Должно быть, Даремы были здорово обеспокоены ее болезнью, если разрешили так щедро расходовать дрова, думала Лиззи, пытаясь сесть на высокой кровати.
За окном было совершенно темно; в доме царили покой и тишина, нарушаемые только потрескиванием огня в камине. Она откинула назад волосы и внезапно увидела его. Он сидел в полумраке, молча наблюдая за ней.
Очевидно, что ей было еще не настолько хорошо, как показалось вначале. Скорее всего, она просто спала. Как иначе объяснить то, что она впервые в жизни видит эту странную комнату? Что уж говорить про огонь, ярко пылающий в камине. Во сне Лиззи часто случалось набрести на незнакомую комнату в хорошо знакомом доме. Должно быть, это одно из таких сновидений.
Правда, никогда прежде ей не снился красивый мужчина, наблюдающий за ней из полумрака.
Это часть бредовых сновидений, напомнила она себе. Ей хотелось большего, чем воображаемое прикосновение к его телу. Не следовало ей тогда идти на поводу у фантазий. В результате она стала их пленницей.
Уйди, – хрипловато и неуверенно сказала она. – Я не собираюсь больше поддаваться искушению.
Так я тебя искушаю? Как интересно.
Голос этот, донесшийся до нее из тени, прозвучал более явственно, чем в первый раз, однако по-прежнему казался каким-то бесплотным.
Тебя тут нет, – заявила она. – Как не было прошлой ночью, когда ты...
Элизабет не знала, как ей лучше словами выразить произошедшее, а потому предусмотрительно умолкла.
Когда я что?
Оказывается, даже видения могут быть такими назойливыми, подумала Лиззи с легким раздражением.
Когда ты прикасался ко мне, – сказала она после некоторого молчания. – Уходи. Это мой сон, и я не хочу, чтобы ты был в нем.
Если это только сон, зачем тебе беспокоиться о последствиях?
После твоего прошлого визита меня всю ночь мучили кошмары.
Не стоило бы ей болтать с видением. Хотя, если вдуматься, что в этом плохого? Может, ей нужно отвергнуть призрачного Габриэля, чтобы успешно противостоять реальному.
Кошмары? С чего бы? Чего ты так испугалась? Ты же знаешь, сны зарождаются в твоей душе, так что дело тут не во мне.
Я не намерена обсуждать метафизические вопросы с видением.
Лично я всегда готов к подобным беседам – хотя бы и в качестве призрака. На мой взгляд, это даже удобнее, чем общаться с обычными людьми.
Уйди, – повторила она сердито. – Раз уж ты в моем сне, веди себя так, как я того пожелаю.
Чего же ты хочешь от меня, милая Лиззи? – поинтересовался Габриэль.
Я хочу, чтобы ты ушел и оставил меня в покое.
Лгунья, – мягко заметил он. – Покоя у тебя за эти дни было более чем достаточно. А чего бы ты хотела от меня? Хочешь, я лягу рядом и остужу твое разгоряченное личико? Не то чтобы ты выглядела сейчас особо больной... но я ведь могу и ошибаться. Хотя лично мне кажется, что ты просто пышешь здоровьем.
Не может такого быть, – возразила Лиззи. – В противном случае я бы не видела тебя здесь.
Ты так и не объяснила, почему сердишься на меня. Что такого я сделал, когда приснился тебе в прошлый раз?
Ты позволил себе разные вольности, – сказала она приглушенным голосом.
Даже странно, что ты, с твоим целомудрием, смогла вообразить подобные вещи. Так что именно я сделал?
Ты коснулся меня, – ответила Элизабет. – Из-за этого я почувствовала себя очень... странно. А ведь ты даже не поцеловал меня.
Похоже, ты разочарована. Может, мне стоит поцеловать тебя сейчас?
Я больна.
