Текст книги "Метод супружества (ЛП)"
Автор книги: Энн Малком
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Глава 18
«Книги о сексе и ребенке»
– Вы хотите узнать пол? – спрашивает меня специалист по УЗИ.
Мы пробыли в палате полчаса, мое сердцебиение отдается глухим ревом в ушах, а рука Кипа крепко сжимает мою.
Пока что у нашего ребенка цельный мозг, нормальное, здоровое сердце, а все остальные органы находятся на тех местах, где им положено быть.
Это чуть расслабило мои напряженные мышцы.
Я все еще жду, что откуда-нибудь выскочит лишняя конечность или лицо женщины изменится с доброго на серьезное.
– Да, – запоздало отвечаю я.
Рука Кипа сжимает мою, и я вспоминаю, что он здесь. Смотрю на него, размышляя, стоит ли мне спросить, хочет ли он знать пол.
Потом вспоминаю месяцы одиночества.
– Да, – произношу увереннее, оглядываясь на сонографиста. – Мы хотим знать пол.
Кип, к его чести, кажется достаточно сообразительным, чтобы держать язык за зубами, когда я сказала королевское «мы». Хотя он почти ничего не говорит, кроме «нихрена себе», с благоговейным выражением лица и отвисшей челюстью, глаза его прикованы к большому экрану, на котором изображен, казалось бы, здоровый и активный ребенок.
Но у меня нет ученой степени в области радиологии или чего-то еще, чтобы расшифровать черно-белые пятна, из которых мелькали органы.
У меня была возможность выяснить пол гораздо раньше. Сначала с помощью генетических анализов крови, затем с помощью различных ультразвуковых исследований. Я не из тех, кто любит сюрпризы – была уверена, что новорожденный ребенок преподнесет мне их в избытке, – но по какой-то причине не хотела знать, кто у меня в животе.
Конечно, не потому, что без Кипа это казалось неправильным. Я собиралась пройти это без него.
И тем не менее…
Я согласилась тогда, когда он сидит рядом.
– Это малышка, – говорит она с улыбкой. – Поздравляю.
– Девочка? – ошеломленно переспрашивает Кип.
Смотрю на него. Он бледен, глаза широко раскрыты, в потрясении и благоговении.
Девочка.
Точно такая же, как та, которую он потерял.
Не задумываясь, я сжимаю его руку.
Он вздрагивает, глядя на меня со слезами на глазах. Затем его губы растягиваются в самой красивой улыбке, которую я когда-либо видела.
– У нас будет доченька, – шепчет он.
И поскольку я беременна, глядя на свою здоровую малышку и самого горячего папочку на планете Земля, отвечаю:
– Да, у нас будет доченька.
***
Мы не разговариваем по дороге домой. Кип задумчив. Но не замкнут. Он помог мне подняться с кушетки в кабинете УЗИ, и с тех пор его руки остаются на мне. Он ведет одной рукой, другая твердо лежит на моем бедре, двигаясь вверх, потирая мой живот.
Информация про пол могла отбросить его назад. Даже несмотря на мою неприязнь к этому человеку, я могу это понять. Сопереживать. Я испытываю собственные противоречивые гребаные эмоции. Конечно, я испытала облегчение от того, что с малышкой все в порядке. «Идеальная» – вот слово, которое использовал мой акушер. Это здорово.
И пугающе. Моя идеальная малышка расцветает внутри меня. Двигается. Растет.
И я привязываюсь к ней. К предстоящей жизни с ней.
Значит, если с ней что-то случится, это будет просто ужасно. Да, сейчас шансы в нашу пользу. Шансы потерять ее катастрофически малы. Но я уже была в меньшинстве, поэтому знала, что не защищена процентами.
Предполагаю, что Кип, возможно, думает о чем-то подобном. Он столкнулся с аномалией, которую большинство людей видели лишь в новостях, но никак не могли предположить, чтобы с ними случилось нечто подобное.
Есть мрачная ирония в том, что мы были двумя глубоко испорченными людьми, которые потеряли самое ценное. И теперь мы состоим в фиктивном браке, который каким-то образом стал чертовски реальным.
