Текст книги "Когда герцог вернется"

Автор книги: Элоиза Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Элоиза Джеймс
Когда герцог вернется

Пролог

Фонтхилл

Загородное поместье лорда Стрейнджа

19 февраля 1784 года

– Женщины использовали одежду для обольщения мужчин со времен Евы, прикрывшейся своим первым фиговым листком. Адам наверняка испытывал раздражение после этой истории с яблоком, так что Еве пришлось приложить немало усилий, чтобы соорудить что-нибудь сногсшибательное из листьев и веревочки.

Значит, именно поэтому ей так трудно решить, во что одеться?

Горничная бросила на кровать уже седьмой из отвергнутых госпожой нарядов, а Исидора, герцогиня Козуэй, задумалась о том, в каком платье ее предпочтет увидеть муж: в бархатном рубиновом с глубоким декольте или в открытом, небесно-голубого цвета, с небольшим шлейфом.

Ей было бы проще принять решение, если бы она наконец-то познакомилась с мужем, о котором шла речь.

– Ваша светлость выглядели великолепно в белом блестящем шелке, – промолвила горничная. Судя по всему, она уже начинала терять терпение от возни со всеми этими крохотными пуговками и крючочками, с нижними юбками и кринолинами, которые приходилось менять при каждом переодевании.

– Все было бы не столь сложно, если бы мне, как и Еве, пришлось иметь дело всего с несколькими виноградными лозами, – сказала Исидора. – Хотя мое замужество едва ли можно назвать райским.

Люсиль закатила глаза: невыносимо было выслушивать философские рассуждения госпожи о замужестве.

Не то чтобы портновские возможности Евы были ограничены, но они с Адамом отправились в дикую местность. А вот она, Исидора, выманила своего мужа, герцога Козуэя, из дикой Экваториальной Африки. Однако судя по записке, в которой он сообщал, что приедет вечером, герцог был раздражен не меньше Адама. Мужчины никогда не любили получать наставления.

Может, ей стоит надеть бледно-желтое платье – то, что вышито цветочными лепестками. Такой наряд действует на мужчин обезоруживающе, подчеркивая женскую хрупкость.

Исидора снова взяла его в руки и, приложив к груди, посмотрела на свое отражение в зеркале. Не важно, что покорность никогда не была ее главной добродетелью: в этом платье она будет выглядеть послушной скромницей. Хотя бы некоторое время.

– Отличный выбор, ваша светлость, – с энтузиазмом проговорила Люсиль. – Вы в нем очень хороши. Выглядите как свежее масло.

Платье было отделано тонкими кружевами и светлыми лентами.

– К волосам мы приколем цветы, – продолжала горничная. – Или мелкие жемчужинки. Можно даже добавить немного кружев на лиф.

Скрывать бюст – это уже чрезмерная скромность, подумала Исидора.

– Жемчужинки? – с сомнением переспросила она.

– Ну да, – кивнула Люсиль. – А еще вы могли бы взять в руки маленький молитвенник вашей матери – ну тот, что украшен кружевами.

– Молитвенник?! Ты хочешь, чтобы я спустилась вниз с молитвенником? Люсиль, ты забыла, что мы собираемся на домашний вечер, пользующийся самой дурной славой во всей Англии? Без сомнения, среди гостей лорда Стрейнджа нет ни одного, у кого вообще есть с собой молитвенник. Кроме меня, разумеется.

– У ее светлости герцогини Берроу есть молитвенник, – заметила Люсиль.

– Знаешь, Гарриет приехала на этот вечер инкогнито, да еще и переодевшись в мужчину, – возмутилась Исидора. – Так что я сильно сомневаюсь, что она станет расхаживать по дому с молитвенником в руках.

– Но книга придаст вам добродетельный вид, – упрямо стояла на своем горничная.

– Она придаст мне вид жены викария, – заявила Исидора, бросая платье на кучу остальных туалетов.

