Текст книги "Два вампира (сборник)"

Автор книги: Энн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 61 страниц)

– Честно говоря, нет! – ответил черноволосый, наклоняясь к Мастеру.

– Настоящая храбрость,– небрежно заметил мой господин.– Зачем вы говорите чушь, в которую сами не верите. Будет вам, вы же знаете, что произошло с венецианскими кораблями, захваченными султаном.

– Да, что ты на это скажешь? А ты бы поплыл в ту гавань? – вопросил рыжеволосый флорентиец.– Знаешь, что сделали с венецианскими кораблями, захваченными за полгода до этого? Всех до единого, кто был на борту, обезглавили.

– За исключением командующего! – выкрикнул танцор, обернувшийся, чтобы вступить в разговор, но не прекративший танцевать, дабы не сбиться с шага.– Его посадили на кол. Его звали Антонио Риццо – это был один из благороднейших людей в мире.

Он продолжил танец, сделав небрежный презрительный жест через плечо. Потом, совершая пируэт, поскользнулся и чуть не упал.. Остальные танцоры подхватили его. Черноволосый за столом качал головой.

– Будь там весь венецианский флот!..– закричал он.– Но вы, флорентийцы и венецианцы, все одинаковые, предатели, вечно себе лазейку ищете.

Мой господин, глядя на него, рассмеялся.

– Ты надо мной не смейся,– заявил черноволосый,– ты – венецианец; я тебя тысячу раз видел, тебя и мальчишку!

Он показал на меня. Я взглянул на Мастера. Мой господин только улыбнулся, и я отчетливо услышал его шепот, как будто нас не разделяло такое расстояние:

– Свидетельство мертвеца, Амадео.

Черноволосый поднял кубок, опрокинул в горло немного вина и пролил столько же на свою остроконечную бороду.

– Полный город потворствующих ублюдков! – объявил он.– Только на одно они годятся: деньги занимать под высокий процент, когда все уже промотали на роскошные одежды.

– Кто бы говорил,– ответил рыжеволосый.– Сам как павлин паршивый. Стоило бы тебе хвост отрезать. Ладно, вернемся к Константинополю, раз ты так уж чертовски уверен, что его можно было спасти!

– Сам говоришь как поганый венецианец.

– Я – банкир; я человек ответственный,– сказал рыжеволосый.– Я восхищаюсь теми, кому делаю деньги.– Он поднял свой кубок, но, вместо того чтобы выпить вино, плеснул его в лицо черноволосому мужчине.

Мой господин не потрудился отодвинуться, так что вино, несомненно, частично пролилось и на него. Он посмотрел на два румяных потеющих лица по обе стороны от него.

– Джованни Лонго, один из храбрейших генуэзцев, когда-либо командовавших кораблем, пробыл в городе всю осаду! – закричал рыжеволосый.– Вот это мужество. Вот на такого человека я поставлю деньги.

– С чего бы это? – закричал тот же танцор, что вмешался в разговор. Он ненадолго вырвался из круга, чтобы объявить: – Он проиграл битву, к тому же у твоего отца хватало здравого смысла не вкладывать ни в кого из них деньги.

– Не сметь! – воскликнул рыжеволосый.– За Джованни Лонго и генуэзцев, которые сражались вместе с ним! – Он схватил кувшин, чуть не перевернув его, оросил вином свой кубок, а заодно и стол, а потом сделал большой глоток.– И за моего отца. Да сжалится Господь над его бессмертной душой. Отец, я убил твоих врагов и убью тех, кто купается в невежестве.– Он развернулся, въехал локтем в одежду моего господина и сказал: – А мальчик у вас красивый. Не торопитесь с ответом. Подумайте. Сколько?

Мой господин расхохотался так естественно и мелодично, как при мне еще никогда не смеялся.

– Предложите мне что-нибудь... что-нибудь, что может мне пригодиться,– сказал мой господин, украдкой блеснув глазами в мою сторону.

Такое впечатление, что каждый мужчина в зале разглядывал меня с головы до ног. А ведь они не были любителями мальчиков; они были просто итальянцами своей эпохи, которые, как от них требовалось, плодили детей, а также при каждой удобной возможности развратничали с женщинами и тем не менее ценили пухленького сочного молодого человека, как сегодня люди ценят поджаренный до золотистой корочки тост, намазанный сметаной и превосходной черной икрой.

