Текст книги "Извращённое чувство (ЛП)"
Автор книги: Эмили Макинтайер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
9
. ЯСМИН
Сегодня суббота, и не прошло и четверти часа с тех пор, как Эйдан написал мне, что собирается встретиться с Джулианом в каком-то захолустном ресторанчике в центре Бадура, чтобы обсудить детали своей новой работы.
И я… раздражена.
Его новая работа, как будто я должна просто отойти в сторону и позволить мужчинам в моей жизни решать все проблемы. Кроме того, Эйдан не представляет, во что он ввязывается. Мой отец, возможно, не рассказывает мне о своей сфере деятельности, но я знаю достаточно, чтобы понимать, что опасность идет рука об руку с бриллиантами и деньгами, и хотя я выросла в этом мире, Эйдан – нет. Его приютили, к нему относились не более чем как к прислуге. Он слишком наивен и добр, чтобы быть вовлечённым в грязные дела, чем бы там ни занимались Джулиан и мой отец.
Если бы не тот факт, что я была полностью поглощена обедом с отцом, я бы подняла больше шума, требуя сообщить мне, где они находятся, чтобы я могла незаметно улизнуть и встретиться с ними. Мне просто хотелось быть в курсе событий и чувствовать, что я всё ещё участвую в важных решениях, которые влияют и на моё будущее тоже.
Но время, проведённое с отцом, было для меня важнее всего на свете, и у меня не было другого выбора, кроме как смириться и довериться. И я действительно доверяю Эйдану. Просто Джулиан, этот змей, выводит меня из себя.
На самом деле у меня нет никаких конкретных причин для подозрений, кроме общей атмосферы, которую он создаёт, того, как он всегда легко добивался расположения моего отца в сравнении со мной, и того, как он привлекает внимание и похвалу, в то время как мне приходится так усердно работать, чтобы меня не воспринимали просто как блестящий трофей, который мой отец может поставить себе на полку.
До недавнего времени он вёл себя со мной грубо, а иногда даже жестоко.
Он настоящий грубиян. И я не верю, что он делает всё это по доброте душевной. Мне непонятно, чего он пытается добиться, и меня тошнит от того, что я не могу быть рядом и слышать о его планах, в которые он собирается втянуть Эйдана.
– Ты в порядке, habibti? – спрашивает отец, не глядя на меня, а любуясь пейзажем.
Я быстро фотографирую его, пока он смотрит на двор с французского балкона17 своей комнаты. Потом откладываю телефон и беру его за руку.
– Всё хорошо, Баба. Просто создаю воспоминания.
– Ты всегда витаешь в облаках, – смеётся он. – Прямо как твоя мама.
Он редко говорит о ней, и я думаю, это потому, что воспоминания причиняют ему боль. Всё, что мне известно, – это несколько фотографий, которые я видела в детстве, и то, что они познакомились много лет назад, когда он был в Иране по делам, а она уехала с ним в Соединенные Штаты всего несколько недель спустя.
У меня сжимается сердце. Мне не больно, когда я слышу рассказы о ней. Просто я чувствую себя неполноценной, как будто во мне зияет дыра, которая никогда не была заполнена, поэтому я не знаю, чего мне должно не хватать.
Но помимо этого чувства, я ощущаю ещё что-то. Мне кажется, что я могу использовать его прошлое с моей матерью, чтобы он понял, что то, чего он от меня требует, неправильно. Несправедливо. Если бы я только смогла заставить его увидеть мир, как его вижу я, и открыть ему глаза на нашу с Эйданом жизнь.
Я бы сделала почти всё, чтобы не зависеть от Джулиана.
– Скажи мне еще раз, как сильно ты ее любил, – говорю я.
– Я все еще люблю ее, – он вздыхает, на мгновение сжимает мою руку, а затем отпускает её и откидывается на спинку стула. – Твоя мама присутствует в каждом моём действии, – говорит он. – Она в каждом моём вдохе, в каждой мысли.
Он замолкает, и я впитываю его взгляд, вижу, как его глаза полны тоски, а душа кажется усталой и измученной.
– Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я вижу в тебе столько от нее, – продолжает он. – Она была сильной женщиной, и я горжусь тем, что могу называть ее своей.
