Текст книги "Неугомонное зло"

Автор книги: Энн Грэнджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Да, черт побери! Они старались, но не нашли его. Почему? Маркби сильно досадовал при этой мысли. Естественно, вести поиски в лесу нелегко. Если кости действительно перетащили в нору лесные звери – а видимо, так и было, – Саймон мог скончаться где угодно. Но, возможно, существует другая, более зловещая причина, почему его не нашли сразу. Возможно, кто-то постарался и зарыл его! Но почему, почему нападения Картошечника прекратились одновременно с исчезновением Саймона?

Наконец миссис Гастингс отпила глоток кофе, и Маркби тоже поднес чашку к губам.

– Для меня огромное облегчение, – сказала она, – что сына можно похоронить по-человечески. Конечно, в душе я уже давно знала, что он умер. Но нельзя носить траур без похорон. Хотя ваше сообщение стало для меня тяжким ударом, что-то и отпустило… Думаю, что сегодня, впервые за последние двадцать два года, я смогу заснуть спокойно.

Дверь кафе открылась, и вошли еще две посетительницы. Маркби вгляделся и узнал Мюриэль Скотт и Рут Астон. Стоя на пороге, женщины не замечали ни его, ни Дафну Гастингс.

Мюриэль и Рут посовещались, и Мюриэль направилась к стойке. Рут огляделась в поисках свободного столика и увидела их. Она покраснела, замялась, но все же подошла к ним.

Виновато покосившись на Маркби, она обратилась к его собеседнице:

– Миссис Гастингс? Вы меня не знаете. Меня зовут Рут Астон; до замужества моя фамилия была Паттинсон. Мы учились вместе с вашим сыном. Примите мои соболезнования!

– Вы знали Саймона? – Лицо миссис Гастингс просветлело. – Пожалуйста, присядьте!

– Я здесь с приятельницей… – Рут жестом показала в сторону Мюриэль Скотт. – Хотела лишь выразить соболезнования.

– Спасибо, дорогая. – Миссис Гастингс положила руку на плечо Рут.

Маркби заметил, что Рут дернулась. От него не укрылось, что выглядит Рут ужасно: бледная, под глазами темные круги. Судя по всему, ночью она плохо спала.

– Саймон учился блестяще! – говорила миссис Гастингс. Она повернулась к Маркби: – И пользовался большой популярностью. Все его любили. Потом он занялся бизнесом, и там у него дела пошли замечательно. Его ждало золотое будущее! – Она резко осеклась.

Рут промямлила:

– Да, он был блестящим студентом… Вижу, приятельница уже несет нам кофе. Извините меня, пожалуйста! – И она отошла от них.

– Мне пора, – сказала Дафна Гастингс, и Маркби заметил, как она устала. – Я должна сходить в похоронное бюро… говорите, к Дженкинсу?

– Я отвезу вас, – предложил Маркби.

Миссис Гастингс покачала головой:

– Вы и так уделили мне много своего драгоценного времени. Не сомневаюсь, я найду его без труда. Маркет-сквер далеко отсюда?

– Нет, в нескольких кварталах. Как вы вернетесь в Годалминг?

– Я приехала поездом, – ответила миссис Гастингс. – Как только я улажу все дела с похоронным бюро, поеду на вокзал. Насколько мне известно, вечером отсюда идет много поездов в Лондон. – Она начала натягивать свои черные замшевые перчатки, разглаживая каждый палец в отдельности.

– Какая вы храбрая! – неожиданно для самого себя воскликнул Маркби.

Миссис Гастингс ненадолго прекратила разглаживать перчатки и, печально улыбнувшись, подняла на него глаза:

– Что вы, суперинтендент! Вовсе нет. Вы были правы: сегодняшний день стал для меня тяжким испытанием. Когда тот молодой врач рассказывал, как нашел кости, я поняла, что не могу даже смотреть на него. И не потому, что он так подробно все описывал – за это я ему, напротив, очень благодарна, – а потому, что ему сейчас примерно столько же лет, сколько было Саймону, когда он исчез. И рост, и фигура у него приблизительно как у Саймона, и он любит пешие походы, как Саймон. В общем, во всех отношениях такой же молодой человек, каким был мой сын… Мне показалось, что я увидела его призрак!

