Текст книги "Извращённое чувство (ЛП)"

Автор книги: Эмили Макинтайер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Мне нравятся эти ощущения. И я знаю, что не должна этого делать, но прямо сейчас я потеряна.

– Трахни меня, – умоляю я, прижимаясь к его губам.

Он качает головой, целуя меня в ответ. Слегка отстранившись, он прижимается своим лбом к моему, его тяжелое дыхание касается моих губ.

– Ты моя? – спрашивает он.

Его вопрос пронзает мою грудь и разбивает моё и без того разбитое вдребезги сердце. Я делаю глубокий вдох, моё тело холодеет. Я не могу ответить на этот вопрос.

Не буду.

Вне зависимости от моих чувств и недавних событий, это ничего не меняет.

Не совсем.

Принадлежать ему – значит забыть обо всём остальном, а я не хочу этого делать.

Он сглатывает, и его кадык дёргается, когда он кивает мне. Затем он уходит, и я чувствую холод от потери его прикосновений.

Я долго лежу, пытаясь принять то, что произошло. Потом медленно встаю, собираю с ковра свою разорванную одежду и иду в свою комнату.

Не знаю, что мной движет, но я иду к одноразовому телефону, беру его и разблокирую экран.

1 новое уведомление.

Сердце сжимается, когда я открываю его, чтобы ответить своему адвокату.

Только сообщение не от него.

3

1. ЯСМИН

В свете дня всё воспринимается иначе.

Это первое, что приходит мне в голову, когда я просыпаюсь в незнакомой комнате, на шёлковых простынях и самом удобном матрасе, на котором мне когда-либо приходилось лежать.

Мне требуется несколько мгновений, чтобы окончательно проснуться, протереть сонные глаза и понять, где я нахожусь.

Сев на кровати, я оглядываюсь вокруг, моргая.

Это, должно быть, комната Джулиана. Она обставлена элегантной современной мебелью, а кровать – самая большая из тех, что я когда-либо видела. Обстановка создаёт ощущение мужественности, но при этом лишена индивидуальности.

Я усмехаюсь, но затем вспоминаю, почему я здесь и что произошло прошлой ночью, и веселье улетучивается.

Неужели он перенёс меня сюда посреди ночи?

Это единственное логичное объяснение, потому что я помню, как засыпала в своей постели, и мне казалось, что моя грудь разрывается от противоречивых эмоций.

Любопытно, был ли кто-то ещё в этом месте? Но как только я задумываюсь об этом, у меня начинает болеть живот, и я стараюсь не думать об этом, убеждая себя, что мне всё равно.

Желание выскочить из его постели и порыться в его вещах очень сильное, но теперь оно ощущается более ярко, как будто чувство предательства усилилось. Хотя после того, как я вчера вечером прочитала сообщение от «сотрудника» Джулиана, слежка занимает последнее место в списке вещей, которые я делала за его спиной.

Я знаю, что должна сожалеть о случившемся, что должна винить себя и говорить, что это была ошибка. Но на самом деле я не жалею ни о чём.

Впервые в жизни мой разум был ясен, тело свободно, и все мои проблемы исчезли. По крайней мере, на какое-то время. Я чувствовала себя в безопасности. Окруженной заботой. Желанной. И это не значит, что я никогда не испытывала подобных чувств раньше, но получать такое внимание от Джулиана Фарачи – это всё равно, что привыкать к пасмурным дням, а потом быть ослепленным солнцем.

Я не уверена, что смогу вернуться к жизни без этого.

Но я должна буду это сделать.

Как и со всем остальным, мне следует смириться с ситуацией, но я предпочитаю этого не делать, я подавляю чувства, игнорируя их, решив насладиться восхитительным напряжением моих ноющих мышц и воспоминаниями о том, какое удовольствие мне доставлял его язык.

Возбуждение медленно распаляет меня изнутри.

Я вытягиваюсь на кровати, поднимая руки над головой и вздыхая от того, как это снимает сонное напряжение с моих мышц. Затем я полностью сбрасываю с себя одеяло, соскальзываю с кровати Джулиана и иду через комнату, пока не оказываюсь в его ванной.

