Текст книги "Метод супружества (ЛП)"
Автор книги: Энн Малком
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
Да, есть куча факторов, почему я не могу просто повернуться и уйти. Помимо очевидного, что это идиотский поступок.
Без всех остальных причин я бы ушел, придурок я или нет.
Я не хороший человек. И я смирился с этим. Был хорошим, но это не защитило меня от ужасов жизни. Не спасло моих жену и дочь от смерти. Итак, кому не насрать?
– Блядство, – бормочу я, хлопнув ладонями по рулю, прежде чем вылезти из грузовика.
Собираюсь с духом, входя в парадную дверь. Воспоминания о подобных ситуациях нахлынули на меня. О том, как мама приходила в наш дом без предупреждения. В воздухе всегда витало напряжение. Габби смотрела на меня напряженным, раздраженным взглядом, давая понять, что ей будет что сказать позже.
Конечно, моя мама не обращала внимания на напряжение и взгляды.
Я могу только представить себе реакцию Фионы на то, что свекровь, которую она никогда не хотела видеть, появилась на пороге ее дома без предупреждения, да еще и с таким характером.
Когда я вошел в дверь, играла музыка. В этом нет ничего необычного. Фиона постоянно включает музыку. У нее странный и разнообразный вкус. В один прекрасный день она слушала Тейлор Свифт, а на следующий – «Shinedown5». Она познакомила меня с парой групп, мне даже понравилось. Но я ей не говорил об этом.
Что-то запекается в духовке. Пахнет чертовски здорово. Тарелки аккуратно сложены на сушилке. Это мама сделала. Фиона – так себе кухарка. Она не неряха, но обычно убирает за собой через несколько часов.
Из открытых дверей, ведущих на террасу, донесся смех. Фиона проводит там много времени, несмотря на жару. Ей нравится бывать на улице, на солнышке. В доме всегда открыты окна, она редко пользуется кондиционером – что чертовски сводит меня с ума, – и она постоянно забывает закрывать окна и двери перед тем, как лечь спать.
Что привело к многочисленным спорам о том, что ей необходимо делать это для своей безопасности. У меня мурашки побежали по коже при мысли о том, что она жила здесь одна и делала это до того, как я переехал. Ей повезло, что какой-то псих не воспользовался этой возможностью.
Я так ей и сказал.
Она ответила:
«Психу повезло, что он не выбрал этот дом».
С этой женщиной не поспоришь.
Я пошел на звук смеха.
Моя мама и Фиона сидят на садовых креслах. У каждой из них в руке по бокалу вина, бутылка стоит перед ними, а также множество закусок, на которые нацелился мой урчащий желудок.
Если бы не Фиона.
Улыбающаяся. По-настоящему. И когда ее глаза встретились с моими, в них не было ни напряжения, ни обещания «поговорить позже». Ничего. В кои-то веки эта женщина не провоцировала на конфликт.
Это почти заставило меня отступить на шаг.
– Кип! – восклицает мама, вскакивая с дивана, чтобы подбежать и обнять меня.
От нее пахнет теми же духами, которыми она пользовалась всю жизнь. Объятие, как всегда, длится слишком долго и заканчивается тем, что она держит меня на расстоянии вытянутой руки, изучая своим внимательным взглядом.
Я делаю то же самое. Ей скоро семьдесят, но она совсем не выглядит на свой возраст. У нее есть морщины, от беспокойства, горя и утраты. Но также есть морщинки от счастья, радости и любви. Она маленькая. Особенно по сравнению со мной. Миниатюрная и хрупкая на вид. У нее светлые волосы, убранные с лица назад. Лицо, которое всегда искусно накрашено. То же самое и с ее одеждой – всегда отглаженная, дорогая на вид.
Мой отец считает, что внешность важна.
– Иди и прими душ, – приказывает мама после осмотра. – Ты грязный.
– Я работаю на стройке, мам, – говорю я, улыбаясь, потому что ничего не могу с собой поделать. Я скучал по ней.
Она поджимает губы.
– Ну, мы ужинаем через десять минут, и ты не можешь сидеть за столом в этом, – она указывает на мою одежду.
