Текст книги "Грусть не для тебя"

Автор книги: Эмили Гиффин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

28

Окончательно прозрела я в День святого Валентина.

Это была моя идея – устроить еще одно двойное свидание, включая Итона и Сондрину. Пусть даже наш первый совместный выход был не очень удачным, но я была не прочь попытаться еще раз. Джеффри немного поспорил, заметив, что предпочел бы остаться со мной наедине. Я сказала, что у нас есть выбор: просто заказать пиццу на дом, как это делается у меня на родине, где День влюбленных празднуется без особой помпы, или же провести вечер с друзьями. И добавила, что не собираюсь уподобляться тем женщинам, которые сидят за столиком в полном одиночестве, хотя и с кавалером, и тщательно изучают дорогое меню. Обед в компании еще одной парочки сделает этот праздник чуть менее скучным. Джеффри неохотно согласился и заказал столик на четверых в итальянском ресторане «Дафна», что на Саут-Кенсингтон.

Вечером 14 февраля мы с ним приехали в ресторан минута в минуту. Сондрина и Итон появились примерно с получасовым опозданием, и, судя по всему, они совсем недавно занимались сексом: растрепанные волосы, румянец на щеках, общее смущение и все такое. Конечно, я не удержалась и спросила у Итона, который всегда так гордился своей пунктуальностью:

– Чем это вы оба были так заняты, что не смогли приехать вовремя?

Сондрина улыбнулась, видимо, очень довольная собой, а Итон виновато пробормотал:

– Застряли в пробке. Прощу прощения.

Я подняла брови и ухмыльнулась:

– Нуда, конечно, в пробке…

Тем временем Джеффри нашел метрдотеля и сказал, что все наконец, в сборе. По пути к столику мы немного поболтали – присутствие двух женщин всегда обязывает к обмену любезностями. Я похвалила босоножки Сондрины, а она в тысячный раз сказала, как я хорошо выгляжу. Потом без разрешения дотронулась до моего живота (это было дозволено лишь Итону и Джеффри) и фальшиво воскликнула:

– Это просто невероятно!

Звучало неискренне. Особенно потому, что я вспомнила, как говорила то же самое Аннелизе, когда она была беременна, а про себя думала: «Лучше ты, чем я, подружка».

– И сколько еще осталось ждать? – не успокаивалась Сондрина.

– Джеффри сказал, что нормальный срок для близнецов – это тридцать шесть или тридцать семь недель, так что, думаю, у меня есть еще месяца полтора.

Джеффри оторвался от карты вин и обожающе взглянул на меня. Нащупал мою руку под столом и взял ее в свою.

– Это ожидание для нас очень томительно, – сказал он.

Я увидела, как напрягся Итон, услышав «для нас», – когда он недоволен, у него всегда слегка подергивается рот. Интересно, о чем он сейчас думает? Чтобы он не считал себя оттесненным на второй план, я обратись к Сондрине:

– Да. Действительно томительно. Мы с Итоном на прошлой неделе оформили детскую. Получилось замечательно. Ты видела?

– Нет, – дернулась она и быстро взглянула на Итона. Теперь настала ее очередь обижаться. Ей можно было только посочувствовать. Если бы я встречалась с парнем, то мне бы не хотелось, чтобы у него в квартире жила его подруга с двумя детьми. И потому Сондрина сделала то, что сделала бы и я на ее месте, – она попыталась взять в союзники Джеффри.

– А вы видели детскую? – спросила она.

Тактика сработала, потому что Джеффри прикусил губу.

– Нет. Еще не видел… Был очень занят работой… и поисками квартиры. Я все пытаюсь найти какой-нибудь вариант, где было бы побольше комнат.

Сондрина оживилась:

– Так вы с Дарси собираетесь жить вместе?

Джеффри вытащил наши сцепленные руки на свет божий и взглянул на меня так, будто хотел сказать: «Тут и спрашивать нечего», а я ответила:

– Да. Мы подумываем об этом.

– И более чем подумываем, милая… Мы ведь действительно собираемся это сделать, правда?