Осматриваясь по сторонам, размышляю, что он, возможно, здесь, но его нигде не видно. Поэтому решаю вести себя как дома. Он не принес бы меня сюда, если бы не намекал, что я могу делать всё, что захочу.

Как только я замечаю душевую кабину, который занимает всю дальнюю стену, с несколькими насадками для душа, расположенными под разными углами, я понимаю, что хочу воспользоваться им.

Я не медлю, снимаю пижаму и иду в душ. Включаю воду и с нетерпением смотрю, как включаются и разбрызгивают воду многочисленные насадки.

Основная лейка, похожая на ту, что установлена в моей комнате, находится на потолке. Когда вы попадаете под её струи, кажется, будто вас накрывает настоящий ливень. Под ней расположена съёмная насадка, которая крепится к стене. По бокам есть отверстия, из которых вода разбрызгивается во все стороны. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного. Я сразу же погружаюсь в чувственное наслаждение, позволяя тёплой воде струиться по моей коже и ещё больше расслаблять моё тело.

Как же это было невежливо с его стороны – не сказать мне, что здесь есть такой душ!

Справа от меня на стене находится автоматический дозатор, и я протягиваю к нему руку, вдыхая аромат мыла Джулиана. Закрываю глаза и начинаю напевать себе под нос, а затем начинаю намыливать тело. Моё дыхание прерывается, когда я провожу ладонями по своей чувствительной груди. В моей голове всплывают воспоминания о прошлой ночи, о том, как Джулиан управлял мной, словно я была игрушкой для его удовольствия. Он требовал от меня всего и удерживал, пока я не достигла оргазма, но при этом каждую секунду дарил мне наслаждение.

Я никогда не думала, что такое обращение с тобой может так возбуждать.

И именно когда я принимаю душ, воспоминания о Джулиане вызывают у меня желание кончить.

Когда я провожу пальцами по своему клитору, по моему телу пробегает дрожь. Я снова медленно поглаживаю свою киску, и острая боль смешивается с удовольствием, когда я щипаю себя, пытаясь воссоздать ощущения прошлой ночи, но безуспешно.

Я слышу, как кто-то прочищает горло, и у меня перехватывает дыхание. Сердце начинает биться быстрее, а глаза широко раскрываются. Моя рука непроизвольно скользит вниз.

Джулиан стоит посреди комнаты в одних серых спортивных штанах, и на его лице играет ухмылка.

Я так удивлена, увидев его без рубашки, что не могу вымолвить ни слова. Мой взгляд скользит по его телу, не в силах остановиться. Я никогда не видела его таким, и если в костюме он казался мне опасным, то когда он только встал с постели, он просто сногсшибателен.

Всё его тело покрыто татуировками, которые тянутся по спине и груди. На самом деле, на нем легче найти участки, где не видна кожа, чем те, где она видна. На левой кисти у него изображена змея, которая обвивает руку и переходит на спину. Это самая большая из всех его татуировок, и я не могу оторвать от неё глаз.

У него есть пресс, конечно же, и его глаза горят за очками в тонкой серебряной оправе.

Мой живот сжимается.

Он проводит рукой по своим идеально растрёпанным чёрным волосам.

– Не стоит останавливаться из-за меня.

– Ты меня напугал, – жалуюсь я, прижимая ладонь к груди, чтобы успокоить участившийся пульс.

Его взгляд скользит по моему телу, и даже сквозь пар я чувствую себя обнажённой, разгорающейся, как фейерверк, без единого прикосновения.

О чём он думает? Сожалеет ли он о прошлой ночи? Хочет ли он, чтобы это повторилось? Злорадствует ли он, потому что я оказалась именно там, где он хочет, чтобы я была?

Он качает головой.

– Из-за тебя мужчине трудно уходить, когда ты так выглядишь.

Моё сердце замирает от его слов. Не уверена, почему его комплименты так сильно действуют на меня, но самая эгоистичная часть меня надеется, что он никогда не прекратит их делать.

– Тогда не уходи, – отвечаю я.

Он проводит языком по нижней губе.

– Долг зовёт, Gattina. И Раcул здесь, чтобы отвезти тебя к твоему отцу.

Я в замешательстве морщу лоб.

– Зачем?

Джулиан склоняет голову.