– Вы встречаетесь с его светлостью в первый раз. Не захотите же вы выглядеть так, будто часто бываете в гостях у лорда Стрейнджа. А в этом платье вы походите на дебютантку, – добавила Люсиль, явно считая, что задела нужную струну в душе своей госпожи.

Это решило дело. Исидора не собиралась надевать ни желтое платье, ни жемчуг. Никакая она не дебютантка: ей двадцать три года, и даже несмотря на то что она должна впервые увидеть своего мужа, они женаты уже одиннадцать лет. Они вступили в брак по доверенности, но Козуэй не счел нужным вернуться, когда ей исполнилось шестнадцать, восемнадцать и даже двадцать. И он не имеет права ждать, что она будет выглядеть как дебютантка. Должен же он представлять себе, что это такое – становиться все старше и старше, когда твои друзья то и дело женятся и заводят детей. Даже странно, что она не высохла, как яблоко.

Чудовищная мысль. Вдруг он решил, что она и в самом деле похожа на высохшее яблоко? К тому же она намного старше дебютанток, которые только начинают выходить в свет.

Подумав об этом, Исидора приосанилась. Долгие годы она играла роль покорной жены, берегла репутацию и ждала возвращения мужа. Да что там ждала – изнывала по встрече с ним, если уж говорить правду самой себе. Но что заставило Козуэя наконец-то отправиться домой? Неужели он внезапно вспомнил, что они никогда не виделись? Нет. Действовать его заставила новость о том, что его жена собралась на домашнюю вечеринку, прославившуюся скорее дебошами, чем лимонными пирожными. Ей уже давно следовало забыть о своей репутации, и тогда он радостно выбежал бы из джунглей и помчался бы за ней, как собачка на поводке.

– Серебро и бриллианты, – решительно проговорила она.

– Ваша светлость! – воскликнула горничная, всплеснув руками. – Если уж вы не намереваетесь надевать желтое платье, выберите такое, в котором есть хотя бы намек на скромность.

– Нет! – отрезала Исидора. Она твердо приняла решение. – Тебе известно, что именно его светлость написал мне, Люсиль?

– Нет, конечно, ваша светлость. – Люсиль осторожно перекладывала целую кучу сияющего шелка и атласа, разыскивая самый скандальный туалет госпожи. Тот самый, который Исидора надевала очень редко, потому что первое же ее появление в нем закончилось неожиданной дуэлью между двумя французами, настолько потерявшими голову, что они учинили драку прямо на мостовой перед Версальским дворцом.

– В письме говорится, – промолвила Исидора, разворачивая листок почтовой бумаги, который ей принесли несколько часов назад, – что… Ага, вот: «Я обнаружил, что у меня кое-что пропало». И еще он добавил таинственный комментарий, который, надеюсь, намекает на его скорый приезд: «Сегодня вечером».

Недоуменно заморгав, Люсиль подняла голову.

– Что? – переспросила она.

– По-моему, муж считает, что я – это пропавшее тело. Возможно, он полагает, что слишком хлопотно ехать из Лондона, чтобы забрать меня с вечера у лорда Стрейнджа. Возможно, он думает, что я буду ждать у причала, когда подплывет его лодка. Возможно, он уверен, что я стою и жду его там на одном месте долгие годы, а из моих глаз катятся и катятся слезы!

У Люсиль был типично французский трезвый ум, а потому она не обратила внимания на истеричные нотки в голосе Исидоры. Горничная выпрямилась, держа в руках пышный роскошный ворох светло-серебристого шелка, в котором сверкали крохотные бриллиантики.

– Хотите, чтобы я и вашу прическу украсила бриллиантами? – спросила она.

Это платье так плотно облегало фигуру Исидоры, что она могла надеть самый маленький корсет, скроенный так, чтобы увеличивать ее грудь, а талию делать еще тоньше. Платье шила личная портниха королевы Марии Антуанетты, и предполагалось, что, облачившись в это великолепие, его обладательница удостоит своим вниманием зеркальные залы Версаля, с которыми дымные коридоры резиденции лорда Стрейнджа имели весьма отдаленное сходство. Не говоря уже о том, что ей придется толкаться там среди самой разнообразной публики, в которой будут и герцоги, и фокусники. И все же…

– Да, – сказала она. – Конечно, к концу вечера я могу потерять несколько бриллиантов. Но я хочу, чтобы муж понял, что я не какая-нибудь заблудшая бессловесная овца, которую можно просто забросить в экипаж и отвезти в Лондон.

