Текст книги "Два вампира (сборник)"

Автор книги: Энн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 61 страниц)

Понимаешь, мы и раньше становились свидетелями рождений, роста и взросления тех или иных материальных существ. Но впервые эти существа были так похожи на нас самих.

– А Господь хранил молчание?

– Нет. Он собрал нас всех вместе и спросил, как получилось, что до сих пор мы сумели узнать и постичь так мало, что этого оказалось недостаточно для избавления нас от приступов страха и гордыни. Гордыня – вот что, по Его словам, заставляло нас страдать. Нас приводила в ярость сама мысль о том, что столь маленькие, слабые создания с крошечными головками и странного вида личиками обладают такими же, как наши, крыльями. Он преподал нам суровый урок и предупредил: «Напоминаю вам еще раз, что процесс не завершен. Он будет продолжаться, и вам неоднократно предстоит стать свидетелями удивительных, поистине поразительных событий. Но вы Мои ангелы, вы принадлежите Мне и должны верить в Меня!»

Девятое «откровение» стало болезненным потрясением для всех без исключения ангелов. Одних оно привело в ужас, других преисполнило отвращением, ибо в девятом «откровении», как в зеркале, отразились, те сокровенные чувства, которые оно породило в наших сердцах. Речь идет о появлении на земле млекопитающих, чьи ужасные крики боли и муки взмывали к самым небесам и заглушали любые звуки, исторгаемые страдающими и умирающими животными. О-о-о-о! Все наши опасения, вызванные появлением смерти и разложения, оправдались с лихвой, причем в самых отталкивающих формах!

Звуки, доносившиеся с земли, стали совсем другими, и все, что нам оставалось делать, это терпеливо сносить все страхи и мучения и воссылать к небесам свои окрашенные тревогой и изумлением песнопения. Тон наших гимнов стал безрадостным, а сами они – маловразумительными. И только Господь сохранял спокойствие, и свет его оставался ничем не омраченным.

Теперь, наконец, перейдем к десятому «откровению». Человекообразные обезьяны стали ходить на двух ногах. Не насмешка ли это над самим Господом Богом?!! Но вот она перед нами – обезьяна, распрямившая спину, волосатое грубое животное с двумя руками и двумя ногами, примат, по чьему образу и подобию созданы все мы! Хвала небесам, у него не было крыльев. Надо признать, что ни одно крылатое существо даже не приблизилось к нему в своем развитии. Это животное с дубиной в руках неуклюже передвигается по земле, зубами рвет на части плоть своих врагов, кусает, бьет и закалывает насмерть всех, кто оказывает ему сопротивление. Это подобие самого Господа Бога и гордых сыновей Его – ангелов – умело владеет примитивными орудиями.

Как громом пораженные, мы внимательно рассматривали его руки. Есть ли у него большие пальцы? Можно сказать, что есть! Как громом пораженные, мы бродили вокруг мест их скопления. Неужели те звуки, которые они издают,– это своего рода осмысленная речь? Можно сказать – да! Но в чем же состоит умысел Божий? Почему Он так поступил? Неужели и это не возбудит в нем гнев?

Однако вечный свет Господень по-прежнему изливался на мир, и ничто, казалось, не в силах его омрачить. Разве не слышал Он вопля умирающего примата? Разве не достигал Его ушей визг макаки, раздираемой на части ее более крупным собратом, и разве не видел Он, как покидает ее яркая искра жизни?

«Нет, это просто неслыханно, это невозможно себе даже представить!» – вскричал я, взмывая к небесам. Ответ Господа был отнюдь не утешительным. «Мемнох,– сказал Он,– если даже Я не считаю это существо насмешкой над Собой, если Я Сам его создал, то как можешь ты чувствовать себя оскорбленным? Удовлетворись таким объяснением, Мемнох, удивляйся, изумляйся, но не беспокой Меня больше. Со всех сторон до Меня доносятся песнопения, повествующие о любой мелочи, о каждой детали Моего совершенного творения. И только ты приходишь с вопросами, которые по сути своей есть не что иное, как брошенные Мне в лицо обвинения. Все, Мемнох! Хватит! Довольно!»