Я пытаюсь проглотить ком в горле, слова так и рвутся наружу.
– Тогда, Баба, как ты можешь просить меня об этом? Как ты можешь разделять такую любовь с мамой, и просить меня отказаться от такого же шанса?
Его глаза темнеют, и он качает головой.
– Твоя мама была любовью всей моей жизни, но ты ошибаешься, если думаешь, что этот брак был заключен не по договоренности.
Я потрясена до глубины души, надежда ускользает из моих рук.
– Что?
Он кивает, слегка кашляет и делает глоток чая, пытаясь заглушить шум.
– Иногда самая большая любовь приходит из самых неожиданных мест.
Я откидываюсь на спинку стула, не зная, что делать или что сказать. Это был мой козырь в рукаве, способ, с помощью которого я хотела убедить отца по поводу Эйдана. Но, оказывается, его желание в отношении меня основано на его собственном опыте, а не вопреки ему.
– Тебе не кажется, что, возможно, вам с мамой просто повезло?
Я делаю ещё одну попытку, прощупывая почву, не ныряя с головой.
Он издает низкий звук, делая очередной глоток чая.
– В этом мире есть множество людей, которые готовы на всё, ради возможности жить так, как живёшь ты.
– Я знаю, – отвечаю я.
– Ты уверена? – он наклоняет голову. – Кровь, текущая в твоих жилах, делает тебя ценным человеком. Люди, даже те, которым, как тебе кажется, ты можешь доверять, ослеплены алчностью и соблазнены обещаниями власти.
У меня внутри всё сжимается.
– А тот, за кого ты меня выдашь, не будет таким же?
– Нет, – просто отвечает он. – Я бы никогда не выдал тебя замуж за человека, которому нужны только деньги или власть. Мне просто нужен тот, кто будет хорошо к тебе относиться и продолжит моё дело. Кто-то, кто защитит тебя от сурового мира моего бизнеса и будет заботиться о тебе, даже когда меня уже не будет рядом. – Он снова наклоняется вперёд и протягивает руку, чтобы погладить мою ладонь. Мои глаза следят за его движением, останавливаясь на тёмных синяках от капельниц, которые остались на его коже. – Ты никогда не подводила меня раньше, Ясмин. Уверен, ты не подведёшь меня и сейчас.
Мои глаза горят, и я стискиваю зубы, но больше ничего не говорю. Вместо этого я киваю и поворачиваю руку, переплетая наши пальцы. Но моё сердце разрывается на части, отчаяние обрушивается на него, как сокрушительный удар, потому что это означает, что Джулиан уже победил, а я даже не поняла, в какую игру он играет.
Я должна буду зависеть от него. Должна буду нуждаться в нем.
Всё именно так, как он и хотел.
Я ожидала, что Эйдан выйдет на связь несколько часов назад, но уже вечер, а его всё нет. Я пытаюсь унять тревогу, постоянно повторяя себе, что он занят, и ничего страшного, что мы не всегда общаемся. Я игнорировала его три дня, поэтому знаю, что с моей стороны лицемерно злиться. Но ничего не могу поделать со своими чувствами. Прикусываю внутреннюю сторону щеки и бросаю взгляд на свой телефон, который небрежно бросила на матрас.
Может быть, мне стоит попытаться позвонить ему?
От места, где я скоро своими расхаживаниями сделаю дыру в ковре своей комнаты, я иду к кровати, достаю телефон и сажусь, задевая ногой кремовую драпировку, свисающую с угла моей кровати с балдахином. Сразу же открываю сообщение для Эйдана. По-прежнему ничего.
Я пытаюсь дозвониться до него, но телефон гудит в моём ухе один, два, три раза, прежде чем меня отправляют на голосовую почту.
У меня сжимается грудь. Я снова отправляю сообщение.
Я: Всё в порядке?
Я молча смотрю на экран, ожидая появления трёх точек, которые покажут, что собеседник печатает ответ. Но смотреть на пустой экран – это всё равно, что ждать, пока закипит вода, поэтому я со стоном снова бросаю телефон и подхожу к большому зеркалу, которое стоит в углу комнаты рядом с эркером. Мои волосы собраны в небрежный пучок, и большая шёлковая резинка с трудом удерживает их. На мне чёрные спортивные штаны и мешковатая футболка с надписью «Штат Орегон» на груди. Я выгляжу уставшей. На стрессе. Храни Господь косметику.
