Текст книги "Метод супружества (ЛП)"
Автор книги: Энн Малком
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
Фу.
Этот засранец.
Определенно, это не тот парень, с которым я бы трахнулась.
Когда-либо.
Делаю мысленную заметку выгравировать это где-нибудь на камне.
Хмурюсь, многозначительно оглядев его с ног до головы.
– Ты действительно один из тех парней, которые бегают трусцой без рубашки? – спрашиваю я, прислоняясь к краю стойки и держа в руках свою кофейную чашку. – Женщины тренируются так же усердно и становятся такими же горячими, и вы не увидите, как мы бегаем трусцой по улице с болтающимися сиськами.
Кип ухмыляется.
– К сожалению.
Я отпиваю кофе.
– Ты гребаный извращенец, – говорю я. – И вопреки тому, во что ты веришь, мы не хотим видеть твои соски, когда ты идешь на пробежку. Не снимай рубашку.
Он смотрит на меня, все еще ухмыляясь, с дразнящим блеском в глазах.
– Ты хочешь видеть мои соски, не так ли? – передразнивает он. – Мне нужно не снимать рубашку, потому что моя жена не может себя контролировать.
Я чуть не поперхнулась своим кофе, когда он произнес слово на букву «Ж». Даже в шутку, оно с силой врезалось в меня.
Я сижу у себя на кухне с сильным похмельем и препираюсь с мужчиной, за которого вчера вышла замуж.
Мой муж.
Что, черт возьми, я наделала?
– Я могу контролировать себя, поскольку все это мне не нравится, – выплевываю я, махнув рукой на его впечатляющий торс. – Надень гребаную рубашку.
Потом выхожу из комнаты, чтобы зарыться в свое пуховое одеяло и притвориться, что все это было сном.
Или гребаным ночным кошмаром.
Глава 3
«Пирог с мясом и сыром»
Фиона
Я наслаждалась прохладой Атлантического океана и плыла против волн, когда что-то схватило меня.
Поскольку до этого я была одна, то испугалась. Я не горжусь ни своим криком, который издала, ни тем, что морская вода попала мне в рот. Поскольку я пыталась изгнать воду из своих легких и не утонуть, у меня не получилось бороться с тем, что меня держало.
Мужчина, напавший на меня в океане, смог сделать это без особого сопротивления.
Мне удалось мельком увидеть человека, о котором идет речь, убедиться, что он не какой-то дикий серийный убийца или насильник.
Нет.
Это мой муж.
Буквально вытаскивал меня из океана. По какой бы то ни было причине.
Мы добираемся до мелководья, мои ноги нащупывают песок, и я изо всех сил стараюсь не отставать от волн и длинных и целеустремленных шагов Кипа.
– Отпусти меня, придурок! – кричу я на него, теперь сопротивляясь немного лучше, когда я на более-менее твердой почве.
– Что, черт возьми, ты делала? – взревел он, хватая меня за плечо и вытаскивая из волн.
Пытаюсь бороться с ним, но его хватка сильна, и я дезориентирована. По какой бы то ни было причине, он явно жаждет вытащить меня из воды. Может быть, он видел акулу.
Я снова покосилась на океан, высматривая плавник. У побережья участились случаи наблюдения акул, но меня это не сильно беспокоило. Я из гребаной Австралии, черт возьми. Парочка акул меня не напугает.
Кип продолжает тащить меня, пока я бормочу проклятия, которые он игнорирует. Этот день обещает быть дерьмовым. Лучше бы валялась в постели и смотрела фильмы о Гарри Поттере. Верное средство от похмелья.
Но нет, я была полна решимости выбраться из дома, слишком хорошо понимая, что Кип слоняется по нему, оскверняя мое святилище.
И вот теперь он испоганил еще одно место, которое я считала священным.
Близость к пляжу – одно из главных преимуществ моего маленького коттеджа. И дешевая арендная плата, потому что мой домовладелец – семидесятилетний местный житель, который не хотел извлекать выгоду из своих инвестиций. Все, о чем он просил, – это чтобы я ежедневно оставляла для него круассан. Что я и делаю.
Не в первый раз я задаюсь вопросом, как, черт возьми, Кипу удалось очаровать сварливого бывшего морского пехотинца, которому принадлежал мой коттедж с тех пор, как он впервые женился. Однажды он сказал мне, что продаст его только через свой «остывший труп».