Я чувствовал себя посрамленным и униженным. Само слово «обвинение» испугало меня и привело в замешательство. Известно ли тебе, что «сатана» в переводе с древнееврейского означает «противник, обвинитель»?

– Известно,– ответил я.

– Тогда, если позволишь, я продолжу. Такое отношение было мне в новинку. И тем не менее я сознавал, что на протяжении долгого времени без конца обвинял Господа то в одном, то в другом и неустанно твердил, что эволюционный процесс в том виде, в каком он происходит на земле, не может соответствовать божественной воле и желанию.

И вот теперь Он совершенно недвусмысленно приказал мне прекратить жаловаться и продолжать наблюдение. Он вновь подтвердил широту и грандиозность своих замыслов, указал на колоссальные перспективы тех изменений, свидетелем которых мне довелось быть. Иными словами, Он позволил мне словно при мгновенной яркой вспышке увидеть Его глазами то, что никогда не открылось бы мне самому.

Я уже сказал, что чувствовал себя посрамленным и смиренно обратился к Богу с просьбой позволить мне и в дальнейшем оставаться рядом с Ним. «Конечно, оставайся»,– милосердно произнес Господь. Мы примирились, однако с тех пор, продолжая купаться в лучах Его Божественного света, я постоянно был начеку – так настороженно ведет себя животное, в любой момент ожидающее нападения невидимого в лесных зарослях врага. Настороженно и с опаской.

А тем временем внизу, на земле, происходило нечто из ряда вон выходящее!

Подумать только! Впрочем, не знаю, эти ли слова я должен употребить или лучше с библейским пафосом громко воскликнуть: «Зрите!». Суть в том, что волосатые прямоходящие существа положили начало весьма странному ритуалу. Вообще-то они положили начало очень многим обрядам и создали весьма сложные поведенческие модели. Но я, если ты не против, сразу перейду к описанию наиболее важной из них. Волосатые прямоходящие существа стали хоронить своих мертвых сородичей.

Прищурившись, я озадаченно наблюдал за Мемнохом. Он так глубоко погрузился в воспоминания и был до такой степе-11И поглощен своим повествованием, что, пожалуй, впервые за все время нашей беседы выглядел действительно несчастным и подавленным, однако по-прежнему красивым. Никакие грустные мысли не в силах были исказить прекрасные черты его лица.

– И что? Одиннадцатым «откровением» стала обязанность хоронить мертвых? – спросил я.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, в котором явно читалось разочарование. Мысль о том, что он не в состоянии ясно и доступно мне все изложить, приводила его в смятение.

– Так что же ты имеешь в виду? – нетерпеливо переспросил я, горя желанием узнать как можно больше.– Что подразумевается под словами о том, что они хоронили своих мертвых?

–Очень и очень многое,– прошептал Мемнох, многозначительно покачав передо мной пальцем.– Ибо обряд погребения был сопряжен с проявлениями родства и близости, какие до той поры мы едва ли встречали у какого-либо вида живых существ. Сильные заботились о слабых, здоровые помогали больным, кормили и оберегали калек, и, наконец, все вместе они с цветами хоронили мертвых. Ты только подумай, Лестат,– с цветами! Вот в этом-то и заключалась главная суть одиннадцатого «откровения» – в появлении современного человека! Косматого, сутулого, покрытого волосами и еще очень похожего на обезьяну, но тем не менее – человека! И лицо этого человека уже мало чем отличалось от наших. Современный человек был способен испытывать любовь и привязанность, свойственные прежде лишь нам, ангелам, и Создателю. Он проявлял свои чувства по отношению к сородичам, он так же, как и мы, любил цветы и с их помощью выражал свое горе во время погребального обряда.