Внезапно звенит мой телефон, и я быстро поворачиваюсь, бегу к кровати и хватаю его. Надежда, которая только что наполняла мою грудь, как воздушный шарик, лопается, когда я вижу, что это Рия.
Рия : Какие новости, птичка?
Она – мой маленький лучик света в этой суматохе. Приятно, что она на моей стороне, наконец-то я не держу от нее секретов, как делала это годами.
Я поворачиваюсь и делаю селфи, демонстрируя свои спортивные штаны.
Я : Примеряю наряды для своего потенциального муженька. Думаешь, этот подойдёт?
Рия : Вау! Не прогибайся, Яс. Тебе следует сломать пару ногтей, чтобы завершить образ. Покажи им, что они получат от дочери «Sultans».
Я улыбаюсь, глядя на свой красный маникюр миндалевидной формы, и морщусь при мысли о неухоженных ногтях. Я пас.
В этот момент кто-то стучит в дверь моей спальни. Я роняю телефон и спешу ответить, надеясь, что это Эйдан каким-то образом пробрался в моё крыло особняка. Но понимаю, что это невозможно. Эйдан никогда не приходит в мою комнату. Это слишком опасно, ведь слишком много людей могли бы нас увидеть.
Я распахиваю дверь, и передо мной предстаёт Джулиан. Его голова опущена, чернильно-черные волосы выставлены напоказ, одна его рука прислонена к правой стороне дверного косяка. Его глаза медленно поднимаются от верхней части моих босых ступней вверх по ногам, по моей мешковатой футболке, пока он, наконец, не встречается со мной взглядом.
– Ну конечно, это ты, – скалюсь я.
– Ciao.
Его предплечье сгибается, когда он протискивается в мою комнату, татуировки выглядывают из-под закатанного рукава.
– Пожалуйста, – я театрально машу рукой, прежде чем закрыть дверь. – Чувствуй себя как дома.
Он плюхается на мою кровать, и матрас слегка прогибается под его весом.
– Ты такая гостеприимная хозяйка. Ты всегда с такой любовью приглашаешь мужчин в свою постель?
Я прищуриваюсь, и раздражение пронзает меня, словно острый нож.
– Ты намекаешь на то, что я шлюха?
Он запрокидывает голову.
– Интересный ты конечно вывод сделала из моих слов. Ты уверена, что на твоей совести не лежит какой-то груз? Может быть, ты чувствуешь вину за своё распутное поведение?
Мои щёки раздуваются от дыхания, когда я закрываю глаза и пытаюсь удержаться от того, чтобы не подойти и не дать ему пощёчину.
– Ты уверен, что тебе тридцать шесть? Ты ведёшь себя как подросток, который не может добиться своего.
На этот раз он не отвечает, просто склоняет голову набок, его тёмные глаза сверкают, когда он смотрит на меня с маниакальной ухмылкой на лице.
– Прекрати так смотреть на меня, – требую я, переминаясь с ноги на ногу от его пристального взгляда. – Где Эйдан?
Его игривая ухмылка исчезает, и он откидывается назад, опираясь на локти. Матрас слегка прогибается под ним. Я съёживаюсь при виде него на своей кровати, искоса поглядывая на простыни и мысленно напоминая себе сменить их, чтобы они не пахли им, когда я попытаюсь лечь спать.
Он пожимает плечами.
– Кажется, он занят сбором вещей.
У меня внутри всё сжимается.
– Прости, он что?
– Он тебе ещё не сказал? – на его лице искреннее удивление. – Я отправляю его в Египет с моим помощником Иэном.
– Он бы не уехал, не предупредив меня, – отвечаю я.
– Конечно, нет, – в его голосе слышится сарказм. Он встаёт и идёт ко мне, размахивая руками. – Они собираются найти лампу, которая исполнит все ваши желания и подарит вам обоим счастливую жизнь.
Я отступаю, не желая, чтобы он приближался.
Он ухмыляется и замедляет шаг.
– Ты боишься меня?
