Текст книги "Когда герцог вернется"
Автор книги: Элоиза Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Глава 19
Ревелс-Хаус
1 марта 1784 года
В тот же день
Перебирая пачки писем, Симеон испытывал чудовищное разочарование в своем отце и даже в себе. Прошлым вечером он вернулся из вдовьего дома и работал в кабинете до тех пор, пока глаза у него не стало заволакивать пеленой.
И все же проблема не только в его отце, но и в Исидоре. Он может привести в порядок дом, оплатить счета. Однако не в состоянии держать себя в руках, когда его жена находится рядом. Глядя на нее, он чувствовал себя загнанным зверем, словно даже каждый волосок у него на спине знал, что она в этой же комнате.
Подумать только, в своем возрасте он наконец-то понял, что такое романтика, ощутил силу желания и страсти. Валамксепа нередко цитировал ему отрывки из поэмы Руми, жившего 500 лет назад, и Симеон торжествовал, радуясь тому, что его не донимают некоторые вещи, от которых мучился поэт. И вот теперь он вынужден признаться, что Руми прав: разум теряет свою силу перед лицом страсти, которую он испытывал к Исидоре. Ему хотелось одного: вернуться в спальню и отдаться зову плоти.
Как животному.
Не как принципиальному и разумному человеческому существу, каким Симеон всегда считал себя.
Кстати, об этом он тоже начинал тревожиться.
Наконец он опустил перо и понял, чего боится: женившись на Исидоре, он предаст самого себя. Он даст волю самым разнообразным эмоциям. Его дом наполнится воплями матери и жены, которые будут постоянно скандалить друг с другом. Он не сможет выносить ее общество, потому что страсть к ней ослепляет его, лишает способности думать.
Симеон почувствовал себя больным: это было то же чувство, какое он с его людьми испытывал, когда их преследовал тигр.
Опасность…
Его жена беспокоилась ничуть не меньше. Исидоре хотелось быть герцогиней. Так она, во всяком случае, считала до появления мужа. Но ее желание стало еще сильнее, когда она выяснила, что Симеон настолько привлекателен, что при виде его у нее подгибаются колени.
Однако жизнь с ним может превратиться в сплошное унижение.
Она переживет любое неприятие общества. Он может разгуливать по Лондону без парика и бегать по Гайд-парку в подштанниках. Проблема в том, что она не очень-то ему нравится.
Исидора видела это по тому, как он старается казаться ей непривлекательным, по холодку в его глазах, появившемуся, когда она описывала перемены, которые собирается провести в доме. Да просто по тому, как он на нее смотрит!
Муж, которому не нравится жена. Не этого Исидора ждала, хотя нередко думала об этом. Женщинам она нравится. Мужчины ее хотят. Некоторыми она восхищалась, большинство просто терпела.
Исидора опустилась на один из немногих стульев, оставшихся в доме. Возможно, она заслуживает презрения, вспыхивающего в глазах Симеона. В конце концов, не такую жену он хочет.
Но что она может сделать? Как заставить мужчину полюбить себя? Как? Что мужьям нравится в их женах? Чувство юмора, дружеские, даже партнерские отношения…
Партнерство! Она может больше помогать ему!
Исидора вскочила на ноги. Симеон то и дело задает дворецкому вопросы о разных счетах. Уж если Исидора что и умеет делать, так это расспрашивать.
– Хонейдью, я хочу сходить в деревню, – сказала она спустя несколько минут. – И если вы прикажете приготовить мне ванну, то я переоденусь.
– Когда подать карету, ваша светлость?
Исидора опустила глаза на грязные юбки.
– Мне понадобится не меньше двух часов, чтобы привести себя в порядок, – сказала она.
Вообще-то она провозилась на час больше, зато, садясь в экипаж, Исидора была уверена в том, что выглядит подобающим образом: вроде и герцогиня на вид, но не слишком величественная. Она взяла с собой Люсиль и лакея, который нес тугой кошелек.