– Да, – сказала я. – В ближайшем будущем.

За столом наступила тревожная тишина; мы неловко улыбнулись друг другу и с неестественным вниманием принялись изучать меню. Подошел официант, чтобы принять заказы. Как выяснилось, все мы хотели филе (с кровью). Сондрина и Джеффри, очевидно, подумали, что четыре одинаковых блюда – это своего рода нарушение этикета, и потому они в последнюю секунду передумали: Сондрина заказала себе окуня, а Джеффри – ягненка.

За ужином мы прилагали титанические усилия, чтобы поддерживать разговор, но, как и в канун Нового года, за столом ощущалась некая натянутость. Мы то и дело фальшиво улыбались друг другу. Вечер явно не удался, и мне показалось, что это последнее наше общее свидание.

Позже, перед десертом, я извинилась, объявив, что впервые за две недели так долго терплю, когда мне хочется в туалет. К моей досаде, Сондрина увязалась со мной. Мы с трудом пробрались через расфуфыренную толпу в дамскую комнату.

Сидя в соседней кабинке, она попыталась завести дурацкий разговор о том, как замечательно мы смотримся вместе с Джеффри. У меня не было желания ответить ей тем же, и я просто ее поблагодарила. Потом повернулась, чтобы спустить воду, и увидела в унитазе кровь. Сначала я испугалась. Потом поняла – у меня началось кровотечение. Я пришла в ужас и схватила туалетную бумагу. Она тут же пропиталась кровью.

Следующие несколько минут прошли как в тумане, но, помнится, я так громко пыхтела, что Сондрина спросила, все ли у меня в порядке. Я сказала, что нет. Помню, как стук сердца отдавался у меня в ушах, когда я опустилась на край холодного эмалированного сиденья.

– В чем дело, Дарси? – донесся до меня голос Сондрины сквозь шум спускаемой воды, веселую женскую болтовню и рев сушилки для рук.

Я с трудом выговорила:

– У меня кровотечение.

Я сидела в своей кабинке со спущенными трусиками и плотно стискивала бедра, как будто дети могли вывалиться. Одновременно пыталась вспомнить все, что вычитала в книжках для беременных. Я мысленно увидела перед собой страницу со словами «разрыв плаценты» и «преждевременное раскрытие матки». Вспомнила жуткую аббревиатуру ЦРМПР, что означало «Центр реабилитации для матерей, потерявших ребенка при родах». Я никак не могла успокоиться, встать и выйти.

Через несколько минут я услышала голос Джеффри за дверью кабинки. Он постучал костяшками пальцев в мою кабинку. Каким-то чудом я встала, натянула брюки и открыла дверь. За спиной у Джеффри маячила Сондрина, а еще несколько женщин стояли возле раковин с разинутыми ртами.

– Детка, что случилось? – спросил он.

– Там кровь, – сказала я и ощутила тошноту при звуках этого слова.

– Много крови? – Джеффри нахмурился.

Я повернулась и показала на унитаз. Алые струйки уже растворились, окрасив воду в жутковатый розовый цвет. Джеффри мельком взглянул туда и спокойно сказал, что на последнем триместре беременности, особенно при двойне, кровотечение случается. Все будет в порядке, но мне лучше отправиться в больницу.

– Прямо сейчас? – опешила я.

– Да. Итон пошел за машиной.

– Значит, все так плохо? – Я была близка к панике. – Ты боишься?

– Нет, не боюсь, милая, – сказал он.

– Я могу потерять детей?

– Нет.

– Ты уверен?

Знаю, что в такого рода делах никто не может быть уверен на все сто, но я почувствовала облегчение, когда он сказал: «Да».

– А если я рожу до срока, то они выживут?

Джеффри ответил, что до такого не дойдет, но даже если я вдруг преждевременно рожу, то могу быть вполне уверена: они выживут.

– Все будет в порядке, – повторил он, потом обнял меня одной рукой за талию, другой взял под локоть и вывел из туалета.

