Текст книги "Грусть не для тебя"
Автор книги: Эмили Гиффин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
13
В течение нескольких недель наши отношения с Маркусом постепенно портились. Даже секс – краеугольный камень нашего романа – начал казаться утомительной обязанностью. Я пыталась убедить себя, что это всего лишь стресс, связанный с глобальными жизненными переменами: мы, наконец, начали подыскивать квартиру, задумались о свадьбе, скоро у нас будет ребенок.
Когда я спросила Маркуса, почему мы так часто ссоримся, он все свалил на то, что у меня «пунктик» насчет Декса и Рейчел. Он сказал, что устал от моих бесконечных вопросов и что вряд ли есть какой-то смысл в том, чтобы целыми днями обсуждать их предполагаемые действия. Лучше наконец, заняться собственной жизнью. Я пообещала меньше думать о них, полагая, будто на самом деле это вопрос нескольких недель и вскоре меня вообще перестанет волновать, чем они заняты. Но тревога, жившая в сердце, говорила, что не все так просто и что, несмотря на все мои попытки наладить жизнь с Маркусом, мы на грани краха.
Но что изводило меня больше, чем все проблемы, связанные с нашими отношениями, такэто сожаление по поводу беременности. Я говорила, что все в порядке, но в глубине души не была уверена, что хочу рожать. С детства я усвоила, что мой удел – быть красивой, стройной, бодрой и беспечной. Рождение ребенка должно было все это перечеркнуть. Еще неизвестно, на кого я стану похожа. И разумеется, я совсем не чувствовала себя будущей матерью.
Моя собственная мать звонила мне по десять раз на дню, просто чтобы удостовериться, что со мной все в порядке, и каждый раз в ее голосе звучали жалость и тревога. Остаться одной, по ее мнению, – просто ужасно, и поэтому я, наконец, успокоила ее и сказала, что у меня появился новый возлюбленный.
Я была у Маркуса и говорила по телефону, пока он ел пиццу. Сама я решила обойтись без ужина, потому что в этот день, по моим подсчетам, злоупотребила калориями.
Услышав новость, мама приободрилась:
– А ты времени зря не теряешь, Дарси. – Она явно гордилась тем, что я снова в седле. – И как его зовут?
– Маркус, – сказала я, надеясь, что она не помнит шафера с таким именем. Эти детали ей не обязательно было знать. Конечно, о ребенке в ближайшее время я тоже не собиралась сообщать.
– Он чернокожий? «Маркус» звучит как негритянское имя.
– Нет. Он белый, – ответила я.
– Значит, Марк?
– Нет. Маркус, – сказала я, глядя на него и улыбаясь.
– Маркус… а дальше?
– Маркус Питер Лоусон, – гордо сказала я.
– Мне нравится. Очень. Никогда не считала удачным имя Декстер. А ты?
– В общем, да, – сказала я, хотя на самом деле мне нравилось, как зовут Декса. В этом было что-то пышное.
Хотя и в Маркусе – тоже.
– Какой он? Расскажи! Как вы познакомились?
– Мама, может быть, подождешь, пока не увидишь его сама? Мы приедем домой на выходные. Сегодня я купила билеты.
Маркус вскинул голову и посмотрел на меня. Для него это было новостью. О предстоящем путешествии я ему еще не сказала.
– Потрясающе! – воскликнула мама.
Я услышала, как отец вдалеке спрашивает.
– Дарси приедет с Дексом?
Мама, видимо, прикрыла трубку ладонью, но я все же, услышала:
– Нет, Хью. У Дарси новый молодой человек.
Маркус что-то яростно зашептал. Я подняла руку и жестом велела ему замолчать. Он сделал вид, что бьет клюшкой по мячу, и пробормотал, что у него были свои планы на выходные.
Я покачала головой и шепнула:
– Отменяется.
– Ну, хотя бы самый минимум, – допытывалась мама. – Какой он?