Деревня состояла из шести-семи заведений: пекарни, мясной лавки, кузницы, пивной и лавки, в которой, казалось, торговали всем, начиная с тканей и заканчивая керамическими кувшинами. Ах да, была еще церковь. Исидора немного помедлила, раздумывая о том, что викарий – это, конечно, очень важно, но что она может сказать викарию?
В считанные секунды она оказалась в главной лавке. Там было довольно темно, потому что потолок подпирался стопками всевозможных товаров. Стол был завален тканями, лентами, пуговицами и кулинарными принадлежностями; там стояла даже маслобойка.
– Ваша светлость, – прошептала Люсиль, – а что мы, собственно, тут делаем?
К ним вышел мужчина с худым лицом и низко поклонился.
Исидора стянула с рук перчатки.
– Могу я вам чем-то помочь? – спросил он.
– Да, – кивнула она. – Я бы хотела кое-что купить.
Выражение его лица не изменилось.
– Может, ленту? – предположил он.
В его голосе послышалась едва – едва! – различимая дерзость. Как будто если она герцогиня, то ей может понадобиться только какая-нибудь красивая ленточка – как игрушка ребенку. Словно герцогиня может позволить себе только ленту.
– Рулон шерстяной ткани, – сказала Исидора, выбирая самую большую и полезную вещь, которая попалась ей на глаза. Ей нужно было купить что-то крупное, что-то, что убедит торговца в том, что герцогиня Козуэй вполне способна истратить немалую сумму денег.
– Рулон ткани? – переспросил он. – Разумеется, ваша светлость.
Итак, ему известно, кто она такая. Послышался какой-то странный звук, и внезапно щеки торговца надулись. Потом он отвернулся, выбрал рулон грубой домотканой шерстяной ткани красно-коричневого цвета и выложил его перед Исидорой.
– Такой подойдет? – спросил он. – Ткань по восемь шиллингов за ярд. Сколько ярдов вам нужно? В своем магазине я принимаю только наличные деньги.
Этого недостаточно. Ей нужно куда больше.
– Мне нужно еще, – заявила Исидора.
– Еще ткани? – Он снова надул щеки и издал тот же странный всасывающий звук. – У меня есть синяя, серая, зеленая и всякая другая шерсть. Ткань нужна вашей светлости сегодня?
Да он смеется над ней! Исидора прищурилась.
– Мне нужно очень много ткани, – промолвила она, награждая его ослепительной улыбкой. – Возможно, мне нужна вся ваша ткань до последнего ярда. Она мне нравится.
– Шерсть всем нравится, – сказал он. И, оглянувшись, громко выкрикнул: – Рулоны шерсти!
Исидора взяла из рук лакея кошелек.
– Сколько домов в деревне? – спросила она.
– Двадцать три.
– Я хочу купить по пять ярдов для каждого дома.
– У реки стоит еще несколько хижин, – сообщил торговец.
– В таком случае я куплю ткани для двадцати семи хозяйств, то есть сто тридцать пять ярдов, если не ошибаюсь. – Исидора открыла кошелек.
– Это больше чем на тысячу шиллингов, – проговорил торговец, голос которого стал чуть сдавленным.
– Тысяча восемьдесят, – весело сказала Исидора. – Или пятьдесят четыре фунта. – Она отсчитала нужную сумму, а затем добавила к ней еще гинею. – Это за доставку ткани в каждый дом в деревне.
Торговец почти улыбался.
Исидора выложила на прилавок еще одну гинею, и его глаза расширились от изумления. Она добавила к ней еще дну. На прилавке образовалась целая горка золота.
Опять всасывающий звук. Никто не промолвил ни слова, даже лакей, казалось, затаил дыхание.
– В деревне двадцать семь домов, – сказала она. – Я добавлю еще одну гинею, чтобы вы также доставили в каждый из них еще и нитки с иголками.
