Текст книги "Танцующая при луне "
Автор книги: Энн Стюарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Нынешними его жильцами как раз и были Чилтоны. Слухи про них ходили всякие, но хорошего говорилось мало. Лондонцы привезли с собой собственных слуг – весьма подозрительных, как утверждали местные жители, личностей. И теперь мнения расходились только в том, кто из новоприбывших был здесь более нежелателен – Чилтоны или Габриэль Дарем.
Впрочем, Габриэль не мог считаться новичком, и местным это было хорошо известно. В большинстве своем они приняли его достаточно хорошо, когда он только вернулся назад. Люди терпимо отнеслись к его образу жизни и с благодарностью приняли предложенную работу. Чилтоны – высокомерные, экстравагантные, живущие на широкую ногу – больше соответствовали их представлениям о знати, и к ним, кстати, поначалу тоже отнеслись хорошо.
Но затем поползли слухи о ночных всадниках, о мертвых животных и друидах, разгуливающих по лесу в белых одеяниях. Общественное мнение, конечно же, во всем обвинило Габриэля.
Питер утверждал, что никто его не осуждает, но Питер в каждом старался видеть только хорошее. Со стороны местных жителей было вполне логично подозревать именно Габриэля, а он, из какого-то глупого упрямства, не желал ничего объяснять. Обитателям Хернвуда следовало бы помнить, что облаченные в белое привидения бродили по развалинам аббатства последние двести лет и не имели ничего общего с древней религией друидов. Брат Септимус и брат Павел были монахами-цистерианцами – точнее, являлись таковыми в пору своего пребывания на земле. По какой– то причине они и поныне обитали в развалинах аббатства, присматривая за местом и возвращая в стадо отбившихся ягнят.
Судя по всему, Габриэль был первым, кому удалось наладить с ними общение. Он жил в их аббатстве и сам к тому же был когда-то монахом – пусть и совсем недолгое время. Приземистый добродушный брат Павел с радостью приветствовал его появление. Брат Септимус также не выказывал особого недовольства. Они присматривали за ним как за заблудшим агнцем, бродили ночами по развалинам аббатства и время от времени появлялись в башне, чтобы посокрушаться о его греховности.
Греховность эта заключалась в том, что Габриэль читал древние книги, которые братья считали богохульными, пил слишком много вина и мечтал об Элизабет Пенсхерст. Само собой, благочестивым братьям не следовало даже подозревать о его невысказанных порочных желаниях, однако по горестному выражению на лице брата Септимуса было ясно, что они прекрасно разбираются в происходящем.
Призраки были привязаны к территории аббатства, хотя никто не понимал почему. Вот и в этот раз Габриэль оставил их присматривать за развалинами, а сам направился к поместью Чилтонов.
Путь до Арундела составлял около двух миль, и Габриэль предпочел не возиться с лошадью. Близился вечер, тени деревьев удлинились. Вряд ли Чилтонам придет в голову, что он отправится в путь пешком. Меж тем он сможет проникнуть в поместье со стороны хозяйственных построек, чтобы лично убедиться в истинности своих подозрений. Габриэль неплохо знал Арундел: последний Монкриф все время жил за границей, и, будучи мальчиком, Габриэль частенько прогуливался по поместью, погруженный в мечты об иных жизнях и иных временах.
Каменная стена, ограждавшая Арундел с южной стороны, оказалась выше, чем сохранилось в его воспоминаниях. Ворота были крепко заперты на новенький висячий замок, но Габриэль, в арсенале которого насчитывалось множество необычных навыков, быстро справился с ним. Он шагнул в сад, заросший травой и кустарником, и замер, внимательно прислушиваясь.
Сам дом – внушительное здание, залитое ярким светом, – находился в полумиле от ворот. Казалось бы, место должно было выглядеть обжитым и гостеприимным, но ничего подобного Габриэль не ощутил. До ушей его донесся раскатистый мужской хохот и вслед ему – слабый крик. Возможно, женщины выражали так свое восхищение. А возможно, и нет.
Стоило повернуть направо, и уже через десять минут он был бы у парадных дверей. Время, должно быть, близилось к девяти, но вряд ли кто-то решится его искать. А если и так, никому в голову не придет, что Габриэль бродит по запущенному саду, заросшему сорняками.