Мы прошли через ресторан, мимо нашего столика с десертом, к которому так и не притронулись. В дверях Джеффри вручил метрдотелю кредитку и сказал:

– У нас небольшой форс-мажор. Мне очень жаль. Завтра я кого-нибудь пришлю за карточкой.

Путь до больницы я помню смутно, зато игру теней на бледном, обеспокоенном лице Итона в зеркале заднего вида – очень даже отчетливо. Джеффри все повторял, что все будет хорошо, все будет в порядке. А я думала, что если он ошибается и все закончится плохо, то я этого не переживу.

Когда мы приехали в больницу, нас немедленно препроводили в маленькую комнату в родильном отделении. Медсестра выдала мне больничный халат, велела переодеться и ждать врача. Мистер Смит появился через несколько минут, посовещался с Джеффри, а потом приступил к обследованию. Он делал это с сильно озабоченным выражением лица. Джеффри стоял рядом со мной.

– Что? – спросила я. – В чем дело? Мистер Смит сказал, что, несмотря на небольшое кровотечение, шейка матки закрыта. Джеффри явно расслабился, но я уточнила:

– Это значит, что с детьми все в порядке?

– Да. Сейчас мы подключим монитор, чтобы в этом убедиться, – сказал он и жестом что-то приказал медсестре. Я дернулась, когда она задрала на мне халат и прикрепила к животу три датчика. Один – для измерения давления, а два других – для отслеживания сердечного ритма малышей. Я приподнялась, ухватившись за холодный подлокотник, и все время спрашивала, как они там, слышно ли их.

Джеффри попросил меня набраться терпения, потому что дети еще совсем маленькие и на то, чтобы их услышать, иногда требуется время. Я ждала и готовилась к самому худшему. Наконец по комнате разнесся долгожданный ритмичный звук. Потом еще один. Биение сердец. Отчетливое биение двух сердец.

– Значит, они оба живы? – Голос у меня дрогнул.

– Да, милая. – Джеффри расплылся в улыбке. – С ними все в порядке.

И в этот момент что-то у меня в сознании щелкнуло. Я вдруг поняла, что именно беспокоило меня все последние дни. Это было так просто. Может быть, кризис всегда проясняет мозги и ты видишь вещи такими, какие они есть. Или же я почувствовала ту незримую связь, что соединяла меня с моими детьми, когда слушала стук их крохотных сердечек. А может быть, все дело было в том чувстве огромного счастья, которое я испытала, когда осознала, что внутри меня – о чудо! – не одна, а целых две жизни. Так или иначе, но в ту минуту я прозрела – прямо в больничной палате.

Я спросила Джеффри, не возражает ли он, если сюда придет Итон.

– Конечно, нет, – сказал он. – Сейчас я его позову, а мы с мистером Смитом тем временем поговорим.

Он наклонился и поцеловал меня в лоб, а потом вышел вместе со своим коллегой.

Через минуту Итон, все еще бледный, открыл дверь и нерешительно вошел. Глаза у него блестели, как будто он плакал или изо всех сил старался не заплакать.

– Джеффри тебе сказал? Все в порядке.

– Да. Сказал. – Итон осторожно сел у меня в ногах и через одеяло потрогал меня за пальцы.

– Тогда почему ты такой?

– Не знаю… ты меня так напутала. – Он замолчал.

Я приподняла изголовье кровати, чтобы принять сидячее положение, и потянулась к нему, чтобы обнять. Итон подался мне навстречу, мы прижались друг к другу щеками, и он нежно прижал меня к себе. И в этот момент я вдруг отчетливо поняла: я люблю Итона.

29

Джеффри вломился в палату совсем не вовремя. По крайней мере, мне показалось, что он вломился, хотя скорее всего он просто вошел – в своей обычной манере. Во всяком случае, я вдруг почувствовала смущение и вину. Но сказала себе, что на этот раз никому не изменила. Просто не справилась с собой, а моих мыслей Джеффри никогда не узнает. И Итон тоже. Я всего лишь обнимаю друга. Разве не так?

