Текст книги "Жемчужина Лабуана (сборник)"
Автор книги: Эмилио Сальгари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 43 страниц)
Глава XII
Пирога Джиро-Батола
Хижина Джиро-Батола возвышалась в самой гуще густых зарослей, под деревьями, которые защищали ее от солнечных лучей.
Это была скорее лачуга, чем жилище, едва способная вместить нескольких человек, низкая, тесная, с крышей из банановых листьев и стенами, грубо сплетенными из ветвей. Единственным отверстием была дверь; окон же и следа не было.
Внутреннее убранство было не лучше наружного: в хижине не было ничего, кроме постели из сухих листьев, пары грубых глиняных горшков и двух камней, которые служили очагом.
Однако припасов хватало: фрукты всех сортов, съедобные побеги бамбука и половина молодого козленка, подвешенного под крышей за задние ноги.
– Моя хижина не слишком уютна, капитан, – сказал Джиро-Батол, – однако здесь вы сможете отдохнуть, не боясь, что вас потревожат. Даже окрестные жители не знают, где она находится. Если хотите спать, вот постели из свежих листьев; если хотите пить – вон горшок со свежей водой; если хотите есть – вот фрукты и мясо.
– Большего мне и не надо, дорогой мой Джиро-Батол, – отвечал Сандокан. – Я не надеялся найти даже этого.
– Предоставьте мне полчаса, чтобы поджарить козленка. Тем временем можете опустошить мою кладовую. Вот отличные ананасы, ароматные бананы, сочные манго, каких вы не пробовали на Момпрачеме. Все в вашем распоряжении.
– Спасибо, Джиро-Батол. Я ими воспользуюсь, чтобы утолить голод, как тигр, не евший целую неделю.
– А я пока разожгу огонь.
– А дыма видно не будет?
– О не беспокойтесь, мой капитан. Деревья такие высокие и густые, что не пропускают его.
Проголодавшийся пират набросился на бананы и сочные плоды манго, а Джиро-Батол тем временем принялся поджаривать аппетитный кусок козленка. Насадив мясо на вертел, он покопался в углу в куче зеленых листьев и извлек оттуда горшок, издававший малоаппетитный запах.
– Что это? – спросил Сандокан.
– Изысканное блюдо, мой капитан.
Сандокан заглянул в горшок и отшатнулся.
– О нет! Спасибо, но я предпочитаю мясо, друг мой. А блачанг не по мне.
– Я берег его для особого случая, – пробурчал обиженный Джиро-Батол.
– Ты же знаешь, что я не малаец. Ешь свое знаменитое блюдо сам. В море оно испортится.
Малаец не заставил просить себя дважды и жадно набросился на горшок, закатывая глаза от удовольствия.
Блачанг считается у малайцев самым утонченным блюдом. По части продуктов питания они могут дать сто очков вперед китайцам, самым небрезгливым из всех народов. Они не отказываются от змей, от слегка разложившейся дичи, от червей в соусе, и даже от личинок термитов, из-за которых впадают в настоящее безумие. Блачанг же превосходит все это. Он состоит из рачков и маленьких рыбок, зажаренных вместе, подгнивших на солнце и потом засоленных. Вонь, которую издает это блюдо, неописуема. Тем не менее малайцы так охочи до него, что предпочитают его курам и ребрышкам молодого барашка.
– Мы отправимся ночью, не так ли, капитан? – спросил Джиро-Батол, опустошив горшок
– Да, как только зайдет луна, – отвечал Сандокан.
– Нам не помешают?
– Надеюсь.
– Но все-таки можем нарваться на засаду.
– Не беспокойся. Моя сержантская форма отведет подозрения.
– А вдруг кто-то узнает вас под этой одеждой?
– Здесь очень мало людей, которые меня знают, и я уверен, что не встречу их на пути.
– Значит, вы завязали здесь отношения?
– И с важными персонами: с баронами и графами, – сказал Сандокан.
– Вы, Тигр Малайзии! – воскликнул Джиро-Батол в изумлении.
Потом посмотрел на Сандокана с неуверенностью и спросил, поколебавшись:
– А белая девушка?