Он свернул налево и направился в самые заросли. Повинуясь инстинкту, Габриэль двигался в сторону заброшенных фермерских построек. В том краю было тихо – ни шумов, ни звуков. Однако он не сомневался, что именно там найдет ответы на свои вопросы.
Когда-то давно Арундел был процветающим поместьем со множеством слуг, с собственной фермой, мельницей и маслобойней. Коров скосила заразная болезнь, мельницу пришлось закрыть, и ферма в скором времени опустела. От былого процветания остались заброшенные постройки. Крытые соломой крыши прогнили, а окна были забиты досками.
Очень скоро Габриэль оказался перед старым амбаром. Тут тоже царило запустение, но вокруг, как ни странно, не было ни единого сорняка. Кто– то с величайшим усердием заколотил все окна, однако никому и в голову не пришло залатать крышу.
Как тень, скользнул он к двери амбара – только чтобы обнаружить там такой же новенький крепкий замок. Что же такого ценного хранилось в этом старом сарае, что его пришлось так тщательно запереть?
С этим замком Габриэлю пришлось повозиться, тем более что уже почти совсем стемнело. Пытаясь открыть его, он до крови расцарапал руку. Только со второй попытки ему удалось наконец с ним справиться. Отшвырнув замок, Габриэль распахнул дверь и заглянул внутрь.
Здесь царил полный мрак, и Габриэль не сразу разглядел наваленные в кучу обломки экипажей и старой мебели. Этот хлам загромождал дверной проем, ведущий в центральное помещение амбара. Габриэль с трудом пробрался сквозь сваленную рухлядь, ожидая встретить очередной замок, но дверь даже не была плотно прикрыта.
Внезапно ему показалось, что откуда-то издалека донесся лай собак – не милых домашних питомцев, а сторожевых псов, жадных до крови. Габриэль замер, стараясь уверить себя, что ему только кажется, будто псы подбираются ближе, а лапы их тяжело ступают по стершимся доскам амбара.
Он распахнул дверь, ведущую в просторное помещение. Сверху, сквозь дыру в крыше, сочились остатки вечернего света, и в воздухе роились сотни пылинок. А прямо перед ним стояло неуклюжее сооружение, сплетенное из прутьев. Габриэль ощутил, как по спине внезапно пробежал холодок: это и в самом деле была плетеная клетка.
Он плотно прикрыл за собой дверь и попытался унять невольную дрожь. Габриэль сам не знал, что заставило его содрогнуться. В конце концов, он ожидал чего-то в этом роде: репутация Чилтонов и мертвые жертвенные животные в лесу наводили на мысли о худшем.
Но одно дело подозревать, и совсем другое – увидеть собственными глазами. Вдобавок клетка поразила его своими размерами. Интересно, где они собирались поместить ее? И кого намеревались загнать внутрь?
Здравый смысл говорил ему, что в жертву предназначался домашний скот, охотничьи собаки и птицы. Однако здравый смысл не имел ничего общего с этим сооружением. Клетка предназначалась для людей – Габриэль понял это в тот самый миг, как только увидел ее.
Внезапно он ощутил, что не один в этом старом амбаре.
Ну как, впечатлен? – раздался позади жеманный голос Фрэнсиса Чилтона.
Габриэль обернулся с равнодушно-скучающим выражением лица.
А что, должен? – поинтересовался он.
На мой взгляд, фантастическая вещь.
Фрэнсис был облачен в одеяние, напоминавшее наряд волшебника длинное и переливчатое, украшенное вышивкой и драгоценностями. Белокурые локоны его свободно падали на плечи.
Одно дело читать про нее, совсем другое – увидеть воочию. Тебе же не доводилось прежде видеть ничего подобного?
Габриэль хотел было солгать, но затем передумал.
Нет, – признал он. – И ты прав: это действительно... впечатляет.
Фрэнсис самодовольно улыбнулся, явно приняв его слова за комплимент собственной гениальности.
Как думаешь, она подойдет? – с тревогой спросил он.
Зависит от того, как ты намерен ее использовать.