Итон встал и отошел к окну, как будто уступая место Джеффри. Мне захотелось крикнуть: «Нет, останься, ты должен быть рядом со мной!» – но вместо этого я неожиданно залюбовалась Джеффри, который стоял передо мной очень торжественный, в белоснежной крахмальной сорочке, в дорогом костюме и при галстуке. Несмотря на все неприятности нынешнего вечера, он оставался импозантным, невозмутимым и сдержанным. Мне стало ясно, почему было так неловко его любить – и почему я так этого хотела. Фактически это был идеал – красивый мужчина, великолепный любовник. Мой спаситель.

– Что? – спросила я, нервно теребя край халата. Конечно, я имела в виду, что будет сейчас – через несколько минут или часов, но в глубине души мне очень хотелось знать и более отдаленное будущее. Один раз я уже влюбилась точно таким же образом. Декс был само совершенство, идеальный жених – красивый, холеный, с мужественными чертами лица и кругленьким счетом в банке. И подумать только, как плачевно закончился наш роман. Я поклялась больше не делать ошибок, которые растягивались бы на семь лет. Или хотя бы на семь дней. С Джеффри нужно было порвать за неделю.

Мой уже почти что бывший возлюбленный кратко, профессиональным тоном сообщил мне вердикт мистера Смита, с которым он полностью согласился, а именно: в целях предосторожности мне показан постельный режим до самых родов – чтобы не было никакого давления на матку. Я читала, что в таких случаях, как мой, часто предписывают постельный режим, но все равно новость меня поразила.

– И мне надо будет целый день лежать? – не поверила я.

Джеффри сказал, что да – за исключением походов в ванную и туалет. Кроме того, нужно избегать стрессов, так как волнение может спровоцировать схватки.

– А можно хотя бы готовить еду? – не сдавалась я.

– Нет, детка. Я найму кого-нибудь, кто будет готовить, работать по дому и присматривать за тобой, пока я в клинике. – Он немного подумал и добавил: – Есть одна замечательная дама, португалка, она помогала нам, когда родился Макс. Тебе она очень понравится.

Итон повернулся к нам, глаза у него блестели.

– В этом нет необходимости, Джеффри. – Голос у него был сочувствующий и заботливый. Звучал очень сексуально. – Я могу работать дома и заботиться о Дарси.

Я растроганно улыбнулась и почувствовала невероятное облегчение. Мне не хотелось оставаться у Джеффри. Я хотела быть дома, с Итоном. Хотела быть с ним всегда. Удивительно, что такое потрясающее открытие происходит в одну секунду и меняет все в твоей жизни. Я люблю Итона. Невероятно, но факт. Даже если он никогда не сможет ответить мне взаимностью, мои чувства к нему перечеркивают все шансы на роман с Джеффри. Раньше я никогда не понимала, почему люди предпочитают жить в одиночестве, если у них не сложилась личная жизнь. А теперь поняла. Мне нужен был Итон – или никто.

– Но ты не против того, чтобы писать книгу, сидя дома? – спросила я на всякий случай.

– Вовсе нет.

– Но ты ведь говорил, что в квартире не можешь сосредоточиться. Я вовсе не хочу мешать творческому процессу.

Джеффри, который пытался понять, что происходит, уцепился за эти слова:

– Да. Мы не хотим посягать на ваше время.

Я затаила дыхание и напряглась, а Итон подошел к кровати и дотронулся до моего плеча.

– Дарси и ее дети не могут мне помешать.

Джеффри с сожалением взглянул на меня, прижав ладони к груди.

– Дарси, тебя это устраивает?

– Да, – извиняющимся тоном сказала я.

– Значит, решено! – обрадовался Итон. – Едем домой.

Было уже за полночь, когда Итон, Сондрина и я, усталые, вышли на темную, узкую улочку перед больницей и подождали, пока Джеффри выведет свой «ягуар» с узкой парковки. Он вылез из машины, обежал ее кругом и помог мне забраться на переднее сиденье. Итон и Сондрина сели сзади.