Я не смог сдержать улыбку. Убей их, думал я, пусти их на убой. Я почувствовал себя привлекательным и даже красивым. Ну же, кто-нибудь, скажите, что я напоминаю вам Меркурия, разгоняющего облака в «Весне» Боттичелли; однако рыжеволосый мужчина, сосредоточив на мне плутоватый игривый взгляд, сказал:

–Ах, это же «Давид» Верроккьо, натурщик той бронзовой статуи. И не заверяйте меня в обратном Он к тому же бессмертный. О да, это видно – бессмертный. Он никогда не умрет.

Он опять поднял кубок, а потом пощупал свою тунику на груди и вытащил из-под напудренной горностаевой оторочки куртки богатый золотой медальон с ограненным бриллиантом невероятного размера. Он сорвал цепочку с шеи и гордо протянул его моему господину, который смотрел, как он болтается перед ним, как шар, способный наложить чары.

– За всех нас,– сказал черноволосый, поворачиваясь и глядя на меня в упор. Остальные смеялись. Танцоры кричали:

– Да, и за меня!

– Ничего не получишь, если я не буду вторым, после тебя!

– Послушай, я первый, даже до тебя!

Последнее восклицание было адресовано рыжеволосому, но драгоценность танцор бросил моему господину – кольцо с карбункулом и неизвестным мне блестящим фиолетовым камнем.

– Сапфир,– шепнул Мастер, поддразнивая меня взглядом– Амадео, согласен?

Третий танцор, блондин, самый маленький ростом из всех присутствующих, с небольшим горбом у левого плеча, вырвался из круга и подошел ко мне. Он снял с пальцев все кольца, как будто перчатки стянул, и швырнул их мне, так что они забренчали у моих ног.

– Улыбнись мне благосклонно, юный бог,– сказал он, слегка задыхаясь после танца; бархатный воротник у него промок от пота. Он с трудом держался на ногах и чуть не упал, но смог превратить это в шутку, неуклюже пустившись в пляс.

Музыка не смолкала, она грохотала и грохотала, словно музыканты считали, что она способна заглушить опьянение их господ.

– Кого-нибудь интересует осада Константинополя? – спросил мой господин.

– Расскажите мне, что стало с Джованни Лонго,– тихим голосом попросил я. Все взгляды устремились на меня.

– Лично у меня на уме осада... Амадео, правильно?... Да, Амадео! – воскликнул танцор-блондин.

– Ладно-ладно, сударь,– сказал я.– Поучите лучше меня истории.

– Ах ты, чертенок,– сказал черноволосый мужчина.– Даже кольца не подобрал.

– Да у меня все пальцы в кольцах,– вежливо сказал я, и это была правда. Рыжеволосый не замедлил ринуться в бой.

– Джованни Лонго оставался там все сорок дней, пока шел обстрел. Когда турки проломили стены, он сражался всю ночь. Ничто его не страшило. Его отнесли в безопасное место лишь потому, что он получил пулю.

– А пушки, сударь? – спросил я.– Они действительно были такие большие?

–Можно подул^ать, ты там был! – закричал черноволосый рыжему, прежде чем тот успел мне ответить.

– Мой отец там был! – сказал рыжий.– И выжил, чтобы все рассказать. Он был на последнем корабле с венецианцами, который выскользнул из гавани. И пока вы не успели вставить слово, сударь, предупреждаю: не смейте дурно говорить о моем отце или тех венецианцах. Они вывезли население в безопасное место, после того как битва была проиграна...

– Дезертировали, ты хочешь сказать,– ответил черноволосый.

– Я хочу сказать, ускользнули, унося с собой беспомощных беженцев, когда битва была уже проиграна. Ты назвал моего отца трусом? Ты в хороших манерах понимаешь не больше, чем в войне. Ты слишком глуп, чтобы с тобой драться, да и слишком пьян.

– Аминь,– сказал мой Мастер.

– Скажи ему,– обратился рыжий к моему господину.– Ты, Мариус Римский, скажи ему.– Он сделал новый слюнявый глоток.– Расскажи ему о бойне, обо всем, что произошло. Расскажи ему, как дрался на стенах Джованни Лонго, пока в грудь ему не угодила пуля. Слушай, безмозглый дурень! – заорал он своему другу. – Никто в этих делах не разбирается лучше Мариуса Римского. Колдуны умны, говорит моя шлюха. За Бьянку Сольдерини.