Призраки не боятся заразы. – Габриэль встал, и пламя камина озарило его золотистым ореолом. – Ты можешь показать мне, как я тебя коснулся, хотя мне и так понятно, что именно ты тогда ощутила. Не хочешь почувствовать это снова? Теперь ощущения будут еще приятнее, обещаю тебе.
Он подходил ближе и ближе, но, вместо того чтобы раствориться в этом золотистом сиянии, казался все реальнее. Лиззи смотрела на него настороженно, ожидая, когда же он исчезнет, однако в планы Габриэля это, судя по всему, никак не входило. Тогда она быстро выбралась из постели, забыв о том, что на ней нет ничего, кроме тонкой сорочки. Вдобавок реальный Габриэль уже видел ее в похожем одеянии, когда ей взбрело в голову прогуляться по его лесам.
Держись от меня подальше, – предупредила она.
Он остановился по другую сторону широкой кровати. Наклонившись вперед, Габриэль оперся руками на смятое покрывало, и Лиззи как зачарованная уставилась на его ладони. У него были очень красивые руки с длинными, изящными пальцами. Такие сильные и такие... реальные.
Ты и правда этого хочешь, Лиззи? В конце концов, что плохого может произойти с тобой во сне? Вернись в кровать, и я покажу тебе, какими приятными бывают сновидения.
Она едва не дрогнула. Лиззи смотрела на его красивое лицо, на влекущий рот, на завораживающие глаза, и ей хотелось прижаться к нему, еще раз ощутить тепло его кожи. Желание было горячим, греховным... и практически непреодолимым.
В это мгновение дверь в комнату распахнулась, и на пороге появилась Джейн с подсвечником в руке.
Тебе уже лучше, Лиззи, – с облегчением сказала она. – Я просто извелась от беспокойства. Но что тут нужно Габриэлю? И почему ты встала с постели?
Элизабет почувствовала, как горячая волна стыда окатила ее с ног до головы. Ярко горящие свечи озарили комнату куда лучше, чем неровное пламя камина, и Лиззи со всей отчетливостью убедилась, что человек, стоящий по другую сторону кровати, вовсе не плод ее лихорадочных видений. Габриэль был абсолютно реальным, и он прекрасно знал, с каким искушением ей приходится бороться.
Габриэль вновь отступил назад, в полумрак, и Лиззи уже не могла разглядеть выражение его лица.
Я нашел ее спящей в своей бывшей постели, Джейн, и решил, что это такой подарок для меня.
Уходи, Габриэль, – с нетерпением бросила Джейн. – Элизабет не в том настроении, чтобы выслушивать твои шутки. Иди лучше помоги Питеру – он сейчас на кухне, пытается научить уму-разуму сестер Твикхем.
Так вот на кого оставили дом? На сестриц Твикхем? Да поможет вам бог.
Он обогнул кровать, подойдя при этом слишком близко к застывшей в растерянности Элизабет. Не успела она и глазом моргнуть, как Габриэль приложил ладонь к ее пылающей щеке.
У нее и правда еще жар, Джейн, но не думаю, чтобы это было опасно, – заметил он с долей иронии.
Перестань дразнить ее!
Но Джейн стояла в противоположном конце комнаты, а Габриэль по-прежнему касался Элизабет, неотрывно глядя на нее.
Наклонившись, он легонько поцеловал ее в щеку.
Я не дразню, – шепнул он и в следующее мгновение исчез за дверью, оставив женщин наедине.
Возвращайся в кровать, – приказала Джейн. – Я рада, что тебе уже лучше. Но что бы там ни говорил Габриэль, выглядишь ты не совсем здоровой. Думаю, тебе пока рано вставать.
Мне действительно гораздо лучше, – заверила Элизабет, покорно укладываясь обратно в кровать. – Не хочу больше лежать. Такое чувство, будто я провела в кровати вечность.