Маркби распахнул перед ней дверь и смотрел ей вслед. Миссис Гастингс уверенно зашагала по тротуару в сторону Маркет-сквер. Он вспомнил свои мысли о разбитом сердце, которые пришли ему в голову во время разговора с Урсулой Греттон. Миссис Гастингс больше двадцати лет старается держаться, но ее спокойствие напускное. Ее сердце уже ничто не исцелит.

Он собрался выйти, но его окликнули, и он обернулся. Рут встала из-за столика, где сидела с Мюриэль Скотт, и почти подбежала к нему.

– Мистер Маркби! – тихо заговорила она. – Я должна поговорить с вами, но не при Мюриэль. Идти в полицейский участок я не хочу. Вы не могли бы зайти ко мне домой и, если можно, привезти с собой Мередит?

– Да, конечно, – сказал Маркби. – Если вы не против, мы заглянем к вам сегодня вечером.

– Спасибо! – Рут едва заметно вздрогнула. – Видите ли, – призналась она, – возможно, я совершила уголовное преступление.

Глава 11

– Интересно, что она имела в виду? – задумчиво спрашивала Мередит по пути в Нижний Стоуви. – Она хотя бы намекнула?

Вечером на этом участке дороги было мало машин. Должно быть, они удачно попали в промежуток между тем временем, когда люди возвращаются домой с работы, а потом снова торопятся куда-то по своим вечерним делам. Мередит решила, что Алан устал; во всяком случае, он показался ей мрачноватым. Чуткая к переменам его настроения, она поняла, что внутренне он очень напряжен, хотя и пытается это скрыть.

Он позвонил ей на мобильный, когда она возвращалась поездом из Лондона. Предложил подъехать за ней на машине и, если она не против, вместе съездить к Рут по ее просьбе. Алан сказал, что все объяснит при встрече. Мередит просто ответила:

– Конечно, я поеду с тобой.

Времени ей хватило только на то, чтобы быстро переодеться да провести щеткой по густым волосам; она лишний раз порадовалась своей удобной стрижке «боб», которую совсем не нужно было укладывать. Она налила себе растворимого кофе и, торопясь, обожгла язык. Тут за ней приехал Алан. В машине он вкратце рассказал ей о том, как прошло дознание, о знакомстве с Дафной Гастингс и о странной просьбе Рут Астон. На вопрос Мередит он ответил так:

– Прямо она ни о чем не говорила. Но, судя по тому, что ей срочно понадобилось в чем-то признаться сразу после вердикта коронера, думаю, дело имеет отношение к Саймону Гастингсу. И особенно она попросила о том, чтобы ты тоже приехала.

У поворота на Нижний Стоуви Маркби притормозил. На указателе было написано: «Сквозного проезда нет».

– Прежде чем мы к ней приедем, я, пожалуй, расскажу тебе кое-что. Можно не сознаваться, что ты в курсе, если сама Рут не заведет об этом речь, но мне почему-то кажется, что она именно об этом захочет нам сказать, и потому подготовлю тебя заранее.

Когда он свернул на проселочную дорогу и машина, подпрыгивая на ухабах между высокими живыми изгородями, покатила к Нижнему Стоуви, Алан рассказал ей о ребенке Рут.

– Я не говорил о нем раньше, потому что… тайна следствия, сама понимаешь, – добавил он, как бы извиняясь.

– Конечно, понимаю! – возмутилась Мередит. – Но почему Рут вдруг понадобилось сознаваться именно сейчас?

– Потому что придется сказать ей, что мы нашли доктора Фичетта; жестоко и неразумно заставлять ее мучиться в неведении, проболтался старик или нет. Кроме того, у меня сильное подозрение, что отцом ее ребенка был Саймон Гастингс. Если так оно и есть, придется подробно расспросить ее, где она была и что делала в тот день, когда он исчез.

– Дело было больше двадцати лет назад! С какой стати она должна помнить тот день? – пылко возразила Мередит. – Алан, ради всего святого, не переусердствуй! Бедняжка и так боится, что ты подозреваешь ее в убийстве Эстер. Новые расспросы могут навести ее на мысль, будто ты подозреваешь ее в причастности к еще одной смерти.