Не говори глупостей, Габриэль. Мы собираемся сжечь ее в Белтайн и надеемся, что именно ты будешь держать факел, – торжествующе улыбнулся Фрэнсис, обнажив острые белые зубы.
А что ты собираешься поместить внутрь? – небрежно поинтересовался он, не надеясь, впрочем, что ему удастся обмануть таким образом Фрэнсиса.
Дары, чтобы умилостивить наших богов. Подношения охотнику Херну, богу войны Беларусу и даже Иисусу Христу, если он пожелает принять нашу жертву. Вино и пшеницу, ломти бекона, золото и атлас.
А как насчет девственниц, Фрэнсис?
Чилтон откинул голову и расхохотался.
Да ты спятил! Сейчас во всей округе не найдешь ни единой девственницы. Полагаю, ты неплохо потрудился над сокращением их числа.
Я уже говорил твоей жене, Фрэнсис: я соблюдаю обет безбрачия.
Да, Делайла передала мне твои слова. Я уверен, что эта маленькая проблема носит временный характер. Большинству мужчин приходится рано или поздно сталкиваться с нею.
Эта интерпретация его слов вызвала у Габриэля смех, однако он не стал разубеждать Фрэнсиса. Последнее, что ему хотелось обсуждать с этим человеком, – свою интимную жизнь.
Да, Фрэнсис, тебя не проведешь.
Совершенно верно. – Фрэнсис сжал руку Габриэля своей изящной белой ручкой. – Ты же присоединишься к нам? Мы очень рассчитываем на то, что ты поделишься с нами своими знаниями.
Вряд ли моя эрудиция может соперничать с твоей. Признаюсь, у меня были сомнения относительно существования плетеных клеток.
Можешь не сомневаться, дружочек, то, что ты видел, вовсе не плод твоего воображения.
Я и не сомневаюсь, – ответил Габриэль со слабой улыбкой. – Почему она такая большая? Туда влезет целая куча всего.
Должен признаться, я и правда перестарался с размерами, – согласился Фрэнсис. – Ничего, мы найдем, что туда положить. Упитанного теленка хватит, чтобы занять половину клети.
Живого или мертвого? – елейным тоном поинтересовался Габриэль.
Ты же не такой зануда, чтобы возражать против убийства животных? Хочешь сказать, что питаешься зеленью и орехами, а на мясо даже не смотришь? Что-то ты не очень похож на Иоанна Крестителя, если не считать, конечно, гривы волос. – Фрэнсис провел рукой по рукаву его черной шелковой куртки. – Какие мускулы! Да ты настоящий силач, Габриэль. Что-то мне не верится, что твоя пища – саранча и дикий мед.
Габриэль спокойно смотрел на него. Очевидно, что Фрэнсис пытался вывести его из себя, однако Габриэлю было плевать на его подначки. Он уже встречался с подобными мужчинами в прошлом, и особых ссор между ними не возникало – поскольку и делить им было, собственно, нечего.
Фрэнсис с наигранным отчаянием уронил руку.
А ты не очень-то расположен к общению, дорогой.
Я же здесь, – пожал плечами Габриэль.
Верно. Ты наконец принял одно из наших бесчисленных приглашений. Любопытно, почему ты вдруг решил почтить нас своим присутствием? За эти месяцы нам нечасто доводилось видеть тебя. Неужели нам удалось-таки сломить твое сопротивление или дело тут в чем-то еще?
Ума не приложу, о чем это ты, – лениво протянул Габриэль. – Просто мне стало скучно, и вот я здесь.
Может, и так, – пробормотал Фрэнсис. – А может, тебе просто хотелось отвлечь нас от тех юных особ, которые остались в Хернвуд-мейноре?
Хочешь сказать, им есть чего опасаться с твоей стороны?
Что ты! – Фрэнсис изящно взмахнул рукой, что выглядело не слишком убедительно. – Я до полусмерти боюсь этого старого грубияна, твоего отца. Впрочем, если не ошибаюсь, он тебе вовсе не отец.
Твоей осведомленности можно позавидовать.
Мальчик мой, я привык слушать и наблюдать. В Лондоне утверждают, что в твоих жилах течет королевская кровь. Не понимаю, почему сэр Ричард не выставляет тебя напоказ, как боевой трофей.
Все дело в том, что это не его кровь.