Каких-то два дня, – возразила Джейн, окидывая ее внимательным взором. – Знаешь, а Габриэль, пожалуй, прав. Ты действительно выглядишь практически здоровой. Не знаю, как такое возможно: еще утром ты металась в жару. Я уж боялась, не заболела ли ты воспалением легких.
Со мной всегда так. Болею я ужасно тяжело, зато выздоравливаю очень быстро, – заметила Элизабет, ни на секунду не забывавшая о том, в чьей постели она лежит. – Я действительно чувствую себя хорошо. Думаю, дело бы вообще пошло на поправку, если бы мне разрешили спуститься вниз.
Джейн взглянула на нее с некоторым сомнением.
Что ж, почему бы и не рискнуть. Не обещаю, правда, что внизу тебе будет лучше. У Джорджа хватает сил только на то, чтобы поддерживать огонь на кухне и в библиотеке. А поскольку экономка уехала, свежих продуктов в нашем распоряжении не так уж много.
Где вообще все?
Уехали, – кратко ответила Джейн. – Моя мать решила, что они с Эдвиной непременно заразятся от тебя чем-то ужасным и умрут. Хотя ни одной из них это явно не грозило. Во-первых, они не приближались к тебе с того момента, как стало известно, что ты заболела. Во-вторых, обе здоровы как лошади. Особенно Эдвина.
У Элизабет вырвался хрипловатый смешок.
Не думаю, чтобы ей понравилось сравнение с лошадью.
В действительности я сделала ей комплимент. Если выбирать между лошадью и моей младшей сестрой, я бы и секунды не размышляла. Эдвина, при всей ее миловидности, мелочное, злобное и эгоистичное создание, заботящееся только о собственном комфорте. Лошади – храбрые, сильные и благородные существа.
Даже если им случается умчаться с седоком на спине? – пробормотала Элизабет.
Мэриголд...
Кротка, как овечка. Это я уже слышала. Могу лишь предположить, что она приняла меня за злого волка.
Лошади чувствуют, когда их боятся, – объяснила Джейн. – Как только ты поправишься, я снова возьму тебя на прогулку, чтобы ты могла привыкнуть к Мэриголд.
Полагаю, как только мне будет лучше, я сразу же отправлюсь назад, в Дорсет, – произнесла Элизабет упавшим голосом. – В конце концов, хозяева дома уехали. Было бы невежливо с моей стороны оставаться здесь и дальше.
Невежливо было бросить тебя здесь, – возразила Джейн. – Да они и сами бы не хотели, чтобы ты уезжала. Отец прямо заявил мне, чтобы я не отпускала тебя домой. Ты должна оставаться здесь, заявил он, и наслаждаться покоем и свежим воздухом.
Трупы животных в лесу, проливные дожди с грозами и мерцающие глаза Габриэля Дарема не слишком вписывались в представление о спокойном отдыхе, однако Элизабет не стала говорить этого Джейн. На самом деле ей не хотелось уезжать отсюда. Даже если придется вновь скакать на этой дьявольской лошади Мэриголд или натыкаться порой в лесу на убитых животных.
Ей не хотелось уезжать из Хернвуда до тех пор, пока Габриэль Дарем не поцелует ее еще раз.
Глава 11
Элизабет по наивности своей решила, что Габриэль уже ушел. Она надела одно из своих простеньких, невзрачных платьев и собрала волосы на шее, позволив им рассыпаться по спине. В своей новой спальне она не нашла ни одной шпильки, и у нее было не так уж много сил, чтобы подниматься за ними наверх. Вдобавок голова у нее еще слегка пульсировала от боли – стяни она волосы потуже, и ей стало бы только хуже.
Туфли ей также найти не удалось, однако она чувствовала себя вполне комфортно и в одних чулках. Старенькая шаль, которую Лиззи накинула на плечи, оказалась очень мягкой и теплой.
Наконец, в поисках еды и компании, она начала спускаться по черной лестнице.
Первым, на кого она наткнулась, был Габриэль, по-хозяйски расположившийся посреди опустевшей кухни.