– Я тебя умоляю, – усмехаюсь я, – не стоит столько брать на себя. Я просто знаю, что у тебя есть неприятная привычка приходить туда, где тебя не хотят видеть.
Его улыбка исчезает, и он идёт вперёд, делая именно то, о чём я ему только что сказала. Вторгается в моё личное пространство.
У меня перехватывает дыхание от опасного блеска в его глазах, так похожего на огонь, который горел в них в ту ночь, когда он наблюдал, как меня трахает другой мужчина, и я проклинаю свое глупое, предательское тело за то, что оно вообще отреагировало на него.
Он замечает всё, и я ненавижу это чувство, будто он снова одержал верх.
– О, Gattina, – он хихикает, проводя пальцем вниз по моей щеке, пока не касается моего подбородка. – Если я приду18, я обещаю, ты будешь умолять об этом.
Моё сердце замирает.
– Тебе лучше привыкнуть ко мне здесь, – продолжает он. – Твоему отцу осталось жить всего пару месяцев, и мне бы не хотелось видеть, что произойдёт, если ты не будешь под моей защитой, когда его не станет.
Возможно, мне следует внимательнее отнестись к тонко завуалированной угрозе, но слова «пара месяцев» и «мой отец» в одном предложении заставляют меня слишком часто дышать, чтобы сосредоточиться на чем-либо другом.
Я протягиваю руки к его широкой груди и отталкиваю его.
Он с готовностью отступает на несколько шагов, облизывая нижнюю губу.
– Что ты имеешь в виду, говоря о паре месяцев? – выдавливаю я из себя.
– Я имею в виду, что твой отец очень болен, Ясмин. Или ты живёшь в мире иллюзий, где он не умрет со дня на день?
Его слова пронзают мою грудь, как острые осколки.
– Я не… – я качаю головой, прижимая тыльную сторону ладони к горячему лицу. – У него осталось больше пары месяцев, Джулиан, пожалуйста.
Джулиан выдыхает, его глаза оценивающе смотрят на меня, как будто он пытается решить, действительно ли я верю в то, что говорю. Но почему мне не верить? Мне известно, что он болен и что со временем ему станет хуже, пока он не умрет, но притворяться, что ему хуже, чем есть на самом деле, это просто жестоко. Я знаю, что на самом деле хоспис – это в лучшем случае шестимесячный смертный приговор, но… пара месяцев?
Джулиан медленно отступает назад, протягивает руку и касается моей щеки, приподнимая мое лицо, пока я не встречаюсь с его серьезным взглядом.
– Не осталось, Gattina.
Я быстро моргаю, чтобы избавиться от внезапной пелены в глазах, тепло его прикосновения вызывает во мне неожиданное ощущение комфорта.
Это чувство застает меня врасплох, и я отворачиваюсь.
– Откуда, черт возьми, тебе знать?
Он ухмыляется.
– Расстроена, что папа не сказал тебе об этом первой? Похоже, ты все-таки не его любимица.
Я подавляю бурю, которая поднимается от его слов, и качаю головой.
– Это не имеет никакого смысла. Он же не ожидал, что я выйду замуж через… – я замолкаю, нахмурив брови. – У него есть всего пара месяцев?
Джулиан кивает.
– Послушай, мы можем надеяться, что Эйдан найдет лампу вовремя. Я отправляю его в Египет со своими лучшими людьми. Но если мне не удастся сделать это к тому времени…
Он замолкает, но я понимаю, о чем он говорит. Шансы на то, что Эйдан вообще найдет лампу, невелики, не говоря уже о том, что у нас будет достаточно времени.
– Значит, я в заднице, – заключаю я. – Это твоя вина. Ты тот, кто посылает Эйдана на это дурацкое задание, для которого он даже не годится, вместо того, чтобы помочь мне найти лучшее решение.
– Ты всегда можешь просто сказать своему отцу правду.
В воздухе повисла тишина. Это кажется таким простым, не так ли? Но после нашего совместного ужина от одной мысли об этом у меня начинает кружиться голова. Дыхание учащается, желудок сводит спазмами, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не свернуться калачиком.
– Я не могу, – шепчу я.
Джулиан засовывает руки в карманы и покачивается на пятках.