– Я ее не подозреваю. Говорю же, пока я еще не пришел ни к каким выводам. Начать с того, что мы не знаем, от чего умер Саймон Гастингс. Просто мои наблюдения наводят на определенные мысли. Например, я отметил про себя, что в окрестностях Нижнего Стоуви скончались два человека, и оба как-то связаны с Рут Астон. Но, кроме данного факта, у меня пока ничего нет. Напоминаю, сама Рут сказала, что она, возможно, совершила преступление.

Мередит не удалось ничего ответить, потому что в этот миг из-за поворота им навстречу выехал трактор. В том месте дорога была узкая и места для маневра не оставалось; Алан вынужден был дать задний ход и пятиться до более широкого участка. Трактор с обляпанными грязью колесами с ревом проехал мимо. Его вел мужчина с обветренным лицом, в свитере и старой кепке; проезжая, он поднял руку в знак благодарности.

– Кевин Джонс, – объяснил Маркби. – Двадцать два года назад, когда мы искали Картошечника, я приезжал к нему на ферму. Никаких особенных причин не было, его допросили, как и остальных местных жителей. Мы заезжали на все фермы и спрашивали, не видел ли кто в своих владениях посторонних людей. Тогда фермой управлял Мартин Джонс, отец Кевина. Кевин был у отца в подручных; он все ждал, когда же отец уйдет на покой и передаст ему дела. Должно быть, сейчас так и произошло. Сейчас Мартину… – Маркби сдвинул брови, подсчитывая, – не меньше семидесяти. Кевину – лет сорок или около того. Двадцать два года назад он был совсем молодым человеком; мне еще показалось, он злится, что отец не дает ему вести дела по своему усмотрению. С тех пор мы с ним случайно встречались пару раз. У меня сложилось впечатление, что сейчас он управляет фермой.

– Значит, сейчас ему лет сорок? – спросила Мередит. – Мне показалось, он выглядит значительно старше… Правда, я не присматривалась.

– Крестьянский труд и в наши дни – дело нелегкое. У фермеров много забот. Вряд ли Кевин сейчас так же горит желанием заниматься всеми делами на ферме, как и в двадцать лет… – сухо заметил Алан. – В молодости и я тоже относился к своим обязанностям куда с большим пылом, чем сейчас.

– Тебя рано назначили инспектором, – заметила Мередит.

– Решили, что я подаю надежды. – Маркби позволил себе едва заметно усмехнуться.

– И они были правы! – воскликнула Мередит.

Он презрительно хмыкнул:

– Вот уж нет! Я, можно сказать, завалил первое свое самостоятельное дело, не нашел Картошечника. Даже вероятного подозреваемого не определил. Должно быть, тогда начальство сильно усомнилось в моих способностях!

Тем временем они подъехали к деревне. «Старую кузницу» красиво подсвечивало закатное солнце. Последние его лучи отражались в окнах верхнего этажа, и даже сад, заваленный листвой после ночной бури, выглядел безмятежным.

Зато состояние самой Рут внушило им серьезные опасения. Она как-то испуганно поздоровалась с ними, ломая руки и комкая фразы.

– Пожалуйста, заходите. Извините, что тороплю, но соседи увидят, что вы приехали. Раньше соседские сплетни меня не волновали, но сейчас дело другое…

Она пригласила их в гостиную. Вокруг низкого стола у камина были расставлены стулья. На столе стоял поднос с бутылкой хереса и бокалами.

– Кроме вина, у меня ничего нет, – извинилась Рут.

– Херес – то, что нужно, – заверил ее Алан. – Если вы не против, я сам разолью.

Рут робко улыбнулась:

– Неужели так заметно, что я как на иголках?

– Заметно, что вас что-то тревожит, – сказала Мередит.

– Да, тревожит. Если бы не тревожило, вас бы здесь не было, правда? Кстати, большое спасибо, что приехали. Особенно я благодарна вам, Мередит. Я ведь понимаю, что вы, наверное, весь день были заняты в Лондоне.

Гости занялись хересом; Рут вздохнула и продолжала:

– Насколько я понимаю, вы разыскали старого Эймиаса Фичетта, дядюшку Эстер.