Тоже верно. Однако ему оказали королевскую милость, позволив воспитать из тебя настоящего джентльмена. Не уверен, впрочем, что он сильно преуспел в этом.
Полагаю, сэр Ричард считает это королевским проклятием.
Так почему он не избавился от тебя в свое время? Нет ничего проще, чем убить ребенка... не возбудив при этом лишних подозрений. – Фрэнсис заученным жестом откинул назад белокурый локон.
Ты это знаешь по собственному опыту? – ровным тоном поинтересовался Габриэль.
Я? Господь с тобой! – с деланым смешком заметил Фрэнсис. – Я просто хочу сказать, что тебе нечего бояться неприятностей со стороны сэра Ричарда. Пожелай он убить тебя, сделал бы это уже давным-давно. Сомневаюсь, чтобы он вынашивал против тебя какие-то злые умыслы.
Откровенно говоря, меня не особо интересует сэр Ричард и его чувства ко мне.
Зато меня это весьма интригует, – признался Фрэнсис.
Боюсь, что не разделяю твоего интереса. Если уж на то пошло, я – плод неудачного союза между одной замужней особой и герцогом королевского рода. Эту щекотливую ситуацию удалось уладить до того, как муж обо всем догадался. Именно так сэр Ричард получил титул баронета и наследника в моем лице. Словом, все закончилось как нельзя лучше.
Обожаю счастливые концы, – пробормотал Фрэнсис. – Но это никак не проясняет ситуацию с Джейн. Надеюсь, ты не против, что я называю ее просто Джейн? Очевидно, что она – твоя сестра. Нужно быть слепым, чтобы не увидеть этого. Однако тебя судьба наградила весьма счастливой внешностью, а вот ей повезло гораздо меньше.
Габриэль ничем не выдал своих эмоций. Он и раньше знал, насколько опасным может быть Фрэнсис Чилтон, однако свежее напоминание об этом было весьма болезненным.
С чего бы вдруг такой интерес к Джейн?
Ну как же, мне интересно все, что имеет отношение к тебе, мой мальчик. Я ведь буквально... очарован тобой. Понимаю, как это глупо, но что тут поделать? Увы, я слишком впечатлителен. Так вот, возвращаясь к нашей Джейн. Кто у вас общий – мать или отец? Что-то я сомневаюсь, чтобы сразу оба родителя.
Заткнись! – мелькнуло у Габриэля в голове. Хорошо, что здесь нет Питера, – он мог бы избить Фрэнсиса до крови. С другой стороны, такой человек, как Чилтон, наверняка испытал бы от этого извращенное удовольствие.
Я еще не успел поздороваться с твоей женой. К тому же, насколько мне известно, у вас сейчас гостит мой старый знакомый Мерривезер со своими дружками. Жду не дождусь, когда смогу возобновить давнее знакомство. – Габриэль решительно направился к дому, предоставив Фрэнсису семенить за ним вдогонку.
Тот, впрочем, ничуть не был сбит с толку.
Мерривезера сейчас нет в доме. – Обронив это, Фрэнсис вернулся к теме, которая явно сильно занимала его. – Думаю, что общая у вас все-таки мать, – пробормотал он себе под нос. – В конце концов, будь в Джейн хоть капля королевской крови, Даремы обращались бы с ней несравненно лучше. Между тем Ричард не удостаивает ее даже презрением. А вот тебе повезло заслужить его неугасимую ненависть.
Габриэль обернулся к нему с непроницаемым лицом.
Не ты ли пару минут назад уверял меня в том, что мне нечего бояться сэра Ричарда? Я и не представлял, что ваше знакомство с ним зашло так далеко.
На лице Фрэнсиса явно читалось замешательство.
Да что ты, я с ним практически не встречался. Мы вращаемся в совершенно разных кругах, – заметил он высокомерным тоном. – Сэр Ричард – простой помещик, а я предпочитаю другие знакомства.
Так-то оно так. Тем непонятнее твоя осведомленность относительно его родственных связей и чувств. Уж не обратил ли ты его в древнюю религию?
Фрэнсис расхохотался с наигранной веселостью.
Немыслимо! Он столь ревностный консерватор, что мне бы и в голову не пришло беседовать с ним на подобные темы.