– Да, – хрипло бросил торговец. – Однако нет нужды…
– Я – герцогиня Козуэй. И я всегда плачу за товар, который покупаю, а также, разумеется, за его доставку. Нет ничего более ценного, чем ваше время, мистер?..
– Мистер Мопсер, ваша светлость, – поспешил подсказать торговец. – Гарри Мопсер.
Исидора протянула ему руку.
– Мистер Мопсер, нам было приятно зайти в ваше заведение.
– Бла…бла… – запинаясь, пролепетал он, а затем нашел в себе силы произнести лишь одно: – Ваша светлость…
Исидора вышла из магазина, пряча улыбку. В пекарне она заказала двадцать семь мясных пирогов. Заглянула она и в церковь. Поскольку надо было хоть что-то сказать викарию, Исидора пообещала церкви новую колокольню.
К тому времени, когда она добралась до кузницы, Исидора чувствовала себя женщиной-послом в иностранном государстве. Викарий с огромным энтузиазмом выслушал ее рассказ о том, что она решила подарить каждому дому по рулону шерсти; жена пекаря призналась, что в память о матери покойного герцога она каждую неделю отправляла в Ревелс-Хаус несколько пирогов, так что Исидора заплатила еще и за двадцать пять пирогов.
Из-за двери кузницы до нее донесся какой-то неприятный запах, напоминающий запах серы.
– Здесь же нечего купить, – попыталась остановить Исидору Люсиль.
– В таком случае мы всего лишь поздороваемся с кузнецом, – улыбнулась Исидора.
Оказавшись в кузнице, она смогла разглядеть лишь низкий потолок, почерневшие балки да слабый огонь в очаге. Не успела она и рта открыть, как ее лакей выкрикнул:
– Герцогиня Козуэй!
Раздался какой-то скрежет, и прямо возле очага возникла фигура человека, который, видимо, до этого сидел на корточках, а теперь выпрямился. Он не поклонился и даже не улыбнулся. Он всего лишь подбоченился и посмотрел на нее, и это не был добрый взгляд. У него был крючковатый нос и глубоко посаженные глаза, прячущиеся в глазницах, как угли в его очаге прятались в золе.
– Новая герцогиня, я полагаю, – наконец промолвил он.
Исидора заморгала.
– Новоявленная герцогиня, – медленно добавил кузнец, – которая явилась сюда в сопровождении лакея, чтобы он защитил ее, если голодающие жители деревни вздумают забросать ее грязью.
Он производил впечатление человека, обладающего невероятной физической силой, хотя и был на удивление тощ.
За спиной Исидоры Люсиль издала какой-то тихий звук, словно была мышкой, собиравшейся ускользнуть из кузницы.
– И вам бы хотелось держать сейчас в руке целую пригоршню грязи? – спросила Исидора, посмотрев ему прямо в глаза.
– Герцогиня, которая не боится оскорблений… Как необычно!
– А я и не заметила никаких оскорблений, – сказала она, удержав рукой лакея, который с угрожающим видом шагнул было к кузнецу. – Знаете, я давно обратила внимание, что никто не бывает так невежлив к другим, как люди, равные по положению…
– Стало быть, они бранят друг друга за разговоры о голодающих детях, да? Или за поля, на которых не всходит урожай, потому что семена оказались испорченными? А может, за предательство или грубое отношение тех, кто должен особенно заботиться о них?
Сердце Исидоры забилось быстрее. Так вот в чем дело! Оглядевшись по сторонам, она увидела трехногий табурет, покрытый толстым слоем пыли. Ни секунды не раздумывая, она подошла к нему, осторожно села и сложила на коленях руки.
– Люсиль, я буду очень признательна, если вы с лакеем подождете меня в карете. А я посижу тут и потолкую с мистером…
– Пеггом, – подсказал кузнец. – С Сайлесом Пеггом.
– О нет, ваша светлость, – взмолилась Люсиль, оглядываясь на дверь с таким видом, словно перед ней были врата в преисподнюю.
Исидора бросила на нее поистине герцогский взгляд, и через мгновение кузница была пуста.