Маркби кивнул:

– Да, я с ним беседовал.

На лице Рут появилось задумчивое выражение.

– Как странно, он ведь сейчас, наверное, уже древний старик. Я думала, он давно умер!

– Ему за девяносто, однако выглядит он для своего возраста поразительно хорошо. Правда, никуда не выходит дальше собственного сада. И дело не в способности передвигаться. Он просто не хочет. – Маркби улыбнулся. – По-моему, современный мир доктора Фичетта совсем не занимает!

– Он был таким же еще много лет назад, – горько усмехнулась Рут. – Всегда отзывался с презрением о мире за пределами его собственного крошечного ученого островка. Помню, на экзаменах он был настоящим инквизитором. Правда, Эстер уверяла, что ее дядюшка на самом деле очень добрый; наверное, она была права. И я получила возможность убедиться в его доброте. Когда мать Эстер спросила его, правильно ли она поступает, помогая мне, он сказал ей, что правильно. – Рут посмотрела на гостей: – Вы ведь знаете, о чем идет речь, да?

– О рождении вашёго ребенка, – вежливо ответил Маркби.

– Вот именно. Мне позвонила одна милая женщина, миссис Хэттон, и предупредила, что старый дядя Эймиас все вам рассказал. Вот ее слова: «Он рассказал суперинтенденту подробности вашей личной жизни, о которых вы, возможно, предпочитаете не распространяться». Ей было очень неловко; она все время извинялась. Ей казалось, что она в чем-то виновата передо мной, потому что именно она познакомила вас с Эймиасом. Я заверила ее, что совершенно не сержусь на нее. Кроме того, в лесу нашли останки Саймона, и, наверное, прошлое так или иначе все равно выплывет наружу. – Рут повернулась к Мередит: – Алан рассказал вам?

– Да, рассказал, – ответила Мередит, – но только по дороге сюда, потому что он думал, что об этом зайдет речь. Иначе он бы ни в чем не признался.

– Очень благородно с вашей стороны, – сухо заключила Рут, обращаясь к Маркби. – Хотя сейчас происшествие не стало бы таким громким, как в то время. Сейчас никому нет до меня дела. Тогда все было по-другому. Тогда я была дочерью преподобного Паттинсона, и подобное поведение было для меня предосудительным. – Она с грустью посмотрела на камин, где снова был разожжен огонь. Языки пламени отбрасывали розовые отблески на ее лицо. – Я была очень молода, очень глупа и влюблена. Вот именно – влюблена по уши; мне только предстояло узнать, как люди страдают из-за любви.

– А отцом ребенка был Саймон Гастингс? – негромко спросил Маркби.

– Да. Вы ведь слышали, как его мать сегодня говорила о нем в кафе. – Рут покосилась на Мередит. – Вас, Мередит, там не было, поэтому я повторю. Она разливалась соловьем, как будто он – само совершенство! Разумеется, он в самом деле хорошо учился и у него было много друзей. Но и недостатков у него хватало! Правда, кое в чем виновата и я, если наивность можно считать недостатком.

Полусгоревшее полено с треском упало на решетку, послав вверх сноп искр.

– Теперь-то я понимаю, – продолжала Рут, – что до университета я вела жизнь необычную, уединенную. В детстве я жила с родителями здесь, в Нижнем Стоуви, а потом меня послали в школу-интернат на западе страны. Школа находилась на отшибе, на много миль вокруг нее ничего не было. К интернатской жизни я привыкла; у меня появились там приятельницы. И все же первой настоящей подругой мне стала Эстер, мы познакомились в университете. А с молодыми мужчинами мне и вовсе не приходилось иметь дела. У меня не было знакомых мальчиков. Почти у всех моих одноклассниц были братья или кузены; в старших классах все хвастали своими кавалерами. Некоторые даже переписывались с ними, а письма прятали в бюстгальтерах, чтобы взрослые не нашли. – Рут вздохнула. – Но только не я. Я была невероятно наивной и невежественной в таких делах. Думала, придет день, подходящий мужчина появится в моей жизни и, после каких-то разговоров все закончится счастливо, как в романе Джорджетт Хейер. [10]10
  Джорджетт Хейер (1902–1974) – английская писательница, автор детективных и исторических любовных романов.