Он осушил стакан.

– Ваша шлюха, сударь? – спросил я.– Вы так выражаетесь о достойной женщине да еще в присутствии пьяных, непочтительных мужчин?

Никто не обратил на меня внимания – ни рыжий, который опять опрокидывал кубок, ни кто-либо из остальных.

Ко мне поплелся неверным шагом танцор-блондин.

– Они пьяны и о тебе забыли, прекрасный мальчик,– сказал он.– Но только не я.

– Сударь, вы спотыкаетесь, когда танцуете,– заметил я.– Смотрите не споткнитесь, когда будете за мной ухаживать.

– Ах ты, жалкий щенок,– сказал он и упал на меня, потеряв равновесие. Я вылетел из кресла и отскочил вправо. Он споткнулся о ножку и рухнул на пол.

Раздался громкий взрыв хохота. Два оставшихся танцора прекратили выделывать свои па.

– Джованни Лонго был храбр,– невозмутимо ответил мой господин, оглядевшись вокруг и вновь обращая свой холодный взгляд к рыжему.– Все они были храбры. Но ничто не могло спасти Византию. Ее час пробил. Кончилось время императоров и трубочистов. А в последующем побоище многое было безвозвратно утеряно. Библиотеки сжигались сотнями. Столько священных рукописей, содержавших множество тайн, утрачено навсегда.

Я попятился от атаковавшего меня пьяницы, который перекатился по полу.

– Ах ты, паршивая болонка! – заорал он, растянувшись у моих ног.– Я сказал, дай мне руку.

– Хорошо, сударь, однако,– проговорил я,– мне кажется, вы этим не ограничитесь.

– Так и будет! – воскликнул он, но его занесло, и он снова упал, испустив протяжный стон.

Один из сидевших за столом мужчин – красивый, но пожилой, с длинными, густыми, волнистыми седыми волосами и морщинистым лицом, тот, кто все это время молча угощался жирной бараньей лопаткой, бросил взгляд на меня и на упавшего – тот безуспешно пытался подняться на ноги.

– Х-м-м-м. Значит, Голиаф пал, маленький Давид? – улыбнулся он мне.– Последи за своим языком, маленький Давид, мы не все здесь тупые великаны, а тебе еще рановато кидаться камнями.

Я улыбнулся ему в ответ.

– Ваша острота так же неуклюжа, как и ваш друг, сударь. Что касается, как вы выразились, моих камней, они останутся на месте, в своем мешке, и подождут, пока вы не споткнетесь о вашего друга.

– Вы упомянули о книгах, сударь? – спросил Мариуса рыжий мужчина, абсолютно игнорируя нашу перепалку.– При падении величайшего города мира жгли книги?

– Да, этого приятеля интересуют книги,– сказал черноволосый.– Сударь, вы бы лучше присмотрели за мальчишкой. Он человек конченый. Обстоятельства изменились. Велите ему не смеяться над старшими.

Ко мне направились двое танцоров, оба такие же пьяные, как и тот, кто упал. Они сделали вид, что хотят меня погладить, и превратились в одно зловонное, тяжело дышащее четверорукое чудовище.

– Ты улыбаешься, когда наш друг катается по полу? – спросил один из них, вставляя мне колено между ног.

Я попятился и чудом избежал увесистой оплеухи.

– Ничего другого я придумать не смог,– ответил я.– Учитывая, что причиной его падения стало поклонение мне. Смотрите, господа, сами не увлекитесь этим культом. Я ни в коей мере не настроен отвечать на ваши молитвы.

Мастер поднялся со своего места.

– Меня это начинает утомлять,– произнес он холодно и отчетливо. Его голос, эхом отразившийся от покрытых гобеленами стен, леденил душу.

Все посмотрели на него, даже по-прежнему ползавший по полу человек.

– Да что вы? В самом деле? – Черноволосый поднял голову.– Мариус Римский, верно? Я о вас слышал. Я вас не боюсь.

– Это вам очень благоприятствует,– прошептал мой господин с улыбкой. Он положил руку на его голову, и тот рванулся в сторону, чуть не свалившись со скамьи. Теперь он совершенно определенно испугался.