Сандокан резко поднял голову, посмотрел на малайца взглядом, который был подобен молнии, и с глубоким вздохом сказал:
– Молчи, Джиро-Батол, молчи! Не буди во мне ужасные воспоминания!..
Он несколько мгновений молчал, зажав голову руками, с глазами, устремленными в пустоту, потом, говоря как бы сам с собой, продолжал:
– Мы скоро вернемся сюда, на этот остров. Наверное, судьба была более могущественна, чем моя воля, и потом… даже в Момпрачеме, среди своих храбрецов, как я могу забыть ее? Мало мне было этого ужасного поражения? Я должен был оставить и свое сердце на этом проклятом острове!..
– О ком вы говорите, мой капитан? – спросил Джиро-Батол, преисполненный удивления.
Сандокан провел рукой по глазам, точно стирая видение, потом встрепенулся и сказал:
– Не спрашивай меня ни о чем, Джиро-Батол.
– Но мы вернемся сюда?
– Да.
– И отомстим за наших товарищей, убитых у берегов этого острова?
– Да, но, может быть, для меня было бы лучше никогда больше не видеть его.
– Что вы говорите, капитан?
– Да, этот остров может нанести смертельный удар могуществу Момпрачема и, может быть, навсегда связать Тигра Малайзии.
– Вас, такого сильного, такого страшного? О! Не вам бояться английских леопардов.
– Я не о них, но… кто может читать в книге судьбы? Руки мои еще сильны, но сердце будет ли?
– Сердце! Я вас не понимаю, капитан.
– Так лучше, Джиро-Батол. Не будем думать о прошлом. Давай-ка лучше передохнем.
Малаец не осмелился продолжать. Он вытащил жаркое, которое издавало аппетитный запах, выложил его на широкий банановый лист и предложил Сандокану, потом пошел пошарил в углу лачуги и из дыры достал запыленную бутылку, аккуратно оплетенную волокнами лианы:
– Джин, мой капитан, – сказал он, глядя на бутылку горящими глазами. – Мне пришлось немало постараться, чтобы раздобыть его. Можете выпить хоть все до капли.
– Спасибо, Джиро-Батол, – ответил Сандокан, слегка улыбнувшись. – Мы его разделим по-братски.
Сандокан, молча, едва отведал кушанье, которое ему предложил добрый малаец, выпил несколько глотков джина, потом растянулся на постели из свежих листьев, но несмотря на то что не спал всю предыдущую ночь не мог сомкнуть глаз. Мысль о Марианне не давала ему уснуть.
Что случилось с ней после всех событий? Что произошло между ней и лордом Джеймсом?.. И о чем договорились старый морской волк и баронет Вильям Розенталь?..
«А! – думал Сандокан, ворочаясь на своем лиственном ложе. – Я отдал бы половину своей крови, чтобы еще раз увидеть ее. Бедная Марианна!»
Мучимый этими думами, Сандокан так и не сомкнул глаз. А когда солнце зашло и тьма заволокла хижину, разбудил Джиро-Батола, который храпел, как тапир.
– Пошли, – сказал он ему. – Небо заволокло облаками, так что нечего ждать, пока зайдет луна. Пошли быстрее, потому что я чувствую, что, останься я здесь еще хоть час, я не смогу уехать. Где находится твоя пирога?
– В десяти минутах пути.
– Так близко от моря?
– Да, Тигр Малайзии.
– А ты взял припасы?
– Я обо всем подумал, капитан. Там есть и фрукты, и вода, и весла, и даже парус.
– Тогда отправляемся, Джиро-Батол.
Малаец взял половину жаркого, которое он отложил про запас, вооружился суковатой палкой и последовал за Сандоканом.
– Более подходящей ночи и не придумаешь, – заметил он, глядя на небо, сплошь затянутое густыми облаками. Мы выйдем в море никем не замеченные.
Пройдя через чащу, Джиро-Батол остановился на секунду, чтобы прислушаться, но, убедившись, что в лесу царит глубокая тишина, пустился дальше, свернув на запад.
Под огромными деревьями была густая темнота, но малаец видел ночью, как кошка, и к тому же хорошо знал эти места.
Сандокан, мрачный, молчаливый, следовал за ним по пятам, предоставив ему выбирать дорогу.