– Красивый, – ответила я. – Он вам понравится. Ой, он только что пришел. Так что я лучше побегу встречать.
– О! Дай же я с ним поздороваюсь.
– Нет, ма. Ты ведь скоро его увидишь.
– Не могу дождаться, – сказала она.
– Он понравится тебе куда больше, чем Декс, – сказала я, подмигивая Маркусу. – Знаю, что понравится.
– Декс? – Мама хихикнула. – А кто такой Декс?
Я улыбнулась и повесила трубку.
– Что это за безумная идея? – спросил Маркус.
– Забыла тебе сказать, – весело ответила я. – У нас два билета в Индиану.
Он швырнул кусок пиццы обратно в коробку и сказал:
– Я не собираюсь ехать в Индиану на этой неделе.
– Но я ведь спросила, есть ли у тебя планы на выходные. Помнишь? Ты сказал, что нет.
– Ты спросила насчет пятницы и вечера субботы. А в субботу после обеда у меня гольф.
– С кем? С Дексом?
Маркус закатил глаза.
– Если помнишь, у меня есть и другие друзья в этом городе.
Да, и их очень немного, подумала я. Еще одна проблема в наших отношениях. Когда я жила с Дексом, мы всегда собирались большой компанией. А с Маркусом мы проводили почти все время наедине и дома. Понятно, что надо было просто организовать какую-то вечеринку, но я все еще не была готова выставить своего нового парня на суд взыскательной публики. Во всяком случае, сначала его нужно приодеть.
Маркус продолжал:
– Дарси, нельзя же было покупать билеты, не предупредив меня.
– Брось, Маркус. Это действительно важно. Ну, забей один раз на свой гольф, – сказала я. Он сам так частенько говорил.
Маркус потряс головой.
Я улыбнулась и произнесла самым нежным голосом:
– Тебе нужно увидеть своих будущих родственников. Нам просто необходимо им показаться.
Он устало вздохнул и сказал:
– На будущее – пожалуйста, не втягивай меня в такие истории, не спросив. На этот раз – так и быть.
«Как будто у тебя есть выбор», – подумала я.
Впервые за всю свою жизнь, в которой было много мужчин, я могла бы сказать, что родители действительно старались хорошо принять парня, которого я к ним привела. В прошлом их основными эмоциями были осуждение и неодобрение. Мой папа немедленно превращался в сыщика, неумолимого блюстителя комендантского часа, хранителя моей непорочности. Конечно, это был просто родительский инстинкт, но мне всегда казалось, что папа чересчур работает на публику. А мама любила этот заведенный порядок, поскольку ей, кстати, всегда было, что вспомнить потом.
– А ты видела, как отец ходил по пятам за Блэйном? – спрашивала она наутро после свидания.
Я думаю, мама вспоминала свою юность. Она была первой красоткой в родном захолустном городишке где-то на Западе, и мой дедушка гонял всех ее ухажеров.
В то время как папа не скрывал своей неприязни перед лицом гостя, мама начинала язвить только в узком семейном кругу. В присутствии моего кавалера она просто соловьем заливалась. Из-за этого, в частности, мне приходилось выбирать парней, которые не уступали мне по красоте. Они должны были быть просто сногсшибательны. И элегантны (хотя на это мама способна была посмотреть сквозь пальцы, если у парня водились деньги). И воспитаны. Никаких странностей. Настоящий парад талантов под названием «Удиви соседей». Декс был именно таким. Он проходил по всем пунктам.
Маркус был очень далек от совершенства, но у него имелось одно несомненное преимущество: мои родители просто вынуждены его принять. А какой у них выбор? Признать, что их дочь осталась одинокой в тридцать лет? Эта мысль наверняка заставляла трепетать их обоих. По крайней мере маму, а потом, соответственно, и папу. Маме нравилось, что у меня отличная работа и я хорошо зарабатываю, но она ясно давала понять, что, по ее мнению, мне пора выйти замуж, родить ребенка и начать жить в свое удовольствие. Она и слышать ничего не хотела, если я пыталась возражать. По ее мнению, никакая работа не может доставлять столько удовольствия, как массаж, хождение по магазинам и ужины в ресторане.