Когда мы приезжаем домой, Кип говорит, что ему нужно идти на работу, чтобы «разобраться с кое-каким дерьмом». Его голос звучит отстраненно, и я думаю о том, не собирается ли он снова сбежать.
Эта мысль пугает меня.
Всего один день с ним, притворяющимся мужем и отцом, и перспектива будущего без него стала более чем пугающей. Я думаю об этом только из-за травмы последних нескольких дней, вот и все.
– Я позвоню Каллиопе, попрошу ее посидеть с тобой, – говорит Кип, хватая свой телефон со стойки.
– Не смей, – огрызаюсь. – Я более чем способна оставаться одна в своем собственном доме и не совать пальцы ни в какие розетки.
Он смотрит на меня серьезно, как будто хочет убедиться, что я, взрослая женщина, прекрасно справлюсь дома одна.
– Уходи! – кричу на него.
– Хорошо, хорошо, – говорит он, поднимая руки в знак капитуляции. Кладет свой телефон в карман.
Огибает стойку, останавливаясь только когда оказывается прямо передо мной. Затем кладет руку мне на живот, наклоняется и нежно целует в макушку. Я так потрясена, что просто сижу.
– Приду и накормлю тебя, – произносит он, уткнувшись мне в лоб.
Затем уходит.
Я не спорю с ним.
***
Мы только что поужинали.
Я заказала запеканку с Дорито. Кип с удовольствием приготовил ее, запивая пивом. Сижу снаружи, притворяясь, что читаю книгу, но на самом деле украдкой поглядываю на него на кухне.
Он выглядит сексуально.
Ведет себя так… мило. Преданно. Он пришел с ланчем – сэндвичами из заведения в городе, где готовят на собственной закваске, плюс печенье из пекарни Норы. И торт. Потому что он, очевидно, знал, что я потребляю сахар так, словно он скоро кончится.
Был поцелуй в лоб, прикосновение к животу, обед, печенье, торт. И теперь он готовит мое новое любимое блюдо для утешения.
Второму ботинку еще предстояло упасть.
Я сомневаюсь. Собираюсь с духом, жду. Но почему-то все еще надеясь. Что все закончилось. Что я не одна.
Надеяться опасно.
Мы закончили ужинать – я съела дофига – и Кип помыл посуду, сопротивляясь, когда я пыталась помочь. Я сижу за стойкой с чашкой чая и печеньем. Он убирает бардак.
Потом останавливается у холодильника, куда я повесила сегодняшний снимок УЗИ.
– Ее руки были прижаты к ушам, – произносит он, глядя на холодильник так, словно собирается просверлить в нем дырку. – Ультразвук использует звуковые волны, – он смотрит на меня. – И ей это не понравилось, – его брови сходятся на переносице. – Сколько еще УЗИ будет?
Я ощетиниваюсь, но умиляюсь его огорчению из-за дискомфорта нашей дочери.
– Столько, сколько скажет доктор.
Он кивает, все еще хмурясь.
– Хорошо.
Для меня этого достаточно. Допиваю свой чай, встаю, чтобы сполоснуть чашку и поставить в посудомоечную машину. Изо всех сил стараюсь не подходить слишком близко к Кипу.
– Этот день был… напряженным, – произношу я, выходя из кухни, как только посудомоечная машина загружена. – Пойду спать.
Он моргает.
– Хорошо, – повторяет он, как заезженная пластинка. Снова моргает, как будто перезагружается или что-то в этом роде, затем смотрит на меня более сосредоточенно. – Хочешь, я принесу тебе торт? – кивает на подставку, где красуется великолепный шоколадный торт с помадкой.
Я поджимаю губы, уже из принципа чуть не отказываясь. Как тридцатилетняя женщина, которая через несколько месяцев должна стать матерью, я должна уметь позаботиться о себе, сама разрезать чертов торт.
Но я не хотела заботиться о себе. Да, быть независимой женщиной – великая цель, чтобы противостоять миру, патриархату и мужчине, который бил меня.