Поскольку он все еще жив и здоров, Кип, должно быть, каким-то образом очаровал его.
Придурок.
Как только мы возвращаемся на пляж подальше от волн, мне удается оттолкнуть его от себя.
– Что за хрень? – злобно требую я, уперев руки в бока.
Хотя, если я и злая, то Кип – совсем другой. Вид у него убийственный.
– Такой же вопрос у меня, – сказал он голосом, не совсем похожим на крик, но и не таким уж вежливым тоном. С другой стороны, невежливо вытаскивать людей из океана.
– Какого хрена ты там делала? – спрашивает он, гневным тычком указывая на волны.
Я перевожу взгляд с него на воду, потом на себя, озябшую от поднявшегося ветра и одетую только в бикини.
– Не знаю, отвечает ли купальник на твой вопрос или нет, – вкрадчиво сообщаю я ему, уперев руки в бедра и чуть выпятив грудь.
Взгляд Кипа скользнул вниз по моему телу, и я с невероятной остротой ощутила, как мои соски проступают сквозь ткань.
Из-за холода. В этом нет ничего постыдного. Свободу соскам и все такое.
Я игнорирую жар, вспыхнувший в моем теле от мимолетного взгляда Кипа.
– Ты с ума сошла? Или пытаешься покончить с собой? – он стискивает зубы.
Я секунду смотрю на него, выхватываю свое полотенце из кучи, которую оставила на пляже.
– Примерно три месяца назад мне нравилась моя жизнь, – заявляю я, заворачиваясь в полотенце. – А ты, хоть и раздражаешь, далеко не настолько важен, чтобы заставить меня захотеть покончить с собой. На самом деле, ни один мужчина никогда не был и не будет важен для этого.
Я поднимаю полотенце и отжимаю им волосы, намеренно не прикрываясь. Черт с ним, не собираюсь замыкаться в себе, как трусиха.
– И, хотя наша свадьба может свидетельствовать об обратном, я в здравом уме, – добавляю я.
Его ноздри раздуваются, когда он продолжает говорить, смотря убийственным взглядом.
– Ты плаваешь в одном из самых опасных мест… в гребаном бикини, – рычит Кип, его взгляд снова сердито скользит вниз по моему телу. На этот раз не вызвало особого энтузиазма. – Ты можешь либо попасть в прилив, либо получить чертово переохлаждение.
Закатываю глаза.
– Я плаваю в океане с тех пор, как научилась ходить, – сообщаю ему. – Родители не очень хорошо присматривали за мной, поэтому я очень быстро научилась плавать. Я плавала здесь… – хочу сердито показать пальцем, как он, но в итоге думаю, что кожа на моих трицепсах зашевелится, когда я это сделаю.
Мысленно добавляю какие-нибудь упражнения для рук в свой график тренировок.
Затем добавляю «тренировку» в свое расписание.
– Я плаваю в этой воде, – повторяю я. – С тех пор, как переехала. И все еще стою, жива, как видишь.
Взгляд Кипа не дрогнул.
– Это последний раз.
Он сказал это так просто. Будто, произнеся эти слова, он высек их на камне. Как закон.
Я больше всего ненавижу, когда мне указывают, что делать.
– Что ж, мальчик, у меня есть кое-какие новости, – я шагаю вперед, так что оказываюсь с ним лицом к лицу. – Ты мне не начальник.
Взгляд Кипа становится смертельным.
– Во-первых, я тебе, блять, не мальчик. Я твой муж.
Это слово вызывает волну шока по моему телу точно так же, как сегодня утром.
– И, во-вторых, я сейчас и так прохожу через достаточное количество дерьма ради тебя, притворяясь, что влюблен, – продолжает он низким, раздраженным голосом. – Не хочу притворяться, что оплакиваю тебя на чертовых похоронах.
– Никто тебя к этому не принуждал, – огрызаюсь я на него. – И опять же, я не настолько глупа, чтобы погибнуть в океане. Но достаточно глупа, чтобы выйти за тебя и думать, что могу пить столько же, сколько и в двадцать лет. И что от похмелья нужен пирог с мясом и сыром. Но в этой гребаной стране по какой-то дьявольской причине не делают мясные пироги. Есть любая другая жирная, обжаренная во фритюре нездоровая пища. Кроме пирогов, – я вскидываю руки в воздух. – Безумие.