В пятницу мы с Маркусом полетели в Индианаполис знакомиться с родителями. Папа ждал нас у багажного терминала, он сиял. Выглядел он, как всегда, великолепно. Темная шевелюра без малейшего намека на лысину, спортивный свитер защитного цвета, мокасины с кисточками. А ослепительная улыбка явно делает честь городскому дантисту.
– Папа! – крикнула я.
– Привет, малышка! – забасил он, широко расставив руки, чтобы обнять меня. Я почувствовала запах его одеколона – видимо, он побрился прямо перед тем, как ехать в аэропорт.
– Рада тебя видеть, – сказала я голосом маленькой девочки, чуть ли не картавя.
– Я тоже, конфетка. По-другому мы с отцом не общаемся. Когда мы остаемся хотя бы ненадолго одни, то замолкаем и чувствуем себя неловко. Но на глазах у зрителей мы охотно играем свои роли, в которых чувствуем себя очень комфортно, по крайней мере, внешне. Я не понимала этого, пока не понаблюдала за Рейчел и ее отцом. Они разговаривают как настоящие друзья. На равных.
Папа меня отпустил, и я обернулась к Маркусу, который переминался с ноги на ногу и явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Папа, это Маркус.
Папа расправил плечи, шагнул вперед и крепко пожал ему руку.
– Привет, Маркус. Я Хью Рон. Добро пожаловать в Индианаполис. Приятно познакомиться, – произнес он бодрым врачебным тоном.
Маркус кивнул и буркнул, что ему тоже приятно. Я посмотрела на него, расширив глаза и как бы говоря: «Это все, на что ты способен?» Неужели он пропустил мимо ушей все, что я твердила ему во время полета, – все мои бесконечные тирады о том, что у родителей бзик насчет первого впечатления? Любимая поговорка отца – «по одежке встречают». И Маркуса я предупреждала.
Я подождала, не скажет ли он еще что-нибудь, но вместо этого он перевел взгляд на ленту конвейера.
– Это твой? – спросил он.
– Да, – пропищала я, увидев свой саквояж. – Достань его, пожалуйста.
Маркус наклонился и подхватил чемодан.
– Ч-ч-черт! – выругался он вполголоса. Уже в четвертый раз с тех пор, как мы покинули Нью-Йорк.
– Дай-ка мне, Маркус, – сказал отец, потянувшись к моим вещам.
Маркус пожал плечами:
– Если вы настаиваете…
Я поморщилась. Он ведь мог хотя бы возразить.
– Идем, папа. У Маркуса все с собой, – сказала я, посмотрев на его ужасную, горохового цвета сумку с потертым ремнем и с каким-то старомодным логотипом сбоку. Папа прихватил и ее.
– Ну, все, поехали! – прогремел он, энергично потирая руки.
Когда мы разыскали на парковке его «БМВ», он сообщил, что получил по пути сюда предупредительный талон за превышение скорости.
– Хотя превысил всего на семь миль.
– Правда? – спросила я.
– Клянусь. Всего семь миль. Знаешь, Маркус, копы у нас просто звери.
– А я тебе об этом еще в школе говорила. – Я похлопала его по плечу. – Но ведь ты никогда не обращал на это внимания.
– Распитие водки на парковке у закусочной, когда тебе было шестнадцать? Думаю, полиция не сильно переусердствовала тогда, – хихикнул папа. – Я много чего могу тебе рассказать о нашей девочке, Маркус.
«Нашей девочке». Это большая уступка. В сочетании с хорошим настроением, особенно если учесть предупредительный талон, – явное доказательство того, что папе, кажется, понравился мой новый партнер.