Я долго молчал, обдумывая сказанное, но в первую очередь упоминание Мемноха о том, что он, Бог и остальные ангелы служили своего рода идеальным образцом, эталоном, к которому на их глазах стремились в своем развитии человеческие существа. Я никогда не размышлял над этим вопросом с такой точки зрения. И вновь перед моим мысленным взором возник Его образ в тот момент, когда Он повернулся спиной к балюстраде и обратился ко мне: «Ты никогда не станешь Моим врагом, Лестат, правда?»

Мемнох не сводил с меня глаз. Я отвел взгляд. Внутри меня все более крепло чувство привязанности к нему, вызванное прежде всего его рассказом и той эмоциональностью, с какой он излагал свое повествование. Кроме того, пришедшие на память слова Бога Воплощенного вновь повергли меня в смятение.

–Но так и должно быть,– сказал Мемнох – И вопрос, которым тебе следует задаться, заключается вот в чем: почему Он, вне всякого сомнения зная тебя таким, каков ты есть,– а Он не может этого не знать,– почему Он уже не считает тебя Своим врагом? Ты догадываешься?

Я был ошеломлен...

Я лишился дара речи...

Мемнох ждал, пока я приду в себя и буду в состоянии слушать продолжение его рассказа, однако были минуты, когда мне казалось, что этот момент, возможно, не наступит вообще. Завороженный и потрясенный, я тем не менее, словно самый обыкновенный смертный, испытывал сильнейшее желание убежать, скрыться от чего-то губительного, непреодолимого, угрожающего, способного лишить меня здравого рассудка

– Пока я оставался рядом с Господом,'– заговорил наконец Мемнох,– я смотрел на происходящее Его глазами. Я наблюдал за людьми и их семьями, видел, как они собираются вместе, чтобы присутствовать при родах, видел, как они устанавливают на могилах надгробные камни... Я видел это словно вездесущими очами Господними... И меня поражала невероятная сложность каждого деяния Его, каждого момента сотворения мира, будь то возникновение молекулы воды или звук, исторгаемый живыми существами, птицами ли, людьми ли – не важно... Все казалось не более чем проявлением божественного величия. Из самых глубин сердца моего возносились к Нему такие хвалебные гимны, равных которым мне еще не доводилось петь.

И вновь Господь обратился ко мне: «Мемнох, оставайся здесь, на небесах, рядом со мной. Отныне ты будешь наблюдать издалека».

«Неужели таково Твое повеление, Господи? – спросил я.– А мне бы так хотелось видеть их возле себя, оберегать и охранять их. Я страстно желаю прикоснуться своими невидимыми руками к их коже, которая становится все мягче и мягче».

«Что ж, ты мой ангел, Мемнох,– рек Господь.– Тогда иди и стереги их. Но помни: все, что ты видишь, делается Мною и по Моему изволению».

Прежде чем покинуть рай, я окинул взглядом мироздание – надеюсь, ты понимаешь, что в данном случае я выражаюсь метафорически,– и увидел, что вселенная буквально кишит ангела ми-хранителями. Они были повсюду – в лесах, в долинах, в морях,– и ни один не оставался без дела

Однако атмосфера Земли изменилась, и причиной тому послужило присутствие в ней чего-то невидимого, какого-то, назовем его так, нового элемента. Что это было? Быть может, в воздухе кружился вихрь мельчайших частичек? Нет, нечто иное... Но присутствие это ощущалось совершенно явственно.

 Я отправился на землю, где немедленно обступившие меня со всех сторон ангелы в один голос подтвердили, что тоже ощущают в атмосфере нечто новое, доселе им неведомое, и что в отличие от всех других живых существ этот новый элемент совершенно не нуждается в воздухе.

 – Разве это возможно? – спросил я.

 – Прислушайся,– сказал ангел Михаил.– Вслушайся повнимательнее. И ты услышишь.

 – Это нечто невидимое, но живое,– добавил ангел Рафаил.– Но кто из живущих в этом мире, кроме нас, может оставаться невидимым?