– Господи Иисусе, я взрослый мужчина, черт возьми, – стону я.
– Не поминай имя господа всуе, – отрезает она.
– Ты атеистка, – замечаю.
– Да, – бормочет она. – Но мы не знаем, кто твоя жена, – произносит театральным шепотом.
Я усмехаюсь.
Фиона тоже. Теплый смех. Искренний. Я почувствовал это своим членом. Не подходящее ощущение, стоя так близко к матери.
– О, произноси его имя всуе сколько хочешь, – предлагает Фиона. – Богохульство – мое любимое.
Мама улыбается на это, в ее глазах пляшут огоньки.
– Она мне нравится, – снова театральным шепотом произносит она.
Мне нужно гребаное пиво.
– Пойду переоденусь, – говорю я.
– Ты не поздороваешься со своей женой? – нахмурившись, спрашивает мать. Отступает назад. – Не обращай на меня внимания. Веди себя так, будто меня здесь нет, – машет рукой, как будто не собираясь смотреть, но я знаю, что она наблюдает.
Если бы ее здесь не было, я поздоровался кивком с Фионой. Может быть, обменялся бы пустяковой светской беседой. Потом мы разошлись бы по разным комнатам дома и спали в разных спальнях.
Фиона поднимает бровь, глядя на меня со своего места на диване. В ее глазах пляшут озорные искорки. Она смотрится… беззаботно.
Мой член снова шевелится.
– Я грязный, – пытаюсь запротестовать я.
– Уверена, Фиона не возражает, – поддразнивает мама.
О, чертов Иисус Христос.
Она не собирается останавливаться. Я знаю свою мать. Мне ничего не остается, кроме как поцеловать жену.
Я подхожу к тому месту, где сидит Фиона, наклоняюсь и быстро чмокаю ее в щеку. Хотя все произошло быстро, я чувствую ее запах. Цитрусовый и сладкий.
Мой член дергается еще раз.
– О, да ладно тебе, тебе же не восемьдесят, – упрекает мама. – Вы молодожены. Веди себя соответственно.
Я пристально смотрю на нее, когда она улыбается от уха до уха. И черт возьми, меня это задевает. Она уже много лет не улыбалась мне без грусти. Из-за этого я взял за правило не находиться в ее присутствии в течение длительного периода времени.
Меня охватывает чувство вины за это.
Итак, что, черт возьми, я делаю?
Я хватаю Фиону с того места, где она сидит, дергаю ее вверх, прижимая к своему телу, и зацеловываю до чертиков.
У нее вкус вина, океана и… искушения. Теперь мой член не просто подергивается. Он требует, чтобы я вставил его в ее мокрую киску.
Но потом вспоминаю о матери. Стоящей в нескольких футах от меня. Наблюдающей.
Я резко отпускаю Фиону – так резко, что она чуть ли не падает на кресло с шокированным выражением на лице.
Не шокирована в плохом смысле этого слова. Потому что она ответила на поцелуй. Точно так же, как в день свадьбы. Точно так же, как и на следующий день после.
Даже не знаю, почему поцеловал ее в то утро. Я сказал для того, чтобы успокоить зрителей. И отчасти это было так. Но по большей части потому, что я приходил в пекарню в течение нескольких гребаных лет, и мне всегда было интересно, каково это – иметь возможность обнять ее и поцеловать на глазах у всех.
Возможно, наш брак – гребаное притворство, но я извлеку из него хоть что-то.
Особенно с учетом того, что Фиона не может дать мне пощечину, хотя, судя по ее виду, ей этого хочется.
Не совсем благородно с моей стороны целовать женщину без согласия. Но эта женщина – моя гребаная жена, и ее тело определенно согласилось.
– Приму душ, – говорю своей матери, которая теперь ухмыляется во весь рот, сложив пальцы домиком, как гребаный мистер Бернс6.
Не смотрю на Фиону. Думаю, могу представить себе, каким взглядом она смотрит в мою сторону, поскольку я хорошо к этому привык.
Довольно трудно передвигаться в таком положении, чтобы мама не увидела, что у меня стояк от поцелуя с женой, но я справляюсь с этим.
Я не удивляюсь, что Фиона следует за мной.