– Могу себе представить, – равнодушно, скучающим голосом отозвался Маркус с заднего сиденья.
Он что, не понял намека или просто не собирается принимать участия в общем веселье?
Я взглянула на него, но лицо Маркуса было в тени, поэтому я так ничего и не поняла. За всю дорогу домой он не проронил ни слова, несмотря на все папины усилия.
Когда мы въехали в проулок, я показала Маркусу, где живет Рейчел. Он издал неопределенный звук.
– Уайтов нет дома? – спросила я, заметив, что свет у них не горит.
Папа наклонился вперед, держась одной рукой за мое колено, а второй щелкая пультом управления, чтобы открыть гараж.
– Вряд ли. Думаю, что сидят где-то там.
– Может быть, они знали, что я приеду и им было бы неприятно со мной встретиться, – сказала я.
– Но ведь они ни в чем не виноваты, – ответил папа. – Это все Рейчел.
– Знаю. Но ведь это они воспитали эту предательницу.
Папа сделал гримасу, как бы говоря, что это не довод.
– Я думаю, маме не понравится, если мы пройдем через гараж, – сказал он.
Мама убеждала, что гости должны входить через парадную дверь, хотя Маркусу это было по барабану.
Конечно же, мама заглянула в гараж и шепнула, как будто мы с Маркусом глухие:
– Через парадную дверь, Хью!
– У ребят сумки, – сказал папа.
Мама смущенно улыбнулась и с преувеличенным радушием сказала:
– Ну что ж, проходите!
Как всегда, она была при параде – мама наряжается, даже когда идет в магазин. Волосы собраны в пучок с помощью блестящей заколки, которую я ей подарила, и вся она с головы до ног просто сияла. Мама превосходно выглядела, и я гордилась, что Маркус увидел ее такой. Если он считает, что девушки рано или поздно становятся копиями своих матерей, то это зрелище должно поднять ему настроение.
Маркус с отцом возились с вещами, лавируя между машиной и газонокосилкой, а мама твердила, что автомобиль стоит слишком близко к левой стенке.
– Ди, он стоит точно по центру, – сказала папа, и в его голосе прозвучала тревога.
Родители постоянно пререкаются, с каждым годом все чаще и чаще, но я знаю, что они никогда не расстанутся. Не столько из-за любви, сколькопотому, что им обоим нравится сам образ дружной, стабильной семьи.
– Точно по центру, – повторил он.
Мама не стала возражать и пошире открыла перед нами дверь. Когда мы с ней поцеловались, я почувствовала несколько более сильный, чем обычно, запах «Шанель № 5». Потом она повернулась к Маркусу, потрепала его по щеке и звонко поцеловала в уголок губ.
– Маркус! Добро пожаловать! Я так рада тебя видеть.
– Я тоже, – буркнул Маркус.
Мама ненавидит такой тон. Я понадеялась, что она осознает: приветствовать гостя на полпути между темным гаражом и бельевой комнатой – дурной тон, но это хотя бы отвлечет ее от недостатков его дикции.
Мама быстро провела нас на кухню. На столе был представлен широчайший ассортимент сыра, оливок и ее знаменитых пирожных.
Мой брат Джереми и его подружка Лорен внезапно появились из-за угла, точно два щенка-переростка. У них никогда не бывает плохого настроения. Папа однажды сказал, что у этой парочки только два состояния: бодрое или сонное. Непосредственная Лорен никогда не тратила времени на обмен любезностями и сразу начинала болтать всякие глупости о соседях. Я знала ее с самого детства – она жила неподалеку, вниз по улице, и Рейчел иногда с ней нянчилась. Лорен из тех девушек, которые могут вести оживленную беседу, не говоря практически ничего существенного, совсем как пожилые леди в церкви. Погода, большая распродажа в магазине «Джоан», дом престарелых, где она работает. Странная манера для двадцатипятилетней девушки.