 Сотни ангелов собрались вместе, чтобы рассказать о том, какие ощущения вызвал у них новый элемент, и поделиться своим мнением о странной невидимой силе, которая, не осознавая нашего присутствия, словно вибрировала вокруг и производила недоступный обычному слуху шум.

 «Это ты во всем виноват! – воскликнул, обращаясь ко мне, один из ангелов, чье имя я называть не стану.– Своими бесконечными упреками и обвинениями ты прогневил Господа, и Он создал это нечто, невидимое, как мы, и наделенное нашей силой. Мемнох! Ты должен пойти к Богу и узнать, не замыслил ли Он избавиться от всех нас и передать бразды правления новому невидимому существу!»

 «Но можно ли представить, что такое возможно?» – спросил Михаил, самый выдержанный, спокойный и разумный из ангелов, о чем свидетельствуют и фольклор, и теологические трактаты, и...– словом, вся честная компания, оставившая хоть какие-нибудь свидетельства об ангелах. И это истинная правда. Он действительно всегда отличался здравомыслием.

 Так вот, Михаил стал успокаивать взволнованных собратьев. Он сказал, что эти мелкие невидимые создания, вибрации которых все мы ощущаем, никак не могут сравниться с нами в силе. Им с трудом удается проявить свое присутствие и сообщить о своем существовании даже нам, ангелам,– а ведь от нас не может скрыться ничто на земле.

«Мы обязаны выяснить, что это,– сказал я.– Совершенно очевидно, что новые создания отнюдь не небожители, а вполне земные существа. Они обитают здесь, среди лесов и холмов».

Все со мной согласились. Ведь мы отлично знали и понимали устройство мира и каждой, даже самой малой, его частицы. Иногда требуются тысячелетия, чтобы понять сущность того или иного химического вещества или бактерии, а к нам это понимание приходило мгновенно. Однако суть того, с чем мы столкнулись на этот раз, оставалась загадкой. Точнее говоря, мы не в силах были определить, с чем именно столкнулись.

– Да, я понимаю, о чем ты.

– Мы вслушивались, мы простирали руки... Мы поняли, что оно бестелесно и невидимо, однако при этом обладает целостностью и индивидуальностью... Если быть еще более конкретным, мы обнаружили великое множество таких индивидуальностей. И все они плакали. Постепенно их плач проник в наше собственное невидимое пространство и стал доступен нашему внутреннему слуху.

Мемнох помолчал.

– Ты понимаешь, что я имею в виду? – наконец спросил он.

– Они были призрачными.

– В то время как мы невидимые бродили по земле, ломали головы над странной загадкой, раскрывали свои объятия этим призрачным созданиям и пытались успокоить их песнопениями, случилось нечто, заставившее нас на время отвлечься от этих занятий. Мгновенная вспышка – и нашим глазам предстало двенадцатое «откровение» эволюции! Оно ударило и ослепило нас подобно огню небесному! Оно заглушило плач и крики невидимых обитателей дебрей земных! Оно пошатнуло наш разум! Наши песнопения сменились хохотом и воем!

 Двенадцатое «откровение» заключалось в возникновении резких различий между мужчинами и женщинами, причем таких явных, каких еще никогда не было даже у антропоидов. Женщины становились все привлекательнее и соблазнительнее, па их лицах перестали расти волосы, конечности обрели стройность, манера поведения изменилась и обусловливалась уже не только борьбой за выживание... Словом, женщины превратились в истинных красавиц, прелесть которых была сравнима разве что с прелестью цветов или птиц! Вместо заросших волосами человекообразных обезьян нашим глазам предстали очаровательные создания с нежной кожей и прекрасными сияющими лицами – очень похожие на нас, только без крыльев!!!

 Мы оба застыли и молча смотрели друг на друга.

 Мне не понадобилось и секунды, чтобы в полной мере постичь смысл его слов.