Но так приятно позволить кому-то позаботиться о тебе. Я всегда этого хотела. Доверять кому-то настолько, чтобы обо мне заботились.
Конечно, Кип не дал мне кучи причин доверять ему за последние несколько месяцев, но… он отец моего ребенка и мой муж.
– Да, звучит… мило, – отвечаю я.
Его поза расслабляется, как будто он был напряжен в ожидании спора. Ну и хорошо. Пусть напрягается.
– Это не значит, что ты победил, – говорю я, указывая на него. – Это просто означает, что мне нужен шоколадный торт.
Кип серьезно кивает.
– Я знаю тебя, Фиона Оуэнс. И не ожидаю победы так скоро.
***
Кип не спит, когда я врываюсь в его комнату в полночь.
Я думала, что он уже спит.
Он встал до рассвета и весь день занимался. И это, не считая всей готовки и уборки, которую он делал в этом доме. О, и нес на себе груз своей вины и мужской заботы. Так ему и надо.
Но он не спит. Лежит в кровати и смотрит телевизор. Его взгляд перемещается ко мне в ту же секунду, когда открывается дверь.
Я удивлена, что он не наставил на меня пистолет или что-то в этом роде, ведь казался взбудораженным. Я тоже была возбуждена.
Вот почему вломилась в его спальню в полночь. Обнаженная.
Выражение лица Кипа за долю секунды сменяется с удивления на голод.
Без колебаний преодолеваю расстояние между дверью и кроватью.
– Чтобы было ясно, я не прощаю тебя, – говорю я, заползая на кровать и откидывая одеяло.
Кип не сопротивляется мне и позволяет обнажить свое мускулистое тело в одном нижнем белье.
У меня, блять, текут слюнки. Я сердито сдергиваю его нижнее белье, освобождая член, так что он шипит от удовольствия.
– Это потому, что я беременна и гормоны мне не подвластны, – объясняю я, оседлав его.
Руки Кипа опускаю на мои бедра, придерживая.
Его член уже твердый, когда я трусь о него.
– Я хочу секса, – произношу, тяжело дыша. – Вот и все.
– Хорошо, детка, – отвечает Кип, опуская руки к моим набухшим сиськам.
Ахаю, когда его пальцы находят мои соски, которые сейчас чертовски чувствительны. Приятное облегчение от боли, которую я испытывала все время.
– Не называй меня деткой, – шиплю я, наклоняясь, чтобы прижать его член к тому месту, где я насквозь мокрая.
Затем насаживаюсь. Никакой прелюдии. Никакой херни. Я уверена, что мне это не нужно. И мне не нужно время, чтобы переосмыслить свое решение, чтобы найти причину уйти. Я не рассуждаю. Мне нужен оргазм.
Я чуть не кончаю сразу. Хотя, я не обделяла себя в сексуальном плане. Мне было достаточно вибратора. Но чего-то не хватало. Мне нужно было это. Нужна была наполненность.
– Это потому, что у тебя есть член, – выдыхаю я, оседлав его. – Потому что ты удобный. Потому что мне не повезло быть замужем за тобой.
Кип хватает меня за бедра, позволяя установить ритм.
– Как скажешь, – отвечает он, его голос глубокий, невероятно мужественный и сексуальный.
– Больше никаких разговоров, – прижимаю палец к его губам и продолжаю скакать, мое тело наэлектризовано.
– Хорошо, Фиона, – шипит он сквозь зубы, мышцы на его шее напрягаются, в глазах дикий голод. И удовольствие.
– Ты разговариваешь, – рычу я, голос больше не похож на мой собственный.
Затем первая волна берет верх. Невыносимое, прекрасное, потрясающее мир наслаждение. Мое тело становится более чувствительным, более отзывчивым, более живым, как… никогда.
Я поддаюсь этому, уступаю ему, позволяю себе упасть с края обрыва, отдаваясь Кипу.
Он издает сдавленный рык несколько секунд, давая понять, что тоже отдается мне.