Если бы луч луны упал на лицо жестокого пирата, то высветил бы на нем глубокое отчаяние и душевную боль.
Они шли с полчаса, когда малаец вдруг остановился и прислушался.
– Вы слышите этот шум? – спросил он.
– Слышу, это море, – отвечал Сандокан. – А где пирога?
– Здесь рядом.
Малаец повел Сандокана через густую завесу листвы и, пройдя ее, показал на море, которое с ворчанием билось об отмели острова.
– Вы ничего не видите? – спросил он.
– Ничего, – ответил Сандокан, глазами быстро обведя горизонт.
– Нам везет: крейсера еще спят.
Он спустился к берегу, раздвинул ветви дерева и показал лодку, которая покачивалась в глубине маленькой бухты.
Это была пирога, высеченная из цельного ствола огромного дерева, подобная тем, которые в ходу у индейцев Амазонки и полинезийцев Тихого океана.
Бросать вызов морю на такой лодке было безумием: достаточно одной большой волны, чтобы опрокинуть ее; но пираты были не из тех, кто способен испугаться этого.
Джиро-Батол первым прыгнул в нее и установил мачту, к которой был приделан небольшой парус, аккуратно сплетенный из волокон лианы.
– Спускайтесь, капитан, – сказал он, берясь за весла. – С минуты на минуту может показаться крейсер.
Мрачный, со склоненной головой и скрещенными на груди руками, Сандокан все еще стоял на берегу, глядя на восток, точно стараясь разглядеть в густой тьме, за завесой деревьев, дом, где оставил Марианну. Казалось, он не слышал и не думал о том, что малейшее промедление может стать для него роковым.
– Капитан, – повторил малаец. – Вы хотите, чтобы нас захватили в море? Спускайтесь же скорей, или будет поздно.
– Иду, – ответил Сандокан грустным голосом.
Он прыгнул в пирогу, закрыл глаза и испустил глубокий вздох.
Глава XIII
Курс на Момпрачем
Ветер, дувший с востока, был самым благоприятным для них. Пирога, управляемая Джиро-Батолом, ловко лавировала, кренясь на левый борт.
Сандокан, сидевший на корме, сжал голову руками и не отрывал глаз от Лабуана, который понемногу растворялся в ночной темноте, а Джиро-Батол, на носу, счастливый, улыбающийся, болтал без умолку.
– Взбодритесь же, капитан, – веселым голосом говорил он. – Почему вы мрачны теперь, когда мы вырвались с Лабуана? Вы точно оплакиваете этот проклятый остров.
– Да, я его оплакиваю, – отвечал Сандокан глухим голосом.
– Они что, околдовали вас, эти собаки-англичане? Они же гонялись за вами по лесам и равнинам! Эх! Хотел бы я посмотреть на них завтра, когда они узнают о нашем бегстве. Ну и вытянутся у них физиономии от злости! Как будут проклинать нас и мужчины, и женщины!
– Женщины! – воскликнул Сандокан, встрепенувшись.
– Да, эти ненавидят нас еще сильней, чем мужчины.
– О! Не все, Джиро-Батол.
– Они хуже гадюк, капитан, уверяю вас.
– Молчи, Джиро-Батол, молчи. Если ты не замолчишь, я выброшу тебя в море.
В голосе Сандокана прозвучала такая угроза, что малаец замолк, точно набрав в рот воды. Он покачал головой, глядя на безутешного Сандокана, и занялся парусом, бормоча себе под нос:
– Англичане околдовали его.
Всю ночь, подгоняемая восточным ветром, пирога продвигалась, не встретив ни одного корабля, и вела себя довольно хорошо, несмотря на волны, которые время от времени перехлестывали через нее, опасно креня.
Так плыли они несколько часов, когда зоркие глаза малайца заметили светлую точку на линии горизонта.
– Это торговец или военный корабль? – спросил он себя с тревогой.
Но Сандокан, все еще погруженный в свои тяжелые думы, не замечал ничего. Джиро-Батол заволновался; его беспокойство увеличивалось с минуты на минуту, поскольку казалось, что эта светящаяся точка движется прямо на пирогу. Очень скоро над белым фонарем появились еще два: красный и зеленый.