– Вы можете сесть, – сказала она.
Он пожал плечами.
– Если хотите, – добавила она.
– Я сижу только в компании равных. – У него были очень белые зубы. – Герцогиня.
У Исидоры появилось стойкое ощущение, что ее он этими словами опустил ниже равных ему людей.
– Пожалуйста, расскажите мне о детях, – попросила она. – И о полях.
Он недовольно скривил рот.
– Если только вы не хотите оказаться из тех людей, которые любят всего лишь указывать на болезненные места, а на остальное им наплевать, – заметила она.
– До меня дошли слухи, что ваш герцог оплачивает старые счета, – сказал мистер Пегг.
– Каждый счет, – уточнила Исидора. – Он оплачивает каждый счет, который был получен старым герцогом.
Кузнец проворчал что-то невнятное.
Исидора не стала прерывать наступившее молчание.
– Нам в деревне нужна повивальная бабка и аптекарь, – наконец промолвил он. – Мост через реку нужно отремонтировать, ездить и ходить по нему опасно.
– Повивальная бабка? – переспросила Исидора. – А хирург у вас есть?
– Пастерби, в соседней деревне, – ответил кузнец. – Но я не знаю ни одного человека, который может позволить себе обратиться к нему за помощью. – Повернувшись, он вынул щипцами из огня подкову. От жара металл покраснел, и от него пахло, как от адского пламени, подумалось Исидоре. А кузнец, словно ее здесь не было, бросил подкову на наковальню, выбрал подходящий молот, занес его над головой и обрушил на подкову с оглушающим лязгом.
– В деревне есть школа? – спросила Исидора, дождавшись паузы между ударами.
Он усмехнулся:
– Школа? Да вы шутите!
Она помолчала.
– Школы могут быть созданы только по решению герцогства, – промолвил Пегг наконец, переворачивая подкову длинными щипцами.
– Хорошо, а когда-нибудь тут была школа? – поинтересовалась она.
– За время моей жизни – нет, – ответил кузнец.
– А повитуха?
Должно быть, удар по подкове пришелся криво, потому что та вдруг пролетела мимо щеки Исидоры и со звоном ударилась о противоположную стену.
Исидора даже голову не повернула, а смотрела прямо в лицо кузнецу. Он слегка побледнел. Осторожно положив молот, он взял табурет и сел напротив нее.
– Что будет, если человек убьет герцогиню? – спросил он почти дружелюбным тоном.
Глаза Исидоры улыбнулись, но на губах улыбки не появилось.
– Его повесят, – неуверенно ответила она.
Кузнец положил руку ей на колени.
– Старый герцог обратился к кузнецу из соседней деревни, чтобы тот починил мост через реку. Это случилось после того, как я отказался работать на него. Чтобы снизить затраты, этот человек подмешал песок к железу, надеясь на то, что сможет взять с герцога двойную плату и таким образом покрыть собственные расходы, – проговорил он.
– Но зачем он все это затеял? – удивилась Исидора.
– Если вы не принимали условий герцога, он за что-нибудь вас арестовывал, – объяснил кузнец. – Во всяком случае, так говорили люди.
– Но вы же не в тюрьме, – заметила она. – Как странно!
– Он вел себя как маленькая собачонка: лаял, но не кусался, – равнодушно произнес мистер Пегг. – После того как я отказался выполнять для него работу, он больше никогда не приходил ко мне, так что в этом смысле ничего плохого не произошло. Ничего, если не считать… – Он замолчал.
– Не считать – чего? – нетерпеливо спросила Исидора.
– Повивальной бабки, – пояснил он. – Она не захотела остаться, потому что ей не могли заплатить. Я-то работал, потому что лошадей всегда надо подковывать. И пекарь тоже работал, так как людям нужен хлеб. Но почти все торговцы уехали. Люди не понимают, как здесь, в деревне, может существовать такой большой дом. Вам наверняка известно, что они перестали платить слугам или платили им всего лишь раз в год. Никто не смог жить на половину жалованья. И местные не смогли оставаться тут дальше.