– Мне просто нужно… кое о чем поговорить с Кипом, – говорит она у меня за спиной, запыхавшись в панике.
Не могу удержаться от улыбки, услышав это.
– О да, дорогая, я понимаю. Не торопись, – отвечает моя мама с усмешкой в голосе.
Вероятно, она думает, что за поцелуем последует какое-то продолжение.
Я ожидал от Фионы взбучки – и совсем не такой, какой мне хотелось бы. На самом деле, я с нетерпением ждал от нее взрыва. Она чертовски очаровательна, когда злится. Вот почему я так сильно дразню ее, черт возьми.
Ее нос морщится, глаза расширяются, щеки краснеют, а мой член стоит колом.
– Не так быстро, приятель, – шипит она, хватая меня за руку, когда я вхожу в свою спальню, которая на другой сторону дома. Не то чтобы это о чем-то говорит – дом Фионы компактный, – но, по крайней мере, у нас есть ванная и кухня, которые служат барьером между нами.
Я ненавижу и люблю ее это «приятель». На самом деле, почти уверен, что она знает, как мне это не нравится, и поэтому изо всех сил старается использовать чертовски странный австралийский акцент.
– Вынести все свое барахло оттуда, – она указывает на свободную комнату. – И отнести в мою комнату. И смени простыни. У меня есть запасные в бельевом шкафу, – ее глаза безумны, а кожа раскраснелась, вероятно, от адреналина, но также от вина и времени, проведенного на солнце.
Она чертовски великолепна.
– Ты меня слушаешь? – требует она, щелкнув пальцами перед моим лицом. – Я приду проверить, как ты заправляешь кровать, потому что уверена, что ты сделаешь не так, как надо, но сделай так, чтобы комната выглядела как обычно, в которой последние пару недель не жил свинтус.
Хочу сказать ей, что если в этом доме и был беспорядок, то уж точно не из-за меня, но решаю, что, учитывая ее настрой, это не лучшая идея.
– И тебе нужно принять душ, как сказала твоя мама, – добавляет она, скользнув по мне взглядом. – Управься за десять минут. Вали! – она хлопает в ладоши, а потом чуть ли не убегает от меня.
Я не знаю, было ли это из-за присутствия моей матери или из-за поцелуя, она не стала угрожать отрезать мне яйца за то, что я поцеловал ее, но я и не против.
Забираю все свое барахло из гостевой спальни и отношу в ее комнату. Не позволяю себе задержаться там, в месте, где пахнет ею, которое более женственное, чем я ожидал, но мне даже нравится.
Потом принимаю душ – в ванной Фионы, которая мне очень понравилась, и, возможно, понравилась бы еще больше, если бы моей мамы тут не было, – застилаю кровать в гостевой комнате и стараюсь, чтобы все выглядело «обычно», что бы это ни значило.
Потом иду ужинать со своей матерью и женой.
Не думал, что когда-нибудь сделаю это снова.
Глава 5
«Только одна кровать»
Фиона
Это была лучшая ночь за последнее время.
На самом деле, за несколько недель.
И это была первая трапеза, которую я разделила с Кипом за обеденным столом. Мы не ели вместе со времен праздничного ужина у Норы и Роуэна. Я приходила домой раньше него, готовила что-нибудь легкое и в пределах своих возможностей, а затем брала вино или пиво и либо удалялась в свою комнату, либо садилась снаружи и контактировала с ним как можно меньше.
Хотя у меня не было ни минуты, чтобы зациклиться на этом, потому что его мать говорила со скоростью мили в минуту.
Я даже не больше не злилась из-за того, что стала женой Кипа. Даже когда он убирал волосы с моего уха или закидывал руку на спинку моего стула, когда мы закончили есть.
Он даже настоял на том, чтобы помыть посуду, пока мы с его мамой допивали бутылку вина и сплетничали, поедая шоколадный торт, который я принесла домой из пекарни.
Одним из главных преимуществ работы в лучшей пекарне города – и штата, если уж на то пошло, – вкусняшки, которые можно взять домой.
Кип был почти… очаровательным.
Он, очевидно, любил свою мать, но считал, что та перегибает палку. Это было правдой. И мне чертовски нравилось.