– Разве ты не хочешь его увидеть? – спрашивает он.

Грусть, это неприятное чувство, снова напоминает мне о своем присутствии, резко сдавливая грудь.

– Да, конечно, – шепчу я.

Он замолкает, позволяя взгляду ещё раз скользнуть по мне.

– Завтра утром я уезжаю в Египет на несколько дней. Надеюсь, ты поедешь со мной.

Египет.

– Оу, – отвечаю я.

Не знаю, что и сказать. Ещё вчера я бы ухватилась за возможность увидеть Эйдана, но теперь… всё изменилось. Поездка в Египет с моим ненастоящим мужем, которому я позволила ласкать себя языком, и встреча с мужчиной, которого я считала любовью всей своей жизни, но который теперь кажется далёким воспоминанием, по меньшей мере, сбивает с толку.

– Но сначала навести своего отца. Узнай, как у него дела. Если ты не захочешь его оставлять, я пойму.

Я поражена тем, что он предоставляет мне выбор, но в любом случае благодарна ему за это. Не знаю, смогу ли уехать, ведь у моего отца осталось совсем немного времени. Я никогда не прощу себе, если он уйдёт из жизни, а меня не будет рядом.

Но если я останусь, то сомневаюсь, что он позволит мне увидеть свой конец.

– Утром я поеду с работы, поэтому, если ты захочешь поехать со мной, Расул отвезёт тебя в аэропорт, когда ты проснёшься. В противном случае, увидимся, когда я вернусь.

Я киваю, наблюдая, как он разворачивается и уходит, даже не попрощавшись. В этом нет ничего особенного; это всего лишь короткая поездка, и я, честно говоря, удивлена, что он позволяет мне оставаться одной, так далеко от него.

Но я чувствую тяжесть, как будто что-то фундаментально изменится, независимо от того, что я решу. Дурное предчувствие ползет вверх по моей спине и не покидает меня.

Пока я принимаю душ, оно не проходит.

Даже когда я звоню Рие и рассказываю ей о том, что произошло прошлой ночью.

И не тогда, когда я, наконец, достаю одноразовый телефон и открываю сообщение, которое не выходит у меня из головы с тех пор, как я его прочитала.

Неизвестный номер: Вы меня не знаете, но я работаю на Джулиана. Я взяла этот номер с телефона Эйдана, потому что знаю, что Вам нужна помощь.

Мои пальцы дрожат, когда я набираю ответ, и в животе возникает неприятное ощущение.

Я: Кто это?

Я получаю немедленный ответ.

Неизвестный номер:Друг. Приезжайте в Египет вместе с мужем. Я могу помочь.

Слова из последнего сообщения запечатлелись в моём мозгу и остаются там даже час спустя, когда мы с Расулом едем в машине к моему отцу.

Когда я появляюсь, он уже не спит и сидит на террасе, которая выходит к бассейну. Рядом с ним стоит чашка горячего чая.

Утро выдалось чудесное. Свежий осенний воздух наполняет пространство между деревьями, которые растут вдоль участка. Вдалеке слышно, как звенят колокольчики, а солнце отражается в воде подогреваемого бассейна, который ещё не успели закрыть на зиму.

Что-то сжимается у меня в груди, когда я подхожу и сажусь рядом с ним на мягкое кресло. Сначала я ничего не говорю, и он тоже.

Всё по-другому. Он другой.

Но полагаю, что осознание собственной смертности может так подействовать на человека.

– Баба.

Он слегка вздрагивает, его усталые глаза расширяются, когда мы встречаемся взглядами.

Говорят, что перед смертью человек оказывается в разных мирах, одной ногой в одном, другой – в другом. У меня сжимается сердце, когда я думаю о том, как далеко он ушёл от жизни, если не заметил моего присутствия.

– Ясмин, что ты здесь делаешь? – спрашивает он. Его голос звучит устало и тихо, чуть громче шёпота.

– Баба, сколько можно тебе повторять? – выдыхаю я, пытаясь унять дрожь в голосе. – Я всегда буду рядом.

Он улыбается, и его губы изгибаются в мягкой улыбке. Он поворачивает голову, снова глядя на открывающийся вид.

– Прекрасное утро, – выдавливаю я из себя.