Услышав эти слова, Люсиль рассмеялась и принялась ловко зашнуровывать подходящий корсет. Исидора смотрелась в зеркало, спрашивая себя, какой, интересно, представляет себе свою жену герцог Козуэй? Она совсем не походила на бледную английскую розу, учитывая ее пышные формы и темные волосы.

Исидоре было ужасно обидно, что Козуэй долгие годы путешествовал по миру, а она ждала его возвращения. Интересно, за последние десять лет он хоть раз вспомнил о ней? Подумал ли о том, что стало с той двенадцатилетней девочкой, на которой он женился по доверенности?

Исидора была почти уверена в том, что для Козуэя она не более чем небольшая часть забытой когда-то собственности. Это буквально сводило ее с ума. Еще бы, ведь она годами размышляла о том, что за человек ее муж, а он пропадал где-то в поисках истоков Нила и даже не думал о ней.

– Помаду для губ, – сказала она Люсиль. – Кстати, я надену еще и туфли с бриллиантами.

– Шикарный туалет! – проговорила Люсиль и неожиданно рассмеялась, как умеют смеяться только француженки. – Герцог даже не узнает, что с ним приключилось.

– Именно так, – удовлетворено кивнула Исидора. – Знаешь, Люсиль, я ошибалась. Ева не самая лучшая модель. Мне следовало думать о Клеопатре.

Люсиль боролась с кринолином Исидоры, поэтому лишь пробормотана в ответ что-то невнятное.

– Клеопатра плавала по Нилу на корабле, обшитом золотом, – мечтательно промолвила Исидора. – Марку Антонию было достаточно только взглянуть на нее, чтобы он навсегда потерял свое сердце. А ведь так случилось вовсе не из-за того, что она выглядела женой-скромницей.

Люсиль выпрямилась.

– Думаю, герцог и не вспомнит слово «скромность», увидев вас в этом платье, – сказала она.

– Вот и отлично, – заявила Исидора, улыбаясь своему отражению, пока Люсиль набрасывала ей на голову серебристую вуаль. Лиф сидел на ней так, словно был сшит точно по ее фигуре, хотя, собственно, так оно и было. Примерки очень утомляли ее, но каждая потраченная на них минута того стоила. На талии шелк был заложен глубокими складками, так что приоткрывалась нижняя юбка из шелка цвета морской лазури. С первого взгляда можно было и не заметить крохотных бриллиантов, которыми были расшиты лиф и юбки, но благодаря им весь туалет искрился всеми цветами радуги. Такое платье превращало его обладательницу в королеву.

Точнее, в царицу Клеопатру.

* * *

Но все бриллианты мира не могли бы унять тот леденящий душу ужас, который охватил Исидору, когда она спускалась по лестнице. Она наконец-то увидит своего мужа. Впервые!

А что, если он уродлив? Без сомнения, у него обветренное на солнце лицо, и это самое малое. Скорее всего с соблюдением правил гигиены в Африке беда, сказала она себе. Козуэй мог также лишиться нескольких зубов. А глаза? Возможно, у него…

Исидора заставила себя остановиться, прежде чем эти предположения окончательно ее доконают. Кем бы он ни был, как бы ни выглядел – у нее наконец-то появится настоящий муж. И она сможет родить детей. Станет настоящей герцогиней, а не женщиной, известной всем как герцогиня Козуэй, а друзьям – как леди Дель Фино. Долгие годы она ждала этого события.