И то верно, – согласился Габриэль. – Сэр Ричард в образе друида выглядел бы весьма комично.
Комично, – поспешил согласиться Фрэнсис.
Они как раз подошли к боковому входу в особняк.
До слуха Габриэля донесся раскатистый мужской хохот и пронзительные взвизгивания. Последние, судя по всему, также издавали мужчины, и Габриэлю страшно захотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Подальше от этого дома и Фрэнсиса Чилтона, который дышал ему прямо в шею.
Он едва не сбежал. Едва не выдумал сильную головную боль или важную встречу, которую никак нельзя было пропустить. Но внезапно пробудившееся чувство долга не позволило ему проявить слабость и просто увильнуть. Вполне возможно, что эти глупые, никчемные существа были вполне безобидны, несмотря на свою плетеную клетку и приносимых в жертву животных. Вполне возможно.
Однако местные жители казались сильно напуганными, а Габриэль знал, что именно его они считали потенциальным виновником своих бед. Теперь ему предстояло убедиться в том, что между исчезновением трех женщин и Чилтонами не было никакой связи, и что проклятая клетка предназначалась исключительно для свежезабитого домашнего скота. А также в том, что Чилтоны и их приспешники даже близко не подступятся к Хернвуд-мейнору и проживающим в нем двум девушкам.
Ради Джейн он готов был спуститься на дно преисподней. Что бы он сделал ради Элизабет, Габриэль и сам точно не знал.
Судя по всему, она не спешила вернуться к себе в Дорсет, а это значило, что Габриэлю не оставалось ничего другого, кроме как наведаться в логово льва – то есть на вечеринку к Чилтонам, чтобы на месте оценить ситуацию. При необходимости ему ничего не стоило применить силу, связать Лиззи и с кляпом во рту отправить в Дорсет в простой телеге с сеном.
Но дело было не только в безопасности Лиззи или Джейн. Хернвуд стал обителью тьмы. В его дом вторглись непрошеные гости, и он не мог сидеть сложа руки, пока Чилтоны плели здесь свои козни. Требовалось понять, насколько реальной была исходившая от них угроза.
Фрэнсис уже стоял у открытой двери, с улыбкой превосходства наблюдая за Габриэлем. Габриэль никогда не отличался жестокостью, но внезапно ему захотелось с размаху влепить кулаком в центр этого молочно-белого совершенства.
Разумеется, он сдержался. Вместо этого он шагнул через порог, прямо в логово разврата, мысленно пообещав себе подпортить совершенное лицо Фрэнсиса в самом недалеком будущем.
Глава 16
Ночь, вопреки ожиданиям, оказалась достаточно теплой, хотя ветер безжалостно трепал волосы Лиззи и теребил подол ее платья. Было что-то особое в Хернвуд-мейноре с его ледяными покоями – как будто тепло спешило как можно скорее покинуть эти мрачные стены. На небе ярко сияла луна, озаряя путь, ведущий к развалинам аббатства. То было единственное место, куда Лиззи могла обратиться за помощью, – никто, кроме Габриэля, не стал бы заниматься поисками Джейн.
Воздух был напоен ароматами весны – пробудившейся земли и нарождающейся зелени. Стоял конец апреля – время, когда все должно было цвести пышным цветом. Однако здесь, на севере, весна приходила с некоторым опозданием. Впрочем, ночной ветер доносил до Лиззи запах цветущих яблонь, и это не могло не радовать ее сердце.
Развалины аббатства смутной громадой маячили во тьме, но Лиззи, как ни странно, не ощущала и тени страха. В последний раз, когда она была в этом лесу, ей пришлось бежать, спасая свою жизнь. Она мчалась, не чуя под собой ног, пока не наткнулась на Габриэля Дарема.
Однако лес, окружавший старое аббатство, выглядел сейчас гораздо безопаснее. Само место казалось освященным, и неважно, во что вы при этом верили – в нечестивых католиков, древних друидов или в те истины, на которых настаивала религия ее отца. Интересно, смог бы мистер Пенсхерст признать святость этого места? Скорее всего, он с негодованием отверг бы подобную мысль.