Элизабет замерла, не в силах преодолеть последние несколько ступеней. Ей ужасно хотелось повернуться и сбежать, спрятаться у себя в комнате. Габриэль стоял к ней спиной. При известной доле везения он мог даже не заметить ее присутствия. Нужно было только не медлить. Беда лишь в том, что ей ужасно хотелось узнать, чем это он там занят.
Что, так и собираешься простоять весь вечер на лестнице? – поинтересовался Габриэль, не отрываясь от своего занятия. В голосе его не было даже капельки любопытства.
Элизабет неуверенно сделала последние два шага и ступила на порог теплой кухни. В конце концов, не ее вина, что она постоянно натыкается на человека, от которого предпочла бы держаться как можно дальше.
Я хочу есть, – объявила она.
Габриэль бросил на нее взгляд через плечо.
Впервые слышу, чтобы женщина признала об этом во всеуслышание. Присядь, и я налью тебе, немного супа.
Любопытство, мучившее до сих пор Элизабет, уступило место изумлению: оказывается, Габриэль Дарем готовил ужин!
Садись! – сказал он с ноткой нетерпения, поскольку Элизабет даже не шевельнулась.
Она покорно села.
Поскольку у нее не было ни малейшего желания разглядывать спину Габриэля, она принялась внимательно осматриваться.
Ни разу не видела кухни? – поинтересовался он, приближаясь к столу. Из тарелки в его Руках тянулся чудесный аромат куриного бульона.
Она позволила себе поднять на него взгляд, после чего сосредоточилась на керамической тарелке.
Такой большой – ни разу.
Он поставил перед ней тарелку с супом, после чего уселся напротив, за большим, чисто выскобленным столом.
Ешь, – приказал он.
Лиззи опустила ложку в аппетитное варево, однако помедлила, украдкой глянув на Габриэля.
Это ты сам сварил?
Сам. Не бойся, он не отравлен.
Ты не похож на отравителя, – пробормотала она, пробуя суп. Невообразимо вкусно!
На кого же я похож? – лениво поинтересовался он.
На человека, способного совершать ритуальные убийства, промелькнула у нее мысль. Однако Элизабет тут же прогнала ее прочь, в надежде, что Габриэль ничего не успел прочесть по ее лицу.
Понятия не имею, – заявила она. – Думаю, если бы ты хотел убить меня, то сделал бы это голыми руками. У тебя на лице не раз мелькало такое выражение, будто ты хочешь меня придушить.
Габриэль от души рассмеялся.
Хорошо хоть, ты не относишь меня к числу тех, кто приносит в жертву несчастных девственниц. Хотя тут есть весьма интересные, на мой взгляд, варианты.
Неужто? – Элизабет уже наполовину опустошила тарелку, а аппетит ее лишь разыгрался еще больше.
Понимаешь, можно принести в жертву девственность, однако сохранить саму бывшую девственницу. Мне как раз приходят на ум разного рода заманчивые ритуалы...
Лиззи бросила на него возмущенный взгляд.
С какой стати ты решил донимать меня своими гнусными намеками? Это из-за того, что сэр Ричард уехал и тебя некому осадить?
По правде говоря, другим от меня достается еще больше. К тебе, если уж на то пошло, я отношусь лучше, чем к подавляющему большинству людей.
Что-то мне не верится. Почему вдруг?
Почему? – откликнулся он. – Наверное, потому, что ты занимаешь меня. А это мало кому удается.
Как мило.
Дело, полагаю, в твоем характере. И в рыжих волосах – а они просто восхитительны. Эти твои уродливые платья и потупленные глазки – наивная попытка выглядеть как можно скромнее. Идиот вроде моего приемного отца еще мог бы обмануться, но только не я. Ты держишься так враждебно, любовь моя, и это очаровывает меня.
Ошеломленная Лиззи уставилась на него:
Тебя так просто очаровать?