– Есть другой вариант, – он качает головой. – Нет, не бери в голову. Тебе это будет неинтересно.
Раздраженная, я шиплю: – Не думай, что ты что-то обо мне знаешь.
– Хорошо, – он поднимает брови. – Если Эйдан не найдет лампу вовремя, ты можешь выйти замуж за меня вместо него.
У меня от шока отвисает челюсть, и я тупо смотрю на него, ожидая продолжения. Только он не озвучивает его.
Неконтролируемый смех клокочет у меня в груди и поднимается к горлу, вырываясь наружу.
– Ты что, издеваешься надо мной прямо сейчас? Зачем мне вообще выходить за тебя замуж?
– Я же говорил, что тебе это будет неинтересно, – отвечает он. – Но, на мой взгляд, в этом есть смысл. Ты убедишь своего отца, что любишь меня. Он ослабит своё давление на тебя, и это избавит тебя от необходимости связывать себя с кем-то, кто ждет от тебя всего мира.
Я наклоняю голову и наблюдаю за ним.
– А что насчет тебя?
– А что насчет меня? – отвечает он.
– Я имею в виду… ты просто готов согласиться на это? Я не верю, что в тебе есть хоть капля бескорыстия, Джулиан Фарачи. Что ты получишь с этого? В чем уловка?
Он цокает языком, качая головой.
– Никаких уловок. Я просто хочу отвлечь внимание Али от тебя и переключить его на то, что действительно важно.
У меня сжимается грудь, но я отодвигаю ревность из-за отношений Джулиана с моим отцом в сторону.
– Я не выйду за тебя.
– Я не прошу тебя об этом. Просто предлагаю притвориться. Ненадолго, пока мальчик не вернется с лампой. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы тебя выставляли напоказ перед поклонниками, пока твой отец не испустит последний вздох.
– А если он захочет сыграть свадьбу раньше? – спрашиваю я.
Джулиан ухмыляется.
– Тогда мы сыграем для него свадьбу. Это не значит, что мы должны будем подписать документы.
То, что он говорит, нелепо, но я не могу отрицать, что в этой идее есть свои достоинства. Я открываю рот, чтобы ответить, но не нахожу слов, потому что я действительно понятия не имею, что сказать.
Он хочет притвориться.
Чтобы я заставила всех поверить, что я влюблена в Джулиана? От одной этой мысли мне хочется задохнуться.
Но какой у меня еще есть выбор? Я уже знаю, что мой отец подбирал женихов, и я не настолько наивна, чтобы думать, что Джулиан не знал всех тонкостей его планов, особенно учитывая, что мой отец доверился ему по поводу тяжести своей болезни, когда он даже не позволяет мне быть в стороне и оказывать ему поддержку.
У меня сводит живот, когда я осознаю, что именно Джулиан рассказал мне о моем отце, когда я была с ним сегодня утром и не услышала ничего, кроме молчания и похлопывания по руке. Я прерывисто вздыхаю, готовясь к тому, что, как я знаю, мне нужно сделать.
Я не могу потерять расположение своего отца, когда на карту поставлено так много, но если мне придется ходить на свидания, как будто я ценная племенная кобыла, думаю, я сойду с ума.
И это всего лишь притворство.
Какое-то время я смогу притворяться кем угодно. Особенно если я знаю, что, в конце концов, получу Эйдана.
Джулиан подходит ко мне и пальцами закрывает мне рот.
– Подумай об этом. Ты знаешь, где меня найти. Но я бы настоятельно посоветовал тебе не тратить слишком много времени впустую, потому что у тебя его осталось не так уж много.
10
. ДЖУЛИАН
В пятилетнем возрасте я впервые задумался о том, чтобы совершить убийство.
Весь день я ощущал тревогу в животе, хотя мой отец пропал неделю назад, и в доме впервые было тихо.
Когда его не было рядом, чтобы бить маму, у нее не было причин бить меня.
Всё было спокойно.
Однако я не привык к такому состоянию, когда не было напряжения, и спокойствие было незнакомым ощущением, которое наполняло моё тело, заставляя мой инстинкт «бей или беги» срабатывать на полную катушку, как будто я ждал, что что-то произойдёт.