– Но кто же сейчас работает в Ревелс-Хаусе?
– Самые отчаявшиеся, – вздохнул кузнец. – Хонейдью – хороший человек, он прогнал отсюда преступников.
Исидора кивнула.
– Итак, мост, – промолвила она. – Жалованье, школа, аптекарь, почтовая дорога. И повитуха?
Глаза кузнеца потемнели.
– Да.
Исидора снова оглядела пыльную, неприятно пахнущую кузницу. Возле стены стояла койка, накрытая серым одеялом. Это не дом, это всего лишь какое-то логово, в котором можно провести время. И все же кажется, что кузнец именно тут и живет.
– Ваша жена потеряла ребенка? – спросила Исидора.
– Ну, это с какой стороны посмотреть. Она оставила ребенка в себе, так что я его никогда не видел.
Исидора опустила глаза на грязный пол, потому что в его взоре было слишком много боли. Но она спросила:
– Ребенок так и не родился?
Она не подняла глаз, но услышала грубый голос, полный того мужского гнева, который часто сопровождает боль.
– Роды у Джоан тянулись два дня. Я нашел в соседней деревне хирурга – Пастерби, уговорил его приехать к нам. Но было уже слишком поздно.
Исидора так и не подняла головы, но услышала, как кузнец встал и подошел к противоположной стене, чтобы поднять подкову.
Положив ее на наковальню, он снова ударил по ней молотом, только на сей раз удар был более мягким, чем прежде.
– Конечно, она могла бы умереть, даже если бы повивальная бабка была при ней. – Новый удар по наковальне. – Но она умерла в одиночестве, страдая от боли, пока я ездил верхом в соседнюю деревню. И за это…
– Она знала, куда вы поехали, – перебила его Исидора. – Знала, что вы хотите ей помочь.
– За это я помочился на мраморный гроб герцога, – сказал кузнец. И добавил: – За это я едва не убил его невестку.
Исидора снова кивнула.
– Разве вы не собираетесь устроить истерику, выскочить отсюда с воплями?
– Я многому здесь научилась, – сказала Исидора. – И непременно попрошу Хонейдью хорошенько отмыть семейное надгробие.
Наступила тишина, а потом он издал странный лающий звук. Исидора в это мгновение пыталась смахнуть навернувшуюся на глаза слезу, поэтому сразу не поняла, что это был за звук. Но потом она осознала: он смеялся. Смеялся!
Встав, Исидора откинула назад полы плаща.
– Мистер Пегг, мне нужен помощник.
Замолчав, он посмотрел на нее.
– Полагаю, вы не удивитесь, узнав, что я заставляю всех герцогинь платить мне вперед, – промолвил Пегг.
– Викарий жаловался, что на кладбище много могил без надгробных камней, потому что людям не по карману их купить, – проговорила она. – И я ему ответила, что герцог намеревается привести кладбище в порядок, чтобы на каждой могиле был достойный камень.
Кузнец поднял на нее глаза:
– Но у моей Джоан есть надгробный камень.
Исидора кивнула:
– Вы поможете мне убедиться, что каждый, кому повезло меньше Джоан, тоже получит надгробие?
– Повезло?! – переспросил он. И фыркнул.
– Повезло, – подтвердила Исидора. – Не повезло в одном, повезло в другом.
– Святой Господь! – воскликнул кузнец. – Герцогиня-философ! Вот кто нужен нашей деревне.
– Богатый философ, – добавила Исидора.
Кузнец подошел к двери и распахнул ее перед герцогиней.
– Как я сказал, ваша светлость, именно это необходимо нашей деревне.
Глава 20
Ревелс-Хаус
2 марта 1784 года
На следующий день
У человека из Лондона глаза были навыкате, как у древесной лягушки, которую Симеон видел в Марокко. А его впечатляющий живот обтягивал бархатный жилет бордового цвета.