Что ты, напротив. Скажи-ка лучше, как тебе мой суп?
Лиззи не знала, радоваться ей или огорчаться этой внезапной смене темы разговора.
Вполне приличный, – ответила она.
Приличный? – засмеялся Габриэль. – Детка, да я – самый настоящий кулинарный гений, а ты считаешь мой суп всего лишь приличным! Должно быть, твой вкус слишком неразвит, чтобы оценить его по достоинству. Пожалуй, мне стоит заняться развитием твоих чувств.
Тебе стоит держаться от меня подальше. Где ты научился готовить?
Габриэль откинулся на спинку стула, глядя на Лиззи с благосклонной улыбкой.
Видишь ли, чтобы ответить на этот вопрос, мне пришлось бы рассказать тебе историю моей бездарно потраченной жизни, а ты, я думаю, еще не настолько окрепла после болезни.
Я сильнее, чем ты думаешь, – заявила Элизабет, глядя ему прямо в глаза.
Может, и так, – пожал он плечами. – У меня была весьма насыщенная жизнь, детка. Пытливый ум – вот мое истинное проклятье. Дарем, как от него и требовалось, нанял для меня лучших учителей, однако я быстро превзошел их в науках. Вдобавок я никогда не довольствовался традиционными ответами, если существовали и другие возможности. Полагаю, сэр Ричард надеялся, что я, по достижении совершеннолетия, стану служителем церкви. Так он мог бы избавиться от меня безо всяких хлопот. Однако я зашел чуточку дальше и присоединился к католической церкви. И он, и леди Элинор пришли от этого в настоящий ужас. – Габриэль довольно улыбнулся.
Я не знала, что можно перейти в другую веру, – сказала Элизабет.
Ах да, твой отец – англиканский пастор, так ведь? Наверняка он порассказал тебе всяких ужасов про католиков. Увы, моя радость, католицизм не так уж сильно отличается от англиканства. Только что обряды посложнее, а так – ни человеческих жертвоприношений, ни сатанинских ритуалов.
А ты шел туда за этим? – с ужасом спросила Элизабет.
Вовсе нет. Я лишь хотел найти ответы на кое-какие вопросы. Я рассчитывал посвятить свою жизнь всевозможным изысканиям, и суровый католический бог мог исполнить мое желание. Вот потому-то я и отправился в монастырь. Даремам это было лишь на руку. Я не только лишался права на землю и титул, но и, при некотором везении, навсегда исчез бы из их жизни. Однако удача решила повернуться к ним спиной.
Ты же не думаешь, что они и правда хотели от тебя избавиться? Хоть ты и не был их родным сыном...
Они хотели, чтобы я умер, – спокойно закончил фразу Габриэль. – Впрочем, я отвлекся. Ты спрашивала, где я научился готовить. Так вот, я освоил это искусство, пока жил во Франции, в монастыре. Еще я могу печь хлеб, разводить пчел, ухаживать за садом и составлять разного рода лекарства из трав. Я мог бы приготовить весьма действенный отвар от головной боли, которая, как я вижу, все еще мучает тебя. Но раз уж ты проявила такое пренебрежение к куриному супу, вряд ли ты согласишься выпить мое лекарство.
Элизабет не стала разубеждать его в обратном.
Сколько лет ты провел в монастыре?
Пять, – светло улыбнулся он. – Пять лет молитв, учебы и усердного труда. Пять лет почти полного молчания, что, конечно, не улучшило мой французский. Все было просто замечательно до тех пор, пока я не пришел к выводу, что не верю в их бога.
Что ты говоришь! – Теперь ему действительно удалось ужаснуть Элизабет.
Я никогда не был поклонником традиционного христианства, – мягко заметил Габриэль. – Говорю тебе, я наделен пытливым умом. В какой-то момент я решил, что пора оставить монастырь и начать самостоятельно искать ответы на волнующие меня вопросы.
Неужели можно просто так взять и уйти из монастыря?