 Мне не потребовалось ни мгновения на размышления. Я все понял. Достаточно было увидеть его нежное, красивое лицо, взглянуть на струящиеся волнами волосы, на гладкие, изящные конечности, дабы убедиться в полной правоте его слов. Не нужно быть специалистом в области эволюции, чтобы ясно отдавать себе отчет в том, что в процессе совершенствования видов такой момент непременно должен был наступить. А Мемнох был истинным воплощением, женственности. Его можно было сравнить с мраморными ангелами, со скульптурами Микеланджело, ибо в нем, как ни в каком другом существе, ясно виделись отточенность и гармония женской красоты.

 Мемнох был сильно возбужден и, казалось, вот-вот начнет заламывать руки от волнения. Он устремил на меня пристальный, насквозь пронзающий взгляд.

 – Тринадцатое «откровение» эволюции не заставило себя долго ждать,—вновь заговорил он.– Мужчины начали совокупляться с самыми обворожительными из женщин, отдавая предпочтение обладательницам гибкой фигуры, гладкой кожи и нежного голоса. И результатом таких совокуплений стало появление на свет детей, которые, вырастая, превращались в прекрасных юношей, не уступавших женщинам в красоте и привлекательности. Более того, людей рождалось все больше и больше – самой разнообразной комплекции, рыжеволосых и брюнетов, шатенов и блондинов; их волосы завивались локонами или свисали прямыми прядями, а глаза приобретали множество оттенков серого, коричневого, зеленого, голубого цветов. Ушли в прошлое тяжелые, нависшие над глазами брови и густые волосы на лицах мужчин, не осталось и следа от тяжелой, неуклюжей обезьяньей походки – мужчины тоже засияли ангельской красотой...

 Я молчал, не зная, что сказать.

Мемнох отвернулся, однако в этом жесте не было ничего, относящегося лично ко мне. Скорее всего, ему просто нужно было передохнуть и собраться с мыслями. Я вновь увидел его высокие, изогнутые, сложенные за спиной крылья, нижние концы которых почти касались земли, а каждое перышко слегка отливало радугой. Через несколько мгновений он вновь повернулся ко мне, и выражение, застывшее на его еще недавно ангельском лице, удивило и потрясло меня.

–Да-а-а... Мы их видели совершенно отчетливо... Мужчина и женщина... Он создал их... Мало того, Лестат... Мало того, что они были разными... мужчина и женщина... Он создал их по образу и подобию своему... По образу и подобию самого Господа Бога и... и Его ангелов.! Вот до чего дошло! Вот до чего! Бог, разделенный надвое! Ангелы, разделенные надвое!

Не могу сказать точно, как долго остальным ангелам удавалось меня удерживать, но настал момент, когда они были уже не в силах справиться, и я взмыл в небеса – исполненный сомнений, колебаний, домыслов... Я познал гнев. Мучительные крики млекопитающих научили меня испытывать гнев. Визг и рычание дерущихся между собой человекообразных существ научили меня испытывать гнев. Смерть и разложение научили меня испытывать страх.

В общем, процесс сотворения мира, затеянного Богол4, позволил мне научиться всему, что требовалось сейчас, дабы предстать перед Ним и вопросить: «Ты этого добивался? Ты замыслил разделить свой собственный образ между мужчиной и женщиной? Ты пожелал, чтобы в момент смерти – не важно, будет это мужчина или женщина,– искра жизни вспыхивала как можно ярче? Значит, Твой замысел состоял в том, чтобы совершить немыслимое разделение и создать этих чудовищ, эту насмешку над всеми нами?»

Я был вне себя от ярости, ибо считал случившееся настоящим бедствием. Я простирал к Нему руки и умолял прислушаться к моим словам, подумать, простить меня, даровать мне утешение и частичку мудрости, но... Но так и не дождался ответа. Никакого. Господь не проронил ни слова. Он не уронил на меня ни луча света. Он не наказал меня. И не вынес мне приговор.

 Я вдруг обнаружил, что стою посреди рая в окружении ангелов. Они молча наблюдали за мной и тоже ожидали божественного решения.

 Однако Господь Всемогущий так и не удостоил меня ответом – лишь спокойный и безмятежный свет Его в конце концов озарил все вокруг. Я разрыдался.