Ветер снова режет по моей коже, но я не обращаю на это внимания.
– Итак, я не могу съесть пирог с мясом и сыром, чтобы почувствовать себя наполовину человеком, – говорю я. – Но рядом есть прохладный океан, он избавит меня от похмелья, напомнит, что я жива, и ускорит метаболизм, или что там, черт возьми, Джо Роган и его приятели-ученые говорят об этом.
Кип долго смотрит на меня оценивающим взглядом. Слишком долго. Мои зубы скоро начнут стучать, но черт возьми, я не собираюсь прикрываться. Он разглагольствовал о переохлаждении, и готова поспорить, что его гребаный день станет лучше, если он убедится в своей правоте. Я попыталась не дрожать и встретила его спокойный взгляд.
– Если ты еще раз зайдешь туда, я отшлепаю твою задницу, – тихо говорит он.
Так вот, теоретически я должна бы с этим поспорить. Я действительно, черт возьми, хочу с этим поспорить. Помимо того, что он говорит мне, что делать – на что он не имел никакого гребаного права, – это была такая женоненавистническая дерьмовая угроза, которая шла вразрез со всем, за что я выступаю.
Порка мне не поможет. Папа перестал решать проблемы со мной таким образом.
Так что да, мне следует поспорить с ним по этому поводу.
Но я держу рот на замке.
Потому что я слишком занята мыслями о Кипе, который шлепает меня по заднице.
И мне чертовски нравится эта идея.
В его глазах промелькнуло что-то похожее на голод, словно в ответ на какое-то выражение моего лица.
К счастью, это лишь мимолетное явление, и оно быстро сменяется хмурой гримасой, прежде чем он поворачивается и идет прочь с пляжа.
Мне следовало сразу же прыгнуть обратно в воду, как только он повернулся ко мне спиной. Просто показать, что я могу, и не боюсь его.
Только я этого не сделала.
Потому что, технически я не боюсь Кипа, но я умная, и понимаю, что это не пустая угроза. Он буквально отшлепал бы меня, залезь я в воду.
И сейчас мне это не нужно.
Так что я собираю свое барахло, вытираюсь и иду обратно домой.
Этот год будет чертовски долгим.
***
Остаток дня я избегала Кипа.
Это было легко, потому что, когда я вернулась, его уже не было. Спасибо за это. Я пришла в себя, как только согрелась, вернулась в дом, набралась смелости и злости, чтобы накричать на него за комментарий «жестко отшлепаю по заднице» и вообще за чушь о «мужественном мужчине» на пляже.
То, что он собирается командовать мной на протяжении всего брака, не сулит ничего хорошего. Он ведет себя так же, как Роуэн с Норой, весь такой мачо и доминант.
Конечно, она смогла. К тому же, она получала от всего этого потрясающий секс.
Может быть, «альфа-штучки» и сработали при случае, если бы я получала умопомрачительные оргазмы, но мы этим не занимались. Наш брак только на бумаге. И я черт возьми, не собираюсь выслушивать его претензии без каких-либо преимуществ.
Размышляю над этим в ванне под аккомпанемент Тейлор Свифт, так что я не услышу, когда он вернется домой. Если вернется.
Фу. Все еще мерзко и неуютно думать о том, что он живет здесь. В моем доме.
Я не люблю соседей.
Даже когда я переехала в Штаты, и у меня было черт знает, что на счету, я экономила и вкалывала не покладая рук, чтобы жить в полупустом доме без необходимости маркировать свою еду или что там еще приходится делать, когда живешь с кем-то.
Нет, спасибо.
Прошли годы в дерьмовых квартирах, прежде чем я наконец нашла Юпитер и свой коттедж. Как будто это была судьба. Как будто Вселенная наконец-то дала мне передышку. Святилище.
Я создала прекрасное пространство, которое было лишь моим.
И вот теперь Кип здесь.
Но ведь его проживание здесь – мой единственный вариант. Так что на самом деле мне остается винить только себя.
Достаточно сказать, что у меня не самое хорошее настроение, когда вылезаю из чуть теплой ванны.