Но Лиззи чувствовала, что в тени этих высоких деревьев ей нечего бояться. Ей очень хотелось сбросить туфли и бежать быстрее, однако она подавила это желание. Лиззи знала; самое лучшее для нее – быть застегнутой на все пуговицы и крючки. И вообще, будь у нее хоть капля здравого смысла, она бы давно обыскала весь дом в поисках шпилек, чтобы укротить свои непослушные волосы.
В башне царили тьма и тишина, и Лиззи засомневалась: что, если Габриэля там нет? Где-то здесь, поблизости, находилось его поместье – куда более удобное жилье, чем эти старые развалины. Беда лишь в том, что она не знала, как его найти. И она не могла вернуться назад, хотя бы не попытавшись помочь Джейн.
Поднимаясь по витой лестнице, она придерживалась рукой за стену, чтобы не оступиться на этих неровных ступенях. До ушей ее не доносилось ни звука. Лиззи хотелось позвать на помощь, но сама мысль о том, что придется набрать в грудь побольше воздуха и крикнуть, заставила ее нервно поежиться. Лишь поднявшись на самый верх, она осмелилась подать голос.
Мистер Дарем? – произнесла она и сама почувствовала, насколько глупо это звучит. Она повторила попытку, но голос ее канул в непроницаемую тьму: – Габриэль?
Откуда-то сверху послышались странные шорохи, и у Лиззи возникла неприятная догадка: уж не водятся ли тут летучие мыши? Еще раз окликнув Габриэля, она толкнула тяжелую деревянную дверь. Подъем по полуразрушенной лестнице оказался делом весьма неприятным, но мысль о том, что придется ни с чем спускаться в полной тьме, была еще хуже.
Дверь распахнулась с неожиданной легкостью. В комнате также царила темнота, хотя сквозь узкое окошко внутрь проникал лунный свет, придавая всему странные, причудливые очертания.
Лиззи в нерешительности замерла на пороге.
Габриэль? – позвала она почти шепотом.
Лиззи знала, где находится его кровать: в прошлый раз она с таким усердием старалась не смотреть в том направлении, что накрепко запомнила ее расположение. И сейчас ей нужно было пройти туда и убедиться, не там ли Габриэль.
А что, если он там? Что, если он лежит в постели раздетый, с нетерпением поджидая Элизабет? Или, что еще хуже, вдруг он там не один?
Внезапно полуразрушенная лестница показалась ей не такой уж и страшной. Лиззи готова была повернуться и бежать, как вдруг вспомнила, зачем она сюда пожаловала. Джейн пропала. Джейн нуждалась в помощи, и Лиззи не могла бросить ее в беде.
Кашлянув, она осторожно переступила через порог.
Габриэль, – прошептала она. – Габриэль, ты здесь?
В этот момент дверь за ее спиной с треском захлопнулась, и Лиззи вскрикнула от ужаса.
Святый боже, только не ори! – попросил из тьмы чей-то приятный голос. Раздался он, к счастью, из угла, противоположного тому, в котором находилась кровать. – Я вовсе не хотел тебя напугать. – Судя по тону, говоривший был потрясен не меньше Лиззи.
Она растерянно вглядывалась во тьму. Голос казался незнакомым, однако принадлежал, без сомнения, человеку образованному.
Прошу прощения, – сказала она, стараясь выглядеть спокойной. – Я хотела повидать мистера Дарема.
Его здесь нет, дитя мое, – произнес из того же угла другой мужской голос.
Ее собеседники стояли у очага. Лиззи смутно различала два силуэта: один был высоким и худым, второй – приземистым и округлым.
Бросил все и умчался на поиски приключений, вместо того чтобы продолжать занятия. Видит бог, этот парень приводит меня в отчаяние.
Брат Септимус, – произнес второй с легкой укоризной, – его намерения абсолютно чисты.
Чего не скажешь о его поступках, – возразил тот, кого он назвал Септимусом. – Мы уже не раз говорили об этом, брат Павел, и ты никогда...
Прошу прощения, – вмешалась Лиззи, не желая дольше слушать эту перебранку, – но мне нужно... – Она осеклась на полуслове. – Брат Павел?
Да, дитя мое, – ответил из тени дружелюбный голос.
Холодок пробежал по ее спине.