Только после того, как я показала Дейдре ее комнату, которую Кип, на удивление, обставил по стандарту, и она пожелала нам спокойной ночи, я по-настоящему осознала, что произойдет.
Я буду спать.
В своей комнате.
С Кипом.
Я довольно хорошо справлялась с тем, чтобы игнорировать его с тех пор, как мы поженились, но сейчас будет сложнее.
Но вариантов нет. Мне просто нужно взять себя в руки.
Этим утром я встала позже, чем обычно, и была измотана.
Кип задержался у двери моей спальни, выглядя почти… неловко.
– Я могу пойти на диван, – тихо предложил он. – Встану раньше нее. Хотя она ранняя пташка.
– Не сходи с ума, – прошипела я. – В прошлом я спала со многими мужчинами, которые мне не нравились. Ты не особенный, – я подмигнула ему, входя в свою спальню с большей уверенностью, чем чувствовала на самом деле.
– Ты злишься, – сказал он, как только за ним закрылась дверь.
Я в замешательстве наморщила нос. Мы с Дейдре прикончили полторы бутылки вина, что компенсировалось пиршеством, которое она приготовила. Так что я не была пьяна. Просто почувствовала себя… мягче. Сдержаннее. Хотя закрывшаяся дверь и присутствие Кипа в моей спальне навеяли панику.
Плюс, все эти любезности, которыми мы были вынуждены делиться на протяжении ужина. Да, это беспокоит меня, теперь, когда я подумала об этом. Это было некрасиво, неестественно и даже трусики не мокли.
Ничего.
– Да, наверное, я не в восторге от того, что мне придется делить с тобой постель, – сказала я, хмуро переводя взгляд с него на свою идеально застеленную кровать с роскошными подушками, дорогими простынями и покрывалами, которые Кип испортит своей мужественностью.
Моя комната была девчачьей. Хотя меня не назовешь девочкой, в комнате нет никаких цветочков и рюшечек. Но пододеяльник был с бежевым принтом в клетку. Покрывало вязаное и шерстяное того же оттенка. Все мои подушки искусно разложены. Каркас кровати был деревянным и богато украшенным. В комоде в изножье кровати было еще больше подушек. В углу стояло уютное кресло, заваленное одеждой, хотя я никогда в нем не сидела. Оно служило местом хранения одежды, которую мне лень убирать, и которая была недостаточно грязной для стирки.
Стены выкрашены в молочный цвет и увешаны картинами, изображающими женщин в платьях из других веков.
Кип – высокий, мускулистый и мужественный – выглядел неуместно здесь, в моем святилище.
Мужчины, конечно, бывали здесь и раньше. Но лишь для того, чтобы довести меня до оргазма и выйти вон. Я не устраивала ночевок.
Он пристально смотрел на меня. Его взгляд был тяжелым и неуютным, особенно с учетом того, что мы находились в моей спальне и вино ослабило мою сдержанность.
Мои соски затвердели, и я изо всех сил старалась не обращать на них внимания.
– Не о ситуации с ночевкой, а о моей матери, – сказал он. – Она несет ответственность за ситуацию с ночевкой.
Я скрестила руки на груди, все еще пребывая в замешательстве. В нем какая-то странная энергетика. Не было никакого поддразнивания – я полностью ожидала, что ему будет что сказать о дележке постели, – может, нагрубит даже.
– Мы виноваты в этой ситуации, поскольку мы ответственны за весь этот фиктивный брак, который спровоцировал ее визит, – напомнила я ему.
– Хорошо, но моя мама такая… ее очень много, и ты на это не подписывалась, – сказал он, проводя руками по волосам. Он выглядел напряженным. Извиняющимся.
Это было мило, и у меня возникло совершенно дикое желание утешить его.
Моя нога даже поднялась, чтобы двинуться к нему, прежде чем я изменила направление и пошла возиться с подушками на противоположной стороне кровати, которая теперь служила барьером.
И на которой мы оба в конце концов будем спать.
Не очень хорошо.
– Твоя мама великолепна, – сказала я ему, сосредоточившись на подушках.
– Не вешай мне лапшу на уши, Фиона, – прорычал он.