Он кивает.

– Одно из самых красивых.

Мы сидим в тишине еще несколько минут, и хотя я провела последние несколько месяцев, обманывая себя, – даже несмотря на то, что я бушевала, боролась и заставляла свой разум верить, что это неправда, – прямо сейчас это невозможно игнорировать.

Он умирает. И я ни черта не могу с этим поделать.

Острая, жгучая боль пронзает мою грудь, когда я, наконец, осознаю, что это такое.

С ясностью приходит боль. С принятием приходит горе.

Я уже довольно давно убегаю и от того, и от другого.

Теребя кольцо на левой руке, я говорю: – Мне жаль, что тебе не удалось провести меня к алтарю.

Он вздыхает, протягивает руку и слегка похлопывает меня по предплечью.

– В последнее время я много размышлял о том, кто я есть. Кем я был как мужчина, как муж, как отец.

Его слова словно удар под дых.

– Ты был замечательным отцом.

– Мы оба знаем, что это не так. Я был тем, кем мог быть, – он качает головой. – Но иногда этого недостаточно. И не признавать мою необходимость в росте, чтобы я мог стать таким отцом, которого ты заслуживаешь, тем, кто был рядом, а не просто именем на чеке, – это то, что будет преследовать меня в загробной жизни

– Баба, – шепчу я. – Ты сделал всё, что мог.

– Если бы я сделал всё, что мог, я бы заметил, как ты и мужчина, который мне как сын, влюбляетесь друг в друга прямо у меня на глазах. Но я этого не увидел. Мой эгоизм и жадность заставили меня думать, что я знаю лучше, вместо того чтобы поверить, что ты выросла сильной женщиной.

Я глубоко вдыхаю, ведь мне и в голову не приходило, что мы когда-нибудь поговорим об этом. Мой отец всегда был верен своим принципам. И то, что он сожалеет о том, что упустил нечто, чего никогда не было, мешает мне раскрыть все тайны, которые я храню в глубине души, чтобы облегчить его вину.

Однако я останавливаю себя, ведь даже если бы он мог помочь мне навсегда освободиться от Джулиана, даже если бы он не упустил ничего из наших отношений, он всё равно упустил то, что я влюбилась. Он по-прежнему не замечал моих чувств, уважая свои собственные.

И если он готов признать свои ошибки, то я должна позволить ему ощутить боль от своих поступков, чтобы он мог отпустить их и обрести покой перед смертью, как бы сильно я ни хотела забрать всю эту боль прямо сейчас.

На глаза наворачиваются слезы, и я позволяю им капать, тихонько всхлипывая, когда понимаю, что только на смертном одре мой отец смог по-настоящему увидеть меня.

И снова я не знаю, что сказать. Я могла бы сказать ему, что Эйдан – тот, кого я действительно люблю, что мне нужна его помощь и что я хочу освободиться от Джулиана. Теперь я впервые в жизни знаю, что если бы я поставила на карту всё, мой отец не смотрел бы на меня с разочарованием.

Я также не уверена, что всё это по-прежнему будет являться правдой.

Поэтому я не произношу ни слова. Потому что, если мой отец пытается разобраться в своих сокровенных чувствах, возможно, мне следует поступить так же.

И этот брак больше не кажется мне фиктивным.

Не таким, как раньше. Так что, возможно, я не поеду в Египет. Не встречу этого таинственного «друга». Не увижу Эйдана. Возможно, я больше не буду разговаривать с Рэнди Газимом.

– Спасибо тебе, Баба, – шепчу я.

– Ты счастлива, Ясмин?

Его вопрос глубоко трогает меня, и я прикусываю губу, пытаясь найти ответ. Несколько недель назад я бы сказала «нет». Не думаю, что смогла бы солгать ему, когда он так открыт и уязвим передо мной.

Но теперь…

Теперь я в растерянности. Потому что, хотя я по-прежнему испытываю глубокую печаль и сожаление, когда думаю о своей жизни, иногда сквозь тучи пробиваются солнечные лучи. И они похожи на счастье. И все они связаны с Джулианом.

Я прочищаю горло.

– Конечно.

Он вздыхает и кивает.

– Хорошо. Это всё, чего я хочу.