По дороге Сондрина болтала о том, как она будет приходить и готовить для меня еду, а Джеффри раз десять поблагодарил Итона за его «невероятное великодушие» и «готовность прийти на помощь в трудную минуту». Я молча смотрела в окно, пытаясь разобраться в собственных эмоциях. Я чувствовала свою вину в грядущем разрыве с Джеффри. И облегчение оттого, что с детьми все в порядке. И тревогу – ведь впереди еще столько всего. И наконец, любовь к Итону, – любовь, которая захватила меня всю, так что теперь я одновременно испытывала и слабость, и подъем.

Когда мы приехали, Итон неловко пригласил Джеффри и Сондрину войти. Разумеется, у них не оставалось иного выбора, кроме как отказаться. А что им было там делать? Сидеть на кровати и пить чай с бисквитами посреди ночи? Я услышала, как Итон шепотом извиняется перед Сондриной. Она пробормотала что-то типа: «Я буду скучать!» – и вслед за этим раздался звук быстрого поцелуя. Джеффри последовал их примеру – приник к моим губам и сказал, что позвонит утром. Потом посоветовал:

– Пей как можно больше воды, потому что обезвоживание может привести к преждевременным родам. И не вставай с постели.

Судя по выражению его лица, он, разумеется, не забыл, что в квартире Итона всего одна постель.

Мы с Итоном вышли из машины и остановились на тротуаре, а Сондрина пересела вперед, на мое место. Джеффри выглянул в полуоткрытое окно и пообещал Итону, что доставит Сондрину домой в целости и сохранности. Потом они, оба явно недовольные, уехали. Я повернулась к Итону и вдруг почувствовала странное смущение перед человеком, которого знала с четвертого класса.

Я подождала немного и сказала:

– По-моему, они как будто обиделись.

Уголки его губ дрогнули в улыбке.

– Да. Немного.

Я нервно засмеялась:

– Да они просто мрачнее тучи.

– Точно! – захохотал Итон.

Он помог мне подняться по лестнице, и мы оба решили, что нет ничего смешнее, чем Джеффри и Сондрина в скверном расположении духа. Решив ковать железо, пока горячо, я попросила у Итона прощения за испорченный День святого Валентина. Он велел мне не говорить глупостей, потому что я ничего не испортила.

– Сондрина бы с тобой не согласилась.

Итон пожал плечами и открыл дверь.

– Сондрина переживет. Они оба переживут.

Надо же, он назвал Джеффри и Сондрину «они». А Итон и я, пусть даже лишь на то время,которое осталось до родов, – это «мы». Пока он вел меня по коридору в комнату, я думала о том, как приятно, что мы – это «мы». Когда он зажег свет, я увидела неразобранную кровать и… обертку от презерватива на ночном столике. Ясно, чем они тут занимались перед ужином. Итон выглядел смущенным и предложил мне полежать на кушетке, пока он поменяет постельное белье. И мне вдруг очень захотелось его обнять, поцеловать и сказать, как сильно я его люблю.

Но я просто вышла из спальни и села на кушетку, чувствуя одновременно тревогу и возбуждение оттого, что снова буду спать рядом с Итоном. Я никак не могла успокоиться, даже когда напомнила себе, что волнение обычно ведет к стрессу, а стресс, по словам Джеффри, может вызвать роды. Пару минут спустя Итон появился передо мной в футболке и семейных трусах. Я не удержалась и взглянула на его ноги. Они были такие же, как всегда, с тонкими икрами, покрытые светлым пушком, но сейчас они выглядели невероятно привлекательно.

– Все готово, – сказал Итон. – Хочешь переодеться в пижаму?

Я сказала, что ни одна из моих старых пижам на меня не налезет. Последние несколько недель дома у Джеффри я спала обнаженной, но сейчас это явно было неуместно.

– Хочешь надеть что-нибудь из моего? – спросил Итон.

Я согласилась, пусть даже и засомневалась, что его вещи мне подойдут. Итон был ненамного крупнее меня. Он притащил клетчатую фланелевую пижаму и протянул ее мне:

– Вот… примерь.