А еще у меня до сих пор похмелье, и я чертовски проголодалась. Я перекусила тем, что было в кладовке – а это, по сути, пустяк, потому что я намеренно не запасалась к переезду Кипа. Не хотела внушать ему никаких мыслей о том, что я какая-то гребаная домохозяйка.
Я сделала это на зло ему, и в итоге наказала только себя. Так мне и надо. Эх, мне чуть за тридцать. Наверное, стоит повзрослеть.
Когда я вхожу на кухню, мысленно настраиваю себя на то, чтобы отведать немного запеченного нута с горсткой плавленого сыра сверху. Но я чувствую что-то другое.
Какой-то запах.
Чертовски восхитительный запах.
И Кип. На моей кухне. Готовящий еду. С фартуком и всем прочим. Я была уверена, что у меня нет фартука.
Останавливаюсь как вкопанная и смотрю на него. Судя по посуде на сушилке, он явно пробыл здесь какое-то время. Я не слышала, как он вернулся, потому что слушала Тейлор Свифт.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я, раздражаясь, что он использует мою духовку и что тут чертовски вкусно пахнет.
– Готовлю, – говорит он дразнящим тоном.
Ушел тот разъяренный мачо, который был раньше. Я рада. Эта его версия сбивает с толку и каким-то образом еще больше приводит в бешенство. Эта дерзкая версия злит еще больше в том смысле, что она… безопаснее.
Я хмуро смотрю на него.
– У меня есть глаза, – огрызаюсь. – Ты умеешь готовить? – удивленно спрашиваю. Когда я была у него дома – правда, это было всего один раз, – там был беспорядок из-за всевозможных коробок с едой навынос и упаковок с полуфабрикатами.
Я подумала, что он не умеет готовить. Или убираться.
Но опрятное рабочее пространство и запах на моей кухне доказывают совсем иное.
Он смотрит на меня снизу-вверх.
– Кое-что умею.
Я снова обращаю на него сердитый взгляд.
– Мне нужна духовка, – ною я, еще больше расстроившись из-за гребаного нута. Но ни за что не стану просить еду, которую он готовит. Я слишком упрямая для этого.
Он прислоняется к стойке и смотрит на меня.
– Ты умеешь готовить? – спрашивает он странным тоном.
На самом деле, не умею. У меня хорошая кухня – домовладелец обновил ее перед моим переездом, как будто делал одолжение. Я охала и ахала по поводу приборов из нержавеющей стали и каменных столешниц, потому что не хотела ранить его чувства, но правда заключалась в том, что я могу сварить яйцо-пашот, и на этом все.
Я не домашняя богиня. И мне это не нужно. У меня есть Нора Хендерсон, выдающийся пекарь и шеф-повар, прямо по соседству.
Я часто обедаю у нее дома, и сама забочусь о себе, как могу. В Америке много возможностей хорошо питаться для такого дерьмового повара, как я. Хотя время от времени у меня действительно возникают приступы вины из-за пищи, которую я употребляю, и из-за того, способствует ли она ухудшению моего здоровья или чему-то еще.
К счастью, эти приступы скоротечны.
Скрещиваю руки на груди.
– Я умею готовить, – говорю Кипу.
– Детка, мы собираемся жить вместе в ближайшее время. Солгав сейчас, ты на самом деле ничего не добьешься, только поставишь себя в неловкое положение.
Мне хочется закричать. Или ударить. Прямо в его самодовольную физиономию.
– Пошел ты, – отвечаю я. – И не называй меня деткой. Мы не пара.
– Возможно, тебе стоит быть немного любезнее с человеком, который только что испек тебе пирог с мясом и сыром, – говорит он мне, наклоняясь, чтобы достать противень из духовки.
Я моргаю, понимая, почему этот аромат такой приятный. Потому что он знакомый. Запах пирогов с молочных заводов времен моей юности.
Только лучше. Намного лучше.
Кип ставит противень, и я смотрю на них. Слоеное тесто с золотистой корочкой. Сыр и фарш вылезают через край.
– Теперь рада, что ты вышла за меня замуж, да? – нахально спрашивает он.
– Не надо, – огрызаюсь я, подняв палец, чтобы заставить его замолчать. – Не вздумай все испортить.
Пирог очаровал меня как внешним видом, так и ароматом. У меня буквально потекли слюнки.