– Это паровое судно, – сказал он.
Сандокан не ответил. Может быть, он не слышал
– Мой капитан, – повторил малаец. – Паровое судно!
На этот раз главарь пиратов встрепенулся, и молния сверкнула в его мрачном взгляде.
– Ах так!.. – сказал он, и правая рука его инстинктивно схватилась за крис.
– Я боюсь, капитан, – сказал Джиро-Батол.
Сандокан несколько мгновений пристально смотрел на эти светящиеся точки, которые быстро приближались, потом медленно проговорил:
– Кажется, он идет прямо на нас.
– Я боюсь, капитан, – повторил малаец. – Там заметили, наверно, нашу пирогу.
– Возможно.
– Что же нам делать, капитан?
– Дадим ему приблизиться.
– Они нас захватят.
– Я уже не Тигр Малайзии, а сержант сипаев.
– А если кто-нибудь узнает вас?
– Очень мало, кто видел меня.
Он помолчал несколько мгновений, пристально глядя на врага, потом сказал:
– Мы будем иметь дело с канонеркой.
– Которая идет из Саравака?
– Возможно, Джиро-Батол. Поскольку она направляется к нам, подождем ее.
Канонерка направила свой нос прямо на пирогу и ускорила ход, чтобы догнать ее. Увидя ее так далеко от берегов Лабуана, там решили наверняка, что их унесло в открытое море.
Сандокан приказал Джиро-Батолу снова взяться за весла и повернуть нос в направлении Ромадес, группы островов, расположенных ближе к югу. У него уже был готов план, как обмануть командира.
Через десять минут канонерка подошла к их лодке. Это было небольшое судно с низкой кормой, вооруженное всего одной пушкой, установленной на платформе. Его экипаж не превышал тридцати или сорока человек.
Капитан велел замедлить ход, а потом и вовсе остановиться всего в нескольких метрах от пироги.
– Стой, или я пущу вас ко дну!.. – приказал он, склонившись через борт.
Сандокан живо встал.
– За кого вы меня принимаете?.. – сказал он на хорошем английском языке.
– О! – с изумлением воскликнул офицер. – Сержант сипаев!.. Что вы делаете здесь, вдали от Лабуана?
– Иду на Ромадес, сударь, – ответил Сандокан.
– А с чем?
– Должен отвезти приказы на яхту лорда Гвиллока.
– Оно находится там, это судно?
– Да, капитан.
– И вы идете туда на пироге?
– Не смог найти ничего лучшего.
– Будьте осторожны: вблизи рыщут прао малайцев.
– Ах так! – воскликнул Сандокан, с трудом сдержав радость.
– Вчера утром я видел два и предполагаю, что они шли с Момпрачема. Если бы у меня было на несколько пушек больше, не знаю, держались бы они сейчас еще на плаву.
– Спасибо за предупреждение, капитан.
– Вам ничего не нужно, сержант?
– Нет, сударь.
– Счастливого пути!
Канонерка взяла прежний курс на Лабуан, а Джиро-Батол сориентировал парус на Момпрачем.
– Ты слышал? – спросил его Сандокан.
– Да, мой капитан.
– Наши суда бороздят море.
– Они все еще ищут вас, капитан.
– Они не верят в мою смерть?
– Конечно нет.
– Вот будет сюрприз для Янеса, когда он увидит меня. Мой добрый и верный товарищ!
На заре только сто пятьдесят миль отделяло беглецов от Момпрачема – расстояние, которое они могли покрыть за двадцать-тридцать часов, если ветер не ухудшится.
Малаец извлек из-под своего сиденья на пироге старый глиняный горшок с провизией и предложил Сандокану, но тот, во власти своих воспоминаний, даже не ответил ему.
– Его околдовали, – повторил малаец, качая головой. – Если так, горе англичанам!..
В течение дня ветер несколько раз падал, и лодка, тяжело переваливаясь по волнам, зачерпнула воды. Однако к вечеру поднялся свежий юго-восточный ветер, быстро увлекая ее к западу, и дул до следующего дня.
На закате малаец, стоявший на ногах на носу, заметил впереди темную полоску, которая выступала над морем.