– Джулиан хочет, чтобы я поехала с ним в Египет. Но я лучше останусь здесь, с тобой.

Он вздыхает.

– Ясмин, я люблю тебя больше всего на свете, но поезжай со своим мужем в Египет. Я всё ещё буду здесь, когда ты вернёшься.

То, как он произносит это, словно приказ, не оставляет места для споров. Я могла бы потратить время на споры, но это ничего не изменит, а если я начну настаивать, то столкнусь только с запертой дверью упрямого человека, который не хочет, чтобы я видела, как он угасает.

Я сглатываю, не обращая внимания на то, как у меня перехватывает горло.

– Обещаешь?

– Обещаю, – отвечает он. – Я устал. Пожалуй, пойду в дом, отдохну.

Он встает, и я двигаюсь вместе с ним, протягиваю руку и обнимаю его так, словно это в последний раз в жизни.

Он целует меня в лоб и шепчет о своей любви, и каким-то образом, несмотря на глубокую душевную боль, мне удается сделать то же самое.

А потом я оставляю своего отца в покое и выхожу за дверь, чтобы собрать вещи, прежде чем отправиться на встречу с мужем.

3

2. ДЖУЛИАН

Я в ярости бросаю телефон, потому что Иэн снова не отвечает на мои звонки, хотя работает на меня. Беру свой мобильный со стола и просматриваю последние сообщения. Меня беспокоит то, что мне приходится постоянно связываться с ним, хотя раньше он сам звонил мне.

Раньше я не сомневался в Иэне, но теперь замечаю, что что-то изменилось.

Мои пальцы быстро набирают сообщение для него, а внутри меня нарастает гнев. Если бы я знал, что он уйдёт в самоволку вместе с Джинни, то убедил бы Тинаше остаться в Египте и присмотреть за мальчишкой.

Я:Иэн, у тебя есть две минуты, чтобы перезвонить мне, иначе я тебя уволю и отдам твою работу Сиаре.

Я сжимаю челюсти и смотрю на часы, надеясь, что он помнит: я не из тех, кто блефует. У меня нет времени на людей, которые любят играть в игры. Пока я жду, мой взгляд падает на бумаги, которые только что принёс курьер. Я снова перелистываю их, глядя на поддельную подпись моей жены, поставленную задним числом в день нашей свадьбы.

Мой палец скользит по краю листа.

Завещание Ясмин Карам-Фарачи.

Таков был план. Жениться на девушке. Позволить Али умереть. Убить ее и забрать всё, что должно было принадлежать мне.

Но теперь это не вызывает у меня такой радости, как раньше. Я чувствую смятение. В моей голове и теле идёт настоящая битва. Всё, чего я всегда хотел, сталкивается с моей новой навязчивой идеей.

Раздаётся телефонный звонок, и я поднимаю трубку.

– Босс.

– Как мило, что ты соизволил позвонить мне, Иэн.

Я откидываюсь на спинку стула, слегка покачиваясь, и верчу в руках ручку. Гладкий пластик скользит по коже, приятно холодя пальцы.

– Просто готовлю всё к твоему приезду на следующей неделе.

Я уже хочу сказать ему, что приеду раньше, но в последний момент решаю промолчать. Что-то здесь не так, и я хочу разобраться, что именно.

– Итак, ты связался с Дэррином?

На линии раздаётся шуршание, и он прочищает горло.

– Да-да. Всё в порядке. Он готов встретиться с тобой. Как у тебя дела? С твоей су… э-э… женой?

Я рассеянно кручу кольцо на пальце левой руки, и что-то острое пронзает мою грудь.

– Здесь все идет по плану. Не забивай этим свою хорошенькую головку.

– Хорошо.

– Хорошо, – повторяю я, как попугай.

– Есть ли… Я имею в виду, тебе ещё что-нибудь от меня нужно?

Я приподнимаю бровь.

– Завещание у меня.

– Отлично. И что теперь?

Его вопрос вызывает у меня раздражение, хотя он и имеет смысл. Я отвечаю ему резко: – Теперь сосредоточься на том, чтобы найти эту чёртову лампу и вернуться домой. А потом жди, что я решу.