– Ваша светлость, – промолвил мистер Меркин, с усилием поклонившись. Он поклонился бы ниже, да живот не давал.
– Я очень благодарен вам за помощь с этой проблемой, – сказал Симеон.
– Канализация – это мой бизнес, – промолвил мистер Меркин. – Никто лучше меня не знает о том, что находится внутри труб.
– Дело не столько в трубах, – возразил Симеон. – Отец установил водонагнетательную систему…
– Трубы, – весело проговорил мистер Меркин. – Если водонагнетательная система плохо работает, это может быть признаком того, что трубы не в порядке. Я чувствую запах, так что попросите вашего дворецкого показать мне трубы, и я скажу, в чем дело.
Симеон встал.
– Я сам проведу вас к трубам, – заявил он. – Мне любопытно узнать, что там случилось.
– Вот что я могу вам сказать уже сейчас, – промолвил мистер Меркин, засовывая в нос щедрую понюшку табака, когда они выходили из комнаты, – видал я такие вещи не раз. Все там должно литься, протекать, а оно не течет. Вы тоже могли бы сделать кому-то гадость, но вы этого не сделали.
– А-а… – протянул Симеон.
– Стоит обратить на это внимание, – продолжил мистер Меркин.
. – Я правильно понял, что вы говорили о гадости? – спросил Симеон.
Тем временем они приблизились к двери уборной на первом этаже. Хонейдью, всем своим видом выражая отвращение, жестом велел следовавшему за ними лакею убрать войлочное одеяло, заткнутое в щели по периметру двери и таким образом закрывавшее ее.
– Здесь корень проблемы, – сказал мистер Меркин. – Трубы остальных уборных ведут именно сюда, и здесь в яму стекается все содержимое. Я пришлю сюда людей. Надеюсь, вы понимаете, что нам придется все прочистить?
– На это я как раз и надеялся, – сказал Симеон.
– И нам придется выносить содержимое через переднюю дверь, – продолжал мистер Меркин. – Понимаю, что у кого-то при одной мысли об этом участится сердцебиение, но другого выхода нет. Трубы забиты. Нам придется прочистить их, вытащить и заменить на другие. Дело в том, что старые пришли в негодность.
– А может, стоит просто…
Лакей тем временем вытащил из щели последний уголок зеленого войлока и открыл дверь. Симеон невольно отшатнулся назад. Их накрыло волной отвратительной вони – такой же густой, как лондонский туман.
Мистер Меркин двинулся вперед, словно и не почувствовал этого запаха.
– Вашей светлости не стоит заходить туда, – сказал Хонейдью, в голосе которого послышались героические нотки. – Я сам пойду с мистером Меркином и узнаю, не нужна ли ему помощь.
– А не мог тут кто-нибудь умереть? – спросил Симеон, чувствуя, что бледнеет. – Как-то раз я побывал в деревне, жители которой умирали от чумы, и запах там стоял очень похожий.
– И такое нельзя исключать, – отозвался мистер Меркин. – Крысам воздух нужен, как ничто другое. Если хотя бы одна из них попала сюда, то она сдохла в считанные секунды. А я сейчас… – послышался шорох рассыпающегося дерева, – я сейчас уберу сиденье, чтобы оценить размеры… – Через мгновение Меркин, пятясь, вышел из уборной, и Симеон с некоторой долей удовлетворения заметил, что он вытирает лоб красным носовым платком. – Дела обстоят очень плохо, вот что я вам скажу.
– Вы сможете очистить яму? – спросил Симеон.
– О, с этим мои люди справятся, – заверил его мистер Меркин, – Мы установим специальный лифт и будем вытаскивать содержимое при помощи тачек. Ваш человек сказал, что вы хотите получить первоклассную работу, и вы ее получите. Я привез с собой стражников мертвых.
Симеон наблюдал за тем, как Хонейдью закрывает дверь в уборную. Вид у него был такой, словно он только что застрелил дикое животное.