Когда Лорен замолчала, папа предложил Маркусу выпить.
– От пива я бы не отказался, – ответил тот.
– Положи ему льда в стакан, Хью, – сказала мама, когда папа открыл «Будвайзер».
– Спасибо, обойдусь без стакана, – отозвался Маркус, забирая у отца бутылку.
Пока мы шли вслед за мамой в гостиную, я посмотрела на него так, чтобы он понял, что лучшебы ему было принять предложение. Лорен уселась бок о бок с Джереми на диване и вцепилась в его руку мертвой хваткой. Мой братец, конечно, тоже порядком неотесан, но когда я разглядывала ее старый свитер с эмблемой Христианского общества, линялые, вытянутые джинсы и кроссовки на босу ногу (зрелище, которое меня просто бесило еще в старшей школе), то в сотый раз подумала, что он мог найти кого-нибудь получше. Мы с Маркусом сели на кушетку напротив них, а родители расположились в креслах.
– Ну, вот и хорошо, – сказала мама, положив ногу на ногу. Стало ясно, что она собирается хорошенько допросить Маркуса. Я занервничала, но одновременно начала надеяться, что он, наконец, воспользуется случаем и даст мне хоть какой-нибудь повод для гордости. Но вместо того чтобы заняться Маркусом, мама сказала:
– У Джереми и Лорен есть кое-какие новости.
Лорен хихикнула и вытянула вперед левую руку, продемонстрировав мне золотое (а может быть, платиновое) кольцо с бриллиантом в форме черепицы.
– Сюрприз!
Я посмотрела на брата. В самом деле сюрприз. Удивительно, что Джереми так расщедрился.
– Мы собираемся пожениться, – уточнил он.
Маркус меня опередил.
– Поздравляю, – сказал он, приподняв бутылку.
Джереми ответил таким же жестом, только с помощью бокала колы:
– Спасибо, старик.
Не следовало бы ему говорить «старик». У него это просто не получается – в Джереми ни на грош нахальства.
– Мои поздравления, – сказала я, но эти слова прозвучали напыщенно и неестественно.
Я продолжала рассматривать кольцо и заметила, что бриллиант хоть и достаточно большой, но не такой уж чистой воды – чуть желтоватый, как будто его склеили.
– Очень красивое, – сказала я, кладя руку Лорен на колено Джереми.
Мама начала болтать о том, что в мае состоится свадьба и что в нашем местном клубе будет вечеринка.
Расплывшись в фальшивой улыбке и пытаясь подавить чувство зависти, я сказала, что очень рада за них. Я не собиралась завидовать своему придурковатому братцу и этой девице с некрасивой грудью и толстой задницей, втиснутой в старые джинсы. Тем не менее невероятно, но факт – меня злил мамин энтузиазм, злило то, что Лорен в ее глазах заняла мое место и теперь находится в центре внимания, а главное – что грядущая в мае свадьба окончательно отвлечет всех от моего ребенка и меня самой.
– Можно у нее спросить? – Лорен нетерпеливо взглянула на Джереми.
– Давай! – Джереми заулыбался.
– Что?
– Мы хотим, чтобы ты была подружкой невесты, – прощебетала Лорен. – Потому что ты всегда была для меня как старшая сестра. – Она посмотрела на Маркуса и объяснила: – Дарси частенько со мной нянчилась.
– Никогда этого не делала. Это все Рейчел, – сказала я.
– Ах да, – ответила Лорен, и ее улыбка постепенно погасла.
Тень Рейчел вошла в комнату. Мне понравился этот эффект – понравилось, что все вспомнили, наконец, о пережитых мной страданиях. Но ненадолго. Лорен снова заулыбалась во весь рот.
– Но, ведь ты же всегда ей помогала. Так забавно.
– Спасибо, – сказала я.
– Так ты согласна?
– На что? – спросила я, пытаясь казаться озадаченной.
– Будешь подружкой невесты?