Эта мысль придала Исидоре решимости, когда она вошла в гостиную лорда Стрейнджа. Едва она появилась, в комнате наступила тишина: все присутствующие там джентльмены устремили на нее взоры – хотя, возможно, не на нее, а скорее на ее крохотный лиф, – после чего все как один поспешили ей навстречу. Исидора вздрогнула. Герцога среди них нет. Козуэй приедет позже.

Мужчины – это мужчины, твердила она себе, почувствовав, что при мысли о муже ее пульс бьется все быстрее и быстрее. Француз или англичанин, исследователь или фокусник – серебристое платье повергает на колени всех до единого.

Однако на сей раз чувственность ее туалета была не такой, как всегда. Прежде она игнорировала мужчин, глазеющих на ее бюст. Теперь Исидора внезапно поняла, что реакция мужа должна быть иной и что едва ли он просто бросил бы на нее полный страсти взгляд. Говоря откровенно, Козуэй имеет полное право сразу же повести ее наверх.

В постель.

Постель!

Конечно, она хочет спать со своим мужем. Она любопытна, она хочет детей, хочет…

Ее подруге Гарриет было достаточно одного взгляда на Исидору, чтобы понять, что происходит. Она подхватила ее под руку и буквально выволокла из гостиной, и это тут же случилось.

Парадная дверь была открыта, на улице валил снег. Дворецкий говорил что-то о нежданно плохой погоде, и тут…

Совсем рядом раздался мужской смех, и Исидора сразу же поняла: это Козуэй. Вначале она видела только его спину: это был очень крупный человек, в теплом пальто, в меховой шапке. Исидору охватила паника.

– Мне нужно подняться наверх! – прошептала она, едва не бросившись наутек.

– Слишком поздно, – сказала Гарриет, снова схватив ее за руку.

Так оно и было. Человек-гора повернулся к ним, и поскольку возле входа больше никого не было, их взгляды встретились. Он ее узнал. На платье он даже не взглянул, лишь посмотрел ей в глаза. Исидора с трудом сглотнула.

Когда он снял шапку и отдал дворецкому, по его плечам рассыпались черные волосы. При этом он не сводил с Исидоры взора. Его кожа цвета темного меда казалась теплой и уж никак не обветренной.

Не промолвив ни слова, он низко поклонился. Губы Исидоры шевельнулись, чтобы сказать… Что? В ответ на его поклон она присела в реверансе слишком поздно. У нее было такое чувство, будто она играла в какой-то пьесе. Он был…

Если бы Козуэй был Марком Антонием, Клеопатра скорее всего упала бы к его ногам. На английского герцога он не походил. Его волосы не были напудрены, на нем не было галстука и даже жилета. Он казался каким-то диким, неприрученным.

– Полагаю, вы – моя герцогиня, – промолвил он, взяв ее руку и поцеловав.

Исидоре удалось овладеть собой, но ее мысли неслись вскачь. Каким-то образом, несмотря на все ее предположения, она совершенно забыла, что ее муж – мужчина.

Не какой-нибудь вельможа с тонкими пальцами, отполированными ногтями и напудренными волосами. И не повеса вроде большей части тех мужчин, что посещали вечера в доме лорда Стрейнджа. Нет, это был мужчина, двигавшийся легко и грациозно, как лев, который, казалось, поглотил весь воздух в прихожей и который смотрел на нее, как на собственность…

Сердце Исидоры забилось так быстро, что она ничего не слышала.

Не был он ни одноногим, ни беззубым. Более того, его можно было назвать одним из самых красивых мужчин Лондона.

Исидора потеряла дар речи.

– Мы с герцогиней уезжаем утром, – обратился Козуэй к дворецкому.

Утром? Исидора была настолько охвачена страхом, что не могла даже представить себе, как пойдет к карете. Честно говоря, она представляла себе человека, который будет безумно рад, обнаружив, что его жена такая красавица. И вот теперь…

Исидоре всегда казалось, что власть принадлежит ей. Ничего подобного!

Она должна взять верх.

Клеопатра, в отчаянии подумала Исидора. Клеопатра никогда не позволила бы кому-то увезти ее, как багаж!