Моя мама была на кухне и готовила знаменитый бабушкин соус маринара. Её волосы, как всегда, были туго стянуты в низкий пучок, а на ней был белый фартук с красной отделкой и вышитыми клубничками.
Она редко надевала такую светлую одежду, и контраст между фартуком и ее загорелой кожей и темными волосами придавал ей почти неземной вид. Помню, как был озадачен тем, с какой легкостью она надела белый фартук, учитывая ее частые жалобы на то, как трудно выводить пятна крови с легких тканей.
Однако в тот день она без труда надела его поверх своего кремового топа и вручила мне моего любимого плюшевого мишку Эйба, за которого папа всегда ругал меня. Она сунула его мне в руки и начала напевать, пританцовывая под радио и помешивая ингредиенты в кастрюле.
Я смотрел на Эйба, на швы на его ухе, распустившиеся от того, как я вытаскивал его из укромного места под моей кроватью и каждую ночь спал с ним, свернувшись калачиком, и чистое счастье наполняло мою грудь. Может быть, папа и был прав, и у мальчиков не должно быть плюшевых медведей, но мне было все равно.
Если мама была в белом, а я держал любимую игрушку на виду, может, он и вправду ушел навсегда.
Но как только я почувствовал радость, её омрачило глубокое и острое беспокойство, которое охватило меня, когда я представил, как быстро всё может измениться.
Однако дни проходили без каких-либо признаков опасности, и постепенно я начал успокаиваться. Чувство тревоги исчезло, и я понял, что, возможно, хорошие вещи действительно остаются, если ты искренне желаешь их.
Но я был всего лишь глупым ребенком.
Однажды ночью, после двух недель счастья, всё закончилось.
Я лежал в постели, слушая гудки случайных машин на оживленных улицах города за пределами нашей маленькой квартиры, прижимая Эйба к груди. Я уже почти уснул, когда услышал звук приближающейся машины. Он становился всё громче.
Машина была слишком близко.
Моё сердце сжалось от ужаса, словно меня накрыла тёмная тень.
Я услышал, как захлопнулась дверь автомобиля.
Я быстро вскочил с кровати и направился в комнату матери, но перед тем как выйти в коридор, посмотрел на Эйба, которого крепко держал в руке. Меня охватило отчаяние, которое грозило поглотить меня. Если я возьму его, то только навлеку на себя ещё больше проблем. Я быстро развернулся, бросился обратно к кровати и спрятал его между перекладинами матраса, чтобы его не было видно. Затем поспешил в комнату матери.
Я часто бывал в её комнате, пытаясь защитить её от него. По какой-то причине он никогда не вымещал на мне свою злость, поэтому я всегда был рядом с мамой, надеясь, что моё присутствие будет достаточным, чтобы уберечь её от травм.
Иногда это срабатывало.
В других случаях мне приходилось лежать с закрытыми глазами и притворяться, что не слышу, как он оттаскивает ее от меня, пока его кулаки сталкиваются с ее плотью, а её крики пронзают мои уши.
В ту ночь я стремительно ворвался в её комнату и закрыл за собой дверь, когда хлопнула входная. Моё сердце бешено колотилось, и я бросился к ней.
Она не спала. Её тело было неподвижно, голова лежала на подушке, но её тёмные глаза были устремлены на меня.
– Мама, – прошептал я, широко раскрыв глаза.
Она молча протянула ко мне руки.
И так же, как это было бесчисленное количество раз до и после, я подошел к ней, свернувшись калачиком в ее объятиях и позволив ей прижать меня к себе.
Я был ее щитом так же, как часто был её бременем, неся на себе груз ее боли, которую она не могла вынести в одиночку.
Звук тяжёлых шагов эхом разносился по маленькой квартире, превращая секунды в часы, пока не затих за закрытой дверью спальни.
Мама крепко обняла меня, её дыхание коснулось моего затылка.
Дверь открылась, и вошёл папа.
– Анита…
Его голос затих, и тишина окутала комнату, словно тяжёлое одеяло.
Я закрыл глаза, притворившись спящим, и надеялся, что он не услышит, как громко колотится моё сердце. Но я чувствовал на себе его взгляд, хотя и не мог его видеть.