Танцоры смерили взглядом моего господина, наверняка стараясь вычислить, легко ли будет его одолеть. Один из них снова набросился на меня.

– Молитвы, черт подери! – сказал он.

– Сударь, поосторожнее с моим господином. Вы его утомляете, а он, когда устает, очень легко раздражается.

Я выдернул руку, за которую он намеревался меня схватить.

Я попятился еще дальше, смешавшись с мальчиками-музыкантами, где меня спасительным облаком окутала музыка.

Я увидел на их лицах панику, но они заиграли еще быстрее, не обращая внимания на выступивший над бровями пот.

– Отлично, отлично, господа,– сказал я.– Мне нравится. Но сыграйте реквием, если можно.

Они окинули меня отчаянными взглядами, но знаков расположения не выказали. Барабан не умолкал, свирель вела свою переливчатую мелодию, зал трепетал от звуков лютни.

Блондин на полу закричал, взывая о помощи, так как до сих пор так и не смог подняться самостоятельно, и двое танцоров бросились, чтобы поддержать его, хотя один из них не переставал. стрелять в меня настороженными взглядами.

Мастер посмотрел сверху вниз на черноволосого противника, одной рукой потянул его со скамьи вверх и наклонился, чтобы поцеловать в шею. Тот повис в руках моего господина и застыл, как; маленький хрупкий зверек в пасти у огромного хищника. Я мог поклясться, что расслышал, как из него хлынула кровь, когда мой господин встряхнул волосами и они упали вниз, прикрывая следы роковой трапезы.

Вскоре Мастер уронил жертву на скамью. За этой сценой наблюдал только рыжий, однако он был настолько пьян, что, казалось, никак не мог сообразить, что к чему. Он в недоумении приоткрыл один глаз и еще раз отпил из своего грязного, забрызганного кубка, потом, как кот, облизал пальцы правой руки. Когда Мастер бросил его черноволосого товарища, тот уткнулся лицом прямо в блюдо с фруктами.

– Пьяный идиот,– сказал рыжий.– Никто не сражается за благородство, за честь, за порядочность.

– В любом случае немногие,– сказал мой господин, глядя на него.

– Они, эти турки, раскололи мир надвое,– продолжал рыжий, уставившись на мертвеца и явно не замечая, что тот уже не дышит. Я не видел лица черноволосого, но меня невероятно возбуждало сознание того, что он мертв.

– Ну хватит, господа,– сказал Мариус,– а вы, сударь, подойдите сюда, вы, кто подарил моему сыну столько колец.

–Так это ваш сын, сударь? – крикнул светловолосый горбун, которому удалось наконец принять вертикальное положение. Он оттолкнул от себя своих друзей, повернулся и пошел на призыв.– Я ему таким отцом буду – вам и не снилось.

Внезапно мой господин совершенно беззвучно появился на нашей стороне стола. Его взметнувшиеся было одежды моментально приняли прежний вид, как будто он просто сделал шаг. Рыжий, видимо, этого просто не заметил.

– Скандеберг, великий Скандеберг, поднимаю за него кубок,– сказал сам себе рыжий.– Его давно уже нет, но дайте мне пять Скандебергов, и я снаряжу новый крестовый поход, чтобы забрать наш город у турок.

– Ну надо же, а кто не снарядил бы, с пятью-то Скандебергами? – спросил сидевший на дальнем конце стола пожилой человек, с чавканьем вгрызаясь в лопатку. Он вытер рот тыльной стороной ладони.– Но не существует генерала, равного Скандебергу, и никогда не существовало, за исключением его самого. Что там с Людовико? Дурак ты! – Он встал.

Мой господин обхватил рукой блондина, тот попытался оттолкнуть его и пришел в ужас, когда Мастер не сдвинулся с места. Пока двое танцоров безуспешно старались освободить своего товарища, мой господин дарил ему свой смертоносный поцелуй. Он приподнял подбородок блондина и приник к большой артерии на шее. Он качнул его в противоположную сторону и, как лше показалось, одним большим глотком вытянул из него всю кровь. В мгновение ока он прикрыл веки своей жертвы двумя белыми пальцами и отпустил тело, мгновенно соскользнувшее на пол.