[Закрыть]

– Так не бывает, – с грустью заметила Мередит и тут же почувствовала на себе пристальный взгляд Алана.

– Да, конечно, не бывает! Но я этого не знала. Когда я познакомилась с Саймоном, сразу же влюбилась в него. Мне казалось, он испытывает ко мне ответное чувство. Я в нем нисколько не сомневалась, да и с чего мне сомневаться? Мне чрезвычайно льстило его внимание. Он считался красавчиком. Сокурсницы завидовали мне. Пока наши отношения продолжались, я словно летала на крыльях. Все резко оборвалось, как только я сказала ему, что беременна. До тех пор я жила в мире грез; мне казалось, что мы поженимся и все будет хорошо. Но, когда я увидела его лицо… – Рут замолчала и сглотнула слюну.

Она продолжила не сразу. Гости не торопили ее. В комнате повисла тишина; только огонь тихо потрескивал в камине.

– Он пришел в ужас, – без выражения продолжала Рут. – Другого слова не подберешь. Предложил мне «как-нибудь избавиться от этого». Именно так и выразился. Представляете, он ведь говорил о собственном ребенке! После тех слов я поняла: он не только не любит меня и никогда не любил, но и я его больше не люблю. Если раньше я считала его самым прекрасным человеком на свете, то после его слов почувствовала к нему глубокое отвращение. А он все никак не мог успокоиться – наверное, испугался, что его заставят жениться. Спросил, не собираюсь ли я признаваться своим родителям. Он своим ничего рассказывать не собирался. Я заверила его, что никому ничего не скажу. Как-нибудь скрою свое положение от родителей. Хотя я понятия не имела, как это сделать.

Рут подняла голову; ее глаза на бледном лице казались огромными.

– Вы не представляете, в каком я тогда была состоянии! Каким-то чудом дотянула до конца учебного года. По сей день не знаю как. Наверное, учеба помогла мне не думать о самой главной проблеме. Но семестр подошел к концу, настала пора ехать домой. Живот делался все больше. Я носила большие мешковатые свитеры и длинные просторные платья. Однокурсницы считали меня чудачкой – в то время все девушки ходили в мини-юбках. Рано или поздно кто-нибудь непременно догадался бы… Я была на грани отчаяния и во всем призналась Эстер. Эстер, благослови ее Господь, пришла мне на помощь и увезла с собой в Йоркшир. Родился ребенок, мальчик; я сразу отдала его на усыновление. Потом вернулась домой… и жизнь продолжилась. Странно, в глубине души мне тогда все еще хотелось верить, что Саймон когда-то любил меня, что только беременность отпугнула его, потому что он не был готов стать отцом. Наверное, во мне говорила гордыня. Очень не хотелось сознаваться самой себе, что я с самого начала позволила себя одурачить! Я даже хранила его письма – вплоть до позавчерашнего дня… Время от времени я их перечитывала. Они уже утратили свою силу, мне больше не было больно читать их, но я все пыталась найти в них какой-то намек на его реальные чувства. Я исследовала их, как будто пыталась расшифровать древние иероглифы. Казалось, вот мне удастся найти ключ, и тогда все встанет на свои места! Я сожгла письма в тот день, когда в лесу нашли кости. Мне стало страшно. Не хотелось, чтобы узнали о нашем с Саймоном романе. Но я знала, что все откроется, если кости идентифицируют. Кажется, в наши дни для вас такие задачи труда не составляют…

– Не для нас, – с кривой улыбкой возразил Маркби. – Для ученых.

Рут снова задумалась.

– И все-таки мне кажется, что вначале Саймон немножко любил меня, а потом я ему надоела. Он был очень неглубоким человеком. В защиту его… вот видите, я даже сейчас придумываю для него оправдание! – Рут невесело усмехнулась. – В защиту его можно сказать вот что. Всю жизнь он был душой компании. Умный, красивый, спортивный… Многие хотели с ним подружиться. А подружившись, никогда ему не перечили, не осуждали его.

– Подлизывались к нему, – подсказала Мередит.