– Что еще за стражники мертвых? – спросил Симеон.
– Стражники мертвых, – повторил мистер Меркин. – В Лондоне они – лучшие. Разумеется, вы платите им двойную плату, но это того стоит. Не надо крохоборствовать, как я часто повторяю. Парни в два счета спустятся вниз и отчистят все до блеска, ваша уборная заблестит, как мытая тарелка. Но, само собой, порядок придется поддерживать, ваша светлость. Больше никаких глупостей. Я буду раз в три месяца проверять состояние труб, а дважды в день их будет необходимо промывать чистой водой. Я все подробно расскажу вашему дворецкому. Если вы полюбите свою канализацию, она полюбит вас.
Симеон слышал, как Хонейдью издал какой-то странный звук, который, должно быть, означал, что он не совсем готов полюбить канализацию.
– Так я спросил о стражниках мертвых, – настойчиво напомнил он.
– Это часть той группы, которая собирает трупы, – ответил Меркин. – Как вы понимаете, я говорю о тех, кто утонул в реке. Но бывает и так, что кто-то умер в доме, и покойника никто не обнаружил. Есть еще и убийцы, разумеется. Стражники мертвых никого не убивают. Но существует же неприятная и грязная работа, которую кто-то должен выполнять.
От его веселого задора Симеона слегка затошнило.
– Я всегда приглашаю их, когда возникает необходимость для такой работы, как у вас, – продолжил Меркин. – Они дожидаются меня внизу, в пабе, так что, с вашего позволения, мы возьмемся за дело.
– Конечно, – кивнул Симеон.
– Сначала нам понадобится спустить туда трубу, чтобы вывести газ, иначе мои парни задохнутся. Там вообще нет воздуха. Потом мы с вашим дворецким придумаем, как вынести содержимое с наименьшим ущербом для вас. И еще я попрошу вашу светлость уйти, – договорил мистер Меркин.
– Уйти? Я не могу, я…
– Уйти, – повторил Меркин. – Я же вижу, что вас тошнит уже сейчас, а ведь вы даже еще не нюхнули того зловония, которое заполнит дом. Вы должны покинуть дом завтра утром и не возвращаться до следующего дня, ваша светлость. Это касается всех – и горничных, и тех, кто еще есть в доме. Дворецкий может остаться, чтобы проследить за сохранностью вещей и серебра.
Симеон услышал тихий стон, раздавшийся оттуда, где стоял Хонейдью.
– Сначала мы откроем дверь и откачаем весь газ. Это займет день и ночь или, может, два дня. Потом мы спустимся вниз, выгребем яму и почистим ее, – продолжал объяснять Меркин. – После этого я заменю трубы, но это уже совсем другое дело.
– И вы сами будете спускаться вниз? – спросил Симеон, который не мог представить себе, что пафосный мистер Меркин спускается в выгребную яму.
– Нет-нет, – нетерпеливо ответил Меркин. – Это дело стражников мертвых. Имейте это в виду. При нормальном порядке вещей я бы воспользовался парочкой грязевых жаворонков. Ну а теперь мне пора, ваша светлость. Буду вам обязан, если завтра утром вы покинете дом. Как вы понимаете, стражники мертвых могут понадобиться в Лондоне в любую минуту, так что нам надо поторапливаться.
Помолчав, он одернул жилет, чтобы тот получше облегал его живот.
– Ну а теперь я должен вам сказать еще кое-что, ваша светлость, – вновь заговорил мистер Меркин. – Стражники мертвых – это не мои слуги, так что я не могу отвечать за их поведение.
– Почему вы так тревожитесь за них? – полюбопытствовал Симеон.
– Меня беспокоит воровство, – ответил Меркин. – Своих грязевых жаворонков я знаю.
– Грязевых жаворонков? – переспросил Симеон.