Я заставляю себя отвести взгляд и посмотреть на Кипа.
– Есть подвох? – требую я. – Мне встать на колени или что-то в этом роде?
Хотя обычно я бы никогда не встала на колени перед мужчиной, ради свежеиспеченного пирога с мясом и сыром, во время похмелья я бы сделала это.
Кип наклоняет голову, схватившись за подбородок в преувеличенно задумчивом жесте.
– Хм-м-м, – мычит он, растягивая звук.
– Пошел ты, придурок, – бормочу. – Пойду куплю себе что-нибудь, – хотя мой голос звучит решительно, на самом деле я не двигаюсь с места. Мои ноги, кажется, не хотят слушаться.
Он усмехается, разглядывая меня.
– Какой бы заманчивой ни была идея увидеть тебя на коленях, я не собираюсь заставлять тебя что-либо делать.
Я смотрю на него со скептицизмом.
– Ты не собираешься заставлять меня что-либо делать? – повторяю, как попугай. – Ты только что по доброте душевной испек пирог с мясом и сыром? – произнесенное вслух, это прозвучало еще более нелепо.
– Не совсем по доброте душевной, – говорит он, доставая из шкафчика тарелки. – Я тоже проголодался, и как только ты заговорила о них, мне стало любопытно. Нравится готовить и есть что-то новое, – он шевелит бровями, и я стону от его детского чувства юмора.
– Никаких обязательств, – говорит он, кладя кусочек пирога на тарелку и протягивая ее мне. – Слово скаута.
Уйти, вероятно, было бы лучшим вариантом.
Но ноги сами несут меня вперед, и я выхватываю у него тарелку.
– Хорошая девочка, – бормочет он.
Я тут же застываю.
– Нет, – отрезаю я, указывая на него свободной рукой. – Не люблю, когда меня хвалят, – вранье.
Кип поднимает руки в знак капитуляции, и я поворачиваюсь, чтобы уйти.
– Я еще разузнаю твои фетиши, – дразнит он.
Мой шаг замедляется, но я продолжаю идти.
Кусаю пирог – идеальная маслянистая корочка, приправленный фарш, насыщенный и острый сыр. Во время ужина я поймала себя на мысли, что выходить замуж за Кипа стоило только из-за пирога.
Глава 4
«Дейдре»
Первый месяц в браке был отстойным.
Особенно с тех пор, как все в городе узнали, что мы женаты. И даже моя лучшая подруга не знает, что этот брак фальшивый.
Поэтому мне пришлось притвориться, что у нас что-то вроде медового месяца. Что Кип мне правда нравится. Нет, что я влюблена в него.
Когда он зашел в пекарню, готова поклясться, что гребаные часы перестали тикать, а музыка стала тише. Я, блять, слышу, как глазные яблоки людей двигаются в глазницах, когда они наблюдают за нашим взаимодействием. Вот такая тишина наступила.
Я даже не думала, что между нами возникнет необходимость во взаимодействии. У меня хорошо получалось не думать ни о каких повседневных реалиях, связанных с женитьбой, и лгать буквально всем, кого я знала.
Поэтому я замираю, когда они с Роуэном входят.
Что ж, Роуэн просто зашел. Он шагает, как крутой парень.
Кип, с другой стороны, идет неторопливо. Гордо шествует по жизни, зная, что все смотрят на него, потому что он сексуален.
Это чертовски приводит в бешенство.
Роуэн, конечно же, направляется прямо к Норе, которая стоит за прилавком и ждет его. Это настоящее чудо, особенно с учетом того, что она обычно убегала и пряталась всякий раз, когда приходил Роуэн.
Ох, как все изменилось!
Роуэн, не колеблясь, обогнул прилавок, схватил Нору в объятия и горячо прижал к себе.
Клиенты уже привыкли к этому и даже не моргают.
Оказалось, что они не моргают, потому что слишком заняты, разглядывая меня.
К несчастью, я не стою за прилавком. Потому что убираю со столов.
Поэтому у Кипа нет никаких преград. Не знаю, чего ожидала от него. Не знаю, какой должна быть наша динамика как супружеской пары.
Может, я больше не называла бы его мудаком на публике и улыбалась.
Целовала в щеку, если потребуется.