– Вот именно. Ему никогда не приходилось приспосабливаться к другим или пересматривать свои взгляды. По-моему, ему казалось, что я поступаю по отношению к нему нечестно, несправедливо, потому что создаю ему трудности. – Она глубоко вздохнула и откинула голову на спинку стула.

Маркби спросил:

– Откуда вы знали… или что заставило вас предполагать… что кости принадлежат Саймону Гастингсу? Насколько я понял, к тому времени, как он пропал, вы с ним уже давно не поддерживали отношения. Он жил и работал в Лондоне. Кстати, почему он вдруг объявился в Нижнем Стоуви?

Рут налила себе еще хереса и отпила глоток; руки у нее дрожали.

– Вы правы. Я много лет его не видела – до августа семьдесят восьмого года. Тогда мне исполнилось тридцать пять, я еще не вышла замуж. Работала в школе, преподавала английский. На летние каникулы я приехала сюда, в Нижний Стоуви, навестить отца. Полгода назад умерла мама. Отец был человеком не от мира сего и всегда от нее зависел. Мама делала все: не только вела хозяйство, но и ведала делами прихода, занималась бухгалтерией. Она исполняла роль его доверенного лица. Видите ли, мама была очень разносторонней и одаренной, а отец – нет. Мамина смерть подкосила его. Он постоянно все забывал; не вел записей. Мог пропустить заседание церковного совета, не приехать на крещение и даже на свадьбу! Один раз из-за этого разразился ужасный скандал: он как ни в чем не бывало сидел у себя в кабинете, а бедная невеста ждала его у ворот церкви! Тогда разъяренный отец невесты пожаловался на отца епископу. Епископ написал мне. Он считал, что отцу необходимо отдохнуть и восстановить силы. Он даже дал мне адрес одного монастыря, при котором имеется нечто вроде санатория для изнуренных представителей духовенства!

Рут сокрушенно всплеснула руками:

– Я знала, что дело не в переутомлении. Неделя в монастыре вряд ли исцелила бы отца. В одиночку он совершенно точно не справился бы. Я совершила ошибку, поделившись своими соображениями с епископом. В ответ он намекнул, что мне неплохо бы оставить работу, вернуться в родительский дом и вести хозяйство отца. – Рут улыбнулась. – Эстер пылко отговаривала меня от, как она выразилась, «викторианской затеи». Она популярно разъяснила, что если я последую совету епископа, то через несколько недель отдых и восстановление сил понадобятся мне. Скорее всего, дело закончится нервным срывом… Итак, не совсем понимая, что делать дальше, я приехала к отцу и старалась придумать выход, который устроил бы нас обоих. Отец, бедняжка, ничего не понимал. Мне приходилось следить, чтобы он надевал одинаковые носки…

Неожиданно Рут резко сменила тему:

– Вы ведь, наверное, еще не ужинали и хотите есть! Я могу приготовить нам всем омлет и тосты.

– Я сама приготовлю попозже, – вызвалась Мередит. – Когда вы все расскажете. – Ей показалось, что Алан неодобрительно покосился на нее. Мередит вздохнула. Да, кухня – не ее стихия. И все же с омлетом она как-нибудь справится!

– Шел конец лета, – продолжала Рут. – Помню, стояла страшная жара. После моего приезда отец немного успокоился, но по-прежнему все путал. Иногда он называл меня Мэри – так звали мою маму. Вдобавок к ее смерти он пережил еще одно сильное потрясение. Какой-то маньяк насиловал женщин в лесу Стоуви и на старой Пастушьей тропе… К нам даже полиция приезжала. Допрашивали всех местных жителей. К отцу тоже приходил сотрудник полиции и спрашивал, не заметил ли он необычного поведения кого-нибудь из прихожан. Отец считал, что среди его прихожан насильника нет и не может быть. Он надеялся, что полицейский поверил ему на слово, но сама беседа потрясла его до глубины души.

– Это я тогда беседовал с ним, – признался Алан. – Я отлично помню наш разговор. Мне очень жаль, что мой визит так расстроил преподобного Паттинсона, но при нашей работе по-другому нельзя. Поймите, дело вовсе не в том, поверил я ему на слово или нет. Не сомневаюсь, ваш отец искренне полагал, что среди местных жителей нет преступников… Возможно, он даже был прав. Но мы ничего не знали наверняка – как не знаем до сих пор.