Мое тело расслабляется рядом с ним, конечности наливаются свинцом, когда я отпускаю все напряжение, которое держала в себе месяцами.
Но у меня не было ни минуты передышки.
Кип, казалось, начинает командовать. Он приподнимает и переворачивает меня на бок – впечатляюще и плавно, поскольку я едва замечаю, как это происходит. Честно говоря, я в тумане после оргазма. Он, наверное, мог бы погрузить меня в грузовик для перевозки овец и отправить в Мексику, и я даже не заметила бы.
Он кладет меня на бок, снова скользнув внутрь. Ахаю от новой позы, от того, как это искрит мои нервные окончания.
– Ты думаешь, я с тобой закончил? – Кип рычит мне в шею.
Он врезается в меня, положив руку на грудь, ущипнув за сосок.
Я вскрикиваю.
– О, детка, мы чертовски далеки от завершения, – обещает он. – Мне нужно многое наверстать. И, если я правильно помню, у моей жены жадная киска.
Кип правильно помнит. И он сделал все, что обещал.
Он наверстал многое.
Почти все.
Почти.
***
Я не планировала спать в постели Кипа. На самом деле, специально хотела уйти. Это должен быть просто секс, я удовлетворила потребность.
За исключением того, что я не осознавала, насколько глубока эта потребность. И я не понимала, насколько чувствительной и отзывчивой я стала сейчас. А Кип очень стремился угодить. Чувствовал ли он себя виноватым во всем или был так же возбужден, как и я, не знаю. Это не имело значения. Имело значение только то, что одного раза было недостаточно. В первый раз мы оба отчаянно соединились после месяцев сдерживаемой потребности. Это было быстро, грязно и неистово. Второй раз был чуть менее быстрым, все еще довольно неистовым и таким же интенсивным. Третий раз был, когда мы оба устали, замедлились. Что ж, Кип замедлился.
Я все еще была готова содрать с него гребаную кожу.
Но медленный секс тоже хорош.
Достаточно хорош, чтобы доставить мне оргазм такой интенсивный, что я буквально потеряла сознание на несколько секунд. Не думала, что такое бывает в реальной жизни.
С другой стороны, за эти дни я вымоталась, работая в пекарне полсмены, так что трех раундов довольно акробатического секса было более чем достаточно, чтобы вымотать меня, особенно учитывая, что я спала как убитая и совсем недавно попала в автомобильную аварию. Я почти не думала о своем гипсе и беспокоилась, что Кип будет относиться ко мне чересчур осторожнее. Но нет. Конечно, он внес некоторые коррективы из-за гипса и живота, но не был снисходителен. Именно поэтому я потеряла сознание с его членом внутри.
И проспала всю ночь. Не вставала, чтобы пописать, привести себя в порядок, или еще что-нибудь.
Я смутно припомнила, как использовала мускулистую грудь Кипа в качестве подушки, а его руки крепко обнимали меня. Также смутно припомнила, что чувствовала себя в безопасности и чертовски довольной.
Если я и вспоминала все это, то осознавала, что засыпаю в постели Кипа. Я просто слишком устала, чтобы вставать. Это было не потому, что мне нравилось спать с ним.
Однако просыпаюсь я одна. И… окружена подушками. Одна спереди, другая сзади, заключая меня в клетку.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы сориентироваться и с боем выбраться оттуда.
В это время Кип возвращается в спальню, одетый в клетчатые пижамные штаны с низкой посадкой, демонстрирующие его пояс Адониса, впечатляющий пресс и мышцы.
В руках он держит две кофейные кружки, на одной из которых балансирует тарелка.
Быстро выбираюсь из-под одеял, чтобы сесть, и нетерпеливыми пальцами тянусь за тарелкой и кружкой.
Кип знает меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что мне нужен кофе, как только я проснусь, но также и то, что я не могу выпить его натощак без рвоты, хотя моя утренняя тошнота в основном прошла. На тарелке тосты с апельсиновым джемом.