– Момпрачем!.. – вскричал он.
Услышав этот крик, Сандокан, который все еще сидел в задумчивости на корме, рывком поднялся.
Мгновение – и это был уже совсем другой человек: всякая меланхолия исчезла с его лица. Глаза его метали молнии, губы твердо сжались.
– Момпрачем! – воскликнул он, выпрямляясь во весь рост. – Мой Момпрачем!..
И остался стоять, жадно глядя на этот дикий остров, оплот его силы и власти, который он с полным правом называл своим. Он чувствовал, что вновь превращается в прежнего пирата, неукротимого, неистового Тигра Малайзии.
– Мой Момпрачем, наконец-то я вижу тебя!
– Мы спасены, Тигр, – сказал малаец, сияя от радости.
Сандокан посмотрел на него с улыбкой.
– Заслуживаю ли я еще это прозвище, Джиро-Батол? – спросил он.
– Да, капитан.
– А все-таки я думаю, что не заслуживаю его больше, – прошептал Сандокан, вздохнув.
Ближе к полуночи, никем не замеченные, они причалили к большому молу на острове. Сандокан спрыгнул на берег и остановился у первых ступенек извилистой лестницы, которая вела в его дом.
– Джиро-Батол, – сказал он, обращаясь к остановившемуся малайцу, – возвращайся в свою хижину, предупреди пиратов о моем возвращении, но скажи им, чтобы они оставили меня в покое пока. Мне надо поговорить там наверху о таких вещах, которые не для всяких ушей.
– Хорошо, капитан. Я страшно рад, что вернулся сюда. Один я не добрался бы, наверное. И знаете, капитан, я не только готов лечь костьми за вас, но, если вам понадобится человек, чтобы спасти даже англичанина или англичанку, я на это готов.
– Спасибо, Джиро-Батол! Спасибо… а теперь уходи! – И, взволнованный воспоминанием о Марианне, невольно вызванным малайцем, он поднялся по ступенькам, растворившись в густой темноте.
Глава ХIV
Любовь и опьянение
Добравшись до вершины утеса, Сандокан остановился и еще раз обернулся на восток, к Лабуану.
– Великий Боже! – прошептал он. – Какое расстояние отделяет меня от нее! Что она делает сейчас? Оплакивает меня, как мертвого, или грустит, как о пленнике.
Он вдохнул ночной ветер, как если бы вдыхал далекий аромат своей любимой, и медленными шагами пошел к своему дому, где еще светилось одно окно.
Он заглянул сквозь оконные стекла и увидел человека, сидящего за столом, в задумчивости обхватив голову руками.
– Янес, – прошептал он, грустно улыбнувшись. – Что он скажет, когда узнает, что Тигр вернулся побежденным и околдованным?
Он сдержал вздох и тихо-тихо открыл дверь, так что Янес не услышал его.
– Ну что, дружище, – сказал он громко. – Не забыл ты Тигра Малайзии?
Он еще не закрыл рот, а Янес уже стиснул его в объятиях, восклицая в изумлении:
– Это ты?.. Черт возьми, это ты, Сандокан!.. Ах!.. Я думал, что ты погиб!..
– Нет, как видишь, я вернулся.
– Но, дружище, где же ты пропадал? Уже четыре недели, как я жду тебя, теряя надежду. Что ты делал столько времени? Ты ограбил какой-нибудь султанат, или это Жемчужина Лабуана так околдовала тебя?
Его веселье и радость, однако, не затрагивали Сандокана. Пират стоял перед ним в молчании, с грустным взглядом и потемневшим лицом.
– В чем дело? – спросил Янес, удивленный этим молчанием. – Почему ты так смотришь? И что это за форма на тебе? Случилось какое-нибудь несчастье?
– Несчастье! – воскликнул Сандокан хриплым голосом. – Ты, значит, не знаешь, что из пятидесяти человек, которых я повел с собой на Лабуан, вернулся один только Джиро-Батол? Все они пали у берегов этого проклятого острова, а мои суда покоятся на дне моря. На этот раз я разгромлен и побежден.
– Побежден – ты!.. Это невозможно!
– Да, Янес, я был побежден и ранен; мои люди уничтожены; а сам я возвращаюсь смертельно больной!..