– Ваша очередь умирать, милостивые господа,– сказал он попятившимся от него танцорам.

Один из них выхватил меч.

– Не глупи! – заорал его друг.– Ты пьян. Ты никогда...

– Да, не выйдет,– с лежим вздохом подтвердил Мастер. Его губы стали такими розовыми, какими я их еще никогда не видел, а выпитая кровь прилила к щекам. Даже в глазах появился новый, сияющий блеск.

Он схватил рукой меч и одним нажатием большого пальца переломил лезвие, так что в руке противника остался только обломок.

– Как вы смеете! – закричал мужчина.

– Лучше спроси, как он это сделал! – посоветовал рыжий.– Разломил надвое, да? Что же это за сталь?

Любитель лопатки громко засмеялся и запрокинул голову, потом оторвал от кости новую порцию мяса.

Мой господин протянул руку и вырвал из времени и пространства владельца сломанного меча На этот раз, чтобы обнажить вену, он с шумным хрустом сломал человеку шею.

Казалось, этот звук услышали и все остальные: тот, кто ел лопатку, насторожившийся танцор и рыжеволосый мужчина.

Следующим мой господин обнял последнего танцора. Любящим жестом он взял его лицо в ладони и снова принялся пить, приоткрыв у горла рот, чтобы я на секунду увидел кровь – настоящий поток крови, который тут же исчез за склоненной головой Мастера.

Я видел, как кровь пульсирует под пальцами моего господина, и не мог дождаться, пока он поднимет голову. Впрочем, это случилось весьма скоро – скорее, чем в случае с предыдущей жертвой. Он посмотрел на меня затуманенным, полусонным взглядом, его лицо пылало, и внешне он ничем не отличался от живых людей. Он так же опьянел и обезумел от своего необычного напитка, как они – от простого вина.

Непослушные золотые кудри прилипли к его вспотевшему лбу, и я увидел тонкую пленку крови. Музыка резко остановилась.

Ее остановила не бойня, а вид моего господина, из рук которого безвольным мешком костей на пол скользнула последняя жертва.

– Реквием,– повторил я.– Их призраки будут вам благодарны, добрые господа.

– Либо играйте,– сказал Мариус, приближаясь к музыкантам,– либо бегите отсюда.

– Я думаю, бежим отсюда,– прошептал лютнист. Они моментально повернулись и направились к дверям. В спешке они никак не могли отодвинуть щеколду и беспомощно толпились, выкрикивая проклятия.

Мой господин подобрал с пола драгоценные кольца, лежавшие вокруг кресла, где я раньше сидел.

– Дети мои, вы уходите без оплаты,– сказал он.

Охваченные страхом, они обернулись и увидели, что он кидает им кольца. Каждый из них неловко, нетерпеливо и пристыженно поймал по драгоценности, брошенной Мастером. Потом двери резко отворились и створки ударились в стены. Мальчики выбежали из зала, и двери захлопнулись вновь.

– Ловко! – отметил человек с лопаткой, которую он наконец-то отложил в сторону, таге как мясо уже кончилось.– И как тебе это удается, Мариус Римский? Говорят, ты могущественный маг. Не понимаю, почему Великий Совет не призовет тебя к суду по обвинению в колдовстве. Должно быть, все дело в твоих деньгах – я прав?

Я уставился на Мастера. Никогда еще я не видел его таким привлекательным, как сейчас, когда его разгорячила свежая кровь. Мне хотелось дотронуться до него. Мне хотелось, чтобы он меня обнял Он смотрел на меня пьяными и ласковыми глазами.

Но он оторвал от меня свой соблазнительный взор и направился обратно к столу, обошел его и сел рядом с человеком, который доедал лопатку.

Седовласый мужчина поднял на него глаза и бросил взгляд на рыжего товарища.

– Не глупи, Мартино,– сказал он рыжему.– Может быть, в Венеции вполне легально заниматься колдовством, если человек платит налоги. Положи свои деньги в банк Мартино, Мариус Римский.

– Я это и делаю,– кивнул Мариус Римский, мой господин,– и они приносят мне вполне приличный доход.

Он снова сел между мертвецом и рыжим, который пришел в восторг и возбуждение оттого, что Мариус вернулся к нему.