– Так это были вы? Как странно! – воскликнула Рут. – Вот уж действительно – мир тесен.

– Кстати, – добавил Маркби, – хотя ваш отец тогда показался мне немного эксцентричным, он вел себя вполне разумно. Защищал своих прихожан с огромным рвением.

– Вы не знали его так хорошо, как я. Кроме того, вы видели его только один раз и не имели возможности сравнивать. А после вашего визита… только, пожалуйста, не подумайте, будто я вас в чем-то обвиняю… Но вышло так, что ваш визит стал для него своего рода последней каплей. Его здоровье стремительно ухудшалось. Несмотря на советы Эстер, я уже начала подумывать о том, чтобы остаться. Мне казалось, что другого выхода нет… У отца была собака, лабрадор, мамина любимица. В тот день, когда это случилось… – Рут снова замолчала.

– В тот день, когда исчез Саймон Гастингс? – уточнил Маркби.

Рут вспыхнула и покачала головой:

– Вы забегаете вперед! Поймите, я пытаюсь все объяснить, хотя не сомневаюсь в том, что половина из того, что я собираюсь рассказать, вам уже известна! Так вот, мне захотелось ненадолго выйти из дому, погулять, подумать. Я повела собаку в сторону леса Стоуви. Я знала о том, что какой-то маньяк насилует женщин, но в сам лес заходить не собиралась. Рассчитывала побродить у опушки, по полям мистера Джонса. Но собака помчалась вперед, скрылась в лесу, и мне пришлось пойти за ней. Я звала ее, кричала, но она не возвращалась. Бедняжка! По-моему, она просто обрадовалась возможности побегать, погулять на воле. Отец вечно забывал ее выгуливать… Итак, я погналась за собакой и через несколько минут услышала, как кто-то в лесу разговаривает с ней. Потом я увидела мужчину, который сидел на поваленном дереве; рядом, на земле, лежал рюкзак. Собака подбежала к нему, а он чесал ее за ухом. Я подумала: очередной турист, который вздумал прогуляться по старой Пастушьей тропе. Я громко поздоровалась. Мне и в голову не пришло, что встречный может оказаться насильником, – это я на тот случай, если вы интересуетесь. Было вполне очевидно, что передо мной просто турист. Он поднял голову, и я узнала Саймона. Сначала мы оба просто оцепенели, стояли и смотрели друг на друга. Собака переводила взгляд с меня на него и обратно и тяжело дышала. Помню, ее пыхтение еще показалось мне очень громким. Наконец Саймон заговорил: «Рут! Что ты здесь делаешь?» Я объяснила, что неподалеку живет мой отец. Саймон сказал, что решил пройти по Пастушьей тропе. Сообщил, что работает в Лондоне, что его фирма занимается производством косметики из натуральных компонентов. Он процветает. А в лесу он иногда находит новые составляющие для своих масок и кремов – он ведь ботаник. Наконец, подробно рассказав о себе, он поинтересовался, чем занимаюсь я. Я сказала, что работаю учительницей. Я ждала, что он спросит о судьбе нашего ребенка, но он молчал. Тогда я не выдержала и спросила: «Разве тебе не интересно узнать о ребенке?» Он ответил: «О каком ребенке?» Я возмутилась до глубины души: «О нашем ребенке. Я отдала его в приемную семью». И знаете, что он ответил? «Ну, значит, все в порядке». И тогда, – продолжала Рут, – я в самом деле вышла из себя.

– Что неудивительно, – не удержалась Мередит.

– Он удивился, – продолжала Рут. – Стоял как пень, пока я кричала на него. Как сейчас, вижу его лицо. Он стоял разинув рот и даже как будто немножко испугался. Не помню, что именно я ему наговорила. Кажется, я спросила, неужели он не хочет узнать, что стало с нашим сыном? Неужели он не помнит, что ему исполнилось уже двенадцать лет? Выпустив пар, я развернулась и убежала. Мне тяжело было смотреть на его потрясенное, ошалелое лицо. Кажется, он меня окликнул, но не сдвинулся с места. А я все бежала и бежала, пока не выбилась из сил, и увидела, что стою посреди поля и на меня удивленно смотрит какая-то лошадь. Собака бежала рядом; время от времени она забегала вперед и заглядывала мне в лицо – понимала, что я чем-то сильно расстроена. Как ни странно, мне тогда вдруг стало смешно. Кто бы мог подумать!