Понурившись, Сандокан подошел к столу, сел, одним духом опрокинул стакан виски и прерывающимся хриплым голосом рассказал все, что случилось с ним: и о прибытии на Лабуан, и о встрече с крейсером, и об отчаянном сражении своих прао, и про ночной абордаж, рану, полученную при этом, про то, как плыл, истекая кровью, к берегу.
Но стоило ему заговорить о Жемчужине Лабуана, весь его гнев испарился. Голос, до этого яростный, гневный, стал мягким, нежным и страстным.
В каком-то поэтическом порыве он описывал Янесу красоту молодой девушки: ее глаза, голубые, как морская волна, ее длинные волосы, светлей золота, ее ангельский голос, заставлявший дрожать в нем все струны души, ее прекрасные руки, умевшие извлекать из лютни звуки несравненной нежности и красоты.
С живой страстью описал он те минуты рядом с любимой женщиной, в которые он забывал о Момпрачеме, о своих тигрятах, забывал, что он Тигр Малайзии. Рассказал, слово за словом, все последующие свои приключения: то есть охоту на тигра, признание в любви, предательство лорда, бегство, встречу с Джиро-Батолом и возвращение на Момпрачем.
– Знаешь, Янес, – сказал он все еще взволнованным голосом, – в тот момент, когда я поставил ногу в лодку, чтобы покинуть Лабуан, я думал, что у меня разорвалось сердце. В этот момент я готов был навсегда отказаться от моего Момпрачема, утопить свои корабли, рассеять моих людей и перестать быть… Тигром Малайзии!..
– Ах! Сандокан! – воскликнул Янес укоризненным тоном.
– Не осуждай меня, друг! Если бы ты знал, что я испытываю здесь, в моем сердце. Я думал, оно из железа, но я ошибался. Я люблю эту женщину. И люблю ее так, что, если бы она сейчас появилась передо мной и велела мне бросить все, отказаться от всего, даже стать англичанином… я, Тигр Малайзии, который поклялся в вечной ненависти к англичанам, сделал бы это без колебания!.. В моих жилах неукротимый огонь, который сжигает мою плоть; мне кажется, что я все время в бреду, что в сердце у меня вулкан; мне кажется, я стал безумным, Янес!.. С того самого дня, как я увидел Марианну, я нахожусь в таком состоянии. Ее образ всегда перед моим взором – куда не обращаю взгляд, я вижу только ее, только эту ее сверкающую красоту, которая сжигает меня, истощает!..
Пират резко встал, с перекошенным лицом и судорожно сжатыми зубами. Несколько раз он прошелся из угла в угол, будто хотел отогнать это видение, которое преследовало его, потом остановился перед Янесом, вопрошая его взглядом, но сам оставаясь нем.
– Ты в это не веришь, – снова начал Сандокан, видя, что португалец молчит, – но я отчаянно боролся, прежде чем дать победить себя этой страсти. Но ни железная воля Тигра Малайзии, ни моя ненависть ко всему английскому не могли остановить ее. Сколько раз я пытался разорвать эти цепи! Сколько раз я пытался бежать. Но все напрасно – я должен был уступить, Янес. Я разрываюсь между моим Момпрачемом, моими пиратами, моими верными кораблями и этим ангельским созданием со светлыми волосами и голубыми глазами. Ах! Я чувствую, что Тигр Малайзии погиб во мне навсегда…
– Тогда забудь ее! – сказал Янес, качая головой.
– Забыть ее!.. Это невозможно, Янес, невозможно!.. Я чувствую, что не смогу никогда разорвать эти нежные цепи, которыми она сковала мое сердце. Она будет моей женой, пусть это стоит мне моего имени, моего острова, моей власти, всего, всего!..
Он снова остановился и взглянул на Янеса, который продолжал молчать.
– Ну так что, брат? – тихо спросил он. – Что ты мне посоветуешь? Что ты скажешь теперь, когда я все открыл тебе?
– Забудь эту женщину, я тебе уже сказал.
– Не могу.