Это заставило меня посмотреть на него. Гребаные мужики и их рычание. Я не знала, что мужчины издают подобные звуки в реальной жизни, пока не переехала на Юпитер и не встретила Роуэна и Кипа.
Конечно, я только из вторых рук узнала о рычании Роуэна и поведении альфа-самца, и мне это показалось забавным. Теперь, когда Кип был здесь, в моей спальне, и я замужем за ним, забава испарилась.
– Это не ложь, – честно говорю я. – Твоя мама чертовски крутая, отлично готовит, любит вино и встретила меня как члена семьи еще до того, как переступила порог.
Это сбило меня с толку, и я потратила некоторое время, ожидая, когда упадет вторая туфля7, пытаясь найти явные признаки манипулирования, но нет, мама Кипа была просто замечательным и милым человеком.
– Утром мы позавтракаем и отправимся за покупками. Она согласна со мной в том, что диван нужно обновить.
Я внутренне содрогнулась от цены того, который хотела, особенно когда сложила гонорар адвоката и сбор за подачу заявления на визу. Все такое дорогое.
Но я хотела новый диван.
Так что на пенсию отложить не получится.
Кому не все равно?
Кип все еще смотрел на меня.
– Ты правда так думаешь, – медленно произнес он. – Тебе действительно нравится моя мама.
Если бы я не видела, как он выпил всего два пива за ужином, я бы подумала, что он пьян или не в себе.
Я бросаю подушку в изножье кровати.
– Нравится? Я уже полюбила ее! Кто бы отреагировал по-другому? Она великолепна. Может, у меня и дерьмовые отношения с мужем, но повезло со свекровью. А могло быть и хуже, – я вздрогнула, даже подумав об этом.
С другой стороны, мой бар в значительной степени опустел.
Мать Кипа не такая, как я думала. Хотя не знаю, чего я ожидала. Но, судя по его замашкам, мудацкому отношению и стилю жизни «мачо», я просто подумала, что она будет… другой.
Она оказалось милой, чертовски забавной, и с ней приятно находиться рядом. Если бы я смогла выбрать мать, возможно, выбрала бы ее. Конечно, я провела с ней всего один вечер, так что она могла оказаться разъяренной сукой, но я так не думаю.
Поведение Кипа было интересным. Я знала, что он уже был женат раньше. И у его предыдущей жены, о которой Дейдре не упоминала, очевидно, не сложилось такого же впечатления о его матери, как у меня.
Это было очевидно.
Хотя он и не хвастался, что практикуется в том, чтобы быть хорошим мужем. Казалось, он натренировался изображать из себя виноватого.
Виноватым за то, что у него любящая мать, часто улыбается и в целом радовалась жизни.
Очень интересно.
Но не мое дело.
– Теперь, когда с этим разобрались, мне нужно идти спать, – сказала я. – Надеюсь, завтра я не встану так рано, Нора дала мне выходной без предупреждения, повезло дружить с боссом! – я ухмыляюсь ему. – Но я устала и не хочу больше ничего выяснять. Мне нужно заняться своим обычным уходом за кожей, который является не столько рутиной, сколько случайными попытками смыть макияж с лица и, возможно, нанести немного масла, – я указываю на Кипа. – Не говори Норе. Она серьезно относится к процедурам ухода за кожей. В любом случае, сегодня мы должны спать вместе, но я не обязана с тобой разговаривать. И, черт возьми, клянусь, если ты попытаешься прикоснуться ко мне во сне или я хотя бы почувствую стояк, то сделаю себе пару сережек в виде твоих яиц, – пообещала я.
Затем ушла в ванную. Я задержалась гораздо дольше обычного и демонстративно проигнорировала Кипа, когда он прошел мимо меня. Затем быстро разделась, надев безразмерную футболку и фланелевые пижамные штаны, и свернулась калачиком в постели, притворяясь, что сплю, когда он вышел из ванной.
Чертовски трусливо.
Но это сослужило мне хорошую службу, когда кровать прогнулась и запах Кипа пропитал мои простыни.
Мне понравилось. Немного.
Я почти ожидала, что он испытает судьбу и попытается сблизиться со мной. Но он этого не сделал. Он сохранял дистанцию.