– Мартино,– предложил Мастер.– Давайте поговорим поподробнее о падении империй. Ваш отец, почему он оказался вместе с генуэзцами?

Рыжий, воспламенившись от всего этого разговора, гордо заявил, что его отец был представителем семейного банка в Константинополе, а впоследствии умер от ран, полученных в тот последний, страшный день.

– Он все видел,– говорил рыжий,– он видел, как истребляли женщин и детей. Он видел, как хватали монахов в алтаре храма Святой Софии. Он знает тайну.

– Тайну! – фыркнул пожилой человек. Он пододвинулся к ним и, широко взмахнув левой рукой, столкнул со скамьи мертвеца, который упал через нее на пол.

– Господи Боже, бессердечный ублюдок,– сказал рыжий.– Слышал, как треснул его череп? Не смей обращаться так с моим гостем, если тебе жизнь дорога.

Я подошел поближе к столу.

– Да, иди, иди сюда, красавчик,– позвал рыжий.– Присаживайся.– Он обратил ко мне свои пламенеющие золотом глаза.– Садись напротив меня. Господи, только просмотрите на Франсиско. Готов поклясться, я слышал, как треснул его череп.

– Он умер,– мягко произнес Мариус.– Пока что все в порядке, беспокоиться не о чем. Его лицо буквально светилось от выпитой крови, а волосы на фоне порозовевшей кожи казались еще светлее. Вокруг глаз ожили крошечные паутинки сосудов, ни на йоту не лишая их приводящей в благоговейный восторг, сияющей красоты.

– Хорошо, прекрасно, они умерли.– Рыжий пожал плечами.– Да, так вот, я говорил,– и вам, черт подери, стоит мои слова запомнить, потому что я это точно знаю,– что монахи взяли священную чашу и священную просфору и пошли в потайное место в храме Святой Софии. Мой отец все видел своими глазами. Я знаю тайну.

– Глазами, глазами...– передразнил его пожилой человек.– У тебя, должно быть, павлин был вместо отца, что у него столько глаз!

– Заткнись, или я перережу тебе горло! – огрызнулся рыжий.– Смотри, что ты сделал с Франсиско, взял его и опрокинул Господи! – Он лениво перекрестился.– Да у него на затылке кровь!

 Мой господин обернулся и, нагнувшись, намочил пальцы в этой крови. Он медленно повернулся ко мне, потом к рыжему и слизнул кровь с одного пальца.

 – Мертвый,– с легкой усмешкой сказал он.– Но она еще вполне теплая и густая.– Он медленно улыбнулся.

 Рыжий смотрел на него завороженно, как ребенок на представление марионеток. Мой господин раскрыл окровавленную ладонь, как бы говоря: «Хочешь попробовать?»

 Рыжий схватил Мариуса за запястье и облизал кровь с большого и указательного пальцев.

– М-м-м-м, как вкусно,– протянул он.– Все мои товарищи – отличной крови.

– И не говорите,– ответил мой господин.

 Я не мог оторвать взгляд от его изменившегося лица. Теперь казалось, что его щеки даже потелшели, а быть может, они просто изменяли форму, когда он улыбался. У него порозовели губы.

– И я еще не закончил, Амадео,– прошептал он.– Я только начал.

– Он не сильно ранен! – настаивал пожилой человек. Он рассмотрел лежавшую на полу жертву. Он волновался. Неужели он его убил? – У него на затылке просто крошечный порез, вот и все. Разве нет?

– Да, крошечный порез,– сказал Мариус.– И в чем же заключается тайна, дорогой друг? – Он повернулся спиной к седому мужчине, заговорив с рыжим с куда большим интересом, чем прежде.

– Да, прошу вас,– сказал я.– В чем же тайна, сударь? В том, что священники бежали?

– Нет, мальчик, не будь тупицей! – ответил рыжий, взглянув на меня через стол Он был невероятно красив. Бьянка его когда-нибудь любила? Она никогда не рассказывала.

– Тайна, тайна...– сказал он.– Если ты в эту тайну не поверишь, то ни во что рке не поверишь – ни в святое, ни в нечестивое.

Он поднял кубок. Но тот был пуст. Я взял кувшин и наполнил кубок темным ароматным вином. Я подумал, не стоит ли и мне попробовать, потом отвращение взяло верх.