Он не готовил для меня тосты – с этим я справлялась сама, – но, тем не менее, он знал, что мне это нужно. Он наблюдал за мной гораздо пристальнее, чем я думала.
– Спасибо, – говорю, уже хватаясь за тост, чтобы запихнуть его в рот и быстрее добраться до кофе.
Кип ничего не говорит. Он также знает, что я не люблю болтать с утра.
Он относит свой кофе в ванную, где я слышу, как включается душ. Я начинаю медленно просыпаться, сначала поев, а затем выпив кофе.
Позже Кип выходит с полотенцем, обернутым вокруг бедер, с волос все еще капает вода.
– Почему мужчины никогда не могут нормально вытереться после душа? – бормочу я.
Он не идет к своему комоду и не начинает одеваться, что меня разочаровывает. Я хочу посмотреть, как упадет полотенце. Вместо этого он подходит и садится на мою сторону кровати.
– Потому что этот мужчина знает, что в его постели сексуальная обнаженная женщина, и он не знал, будет ли она там, когда он вернется, – говорит он, бесстыдно трахая меня глазами.
Мою кожу покалывает. Признаюсь, как бы сильно я ни восхищалась своим меняющимся телом, я стесняюсь. Я полагалась на свою сексуальную привлекательность большую часть взрослой жизни. Не знаю, осталось ли это. По словам Кипа, да.
– Ну, я не могла выбраться отсюда, ты обложил меня подушками, – сообщаю ему. – Зачем?
– Ты не должна спать на спине, у тебя двадцать недель.
Приподнимаю брови.
– Это спорное утверждение, – отвечаю я. – И откуда, черт возьми, ты вообще это знаешь?
Кип кивает в сторону.
Моргаю, глядя на его прикроватный столик, или, точнее, на стопку книг на его прикроватном столике.
Стопка книжек о детях.
Я протягиваю руку и хватаю ближайшую, прищурившись на обложку.
– Чего ожидать, когда ждешь ребенка, – говорит Кип. – Может быть, и клише, но классика.
Перевожу взгляд с него на книгу.
– Ты же знаешь, что они сняли фильм, верно? – машу перед ним книгой.
Он усмехается.
– Да, я в курсе. Обязательно посмотрю. После того, как закончу книгу, конечно. Книга всегда лучше фильма, – он подмигивает.
По моему телу разливается тепло.
Вернулось чувство безопасности.
– Хорошо, – говорю я, приподнимаясь, чтобы встать с кровати. Кип спешит мне на помощь.
Я отмахиваюсь от него.
– Я способна сама встать с кровати, – огрызаюсь я. Но мне еще предстояло привыкнуть к гипсу и животу.
– Прошлая ночь ничего не изменила, – говорю я, вставая. Затем смотрю на его торс, все еще влажный. Воспоминания о прошлой ночи обрушиваются на меня и мою киску.
– Ну, теперь мы трахаемся, – решаю я тут же. Сначала думала, что прошлая ночь будет одноразовой – или трехразовой, если конкретнее, – но у меня еще оставалось восемнадцать недель, и есть подозрение, что гормоны будут только усиливаться. К тому же, этим утром я чувствую себя лучше, чем когда-либо.
Губы Кипа приподнимаются, в его глазах смесь дразнящего и эротического голода.
Мое тело реагирует на простой взгляд.
– Просто трахаемся, – добавляю я, игнорируя похоть. Чувствую влажность между ног. – Мы не вместе или что-то в этом роде.
Его губы растягиваются шире.
– Мы женаты, – напоминает он.
– Мы не вместе, – на этот раз произношу я тверже. – Только секс. И больше никаких совместных снов.
Почувствовав себя немного увереннее, выхожу из комнаты и направляюсь в свою спальню, захлопнув дверь.
***
Нора запретила мне работать в пекарне, хотя я в основном оправилась от несчастного случая. Да, у меня были порезы и ушибы, ребра слегка побаливали, и на мне все еще дурацкий гипс. Это должно было затянуться как минимум на несколько недель.
И все же моя лучшая подруга слышать не хочет о том, чтобы я приходила не как клиент.