Я нахожусь где-то в глуши, в обществе озабоченной собаки и озадаченной лошади! На краю поля бежал ручей; я опустилась на колени, ополоснула лицо и постаралась успокоиться. Собака и лошадь подошли к ручью следом за мной. Лабрадорша бросилась в воду и начала плескаться. Наконец я встала и сказала лошади…

Рут вскинула голову и смущенно улыбнулась:

– Понимаю, звучит по-дурацки, но именно так я и поступила. Наверное, ненадолго я тоже сошла с ума. Итак, я сказала лошади: «Мне уже лучше». А лошадь тихонько заржала, как будто все поняла. Я подозвала собаку, и мы пошли домой. Ужасно не хотелось никого встречать по дороге. Как назло, навстречу мне попался не кто иной, как старый Билли Туэлвтриз, только тогда он еще не был таким старым, как сейчас. Он работал на мистера Джонса. Он спросил, что со мной, и я буркнула: «Ничего!» А Билли так многозначительно посмотрел на меня и спрашивает: «Значит, все хорошо?» Чтобы как-то объяснить, почему у меня распухло лицо и покраснели глаза, я сказала, что вспоминала мать. Он заявил, что очень огорчился, услышав о смерти мисс Мэри. И он, и другие деревенские жители называли мою маму только «мисс Мэри». Старый Билли начал расхваливать ее: мол, она была настоящая леди старой школы… потом неискренне выразил мне свои соболезнования. Я ответила: «Спасибо, мистер Туэлвтриз» – и пошла домой.

Измученная, Рут откинулась на спинку кресла:

– Теперь я понимаю, что была последней, кто видел Саймона живым!

Холодок пробежал по спине у Мередит. Неужели Алан был прав, включив Рут в свой список возможных подозреваемых? Она вспомнила, как совсем недавно и в этой же самой комнате Рут сказала, что была последней, кто видел Эстер в живых! А еще говорят, что молния не ударяет в одно и то же место дважды! А может, для нее просто обстоятельства сошлись роковым образом? Она ведь сама утверждает, что тогда «немножко сошла с ума». Может быть, в гневе она набросилась на Саймона с кулаками, а он поскользнулся, упал и ударился затылком о поваленное дерево…

– Давайте я все-таки сделаю омлет, – решительно заявила Мередит, отгоняя от себя мрачные мысли.

Она вышла на кухню и принялась искать необходимую утварь и тарелки. Рут велела Мередит звать ее, если ей что-нибудь понадобится, и Мередит ответила, что ей ничего не нужно. Через миг она услышала, что Рут и Алан снова разговаривают. Дверь в гостиную была открыта, и она отчетливо слышала их голоса.

– Почему? – спросил Алан. – Почему вы сказали, что, возможно, совершили уголовное преступление?

– Потому что вскоре после нашей встречи Саймон пропал. Ведь он пропал в тот самый день, двадцать четвертого? О нем писали в местных газетах и объявляли в новостях. Мне нужно было еще тогда признаться, что я видела его, но я боялась. Мне не хотелось объясняться. Я внушала себе, что мои показания ничему бы не помогли. – После паузы Рут добавила: – Правда ведь?

– Ваши слова помогли бы нам точнее определить район поисков. Возможно, его бы обнаружили гораздо раньше… Так вы это называете уголовным преступлением?

– Не только… Когда нашли кости, я ведь тоже могла бы пойти в полицию и рассказать о том дне, и все же я этого не сделала. Я втайне надеялась, что вы не сумеете идентифицировать его личность. Вместо того чтобы во всем признаться, я сожгла его письма. Если угодно, уничтожила улику. Я очень надеялась на то, что вы его не опознаете. Но вы все же выяснили, кто он такой.