Я не ожидала, что он схватит меня сзади, развернет и прижмется своими губами к моим.
Поскольку я этого не ожидала, то не протестую. Ни капельки.
То, что я не борюсь с непонятными людьми, которые хватают меня и целуют не предвещает ничего хорошего.
То, что я отвечаю на поцелуй, не предвещает ничего хорошего.
То, что непонятным человеком оказывается Кип, предвещает только худшее.
И мне потребовалось гораздо больше времени, чем следовало, чтобы осознать это. Ну, на самом деле я сразу поняла. Просто потребовалось время оторваться от поцелуя.
Моим первым побуждением было ударить его по лицу, когда я отстранилась. За исключением того, что я физически не была в состоянии полностью высвободиться из его крепкой хватки. Ублюдок силен.
И, как бы это ни раздражало, вероятно, хорошо, что у меня не было возможности отступить и ударить его, потому что вся пекарня смотрела, как мы взаимодействуем.
Следовательно, я не должна бить его за то, что он поцеловал меня.
– Привет, женушка, – здоровается Кип, потираясь своим носом о мой.
Все мое тело восстает против этого обращения и жеста.
– Нет, – шиплю я, оглядываясь по сторонам, чтобы посмотреть, кто мной наблюдает.
Все.
Все смотрят, черт побери.
– Никаких прозвищ, – говорю я немного мягче. – Я, черт возьми, ненавижу это. Никаких долбанных прозвищ.
Кипа, кажется, очень забавляет моя ярость. И он все еще держит меня.
Сердце бешено колотится, а в животе странное ощущение. Очевидно, из-за ярости. Я никогда раньше не испытывала такой ярости.
Вот почему.
– Ладно, никаких прозвищ, – говорит он тише и каким-то знойным голосом, который мне не нравится.
И он все еще выглядит чертовски довольным и забавляющимся.
– Ты отпустишь меня? – я стискиваю зубы.
Осторожно пытаюсь высвободиться из его объятий таким образом, чтобы это не выглядело очевидным для наблюдателей, но ничего не получается.
– Скоро, – говорит Кип. – Просто даю «арахисовой галерее3» то, что они хотят. К тому же, мы не знаем, кто за нами наблюдает, – он подмигивает.
Разочарованно вздыхаю.
– Как бы высоко я ни думала о себе, действительно не верю, что правительство тратит на меня ресурсы прямо сейчас.
– Ты не знаешь, на что мое правительство тратит свое время и ресурсы, – возражает он.
Итак, он держит меня еще немного.
Слишком долго.
Когда, наконец, отпускает меня, я топаю обратно на кухню с охапкой чашек.
Мои колени не дрожат.
Не-а, ни в коем случае.
***
К тому времени, как открывается и закрывается моя входная дверь, я сижу с бокалом вина в руках в приподнятом настроении.
Моя ярость накапливалась уже довольно давно. Кип и Роуэн приходили в пекарню этим утром, как обычно. Кип закончил работу сразу после пяти.
– Привет, женушка, – непринужденно говорит он, заходя на кухню.
– Несколько часов, – говорю я, барабаня пальцами по бокалу с вином. – У меня было несколько часов размышлений обо всех различных способах, которыми я могла бы убить тебя, избавиться от тела и выйти сухой из воды, – делаю глоток вина. – И, как многие женщины моего возраста, я одержима документальными фильмами о серийных убийцах, поэтому знаю все лучшие способы сделать это. Чаны с кислотой. Свинофермы. Или просто выбросить в океан и отдать на съедение акулам.
Я пристально смотрю на него, стоящего на моей кухне, одетого в выцветшие джинсы, носки – у него хватило порядочности снять свои грязные ботинки у двери – и обтягивающую футболку с грязными разводами. На нем все еще надета кепка, грязно-светлые волосы выбиваются из-под нее.
Он не побрился, так что на его чертовски точеной квадратной челюсти тоже есть тень.
И он, блять, ухмыляется мне. Ухмыляется. Демонстрируя белоснежную, слегка кривоватую улыбку.
– Сначала всегда подозревают на вторую половинку, – легко говорит он, нисколько не смущенный моими словами или тоном.
– Я их закадрю, и выпутаюсь, – говорю я. – Вы, янки, очарованы моим акцентом. И у меня классные сиськи.