 «Взгляните,– обратился я к своим собратьям,– даже слезы мои совсем такие же, как у них».

 Справедливости ради следует все же сказать, что мои слезы, конечно, не были материальными.

 Не знаю, как долго это продолжалось,– я плакал, а они стояли вокруг и молча смотрели на меня. И вдруг я понял, что плачу не один. Но кто еще? Я обвел взглядом весь сонм ангелов – хранителей, херувимов, серафимов... На их лицах застыло выражение таинственности и восхищения. И тем не менее я отчетливо слышал чьи-то стенания и плач.

 «Откуда доносится этот плач?» – спросил я.

 И тут до меня дошло. Они тоже догадались. Сложив крылья, мы сошлись вместе, склонили головы и прислушались... Звуки доносились с земли – это были голоса невидимых призрачных существ. Плакали они, нематериальные создания! Их стенания достигли небес. А вечный Божественный свет по-прежнему невозмутимо озарял всех нас.

 «Пора взглянуть, что там происходит,—сказал Рафаил. – Нам следует исполнять повеление Господа».

 «Да! Я должен увидеть и узнать, в чем дело!» – с этими словами я устремился к земле.

 Остальные последовали за мной. Мы мчались, словно ураган, а вокруг плакали и завывали крошечные существа, которых мы не могли даже видеть.

 Наше внимание привлекли звуки человеческих рыданий, присоединившиеся к стенаниям невидимых существ.

 Наконец мы достигли земли и, никем не замеченные, окружили небольшое поселение очень красивых людей с гладкой и мягкой кожей.

 В центре его на постели из трав и цветов корчился в предсмертных болезненных судорогах юноша. Он погибал от лихорадки, вызванной укусом какого-то ядовитого насекомого.

И если верить Богу, все происходящее тоже было частью Его замысла.

Воздух над умирающим был наполнен рыдающими призрачными существами, а жалобные крики людей раздирали душу.

Я снова заплакал.

«Успокойся и слушай»,– донесся до моих ушей голос Михаила, самого терпеливого и выдержанного из нас.

Он отвел нас в сторону от маленького поселения, подальше от бьющегося в конвульсиях юноши, и указал на целый сонм летающих в воздухе призрачных созданий.

Впервые мы увидели их собственными глазами! Я наблюдал, как они собираются вместе и вновь разлетаются в стороны, мечутся, сталкиваются между собой. Однако все они при этом сохраняли некое слабое подобие человеческой формы. Хилые, слабые, совершенно сбитые с толку, потерянные и не уверенные в себе, они плавали в воздухе и раскрывали свои объятия лежавшему на смертном одре юноше, которому предстояло вот-вот расстаться с жизнью. И это в конце концов произошло...

Между нами повисло молчание. Мы оба словно застыли.

Мемнох смотрел на меня так, словно ожидал, что я сам завершу его печальное повествование.

– И после смерти душа покинула этого юношу,– сказал я.– Искра жизни ярко вспыхнула, но не погасла, а присоединилась к великому множеству невидимых существ, которые летали в воздухе. Душа юноши сохранила его форму и затерялась среди тех, кто пришел, чтобы унести ее куда-то.

– Вот именно!

Он глубоко вздохнул и раскинул в стороны руки. Потом втянул в себя воздух, словно собирался взреветь, и сквозь кроны огромных деревьев над нашими головами устремил взгляд к небесам.

Я застыл как парализованный.

Лес вокруг нас тихо шумел и вздыхал, как живой. Я явственно ощущал дрожь, охватившую Мемноха, и затаившийся внутри его страшный крик, готовый вот-вот вырваться наружу. Однако Мемнох сумел подавить его и опустил голову.

 Оглядевшись, я заметил, что лес вновь изменился и принял вполне современный вид. Со всех сторон нас обступали гигантскиe дубы и еще какие-то деревья, под ногами росли знакомые цветы и мох, повсюду сновали птицы, в траве шуршали мелкие грызуны.