Так и нужно.
Я не разочарована.
Кип
Выбраться из постели, не разбудив Фиону, оказалось несложно. На самом деле, и ее будильник, и мой сработали довольно громко, а она даже не пошевелилась. Мне пришлось наполовину перелезть через нее, чтобы вырубить ее телефон.
Ничего.
Она спала как убитая.
Ситуация жуткая, потому что я был наполовину сверху нее и возбудился, как только посмотрел вниз на ее спящую фигуру и увидел, что футболка, которая была на ней, соскользнула с плеча, обнажая гладкую загорелую кожу.
У меня встал из-за ее плеча.
И из-за лица. Выражение, которого было нахмурено, а не умиротворено. Казалось, она с кем-то спорила во сне.
Это заставило меня улыбнуться. И внутри возникло совершенно дурацкое желание смахнуть волосы с ее лица.
Я отогнал это чувство.
Господи, совместная ночевка меня потрясла. И мамин приезд.
Я заставил себя вылезти из постели и принять холодный душ, выбросив из головы все мысли о Фионе и ее гребаном плече.
Мысли о жене. Твоей настоящей гребанной жене, ты, кусок дерьма.
Да, от этого у меня почти сразу же встал.
Фиона все еще спала, когда я закончил принимать душ и оделся. Черт возьми. Для одинокой женщины небезопасно спать так крепко. Особенно потому, что она регулярно «забывала» запирать входную дверь.
Мы говорили об этом.
Скорее всего, спорили, потому что Фиона ненавидела, что я приказывал ей.
По глупости, я с нетерпением ждал этого спора.
Выходя из комнаты, я почувствовал запах кофе. Меня не удивило, что мама встала так рано.
Она была закутана в халат и заглядывала в холодильник.
– Дорогой! – воскликнула она, увидев меня. В руках она держала коробку с яйцами. – Что насчет блинчиков? – она нахмурилась. – Фиона придерживается какой-нибудь низкоуглеводной диеты? – она задумалась. – Нет, – решила она, не дожидаясь моего ответа. – Ей нужны углеводы. Лишние изгибы еще никому не повредили.
Холодильник захлопнулся, и она начала наугад открывать и закрывать шкафчики.
– Что это за организационная система такая? – воскликнула она. – Сковородки должны быть рядом с духовкой, а не напротив, – металл лязгал, как будто сейчас не шесть утра и в доме больше никто не спал.
С другой стороны, я мог бы начать тут ремонт, Фиона бы не проснулась.
– После завтрака я переделаю все по-другому, – сказала мама, ставя сковороду на плиту.
– Господи, мам, – пробормотал я, двигаясь вперед в направлении кофе. – Тебе не нужно ничего переставлять.
Я испытал ужасное чувство дежавю. Она вела себя также с… раньше.
Не помогло и то, что я уволился вскоре после того, как женился. Мы были молоды. Мама думала, что помогает Габби привести дом в порядок.
– Фиона не будет возражать, – сказала мама, махнув рукой. – Сядь, – она указала на барный стул. – Я принесу тебе кофе. Знаю, как ты это воспринимаешь. К тому же, мне нравится возиться с этой кофеваркой, – она кивнула на эспрессо-машину на стойке. Единственная вещь на кухне, которой Фиона пользовалась ежедневно. Она серьезно относилась к своему кофе и всегда бормотала о «грязной воде под название кофе в Америке».
Хотя это меня расстраивало, я знал, что ссориться с матерью, особенно в шесть гребаных часов утра, бесполезно. Вместо этого я подошел к барному стулу.
– Мам, – сказал я, пока она возилась с эспрессо-машиной. – Серьезно. Не переставляй ничего.
– Потом поблагодаришь меня, – сказала она возле кофеварки.
Блять.
Она не собиралась слушать. Если только я не разозлюсь на нее. А я не хочу грубить ей. Это работа моего отца.
– Я обожаю Фиону, – почти прокричала она сквозь низкий рев кофеварки. – Она красивая, забавная, и ее замечательный акцент!
Она потянулась за кружкой и с грохотом принялась готовить кофе.