Взгляд Кипа метнулся к моей груди.
– У тебя чудесные сиськи, – соглашается он.
Моя киска пульсирует.
Совсем чуть-чуть.
Но «чуть-чуть» – это уже слишком.
И сбивает с толку.
– То, что ты сделал сегодня в пекарне, было чертовски нехорошо, – твердо заявляю я, прищурив глаза.
– Что я сделал? – спрашивает он, изображая невинность. – Я заказал шесть печенюшек, но клянусь, только четыре были для меня. К тому же, Нора – волшебница. И я благословлен быстрым метаболизмом, – он указывает на свое идеальное, черт возьми, тело.
– Дело не в печенье, – огрызаюсь я. – Но, конечно, у тебя быстрый метаболизм. Потому что природа в очередной раз награждает мужчин ресницами и оттенками волос, за которые женщинам приходится платить уйму денег, – бормочу.
Кип пожимает плечами.
– Поговорю об этом с богом, когда встречусь с ним.
Ладно, это правда сбивает с толку.
– Ты не можешь целовать меня в пекарне, – говорю я. – Никогда больше. Ты уже дважды засовывал свой язык мне в глотку на рабочем месте.
Кип подходит к холодильнику и достает одно из многочисленных сортов пива, которые теперь там припасены. Я тоже пью пиво, но на самом деле никогда не наполняла им свой холодильник так эффективно.
Он ходит по магазинам. Не только за пивом, но и за кучей еды.
– Первый раз был на нашей свадьбе, так что это точно не считается, – говорит он… после того, как откупоривает бутылку о мою столешницу.
– Эй! – я хнычу. – Это мои гребаные каменные столешницы.
Кип опирается бедром о стойку, делает большой глоток и смотрит на меня.
– Технически, это моя столешница, – поправляет он.
Мое зрение затуманивает красный цвет.
– Я тебя сейчас огрею бутылкой вина и растворю в чане с кислотой, – заявляю я.
Кип ухмыляется мне.
– Я серьезно, – настаиваю, кладя руки на столешницу. – Нам нужны правила. Знаю, что мы должны играть какую-то роль, но в этой роли не обязательно должен быть задействованы ППЧ4. Нам предстоит долгая игра, и создавать прецедент для игры в хоккей с мячом каждый раз, когда мы видимся, у меня не получится. Совсем.
Он приподнял бровь.
– Ты уверена, что у тебя не получится? – спрашивает он. – Потому что сегодня утром мне показалось, что получилось.
Гребаный мудак.
Хватаю свой бокал с вином и делаю большой глоток.
– Уверена. И что бы ты ни казалось, это было лишь у тебя головке, – я оглядываю его с головы до ног. – Зависит от того, в какой из них больше мозгов.
Кип усмехается.
– Мы оба те еще интеллигенты.
Я не улыбаюсь.
– Больше никаких поцелуев, – заявляю перед тем, как выйти на улицу, прихватив по пути свою бутылку.
***
После первого дня было создано правило.
Не засовывай язык в глотку своей жены.
По прошествии второго дня было создано второе правило.
Не хватай свою жену за задницу на праздном ужине рядом с лучшим другом.
Все шло так, пока у нас не сложился список примерно из десяти правил.
Кип наслаждался этим процессом. Я знала это, потому что он не скрывал своего удовольствия. Ни капельки. Он получал от этого наслаждение.
Что привело меня в абсолютную ярость.
Так что да, в первый месяц брака я в значительной степени лгала своим лучшим друзьям, пыталась избегать любых тем о «блаженстве новобрачных», не убить Кипа и постоянно задавалась вопросом, что, черт возьми, я сделала со своей жизнью.
Плюсом было то, что моя лучшая подруга жила в блаженстве и забеременела от мужчины, которого очень любит.
И, к счастью, Кип перестал приставать ко мне после первой недели, у нас получилось создать что-то вроде рутины.
Конечно, мы должны проявлять некоторую нежность, когда находимся на публике или в кругу наших друзей, но я с холодной головой подходила к этому. Убедила себя, что играю роль вне своего тела и вне реальности.
Настроиться на такой лад оказалось легче, чем я думала. Это все ложь.
Да, иногда я просыпалась посреди ночи вся в поту, чувствуя вину и абсолютную панику из-за того, что делала, но в остальном была в порядке.