Кто вы такие? – спросила она приглушенным тоном.
Боже, как невежливо с нашей стороны! – произнес брат Павел. Тут же в очаге вспыхнул яркий огонь, озаривший фигуры двух мужчин.
Оба были облачены в длинные белые одеяния, и на ум Лиззи тут же пришли обрывки историй о друидах с их белыми балахонами, длинными бородами и человеческими жертвоприношениями. Только чудом она вновь не ударилась в панику.
Так вы друиды? – спросила Лиззи, готовая уже обратиться в бегство.
Конечно, нет. Я – брат Септимус, а он – брат Павел. Мы – монахи-цистерианцы, прикрепленные к этому аббатству.
Но ведь аббатство разрушено. И монахи давно умерли, – беспомощно пролепетала Лиззи.
Ясное дело, – хмуро заметил брат Септимус. – Я же не сказал, что мы живые. Мы привязаны к этому месту и не можем покинуть его. Мы с братом Павлом – призраки, дитя мое, а не друиды.
Выбор у нее простой, подумала Лиззи. Она может рухнуть в обморок или с визгом помчаться вниз по лестнице, почти наверняка сломав себе по пути шею. Но лучше ей постараться успокоиться и принять все как есть. Она вздохнула, пытаясь собраться с духом.
Зачем тебе Габриэль, дитя мое? – спросил брат Павел с дружелюбной улыбкой. Лицо его сияло чистотой и невинностью, а лысину окружало колечко седых волос.
Ты слишком невинен, брат, – пробормотал Септимус.
Тебе должно быть стыдно за себя, – сухо заявил Павел – Разве не видно, что это хорошая девушка? Она бы ни за что не пришла сюда, если бы не крайняя нужда Что случилось, дитя мое?
Джейн, сестра Габриэля... Она исчезла. Я боюсь, что ее могли похитить друиды. – Было чистым безумием признаваться в своих страхах призраку, но Лиззи это не остановило.
Мы знаем, кто такая Джейн, – снисходительно заметил Септимус. – Мы знаем все о Габриэле, а значит, знаем и про тебя. Не нужно беспокоиться за Джейн. Я уверен, она в полном порядке. В отличие от некоторых, ей хорошо известно, что такое приличное поведение.
Довольно, брат Септимус, – заметил недовольным тоном брат Павел. – Разве не видишь, в каком она расстройстве? Нужно помочь ей найти Габриэля.
Мы не можем ей в этом помочь, – возразил второй монах. – Габриэль покинул земли аббатства, и мы не в силах последовать за ним.
Мы знаем, куда он направился, и можем указать ей путь.
Весьма неразумно с твоей стороны. Ты что, хочешь направить ее в это логово разврата?
А что ты предлагаешь? Сидеть сложа руки? – с иронией поинтересовался брат Павел.
Брат Септимус испустил тяжкий вздох.
Мы не сможем пойти с ней, чтобы защитить ее. Девушке предстоит одной сойти в долину соблазнов.
Там будет Габриэль, – напомнил брат Павел. – Он за ней присмотрит.
Вряд ли от него будет особый толк, – хмыкнул Септимус.
Просто скажите мне, где он, – умоляющим тоном заметила Лиззи. – Я сама найду его.
Боюсь, детка, что он направился в Арундел, – произнес брат Павел с извиняющейся улыбкой. – Я уверен, что он сделал это из лучших побуждений, и все же Арундел – не место для приличной молодой девицы.
Что такое Арундел? – спросила Лиззи, томимая недобрым предчувствием.
Жилище лорда и леди Чилтонов. Обитель оргий, разврата, пьянства, лени и зла, – нараспев произнес брат Павел. – По крайней мере, так мне говорили. Сами-то мы не способны покинуть земли аббатства.
Сказано это было с ноткой сожаления, как если бы его огорчал тот факт, что он не может лично понаблюдать за этими нераскаявшимися грешниками.
Где он находится? Туда нужно ехать верхом? – Лиззи постаралась сдержать дрожь в голосе. Мысль о том, что ей придется вновь карабкаться на спину Мэриголд, не вызвала в ней ничего, кроме отвращения. Но ради Джейн она готова была на все.