Он тяжело вздохнул, затем развернулся и ушёл. Из соседней комнаты доносился звук работающего телевизора.
Постепенно мои вспотевшие руки расслабились, а дыхание пришло в норму.
Мама была в безопасности от него, а значит, и я был в безопасности от неё.
По крайней мере, на эту единственную ночь.
После этого я проводил дни в молитвах, прося его уйти. Но он не уходил, и тот маленький огонёк счастья, который зародился во мне, начал гаснуть, пока не превратился в далёкое воспоминание. В конце концов, это стало чем-то, что я больше не мог даже вспомнить.
Я придерживался другого взгляда на мир. Верил, что смогу превзойти своего отца и защитить мать от его жестокости. Я стал тайком пробираться по улице, чтобы понаблюдать за занятиями хапкидо, пока однажды тренер не открыл дверь и не позволил мне войти внутрь. Формально меня никогда не зачисляли на курсы, поэтому я так и не получил пояс. У меня никогда не было никого, кто мог бы поддержать меня. Но меня не волновала похвала. Мне просто хотелось стать сильнее и увереннее в себе. Хотелось уметь защищать себя и свою мать от тех, кто мог причинить нам вред.
В то время я не осознавал, что именно моя мать наносила мне самые глубокие раны. Я знал только, что она была моей, и я должен был заботиться о ней, как и о любом другом близком человеке.
Каждый сам решает, кого поставить на первое место в своей жизни.
И вот однажды я стал больше, чем мой отец. Сильнее его. И он совершил ошибку, подарив мне мою самую ценную вещь, чтобы отпраздновать этот факт.
В мой шестнадцатый день рождения отец подарил мне змею. Это был единственный подарок, который он когда-либо делал мне в честь того, что я стал мужчиной.
– Ты ведь знаешь главный факт о змеях, не так ли? – спросил он. – Их боятся, и это делает их сильными.
Я назвал ее Изабеллой.
А потом я украл один из деревянных посохов из додзё19 хапкидо начал бить отца, пока он не потерял способность стоять.
Я нанес ему удар за каждый синяк, который он оставил на теле моей матери.
И ещё один за каждый синяк, который она оставила на мне.
Я вытащил его на заднюю аллею посреди ночи, положил крыс на его изломанное тело и выпустил Изабеллу поиграть. Она, учуяв добычу, приняла его за пищу. Грызуны охотно помогли ей, и она обвилась своим чешуйчатым телом вокруг жертвы.
Я стоял поодаль, сжимая в руке свой посох, и наблюдал за происходящим. Мне было приятно видеть, как у него лопались сосуды и вылезали глаза, когда она сжимала его. В конце концов, он умер.
– Не бойся, папа. Это будет почти не больно.
И знаете что? В конце концов, он был прав. Я действительно почувствовал себя сильным.
В честь этого момента я сделал свою первую татуировку, чтобы никогда не забыть это чувство. Это копия Изабеллы, которая начинается с моей кисти и закручивается вверх по руке.
Самый большой урок, который преподал мне отец, – это то, что во всем нужно иметь терпение.
С каждым днем мне все труднее помнить об этом, а мы все ближе к тому, чтобы найти потерянную лампу.
Недавно я получил электронное письмо от Джинни, нашего главного археолога в Египте, в то время как Изабелла обвила мои плечи. Разочарование заполняет меня.
Мистер Фарачи,
Пока ничего не известно о потерянной лампе, но я собираюсь проверить новое место раскопок, о котором мне рассказал один из местных жителей. Оно находится в центре Западной Пустыни и закрыто для гражданских, так что я предпочла бы пойти одна и осмотреть местность. Если я возьму с собой людей, мы привлечем внимание, а этого нам точно не хотелось бы.
Но я не хотела делать это без Вашего ведома, а поскольку Тинаше вчера уехал к себе домой, я не знала, как ещё связаться с Вами напрямую, кроме как через электронную почту.
Надеюсь, Вы не против. Буду держать Вас в курсе событий.
– Джинни Грантс
Я не возражаю, но это означает, что мне нужно отправить туда Иэна и мальчишку, хотя бы для того, чтобы Иэн присмотрел за всем, поскольку Тинаше нужен в другом месте.