 Я ждал.

 – Воздух буквально кишел этими существами,– заговорил наконец Мемнох.– Теперь, увидев однажды, научившись различать их очертания и голоса, мы уже не могли не замечать их. Они словно венком окружили всю землю. Это были духи умерших, Лестат! Духи мертвых людей!

 – А точнее, их души, Мемнох!

 – Да, души.

 – Души возникли из материи?

 – Да. И сохранили Его образ. Души... субстанции... невидимые существа... души...

 Я молча ждал продолжения.

 Он быстро взял себя в руки.

 – Идем со мной.

 Мемнох провел тыльной стороной ладони по лицу и взял меня за руку. В этот момент я впервые почувствовал прикосновение крыла, легко скользнувшего по моему телу, и это ощущение заставило меня вздрогнуть, будто от страха, хотя на самом деле никакого страха не было и в помине.

 – Эти души когда-то принадлежали людям,– сказал он.– Они оставались живыми и невредимыми и продолжали обитать поблизости от материальных тел – от родного племени своих прежних хозяев.

 Они не могли видеть нас, не могли видеть небеса. Что же им еще оставалось, кроме как смотреть на своих потомков – на тех, кто их похоронил, кто любил их при жизни, а после смерти заботливо обрызгал их тела рыжей охрой, а потом аккуратно уложил головой к востоку в нарядно украшенные могилы?!

 – А люди? – спросил я.– Люди, которые верили в них и поклонялись своим предкам? Они ощущали их присутствие? Чувствовали, что души предков по-прежнему где-то рядом?

 – Да, конечно.

 Я был слишком поглощен собственными мыслями, чтобы спросить еще о чем-либо.

 Запахи и мрачные краски леса, бесконечное число оттенков и комбинаций коричневого, золотого и багрового цветов, казалось, заполнили все мое сознание. Взглянув вверх, в просветах листвы над головой я увидел небо – серое, угрюмое и тем не менее величественное.

Однако я не мог думать ни о чем, кроме великого множества человеческих душ, которые плавали в потоках воздушного пространства, окружавшего нас и простиравшегося до самых небес. Души, обреченные на вечные скитания... Куда же направиться в такой тьме? Что следует искать? Что можно узнать и познать?

Что это? Неужели Мемнох смеется? Звуки были тихими, печальными, в них слышалась боль. Нет, скорее он напевает что-то. Быть может, это его сокровенные мысли изливаются в ангельском пении, подобно тому как исходит аромат от прекрасных цветов?

– Скажи, Мемнох, а Господь знал об этом? – Я видел, что он страдает, но не мог удержаться от этого вопроса.– Господь знал, что эти духовные субстанции покидают тела мужчин и женщин? Знал о том, что в воздухе витают человеческие души?

Мемнох не ответил.

Вместо этого он запел вновь, и на этот раз песня зазвучала громче и отчетливее. Устремив глаза к небесам, он исполнял какой-то грустный, мрачный, исполненный смирения и боли, но очень красивый псалом, мелодия которого не имела ничего общего с привычными нам музыкальными произведениями, построенными по раз и навсегда заведенным канонам.

Он провожал взглядом тяжелые белые облака, проплывавшие над нашими головами.

Соперничало ли очарование окружавшего нас леса с тем, что мне довелось увидеть в раю? На этот вопрос я не могу ответить. Но я твердо уверен в одном: если бы и возникла необходимость г. сравнении, столь совершенную красоту не смогли бы затмить даже небеса. И это было, пожалуй, самое удивительное. Представший нашим глазам девственный лес – Сад Зла, а быть может, Эдем – был истинным чудом, он существовал словно сам по себе и обладал ни с чем не сравнимыми величием и роскошью. И вдруг я почувствовал, что не в силах смотреть на него, не в силах видеть, как медленно опадают дрожащие листья... Я не мог позволить себе полюбить этот великолепный лес, до тех пор пока не получу ответа на вопрос, казавшийся в тот момент самым главным и неизмеримо важным.