Я взяла ее и сказала, что переоденусь в ванной.

– Ладно. Только быстрее. Тебе нужно лежать.

Я кивнула и ответила, что мигом вернусь, потом пошла в ванную, разделась и встала боком перед зеркалом. Живот у меня был огромный. Такой огромный, что нельзя было увидеть пальцы ног, не наклонившись. Я помолилась, чтобы за оставшиеся несколько недель он вырос еще. Чем больше – тем лучше. Я сходила в туалет, а потом, затаив дыхание, взглянула в унитаз. Слава Богу, крови не было.

Быстро почистила зубы, умылась холодной водой и натянула мягкую, застиранную пижаму, спустив резинку штанов ниже пупка. Пижама подошла – только-только. Я понюхала рукав, надеясь ощутить аромат одеколона, но почуяла только запах стирального порошка.

Когда я вернулась в спальню, Итон уже поменял белье, совсем как в отеле.

– Забирайся, – велел он, взбивая подушку кулаком.

Я скользнула под одеяло и спросила, когда он ляжет.

Он ответил, что скоро – вот только почистит зубы, ну и сделает еще кое-что. Я задумалась, не собирается ли Итон в том числе позвонить Сондрине.

Если он ей и звонил, то их разговор не продлился долго, потому что уже через несколько минут Итон вернулся, выключил свет и лег рядом со мной. Мне очень захотелось к нему прикоснуться, и я подумала, не нащупать ли его руку под одеялом. Но как только решила, что не стоит, он сам потянулся ко мне и быстро поцеловал в уголок губ. От него пахло зубной пастой, щека у меня стала мокрая. Я дотронулась до нее рукой, а Итон сказал:

– Я так рад, что с твоими малышами все в порядке. Слава Богу, что ты здесь.

– Я тоже рада, Итон. Спасибо.

Я крепко зажмурилась, чтобы не видеть ничего вокруг, и представила себе, будто мы с Итоном по-настоящему вместе, что мы – это «мы», почти что настоящая семья.

На следующее утро я проснулась от телефонного звонка. Моя первая мысль была: «Надеюсь, что это не Джеффри». А вторая: «Я люблю Итона». Значит, мое чувство не просто иллюзия, рожденная близкой опасностью. Постель заколыхалась – Итон потянулся к телефону. Я услышала французский акцент на другом конце провода и подумала, что, наверное, Сондрина спрашивает, где я сплю, потому что Итон ответил: «Здесь».

Ревнивые звонки на рассвете были моим обычным маневром в прошлом, и я поклялась просебя, что никогда впредь не буду так поступать, каковы бы ни были обстоятельства. Это очень некрасиво и эгоистично. Итон отреагировал именно так, как и следовало, – со сдержанным неодобрением. Я притворилась спящей, а он встал, ушел с трубкой в коридор и яростным шепотом приказал Сондрине не говорить глупости.

– Ты что, вчера не поняла, как это серьезно? – спросил он. – О чем ты думаешь? Нет. Нет! Мы просто друзья, Сондрина… Она не хочет жить там… Не знаю… может быть, ты сама у нее спросишь?

Разговор длился в том же духе еще некоторое время, а потом Итон сказал, что ему пора идти. Я приоткрыла один глаз и увидела его на пороге. Растрепанные волосы у него стояли торчком, как у ирокеза. Я спросила, все ли в порядке.

– Да, – сказал Итон, но он явно нервничал, когда подошел к шкафу и вытащил джинсы и полосатый свитер.

– Сондрина злится, что я здесь? – спросила я.

– Нет, все нормально, – солгал он. – Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Но мне надо в туалет.

Итон тревожно кивнул. Он понимал, что мне нужно сделать на самом деле – проверить, нет ли крови, и потому сел на край кровати и подождал. Я вернулась с хорошими вестями:

– Все отлично! – Я подняла большой палец.

Он улыбнулся и велел мне ложиться. Я легла.

– А теперь, – спросил Итон, – что приготовить тебе на завтрак?