Я бы попыталась спорить с ней и дальше, но знала, что даже если переспорю ее, то Кипа точно нет. Он перешел в режим сверхзащитника, и в эти дни я не могу поднять ничего тяжелее кружки. Конечно, я бы с радостью поругалась с ним, но знала, что не смогу победить.
Что заставляет меня почувствовать себя немного подавленной.
Мне нужна терапия.
– Что ты делаешь?
Смотрю туда, где Кип стоит, прислонившись к дверному косяку. Выражение его лица трудно понять. Его брови нахмурены, но в глазах мерцают почтение, меланхолия и нежность, смешанные в одно целое.
У меня складывается впечатление, что он наблюдал за мной какое-то время.
Несмотря на мое общее раздражение по отношению к нему, я чувствую волну эмоций, которая почти заставляет меня заплакать и хотеть броситься в его объятия.
Вместо этого сую книгу в мягкой обложке в свою сумку вместе с солнцезащитным кремом, полотенцами и бутылкой воды. День выдался необычно теплым для этого времени года. Я собираюсь извлечь из него максимум пользы.
– Ты умный парень, – говорю ему. – Или, по крайней мере, предполагаю, что тебя учили оценивать переменные ситуации и приходить к выводу. На мне купальник, я собираю пляжную сумку, а прямо там океан, – указываю в окно. – Используй свои навыки солдата.
Затем закидываю сумку на плечо и иду к дверям.
Кип движется быстрее меня. У него нет пляжной сумки, он тренировался и все еще в форме. Следовательно, он смог снять сумку с моего плеча и преградить мне путь на пляж.
– Нет, – рычит он, и в его глазах больше не было ничего смешанного. Нет, в них твердое решение человека, который считает, что он главный.
– И почему ты думаешь, что имеешь право делать подобные заявления? – спрашиваю его, понизив голос.
– Потому что ты носишь моего ребенка.
Мои брови приподнимаются.
– О, теперь это твой ребенок.
Он сердито смотрит на меня.
– Это всегда был мой ребенок.
Ничего не могу с собой поделать. Я смеюсь. Конечно, в этом есть доля горькой иронии.
– Всегда? – повторяю я. – Тогда, когда я ходила на все приемы к врачу с Норой? Когда страдала от утренней тошноты, которая похожа на худшее похмелье, повторяющееся в течение всего гребаного дня в течение нескольких месяцев? Прости, я так скучала по твоему присутствию и поддержке из-за всех этих тревог, рвоты и гормональных «американских горок»!
Теперь я кричу. Ну и прекрасно. Он заслужил.
Ноздри Кипа раздуваются. Он зол. И лучше бы ему злиться на самого себя.
– Ты права. Меня не было рядом, – произносит он сквозь стиснутые зубы. – Но сейчас я здесь.
Упираю руку на бедро.
– И это значит, что теперь ты будешь контролировать каждое мое движение? Попробуй. Посмотрим, как долго ты продержишься.
Он усмехается.
– Я пережил войну, детка. Смогу справиться с тобой.
Я улыбаюсь ему, наклонившись так, что наши губы почти соприкасаются. Из-за своего размера я не учла, что мой живот задевает его плоский пресс, но я просто смирилась с этим.
– Может, ты и был на войне, но ты не сможешь одолеть меня, – мурлычу я, облизывая губы. Мой язык задевает его губы.
Он тут же открывает рот и ослабляет хватку на сумке. Я хватаю ее, обхожу его и топаю к дверям.
Кип быстро приходит в себя – в конце концов, он бывший солдат. Но я на открытом пространстве и уже дохожу до лестницы, когда он добирается до меня. И поскольку он обращался со мной так, словно я невероятно хрупкая, он не делает ничего, пока я спускаюсь по лестнице.
– Ты не пойдешь, – рычит Кип, догнав меня на пляже.
Мои ноги погружаются в песок, обычно это меня успокаивает. Только не сейчас, когда рядом шестифутовый альфа-самец, пытающийся указывать мне, что я могу, а что не могу делать.