– Парней, которые выросли в грязи Темзы, – нетерпеливо пояснил Меркин. – Видите ли, я выбираю лучших из очень большого количества, и мои парни не воруют. Но стражники мертвых – настоящие пираты. Они ходят туда, куда не пойдет никто из целого города. И они выполняют ту работу, за которую не возьмется никто другой. Понимаете, ваша светлость, они живут вне закона.
Хонейдью громко застонал.
– Они нужны вам, ваша светлость, потому что мне больше не к кому обратиться для того, чтобы выгрести из ямы нечистоты. Они – единственные.
– Даже если мы заплатим… – начал было Симеон.
– Не хватит никаких денег в мире, – остановил его Меркин. – К тому же если я отправлю в яму кого-то из своих парней, он может там погибнуть, и тогда мне придется, кроме всего прочего, возиться с трупом. Это если в яме уже нет покойника, – добавил он. – Там стоит чудовищная вонь, и это меня серьезно тревожит. – Повернувшись, Меркин посмотрел на Хонейдью. – В доме за последние несколько лет кто-то пропадал? Может, горничная какая исчезла или еще кто?
Хонейдью приосанился.
– Нет, ничего подобного не было.
– Вот и хорошо. Но там, внизу, скопился газ, понимаете? Не воздух! А у стражников мертвых легкие сделаны из стали. Я видал их в действии, наблюдал за тем, как они спускаются в воды Темзы. Не думаю, что есть еще кто-то, кто смог бы так же долго задерживать дыхание, как они.
– Хонейдью, – извиняющимся тоном заговорил Симеон, – нам необходимо вычистить выгребную яму, независимо от того, что это может причинить беспокойство домашним.
– Они привыкли заходить в дома, где труп пролежал уже месяц-другой, – снова вступил в разговор мистер Меркин. Зацепив большие пальцы за карманы жилета, он слегка покачивался взад-вперед. – Они забирают себе все деньги, которые обнаруживают на мертвеце, и считают это своей обязанностью. И у утопленников – тоже. Так что если они и возьмут какие-то пустяки с найденного в доме покойника, то кого это волнует? Родственников же нет, понимаете? Иначе они разыскали бы беднягу, прежде чем он разложился.
– Именно так, – кивнул Симеон.
– Я отнесу все в сарай, – сказал Хонейдью. – И буду сам стеречь его.
– Думаю, так и следует поступить, – согласился мистер Меркин. – Они не грабители.
– Простые воры, – вставил Хонейдью.
– Да, они могут прихватить то, что плохо лежит, – не стал спорить Меркин, – но, как я уже говорил, ваша светлость, эти парни выполняют ту работу, за которую больше никто не возьмется. – Он повернулся. – А теперь, с вашего позволения, мне нужно провести кое-какие приготовления. Мистер Хонейдью показал мне, где трубы выходят на склон холма. Мы будем вытаскивать их оттуда до тех пор, пока они не начнут ломаться в наших руках, а стражники мертвых тем временем займутся своей работой. – С этими словами он откланялся и ушел.
– Я останусь в доме, Хонейдью, – сказал Симеон. – Можете отнести серебро в мой кабинет. Я только что начал приводить в порядок бумаги отца.
– Во вдовьем доме есть чудесный письменный стол, – успокаивающим тоном проговорил дворецкий. – Я велю немедленно отнести туда все документы. А теперь прошу вашу светлость меня извинить: у меня еще очень много дел. И я не доверяю этим мошенникам, нельзя их оставлять возле серебра, так что его нужно вынести из дома. Серебро и все то, что они могут украсть.
Вернувшись в кабинет, Симеон сел. Он оставил на столе открытое письмо от мистера Киннэрда. Симеон попытался восстановить в памяти подробное описание состояния городского дома на Сент-Джеймс-сквер. Крыша протекла, и вода залила чердак. Крысы устроили в кухне гнезда…
Казалось, вонь из канализации так и липнет к его коже. Симеон закрыл нос рукавом. Нет, это всего лишь игра его воображения. Если только…
Герцог встал. Он принимал ванну всего лишь пару часов назад, но, похоже, настало время сделать это снова.