 – Так знал ли Господь правду о человеческих душах, Мемнох? – вновь спросил я.– Знал или нет?

 Мемнох повернулся ко мне.

 – А разве мог Он не знать, Лестат? Разве Он мог не знать об этом? Как ты думаешь, кто возносился к самым высотам небес, дабы поведать Ему обо всем? И с какой бы новостью я ни представал перед Его всевидящими очами, был ли Он хоть однажды удивлен или застигнут врасплох, удалось ли хоть однажды сообщить Ему нечто такое, чего Он не знал и о чем не догадывался,– Он, вечный и всеведающий Господь?!!

 Мемнох вновь тяжко вздохнул. Казалось, еще немного – и он буквально взорвется от гнева... Однако через мгновение он был вновь спокоен и задумчив.

 Мы продолжили путь. Гигантские вековые деревья уступили место более молодым и изящным, с тонкими, гибкими ветвями, а под нашими ногами высоко стелились нежные, сочные травы.

 В воздухе явственно ощущался запах воды. Ветер, дувший нам прямо в лица, откинул назад густые и тяжелые пряди волос Мемноха, обжег холодом мои руки и голову, но не смог остудить жар моего сердца.

 Глазам нашим открылась широкая невозделанная равнина, окаймленная горами, склоны которых были покрыты зеленью лесов, глубоко впившихся корнями в камень. Кое-где среди деревьев виднелись прогалины с цветущими на них дикими злаками. По мере того как мы приближались к равнине, сквозь поредевший лес я увидел сверкающие проблески воды – не то реки, не то моря.

 Наконец мы окончательно вышли из леса и оказались на свободном пространстве. Земля здесь, несомненно, была плодородной – об этом свидетельствовал сплошной ковер разнообразных трав, а яркие краски полевых цветов делали картину поистине восхитительной. Встречались на равнине и участки, где росли оливы и другие плодовые деревья с низко расположенными ветвями. Так уж сложилось генетически, что ветви деревьев, служащих источником пропитания для многих поколений, растут почти от самой земли. Все вокруг было залито солнечным светом.

 Мы неторопливо продвигались сквозь высокие заросли колосящейся травы, похожей на дикорастущую пшеницу – хотя я не уверен, что это была именно она,– и наконец оказались возле края водоема, воды которого нежно плескались о берег, время от времени откатываясь назад и обнажая влажную, сверкавшую чистыми прозрачными каплями гальку. Насколько я мог судить, приливов и отливов здесь не случалось.

Бросив взгляд по сторонам, я не увидел пределов водного простора, но противоположный берег вырисовывался вдали достаточно четко. Невысокие скалистые горы, казавшиеся такими же живыми, как и росшие на них редкие деревья, спускались почти к самому его краю.

Я оглянулся. Теперь уже за нашими спинами на многие мили протянулись скалистые холмы, постепенно, уступами переходившие в высокие горы, на склонах которых виднелись рощицы фруктовых деревьев, а кое-где – черные провалы пещер.

Мемнох не проронил ни слова.

Потрясенный, подавленный и печальный, он вглядывался то в воду, то в далекие горы, настолько близко подступившие к противоположному берегу, что, казалось, чья-то невидимая рука силой остановила их продвижение, дабы они не препятствовали течению водных потоков.

– Где мы? – спросил я тихо.

Прежде чем ответить, он еще какое-то время молчал.

– Что ж,– наконец заговорил он,– на этом я, пожалуй, завершу свой рассказ об «откровениях» эволюции. Я вкратце поведал обо всем, свидетелем чего мне довелось стать и что ты сам увидишь и узнаешь, как только умрешь.

Теперь предстоит рассказать тебе о самом главном, и я хочу сделать это здесь. Здесь, в этом прекрасном месте, хотя сами реки давно исчезли с лица земли, равно как и люди, когда-то обитавшие на их берегах. Что же касается твоего вопроса, то я должен ответить на него так: «Мы там, куда я упал после того, как Он окончательно низверг меня с небес...»