– Да. Конечно.
Лорен захлопала в ладоши и взвизгнула.
– Здорово! Я хочу, чтобы ты мне помогала. Мне очень нужна твоя помощь.
«Повтори еще раз», – подумала я. Разумеется, она повторила:
– Мне нужна твоя помощь, потому что ты так хорошо в этом разбираешься.
– С чего ты взяла? Думаешь, я стала настоящим специалистом по свадьбам после того, как потратила почти целый год, планируя свою собственную?
Лорен смутилась, но тут же нашлась:
– Нет. Не потому. Просто у тебя замечательный вкус. – Она снова обернулась к Маркусу: – У Дарси отличный вкус.
Это правда.
Маркус кивнул и отхлебнул пива.
– И потому мне нужна твоя помощь, – возбужденно закончила Лорен.
Да уж. Начать хотя бы с этих джинсов. И кроссовок.
Я посмотрела на маму, надеясь, что она подумала о том же самом. Она всегда была заодно со мной во всем, что касалось Лорен, и совсем недавно разглагольствовала по поводу ее манеры краситься: два круглых розовых пятна на скулах. Точнее, на щеках. У Лорен почти совсем не было скул. Вряд ли она улучшит генофонд нашей семьи. Но очевидно, сегодня мама не собиралась ее критиковать; ослепительное видение новой свадьбы, маячившее на горизонте, совершенно ее поглотило. Она с обожанием взглянула на Джереми и Лорен.
– Лорен просто умирала от желания тебе позвонить. Но мы с Джереми убедили ее подождать и все обсудить с тобой лично.
– Я рада, – равнодушно сказала я.
– Ты была права, ма, – подтвердила Лорен.
«Ма»? Я не ослышалась?
– Значит, теперь ты зовешь ее «ма»? – Я взглянула на Лорен.
Этак она скоро наложит лапу на наши фамильные драгоценности и мамин фарфор.
Лорен хихикнула и прижалась щекой к ладони Джереми. Тошнотворное выражение чувств. Совсем как в плохой рекламе, которая по идее должна растрогать вас до слез.
– Ага! Я уже давно чувствовала себя здесь как дома, а теперь, наконец, я могу так ее назвать.
– Понятно, – сказала я, попытавшись вложить в эти слова максимум неодобрения. Потом взглянула на Маркуса, который допивал пиво. – Хочешь еще? – спросила я, собираясь на кухню.
– Конечно, – обрадовался он.
– Пойдем вместе.
Маркус последовал за мной, и тут я дала себе волю:
– Как они могут только и говорить об этой свадьбе после того, что случилось со мной? Поверить не могу, что они такие бесчувственные! Я собиралась рассказать им, что мы собираемся пожениться! А теперь не стану. Хотя бы потому, что у меня даже нет кольца, – сказала я.
Мне бы, наверное, не следовало обвинять в этом Маркуса, но я не смогла удержаться. Обвинять окружающих – это мой основной инстинкт, когда планы рушатся.
Маркус взглянул на меня и спросил:
– Так можно мне еще пива?
Я рванула на себя дверцу холодильника, и бутылка кетчупа рухнула с боковой полки на пол.
– Все в порядке? – спросила мама из гостиной.
– Все супер, – сказала я, а Маркус поставил кетчуп на место и взял пиво.
Я глубоко вздохнула, и мы с ним вернулись в гостиную, где мама и Лорен составляли список гостей.
– Двести человек, по-моему, в самый раз, – сказала Лорен.
– Мне кажется, ты понимаешь, что двести – это минимум. Посчитай сама. Твои родители пригласят двадцать пар, мы пригласим столько же, – вот тебе уже восемьдесят человек, – сказала мама.
– Точно, – ответила Лорен. – А я собираюсь позвать уйму народа из Христианского общества.
– Тогда по крайней мере не так много придется тратить на выпивку, – пошутил Маркус.