– Вообще-то я не собиралась уезжать в ближайшие дни, – проговорила она, улыбаясь ему, несмотря на то что сердце тяжело колотилось у нее в груди.

Козуэй не носил галстука. На нем был роскошный камзол бледно-голубого цвета, но сверху он был распахнут. Длинные манжеты спадали вниз, а пуговицы не были даже застегнуты. Одним словом, вид у него был такой, как будто он готов лечь в постель.

При мысли об этом Исидора содрогнулась.

Герцог снова поднес ее руку к губам. Наблюдая за тем, как он прикасается к ее перчатке, Исидора вновь ощутила дрожь.

– О, моя дорогая, – промолвил он. – Я сгораю от желания поскорее обвенчаться.

Исидора была поражена этими его словами – «моя дорогая», – тем, как его взгляд согревал ее, странными ощущениями, которые заставили ее колени подгибаться.

Но потом она поняла, что именно он сказал.

– Мы уже женаты, – напомнила она. Поскольку он, кажется, удивился, она добавила: – Вы не замечали этого долгие годы, но, уверяю вас, это правда.

А потом все пошло кувырком.

Все началось там… а закончилось, когда Исидора оказалась ночью одна в спальне.

Не говоря уже о том, что на следующий день Исидора отправилась в Лондон, по-прежнему оставаясь девственницей.

У нее было ощущение, будто муж повесил на нее ярлык – как на дорожный сундук: «Исидора, собственность герцога».

Глава 1

Гор-Хаус, Кенсингтон

Лондонская резиденция герцога Бомона

21 февраля 1784 года

– Он девственник.

– Что-о?!

– Он девственник и…

– Твой муж девственник?

– И он не будет спать со мной.

Джемма, герцогиня Бомон, упала в кресло с выражением комичного смятения на лице.

– Дорогая, да лучших оснований для расторжения брака не придумаешь! Подумать только! – добавила она с некоторым смущением. – Может, он монах?

Исидора покачала головой.

– Признаться, у меня не было возможности увидеть это, – сказала она. – Но он сказал, что в конце концов уложит меня в постель – правда, не раньше, чем мы поженимся.

– Но вы и так женаты!

– Совершенно верно, – кивнула Исидора. – Конечно, я могу называть себя леди Дель Фино, но правда в том, что перед лицом закона я – герцогиня Козуэй. – Она опустилась в кресло напротив подруги. – Мы женаты уже более одиннадцати лет, по моим подсчетам. Но в том, что мой муж до сих пор остается девственником, нет моей вины. И если бы он долгие годы не разъезжал по всей Африке в поисках истока Голубого Нила, мы бы уже надоели друг другу до смерти.

Джемма удивленно посмотрела на нее.

– Это просто невероятно! – прошептала она. И повторила: – Не-ве-ро-ят-но!

– Последние семь лет я провела, кажется, во всех европейских дворах, отбиваясь от тамошних распутников, в ожидании его возвращения домой. И что же он сделал? Решил, что мы женаты не по-настоящему!

– Но почему же он не упал прямо в твою постель – девственник он или нет?

Исидора и сама не знала. Мужчины домогались ее с того времени, как ей исполнилось шестнадцать лет, но с тех пор она не сильно изменилась: те же черные волосы, бледная кожа, роскошный бюст. Одним словом, она весьма напоминает Венеру, но при этом она настолько очаровательна, что мужчины буквально сходят по ней с ума.

– Можно предположить, что Козуэя привлекают экзотические женщины, – продолжала Джемма. – И ты совсем не похожа на англичанку. У тебя такие красивые глаза удивительной формы, не то что наши глазки, напоминающие мелкие изюмины.

– Но я не считаю свою внешность экзотической, – сказала Исидора. – Кстати, у меня сложилось впечатление, что ему хочется иметь дело с женщиной, которая хорошо разбирается в домашних делах.

– Не думаю, что тебе следует впадать в панику, Исидора. Полагаю, ты не на шутку очаровала Козуэя, и он хочет провести церемонию бракосочетания с участием епископа, чтобы выразить глубочайшее уважение к тебе.