– Если я захочу пойти, я пойду, – сообщаю ему, опуская полотенце на песок.
– Мы не будем это обсуждать.
Смотрю на Кипа, который упер руки в бока и глядит на меня так, будто его слово закон.
– Мы уже обсуждаем, – отвечаю. – Я беременна, а не инвалид, и умею плавать.
Его ноздри раздуваются.
– Это слишком опасно. И там чертовски холодно.
– Ты буквально рвешь на себе волосы, чтобы поиграть в героя и хочешь вытащить меня, хотя я даже не тону?
Челюсть Кипа дергается, когда он смотрит на меня с суровым выражением лица.
– Ладно, это не сработает, мне нужна новая тактика.
Я морщу нос.
– Что значит новая?
Его поцелуй прерывает меня. Сначала я борюсь – не то чтобы это сильно помогло, но не сопротивляюсь так сильно. Это только сделало поцелуй более эротичным.
Запутываюсь руками в его волосах, дергая, и наслаждаюсь его стоном удовольствия, смешанного с болью.
Кип опускает нас на полотенце, не размыкая губ. Я сажусь сверху, задыхаясь, когда моя киска трется о его твердый член.
Одна из его рук тянется к завязке у меня на шее, бикини падает вперед и обнажает груди.
Губы Кипа отрываются от моих и находят сосок.
Я крепче хватаю его волосы, запрокидывая голову и вскрикивая.
Прижимаюсь к нему, зная, что трения моих плавок от бикини о его джинсы будет достаточно, чтобы я кончила, если продолжу в том же духе.
Особенно когда его губы, язык и зубы касаются моего чувствительного соска.
Я срываю футболку Кипа, хочу ощутить его обнаженную кожу, но злюсь, что он отстраняется, чтобы снять ее.
Он быстро подчиняется, и, к сожалению, ему приходится сместиться, чтобы снять джинсы.
Он осторожно переворачивает нас, так что теперь я лежу на спине, песок впивается в кожу.
Бирюзовые глаза Кипа сверкают, не отрываясь от меня.
– Не оставайся надолго на спине, – рычит он, стаскивая джинсы.
Он снова хватает меня, чтобы вернуть в прежнее положение – наверх.
Тянет за завязку на моем бедре, обнажая киску, и сдергивает свое нижнее белье, чтобы освободить член.
Руки Кипа крепко сжимают мои бедра, приподнимая совсем чуть-чуть, а затем насаживая на свой член.
Удовольствие пронзает мое тело, и я снова запрокидываю голову, позволяя ему вести, подпрыгивая вверх-вниз на его члене.
Голова откидывается назад, а глаза встречаются с глазами Кипа.
– Ты чертовски красивая, – ворчит он.
Мое дыхание сбивается со свистом, когда оргазм устремляется вперед.
– Никаких разговоров, – требую я, прижимая палец к его губам.
Он открывает рот и сосет мой палец, пока я продолжаю скакать на нем.
– Кончи для меня, женушка, – требует Кип, как только отпускает палец.
Я издаю звук разочарования, смешанный с удовольствием.
– Не указывай мне, что делать.
Он обнажает зубы в порочной и греховной улыбке, а его руки крепче сжимают мои бедра.
– Кончи для меня, женушка, – повторяет он.
Открываю рот, чтобы сказать ему заткнуться на хрен, но вырывается только сдавленный стон. Я не могу с ним спорить, потому что слишком занята, кончая.
***
– Срань господня, – говорю я ему в грудь.
Ко мне только что вернулась способность говорить. Даже сейчас я все еще тяжело дышу.
Руки Кипа крепко обнимают меня. Мы лежим на песке, я в основном лежу на нем. Где-то на прошлой неделе или около того, живот внезапно стал больше. Теперь я не выгляжу так, будто съела кучу тако и запила их кружкой пива. Я действительно выгляжу как беременная женщина. Мое изменяющееся тело кажется прекрасным, признаком того, что ребенок растет.
Я смотрю на Кипа.
Наш ребенок растет.