– А что тут решать? – спрашивает он. – У тебя есть завещание, ты женился на этой девушке, так что либо жди, пока старик умрёт, либо убей его сам.

– Следи за своим языком. Ты же знаешь, что не стоит говорить глупостей по телефону.

– К-конечно, босс. Прости, – заикается он.

– Увидимся через неделю. Постарайся до тех пор не ввязываться в неприятности.

Я кладу трубку, и меня охватывает новое раздражение от разговора с Иэном и от того, что он задаёт так много вопросов, на которые я больше не могу ответить. Мои мысли возвращаются к ней.

Ясмин.

Она – всё, о чём я, твою мать, могу думать.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь унять напряжение в спине, и разминаю плечи. В этот момент мой телефон начинает вибрировать, и на экране появляется сообщение от водителя, который ждёт меня у входа.

Я открываю правый ящик стола, бросаю туда бумаги, закрываю его и выхожу из кабинета.

Меня охватывает волнение, когда я думаю о том, останется ли Ясмин здесь с отцом или поедет навестить мальчика.

Я не питаю иллюзий, что её желание поехать будет как-то связано со мной.

Через сорок минут я уже в самолёте. Двигатель гудит под ногами, а я сижу в одном из четырёх огромных кресел слева.

Это великолепный самолет, которым я пользуюсь последние пять лет после того, как купил его для «Sultans». Он лучше предыдущего, и теперь путешествие стало намного комфортнее благодаря спальне в задней части салона – хотя я никогда не сплю в самолётах – и длинному кремовому дивану напротив кресел с большим плоским экраном телевизора.

Путешествия – это не новость для моей профессии, и я уже привык к ним, хотя это и не совсем то, что мне нравится.

Я киваю стюардессе, которая принесла мне содовую с кубиками льда, и смотрю на сообщение от Расула о том, что они уже в пути.

Она едет.

Отчасти я удивлён, что она готова оставить своего отца, хотя мы оба знаем, что он может уйти в любой момент. В последнее время он был очень замкнутым, особенно в деловых вопросах, но я был уверен, что она слишком испугается, чтобы не остаться здесь, если дела пойдут плохо.

Кажется, я ошибался.

Это эгоистично, но я рад.

И это будет хорошо. Она воссоединится с мальчиком, и я смогу увидеть их вместе, щенячью любовь в ее глазах и боль от разбитого сердца в ее душе, и наблюдать, как он приходит и стирает все странные вещи, которые происходили между нами.

Это то, что мне нужно. Это как пощёчина, холодное напоминание о том, что даже если бы я смог обманом заставить её остаться со мной – принудить её остаться – ничто, когда дело касается Ясмин и меня, не является настоящим.

Даже если и кажется иначе.

Даже если она единственная, кто видела мои самые тёмные стороны и всё равно решила, что я чего-то стою.

Или, может быть, даже это было спектаклем, разыгранным ради него. Чтобы обеспечить безопасность мальчишки, поскольку она знает, что у меня есть власть, чтобы убить его в одно мгновение. Я угрожаю ей его жизнью, и хотя в последнее время мы не говорили о моём шантаже, это не меняет того факта, что он существует, как бетонная стена между нами.

Тяжесть оседает в центре моей груди, и я бросаю кубики льда в стакан с содовой, мечтая смыть боль чем-нибудь алкогольным.

Дверь автомобиля захлопывается, и я слышу приглушённый звук за толстыми стёклами самолёта. Но моё сердце всё равно подпрыгивает, и я знаю, кто это. Дурное предчувствие сковывает меня, и я чувствую, как оно распространяется по всему телу. Но я стараюсь не обращать на него внимания.

Это именно то, что должно произойти. Я становлюсь слишком потерянным. Слишком мягким. Слишком рассеянным.

Это уже по-настоящему нелепо.

Ясмин выходит из самолета и заворачивает за угол, ее шаги замедляются, когда она видит меня. Ее взгляд скользит от большого телевизора и гостиной к коридору, ведущему в спальню в задней части самолета.

– Ого, неплохо, – выдыхает она, подходя ко мне и садясь в кресло напротив меня. Её камера падает на сиденье рядом с ней.