Лорен отрицательно покачала головой и захихикала:
– Ты удивишься, когда узнаешь, сколько на самом деле они пьют. Каждый год на Рождество набираются в стельку.
– Вы как будто неплохо проводить время, – сказала я.
– Они хоть когда-нибудь… это… спят друг с другом? – спросил Маркус. Первая его реплика в разговоре – и та о сексе. Потрясающе.
Лорен снова засмеялась и принялась рассказывать о том, как некие Уолтер и Мэри недавно занимались этим делом в чужой квартире. После того как романтическая история подошла к концу, мама повернулась к моему парню и сказала:
– А теперь, Маркус, расскажи нам о себе.
– А что вы хотели бы узнать? – спросил он. Декс задал бы тот же самый вопрос, но совершенно другим тоном.
– Что угодно. Мы ведь хотим узнать тебя поближе.
– Ну… Я родом из Монтаны. Учился в Джорджтауне. Теперь работаю в сфере маркетинга. Дурацкая работа. Вот и все.
Мама приподняла брови и заметно расслабилась.
– Маркетинг? Это интересно.
– Ничего интересного, – сказал Маркус. – Но это заработок. Всего лишь.
– Я никогда не бывал в Монтане, – заметил Джереми.
– И я, – подхватила Лорен.
– Ты вообще хоть из Индианы-то выезжала? – чуть слышно пробормотала я. И прежде чем она успела поведать нам о том, как в детстве ездила на Гранд-Каньон, я спросила: – Что у нас на ужин?
– Лазанья. Мы с мамой вместе ее готовили, – сказала Лорен.
– Вы с мамой?
Лорен не поняла.
– Ну да. Можно я буду считать тебя своей сестрой? Это просто потрясающе. У меня ведь никогда не было сестры.
– Нуда, – эхом повторила я.
– Маркус, а у тебя есть братья и сестры? – спросила мама.
– Да. Брат.
– Старше или младше?
– На четыре года старше.
– Как мило.
Маркус вымученно улыбнулся и сделал глоток. Я вдруг вспомнила, как сильно мне хотелось его поцеловать тем вечером, на вечеринке в честь дня рождения Рейчел, когда я наблюдала за ним в баре. Куда ушли те чувства теперь?
Слава Богу, предварительная беседа была, наконец, закончена, и мы вшестером прошествовали в столовую. Сервант был отполирован до блеска и битком набит фарфором и хрусталем.
– Садитесь. Маркус, можешь располагаться здесь. – Мама указала на то место, где прежде сидел Декс. Я заметила, как в ее глазах скользнула скорбь. Она скучала по Дексу. Потом скорбь сменилась решимостью.
Но, несмотря на все ее усилия, ужин получился тягостным. Родители задавали какие-то глупые вопросы, а Маркус односложно отвечал и жадно поглощал пиво. А потом сказал фразу, которая наверняка войдет в историю.
Началось с того, что Джереми заговорил об одном из своих пациентов, пожилом мужчине, который бросил жену ради какой-то девчонки. Его младшему сыну было тридцать два.
– Какой стыд, – сказала Лорен.
– Ужас, – добавила мама.
Даже отец, у которого, как я подозревала, рыльце было в пуху, с очевидным отвращением потряс головой.
Но Маркус не поддержал компанию и не стал выражать свое неодобрение вместе со всеми. Лучше бы он просто промолчал – до сих пор ему это так хорошо удавалось. Вместо этого он ляпнул:
– Тридцать два? Думаю, что в таком случае моя следующая жена еще не родилась на свет.
Папа и Джереми обменялись взглядами – у них было одинаковое выражение лиц. Мама принялась поглаживать ножку бокала, Лорен нервно засмеялась и сказала:
– Очень смешно, Маркус. Хорошая шутка.
Маркус криво улыбнулся, поняв, что пошутилнеудачно.