Я не хотела доставлять ему еще больше хлопот, чем было до сих пор, и потому сказала, что съем, как обычно, овсянки, хотя на самом деле мне очень хотелось яичницу.

– Ладно, – сказал Итон. – Сейчас вернусь.

Когда он ушел, я стала читать свою книжку «Если у вас двойня», которую предусмотрительно положила рядом с кроватью уже давным-давно. Я изучила график, на котором было изображено созревание плода, и узнала, что в настоящий момент головки у моих малышей размером примерно с лимон. На тридцать шестой неделе они достигнут размеров грейпфрута, если все пойдет по плану. Я сказала себе, что так оно непременно и будет.

Итон вернулся с деревянным подносом. На нем была яичница, нарезанные помидоры и тост – все красиво разложено и украшено петрушкой.

– Я решил временно забыть об овсянке. Тебе нужны протеины.

Я села и выпрямила ноги, а он поставил на них поднос – насколько позволял живот, довольно далеко от меня. И опустился рядом на кровать.

– Спасибо, – сказала я. – А где твой завтрак?

– Я не голоден, – отозвался он. – Просто составлю тебе компанию.

Я улыбнулась и поддела на вилку кусочек яичницы.

– Соли или перца? – заботливо спросил он.

– Нет. Все отлично. Спасибо.

Когда я проглотила первый кусок, то почувствовала, как задвигались малыши. Первый немилосердно толкался под ребрами, а второй мягко возился чуть ниже, отчего по моему телу как будто пошли волны. Конечно, это мог быть и один из них – если он одновременно двигал руками и ногами. Но похоже, они оба там работали в связке. Мне стало казаться, что я уже могу отчетливо их различать и, следовательно, предполагать, какой у каждого из них будет характер. Первый казался более напористым. Наверняка он будет спортсменом. Второй был спокойнее и мягче. Из него получится человек искусства. Я представила их обоих, вылезающих из школьного автобуса, – совершенно одинаковых. Один подбрасывает на ходу баскетбольный мяч, второй несет футляр с саксофоном.

Впрочем, не важно, каковы окажутся их интересы. Я просто надеялась, что мои сыновья будут хорошими, счастливыми людьми, которым всегда будет хватать ума и смелости, чтобы следовать зову сердца.

До конца дня я пребывала в лежачем положении, исключая пятиминутный душ (Итон то и дело стучал в дверь ванной и требовал, чтобы я выходила побыстрее). Я дремала, читала справочник и листала журналы. А по большей части просто думала об Итоне и представляла себе, каково это – долго и страстно с ним целоваться. Заниматься любовью. Слышать, как он называет меня сначала своей возлюбленной, а потом – своей невестой. Я спросила себя: может быть, я еще не до конца избавилась от желания видеть всех мужчин вокруг себя безумно влюбленными? Или же просто схожу с ума?

Но в глубине души мне было ясно, что это ни то ни другое. Впервые в жизни я по-настоящему влюбилась. И меня совершенно не заботило, сможет ли Итон окружить меня роскошью и как мы будем смотреться вместе, выходя в свет. Все дело было в самом Итоне. Я безумно его любила и боролась с желанием позвать его в комнату (он сказал, что я могу это сделать в любое время). Я терпеливо ждала, пока он оторвется от работы и просунет свою взъерошенную голову в дверь, чтобы проверить, как у меня дела. Иногда он что-нибудь рассказывал или приносил мне попить. Иногда притаскивал тарелки со всякими полезными вкусностями – сыром, печеньем, грушами, оливками, домашним салатом и арахисом. Пока я ела, он разговаривал со мной. А однажды, поздно вечером, когда за окном лил сильный дождь, Итон забрался под одеяло и вздремнул вместе со мной. Он уснул первым, а я рассматривала его лицо. Все в нем мне нравилось. Полные губы, длинные светлые ресницы, мужественный профиль. Пока я восхищалась его лицом, Итон улыбнулся во сне, на щеке появилась ямочка. И в эту секунду мне стало ясно, чего я по-настоящему хочу для своих детей.

Я хочу, чтобы их отцом был Итон!