Я рад, что она взяла с собой фотоаппарат. Зная, что он приносит ей столько счастья, мне хочется приклеить его к ее боку и убедиться, что она никогда больше не будет без него.

Я наклоняю голову.

– Gattina.

Её пальцы скользят по спинке стула, и она с наслаждением ощупывает мягкую кожу. Она улыбается мне, и я чувствую, как сжимается моё сердце.

– Patatino, – отвечает она.

Я улыбаюсь в ответ, потому что не могу сдержать улыбку, и слегка качаю головой, делая глоток из своего бокала.

– Этот огромный самолёт полностью в твоем распоряжении? – спрашивает она, снова оглядываясь по сторонам.

– Нет, – отвечаю я. – Вообще-то, он твой.

Её брови удивлённо поднимаются.

– Я никогда в жизни не летала на этом самолете.

– Тем не менее, у твоего отца он есть.

Она внимательно смотрит на меня и кивает.

– Ну, тогда он принадлежит ему, а не мне, – она делает паузу, высовывает язык и проводит им по нижней губе. – Я не хочу забирать всё, что когда-то принадлежало ему, понимаешь? Я просто делаю это, потому что этого хочет он. И я в долгу перед ним, поэтому обязана сохранить его наследие в рамках семьи.

Я стискиваю зубы, чтобы не сказать что-нибудь обидное, например, что это, должно быть, здорово, что у неё есть выбор. Но я сдерживаюсь, понимая, что злюсь не на неё, а на глубокие раны, оставленные пренебрежением Али, в то время как я отдал ему всё. Но я полагаю, что это моя вина, что я возложил на своего наставника роль отца, хотя он никогда об этом не просил.

Щелчок.

Я поднимаю голову и вижу, как она снова опускает камеру и ухмыляется.

– Прости, не смогла удержаться. Ты выглядел таким задумчивым, и я хотела воспользоваться моментом.

– Почему ты не специализировалась на фотографии? – выпаливаю я.

Всё, что я когда-либо слышал от Али о его дочери, – это то, как она преуспевает в учёбе, и как он гордится ею. Но он никогда не рассказывал мне о её фотографиях, и мне интересно, знает ли он о них вообще.

Более того, мне хочется узнать, о чём она мечтает, чего жаждет, в чём её страсть. Я долгие годы считал, что знаю о Ясмин Карам всё, но недавно она показала мне, что я на самом деле ничего о ней не знаю.

Она смеётся.

– И как ты себе это представляешь? Мой отец никогда бы не принял того факта, что у его дочери специальность фотографа.

Я поджимаю губы.

– А диплом по фотографии вообще существует?

Она кивает.

– Бакалавриат изящных искусств в области фотографии. Вообще-то, я изучала программу, прежде чем пойти, но… – она замолкает, качая головой.

Я хмыкаю, делая глоток своего напитка и наблюдая, как она опускает взгляд на свои колени и ковыряет ноготь.

– Хочешь экскурсию? – спрашиваю я.

– А что тут смотреть? – она пожимает плечами. – Мы летим этим самолетом около десяти часов, верно? В конце концов, я всё увижу.

Она устраивается поудобнее, откидывает голову на спинку кресла и закрывает глаза. Сразу после взлёта она засыпает.

Похоже, ей не особо комфортно, поэтому, поработав около часа, я захлопываю свой ноутбук и подхожу, чтобы взять её на руки. Она шевелится, но не просыпается полностью, вместо этого прижимается к моей груди, пока я несу её, как новобрачную, по заднему коридору в спальню, укрываю одеялом и провожу рукой по её щеке.

Я сажусь рядом с ней и смотрю, как она спит, считая каждый ее вздох и наблюдая за тем, как поднимается и опускается ее грудь, как слегка приоткрываются ее губы и трепещут ресницы, словно она погружена в сон. И, в конце концов, мои веки сами собой закрываются, и я тоже засыпаю.

Когда я просыпаюсь, то чувствую, что кто-то пристально смотрит мне в лицо.

– Привет, жена, – говорю я, не открывая глаз.

Она фыркает, и матрас слегка прогибается и покачивается, когда она снова садится.

– Странно разговаривать с людьми, не открывая глаз, – говорит она.