А мне вдруг сразу расхотелось спасать репутацию Маркуса, да и вообще этот вечер. Я резко встала, как игрушечный солдатик, и понесла свою тарелку на кухню. Мама извинилась и зацокала каблучками вслед за мной.
– Детка, он ведь всего лишь хотел пошутить, – вполголоса сказала она, когда мы остались вдвоем. – А может быть, просто нервничает, ведь он впервые нас увидел. Отец кого угодно запугает.
По-моему, мама и сама не верила в то, что говорила. Она наверняка считала Маркуса грубым и глупым, и он явно проигрывал Декстеру.
– Обычно он совсем не такой, – сказала я. – Маркус может быть таким же очаровательным, как Декс, если захочет.
Но, даже пытаясь убедить маму, я понимала, что Маркус совершенно не такой, как Декс. Ничуть. Я вылила остатки кофе в раковину, и тут в моей голове словно сигнальная лампочка замигала: ошиблась, ошиблась, ошиблась…
Мы вернулись в столовую, где остальные пытались поднять себе настроение, уплетая клубничный торт из местной кондитерской Кроуфорда. Мама дважды извинилась, что ничего не испекла сама.
– А мне нравится наша кондитерская. Их торты совсем как домашние, – сказала Лорен.
Папа насвистывал мотивчик из «Энди Гриффита», пока мама взглядом не остановила его. Прошло еще несколько мучительных секунд, и я выдавила:
– Мне не хочется торта. Я лучше пойду спать. Спокойной ночи.
Маркус встал, побарабанил пальцами по краю стола и заявил, что тоже устал. Он поблагодарил маму за ужин и молча пошел за мной, оставив свою тарелку на столе.
Я поднялась по лестнице, прошла по коридору и внезапно остановилась перед дверью комнаты для гостей.
– Вот твоя спальня. Спокойной ночи.
Я была слишком измучена, чтобы сейчас затевать с ним разбор полетов.
Маркус погладил мое плечо.
– Брось, Дарси.
– Доволен?
Он усмехнулся, а я еще больше разозлилась:
– Как ты мог так себя вести?
– Я пошутил.
– Не смешно.
– Мне жаль.
– Неправда.
– Мне действительно жаль.
– И как я теперь скажу им, что мы собираемся пожениться и, что я от тебя беременна? – прошептал я. – Беременна от мужчины, который, возможно, в будущем бросит меня ради какой-то другой женщины?
Я почувствовала себя такой уязвимой – никогда такого не испытывала, пока не забеременела. Ужасное ощущение.
– Ты же знаешь, что это шутка.
– Спокойной ночи, Маркус.
Я пошла к себе, надеясь, что он все же последует за мной. Напрасно я надеялась. Усевшись на кровати, я принялась рассматривать фотографии на бледно-лиловых стенах, их было много – даже очень много. Некоторые пожелтели и обтрепались по краям; они напомнили мне о том, как бегут годы и сколько лет минуло со времени окончания школы. Вот я с Аннелизой и Рейчел после футбольного матча. На мне форма нашей команды поддержки, а на них – свитера с эмблемой Нэйпервилльской старшей школы. Лица покрыты сеточкой оранжевых трещин. Я вспомнила, что тогда Блэйн удачно взял длинный пас и наша команда благодаря этому прошла в четвертьфинал. Вспомнила, что волосы и лицо у него, когда он снял шлем, были мокрыми от пота, точь-в-точь как у знаменитых спортсменов после установления мировых рекордов. Зрители орали, а он улыбнулся мне с боковой линии и помахал рукой, как бы говоря: «Это все тебе, детка!» И весь стадион, следуя его жесту, взглянул на меня.
Я подумала, как хорошо мне было тогда, и заплакала. Не только потому, что ностальгировала по старым добрым временам, хотя это действительно было так. А главным образом оттого, что я, как мне показалось, стала одной из тех женщин, которым только и остается что смотреть на школьные фотографии и тосковать по былому счастью.