– Я расстроена из-за того, что меня не пригласили на свадьбу и даже не сказали о существовании Фионы, но прощаю тебя, – сказала мама, ставя кружку на стойку. – Она сказала, что это было быстро и неожиданно, и ее родителей тоже не было. С другой стороны, они живут в Австралии, которая примерно в восемнадцати часах езды отсюда, а до нас четыре часа, но неважно, – она вернулась на кухню, предположительно, чтобы испечь блинчики.
Я был удивлен, что мама так легко отмахнулась от обиды. Знал, что это вызовет какую-то семейную драму и ранит чувства матери.
Был готов к этому.
А она тут, пожимает плечами.
Моя мать никогда не отмахивалась от происходящего.
– К тому же, устроим настоящее празднование на вашу первую годовщину, – сказала она, беря миску.
Вот оно что.
У меня не было сил на этот спор.
Мы надеялись, что разведемся к первой годовщине. Я все еще не до конца уверен, как долго мы должны оставаться женатыми, чтобы это дерьмо с Грин-картой сработало.
Вероятно, следовало бы провести дополнительные исследования.
– Мам, – настойчиво говорю я, бросив взгляд в сторону коридора. Фиона еще не появилась. Я не мог больше рассчитывать на то, что она будет спать как убитая. Она рано вставала, хотя и не по своей воле, а потому, что работала в пекарне. И хотя я понятия не имел, как, черт возьми, она добиралась туда каждое утро, как пробуждалась от этого мертвого сна.
– Да, милый? – ответила мама, смешивая что-то в миске.
– Мне нужно с тобой поговорить.
– Валяй.
Я вздыхаю, делая большой глоток кофе. Я действительно, черт возьми, не хотел заводить этот разговор. Но должен это сделать.
– Ты можешь, пожалуйста, посмотреть на меня? – спросил я.
– Я слышу тебя отсюда.
– Мам, – рявкнул я немного резче, чем намеревался.
Но, по крайней мере, это сработало.
Хотя, черт возьми, проклинал себя за это выражение на ее лице. То самое, когда она ходила на цыпочках вокруг моего отца.
– Что ты сказала Фионе прошлым вечером, когда меня здесь не было? – потребовал я. Понимал, что она рассказала ей не все, потому что Фиона не относилась и не смотрела на меня по-другому.
Без жалости.
Время от времени ловил на себе такой взгляд Норы. Роуэн рассказал ей. Я хотел разозлиться на своего лучшего друга за это. Но она была его женой. Они жили одной жизнью. Это то, что ты делаешь с человеком, с которым находишься в браке. Делишься секретами.
– Ох, мы говорили о новом диване. Затем немного о пекарне, в которой она работает. Мне не терпится попробовать круассаны.
Мама говорила быстро, и в ее глазах светился огонек. Она легко возбуждалась и становилась счастливой. Ничто не выводило ее из себя надолго.
Я сжал кулаки.
– Ты… – я сделал глубокий вдох. – Она не знает. О… том, что было раньше.
Выражение ее лица сразу же посерьезнело. Вся легкость покинула ее. Соскользнула с лица, как маска. Она выглядела постаревшей, полной печали.
Это терзало меня изнутри.
Особенно учитывая, что прошло так много времени с тех пор, как я в последний раз видел боль в ее глазах. После случившегося, я перестал обращать на это внимание. Должен был это сделать, чтобы выжить.
Если бы стоял, мамино горе, возможно, заставило бы меня отступить на шаг назад.
– Не хочу, чтобы она знала, – твердо говорю я. – Знаю, что ты собираешься проводить с ней много времени и о многом говорить, но я не хочу, чтобы ты говорила об… этом.
Она уставилась на меня остекленевшими глазами, затем кивнула.
– Хорошо, милый, – мягко отвечает она. – Конечно, я ничего не скажу.
– Спасибо, – сказал я, не испытывая облегчения, потому что знал свою мать.
– Понимаю, что ты хочешь начать все сначала, – сказала она, глядя на океан позади меня. – И это замечательный город для этой возможности. Конечно, я хочу, чтобы ты был дома. Я этого не понимала, – она машет рукой в сторону окна. – По крайней мере, до вчерашнего вечера. Пока не встретила Фиону, – она печально улыбается. – Но, если оставить их позади, это не притупит боль. И если вы начнете свой новый брак с секретов, это только навредит.