Наше чудо.
Верх моего бикини валяется где-то на песке, но плавки натянуты на бедрах. Повезло, что дом расположен в бухте, так что у меня почти собственный пляж. Никто из соседей не может нас здесь увидеть, но любой мог пройти с любой стороны пляжа
Я не думала об этом во время дикого пляжного секса. Или, может быть, думала где-то в глубине души, и именно это сделало дикий пляжный секс еще более восхитительным.
– Черт возьми, ты права, – отвечает Кип. На нем было только нижнее белье, остальная одежда разбросана по песку.
– Ты сделал это, чтобы отвлечь меня от плаванья – заключаю я, слишком довольная, чтобы злиться.
– Это сработало, не так ли?
В его тоне намек на победу.
Такой мудак.
Первым побуждением было поспорить с ним. Спорить с Кипом было обычным делом. Но я чувствую себя уставшей, а споры могут унять мой кайф. Возможно, пришло время применить другую тактику.
– Пляж – мое место, – говорю ему. – И океан. Так было всегда. Мы жили в дерьмовом доме, когда я росла. Там было темно, грязно, и всегда были пауки размером с твой кулак.
Он сильно вздрагивает, и я хихикаю при мысли о том, что он боится пауков.
– Да, это жутко, – соглашаюсь я. – Но до пляжа было пять минут ходьбы. И я ходила туда, чтобы сбежать. Тогда я была слишком мала, чтобы бродить по улицам, – смахиваю немного песка с носа Кипа. – Я ходила поплавать, оставалась в воде, пока не выбилась из сил, а потом выползала на пляж и грелась на солнце, – улыбаюсь воспоминаниям и солнцу, согревающему нас обоих. Даже через континенты и годы солнце ощущается одинаково. – А когда вышла замуж, у нас был дом получше, в приятном районе, и прямо на пляже.
Это место очаровало меня и напугало одновременно. Это было похоже на дворец, в который я попала случайно, и все были слишком вежливы, чтобы послать меня к черту.
– Я часто ходила туда, когда дела шли плохо, что и произошло чертовски скоро после медового месяца, – добавлю я. – Соленая вода отлично смыла кровь и синяки. И, к счастью, не привлекла никаких акул. Но в то время я хотела, чтобы меня разорвало на части, – размышляю.
Руки Кипа крепче обхватывают меня. Сдерживаю закатывание глаз, не удивленная тем, что простое упоминание о моем прошлом насилии разозлило его. Хотя мне это отчасти понравилось.
– Одна из многих причин, по которой я поселилась здесь, – это океан, – говорю ему. – Океан и Нора были … любовью с первого взгляда. Но океан… я не знаю. Прозвучит слишком, но он … взывал ко мне, – смотрю на волны. – И, хотя я больше не живу в доме, где царит хаос и насилие, в моей голове творится много хаоса, – потираю живот. – Мне нужно это. Мне нужен песок, бриз, соленая вода, – я оглядываюсь на Кипа. – Ты этого у меня не отнимешь.
Он не выглядит особо счастливым, но, возможно, это было не слишком веселое путешествие по тропинке воспоминаний.
Он вздыхает, заправляя мои волосы за ухо.
Жду, что начнет спорить.
Вместо этого, Кип встает, и, поскольку я лежу на нем сверху, встает, держа меня на руках. Это довольно впечатляюще, учитывая мой прибавленный вес. Он не опускает меня на землю, как я ожидаю. Идет прямо в океан.
Я выдыхаю, когда вода омывает наши тела, Кип увлекает нас глубже.
– Ты будешь плавать, – шепчет он мне в губы. – Со мной.
Хотелось поспорить, дать ему понять, что я могу пойти на пляж, когда захочу, черт возьми. Но потом руки Кипа крепче обхватывают меня, наши мокрые тела прижимаются друг к другу, и я наслаждаюсь ощущением того, что кто-то поддерживает меня на волнах.
Поэтому вместо того, чтобы спорить, я просто отвечаю:
– Хорошо.