Я вздыхаю, закрываю экран и протягиваю руку, чтобы ласково погладить Изабеллу по голове. Её кожа тёплая и сухая, и она высовывает язык, когда трётся о мою ладонь.
– Хорошая девочка, – говорю я шепотом.
Несмотря на то, что она была подарена мне отцом, Изабелла стала самым важным живым существом в моей жизни. Она верна до мелочей и делает за меня грязную работу, помогая мне в убийствах и проглатывая их на ужин при каждом удобном случае.
Она не разговаривает и не просит многого, но она умеет дарить любовь так, как может только животное. Она дарит нежное, спокойное общение, не ожидая взамен ничего экстраординарного.
Я чувствую вину за то, что не проводил с ней столько времени, сколько должен был.
Встав, я выхожу из домашнего кабинета, поднимаюсь по лестнице, пока не оказываюсь в коридоре, где находится моя спальня, прохожу в соседнюю комнату и помещаю Изабеллу обратно в ее террариум, который тянется вдоль всей дальней стены.
– Я приведу домой нового друга, – говорю я ей. – Так что веди себя хорошо. Она друг, а не еда.
Изабелла игнорирует меня, свернувшись калачиком на дне своей огромной стеклянной клетки.
Я поворачиваюсь, но перед уходом делаю паузу и добавляю напоследок.
– Она временная, так что не привязывайся.
***
Я стучу костяшками пальцев по тяжелой дубовой двери домашнего офиса Али, затем поворачиваю ручку, чтобы войти, ожидая увидеть его напряженно работающим за своим столом. У нас есть новая линия рождественских украшений, до выхода которой осталось несколько месяцев, и я отправил ему макеты на утверждение. Чего он не знает, так это того, что они уже одобрены и направляются в нашу рекламную команду, но это то, о чем ему знать и не следует.
С тех пор как Али попал в хоспис, я регулярно сообщаю ему о том, что уже сделано. Это помогает ему чувствовать себя нужным и полезным.
Если бы я был на его месте, я бы хотел, чтобы кто-то делал это для меня. Принять смерть – это тяжело, но ещё тяжелее осознавать, что ты бесполезен, пока жив.
Однако, когда я захожу в кабинет, я вижу Али, лежащего на диване в дальнем углу комнаты. Рядом с ним сидит медсестра из хосписа Шайна.
– Что случилось? – спрашиваю я, быстро подходя к нему.
Шайна качает головой и отмахивается от меня, обходя кровать, чтобы проверить его жизненные показатели.
Али лежит с закрытыми глазами, и это вызывает у меня тревогу. Я смотрю на него, замечаю, как ровно поднимается и опускается его грудь, и пытаюсь успокоиться, напоминая себе, что для меня лучше, если он будет ближе к смерти.
– Что-то не так? – спрашиваю я, на этот раз более настойчиво.
– Всё в порядке, – хрипло отвечает он. – Просто… я сегодня немного устал.
Я киваю, поджимаю губы и снова обращаю внимание на Шайну.
– Выйди.
Она невесело усмехается и снова качает головой, прежде чем выпрямиться.
– Вам лучше следить за своим тоном, мистер Фарачи. Я не работаю на Вас.
Её неуважение раздражает меня, и мне приходится сделать глубокий вдох, чтобы сдержать гнев, который так и хочет вырваться наружу. Она выполняет свою работу.
– Всё в порядке, Шайна. Дай нам немного времени, – отвечает Али, открывая глаза, налитые кровью.
Она поджимает губы, прежде чем вздохнуть.
– Пойду, приготовлю Вам чай, чтобы успокоить желудок. А Вы, – говорит она, поворачиваясь ко мне. – Не делайте ничего, что могло бы повысить его давление, вы поняли? Ему нужен отдых.
Я коротко киваю.
Она приподнимает бровь, прежде чем, наконец, развернуться и оставить нас одних.
Я прохожу через комнату и хватаю один из стульев, стоящих перед его столом, тащу его, пока он не оказывается рядом с диваном, а затем сажусь, опираясь локтями на колени.
– Шайна слишком опекает меня, – жалуется он.
– Она выполняет свою работу, – отвечаю я с той же уверенностью, с какой только что успокаивал себя.