Я приоткрываю глаза и поворачиваю голову, глядя на её растрёпанные волосы и сонный взгляд.

– Не более странно, чем наблюдать, как я сплю, в то время как твой нос почти касается моего лица.

Она прикусывает губу.

– Да, ладно, поймана с поличным. Как ты вообще узнал, что я смотрю?

– У меня много талантов, – я ухмыляюсь, вытягивая руки и закидывая их за голову.

– Сама скромность, как всегда, – фыркает она, откидываясь назад, пока не ударяется о подушку. – Неудивительно, что тебе пришлось шантажировать меня, чтобы я стала твоей женой, ведь твоё огромное эго не оставляет места ни для кого другого.

Она впервые говорит об этом так прямо, но я даже не возражаю. Лучше пусть она напомнит нам обоим об этом сейчас, пока всё не стало ещё более запутанным.

Однако до того момента, как она снова увидит мальчика, осталось всего несколько часов, и чувство, которое охватывает меня, заставляет меня отчаянно желать провести остаток времени в самолете, напоминая ей, как много я могу дать ей, чего не может дать он.

Я не задумываюсь о причинах, по которым хочу показать ей это, я просто говорю, что хочу.

Быстро перекатываясь, я хватаю ее за талию и притягиваю к себе, мои бедра идеально скользят между ее бедер.

– Хочешь, я докажу тебе это?

Её веки трепещут, и я прижимаюсь к ней, давая ей почувствовать, какой я твёрдый и как бы мне хотелось погрузиться в неё.

Она издаёт тихий стон, её руки взлетают, чтобы обнять меня за шею.

– Что докажешь? Что у тебя большое эго?

Я ухмыляюсь.

– И это тоже.

Наклонившись, я провожу носом по её шее, вдыхая её запах, отчаяние проносится по моим венам, я хочу, чтобы время, проведённое здесь, длилось вечно.

Я не хочу её возвращать. Даже на время. Я хочу сохранить этот момент, в котором она позволяет мне прикасаться к ней, и я не испытываю отвращения от её прикосновений. Мы можем притвориться, пусть ненадолго, что между нами нечто большее, чем есть на самом деле.

Мысль о том, что я потеряю это новое чувство, о том, что я позволю этому мальчишке получить хотя бы частичку её, приводит меня в ярость.

– Когда мы доберёмся до места назначения, – шепчу я, прижимаясь к её коже, – я трахну тебя языком, пока ты не перестанешь дышать.

Ее спина выгибается, и она прижимается ко мне, и даже сквозь нашу одежду это лучшее, что я когда-либо испытывал. Мои руки скользят вверх по бокам ее тела, пока наши ладони не встречаются, и я переплетаю наши пальцы и располагаю их у нее над головой, прижимая ее к месту, пока она трется своей киской о мой член.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, жар разливается по моему животу и спускается вниз по бедрам от её ласк, мне до боли хочется сорвать с нее одежду, как я делал раньше, и погрузиться в нее, чтобы трахнуть её без ничего.

– Капризная, маленькая шлюшка, – шепчу я, подчёркивая свои слова толчком.

Она стонет, её пальцы сжимаются вокруг моих.

– Так жаждешь настоящего мужчину, не так ли, жена? – продолжаю я, и мой разум затуманивается от удовольствия.

Её ноги поднимаются и обхватывают мою спину, притягивая меня к себе, пока мы не оказываемся на одном уровне, вес моего тела на ней, и наши губы не соприкасаются.

– Трахни меня, – умоляет она. – Пожалуйста, Джулиан. Ты нужен мне.

И, проклятье, я отчаянно хочу этого.

Я провожу носом по её носу, наши губы соприкасаются ровно настолько, чтобы заставить моё сердце биться о рёбра.

– Ты моя? – спрашиваю я.

Она делает вдох, и страсть, которая была между нами, внезапно угасает, как угасает огонь, если на него плеснуть воды.

Мне достаточно лёгкого движения, чтобы понять, что она чувствует.

Боль в груди становится сильнее, она пульсирует, как будто внутри меня глубокая рана.

Я отпускаю её руки, как будто они превратились в раскалённый металл, поднимаюсь с кровати и, стараясь не обращать внимания на свой стояк, выхожу из комнаты.