Я стискиваю зубы. Разговоры, подобные этому, похожи на гребаные лезвия бритвы у меня внутри. Годами я имел дело с этим дерьмом. С мамой, всей моей семьей, которые мягко говорят, пытаются сказать мне, что я должен чувствовать, что должен сделать, чтобы все было хорошо.
Это чертовски утомительно и приводит в бешенство.
Единственный способ выжить – это убраться к черту подальше от них всех.
– Мама, они мертвы и похоронены. Я хочу, чтобы они такими и оставались.
Моя мать вздрогнула.
– Они были частью тебя, – сказала она тихим, печальным голосом. – Та часть тебя, которая заслуживает немного света, милый. Когда будешь готов, – она подняла руки в знак поражения и вернулась к блинчикам.
К счастью, она не стала настаивать.
И, к счастью, остальная часть ее визита прошла без происшествий.
Ну, они с Фионой изменили чуть ли не весь коттедж и хихикали вместе, как старые подруги.
Потом был ужин с Норой и Роуэном, от которого мою маму невозможно было отговорить, потому что, очевидно, мать Роуэна рассказала ей все о Норе.
Мама осталась почти на неделю.
Почти неделю я спал в одной постели с Фионой.
Я держал себя и свой член подальше от нее, уверен, эта девушка не дает пустых угроз, и я был довольно привязан к своим яйцам, какими бы синими они не стали после этой недели.
Это было особенно тяжело, поскольку Фиона после вина спала крепко. И когда она крепко спала… обнимала меня.
Фиона, которая плевалась огнем и ругалась, как дальнобойщик, любила обниматься во сне. Она прижималась ко мне, как кошка, даже когда я осторожно пытался оттолкнуть ее. Она снова двигалась. Я перестал пытаться бороться с этим, хотя и не любитель обнимашек.
Никогда не был.
Не любил, когда кто-то прикасался ко мне во сне.
Даже моя покойная жена.
Она расстраивалась из-за этого.
Я понимал, почему, и изо всех сил старался, стиснув зубы.
Мне не нужно было стискивать зубы из-за этого с Фионой. И я корил себя всю гребаную ночь.
Пришел к выводу, что это не потому, что Фиона отличалась от… нее. А я стал другим.
В худшем смысле, конечно.
Итак, я спал с Фионой в объятиях, просыпался раньше нее – как всегда делал – шел в душ и дрочил при мысли о том, чтобы трахнуть ее в ту же секунду, как она откроет глаза.
В эти дни у меня часто был стояк. Всякий раз, когда мама была рядом, я проявлял обязанности мужа. Она следила, как ястреб.
Фиона бросала на меня свирепые взгляды и проклятия по поводу моих нежностей всякий раз, когда могла, но она тоже подыгрывала.
Мама не упоминала о моем отце, а я не спрашивал о нем.
Фиона, вероятно, уловила это и тоже не задавала вопросов.
Они стали близкими подругами, и мама поговаривала о том, чтобы снова приехать в Юпитер через несколько месяцев.
Единственным неловким моментом был последний вечер, когда мама попыталась упомянуть о моем возвращении домой.
– Мой дом здесь, – сказал я, глядя на свою тарелку с едой.
– Конечно, сейчас твой дом здесь, но дом, который у тебя всегда будет, это…
– Мой дом здесь, – повторил я, на этот раз громче, хлопнув ладонью по столу с такой силой, что стаканы закачались.
Мама подскочила и немного побледнела, но осторожно пригубила вино.
– Конечно, это так, милый, – успокоилась она, поскольку была экспертом в этом деле.
Фиона тоже это заметила. Было трудно этого не сделать. И она не задавала вопросов.
Что неслыханно для женщины. По крайней мере, по моему опыту. Если вы им нравились, у них возникали вопросы. О симпатиях и антипатиях, о прошлом и планах на будущее.
Но опять же, я не нравился Фионе, о чем она так любила напоминать, когда мы оставались наедине.
Но все же она тянулась ко мне во сне.