– А ты подумал о последствиях этой безрассудной любви? Что скажут твои люди, когда узнают, что Тигр влюбился? И что будешь делать ты с этой девушкой? Сделаешь ее своей женой? Забудь ее, Сандокан! Забудь навсегда, стань снова Тигром Малайзии!
Сандокан резко поднялся и, подойдя к двери, с яростью распахнул ее.
– Куда ты? – спросил Янес, вскакивая на ноги.
– Возвращаюсь на Лабуан, – ответил Сандокан. – Завтра ты скажешь моим людям, что я навсегда покинул Момпрачем, что ты теперь их новый глава. Они никогда больше не услышат обо мне; потому что я не вернусь в эти моря.
– Сандокан! – вскричал Янес, хватая его за руки. – Ты сошел с ума! Ты хочешь вернуться на Лабуан, один, когда у тебя есть корабли, есть пушки и преданные люди, готовые умереть за тебя или за женщину, которую ты любишь. Я просто хотел испытать тебя, хотел увидеть, возможно ли вырвать из твоего сердца страсть к этой женщине, которая принадлежит к той расе, которую ты всегда ненавидел…
– Нет, Янес, нет, эта женщина не англичанка. Она говорила мне о голубом море, еще прекраснее нашего, которое омывает ее далекую родину, о земле, покрытой цветами, у подножия дымящегося вулкана, о земном рае, где говорят на мелодичном языке, который не имеет ничего общего с английским.
– Не важно, англичанка она или нет. Если ты любишь ее так безумно, мы все поможем тебе сделать ее своей женой, лишь бы ты стал счастливым. Ты можешь быть Тигром Малайзии, даже женившись на девушке с золотыми волосами.
Сандокан бросился в объятия Янеса, и они долго стояли обнявшись.
– Скажи мне теперь, – сказал португалец, – что ты намереваешься делать?
– Вернуться как можно скорее на Лабуан и похитить Марианну.
– Ты прав. Узнав, что ты добрался до Момпрачема, лорд Джеймс может бежать из страха, что ты вернешься. Нужно действовать стремительно, или партия будет проиграна. Сейчас иди спать, а я пока все приготовлю. Завтра мы выйдем в море.
– До завтра, Янес.
– Прощай, брат, – ответил португалец и вышел, обняв его на прощание.
Оставшись один, Сандокан снова уселся за стол. Взволнованный этим разговором, он чувствовал необходимость оглушить себя, чтобы хоть на время успокоить сжигавшее его нетерпение. Он взял бутылку и принялся пить, опрокидывая в себя стакан за стаканом.
– Ах! – воскликнул он. – Если бы можно было заснуть и проснуться уже на Лабуане. Эта тревога и нетерпение убьют меня! Одна!.. Одна на Лабуане!.. И, может быть, пока я здесь, баронет ухаживает за ней, а лорд Джеймс готовится увезти ее в Англию.
Он наполнил стакан и зачем-то заглянул в него.
– Пятна крови! – воскликнул он. – Кто налил кровь в мой стакан?.. А-а, не все ли равно, – тряхнул он головой. – Кровь или вино, пей, Тигр Малайзии, в опьянении счастье!
Он поднялся, но тут же упал на стул, обводя комнату мутным взглядом. Он видел на стенах какие-то тени, какие-то призраки скользили перед глазами. Они гримасничали, они грозили ему, размахивая окровавленными саблями. Одна из этих теней показалась ему знакомой. Это был баронет Вильям, его соперник на охоте, которого теперь, сжигаемый тревогой и ревностью, он уже готов был считать соперником в любви.
– Я вижу тебя, вижу, проклятый англичанин, – завопил он, хватая саблю. – И горе тебе, когда я схвачу тебя! Ты хочешь украсть у меня Марианну, я читаю это в твоих глазах. Но я приду и уничтожу тебя! Я уничтожу всех, я залью потоками крови Лабуан, если хоть волос упадет с ее головы. Ах, ты смеешься!..
Собрав все силы, он вскочил и бросился к стене, нанося по этим теням страшные удары саблей, рубя ковры, разбивая бутылки, разнося в щепы стол и шкафы, сбрасывая вазы, из которых потоком сыпались жемчуг и золото, пока, обессилев, не упал среди этого разгрома, охваченный мертвым сном.