В полном порядке.
Кип
Мой день был дерьмовым с самого начала. Я не спал. Ничего необычного. Я почти никогда не спал. Но когда голоса становились громкими, и я не мог взять себя в руки, то шел в бар, подцеплял женщину и трахал ее до тех пор, пока не переставал соображать.
Я не могу трахаться. Рука не помогает. Особенно когда я дрочу, и мне приходит в голову лицо, сиськи Фионы, и чертова морщинка между ее бровями.
Все, о чем я думаю – она в спальне, в этом доме. И это не дает мне уснуть всю ночь напролет.
Как, черт возьми, я собираюсь прожить здесь больше года, – выше моего понимания.
Но я с этим разберусь. Притяжение исчезнет.
За исключением того, что сегодня утром я проснулся чертовски раздраженный и увидел, как Фиона, спотыкаясь, ходит по кухне в каком-то прозрачном халатике, пижамных штанах и майке, подчеркивающей форму и розовый цвет ее сосков.
Фиона хмыкнула, увидев меня. Она не жаворонок. Она ходит с полуоткрытыми глазами, бормоча что-то себе под нос и свирепо глядя на меня, если я пытаюсь заговорить с ней или встать у нее на пути.
К сожалению, это чертовски мило.
И я не могу достать чертов кофе, потому что не доверяю себе находиться на ее маленькой кухне, так близко к ней и ее вставшим соскам, не совершив при этом какой-нибудь глупой выходки. Итак, сегодня я начал свой день без кофеина. Затем, поскольку не хотел этим утром исполнять все песни и пляски молодоженов в пекарне, я купил кофе на заправке, которое оказалось сущим дерьмом.
С этого момента день стал только хуже. Клиенты меняют свое мнение о светильниках после установки. Отгрузки задерживаются. Счета-фактуры не оплачиваются.
Обычно все это дерьмо было мне нипочем. Роуэн злится из-за этого дерьма, а не я.
Но черт бы меня побрал, я не дам ему бегать по всем поручениям. К тому же, этот ублюдок ухмылялся от уха до уха с тех пор, как узнал, что его жена беременна.
К тому времени, как я добрался до дома Фионы, мог думать только о холодном пиве и тарелке еды.
Пока не увидел машину на подъездной дорожке, припаркованную рядом с домом Фионы.
Машина моей матери.
Я всерьез задумался о том, чтобы уехать. Зайти в ближайший бар и не возвращаться домой на ночь. Проблема в том, что я живу в городе, где меня все знают. Раньше это не имело большого значения. Мне было все равно, узнают ли старушки в бридж-клубе, что я трахнул половину незамужних женщин в этом городе. Мне было все равно, кто и что скажет о моем счете в баре.
Только теперь мне не все равно.
Потому что все они знают, что я женат.
И к тому же на одной из любимчиков этого города.
Фиону легко полюбить, и не только из-за милого и чертовски сексуального акцента. Она великолепна. Без особых усилий. С ее ясными голубыми глазами, загорелой кожей, светлыми волосами и греховными чертовыми изгибами каждый мужчина в округе обращает на нее внимание. Но она также ругается как матрос и высказывает свое мнение, без колебаний отстаивая себя и других.
Плюс все ее странные маленькие австралийские особенности и поговорки.
Достаточно сказать, что она мне нравится.
Я не осознавал, какой это будет ответственностью – создавать видимость того, что я забочусь о ней так, как она того заслуживает, как и подобает мужу. Честно говоря, я думал о целой куче другого дерьма. О том, насколько изменится моя повседневная жизнь, я не догадывался до тех пор, пока не зашел в пекарню выпить кофе. Я почувствовал это. Все наблюдают, ждут. Чтобы увидеть, как я с ней разговариваю, как к ней отношусь.
Потом был разговор с Фрэнком. А именно, что он сделает с моими «половыми органами», если я причиню ей боль.
Я никак не мог пить всю ночь напролет в баре без того, чтобы городская мельница сплетен не взбудоражилась – и весь город, скорее всего, ополчится на меня. Не очень хорошо, учитывая ситуацию и тот факт, что мы с Роуэном владели строительным бизнесом, который в значительной степени зависит от жителей этого города.