– Чушь,– прошептал мой Мастер.– Выпей за упокой их душ. Давай. Вон чистый кубок.

– Ах да, прости меня,– сказал рыжий.– Я даже не предложил тебе кубок. Господи, подумать только, я кинул тебе на пол простой ограненный бриллиант, когда хотел получить твою любовь.

Он взял кубок – богатую, изысканную вещицу, инкрустированную серебром и усыпанную крошечными сверкающими камнями. Теперь я заметил, что все кубки составляли один набор, на каждом были вырезаны миниатюрные изящные фигурки, украшенные одинаковыми яркими камешками. Он со звоном поставил кубок на стол, взял у меня кувшин, наполнил кубок и протянул его мне.

Я подумал, что меня вырвет прямо на пол. Я посмотрел на мужчину, на его почти приятное лицо и красивые огненнорыжие волосы. Лицо его озарила мальчишеская улыбка, открывшая мелкие, но идеально белые, просто жемчужные зубы. Казалось, он влюбился в меня до безумия и размечтался, не произнося ни слова.

– Бери, выпей,– велел мне Мастер.– Ты ступил на опасный. путь, Амадео, так выпей же за знания, выпей за силу.

– Вы ведь не смеетесь надо мной, сударь, правда? – спросил я, уставившись, на рыжего, но обращаясь непосредственно к Мариусу.

– Я люблю тебя,– ответил Мастер,– но ты все-таки замечаешь что-то в моих словах, так как от человеческой крови я грубею. Так всегда бывает. Только в голодании я обретаю божественную чистоту.

– Да, и на каждом перекрестке поворачиваете меня в нужную сторону,– сказал я.– Прочь от кары и поближе к чувствам, к удовольствиям.

 Я встретился взглядом с рыжим. Но я слышал ответ Мариуса.

– Кара – это и есть убийство, вот в чем камень преткновения. Кара – это убивать без причины, просто так, не за «честь, благородство и порядочность», как говорит наш друг.

– Да! – сказал «наш друг», повернувшись к Мариусу, а потом опять ко мне.– Пей! – Он протянул лше кубок.

– А когда все будет кончено, Амадео, собери эти кубки и отнеси домой, чтобы они служили напоминанием о моем провале – или поражении, ибо это одно и то же,– а также уроком для тебя. Редко я вижу это так отчетливо и ясно.

 Рыжий, увлекшись флиртом, наклонился вперед и поднес кубок прямо к моим губам.

– Маленький Давид, ты вырастешь и станешь королем – помнишь? Да, я мог бы поклоняться тебе, маленький мужчина с нежными щечками, и молить хоть об одном псалме от твоей арфы, хоть об одном, лишь бы ты дал его по собственной воле!

 Мой Мастер тихо прошептал:

– Можешь исполнить последнее желание умирающего?

– По-моему, он умер! – громко воскликнул седой человек.– Смотри, Мартино, кажется, я таки убил его: у него кровь течет из головы, как сок из помидора, черт бы его побрал. Посмотри!

– Да заткнись ты! – сказал рыжеволосый Мартино, не сводя с меня глаз.– Ну же, исполни последнюю просьбу умирающего, маленький Давид,– продолжал он.– Все мы умрем Я умру за тебя, так не умрете ли вы со мной, сударь,– ненадолго, прямо в моих руках? Давай поиграем в одну игру. Она вас развлечет, Мариус Римский. Посмотрите, как я заберусь на него, как я ритмично и искусно буду его гладить, и на ваших глазах скульптура из плоти забьет фонтаном, я поработаю насосом, и мне в руки хлынет влага.

Он сложил руки, как будто уже получил то, что хотел. Он еще долго смотрел на меня, а потом низким шепотом произнес:

– Я слишком мягок, из меня скульптуры не получится. Дай же мне отпить от твоего фонтана. Сжалься над умирающим от жажды.

Я выхватил из его дрожащей руки и одним глотком опустошил кубок. Внутри все напряглось, и мне показалось, что сейчас вино поднимется обратно и меня вырвет. Я заставил его спуститься вниз. Я посмотрел на моего Мастера.

– Как же мерзко, мне противно.

– Чушь какая,– ответил он, едва шевеля губами.– Смотри, какая вокруг красота!

– Будь я проклят, если он не умер,– сказал седой. Он пнул труп Франсиско на полу.– Мартино, я пошел.