Она может добраться туда и пешком, – с некоторой неохотой произнес брат Септимус. – Как Габриэль.
Но что, если он... что, если он успел забыться? – с тревогой спросил брат Павел. – Кутит там с дружками и ни о чем уже не думает?
Мы можем лишь молиться за него, – пробормотал брат Септимус.
Он слегка приблизился к ней, и Лиззи вдруг заметила, что он не шагает, а как бы парит над землей: подол его рясы слегка покачивался в воздухе.
Брат Павел проводит тебя до границ аббатства. Дальше ты пойдешь сама. Тем временем я постараюсь узнать, что случилось с нашей дорогой Джейн. Это благочестивая, порядочная девушка, и мне нестерпимо думать, что она могла попасть в беду.
Сказано это было тоном, который выдавал соления брата Септимуса в безусловной порядочности самой Лиззи, однако она решила, что ей это померещилось.
Спускаться по лестнице вслед за коренастой фигурой брата Павла оказалось гораздо легче, чем нащупывать путь в полной тьме. От светлых одежд монаха исходило еле уловимое свечение, так что Лиззи чувствовала себя вполне уверенно.
Ветер яростно трепал листья у нее над головой, и Лиззи поплотнее закуталась в шаль, следуя за братом Павлом по извилистой тропинке, которая вывела их в конце концов к полю. Монах остановился у невысокой каменной ограды, служившей границей участка. Призрачное лицо его выглядело немного печальным.
Я был бы рад пойти с тобой дальше, – сказал он, – но мы не в силах покинуть пределов аббатства.
Почему? Вы наказаны за какой-то грех? – не удержалась от вопроса Лиззи, хоть и знала, что надо спешить.
Грех? Господь с тобой! Думаю, брат Септимус и вовсе безгрешен, если не считать непомерной гордыни. Да еще привычки осуждать всех и вся. Не говоря уже о такой малоприятной черте, как... – Он оборвал себя на полуслове. – Словом, кто из нас без греха? Мы были не хуже прочих и лучше многих. Не наша вина, что мы попали сюда. Но раз уж мы здесь, нужно исполнять свой долг. Вряд ли тебе доведется еще раз увидеть нас.
Почему?
Точно не знаю. И без того странно, что ты смогла пообщаться с нами. Большинству людей это недоступно. Габриэль был первым за сотню с лишним лет, кому удалось поговорить с нами. Поверь, общаться сто лет с одним только братом Септимусом – весьма утомительное занятие.
Могу себе представить.
Ступай по этой тропе. Минуешь еще два поля, после чего повернешь у изгороди направо. Дальше путь идет по склону холма. Иди осторожно – обрыв там крутой. Если упадешь, можешь разбиться до смерти. Ну а дальше находится сам Арундел. Думаю, ты сразу узнаешь его, ведь раньше он тоже принадлежал аббатству. Его не разрушили до основания, как наш монастырь, а приспособили под жилье. Теперь это настоящее гнездо порока. Ступай, а я буду молиться за тебя.
И за Джейн, – вставила Лиззи.
Само собой.
Перекрестив Лиззи, он легонько коснулся ее лба в знак благословения. Сама она не ощутила ничего, кроме слабого дуновения воздуха.
Ступай, дитя. И да пребудет с тобой Господь.
В следующее мгновение он исчез, оставив ее одну на краю пустынного поля.
* * *
Джейн любила помечтать о том, что Питер может прийти к ней, пока она спит. Что она откроет глаза, а он будет стоять у ее постели, и ей останется только протянуть руки, чтобы он скользнул к ней под теплое одеяло.
Она уже и не помнила, когда впервые начала мечтать о нем. В то время она была еще девочкой. Неуклюжая, долговязая Джейн Дарем влюбилась в Питера, когда ей было только одиннадцать. За эти годы ее страсть только окрепла. Хорошо хоть сам он ничего не знал об этом. Джейн могла грезить о Питере днями и ночами, представляя, как он касается ее и разговаривает с ней, а сам он и понятия не имел о ее греховных желаниях.
Джейн открыла глаза и тут же увидела Питера, озаренного пламенем камина. Улыбнувшись, она едва не протянула к нему руки, но Питер заговорил, и ей ничего не оставалось, как вернуться в реальность.