– Создается впечатление, что он выведен из состояния равновесия, – спокойно проговорила Исидора. – Наверное, все дело в африканском солнце. Да, мы заключили брак по доверенности, но он действителен и сегодня. Мне было всего двенадцать лет, однако я все прекрасно помню.

– Что ж, – с улыбкой сказала Джемма, – возможно, герцогу хочется устроить романтическую церемонию сейчас, когда он вернулся.

– А может, он абсолютно безумен или просто невероятно эксцентричен, – промолвила Исидора, доверяя словам все свои страхи. – Ну какой мужчина может остаться девственником, дожив до тридцати? Это отвратительно! Как я поведу его в спальню, Джемма? Обычно такие вещи делают мужчины.

– Должно быть, он исповедует некую странную религию и выполняет ее требования. Он говорил что-нибудь о церкви? – спросила Джемма. – Похоже, он – пуританин. Они становятся особенно суровыми, когда дело доходит до того, чтобы умерить собственные аппетиты, желания.

– Да я почти не общалась с ним, к тому же у нас было так мало времени, – вымолвила Исидора. – Так что если он и вступил в секту пуритан, то мне он об этом не сказал ни слова. Он приехал на домашнюю вечеринку, прихватил меня, как будто я сверток какой-нибудь, заявил, что нам следует еще раз заключить брачный союз, и бросил меня в Лондоне.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что он «бросил» тебя в Лондоне? – нахмурившись, спросила Джемма. – Где это он тебя бросил?

– В отеле «Неротс», – равнодушно ответила Исидора. – Мы провели там прошлую ночь. Но, полагаю, нет нужды добавлять, что спали мы не в одной комнате. И он сказал мне – не спросив моего мнения, разумеется, – что я должна дожидаться в отеле, когда он вернется из своего поместья.

Джемма откашлялась.

– Судя по всему, Козуэй не так осведомлен во всех делах, как того требуют английские обычаи, – сказала она. – И что ты ему ответила?

– Я была не так уж резка, как ты, должно быть, предполагаешь, – вздохнула Исидора. – Он считает, что я должна беспрекословно подчиняться ему. Знаешь, мне самой трудно в это поверить, но я действительно была готова его слушаться. Зато теперь мне на ум приходят лишь те язвительные слова, которые я должна была ему сказать.

– Ты натолкнулась на одну из невеселых сторон супружеской жизни, но очень быстро нашла подходящие случаю выражения, – вымолвила Джемма. – Мне понадобилось много недель на то, чтобы сформулировать все те колкости, которые я бы хотела обрушить на голову Бомона.

– Мне все же удалось ввернуть ему, что я уж лучше побуду у тебя, чем останусь коротать время в отеле, – заметила Исидора.

– А почему он не обсудил эту ситуацию с отелем, пока вы ехали с вечеринки в Лондон?

– Я и без того почувствовала себя униженной. К тому же Козуэй заснул, едва сел в экипаж.

– Козуэй уснул, увидев тебя впервые в жизни?! – изумилась Джемма. – Впервые в жизни встретив собственную жену?!

Исидора кивнула.

– Знаешь, Джемма, мне кажется, все дело в том, что я не оправдала его ожиданий. Должно быть, он мечтал о другой женщине.

– Думаю, тебе лучше приготовиться к самому худшему, – заявила Джемма. – Потому что мне кажется, что в основе всех этих странностей лежит неспособность к амурным отношениям. К тому же это вполне бы объяснило, почему он до сих пор девственник и к тому же устраивает такой шум из венчания.

– Но почему ты так считаешь?

– Еще одно венчание отодвигает неминуемое. Возможно, он считает, что если прежде у него чего-то и не получалось…

– Ну а кубок теплой крови поможет ему, да? – не сдержавшись, съязвила Исидора.

Она снова засмеялась, и в ее смехе радость перемешалась с отчаянием.

– Да, – кивнула Джемма. – Полагаю, именно об этом подумал бы любой мужчина.