– Останьтесь, сударь,– сказал Мариус.– Я поцелую вас на ночь.

Он хлопнул его по запястью и набросился на его горло. Интересно, что подумал в тот момент рыжий, который, едва взглянув на них, продолжил свои уговоры. Он опять наполнил мой кубок. Седой человек издал стон, или это был Мариус? Я окаменел от ужаса. Когда он отвернулся от своей жертвы, я увидел разлившуюся в нем новую кровь и отдал бы все на свете, лишь бы он снова стал белым – мой мраморный бог, мой высеченный из камня повелитель в нашей общей постели.

Рыжий встал прямо передо мной, перегнулся через стол и мокрыми губами приложился к моему рту.

– Я умираю из-за тебя, мальчик! – объявил он.

– Нет, ты умираешь без причины,– сказал Мариус.

– Мастер, пожалуйста, только не его! – крикнул я.

Я отлетел назад, чуть не потеряв равновесие. Рука моего господина разделила нас, и его ладонь легла рыжему на плечо.

– В чем же тайна, сударь? – отчаянно крикнул я,– тайна храма Святой Софии, в которую нужно поверить?

Рыжий был совершенно одурманен. Он сознавал, что перебрал, что происходящее не поддается никакой логике, но был уверен, что виной всему опьянение. Он покосился на руку Мариуса, лежавшую у него на груди, и даже повернулся, чтобы получше рассмотреть пальцы, сжимавшие его плечо. Потом он взглянул Мариусу в лицо, и я тоже.

Мариус стал человеком, настоящим человеком От недоступного, вечно неизменного бога не осталось и следа В его глазах мерцала кровь. Он разрумянился, как будто долго бежал, и губы его были в крови, он облизнул их, и язык стал рубиново-красным. Он улыбнулся Мартино – последнему, единственному оставшемуся в живых.

Мартино перевел взгляд с Мариуса на меня, мгновенно смягчился и потерял бдительность.

– В разгар осады,– почтительно заговорил он,– когда турки ворвались в церковь, некоторые монахи оставили алтарь Святой Софии и унесли с собой чашу и Святое причастие, плоть и кровь нашего Господа Они и по сей день спрятаны в потайных комнатах храма Святой Софии, и в тот самый миг, когда мы возьмем город, в тот самый миг, когда мы вернем себе великий храм Святой Софии, когда мы прогоним турок из нашей столицы, вернутся те священники, те самые священники. Они выйдут из своего укрытия, поднимутся по ступеням алтаря и возобновят мессу с того самого места, на каком их заставили остановиться.

– Ах,– вздохнул я в восхищении от услышанного и тихо обратился к своему господину: – Мастер, ведь это достаточно хорошая тайна, чтобы оставить ему жизнь, нет?

– Нет,– сказал Мариус.– Эту историю я знаю, а он сделал Бьянку шлюхой.

Рыжий силился понять суть нашего диалога.

– Шлюхой? Бьянку? Десять раз убийцей, сударь, но не шлюхой. Шлюха... Все совсем не так просто.– Он разглядывал Мариуса с таким видом, словно находил этого разгоряченного от страсти мужчину прекрасным. Так оно и было.

– Да, но ты научил ее совершать убийства,– почти нежно произнес Мариус, массируя пальцами его плечо и одновременно закидывая ему за спину левую руку, чтобы иметь возможность покрепче прижать его к себе. Он наклонил голову и лбом коснулся виска Мартино.

–Х-м-м-м.– Мартино встряхнулся.– Я перепил. Я никогда не учил ее ничему подобному.

– Да нет, учил, ты учил ее убивать, причем за совершенно ничтожные суммы.

– Господин, а нам-то что за дело?

– Мой сын забывается,– сказал Мариус, глядя на Мартино.– Он забывает, что я обязан убить тебя от имени нашей прекрасной дамы, которую ты хитростью заманил в свои темные, грязные заговоры.

– Она оказывала мне услуги,– сказал Мартино.– Дайте мне мальчика!

– Прошу прощения?

– Вы намерены убить меня, так убивайте. Но дайте мне мальчика Один поцелуй, сударь,– о большем я не прошу. Один поцелуй, мне будет достаточно. Для всего остального я слишком пьян!